все руки. Сапог сам себе подобьет, гимнастерку починит... Не ныл, не
хныкал, а места родные как знал...
Гулко стучали колеса. Мелькали семафоры. Станция за станцией
оставались позади. Тима забрался в угол и, наблюдая за рассказчиком,
жадно ловил каждое слово. Заглянул в купе проводник. Заглянул и
остался стоять в проходе, положив локти на боковые полки. Старшина
зажег папироску. Добрая соседка поморщилась и отмахнулась от сизых
нитей табачного дыма. Пограничник понимающе кивнул головой и ткнул
папиросу в пепельницу.
- А однажды такой случай был, - продолжал рассказывать старик. -
Получили мы из центра задачу: взорвать мост, по которому фашисты к
фронту подкрепления подбрасывали, а мост этот был железный, в три
пролета. У фашистов под особым присмотром находился, эсэсовцы его
охраняли. С обеих сторон окопчики понакопаны и крупнокалиберные
пулеметы понаставлены.
Разработали мы план операции: подобраться к мосту, снять часовых
без шума, в казармы бросить по гранате, и за дело. Я Гришука к себе в
пару взял. Взобрались мы с ним на насыпь, лежим. Мимо нас охранник
ходит, от казармы к мосту и обратно. Морда у него платком подвязана,
холодно было. Выбрал я момент, прыгнул фашисту на спину и снял его
одним ударом. Да, видать, приземлился неловко... Об рельсу ногу зашиб.
Ну, думаю, как начнут сейчас наши на той стороне, все прахом пойдет!
Казарму-то мы не подорвем! Подозвал Гришука. Действуй, говорю. Как
наши начнут на той стороне, швыряй в окно! Взял он у меня гранату и
затаился. На той стороне рвануло, Гришук гранату в окно - р-раз! С той
стороны подошли наши, заложили тол, запалы приладили. Меня двое на
руки подхватили и быстро дотащили до кустарника, залегли мы, ждем.
Слышим, состав идет. Земля гудит: основательно груженный.
Знатный тогда получился взрыв! До сих пор, говорят, со дна той
речки разный хлам достают.
Недели через три самолет из Москвы в наше распоряжение прилетел.
Выстроили отряд. Полковник из Центрального штаба Указ Президиума
Верховного Совета зачитал: "За мужество и доблесть..." Первому вручили
орден Ленина Григорию Лапину - Гришуку...
- Лапин? Григорий? Григорий Лапин. "Стальной солдат"!
- Уж это точно, что стальной, несгибаемый парнишка! Хороший
парнишка!
Тима схватил партизана за руку.
- Он! Это - он! А сейчас он живой? Где он?
- Чего ты волнуешься? - изумился партизан. - Жив-здоров Гришук.
Да ты сядь, не егози! Живет Гришук под Минском, учится, наверное!
Тима побежал к проводнику посмотреть Мраморного и не слыхал, как
старик говорил старшине, что в тысяча девятьсот сорок четвертом году
Григорий Лапин, Гришук, получил второй орден - орден Красного Знамени.
- Сбили парня рассказом-то, - ворчала соседка. - Вишь, на месте
сидеть не может. Нонче все они так. У меня меньшой - Илюшкой звать - в
Корею собрался. "Я, говорит, мамань, быстро там управлюсь. Помогу Ким
Ир Сену интервентов разбить - и обратно. Большим в разведке, говорит,
плохо, их далеко видно, а я ползком, ползком. Меня не убьют. Ты,
мамань, не плачь по мне. Когда храбрый, то - пуля боится и штык не
берет. Про это песня даже сложена. Я, мамань, храбрым буду!" Вот и
возьми такого. Насилу с отцом убедили, что без него в Корее дело
сделают.
Поезд подошел к станции Урминск. Тима торопливо попрощался с
соседями и, подхватив клетку, спрыгнул с подножки. Поток людей
захлестнул мальчугана. Подчиняясь его неудержимой силе, Тима мчался
куда-то, останавливался, снова мчался. Над головой мелькали корзины,
узлы, чемоданы. Свободу он почувствовал только в зале ожидания.
Одернув курточку и поправив сбившийся в сутолоке галстук, Тима
огляделся. В зале было много людей. От их голосов гул не смолкал ни на
минуту. В углу, рядом с книжным киоском, касса. Слева - справочное
бюро. Мороженщица с лотком. Буфет. Ага! Вот оно! Тима заметил на стене
огромную таблицу - расписание поездов.
"Поезд Э 100, Урминск - Минск, отправление 22 часа 00 минут
(время московское)". Все хорошо!
До двенадцати ночи Тима успеет побывать в музее, разузнать все
подробности о "Стальном солдате революции", а может быть, и о Лапине.
Будет тогда о чем поговорить с Григорием Лапиным при встрече, будет о
чем вспомнить. Звеньевой вышел на привокзальную площадь, свернул в
станционный сквер и сел под тенистым тополем на зеленую скамейку с
удобной покатой спинкой. Радостно было у него на душе. Ясно, что на
след Григория Лапина он напал. Пора известить об этом Юлю. Тима достал
листок плотной бумаги и карандаш. Поставил клетку на колени, положил
под листок записную книжку и старательно стал писать.
Затем скрутил письмо трубочкой, вытащил из клетки Мраморного,
вложил послание в футлярчик из гусиного пера, прикрепленный к ноге
голубя. Указательным и средним пальцами он сжал лапки Мраморного,
встал и коротким, сильным толчком подбросил крылатого почтальона.
Стремительно взмыв над тополями, Мраморный дал прощальный круг и
полетел на север, к далеким горам.
"До свидания, Мраморный! Лети, передай другу радостную весть, что
герой Лапин нашелся, что скоро возвратится Тима в родной город с
письмом от героя. А при встрече даст Тима слово за себя и за своих
товарищей пионеров быть такими же бесстрашными и мужественными, как
Лапин. И еще передай, Мраморный, что попросит Тима Григория Лапина
приехать в Новострой погостить. Ведь не откажется, нет, не откажется
он побывать в сказочных таежных краях, где на скале выбиты имена его
боевых друзей". Голубь уже скрылся, а Тима все еще смотрел на синее
солнечное небо, светлое и широкое, как океан в штиле. На губах у
звеньевого играла счастливая улыбка.

    ГЛАВА СЕДЬМАЯ


ХВОСТАТАЯ РАКЕТА

- Вылезай сейчас же! Там ничего нет! Слышишь?
- А я ничего!
- Вылезай, вылезай, да осторожнее, ушибешься!
- Уж я ушибся!
Из-под стола показалась бритая голова. На ней замшевыми лоскутами
повисла паутина. Ванюшка сел на коврик, дотронулся до ушибленного
места и ужаснулся:
- Володя, у меня почему затылок вырастает?
- Что, шишку набил?
- Она вырастет, как голова, да?
- Нет, поболит немного и пройдет. Говорил тебе, не лазь под стол.
Зачем ты ко мне пришел? Мешаешь только!
- Меня Сеня прислал тебе помогать. Я сначала Коле Хлебникову
помогал. Мы письма в гербарии писали. Потом Коля устал и сказал Сене,
чтобы он меня тебе помогать послал!.. Володя, а почему лыжи, которые
под столом спрятаны, с колесиками? Это, Володя, самолыжи?
Ванюшка устремил серые лучистые глаза в сторону дивана, но
староста кружка "Умелые руки" находился в глубоком раздумье и ничего
не ответил. Володя изучал чертеж "лейки-самолейки "УР-1" ("УР-1" -
марка завода, выпустившего машину, то есть кружка "Умелые руки").
Кружковцы две недели безрезультатно бились над созданием
совершенной поливочной машины (ее заказали садоводы Коли Хлебникова),
но ничего не получалось. И не видать бы садоводам поливочной машины,
если бы...
Однажды вечером в лагерную мастерскую заглянул Володин отец,
главный конструктор одного крупного завода Петр Алексеевич Сохатов. Он
подошел к столу, за которым трудились кружковцы - они как раз
составляли чертеж поливочной машины, сел на колченогий стул и спросил,
обращаясь ко всем:
- Как дела с дождеметом?
