Шустов В Н. Человек не устает жить

Бумага такая плотная, в трубочку скручена. На столе она лежала.
- Чего, чего? - переспросила тетя Дуня.
- Чертежи, говорю, в трубку скрученные, что на столе в пионерской
лежали, где?
Щуря подслеповатые глаза, тетя Дуня посмотрела на неожиданных
гостей, вытерла о фартук руки и, поправив на голове ситцевый, белый с
черным горошком платок, концы которого были завязаны под подбородком,
сердито проговорила:
- Не нужны мне ваши бумаги. Ходите, хулиганите...
- Чертежи эти, - пояснил Никита, - важные очень. Привезли мы их
вчера вечером от Героя Социалистического Труда, в МТС ездили
специально.
- Говорил я тебе, что их надо забрать домой, - набросился на
Никиту Костя. - А ты - нет! нет! Вот и получилось... Где их теперь
возьмем?
- Отыскаться должны...
- Посвисти, может, они к тебе прибегут. Эх! Что я буду делать?
Как мне с Ильей Васильевичем разговаривать? - Костя сел за парту и
обхватил руками взъерошенную голову. - Сорвем занятия!
- Не страдай, никому, кроме нас, чертежи не нужны.
- Ага! Раз взяли, значит, кому-то понадобились. Тетя Дуня, а
может, вы видели в пионерской, а?
- Как репей, липнешь! Не брала я ваших бумаг! Ужо пожалуюсь
Герасиму Сергеевичу. Он вам хвост-то накрутит. По ночам-то что
устраиваете!
- А что такое?
- Еще и спрашивает, - тетя Дуня возмущенно всплеснула руками. -
Ночью кто Фунтика из хлевушка выгнал?
- Выскочить мог...
- Упрямый он у вас, - поддержал Костя.
- Порося-то - не человек, крюк не откинет!
- Нет, тетя Дуня, не выпускали мы Фунтика. Как это случилось? -
спросил Никита.
Охая и вздыхая, сторожиха рассказала о ночном происшествии. Часа
в два, проводив директора школы Герасима Сергеевича Воронова, который
обычно работал допоздна, тетя Дуня осмотрела двор, затворила калитку,
заперла на массивный железный крюк входную дверь и легла спать. И
совсем было задремала под теплым стеганым одеялом, как вдруг услышала
истошный поросячий визг. Фунтик верещал так дико, будто на него напали
матерые волки. Старушка поспешно вскочила и, суетливо бегая по
комнатушке, стала натягивать одежду. Впопыхах никак не могла разыскать
пальто, висевшее на видном месте у дверей.
- И куда оно могло запропаститься, - ворчала она, в который раз
обследуя вешалку, спрятанную за ширмой. - Шут а ним, так обойдусь!
Накинув на плечи шерстяную шаль, заспешила спасать "аспида".
Удивительная, ничем не объяснимая картина открылась ее взору.
Поросенок, никем не подгоняемый и не преследуемый, ураганом носился по
двору. При луне, беззаботно взирающей с высоты, щетина его отливала
серебром, и можно было подумать, что сильные переживания заставили
Фунтика поседеть в мгновение ока. Поросенок не обращал никакого
внимания на ласковый голос хозяйки, на ее увещевания. Тетя Дуня
осмотрела хлевушок с распахнутой дверью, глянула за поленницу и сарай
- ни души. Схватив метлу, она принялась преследовать непокорного
Фунтика, но тот увертывался от хозяйки, выписывая всевозможные фигуры
на снегу.
- Часа три, а то и более мурыжил меня этот аспид, чтоб ему
провалиться, - закончила тетя Дуня печальное повествование, - всю душу
вымотал, все жилы вытянул...
- Хитрая животина, - сочувственно поддакнул Костя. - Змей
Горыныч.
- Привязывать надо его к ночи, - посоветовал Никита.
- Порося на привязи держать? Слыхано ли дело!
- Беситься не будет... Нам, однако, идти пора, - сказал Никита. -
Шагаем, Костик.
Ни с чем возвратились они в пионерскую комнату и возобновили
поиски. Никита, орудуя деревянной указкой, шарил под диваном, а Костя
терпеливо и старательно перебирал прошлогодние газеты.
