Шустов В Н. Человек не устает жить

- Справа бронепоезд белых! - крикнул он.
- Пустить под откос! Взорвите пути.
И решили командиры ударить по колчаковцам с двух сторон. Пехотный
полк - с юга, а конница - с запада.
Конная лавина красных первой ворвалась в город. Осталась позади
колючая проволока, подбитые броневики, сброшенный под откос
бронепоезд. Красные конники настигали врага. Впереди на буланом коне
скакал комбриг.
Улица. Мост. Площадь. Звонко цокали копыта. Надо спешить к
станции, не дать белым уйти.
Но в темном окне станционного здания вдруг вспыхнули яркие языки
пламени. "Та-та-та-та!" - в упор бил пулемет. Конь комбрига вздыбился
и рухнул на спину. Звякнула о булыжник сабля, высекла огненные искры,
скользнула и исчезла в подвальной отдушине дома напротив.
После боя долго искал ординарец драгоценную саблю раненого
командира. Даже перетащил на другое место убитую лошадь. Но сабли
найти не мог. Нашел ее мальчуган Сережка через месяц у себя в подвале.
Удивился находке, но никому о ней не сказал. Смазал саблю салом,
похищенным у матери в кладовой, и спрятал на сеновале.
Колчак был разбит. Через Малахит красные части проходили на Южный
фронт, на Врангеля. Вынес Сережка находку, завернутую в коричневую
ситцевую рубаху, долго месил жидкую грязь босыми, в цыпах, ногами,
разыскивая командира. Нашел и вручил со словами:
- Самому храброму отдайте. Очень прошу. Пусть рубает беляков как
положено.
Взглянул командир на саблю, прочитал надпись и ответил:
- Много надо сделать, чтобы заслужить такую саблю, Сережка.
Геройская она. Крепко бил беляков хозяин сабли.
Тогда унесли саблю к военному комиссару.
- Пусть лежит в музее, - решил он, - на самом видном месте. Пусть
знает народ, как достойно рубит Красная Армия врага.
И ни Сережка, ни командир, ни комиссар не знали, что принадлежит
сабля комбригу Григорию Лапину.
Жаль, не умеет говорить металл.
Павка с экскурсантами обошел музей еще несколько раз, но не узнал
о Лапине ни слова. Не знали о нем в музее. Вышел Павка на улицу и
пробродил по городу до вечера.
Из одного переулка до него донесся веселый гам. На площадке,
окруженной забором, пионеры играли в футбол. Звонкие удары по мячу
слышались за воротами с красным плакатом: "Добро пожаловать!".
"Лагерь!" - Павка толкнулся в калитку.
- Славка, Славка! - крикнули за оградой. - Иди спрашивай:
стучатся к нам!
- Спроси, Саш, у меня рифма!
- Иди, иди. Надо дежурить, а ты стихи пишешь.
- Дорабатываю, а не пишу.
Над забором появилось веснушчатое лицо поэта. Он суровым взглядом
окинул Павку с ног до головы:
- Тебе что?
Павка отсалютовал. Голова моментально скрылась, скрипнула
калитка. Дежурный был ниже Павки пальца на три. Недавно остриженная
голова не успела загореть и напоминала белую тюбетейку. На нем была
надета белая рубашка, галстук, черные трусы; в руках он держал
тетрадь.
- Вы к кому? - отсалютовал дежурный.
- К вам в лагерь. Мне председателя совета.
- Интересно, - сказал дежурный. - Сашка, позови Жору и главного
дежурного. Скажи: новичок прибыл! Ты стихи пишешь? - спросил он у
Павки. - Это у тебя что в клетке? В какой школе учишься?
От изобилия вопросов Павка сперва оторопел. Он степенно провел
ладонью по стриженому затылку и, все обдумав, ответил:
- Стихи писать не могу - не выходят. В клетке голубь, почтовый.
Учился в шестом "Б", в первой средней.
- В первой?! А я тебя не знаю.
- Я дня на два из города Новостроя сюда к вам приехал.
Карие глаза дежурного окрылились и смотрели на Павку, как на
какое-то чудо.
- Странно... Удивительно.
О чем толковал Павлик с председателем совета Жорой, старшей
пионервожатой Галиной Сергеевной и начальником лагеря Еленой
Трофимовною, осталось тайной.