- Думаем, - ответил Володя. - Папа, откуда ты знаешь про
самолейку?
Петр Алексеевич улыбнулся одними глазами и посмотрел на Семена,
который следом за ним вошел в мастерскую.
- Прихожу я сегодня на завод, - шутливо начал отец, - а мне и
говорят: "Товарищ главный конструктор, в одном из пионерских лагерей
группа изобретателей создает новую, необходимую для садоводства
машину. Нужна деловая помощь". Ну и я...
- Сеня тебе сказал!
- Вот этого-то я и не знаю. Не мог запомнить. Где ваши чертежи?
Он придвинул лист ватмана, уже порядочно измазанный карандашами и
истертый резинками, вгляделся в неясные линии чертежа, взял остро
отточенный карандаш и уверенно заявил:
- Что ж, вполне приемлемая конструкция. Совершенно верно. Ваша
машина должна действовать по принципу насоса. - Кружковцы
переглянулись, но смолчали: о насосе не было и речи. - Значит, вы
берете бак? Неплохо, неплохо... - Петр Алексеевич снял темно-синий
пиджак, накинул его на спинку стула, вздернул выше локтя рукава белой
шелковой рубашки и наклонился над чертежом. - Бак, бак - бачище...
Так, так, так, - напевал он, играя карандашом. - Ага! Сверху на бак вы
надеваете крышку из кровельного железа? Тоже верно. Только учтите,
крышка должна надеваться плотно. От крышки в разные стороны идут
водометные трубки? Превосходно... Пожалуй, хорошо бы на концах трубок
установить дождевальные камеры вроде раструбов, какие бывают у обычных
садовых леек. Так... Дно у бака двойное...
- Папа, все понятно! - Володя сам принялся объяснять устройство
самолейки.
- Ну и ну, - сказал Петр Алексеевич, глядя на раскрасневшееся
лицо сына. - А я ведь затруднялся в этом вопросе!
Хороший получился дождемет! Володя с сожалением отложил чертеж.
Взгляд упал на другой рисунок. Володя выхватил листок из середины
стопы и сел, поджав под себя ноги. Эх, ракета-ракета! Сколько надежд и
грандиозных планов было связано у Володи с кораблем "СС-1".
Сверхскоростная ракета - это же Марс, Венера, Юпитер, Сатурн и
миллионы звезд, призывно мерцающих над головой в ночной темноте! Но
все равно мы до них доберемся! Да, да, доберемся! Ведь есть уже
реактивные самолеты, есть ракеты, есть спутники, есть
корабли-спутники... Очередь за межпланетными фотонными кораблями! Не
сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра... А может быть,
сейчас, в эту минуту, где-нибудь под Москвой или Ленинградом, под
Киевом или Минском, под Свердловском или Владивостоком на ровной
бетонированной дорожке стоит реальное воплощение Володиной мечты -
межпланетный фотонный корабль. Он ждет только сигнала, чтобы умчаться
в безоблачную, бесконечную синюю высь. Советская ракета! Первая в
мире! Ведь никто другой, а наш русский ученый, Константин Эдуардович
Циолковский, разработал теорию полета ракет. Он впервые научно доказал
возможность сообщения между Землей и планетами. Еще в 1898 году
Константин Эдуардович сказал: "Будущее принадлежит ракете..."
- Чертежи ракеты подготовил?
Володя вздрогнул и оглянулся. Перед ним стоял отец. В белой
рубашке с засученными рукавами, в белых брюках и желтых сандалиях, он
выглядел очень молодо и даже напоминал чем-то Семена. Только Петр
Алексеевич был на голову выше начальника лагеря и шире в плечах. А
глаза такие же молодые, такие же задорные.
- Папа, может быть, без чертежей, а?
- Почему?
- Ребята обязательно надо мной смеяться будут, подшучивать...
- Вот что, Владимир, если хочешь стать настоящим человеком и тем
более изобретателем, научись воспринимать замечания, научись
исправлять ошибки.
- Дядя Петя, а у Володи под столом лыжи с колесиками! Это
самоходы?
- Ванюшка! Ты откуда?
- Я сидел там, под столом. Там самолыжи есть!
- Какие самолыжи?
- Это, папа, так просто! Вот, папа, чертежи! Пойдемте, нас ждут.
Сеня приходил! - заторопился Володя, а когда Петр Алексеевич вышел,
прихватив чертежи и карандаш, укоризненно сказал: - Ты, Ванюшка,
какой-то несдержанный. Мы будем ссориться.
На поляне, у фабрики "Пионер", собрался почти весь лагерь. Ребята
разместились кто где смог. Было шумно. Люся Волкова в новом белом с
красным горошком платье стояла у входа на фабрику. Перед ней на
бревнах, приготовленных для сооружения гигантских шагов, сидели
начальник лагеря и Вася. Они слушали, как звеньевая второго
возмущается поведением заготовителей.
- Когда это кончится! - негодовала Люся. - Вы мне скажите? Я
требую, чтобы Тимку наказали! Это же настоящая разболтанность! Сегодня
встретила Юльку и спросила у него, где Тимка с Павкой. Так Юлька
зевнул сначала и только потом ответил, что, видите ли, они уехали на
рыбалку!
- И вовсе я не зевнул! - возразил невесть откуда появившийся
Юлька. - Ты сочиняешь!
- Нет, зевнул! К потом... Ой, Сеня, я что-то не верю в рыбалку!
Тимка четыре дня тому назад пришел на фабрику. Я стала ругать его за
то, что трав мало принесли, а он ответил мне: "Скоро некого будет
ругать!" Почему, Юлька, ты остался, а они уехали? Почему? Ты не
отворачивайся, посмотри мне в глаза. Обманываешь?
- На тебя я давно насмотрелся!
- Может быть, они действительно не на рыбалку уехали? - спросил
Семен.
- Ну, что я буду... - Юля покраснел и запнулся.
- Видишь, видишь, Сеня! Юлька!
Но Юльки рядом уже не было. И главное - шагов никто не слыхал...
- Врет он, Сеня! - сказала Люся. - Врет!
- По местам! - скомандовал Семен.
К фабрике подходил Петр Алексеевич.
- Направо или налево! - крикнул он еще издали. - Не вижу кафедры!
- Сюда, сюда! - пригласил Вася.
Петр Алексеевич остановился у дверей сарайчика.
- Самое подходящее место. Доска есть, стул есть, - он показал на
квадратный лист бумаги и бревна. - Аудитория тоже в полном сборе!
Здравствуйте, ребята! Садитесь!
Инженер положил на бревна папку и прошелся по гравию.
- Сегодня будем рассуждать о ракете, - начал он, и все притихли.
- Прежде всего, что такое ракета?
Петр Алексеевич достал из кармана железную складную ручку. Перо и
карандаш вытащил, а трубку показал ребятам:
- Вот, посмотрите! Мы часто говорим о ракетах и думаем, что
ракета - это обязательно корабль обтекаемой формы. А эта трубочка,
которую вы видите у меня в руке, может легко стать ракетой. Что для
этого надо сделать? Надо лишь запаять одно отверстие, начинить трубку
горючим веществом, и ракета готова к полету.
Петр Алексеевич прервал рассказ.
- У вас физику все знают? - спросил он у Семена.
- Все-е-е! - хором ответили пионеры. Громче других кричал Ванюшка
Бобров, который перешел во второй класс.
- Это хорошо! Без физики нет изобретений. Очевидно, вы знакомы с
третьим законом механики. Перед нами два тела. Первое - трубка, второе
- газы, которые мы получили бы при сжигании горючего вещества,
помещенного в трубке. С какой силой газы вырвутся из трубки, с такой
же силой она и полетит. Вот этот толчок газов и называется реактивной
силой...
Петр Алексеевич взял папку, порылся в ней, отыскал нужный листок
и приколол его к фанерному щиту. Все увидели знаменитый межпланетный
корабль "СС-1". Володя прижался к Васе и поежился.
- Что, замерз?
- Нет, волнуюсь.
- Не волнуйся. Узнаешь свои ошибки и не ошибешься больше!
- Почему не полетела эта ракета?
Ребята следили за карандашом. Красная черта разделила
межпланетный корабль на две равные части.
- Это центр инерции ракеты. Чтобы ракета при полете сохраняла
нужное направление, сила взрыва должна была действовать прямо по
центру. Мы видим, что дюзы - камеры и выводные трубы, где происходит
сгорание взрывчатого вещества, у этой ракеты устроены поперек центра
инерции. Вернее, не совсем поперек, а под углом. Получилась реактивная
мельница. Поэтому изобретатель и явился домой без бровей и ресниц.
Надо было дюзы, обе дюзы, вывести в хвостовую часть межпланетного
корабля.
Разбор длился часа полтора. Петр Алексеевич забраковал у ракеты
крылья, корпус, парашютный автомат.
Пионеры решили общими силами построить звездолет. Создали
конструкторское бюро. В него вошли пять человек. Главный конструктор -
Петр Алексеевич, заместитель - Семен Самойлов, два конструктора -
Володя Сохатов, Тима Болдырев и чертежница - Нюша Котельникова.
Тиму Болдырева рекомендовал в бюро Володя, который знал, с каким
мастерством Тима изготовил в техническом кружке Дворца пионеров
действующую модель доменной печи.
Петр Алексеевич ушел. Ребята окружили Семена и засыпали его
вопросами. Володя подозвал Ванюшку, взялся одной рукой за отворот его
рубашки-безрукавки, а другой замахал перед курносым лицом малыша.
- Не совсем правильное расположение дюз, Ванюшка, играет
второстепенную роль в неудаче моей конструкции, - рассуждал он. -
Главная ошибка у меня в астрономии. Ты знаешь, что радиус земного шара
- шесть тысяч триста семьдесят километров? - Ванюшка утвердительно
кивнул головой. - В диаметре - два радиуса. Это двенадцать тысяч
семьсот сорок. Луна от Земли - тридцать земных радиусов. Ученые, чтобы
не допустить ошибки, прибавили еще двадцать тысяч двести километров.
Всего до Луны получается триста восемьдесят четыре тысячи четыреста
километров! - У Ванюшки открылся рот. - Надо было ракету на Луну
запускать, а я - на Марс. А до Марса пятьдесят пять миллионов
километров даже в великие противостояния...
Раздался хохот. Ребята давно, оказывается, слушали Володину
беседу с Ванюшей.
- Ошибка в Марсе! - выкрикнул кто-то.
- В Луне!
- Во мне, - сказал Володя и тоже засмеялся.
Из аллеи к фабрике выбежал Коля Хлебников. Он махал руками и
кричал во весь голос:
- Письма! Письма пришли.
Письма! С каким нетерпением ждали в лагере вестей о Григории
Лапине. Не раз учащеннее бились ребячьи сердца при одном только
взгляде на веселого дядю Костю с кожаной сумкой на боку. Вот-вот
скажет почтальон ребятам: "Получайте". Но дядя Костя улыбаться
улыбался, но всегда говорил обычное: "Пишут еще". И наконец-то!
Коля, захлебываясь, рассказывал, как вручал ему дядя Костя два
пакета. Семен вскрыл самый толстый из плотной глянцевой бумаги с
красочной юбилейной маркой.
- Ребята! Нам пишут из Кедровска! О "Стальном солдате"! Читай,
Вася!
И, развернув тетрадный лист, Вася громко и медленно прочел:
"Пионерский салют!"
Все торжественно отсалютовали.
"Ребята, отряд "Стальной солдат революции" организовался в нашем
городе на самом старейшем металлургическом заводе в 1917 году, как
только уральские рабочие узнали, что в Петрограде произошла революция.
Они тоже прогнали богачей и создали Советы Рабочих, Крестьянских и
Солдатских депутатов. Власть стала народной.
Но жадные капиталисты и дворяне, чтобы не отдать власть, подняли
восстание. Отряд "Стальной солдат революции" выступил на борьбу с
атаманом Дутовым, который начал на Южном Урале контрреволюционный
мятеж. Его казаки нападали на селения, рубили саблями рабочих и всех,
кто был против капиталистов.
