Шеффилд Чарльз. Сверхскорость

   — Представьте себе Вселенную, заполненную эластичными лентами, — начал я. — В некотором месте кто-то начинает растягивать одну из них. Это то, что мы сделали, когда испытывали двигатель. Можно растянуть ее довольно сильно, и ничего не произойдет. Остальные ленты немного сместятся, и все придет в состояние покоя. Но если продолжать растягивание, наступит момент, когда что-то не выдержит. Лента лопнет. При этом прежнее равновесие не наступит. Из-за разорванной ленты вы будете выкинуты из этой Вселенной.
   — Это и имели в виду дженизы, когда предупреждали нас? — спросил молодой репортер.
   — Да, это. Но они сказали неправду, — горячо заявил Марк. — Когда я услышал их слова, я заново проделал все вычисления. Нарушение равновесия не происходит. Пространство-время лишь немного перестраивается, возможно, происходит уменьшение локальной кривизны на десять в минус двадцатой степени. Гиперсветовой двигатель вполне безопасен.
   — Но это означает, что дженизы лгали нам, — взволнованным голосом произнесла женщина-репортер. — Вы предполагаете, что они не проделали весь путь на этих своих кораблях, или что они не потратили четверть века, чтобы добраться до нас?
   — И то, и другое! — выкрикнул Марк. Охранники вздрогнули и проверили оружие. — Они солгали и в том, и в другом. Они не проделали весь путь на этих кораблях и не потратили на это четверть века. Они прибыли с Тау Кита (если это действительно их родина, если они не солгали и в этом) на большом корабле с гиперсветовым двигателем. Они вывели этот корабль на орбиту за Сатурном, где мы не смогли обнаружить его. Затем они перебрались на маленькие медленные ракеты, на которых доползли до Земли.
   Марк терял последние остатки чувства реальности, потому что молодой репортер тут же задал ему очевидный вопрос:
   — Но зачем им понадобилось обманывать нас? Какая им от этого польза?
   — Они не хотят, чтобы мы использовали гиперсветовой двигатель. Они хотят, чтобы мы оставались закупоренными здесь, в Солнечной системе. Они не хотят, чтобы люди путешествовали к звездам. Я думаю, они опасаются нас, потому что мы талантливее их.
   Даже мне его высказывание показалось безумным. Но в любом случае он старался напрасно. Если бы даже репортеры поверили ему (а мне было ясно, что они не поверили), они не смогли бы найти редактора, который опубликовал бы эти материалы. Изначально обладая отталкивающей внешностью, дженизы провели слишком мало времени вместе с людьми, чтобы изучить их недостатки. Их замедленная и путаная манера выражаться и очевидное замешательство, которое Марк считал доказательством превосходства нашего, человеческого разума, для большинства людей были привлекательными чертами. Дженизы стали всеобщими любимцами, и о них нельзя было услышать дурного слова. Магазины были забиты симпатичными маленькими лохматыми черными желеобразными цилиндрами; правда, по эстетическим соображениям игрушки не были покрыты отвратительным слоем слизи, который позволял амфибиям-дженизам существовать вне воды.
   Когда Марк Аврелий Джексон выступил против дженизов, у него не было ни единого шанса. В конце концов, разве не истратили альтруисты-дженизы многие годы своей жизни только на то, чтобы прибыть на Землю и предупредить людей? И разве им не предстоит ползти назад через световые годы в своих тесных, маленьких, неудобных кораблях еще в течение двадцати пяти лет? Многие ли из землян пошли бы на это даже для спасения ближайших родственников? Особенно для спасения ближайших родственников.
   Поэтому, хотя Марк и продолжал говорить, я знал, что он зря теряет время. За свои непопулярные взгляды он не удостоился бы ни дюйма газетного пространства, ни секунды телевизионного времени.
   Оказалось, что я ошибался. Один заголовок кричал: «Бешеные псы-ученые упорствуют!» И ниже: «Одобряем смертный приговор для безумных изобретателей».

 
   Марк может быть интересным объектом наблюдения для психологов. Когда его идея гиперсветового перемещения была отвергнута, он удвоил усилия. А когда его еретические взгляды на дженизов были высмеяны, он тут же перешел от предположений к поиску способов доказательства.
   — Должен существовать способ показать, что я прав, — заявил он. — Вилмер, давай я попытаюсь кое=что доказать тебе.