Светлоглазая Маринка, которой Слава успел сообщить о странном
госте, видела в замочную скважину пионерской комнаты, что "новичок"
размахивает руками и говорит, а все слушают.
Долговязый Витя из первого отряда, решительно оттеснивший ее от
дверей, передал собравшимся другое. Елена Трофимовна говорила, а гость
сидел за столом и чему-то радовалсл. Витя даже уловил несколько слов о
завтрашнем сборе.
Витю вежливо отжал к стеке Леня... Но дверь распахнулась, и
пионер появился на площадке.
- Ребята, познакомьтесь. Это Павлик Катаев. Он наш гость, -
сказала Галина Сергеевна, - приехал Павлик из города Новостроя.
Юннаты, где юннаты?
Подошла Маринка, исподлобья посмотрела на новичка. "Ну вылитый
Славка. Такой же толстый, неповоротливый. Лицо веснушчатое, только
глаза зеленоватые".
- Марина, возьми у Павлика голубя и унеси в живой уголок. А ты,
Жора, накорми и проводи гостя в четвертую палату. Там свободная койка.
В четвертой палате спали. Было темно. Павка сразу налетел на
стул. Хорошо, что Жора успел перехватить его, а то наделали бы шума.
Свободная кровать стояла у окна.
- Вот. Раздевайся и ложись, - показал Жора. - Не разговаривай
только. Будут приставать - молчи. Да, пожалуй, все спят. Разве Слава.
Славка, спишь?
В ответ на соседней кровати раздался храп с присвистом.
- Спит.
Чистые простыни пахли свежестью. Павлик натянул одеяло до
подбородка, подогнул колени и, прикоснувшись щекой к подушке, блаженно
закрыл глаза. Приятно было отдыхать в мягкой кровати. Признаться, за
дорогу он устал. Двести километров - не раз чихнуть. "Где-то сейчас
Тимка? Юлька, наверно, сидит в голубятне, не вылезая, ждет вестей.
Кто-то сейчас на заготовку ходит? Может быть, и Лапина уже разыскали,
Вася хитрый: сразу по всему Союзу письма разослал". Мысли сменялись
одна другой. О многом хотелось узнать Павлику.
- Пав, ты спишь? - соседняя кровать скрипнула, одеяло
заколыхалось. - Я - Славка. Помнишь, у ворот дежурный? Ты мне сразу
понравился.
- Нельзя разговаривать. Отбой.
- Шепотком можно! - обрадовался Слава. - Не разбудим. О чем в
пионерской договорились, а?
- Я от нашего лагеря секретное поручение имею, - солидно ответил
Павка. - Вот и разговаривал...
Не успел он закончить фразы, как почувствовал, что отъезжает
помимо своей воли к стене. Горячее дыхание щекотнуло ухо.
- Дай немножко одеяла, - Слава стал убеждать нового друга, что
умеет хранить тайны. - Обязательно должен мне рассказать, - шептал он.
- Я тебя первый встретил. Расскажи, потом я стихи новые прочитаю.
Чес-слово! Еще никому не читал.
Ребята тесно прижались друг к другу, накрылись с головами
одеялом. Павлик рассказал о горе Крутой, о надписи на камне-игле, о
Григории Лапине, неизвестном герое.
- Вы его найдете! - взволнованно заверил Слава. - Чес-слово! Надо
с нашими ребятами поговорить. Вот завтра сбор будет...
- Павел Иванович Кремнев придет. Я знаю.
- Ну, тогда слушай, стихи прочитаю, - сказал Слава. - Хочешь? Ты
глаза зажмурь. Я, когда пишу, всегда сначала зажмурюсь, увижу, а потом
писать начинаю. Новое стихотворение я назвал "Поток". Для сбора
написал. Это про партизана. Он в разведке был и речку горную с
водопадом нашел. А на водопадах знаешь какие электростанции построить
можно? Большие. В те времена война была гражданская и партизан не
думал об электростанции. Но война кончилась, он выучился и приехал на
ту речку, чтобы станцию построить. Эта станция от Малахита совсем
недалеко.
Слава помолчал, подумал и тихо, нараспев, начал:
Снега белее облаков
Лежат на склонах гор.
Ручьи, стекая с ледников,
Заводят разговор.
Бегут ручьи, поют ручьи,
Спешат... А за горой
Поток стремительный гремит
Холодною водой.
Вдруг одеяло, как живое, зашевелилось и медленно поползло с
кровати. Павка инстинктивно схватился за него и стал тянуть к себе.
Слава отнесся к внезапному нападению спокойно. Он сел и
возмущенно спросил:
- Сашка, почему ты не спишь? Отбой тебя не карается?
Знакомый голос, тот, что кричал дежурного Славу, обиженно
ответил:
- Я за тебя, Славка, больше никогда дежурить не буду! Ты всегда
так, Славка! Как стихи писать - подежурь, а читать - другим. А мы
хуже, да?
- Ничуть, - подтвердило несколько голосов.
- Читай для всех, - потребовал Саша.
Ребята прослушали стихи, похвалили. Павлик в третий раз за день
рассказал о цели приезда в Малахит. И четвертый отряд твердо решил
тоже взяться за розыски героя.
Уже обозначались бледные квадраты окон, уже на востоке
протянулась чуть розовая полоска зари, уже чирикнула пичужка на ветках
кудрявой березы под окном, а пионеры сидели на кроватях, обхватив
руками голые коленки, и говорили о героях революции, которые завоевали
для них светлую счастливую жизнь.
В полдень Павка шагал в первой шеренге четвертого отряда к холму,
за город. Гордо возвышался на холме белый мраморный обелиск - памятник
большевикам-подпольщикам.
Сели прямо на траву, поотрядно, большим, но тесным кругом. В
центре - Павел Иванович. На нем просторный полотняный костюм.
Серебряные виски оттеняют глубокие морщины на открытом смелом лице.
Глаза у Павла Ивановича добрые, ласковые.
Никогда не забудет Павка рассказа Павла Ивановича о бесстрашной
подпольщице Цветковой.
Задержали Веру белоказаки в Черном бору, недалеко от города.
Ходила девушка к партизанам, чтобы сообщить им день и час выступления
рабочих Малахита против колчаковцев. И вот на обратном пути, миновав
самые опасные места, наткнулась она на кавалерийский патруль.
Черноусый сотник остановил Веру, окинул ее подозрительным взглядом,
заглянул в корзинку с грибами и грозно спросил:
- Что по лесу шляешься? К партизанам ходила?
Вера прикинулась глупой деревенской девчонкой и совсем было
одурачила беляков, которые смеялись над ее испугом и нелепыми
ответами.
Но у городской окраины повстречался казакам Мишка Жаднов, сын
золотоскупщика. Увидел он Веру и оскалил щербатый рот:
- Допрыгалась, большевичка! Дружка-то повесили, и по тебе петля
слезы льет!
Метнулась Вера к плетню. Черноусый сотник дал шпоры коню, догнал
ее и ударил плашмя саблей по русой голове. Упала девушка. Высыпались
из корзинки грибы, и выпали наганы, которые лежали на дне.
Скрутили белоказаки бесстрашную подпольщицу и бросили в подвал.
Начались допросы и пытки, но она молчала. А подпольщикам сообщила
запиской, что партизаны поддержат рабочих в нужный день и час.
- Вот здесь, где сейчас обелиск, - показал Павел Иванович, -
зарубили белоказаки Веру Цветкову с товарищами. Изрубили в куски. Мы
потом отомстили за них колчаковцам...
На поляне стояла тишина. Дружно гудели пчелы на розовых головках
клевера. Стрекотали кузнечики, да в синеве перешептывались листья
высоких тополей.
Светлоглазая Маринка отвернулась и как-то странно засопела носом.
Саша тронул рукой узенькое загорелое плечо.
- Маринка, ты что?
- В глаза пыль набилась.
- Нет, Маринка, это не пыль. Сейчас и ветра-то нет. Это, Маринка,
другое...
- Другое, - всхлипнула девочка. - Я бы, наверно, не выдержала.
- Выдержала бы, Маринка, обязательно! Когда трудно, ты всегда
думай о бесстрашных революционерах!
Павел Иванович закончил рассказ. Саша встал, вытянул руки по швам
и запел:
Замучен в тяжелой неволе,
Ты славною смертью почил...