Рабочий отряд разгромил атамана Дутова.
В 1918 году буржуи подбили на восстание пленный чехословацкий
корпус. Генералам Хорвату и Гайде капиталисты Америки, Англии,
Франции, Японии и других стран, примкнувших к Антанте - военному
союзу, - заплатили 15 миллионов рублей. Белочехи стали захватывать
наши города. Народ поднялся на борьбу с наемниками. Летом 1918 года
белогвардейцы подступили к Кедровску. Отряд "Стальной солдат
революции" защищал родной город. Отрядом тогда командовал Степан
Петрович Бояршинов. Крепко досталось белочехам и белогвардейцам, когда
они сунулись в город.
Три раза наступали они, а в четвертый вызвали два бронепоезда и
кавалерию. День и ночь и еще день дрался отряд "Стальной солдат
революции", но врагов было много. Прорвались рабочие сквозь кольцо и
ушли в тайгу, чтобы оттуда вести борьбу с врагом до победного конца.
В 1919 году отряд "Стальной солдат революции", который стал уже
полком, вместе с частями Красной Армии выбил белогвардейцев из
Кедровска и погнал колчаковскую армию на восток.
О Лапине ничего узнать не могли, но разыскивать будем вместе с
вами. Пришлите фотографию камня-иглы с надписью. Пионерский салют!"
Снова руки ребят поднялись над головами. Вася вздохнул и
закончил:
"Городской лагерь при школе Э 6".
- Первая неудача, - с сожалением сказал Володя Сохатов. - Надо
сохранить это письмо. Очень хорошо, ребята, что и там организован
отряд по розыскам Лапина. А имя Бояршинова мы должны запомнить.
- А чего запоминать? - уныло заметил Коля Хлебников. - Все равно
главного героя не найдем. Уж если в Кедровске о Лапине не знают...
- Что вы? Сразу и носы повесили? - сказал Семен. - Я думаю, что
Лапина мы разыщем. Это первое письмо. Письма еще будут. В одном городе
не знают, в других городах знают. Надо будет это письмо зачитать
сегодня на вечерней линейке. А горевать нечего: поиски еще только
начались.
- А второе письмо из Архангельска. Это о гербариях, - Люся
потянулась к конверту.
- Читай, читай, - кивнул Семен. - Чем нас порадуют?
Семен, хоть и подбодрял ребят, сам был огорчен тем, что в
Кедровске, на родине отряда "Стальной солдат революции", неизвестно о
Григории Лапине.
"Гербарий ваш получили, - бойко читала Люся. - Спасибо. Он
поможет нам лучше изучить ваш край. Мы тоже выслали вам гербарий.
Только учитесь лучше, а то в письме, которое вы нам прислали, ошибка.
Надо знать правило правописания "не" с причастиями. Вы пишете "не"
вместе, а причастие имеет при себе пояснительное слово. Нужно отдельно
писать..."
- Как? - спросил Семен. - Кто писал это письмо?
Коля Хлебников покраснел и молча опустил голову.
- Коля, - тихо сказала Нюша Котельникова.
Таким сердитым начальника лагеря ребята не видели еще ни разу. Он
размашисто ходил по лужайке и говорил обидные и горькие для каждого
пионера слова.
- Утерли нам носы! Позор! Теперь весь Советский Союз узнает, что
в нашем лагере пишут с ошибками!
Ванюшка огромными немигающими глазами смотрел то на Семена, то на
опущенные, чуть вздрагивающие плечи Коли и переживал. Жаль было малышу
и Колю, и... Очень плохо, когда пишут с ошибками. Мария Федоровна не
раз говорила об этом всем ученикам первою "Б".
- Ох и стыдно нам, уж так стыдно, что я просто не знаю, что и
говорить! Ну что мы напишем в Архангельск? А ответить обязательно
надо!