- Форточку открыть надо, - сказал он. - Задохнуться от пыли
можно.
Никита, взобравшись на стул, потянулся к форточке и тут заметил
на подоконнике грязный отпечаток подошвы: спереди - подковка, на
каблуке - пластинка для крепления коньков.
- Костик!
- Неужели нашел? - обрадовался тот.
- Сюда!
- Обыкновенный след, - разочарованно протянул Костя.
- Смотри лучше. Помнишь вчера в палисаднике следы на снегу?
- Ну?
- Точно такие были.
- Неужто? Что же получается? Выходит, тот самый человек чертежи
украл? Никитка, - Костя разволновался не на шутку, - он за нами
следил, когда мы в МТС ездили. Он!
- Должно, он и в окно ко мне заглядывал, и в окно к Илье
Васильевичу! Я выскакивал-то...
- За ним, да?
- Говорить не хотел. Думал, поймаю его на месте и расскажу...
- Как он в пионерскую забрался? Тетя Дуня услыхала бы...
- В форточку, видишь, форточка открыта!
Окна пионерской комнаты выходили на южную сторону, а школьный
двор располагался с северной. Если бы таинственной пропажей чертежей
заинтересовался опытный следователь, он сразу предположил бы, что их
исчезновение и ночная история с поросенком тесно связаны между собой.
Мало-помалу распутывая нить событий, он установил бы, что неизвестный
злоумышленник, обеспечивая себе свободу действий, сначала выпустил из
хлевушка строптивого Фунтика и, когда тетя Дуня появилась во дворе,
смело приступил к задуманной операции: залез на завалинку, открыл
форточку, проник в помещение и выкрал чертежи. Но Никита и Костя, не
искушенные в следовательских делах, не стали разбираться в тонкостях.
Обнаружив на подоконнике следы, они твердо решили, что чертежи похитил
незнакомец, преследующий их. Заключение это было вполне обоснованным.
Усевшись на диван, друзья принялись перечислять ребят, способных на
такую проделку.
- Демка мог это сделать, Толька Карелин, Ленька, - перебирал
Костя. - Кроме них, некому!
- Нехорошее дело-то, - произнес Никита. - Пойдет на такое не
каждый.
- Они! Никитка, какой глаз ты в окно видел?
- Черный-пречерный.
- Тогда это Колычев! Уроки начнутся, потребуем, чтобы немедленно
чертежи вернул! Не отдаст - Герасиму Сергеевичу скажем.
- Можно с Ленькой поговорить, - согласился Никита. - Ну а если он
не сознается? Как быть? Занятия-то придется отменить?
- Что ты! Нельзя отменять. Нет, Никита, занятие проведем!
- Хорошо, пошли объявление приколачивать. Чертежи, чертежи...
Илья Васильевич спросит, куда дели. Вот беда!
Костя достал из сумки объявление. Никита раздобыл у сторожихи
молоток, гвозди. Место для объявления выбрали на стене, рядом с
рукописной сатирической газетой "Колючкой".
- Не криво? - спрашивал Никита, забивая гвозди.
Костя отошел назад на шаг-два и, окинув взглядом работу, оценил:
- На совесть!
- Картина! - сказал кто-то сзади.
Ребята обернулись. Перед ними стоял Ленька. Разодет он был
по-праздничному: черный суконный пиджак небрежно распахнут, воротничок
белой рубашки выпущен поверх пиджака. В разрезе воротничка виднелся
угол матросской тельняшки. Вьющийся чуб зачесан, глаза поблескивают -
не поймешь: хитринка ли в них, ехидство ли; на тонких губах ничего не
говорящая улыбка.
- Салют! - поздоровался Ленька.
- Здравствуй! - Никита смотрел прямо ему в глаза. По ним он
старался определить того неуловимого незнакомца, который дважды
приводил его в трепет, заставлял строить фантастические предположения.
Но, то ли при дневном свете глаза у Леньки приобрели другой оттенок,
то ли обстановка, в которой сейчас встретились ребята, сыграла
определенную роль, а может быть, Ленька не имел никакого отношения к
незнакомцу, Никита не узнал в его глазах то грозное, таинственное,
всевидящее око. Нет, не узнал.
- Объявление о начале представления, - с обычной издевкой
заговорил Ленька. - Так, что ли? - Он шагнул поближе к объявлению и,
засунув руки в карманы брюк, стал читать: - "Ребята! Сегодня в шесть
часов состоится первое занятие кружка юных комбайнеров. Те, кто
записался, обязаны явиться без опозданий. Кто желает посещать кружок,
обращайтесь к ученику шестого класса "Б" Константину Клюеву. Запись
производится последний день. Кроме кружка юных комбайнеров будет
организован еще и кружок трактористов. Записываться у Клюева".
- Ишь ты! - заключил Ленька. - Складно сочинил. А мне вступить
можно?
- Пожалуйста.
- Примете?
- Дорога не заказана...
Завязалась словесная перепалка. Ленька говорил колкости, старался
вывести Никиту из себя, разозлить. Костя стоял в стороне и не спускал
глаз с Ленькиных ботинок. "Э! Как бы взглянуть на подметки, - думал
он. - Есть или нет?" По всей видимости, на Ленькиных ботинках не было
ни подковок, ни пластинок для коньков. Желтые кожаные, они были до
блеска начищены ваксой. Но ведь суть-то не в ботинках! Костя почему-то
был уверен, что перед ним - таинственный похититель чертежей.
- В кружок мне записаться разрешаешь? - переспросил Ленька.
- Записывает Костя, - ответил Никита.
- Занятия сегодня?
- Указано в объявлении.
- Глухих о комбайнах рассказывать станет?
- Он и показывать будет, - вмешался Костя.
- И картинки, оказывается, приготовили? Хорошо... Они здорово
помогают в учебе. Прочитаете про винтик в учебнике, глянете на
картинку, и станет понятно, что к чему.
- Да вот чертежи-то пропали, - неожиданно проговорил Костя. - Но
мы узнали, кто их из пионерской комнаты через форточку вытащил.
Попался он, голубчик!
Ленька вздрогнул, лицо его чуть побледнело. Костя торжествовал.
Но Ленька моментально пришел в себя и нахально улыбнулся.
- Подшутили? Кто, интересно?
- Ты чертежи стащил! - запальчиво сказал Костя.
- Я?! - Ленька засмеялся. - Ты, губошлеп, видел, что я в
пионерскую комнату лазил? Видел? Нечего тогда и говорить. Не пойман -
не вор! Знаешь это? Рады на меня нажаловаться? Не выйдет! За такие
дела бьют! Поняли? Я могу сказать Герасиму Сергеевичу... "Украл!"
Нужны ваши чертежи, как вот это. - Ленька плюнул. - Понятно,
комбайнеры и трактористы?
Подмигнув Косте, он преспокойно повернулся кругом и,
раскачиваясь, зашагал к открытым дверям класса.
- Слышишь, Никита, что он поет? - встрепенулся Костя. - Слышишь?
Я тебе что говорил?
Никита прислушался. Ленька пел:
Жил да был один герой,
Рост имел он небольшой.
По ночам во сне герой
С Золотой ходил Звездой...
На деревне шум и гам:
- Заходите в гости к нам!..
И далее следовал какой-то сверхзамысловатый припев, из которого
можно было узнать, что, проснувшись, герой горько плакал над
безжалостной судьбой своей, наградившей его карликовым ростом.
- Сочинил уже! Но верь, Никита, это он в окно заглядывал. И
следил за нами. И чертежи украл он!
- Не пойман - не вор! Правильно сказано. Если бы застали на месте
преступления, тогда другое дело. Подумай сам: скажем пионервожатой,
вызовет она Леньку, спросит, а он отопрется. Неудобно станет: зря на
человека наговорили... А с чертежами плохо получилось. Надо, однако,
чертежи-то!
- Никита! - Костя просиял. - Я нарисую чертежи. Сам нарисую! Ей,
ей! - И запрыгал вокруг кадушки с фикусом, громко приговаривая: -
Нарисую, нарисую, нарисую я!
- Перерисовывать откуда будешь?
- В книге есть! Это просто! - Костя потирал руки от удовольствия.
- Бумаги у пионервожатой попросим.
- Решено! - Никита собрал рассыпанные на подоконнике гвозди. - А
чертежи настоящие найдем, поймаем этого неизвестного.

ПЕРВОЕ ЗАНЯТИЕ

Школа оживала. На первом этаже все чаще и чаще хлопала дверь.
Слышались голоса. По лестнице дробно постукивали каблуки. В коридорах
появлялись ребята. Перед объявлением выросла шумливая толпа. Костя с
Никитой отошли в сторону и вполголоса заговорили о делах, связанных с
розысками чертежей и первым занятием кружка, но побеседовать не
удалось. Школьники, изучив объявление от буквы до буквы, пустились на
поиски Кости, окружили его и наперебой требовали немедленно записать
их в кружок.
- Дайте за бумагой сходить, - просил Костя.
- Записывай! На чистый листок и карандаш. Записывай!
- Всех не буду! Второй, третий и четвертый классы не подходите.
- Что-о-о! Почему четвертый? Мы большие. Я ростом выше тебя!
- В голове у тебя меньше!
- Ребята! Что он смеется! - воскликнул обиженный. - Заставим
записать.
- Заставим!
Костя отговаривался всячески. Но и ребята были настойчивы. Они
прижали его к стене так, что при всем желании он не мог пробиться
сквозь плотное кольцо будущих комбайнеров и трактористов.
Справедливость восторжествовала: все четвероклассники были записаны.
Но тут появились второклассники во главе с пареньком в серой,
испачканной химическими чернилами куртке, полосатых штанах,
подвернутых снизу, и огромных ботинках с загнутыми вверх носками.
- Запиши! - хором требовали малыши.
- Подрастите малость.
- Запиши!..
Ох! И трудно же, оказывается, быть руководителем. Ходил Костя в
рядовых пионерах - не было у него ни забот, ни тревог. А как только
стал старостой кружка юных комбайнеров - ни отдыха, ни передышки. Даже
сочувствия не встретишь. Просят, настаивают, требуют, грозят... Куда
бы ни скрылся - всюду разыщут! У каждого есть неотложное дело. А
делегации! С ума сойти можно! Ну, хорошо бы третий или четвертый
классы - там народ все-таки взрослый, с ними по-человечески поговорить
можно, убедить. А второклассники? Как цыплята за наседкой ходят за
старостой кружка. И не молчат ведь, а ноют, ноют, ноют на разные
голоса.
- Идите к Якишеву, - хитрил Костя, пытаясь правдами и неправдами
освободиться от "почетного" эскорта. - Он всех запишет! Мы с ним
договорились.
- Якишев?
- Он самый!
Но паренек в серой куртке, признанный вожак второклассников, был
не из глупых. Нахмурясь, он подумал, затем, подражая кому-то из
взрослых, пробасил:
- На объявлении ты написан.
- Я отвечаю за старшие классы, - выкручивался Костя. - Якишев -
за младшие. В объявлении забыли приписку такую сделать. Не могу ведь я
сразу в два кружка записывать, не справлюсь.
Доводы, приведенные старостой, показались всем убедительными.
Малыши беспрекословно двинулись толпой к дверям шестого "Б". Костя
праздновал победу - и зря. Заметив на его лице улыбку, мальчишка
насторожился, чувствуя подвох, и, остановив свою армию коротким
возгласом, решительно потребовал:
- Принимай в кружок!
- Сказал, идите к Якишеву.
- Сначала ты запиши, а потом он.
- Так нельзя.
Но малыши твердо стояли на своем. Похлопав вожака по плечу, Костя
заговорил с ним, как со взрослым:
- Ты, парень, вроде не глупый. Скажи своим, что комбайн - машина
сложная. (Костя из слова в слово повторил то, что говорил ему Илья
Васильевич.) Много упорства и стараний надо приложить, чтобы подчинить
ее себе, свободно управлять ею... Так что не поймут они в такой машине
ничегошеньки.
- Мы помогать будем.
- В чем?
- На комбайнах управляться... Мы летом копны возили на сенокосе,
работали.
- То копны, а то машина.
- Прими в кружок. Прими!
- Ладно, так и быть, приму, только поскорее отвяжитесь. Давайте
карандаш.
Миг - и перед Костей на подоконнике лежало с десяток всевозможных
карандашей: и простых, и химических, и цветных. Староста выбрал самый
острый и склонился над тетрадкой. Подбежала Аленка Хворова, растолкала
ребят:
- Мое звено записано? Всех до единого в списки поставь. Слышишь?
- Да слышу, слышу! - рассердился Костя. - Тех запиши, этих
запиши!
- Не кричи, Костик. Ты староста.
- Староста! Руки-то у меня две только!
- Ну-ну... мешать не буду! - Она звонко рассмеялась, дернула за
ухо зазевавшегося вожака второклассников и, прорвавшись сквозь кольцо
малышей, исчезла так же внезапно, как и появилась.
- Подходи поодиночке, - скомандовал Костя. - А то пыхтят за
спиной, толкаются - писать нет возможности.
Ребята, вытянувшись цепочкой вдоль стенки, стали по очереди
подходить к подоконнику, где, примостившись рядом с пышной геранью и
огромным фикусом, староста кружка юных комбайнеров заносил их фамилии
в заветную тетрадь.
Малыши были счастливы. А вожак, пропустив свою команду, записался
последним, просмотрел во избежание недоразумений список и, убедившись,
что все в порядке, причмокнул губами.
- Я пойду, - сказал он, - сегодня на кружок?
- Очень ждать будем, - с иронией произнес Костя. - Очень! - И
стал складывать в сумку тетради.
В это время к окну подошли Ленька, Демка и Толя. Не замечая
Кости, они заговорили вполголоса.
- У Никиты чертежи комбайна пропали, - сообщил друзьям Ленька. -
Из пионерской их кто-то через форточку вытянул. Смехота! Вот ловкачи!
Утром на меня губошлеп напустился. Он думает, что чертежи я взял...
Т-с-с-с!..
И случись такое: валенки выдали Костю. Серые, с черными заплатами
на пятках, они выставились из-за кадушки с фикусом ровно на столько,
чтобы привлечь к себе внимание. Ленька резко оборвал разговор, шагнул
к цветку и, просунув руку сквозь листву, цепко ухватил старосту юных
комбайнеров за воротник рубашки.
- Шпи-о-о-нишь? - зло проговорил он. - Подслушиваешь?
Костя задыхался.
- Пусти-и-и! Пусти-и-и!..
- Вот тебе! - Ленька размахнулся и ударил Костю по щеке. - Шпион
толстогубый. Кто подослал?
- Бить? - выкрикнул Костя, но влажная теплая ладонь Толи плотно
запечатала ему рот.
- Не пищи!
Ленька рывком вытащил старосту из убежища, повернул затылком к
себе и, сильно поддав сзади коленкой, сказал в напутствие:
- Исчезни с глаз! Беги что есть духу!
Но Костя не побежал. Он посмотрел на колычевцев полным презрения
взглядом, потрогал пунцовые от ударов щеки и проговорил:
- Ты, Ленька, меня побил?
- Мало? Еще добавлю!
- За каждый удар получишь два! Обещаю...
- Проваливай, проваливай!
- Уйду. Но запомни. - Костя подчеркнуто медленно зашагал по
коридору, играя сумкой.
- Щеки у тебя будто клюквой помазаны, - пошутил Никита, встречая
друга в дверях класса. - Как дела?
- Всех второклассников переписал. Всех до единого.
- Довольны, небось?
- Страсть как рады. Заявятся все до одного... Никитка, мешать они
нам не будут?
- Не дадим.
Громкий звонок известил о начале уроков. Коридоры сразу опустели.
В них стало тихо, и только из-за классных дверей доносился
приглушенный гул голосов. Из учительской, переговариваясь между собой,
вышли преподаватели: кто с картой, кто с таблицей в руках - и
направились в разные стороны, каждый в свою группу. Трудовой школьный
день вступил в свои права.
