Шустов В Н. Человек не устает жить

ухаживаем...
- Сено косили у Коровьего брода! - выкрикнул кто-то. - Шестьдесят
трудодней заработали!..
- На ферме помогаем. Я сегодня десять бочек воды туда привез.
Встал пораньше и успел, - сказал Гоша.
- Наше звено на прополку овощей ходило!
- Организовали мы специальные звенья, - уточнил Никита, -
животноводов, полеводов и овощеводов. Каждый член звена изучает свою
специальность.
- Затея хорошая, - похвалил Илья Васильевич. - Вам все надо знать
о сельском хозяйстве. А то есть в деревнях такие люди, которые корову
от лошади только по рогам отличают.
- По хвосту можно, - пошутил Гоша Свиридов: - Из лошадиного
хвоста лески плетут, а из коровьего - нет.
Все засмеялись.
- Есть у меня одно предложение, - начал Глухих, переждав смех,
вызванный Гошиными словами. - Или, как говорят, дело первостепенной
важности. Я расскажу про него, а вы подумайте и решайте... На этот
случай и документация припасена. Сбегайте-ка к мотоциклу. На багажнике
сверток ремешками привязан. Сюда его надо!
- Славка! - скомандовал Костя сидящему рядом с ним пареньку. -
Одна нога здесь, другая - там! С горы шагом спускайся, а то, как в
прошлый раз, на носу проедешься.
- Я тихо!
- Надо быстро, но осторожно!
- Так вот, ребята, - продолжал комбайнер, - вчера было заседание
правления колхоза. Обсуждали разные дела. Говорили и о лагере.
Правление решило доверить нам серьезное дело...
- Какое?
- Знает ли кто-нибудь из вас, что такое патруль?
На лужайке стало тихо. Ленька, которому было слышно каждое слово,
тоже ломал голову, стараясь припомнить, что такое патруль.
- Патруль - это военный термин, то есть военное слово, - пояснил
Глухих. - Так называется группа вооруженных людей, которым поручено
охранять завод, склад, целый город или что-нибудь другое. