взяли станцию. А так... У Казагранди в Лиговке три пехотных полка и
два артдивизиона.
- Разведка ваша на станции была? - спросил комбриг, поднимаясь.
Он нервничал, пальцы постукивали по рукоятке сабли.
- Была.
- Тогда решим так. Наступать будем завтра. Вот приказ командарма.
Оружие постараемся достать сегодня. Дайте мне разведчика, который
ходил в Лиговку.
- Вызовите Коршунова, - приказал командир.
Через полчаса три всадника на рысях подъезжали к Лиговке. У
железнодорожного переезда их остановил патруль.
- Стой! Откуда? - спросил у Лапина широкоплечий усатый унтер. - А
ну слазь! - И тут же вскрикнул, схватившись за щеку.
- Как разговариваешь, скотина! - выкрикнул Лапин, еще раз
награждая перепуганного унтер-офицера плетью. - Как стоишь?
Унтер и два солдата замерли, вытянув руки по швам.
- Виноват, ваше благородие, - лепетал унтер, - сами знаете -
служба.
- Разговоры! - прикрикнул на него переодетый в полковничью форму
комбриг. - Покажи нам, как быстрее проехать на станцию?
- Вот по этой дороге, - козырнул унтер. Кавалеристы приблизились
к станции. Суматоха и оживление царили здесь. На путях пыхтели готовые
к отправке паровозы, теснились эшелоны с солдатами, боеприпасами,
оружием и продовольствием. По перрону бегали, придерживая руками
сабли, офицеры.
- Сейчас, ребята, не зевайте, - сказал комбриг. - Как подам
команду - действуйте. Да на оплеухи не скупитесь. Начнут спрашивать,
кричите на них громче и бейте. Сразу вас в офицеры зачислят.
Запомните, что у разъезда Лесного наши ждут. Далеко от меня не
отрывайтесь... Коней вот жалко... Эй, солдат, - крикнул он громовым
голосом, - подержи коней!
Иван Коршунов и ординарец стали осматривать эшелоны.
Встречные солдаты и офицеры вытягивались перед ними в струнку,
козыряли: уж очень важным и свирепым казался им моложавый полковник в
мохнатой казачьей бурке.
- Какая часть? - спросил Лапин у солдата, сидевшего в дверях
теплушки.
- Батальон смерти, ваше благородие! - выкрикнул тот, вскакивая.
- Что подготовлено к отправке? - спросил он у пробегавшего мимо
прапорщика.
- Эшелон с оружием и боеприпасами, господин полковник! -
вытянулся офицер. - Стоит на втором пути!
- Охрана надежная?
- Так точно! В двух последних вагонах рота капитана Сивкова и
пулеметный взвод.
Лапин небрежным кивком головы отпустил офицера и вполголоса
сказал ординарцу и Коршунову:
- Готовьтесь к захвату эшелона. Коршунов, ты идешь на паровоз.
Поговори по душам с машинистом, - комбриг похлопал рукой по деревянной
кобуре маузера, - понял?
- Ясно!
- А ты, - комбриг повернулся к ординарцу, - посмотри, нет ли на
эшелоне лишних. В хвосте должна быть охрана. Отцепи два последних
вагона. Только без происшествий, осторожно.
- Есть!
- Ну а мне придется стрелки на главный путь перевести. У стрелок
медленнее проезжайте, чтобы можно было на паровоз заскочить.
К вечеру партизаны получили эшелон оружия и боеприпасов.
- Стальная воля у человека была, - заключил рассказ Иван
Ефремович. - Отчаянной храбрости был командир. Взяли мы Лиговку, -
продолжал он, - разбили колчаковцев и на Малахит ударили. Говорят, что
в бою под Малахитом комбрига Лапина пулеметной очередью прострочили. В
грудь его ранили. Должно быть, и не выжил он...
Долго еще рассказывал Иван Ефремович о героических подвигах
бойцов и командиров Красной Армии. Павка слушал его и думал о том, что
погиб Григорий Лапин смертью героя, и больно становилось Павке.
Какая-то тяжесть давила на грудь, какой-то горячий комок подкатывался
к горлу...