Песня ширилась, росла. Привлеченные ею, подошли рабочие.
Остановились у обелиска, сняли кепки и присоединили к общему хору
сильные, суровые голоса.
Потом Слава читал стихи, а Павлик рассказывал о Григории Лапине.
Павел Иванович, лично знавший многих командиров из полка "Стальной
солдат революции", не помнил такого.
С грустью покидал Павлик лагерь. Медленно шагал он вместе со
Славой к станции. Слава смотрел другу в глаза и молча вздыхал.
- И чего ты, Славка, вздыхаешь? И так тошно.
- Мне тоже, - сознался Слава.
- Не нашли Лапина мы, - уныло сказал Павка. - Если бы я узнал,
где он, поехал бы, сразу! Хоть на край света...
- Павлик! - Слава схватил друга за рукав и заглянул ему в глаза.
- Слушай, что я тебе скажу! И как я забыл об этом! Эх... Ведь у меня
дедушка воевал с колчаковцами. Может быть, знаешь Коршунова Ивана
Ефремовича? У него орден Красного Знамени есть! Чес-слово! А вдруг он
Лапина помнит?
- Чего же ты молчал? Пошли! - решительно сказал Павлик. - Спросим
у него...
- Какой быстрый, - засмеялся Слава. - Дедушка в Макарихе живет,
отсюда километров десять!
- Все равно, Славка, мы должны туда сходить. Все равно...
Понимаешь, какое дело?
- А лагерь?
- Попросись у Галины Сергеевны - она отпустит. Сколько дней надо?
- Одного хватит.
- Решено! Пошли обратно в лагерь!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

"ЭТИХ ДНЕЙ НЕ СМОЛКНЕТ СЛАВА"

Утро выдалось солнечное и на редкость тихое. В прозрачной синеве
замерли, будто нарисованные, белые барашки облаков. Густой развесистый
тополь, росший возле самого сарая, на чердаке которого спали Павлик со
Славой, не стучал, как обычно, ветвями о замшелую крышу. Тихо-тихо.
Белые дымы из печных труб поднимаются к небу ровными столбиками.
Рабочий поселок просыпался. То здесь, то там хлопали калитки: люди
спешили на работу.
Слава проснулся от ярких лучей солнца, бьющего сквозь щели в
крыше. Откинув одеяло, он вскочил, поддернул черные трусики и
потянулся до хруста в суставах. Стриженая голова Павки мирно покоилась
на подушке. Павка безмятежно посапывал носом и шевелил пухлыми губами.
- Подъем! - крикнул Слава. - Павлик, вставай!
Павлику вчера пришлось изрядно поволноваться, упрашивая
начальника лагеря и старшую пионервожатую отпустить Славу на денек в
Макариху. Поэтому он спал как убитый.
- Павлик, вставай! - и для эффекта крикнул в самое ухо: - Горим!
Павлик открыл глаза, удивленно посмотрел на друга и спокойно
спросил:
- Кто горит? Далеко?
Слава весело засмеялся.
- Тебя не испугаешь! Это я нарочно крикнул, что пожар. Вставай,
нам идти пора.
Перебрасываясь шутками, ребята быстро убрали постель, оделись и
по скрипучей лестнице спустились во двор, где их уже поджидал Илья -
брат Славы - толстый гражданин шести лет. Мальчуган с самым серьезным
видом протянул Павлику испачканную землей руку и сообщил:
- Покормил.
- Кого? - не понял Павлик.
- Голубя покормил.
- Молодец! Мы, Илья, уйдем скоро. Так ты смотри, не забудь воды
голубю налить.
Друзья плотно позавтракали, захватили про запас хлеба с маслом и
тронулись в путь.
От Малахита до Макарихи было недалеко: по шоссе километров десять
всего, но Слава не любил пыльной дороги и повел товарища прямиком
через лес. Шагая по узкой лесной тропинке, они останавливались иногда
послушать неумолчное разноголосое щебетание птиц.
- Ох и люблю я путешествовать, - говорил Слава, размахивая
суковатой палкой. - Так бы пешком весь свет обошел.
- А моря?