   Я промолчал. Когда двое заперты в одном помещении, трудно избежать дискуссии.
   — Пункт первый, — продолжал Марк. — По моим расчетам, опережающий потенциал, возникший при нашем опыте, должен был быстро затухнуть при движении назад во времени. Дженизы сказали, что они уловили его четверть века назад, но я утверждаю, что он уменьшился до уровня фона и стал неразличимым менее, чем за год. Если я прав, а я в этом не сомневаюсь, они не могли получить сведения о нашем опыте ранее, чем за год до того, как прибыли сюда.
   Пункт второй. Они сказали, что прилетели с Тау Кита, и траектория их полета подтверждает это. Даже если это не так, очевидно, что они попали в Солнечную систему извне. От ближайшей звезды нас отделяет более четырех световых лет. Четыре световых года или более за один год означает, что они должны были использовать гиперсветовой корабль.
   Пункт третий. Они отбыли две недели назад. Если они действительно собрались пролететь все расстояние до Тау Кита или любое другое межзвездное расстояние на этих субсветовых кораблях, то они находятся сейчас на начальной стадии разгона. Даже обладая самым совершенным двигателем, который только можно себе представить, им потребуется почти год, чтобы достигнуть половины скорости света.
   Он уставился на меня:
   — Ты понимаешь, что это означает?
   — Это означает, что они еще чертовски далеко от своего дома. Они действительно такие альтруисты, как все о них думают.
   — Нет! — Если бы представители прессы могли видеть Марка в этот момент, они бы могли считать, что их заголовок «Бешеные псы-ученые упорствуют» вполне справедлив: — Вилмер, это означает, что если они сказали правду о том, как они сюда прибыли и как и куда собираются возвращаться, то любой, обладающий гиперсветовым кораблем, может полететь и перехватить их. Если их нет сейчас на том месте, где они должны быть, то они солгали или о том, что прибыли с Тау Кита или о двигателе. Если ты хочешь знать мое мнение, то я думаю, что они уже дома, неважно, где он находится (а я готов спорить, что это не Тау Кита), и хохочут над доверчивыми землянами.
   Я посмотрел на него, потом обвел взглядом невыразительные бежевые стены камеры.
   — Давай теперь я попытаюсь кое-что доказать тебе, Марк. Пункт первый. В солнечной системе существует только один гиперсветовой корабль, на него наложен арест, он находится на орбите и строго охраняется, потому что все на Земле боятся его. Если бы они не опасались прикоснуться к нему, то давно уже уничтожили бы его.
   Пункт второй. Существует всего два человека, которые умеют управлять этим кораблем. Никто другой никогда даже не приближался к нему.
   Пункт третий. Эти два человека заперты в подземной камере в здании, находящемся в центре Невадской пустыни. У них нет ни инструментов, ни друзей, ни денег, ни способа попасть в космос, ни тем более, возможности достичь «Сверхскорости». Забудь об этом, Марк, ты бы ничего не смог сделать, даже за тысячу лет.
   — Я знаю, что не смог бы, — ответил он, продолжая внимательно смотреть на меня. Внутри у меня возникло ощущение движения, как если бы недавно съеденный мной завтрак неожиданно превратился в живых червей. — Я знаю, что не смог бы, — повторил он. — Это не по моей части. Но ты, Вилмер, если бы ты...
   — Это невозможно.
   — Я уверен, что возможно.
   — Абсолютно невозможно.
   — Ладно, — он поднялся, отошел к своей койке и лег, не произнеся больше ни слова.
   Я отошел к своей собственной койке, лег и закрыл глаза. Я подумал, что был не совсем искренен в разговоре с Марком. У меня по-прежнему оставались друзья на свободе и они по-прежнему были у меня в долгу за прошлые услуги. Кроме того, я поработал с нашими охранниками, намекая им на богатство Марка, так что они предоставили нас самим себе, и, в то же время, оказывали небольшие платные услуги, при условии, что они не представляли ни для кого опасности. Что касалось охраны вокруг корабля, то не стоило преувеличивать эту проблему. Пока все считали, что Марк и я заперты здесь, там все были спокойны. Я вздрогнул и прервал размышления на этом месте. Чего хотел от меня Марк? Помочь ему уничтожить нас самих и все человечество в придачу? Но он уже затронул во мне то темное, тайное место, где скрывалось мое истинное "Я". Черви из моего живота пробрались по пищеводу в мозг. Мое воображение разыгралось.