Уроки промелькнули незаметно. Особенно быстро пролетели они для
Кости Клюева, которого на переменах все так же штурмовали желающие
записаться в кружки.
После занятий ни Костя, ни Никита домой не пошли. Раздобыв лист
ватмана, они уединились в пионерской комнате и принялись за работу.
Костя снял со стола кумачовую скатерть, свернул ее и повесил на спинку
стула. На гладкой столешнице приколол кнопками бумагу, приготовил
циркуль, линейку, несколько карандашей, ручку с чертежным пером,
пузырек черной туши, резинку на всякий случай.
- Никитка, - обратился Костя к товарищу, - ты карандаши
подтачивай, чтобы острые-острые они были. Я чертить стану.
Он взял карандаш и стал уверенно наносить на бумагу легкие
штрихи, поминутно заглядывая в учебник, изучая линии. Работа
продвигалась медленно: шутка ли, точно воспроизвести схему, сделанную
не кем-нибудь, а инженером, специалистом своего дела. Как и предвидел
Костя, случались ошибки. Тогда в ход шла резинка.
Долго ли, коротко ли, но первая часть схемы была закончена. Клюев
с удовольствием украсил ее надписью "Молотилка комбайна "Коммунар" в
разрезе", облегченно расслабил руки и откинулся на спинку стула.
- Отдохнуть малость надо, - заключил он. - Как вышло?
- Будто настоящий художник рисовал, - сказал Никита, рассматривая
готовый чертеж. - Точь-в-точь по книге. Отличия никакого нет. Илья
Васильевич и не подумает, что это - не тот самый чертеж, который он
дал. Мастер ты, Костик!
В закрытую на крючок дверь кто-то сильно и настойчиво постучал.
- Тихо, - прошептал Никита, прикладывая палец к губам. - Узнают,
что мы здесь, работать не дадут. Никак записываться в кружок пришли.
- Слышу, слышу, Никитка! Открывайте.
- Аленка, - узнал Костя. - Зачем она пожаловала? С сестрой,
может, поругалась, жалобиться будет.
- Открыть ей можно: не помешает. - Никита направился к двери. -
Аленка за тебя горой, - заметил он мимоходом. - А ты...
Никита откинул крючок. В комнату быстро вошла Аленка. Бегло
взглянув на Костину работу, положила на стол бумажный сверток:
- Говорила я, Никитка, что лучше Кости художника не сыскать? Не
верил! Не хмурься, не хмурься! Я вам поесть принесла. Хлеб с маслом и
яички. Вкрутую сварены... А чертежи Ленька утащил. Он.
- Откуда знаешь про чертежи? - спросил Никита. - Кто рассказал?
- Демка Рябинин! Он ребятам заявил, что занятий в кружке сегодня
не будет. Чертежи, говорит, пропали.
- А ты что?
- Высмеяла его.
- Рады они, что у нас горе, - с досадой проговорил Никита. - Но
по-ихнему не выйдет. А вора все равно на чистую воду выведем. Отыщем.
- Я к Леньке домой схожу, вроде по делу, и посмотрю: есть ли у
него чертежи, - предложила Аленка.
- Догадается он. И потом, Ленька не дурак. Если взял чертежи, то
так спрятал, что скоро не найдешь. Мы новые чертежи приготовим, выйдем
из положения. Так, Костик?
- Первая часть - вот она! И вторая будет. Занятия пройдут по
расписанию. Не будь я старостой!
И занятия состоялись.
Когда Илья Васильевич Глухих в белой шелковой рубашке с голубыми
васильками по вороту и в синем шерстяном костюме, на лацкане которого
сверкала Золотая Звезда, появился в дверях большого зала, сорок
будущих комбайнеров дружно поднялись со скамеек (второклассники тоже
присутствовали, но в счет не шли), приветствуя своего учителя.
- Здравствуйте, ребята! - поздоровался Илья Васильевич. -
Садитесь.
- Рано садиться! - выпалил Костя. - Встать! Илья Васильевич, я
рапортовать должен!
- Прошу извинить! Не знал я ваших порядков. Рапортуй!
Костя вскинул руку над головой и четко доложил о том, что кружок
юных комбайнеров собрался в полном составе и готов приступить к
занятиям.