Утром попутный колхозный грузовик увез ребят в город. Мишка со
своей командой проводил их до околицы.
Отдохнув, Павка забрал клетку с голубем и вместе со Славой пошел
на станцию.
- Погиб Лапин, - грустно говорил он другу.
- А может, и нет, - бодрился Слава. - Дедушка-то что сказал? Он
сказал: "Должно быть, не выжил". А если выжил? Вы его, Павка, найдете.
Вот посмотришь. Мы тоже искать будем.
Перед отправкой поезда Павка сунул другу клетку с голубем.
- На! Если узнаете о Григории Лапине, пришли записку. В клетке и
футлярчики для голубеграмм, и бумага. А мы найдем, я письмо напишу.
Клетку? Возьми ее себе, Слава, на память. Бери, бери!

    ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


СТРАННАЯ ДЕПЕША

Не ходите на Крутую по шоссе. Все думают, что по шоссе до горы
ближе, а получается наоборот. В обман вводит лохматая сосновая гривка,
что тянется будто щетка между горой и шоссе. Кажется, пересечешь
гривку, и конец пути! Но не тут-то было, пройдешь лесок, а там поляна.
Пойдешь через поляну, и зачавкает под ногами бурая болотная жижа,
откроются искусно замаскированные зеленью рослых камышей и трав мутные
"окна" с остро пахнущей зацветшей водой... Одним словом - гиблое
место, топь! Волей-неволей придется огибать болото стороной,
продираться по кустам черемушника и ольхи. Наплачешься! Лишний крюк
сделаешь километров на пять!
На Крутую лучше всего идти прямиком, по "Тропе славы". Это ребята
из лагеря во дворе рабочего городка дали тропе такое название.
С вокзала в троллейбусе, трамвае или такси вы попадете прямо на
площадь Труда - самую большую площадь Новостроя. В центре ее - трибуна
из тесаного гранита.
По праздникам мимо этой трибуны многоводной рекой текут колонны
демонстрантов. Красно от знамен, плакатов и транспарантов, весело от
песен, музыки и радостного многоголосого шума.
Встаньте лицом к трибуне. Слева - Дворец культуры металлургов. Уж
это по-настоящему дворец. Даже Коля Хлебников и тот ни разу не
посомневался в правильности названия этого грандиозного сооружения.
Дворец стоит на вершине холма. Со всех четырех сторон по склону к
зданию поднимаются ступени из розовою мрамора. Сводчатые порталы
главных входов, кажется, подкидывают вверх, в синеву, остальную часть
здания, увенчанную позолоченным шпилем с рубиновой звездой.
Направо будет прямая широкая улица. Шагайте по ней смело. Улица
имени Героев революции поведет вас по правильному пути. Первый,
второй, третий и четвертый кварталы - стоквартирные дома рабочих
металлургического и алюминиевого заводов. Дальше кинотеатр "Заря" -
куполообразное здание с открытой площадкой на крыше. Потом - снова
жилые дома, стадион, летний сад, фабрика-кухня. Здесь у литого
чугунного заборчика берет начало "Тропа славы". Бежит она мимо
алюминиевого комбината, мимо просторных улиц, одетых в строительные
леса домов.
Дальше тропа приведет к гидростанции, пущенной в прошлом году. С
одной стороны плотины чуть вздымается, будто дышит, шелковистая,
прозрачная речная гладь. В богатырском разливе ее чувствуется скрытая
сила, мощь, которая покорно ждет, что прикажет ей человек. По другую
сторону плотины бурлит, пенится и клокочет вода. Рвется она через
узкие бетонированные ворота. Это человек ей сказал: "Крути турбины!" -
и вода беспрекословно подчинилась его воле.
Выходите на тропу и не сворачивайте с нее до самого северного
склона Крутой. У переката будет ответвление - едва заметная в траве
стежка направо. Поперек этой тропки лежит серый гранитный валун. Его
только что прикатили сюда Вася Зимин и Коля Хлебников. Семен,
опасаясь, что отставшие ребята свернут к торфянику, приказал оставить
на тропе знак "идти нельзя". Вася с Колей порядочно извозились,
устанавливая этот знак, и решили спуститься к реке вымыть руки. По
крутому склону, сплошь опутанному корнями деревьев, они добрались до
мокрых галек, умылись холодной водой и присели на ствол поваленного
бурей дерева, вершина которого лежала в воде, а корни, словно лапы
гигантского паука, разметались в воздухе.
- Юлька сильно обиделся, - сказал Коля, стараясь добросить камень
до песчаного островка, что виднелся неподалеку от берега, но попытки
его были тщетны: камни то не долетали, то перелетали цель и, падая в
воду, поднимали высокие фонтанчики брызг. - Сегодня мы сколько раз
уговаривали Юльку, - продолжал Коля, нагибаясь за очередным камнем. -
Семен два часа уговаривал, и все же Юлька отказался идти на Крутую.
- И зря уговаривали!
- Почему зря? Юлька один дорогу к Игле знает.
- Семен тоже знает. Он позавчера на Крутую ходил и все разведал.
А Юлька не злится, а скучает. Тимку и Павку третий день не видит.
Вася встал, одернул пиджачок и, поставив ногу на булыжник, стал
завязывать шнурок у ботинка.
- Нет, Вася, он обиделся, - не унимался Коля. - Зря мы их от
заготовки растений устранили. Тимка с Павкой тоже дуться будут. Они в
лагерь больше ходить не будут. Вот увидишь.
- Тимка не такой, чтобы гонор свой показывать! Он поймет...
К самому берегу подплыл красноперый окунь. Вася умолк и стал с
любопытством наблюдать за рыбой.
- Смелая какая, - сказал Коля, - не боится. - Он вывернул
замшелый камень, нашел под ним червяка и бросил в воду.
Окунь стрельнул в глубину, но, заметив червяка, возвратился. Миг
- и червяк исчез у него во рту.
- Вот обжора, - заметил Коля, - червяк не успел на дно упасть, он
уже проглотил его. А с виду окунь - совсем крошка.
- Есть такие крошки-рыбы, от которых и человеку спастись трудно.
- Скажешь ты, - недоверчиво протянул Коля, - страшнее акулы рыбы
нет.
- Акула - чепуха. Есть небольшая рыбешка, которую даже крокодилы
боятся. Не веришь? - Вася посмотрел на товарища и понял, что тот не
верит ему. - Эта рыбешка, - сказал он, - длиной всего тридцать
сантиметров. Она тупорылая. Цвет - голубоватый и черные пятна по
чешуе, называют ее пирайя, или пилозубый лосось. В наших реках она не
водится, а только в Южной Америке.
- Чем же она страшна?
- Нападает на людей, животных и рыб.
- Она нападает, и все? Да ее схватить можно. Чего там - тридцать
сантиметров.
- В том-то и беда, что пирайи поодиночке не нападают, а налетают
сразу стаями, в которых по нескольку тысяч. Налетят - и давай кусать.
Животное или человек после укусов слабеет - кровь-то теряется, выходит
через раны - захлебывается и тонет. И не успеет тело до дна дойти, как
остается один скелет. Были случаи, когда пирайи нападали на лошадей.
Лошадь выберется на берег и умирает.
- Сказка?
- Кроме шуток. В челюстях у пирайи такая сила, что она запросто
толстую палку перекусывает и даже стальные крючки.
- А крокодилы почему их боятся?
- Кому охота погибать. Крокодилы спасаются от пирайи тем, что
всплывают на поверхность и, перевернувшись вверх брюхом, подставляют
им спину: на спине у крокодилов прочный панцирь. Его-то не прокусить.
- Выходит, что в тех реках и пить опасно?
- Да, но животные берут хитростью. Пирайи обычно держатся на
глубине, пока не чуют добычу. Животные делают так: в одном месте
взбаламутят воду. Пирайи думают: "Ага, вот где мы поживимся!" и
бросаются к этому месту. А животное быстро отбежит подальше и пьет.
- Вот ведь какие мерзкие рыбешки, - сказал Коля, - прямо
чудовища!
На крутояре послышались голоса.
- Коля, полезли наверх. Надо встретить ребят. Вот что! Ты
посидишь у тропы, пропустишь всех и пойдешь замыкающим.
Они поднялись по скату и остановились в кустах; на тропе
показался Ванюшка Бобров. Картонная папка, перекинутая через плечо на
широкой перевязи, почти касалась земли и на ходу колотила малыша по
пяткам. Ванюшка то и дело оглядывался, пытаясь обнаружить невидимого
спутника, неотступно следовавшего за ним.
Конечно, Ванюшка не заметил ни Васю, ни Колю. Да и увидеть их
было трудно в густом соснячке. А Ванюшку было видно преотлично. Малыш
быстро проскочил мимо камня-знака и направился было по верной дороге,
но почему-то вдруг повернул вспять, подошел к камню и замер. Лицо его
стало серьезным и сосредоточенным. Ванюшка думал.
- Сейчас пойдет на торфяник, - заметил Коля.
- Не должен.
- Пойдет! Ванюшка всегда так: подумал - сделал наоборот.
И действительно, малыш перешагнул камень и решительно двинулся по
запретной тропе.
- Ванюшка, стой! Ты же видишь, что тропа загорожена. Знаешь
дорожные знаки?
- А-а-а, Вася! Я, Вася, знаю! А тут, я думал, препятствие!
- Препятствие, - буркнул Коля. - И без препятствия на торфяник
утопал бы.
Вася с Ванюшкой ушли. Коля лег на лужайке в высокой траве. Скучая
в одиночестве, он выдергивал из земли былинки и обкусывал сочные
хрустящие корешки. Живое подвижное лицо Коли в это время ничего, кроме
уныния, не выражало: оно померкло. С чего радоваться? Сиди на полянке
вместо верстового столба и направляй недогадливых по верной дороге.
Коля перевернулся на спину и прищурился. Сквозь ресницы яркий свет
проникал не так сильно, и день сразу превратился в вечер. По небу
разгуливали тучки-кудряшки. Вровень с ними парили какие-то птицы.
Вдруг Коля уловил близкий смех и быстро лег на живот. По тропе шли
Люся и Нюша Котельникова. В руках у девочек были пучки растений, в
папках тоже. Подруги задержались у обрыва, Люся сняла с головы венок,
сплетенный из ромашек, размахнулась и бросила его в воду.
- Плывет! Плывет!
- Радуется, - с неприязнью прошептал Коля, следя за каждым
движением девочек. - Подвела Тимку и смеется.
Коля сейчас почему-то сильно обиделся за звеньевого первого.
Захотелось чем-нибудь досадить этой бойкой и крикливой "командирше".
Ведь и Коле не раз доставалось от нее на орехи. И за что,
спрашивается! За крохотную помарку на гербарной этикетке, за
неаккуратно свернутый листок бумаги, за... Что и говорить, вздохнешь
за работой - и то выговаривает! Ох и хорошо бы сейчас!.. Коля заерзал
от нетерпения. Эх, только бы вышло по его плану. Люся с Нюшей свернут
на запретную тропу, Коля подождет немного, затем догонит девочек и
откроет им роковую ошибку. Упрекать он их не станет, нет! А
вежливо-вежливо заметит, что ходить по лесу надо учиться у Тимы, Павки
и Юли, что, не зная дорожных знаков, можно заблудиться. Наговорил бы
им, пусть помнят! Пусть...
Девочки поняли назначение камня. "Ее не проведешь, - думал Коля,
провожая глазами мелькающее в кустах белое с красными горошками
платье, - все знает!"
Подождав еще несколько минут, он поднялся, раза два крикнул для
проверки и, не получив ответа, зашагал по тропе.
На круглой поляне у лесного оврага царило веселье. В тени
густокронных сосен у могучих корневищ раскинулись скатерти-самобранки
- газетные листы. На них появились куски ржаного хлеба с маслом и
солью, луковицы, вареная картошка. Вкуснее еды, чем эта, вряд ли
преподносила своим хозяевам даже самая волшебная скатерть. Душистый
хлеб, немного солоноватый, вприкуску с таежным смолистым ароматом!
Разве сравнишь его с чем-нибудь? Нет, конечно, нет!
Коля подсел к Васе и Семену, уничтожил два куска хлеба и захотел
пить. Фляга начальника лагеря была пуста. Коля забрал ее и направился
к оврагу искать воду. В предположениях своих он не ошибся. На дне
оврага под покровом густой листвы черемушника и черной смородины
журчал ручеек. Серебристая струйка пробивалась среди мшистых камней и
крохотным хрустальным водопадиком будоражила мелкий, величиной не
больше обычного таза, омуток с разноцветными гальками на дне. Вода в
нем даже на вид была ледяной.
У Коли заранее заломило зубы. Он прилег у ключика и, упираясь
ладонями о камни, припал губами к воде. И тут лицо его сморщилось, а
глаза закатились. Коля поспешно выплюнул воду и призывно крикнул:
- Э-ге-ге-й! Э-ге-ге-ге-гей! Ко-о-о мне-е-е!
Все, кто был поблизости, устремились к оврагу. Затрещали сучья
кустарника, заколебались ветки, у омутка собралась толпа. Пионеры
слушали Колю и с любопытством посматривали на загадочный ключик, вода
в котором оказалась соленой.
Володя Сохатов отважился взять пробу. Он зачерпнул шапкой воду,
набрал полный рот, посмаковал и проглотил.
- Здесь будет построен санаторий, - авторитетно сказал он
притихшим ребятам. - Это же нарзан, вода углекислая!
- Минеральная вода? - удивился Коля. - Не может быть!
- Не веришь - не надо, - пожал плечами Володя. - А по-моему, это
- нарзан. Чуть солоноватый, а что пузырьков нет, так напора нет,
выдохся нарзан. На Кавказе таких источников, как у нас водопроводных
колонок. Ты, Коля, по-моему, открытие сделал.
Володя нахлобучил на затылок мокрую кепку, прищурившись,
посмотрел на Колю и зашагал к тропинке, спрятавшейся в зарослях
лопухов.
- Володя! - окликнул Коля. - Значит, эту воду можно пить?
- Конечно, - отозвался Сохатов.
- Будем пить, - сказал Коля, устраиваясь у омутка, чтобы
сподручнее было напиться прямо из водоема.
- Вставай сейчас же! - накинулась на него Люся и, воинственно
задрав нос-пуговку, двинулась в наступление. - Поднимайся немедленно!
Еще отравишься! - цепкие пальцы ее крепко ухватились за воротник
голубой трикотажной рубашки.
- Люся, не тяни за воротник, - взмолился наконец Коля. - Я
встану, встану. У меня брюки на коленях промокли.
И тут на его губах появилась озорная улыбка. Он быстро прилег у
омутка и сделал вид, что жадно пьет воду.
- Колька!
А Колю уже била какая-то страшная дрожь, язык высунулся, лицо
перекосилось и покраснело.
- Ой, - ужаснулась Люся, - держите его! - Она схватила Колю за
руку. - Володя, держи ноги! Нюша, помогай... Ну чего же вы стоите!
Нюша, расстегни ему ворот... Володя, крепче держи, видишь, как бьется.
Надо его на бок перевернуть. Сейчас бы молока, оно помогает при
отравлениях.
- Рвотное надо, - вставил кто-то.
- Я ему пальцы в рот суну - и вырвет, - уверенно заявил пионер в
белой полотняной рубашке с засученными рукавами.
Эти слова сразу подействовали на Колю. Он перестал биться, открыл
глаза и засмеялся:
- Жалко меня стало? А ты, Люся, ругаешься? И с Тимкой тоже
ругаешься... Я ведь нарочно.
- Так не шутят, - обиделась Люся.
- Нехорошо, - сказал Володя. - Мы даже испугались...
По крутому склону с шумом и треском что-то катилось к ребятам.
- Валун сорвался! - тревожно предупредил Коля, и пионеры
бросились врассыпную.
Но из кустов показались ноги в сандалиях, штанишки, перепачканные
землей, майка и... на поляну задом наперед выехал Ванюшка.
Под громкий смех, которым встретили это неожиданное вторжение
ребята, он деловито осмотрел себя, вытащил зубами занозу из ладони и
стал тереть рукавом майки грязную щеку.
- Ягод там! У-у-у сколько! Усеяно все, - сообщил Ванюшка
спокойно. - Мы с Васей и Сеней больше половины съели и еще больше
половины осталось. Володя, а гора Крутая, как здесь крутая, а?
- Чулки ты уже продрал, - заметила Люся, беря Ванюшку за плечи и
поворачивая бритым затылком к себе, чтобы разглядеть его со спины. - А
извозился ты-ы-ы! Почему под ноги не смотришь?
Ванюшка с готовностью исполнил последнее и критически уставился
на сандалии. Все как будто бы в полном порядке. Ну, порвался ремешок и
отскочила пряжка, ну, отстала подметка, но Ванюшка же не виноват.
- Смотрел, - вздохнул малыш, - очень даже все видел. Сеня сказал,
как мы ягоды ели...
- Пока вы ягоды ели, - похвастался Коля, - мы нарзан нашли.
Целебная вода! Напьешься - никогда не заболеешь!
- Это нарзан! - Ванюшка хотел засунуть руки в карманы, но у
штанишек с лямочками через плечи и короткой перекладиной на груди их
не оказалось. Малыш сделал руки за спину и, выпятив живот, бочком
приблизился к омутку.
Он присел, при полном молчании окружающих зачерпнул в ладошки
воды и причмокнул пухлыми губами:
- Соленая! Я знаю!
Неподалеку раздалось громкое кваканье. Колыхнулись зеленые шапки
высоких лопухов. Бесхвостый представитель земноводных - огромная
пупырчатая жаба - пожаловала на лужок. Жаба разинула широкий рот,
захлопнула его, будто закрыла чемодан, и вытаращенными глазами
посмотрела на малыша.
- Кш-ш-ш-ш ты! Пошла обратно, - Ванюшка брызнул на нее водой.
- Вот страшило. Тронься за нее, и бородавки на коже вырастут!
У-у! - Коля подобрал увесистый булыжник и размахнулся.
- Не трогай! - воскликнула Нюша. - Вовсе от них бородавок не
бывает, они пользу приносят. Вредных насекомых и слизняков едят.
- Ну-у-у?
- Валентина Петровна на уроке говорила. Ты забыл уже?
- Соленой воды хочет! Это я посолил!
- Чего посолил? - Коля с недоумением взглянул на малыша.
- Воду здесь посолил, - охотно объяснил Ванюшка. - Я тут пить
нашел и лягушек сразу сто спугнул. Ты, Володя, не сердись, что я твой
пакетик весь просыпал...
Наверху пронзительно засвистели. Пора в путь. Начальник лагеря
скликал пионеров. Ребята выбрались из оврага и, подшучивая над Колей,
Люсей и Володей - главными героями открытия нарзана, - двинулись лесом
по желтой прошлогодней хвое, застилавшей землю, и скоро вышли к гари.
В таежных краях часто встречаются такие места. Когда-то страшный
огненный ураган бушевал среди деревьев-великанов. Возникший от удара
молнии или от небрежно залитого костра огонь с быстротою ветра
распространялся по сухой хвое, поднимался по стволам в густые кроны,
перелетал по ним с дерева на дерево. Удушливый черный дым, языки
пламени, искры, зола и пепел зловещим облаком взлетали к небу. Все
живое - звери, птицы, насекомые бежали, летели, ползли прочь, ища
спасения. Но давно погасло пламя, дотлели угли, и на месте лесного
пожара образовалась поляна, заросшая высокими травами, усеянная
обугленными скелетами деревьев.
Трудно пробивать по гари дорогу. Ноги натыкались на острые сучья,
соскальзывали с поверженных стволов.
Раздвигая высокие заросли розовоголового кипрея - иван-чая, Семен
вел отряд к горе. До подножия Крутой добрались без происшествий.
Разделились на группки и разошлись в разные стороны исследовать
россыпи камней, ущелья, посмотреть, нет ли чего в трещинах, Ванюшка
обнаружил на одном валуне множество темных пятен. Издали валун был
похож на леопарда, припавшего к земле и готового вот-вот прыгнуть.
В полдень группы собрались на условленном месте.
Началось восхождение на вершину. Опираясь на палки, прихваченные
по дороге, пионеры медленно тронулись по руслу высохшего ручья.