   Если бы мы сбежали из тюрьмы, то сразу поднялась бы тревога. Нас бы начали разыскивать. Вдвоем мы бы не смогли уйти далеко от тюремных стен, а тем более попасть в космос. Кроме того, охрана вокруг корабля была бы утроена и приведена в состояние полной боеготовности.
   Только одному человеку требовалось попасть на корабль.
   И еще очень много чего предстояло провернуть здесь, в тюрьме, чтобы исчезновение одного человека осталось незамеченным.
   Значит, бежать должен Марк, чтобы вести корабль, разработать программы, которые позволят осуществить последовательность прыжков, подобных тем, которые доставили экспериментальный модуль к Марсу, и при каждом переходе в обычное пространство искать корабль дженизов.
   Я должен был оставаться здесь, чтобы все уладить, но каким образом? Я не представлял себе, как сделать, чтобы исчезновение Марка не было обнаружено раньше, чем он попадет на корабль.
   Я открыл глаза, Марк сидел на своей койке, выжидающе глядя на меня.
   — Ну как? — спросил он.
   — Убирайся к черту, — ответил я и снова закрыл глаза. За кого он меня принимает?
   Я пролежал всего три минуты. Необычные вещи иногда удается сделать сразу. На чудеса требуется немного больше времени.

 
   «Немного больше времени» в данном случае оказалось шестью неделями. Все должно быть спланировано точнее, чем при стыковке на орбите пяти кораблей. Я разбил проблему на отдельные части, каждая из которых должна быть решена, чтобы вся операция прошла успешно. Марк должен был исчезнуть из тюрьмы незамеченным. Затем я должен был скрывать его отсутствие, по крайней мере, пять дней. Марку было необходимо столько времени, чтобы покрыть все расстояние от Невады до корабля. Далее, ему требовались документы, чтобы проникнуть на борт корабля и без помех оставаться там. После этого он мог поступать по своему усмотрению.
   Я полагал, что подготовка займет год и был готов к провалу в конце этого года. Удивительно, что успех, достигнутый за шесть недель, стал возможен лишь потому, что я находился в тюрьме. Заплатив достаточно денег, а у Марка их было полно, человек в заключении может получить то же, что и на свободе, и даже гораздо больше. Я быстро понял, что тюрьмы являются естественными точками концентрации любой деятельности, какую только можно себе представить, как законной, так и незаконной.
   Вы хотите, чтобы Марк Аврелий Джексон принял участие в экспериментах по сенсорной депривации, которые в данное время проводятся в этой тюрьме? Группа университетских исследователей будет рада принять его. Для них один здоровый заключенный мало чем отличается от другого, и рекомендации от охраны им вполне достаточно. Провести кого-нибудь в тюрьму и поместить в камеру сенсорной депривации вместо Марка стоит несколько тысяч долларов. Вывести Марка на свободу в одежде этого человека стоит дороже, но ненамного труднее.
   Однако не все так дешево. Вам требуется комплект поддельных документов, подтверждающих, что вы бизнесмен из Невады, отправляющийся в космос по делам, являющимся коммерческой тайной? Нет проблем, кроме денег и их количества. Лучшие изготовители поддельных документов уже ждут вас за решеткой, здесь же в тюрьме.
   Еще один элемент головоломки, которую я не знал, как решить, находился на борту самого корабля. Марк не хотел, чтобы кто-нибудь сопровождал его в полете, поэтому нужно было как-то устроить, чтобы он оставался на корабле один достаточно долго, чтобы совершить первое гиперсветовое перемещение.
   Пока я обдумывал это, Марк был занят другой проблемой.
   — Я надеюсь, что энергетическая установка корабля сохранилась в рабочем состоянии, — сказал он, когда мы переводили часть его денег на анонимный банковский счет. — Было бы очень сложно заново запускать все системы.
   Я уставился на него:
   — Спасибо, Марк. Это именно то, что мне нужно.
   Его новые поддельные документы утверждали, что он является специалистом по промышленной безопасности и отправляется на корабль для отключения опасного ядерного оборудования, чтобы предотвратить взрыв. Имея такие документы и произнеся несколько специальных терминов, можно подняться на борт и не сомневаться, что в радиусе тысячи километров никого не найдешь.