Илья Васильевич положил на стол перед собой толстую тетрадь в
клеенчатом переплете, прошелся возле доски с чертежами, откашлялся.
Рассказ свой он начал как-то уж очень просто.
Можно было подумать, что сами ребята ведут интересную
непринужденную беседу о стародавних временах.
- Кто нам скажет, - спросил Глухих, - чем раньше землю пахали,
как хлеб сеяли, как его убирали? Охотники есть?
Слово попросил Гоша Свиридов. Порвав дружбу с Колычевым, он сразу
же записался в кружок юных комбайнеров, но держался пока обособленно.
Костя несколько раз пытался вызвать его на откровенный разговор, но
Гоша или отмалчивался, или уходил.
Одернув белую рубашку, перехваченную в поясе ремешком, Гоша вышел
к доске.
- Слушаем тебя, - одобрительно сказал Илья Васильевич.
- Раньше сохой пахали, - начал Гоша. - Сеяли из лукошка. Зерно в
него насыпали, бродили по пахоте и разбрасывали. Хлеб убирали вручную,
серпами.
Комбайнер дополнил Гошино повествование и перешел к рассказу о
современных машинах, заменяющих тяжелый изнурительный труд людей.
Нет, не знали по-настоящему ребята, что такое комбайн. Много раз
встречали они в поле эту неуклюжую на вид машину, но ничего особенного
в ней не находили. А теперь...
Удивительная вещь - знания. Живешь на свете, живешь и не знаешь,
что вокруг тебя так много чудесных машин, вещей, явлений. И вдруг
какой-нибудь человек в простой задушевной беседе раскроет перед тобой
неведомый мир, заставит взглянуть на окружающее по-иному, искать в
каждом предмете воплощенную в нем живую человеческую мысль. Табуретка
- не хитрое сооружение. А ведь и в ней заключена человеческая мысль.
Ведь думал же кто-то над тем, чтобы превратить простую древесную чурку
в удобный предмет для сидения. Проникнув в мир знаний, ты поймешь, что
нет пределов для пытливой людской мечты, для постоянных творческих
дерзаний.

БОРОТЬСЯ И ПОБЕЖДАТЬ

Позор! - Это слово, сказанное в глаза, бьет сильнее ременного
бича, кинжалом вонзается в сердце, жжет совесть, как раскаленное
железо.
Человек, покрывший себя позором, совершил не ошибку, не обычный
проступок, а гораздо большее, худшее.
И вот именно этим словом закончил выступление на совете дружины
директор школы Герасим Сергеевич Воронов.
Опустив голову, стоял Никита у стола, покрытого кумачом. И как ни
крепился пионер, крупные слезы одна за другой скатывались по его
щекам, оставляя светлые бороздки. Но не от жалости к себе плакал он.
Не боялся он и наказания. Нет! Совсем другое мучило Никиту, горячим
комком подступало к горлу, выжимало слезы. Разве должен человек
отвечать за проступок, которого не совершал?
А произошло вот что.
При утверждении плана пионерской работы на совете отряда Аленка
Хворова предложила провести в ближайшее воскресенье экскурсию в
колхозную теплицу, выстроенную в прошлом году при помощи шефов -
рабочих металлургического завода.
- Посмотрим, как среди зимы огурцы, редиску и лук выращивают, -
сказала она. - Там, ребята, паровое отопление: трубы такие ребристые.
Рассказывают, что в теплице и зимой, будто летом, хоть загорай!
Никита, который вообще не любил откладывать дела в долгий ящик, в
тот же день вместе с Костей отправился к председателю колхоза за
разрешением и, конечно, получил его. Но, прежде чем вести отряд в
теплицу, он решил побывать в ней, осмотреть устройство, поговорить с
экскурсоводом. В пятницу, сразу после уроков, Никита пришел в теплицу.
Лето, самое настоящее лето с июльским ароматом царило здесь, под
высокой застекленной крышей, сквозь которую проглядывало солнце.
Огурцы нежились на мягкой влажной земле. Помидоры дразнили взгляд
румяными плодами: так бы и впился зубами в сочную сладковатую мякоть.