- Что моря! Их переезжать можно. Слышишь, как птицы поют? Хорошо
поют, радостно. Послушаешь - и охота стихи писать. Ты, Павка, зря
стихи не пишешь.
- Не умею, потому и не пишу.
- А ведь их писать просто. Только рифму другой раз долго ищешь.
Вот какое стихотворение я про лес сочинил. Хочешь?
- Читай.
Слава на минуту задумался, вздохнул и начал:
Вошли в тайгу. Шумит она,
Густая, беспредельная,
Стоят подряд к сосне сосна,
Как мачты корабельные...
Тропинка внезапно уткнулась в широкую и глубокую канаву,
наполненную почти до краев мутной, глинистого цвета водой, поперек
канавы лежали две жердочки. Слава, балансируя руками, легко преодолел
неожиданное препятствие. Павка замешкался:
- Не бойся, - ободрял Слава, - быстрее только!
- Я не боюсь! - Павлик решительно подошел к переправе и двинулся
вперед по гнущимся жердочкам. - Канава - пустяк, - говорил он, - ты
знаешь, на какие горы мы взбирались? Подойдешь к подножию, глянешь на
вершину - шапка с головы валится...
- Ну-у-у?
- Вот тебе и ну!
- Без веревок? - с любопытством спросил Слава.
- Не нуждаемся, - с гордостью ответил Павлик. - Тренировка! Тимка
и Юлька - мои друзья - по скалам отвесным запросто лазят...
Скалолазы!..
- А ты?
- Не отстаю, - уклонился от прямого ответа Павлик.
- Слушай, Павлик, ты любишь рыбу удить? - неожиданно спросил
Слава. - Мы сейчас мимо тихого омута пойдем. Язи там - огро-о-омные.
Порыбачим? За час на уху натаскаем!..
- Ври-и, - недоверчиво протянул Павка.
- Чес-слово!
- Где удочки достанем?.. И потом спешить надо.
- Удилища срезать - одна секунда! Лески у меня всегда при себе, -
Слава вытащил из кармана картонку с лесками. - Омуток рядом. За тем
вон лесочком. А дедушка все равно вечером придет с пасеки. Ждать
придется.
Ребята вышли к реке. Серебристой лентой вилась она в густых
зарослях черемухи, ольхи и ивы. Слава срезал два удилища, привязал
лески, насобирал червей - добывал он их под камнями. Осыпая землю,
рыбаки сбежали по глинистому крутояру к реке. Выбрав места получше,
они забросили удочки в синеватую спокойную воду.
- Теперь - тишина, - предупредил Слава.
За песчаной косой, у водоворота, под ивой, полощущей свои ветви в
быстрине, что-то всплеснулось да так сильно, что брызги радужным
столбом поднялись вверх.
- Играет, - шепотком проговорил Слава. - Огромная, наверно.
Павка согласно кивнул головой и, сделав губы сковородником, подул
на нос: комар впился в самый его кончик, а руки были заняты. Вдруг
поплавок на Павкиной удочке качнулся, по воде разбежались круги. А
поплавок заприседал, как живой, заподпрыгивал и стремительно двинулся
к осоке.
- Подсекай! - выкрикнул Слава.
- Есть! - восторженно взревел Павка. - Славка, сюда!
Зда-а-аровый...
- Не тяни! Не тяни, - волновался подоспевший Слава. - Вываживай!
Вываживай... Не дергай - оборвешь!..
Удилище согнулось дугой. Леса, разрезая воду, металась то вправо,
то влево. По силе сопротивления чувствовалось, что попалась крупная
рыбина. Павка, охваченный рыбацким азартом, не спускал глаз с лески.
Комары облепили шею, лоб, щеки. Но Павке было не до них: пусть кусают.
Перед глазами - вот здесь, на мелководье - уже бился
светло-серебристый красавец язь.
- Еще, еще, еще чуть-чуть, - шептал за спиной Слава. - Тяни!
Павлик дернул. Язь вылетел из воды и забился в траве. Павка упал
на него и, не поднимаясь, ощупью запустил пальцы под жабры.
- Я говорил, говорил... - радостно суетился Слава. - Не верил
еще.... В этом омуте огромные клюют...
- Хорош язек, - довольно улыбался Павка.