   Когда наступило последнее утро, мы пожали друг другу руки, впервые за все наше долгое знакомство. Дверь отперли снаружи. Марк покинул камеру, а прыщавый двадцатипятилетний молодой человек с удивленным взглядом, занял его место. Через час его забрали. На мгновение я подумал, что он, вероятно, не представлял себе, что такое эксперименты по сенсорной депривации. Полагаю, он не заметил большой разницы между ними и обычными условиями своего существования. Я задумался, представляя себе перемещения Марка. Сейчас он, должно быть, приближается к аэропорту, бросив нанятую для него машину и забрав билет. Сейчас он должен быть в космическом комплексе, проходя обычную медицинскую проверку, включающую идентификацию ДНК. Эту проверку он должен был пройти легко, так как я нанял лучшего компьютерного взломщика, который ввел характеристики Марка в нужный банк данных компьютера. Восемь часов спустя он должен был выйти на орбиту, а еще через четыре часа находиться в орбитальном пересадочном корабле на пути к «Сверхскорости».
   Телевизор у меня работал круглосуточно. Отсутствие новостей было, конечно, хорошей новостью, до тех пор, пока Марк не достиг «Сверхскорости» и не сделал последнего шага.
   У меня было достаточно времени, чтобы подумать, не слишком ли сильна моя вера в Марка. Это был человек, который противопоставил себя нашему миру и противопоставляющий свой авторитет миру дженизов.

 
   В это утро телевидение заработало точно по расписанию. По всем каналам сообщалось о необъяснимом исчезновении корабля. Было очевидно, что люди ничего не понимали в происходящем, поскольку комментарии выражали тревогу за судьбу «инспектора по безопасности», находящегося в тот момент на борту.
   Менее, чем через час, меня вызвали на допрос.
   Я увидел самого себя по телевизору и с облегчением услышал, что Марк Аврелий Джексон «находится в тюрьме, но недоступен для беседы». Я сказал, что не могу сообщить им ничего полезного. Думаю, что я выглядел взволнованным. Я и был взволнован. А сейчас, в конце дня, ожидая еще одного телевизионного интервью, я смотрю на охрану и на дневной свет, струящийся через маленькое зарешеченное окно, и по-прежнему волнуюсь.
   Хотя Марк на своем корабле отбыл всего десять часов назад, он должен был давно уже вернуться. Для того, чтобы проследовать по пути, который, предположительно, проделали дженизы, нашему кораблю потребовалось бы лишь несколько секунд. Даже если учесть короткие паузы между перемещениями, необходимые для перехода в обычное пространство и поиска кораблей дженизов. Марк мог переместиться на половину светового года, — а это намного превышает расстояние, которое те могли пройти на своих медленных кораблях, — и все равно вернуться несколько часов назад.
   Странные мысли начали возникать у меня в голове. Предположим, что Марк обнаружил корабли дженизов, и они уничтожили его, чтобы он не смог вернуться и рассказать об увиденном. Мы никогда не спрашивали, вооружены ли их корабли. Потом я понял, что мое предположение совершенно нелогично. Марк мог обнаружить дженизов, только если они сказали нам правду и действительно перемещались в своих медленных кораблях. В этом случае им ничего было скрывать от нас.
   Но возможно, Марк, не обнаружив следов дженизов по пути к Тау Кита, решил, что они скрывают свое местонахождение. Ему было бы несложно осуществить второе путешествие к какой-нибудь другой возможной звездной цели. Не достигнув результата, он мог продолжить поиски. Сколько путешествий он мог предпринять, чтобы иметь достаточно свидетельств для доказательства всем на Земле, что дженизы лгали?
   Я очень хорошо знаю Марка. Он любит быть всегда во всем абсолютно уверенным. Он не станет рисковать, чтобы не быть опять высмеянным. Я бы сделал один вылет и успокоился. Он мог решить сделать дюжину.
   Это неизбежно приводит к следующей мысли. Десятка гиперсветовых перемещений, согласно дженизам, достаточно для возникновения «значительных возмущений» в области пространства.
   Насколько большой области? Дженизы говорили о коллапсе в черную дыру части пространства-времени и об отделении этой области от остальной Вселенной. О коллапсе какой области они говорили — размером с корабль, планету. Солнечную систему? Происходит ли коллапс мгновенно или медленно и спокойно? Будет ли сам корабль находиться внутри этой области или вне ее? Мог ли Марк и его корабль, оказавшись снаружи, стать единственным во Вселенной свидетельством существования человечества?