Семен остановился против Коли. Коля выпрямился, но в глаза
начальнику лагеря не смотрел
- Вот что, Николай, со следующей недели будешь заниматься русским
языком, - твердо сказал начальник лагеря. - Нельзя позорить звание
пионера. Кто из вас, ребята, имеет отличную оценку по русскому?
- Юлька - круглый пятерочник, - ответил Вася Зимин.
- Юля и будет помогать Хлебникову!

    ГЛАВА ВОСЬМАЯ


МАЛАХИТ

Красив камень малахит. Вся весенняя зелень собрана в его радужном
блеске. Узорчатые жилки, оттенки, то светлые, то темно-зеленые,
напоминают кудрявые сады, полянки с нежной травой и говорливыми
ручейками, клумбы диковинных цветов.
Но в природе малахит тускл и не особенно привлекателен. Ну,
зеленый и все. Красивым становится камень только в умелых руках
мастера. Попадет кусок малахита опытному камнерезу, и начнутся с ним
чудесные превращения.
Сначала на камнерезном станке с вращающимся диском из мягкого
металла обточат малахит, потом при помощи крупных и мелких, жестких и
мягких порошков, которые называются абразивами и насыпаются на диск,
шлифуют, полируют камень, и уж только после этого засияет, заискрится,
оживет малахит - любо смотреть.
Есть еще один Малахит - город. До Октябрьской революции был он
глухим захолустьем с закопченными избами, с лужами грязи на кривых
улицах, с кабаками на каждом углу. Горько жилось в городишке рабочему
люду.
Но власть над землей перешла в руки искусного мастера - народа, и
ожил город, как тот камень малахит. Улицы выровнялись, заблестели
асфальтом, исчезли лачуги и встали многоэтажные дома, школы, театры -
и все из камня.
Павка прибыл в город Малахит утром, часов в девять. Выйдя на
привокзальную площадь, он остановился в раздумье: "Куда двигаться?"
Перед расставаньем было решено начинать поиски с городских музеев.
Ведь в них собраны исторические документы.
Мимо проносились "Победы", "Москвичи"; весело позванивая, бежали
трамваи; спешили люди. А Павка не знал, в какую сторону направиться.
Но ведь у него был язык, тот самый, который любого доведет даже до
Киева, если, конечно, спрашивать дорогу у встречных. Он-то и помог ему
добраться до музея. Долго ходил Павка из зала в зал.
Много интересных вещей встретилось в музее. Вещи, найденные на
стоянках древних людей, боевое оружие, знамена, машины - всего не
перечтешь. Старательно изучал Павка каждую надпись, каждую этикетку в
надежде увидеть имя Григория Лапина, но все было напрасно. О партизане
нигде не упоминалось.
Больше всего прочего приглянулась Павке одна сабля. Как осколок
зеркала светилась она в солнечных лучах, что пробивались сквозь стекла
широких окон. На рукоятке сабли - звезда, по лезвию - буквы
художественной гравировки.
У Павки глаза вспыхнули жадными искорками, когда он прочел
надпись, от волнения на лбу даже выступил пот. Было выписано на сабле
три слова: "За революционную стойкость!". Простоял возле сабли Павка
очень долго - не мог оторваться. А сабля сверкала, переливалась на
солнце, будто хотела рассказать о себе, о том, почему и когда попала
сюда она, на почетное место.
А было это давно, в 1919 году. Красная Армия громила Колчака,
гнала беляков прочь с Урала. Рабочий полк "Стальной солдат революции"
и Красная Кавалерийская бригада наступали на Малахит, в котором засели
белогвардейцы. Целый день дрались они с колчаковцами и никак не могли
вышибить их из окопов, опутанных густыми рядами колючей проволоки.
Утром следующего дня командир полка и комбриг взошли на холм.
Ветер колыхал полы черных мохнатых бурок, трепал кудряшки на высоких
папахах. В бинокли командиры разглядывали укрепленные позиции
белогвардейцев.
Видели они, как колчаковцы подтягивали свежие силы, как в лощину
проскользнули броневики с круглыми пулеметными башнями. А у перелеска,
за рекой, рвались снаряды, трещали выстрелы - шел бой.
На холм прискакал ординарец.