У кумачовых пятен Семен задержал отряд. Коля Хлебников потрогал
рукой гладкий утес:
- На книгу похожа. Только заглавия не хватает. Надо выбить.
- О партизанах, да? - подхватил Вася. - Там над пятнами -
большими буквами. Далеко будет видно! Напишем: "Здесь спят герои".
- Спят? - Коля отрицательно замотал головой. - Не подходит такой
заголовок.
- Лучше написать так, - предложил Володя, примостившись на
выступе и нацеливаясь объективом "Туриста" на красные пятна. -
Написать: "Скала бессмертной партизанской славы!" Ведь хорошо будет.
Правда?
В разговор вмешалась Люся:
- Плохо!
Володя понял ее замечание как личный выпад и поспешно стал
спускаться с выступа к ребятам.
- Плохо, - продолжала девочка, - надо для надписи такие слова
выбрать, чтобы в них про смерть совсем не было.
- Эх ты! - Володя встал перед девочкой. - Почему ты, Люся,
всегда-всегда против? Неужели тебе и сейчас непонятно? Бессмертная -
это пожизненная. На всю жизнь! Никогда не умирающая!
Спокойное лицо Нюши, сидевшей на камне рядом с Люсей, заиграло
румянцем, глаза вспыхнули. Тронув подругу, Нюша произнесла убежденно:
- Лучше написать: "Скала вечной партизанской славы!"
- Здорово, - восхитился Коля. - Принимаем поправку!
Подошел Семен. Передав бинокль Ванюшке, который сгорал от
нетерпения собственными глазами и поближе увидеть красные пятна,
начальник лагеря присел на корточки возле споривших:
- Ну, открыватели, это, по-моему, боксит. Минерал, дающий нам
алюминий.
- А Юлька говорил - мрамор...
- Отдохнули? - Семен ловко закинул за спину ружье,
предусмотрительно взятое из дома - мало ли какая встреча может
произойти в тайге, - поправил широкополую шляпу, которая делала его
похожим на лихого степного наездника, и скомандовал: "Вперед!"
Короткий бросок по крутому каменистому склону, и ребята были уже
у Иглы. Расчищенная заготовителями надпись четко выделялась на
граните. Читалась она легко. Это, очевидно, потому, что каждый знал ее
наизусть. И все же ребята еще и еще раз пробегали глазами по волнующим
строчкам. Затем, тщательно осмотрев со всех сторон гранитную глыбу,
пионеры сели отдохнуть и разговорились. Только Ванюшка Бобров
продолжал ползать на четвереньках вокруг Иглы, обдирать остатки мха и
таращить лучистые глаза на каждую царапину в надежде отыскать еще
что-нибудь. Он увлекся и чуть-чуть не проскочил мимо очень странной
палочки, застрявшей в трещине на плоском, как стол, камне.
Обрадованный и удивленный, малыш бережно поднял находку. Палочка
оказалась не палочкой, а лапкой какой-то птицы. Но странно, на лапке
была еще одна косточка, а в нее спрятана свернутая трубочкой бумажка.
- Сеня, Сеня, - позвал Ванюшка, - на! Я нашел что-то.
- Что это? - Семен взял из рук малыша лапку, осмотрел ее и
вытащил из костяного футляра листок плотной бумаги, испещренный
бисерными буквами.
- Ребята!
- Я ее в трещине нашел, - объяснил Ванюшка среди общего
переполоха, вызванного находкой.
Но на этот раз его никто даже и не поправил. Все следили за лицом
начальника лагеря. Выражение на нем менялось с поразительной
быстротой. Любопытство переросло в изумление, изумление - в
недоумение, недоумение - в тревогу.
Густой загар не скрыл бледности, проступившей вдруг на лице
Семена.
- Кто разговаривал с Аксентьевым? - спросил он.
- Я. - Коля поднял руку.
- И я, - откликнулась Люся.
- Я тоже говорил, - сказал Вася. - Все разговаривали.
- Уехали на рыбалку?
Ребята догадались, о ком идет речь, и в один голос ответили
утвердительно.
- На рыбалку, - задумчиво повторил Семен, - в Малую Падь, к
дедушке, - он протянул записку Васе.