   Я не готов отвечать на такие вопросы. Я хотел бы, чтобы Марк был здесь и убедил меня, что дженизы солгали, что я говорю чепуху и что беспокоиться не о чем.
   Меня утешает вид заходящего солнца — я смотрю на него, как обычно, сквозь маленькое зарешеченное окно.
   Но я хочу, чтобы быстрее наступили сумерки. Я хочу посмотреть на звезды.

Глава 1

   — Расскажи все как было, — сказала доктор Эйлин. — Все как было, пока ты ничего не успел забыть.
   — Зачем?
   Мне страсть как не хотелось делать этого. В первую очередь потому, что я не знал, как.
   — Затем, что людям это будет интересно даже через сто лет.
   — Но это же... — Я замялся. В самом деле, что? Скучно? Мне-то все это скучным не казалось. Но другим... — Кому захочется читать такое?
   — Всем. Тут им и опасность, и предательство, и отвага, и смерть. Не было еще таких, кто не хотел бы читать об этом.
   — Но почему именно я? Я не умею описывать вещи и события. У вас вышло бы гораздо лучше.
   Доктор Эйлин положила руку мне на макушку и взъерошила мне волосы. Терпеть не могу, когда она так делает. Если бы я стоял, она бы не дотянулась.
   — Если ты хочешь сказать, что у меня больше опыта, ты прав. У меня все получится глаже и правильней. Но ты гораздо моложе меня, и твоя память должна быть раз в десять лучше моей. И главное, большая часть того, что я написала бы, известна мне, так сказать, понаслышке. Это значит, я только слышала об этом, но не переживала сама с начала до конца — так, как это пережил ты и ты один. Так что лучше тебя никто не расскажет. Придется уж тебе потрудиться.
   И она вышла, оставив меня наедине с диктофоном.

* * *

   Когда спустя четверть часа она вернулась, я не продвинулся дальше слов: «Меня зовут Джей Хара». На этом я застрял. В голове теснились воспоминания о сокровищах Пэдди, двух полулюдях Дэне и Стэне, о космопорте Малдун, о Лабиринте, о Мел Фьюри, о полете на Сверхскорости и обычном полете. Но рассказать об этом у меня не получалось.
   Доктор Эйлин подсела ко мне.
   — Какие-нибудь сложности?
   — Я не знаю, как об этом рассказывать.
   — Уверена, что знаешь. Начни с чего угодно. Пойми, Джей, ты ведь не строишь дом, где стены можно возводить только после того, как уложишь фундамент, а настилать крышу — не раньше, чем закончишь стены. Ты можешь начать с чего хочешь, и возвращаться к этому с дополнениями и поправлять то, что, как тебе кажется, ты описал неверно. И если потребуется написать правильнее, я помогу тебе. Ты только начни. И никаких «но». Давай.
   На словах все было очень просто. Наверное, для нее это и было простым делом. Но мне ненавистна была сама мысль о том, что она может взять то, что я расскажу, и поменять там что-нибудь, и оставить все это под моим именем. Поэтому я заставил ее пообещать, что она только подправит там и здесь, если я чего-то неясно напишу. Так я начал свой рассказ — с того момента, с которого он только и мог начаться.

* * *

   Меня зовут Джей Хара. Мне шестнадцать лет. Первые мои воспоминания — это моя мать и озеро Шилин. Мать выводит меня на крыльцо, обращенное к озеру, и мы смотрим, как зимнее солнце отражается на водной глади или вспыхивает на чешуе выпрыгнувшей из воды летучей рыбы. Иногда рыбы вылетали на берег и попадали к нам на сковородку. Но в озере их от этого не убавлялось.
   Озеро было широкое, и когда я был совсем маленьким, мне казалось, что оно тянется до края света, хотя временами, когда воздух был тих и особенно прозрачен, можно было разглядеть вдали очертания башен и куполов. И самое замечательное — когда небо вечерами темнело, а ветер стихал, мать изредка выводила меня на улицу и говорила:
   — Смотри, Джей! Вон там!
   Она показывала куда-то пальцем, но вначале ничего не было видно. Спустя несколько минут где-то на том берегу озера начинал расти розовый столб. Он рос, рос и упирался в небо.