За полтора часа друзья натаскали порядочно. Соорудив кукан, они
навздевали на бечевку улов и, веселые, тронулись дальше.
- Нашим бы ребятам показать, - мечтал Павлик, любуясь красавцем
язем. - Приеду, расскажу - не поверят.
- Поверят, - успокаивал Слава. - Мне всегда верят.
- Знаю, - вздыхал Павка. - Есть у нас в лагере один скептик -
Колька Хлебников. Он никому не верит. За это скептиком его и называют.
Он первый скажет, что я - хвастун... Стой! Ты куда сворачиваешь?
Тропа-то вот...
- Одно место тебе покажу. Помнишь, вчера обещал?
Миновав скалистое взгорье, поросшее ельником, они вышли на лесную
полянку. Стройные сосны с золотыми стволами обступали ее со всех
сторон. В зеленой траве мелькали венчики цветов, порхали бабочки,
гудели пчелы; воздух был ароматен и свеж. Слава сразу посерьезнел.
Павка тоже притих.
- На этой поляне был партизанский лагерь, - сказал Слава. - Вот и
памятка оставлена, - он показал на гладкий, чуть выдававшийся из земли
гранитный валун. На плоской поверхности камня была выбита пятиконечная
звезда, и под ней поставлен год - 1919-й.
- Партизаны против интервентов воевали. Мой дедушка в этом отряде
разведчиком был.
Ребята обошли поляну, осмотрели заросшие травой полузасыпанные
ямы - по словам Славы, они были когда-то землянками, в них партизаны
жили, - на опушке отдохнули, съели хлеб и прямиком через сосновый бор
двинулись на восток.
На окраине деревни, у деревянного домика с новыми воротами и
огромным палисадником, в котором росли кусты крыжовника, смородины и
малины, Слава сказал:
- Вот мы и пришли. Подожди здесь немножко: я Султана утихомирю.
Злой он - ужас. Чес-слово. Свои, Султан! - крикнул он, приоткрывая
калитку. - Свои!..
Грозный лай сменился радостным повизгиванием. Загромыхала цепь,
заскрежетала проволока: собака подбежала к воротам.
- Кто там? - донесся со двора женский голос. И сразу: - Славушка!
Внучек!.. Проходи, проходи... Наконец-то! Загорел-то! Худой какой
стал!
Послышались звуки поцелуев.
- Я, бабуся, не один, друг на улице ждет. Ох и храбрый он. Из
Новостроя один приехал. - Павка покраснел: "Придумает же Славка". -
Героя гражданской войны они ищут... Вот сколько рыбы мы наловили!
Самого большого Павлик поймал! Павлик! Иди сюда... Бабусь, а дедушка с
пасеки сегодня придет?
Слава говорил, говорил и говорил без умолку.
Старушка ласково смотрела на ребят и улыбалась, слушая
взволнованную и бессвязную болтовню внука.
- Что же мы стоим на дворе! - спохватилась она. - Покормить вас
надо. Чай, устали в дороге?
- Нет, мы уже покушали, - ответил Павка, - хлеб с маслом ели.
- А я вас угощу сливками с малиной.
В это время над плетнем появились три взлохмаченные головы.
Средняя, смуглая, скуластая, с черными озорными глазами, тихонько
свистнула.
- Мишка! - узнал Слава. - Здравствуй, Мишка! Дожидайтесь нас, мы
скоро выйдем. Видел, сколько язей понатаскали! - он потряс рыбой.
- Узнали уже, - проворчала бабушка. - Отдохнуть и то не дадут.
Наговоритесь еще... - она решительно потащила ребят в дом. - Успеют
они, подождут.
Напившись густых сливок с душистой, сочной малиной, Слава и Павка
вышли на улицу. Ребята, которых набралось уже больше десятка, окружили
гостей плотным кольцом.
Скуластый паренек, которого Слава называл Мишей, вышел из круга
и, засунув руки в карманы черных заплатанных штанов, обошел вокруг
Павки, как бы оценивая его.
- Ты язя поймал? - спросил он дружелюбно.
- Ага! - с готовностью подхватил Слава. - Он! Аж удилище в дугу
согнулось, когда Павка язя тащил. Килограммов, наверно, на пять...
- На десять, - Миша присвистнул.
Ребята дружно рассмеялись. Слава растерянно посмотрел на Павку и
тоже заулыбался.
- Ох и мастер же присочинять, - заметил Миша. - Я видел язя. Он
килограмма два будет.
- Славка, - беззлобно ухмыльнулся Павлик, - а ты говорил, что
тебе на слово верят. Осечка?
- Я для солидности прибавил, - оправдывался Слава, - тебе же
лучше хотел сделать. Ребята! - обратился он к собравшимся. - Это мой
товарищ Павка Катаев из Новостроя. Он со своими друзьями по всему
свету ездит...
- Опять осечка! - выкрикнул кто-то из ребят.
- Ну, по Советскому Союзу, - поправился Слава, - не в этом дело.
Павка героя гражданской войны разыскивает - Григория Лапина. Недалеко
от города Новостроя, на горе Крутой Лапин надпись на скале выбил, а
Павка ее нашел. Мы сегодня у дедушки спросим, знает он Лапина или не
знает. Затем и пришли к вам сюда.
- Лапина? Героя? - заинтересовался Миша. - Расскажите нам про
него.
Павка смущенно засопел носом: удобно ли признаваться, что и сам
он, Павка, не знает о Лапине ничего.
Но выручил Слава. Он посмотрел на Мишу и укоризненно произнес:
- Я же сказал, что мы разыскиваем его. Не нашли ведь еще. О чем
рассказывать?
- А Иван Ефремович знает?
- Это у него спросить надо.
- Иван Ефремович сегодня будет про войну рассказывать? - спросил
Миша. - Нам можно прийти послушать?
- Приходите. Дедушка должен к вечеру с пасеки вернуться.
- А нам председатель колхоза благодарность объявил,- вдруг
сообщил Миша. - Мы отрядом на прополке двести трудодней заработали.
- А в нашем отряде, - перебил его кто-то, - Борька Аксенов на
помощника комбайнера выучился.
- Борька выучился, - сказал Миша, - а ты хвастаешь.
- Мы тоже учимся...
- Айда купаться? - предложил Миша.
Взбивая пятками дорожную пыль, босоногая команда с гиканьем
понеслась по улицам деревни к реке. Веселым заливистым лаем провожали
их кудлатые дворняжки.
Весть о том, что Иван Ефремович будет рассказывать о гражданской
войне, быстро облетела всю деревню.
Вечером на лужайке возле дома Коршуновых собрались не только
ребята, но и взрослые. Детвора устроилась прямо на траве. Взрослые
уселись на бревна возле плетня. Мужчины дымили цигарками, женщины
щелкали семечки.
Иван Ефремович, седой как лунь, кряжистый старик, не заставил
себя ждать. Он вышел из калитки, поздоровался со всеми, подсел к
мужчинам, закурил и начал:
- Много раз приходилось мне бывать в разведке, но одна
запомнилась на всю жизнь. За нее и наградили меня орденом...
Внимательно слушали рассказ Коршунова собравшиеся, и всем
казалось, что сидит перед ними не старик, убеленный сединой, а лихой
разведчик-боец, что не парусиновая куртка облегает его сутулую спину,
а черная боевая бурка, пропахшая порохом, что не суковатую палку
сжимает его рука, а острый клинок.
- ...К деревенской избе, - говорил Иван Ефремович, - в которой
разместился штаб партизанского отряда, на взмыленных вороных конях
подскакали два всадника. Спешившись, наскоро привязали поводья к
плетню и вошли в избу.
- Комбриг Лапин! - представился высокий, в черной мохнатой бурке
кавалерист командиру партизанского отряда. - Моя бригада наступает на
станцию Лиговка. Приказ командарма - действовать вместе с вами.
Он снял бурку, бросил ее на широкую лавку и подсел к столу.
- У генерала Казагранди большие силы, - сказал командир отряда,
проверив у прибывшего документы, - в лоб станцию не взять, оружия
мало. Пулеметов всего три, да и те минуту стреляют, час молчат:
старые.
- А выбить Казагранди из Лиговки надо, - твердо произнес Лапин, -
как бельмо на глазу, всему фронту мешает этот Казагранди! Командарм
дал сутки сроку.
- Оружия бы, - сказал партизанский командир, - в два счета бы