   — Тебе отсюда не видно, — говорила мать, пока я не отрываясь смотрел на бесконечно высокую колонну, — но там, на самом верху, корабль. — Она улыбалась и продолжала: — Он летит все выше и выше — к Сорока Мирам. Когда-нибудь ты вырастешь, Джей, и твое место будет там. Ты будешь путешественником, таким, каких еще не бывало.
   К тому возрасту, когда мне исполнилось девять лет, я сильно расширил свои познания о путешествиях и путешественниках, но мне представлялось, что этот род занятий и вполовину не так замечателен, каким описывала его мать. И все потому, что некоторых космических путешественников мне довелось видеть. Раз в месяц или в два какой-нибудь странник заглядывал в наш дом. Все они приходили по пыльному проселку из города Толтуна, что находился в получасе ходьбы по берегу озера. Все они были мужчины; ни один из них не походил на другого, и все же в некотором отношении они были схожи. Я научился распознавать их по дряблым, трясущимся телам, по красным лицам со вспухшими жилами или по ужасному, разрывающему горло кашлю.
   И это были прославленные путешественники по Сорока Мирам! Я ясно видел их болезненную внешность, но моя мать, похоже, этого не замечала. Стоило одному из них показаться на дороге, как мать совершенно преображалась. Ничто иное — только появление этих хрипящих несчастных могло превратить ее из сильной женщины с независимым характером в хрупкое беспомощное создание.
   — Не будет ли вам трудно помочь мне управиться с этой корзиной? — говорила она, застенчиво трогая незнакомца за рукав. — Мне только в дом занести... — и сама смеялась над своей притворной хрупкостью.
   Не было случая, чтобы кто-то отказал ей, хотя зачастую ноша была тяжелей пришельцу, нежели матери (или даже мне). И стоило мужчине оказаться в нашей маленькой гостиной, как мать буквально расцветала. Бледные щеки окрашивались нежным румянцем, рыжие волосы водопадом ниспадали до пояса. Менялась даже ее походка: мать начинала двигаться легко и плавно, покачивая бедрами. Вечером она спускалась в погреб и возвращалась с бутылками самых лучших вин в дополнение к обильному и более изысканному, чем обычно, обеду. И еще одно: Дункан Уэст, дядя Дункан, обыкновенно проводивший в нашем доме почти каждый вечер, исчезал таинственным образом.
   Я понимаю, это должно показаться глупым (тому, кому вдруг взбредет в голову прочитать эту историю). Разумеется, теперь я хорошо понимаю, что все это означало. Но я не знал этого тогда. Для меня дядя Дункан с первых моих дней был непременной деталью нашего домашнего быта. Это был крупный, легкий на подъем человек, постоянно улыбающийся и известный мне как «Дядунка» — мне было всего два года, и я не мог выговаривать его имя целиком. Так что появление в доме незнакомого мужчины и исчезновение Дункана Уэста (возвращавшегося несколько дней спустя, когда гость уже исчезал) были для меня двумя самостоятельными фактами, которые я не пытался связывать друг другом.
   Глупо? Возможно. Но не думаю, чтобы большинство девятилетних детей отличалось от меня в этом.
   Что же касается меня, я любил, когда гость оставался у нас. И не только из-за вкусного обеда. Отчасти причиной этого была перемена в моей матери. Она становилась смешливой девушкой, полной обаяния и веселья, с сияющими глазами и лихо развевающимися кудрями. Другой же причиной были сами мужчины — кто бы они ни были, они приносили в наш дом истории из глубин космоса.
   Впервые услышал я про Лабиринт от высокого, костлявого человека с ярко-алыми следами ожогов от низа шеи (ниже не было видно из-за наглухо застегнутой рубахи) и до поросшего редкими волосами затылка.
   — Они зовут планеты Сорока Мирами, — произнес он. Мы как раз заканчивали обильный обед, а незнакомец и мать допивали уже вторую бутылку вина. Странника звали Джимми Гроган, и, хотя обращался он преимущественно к матери, подозреваю, что истинным слушателем был я — мать и так слышала все это раньше.
   — Это верно, но только если считать Лабиринт за один мир, — продолжал он. — Но если посчитать все, что в него входит, наша система будет скорее Четырьмя Тысячами, нет. Четырьмя Миллионами Миров.
   ЛАБИРИНТ. Мать поглаживала руку Грогана там, где на сгибе локтя на месте старого ожога розовела молодая кожа. Но мысли его были где-то далеко-далеко.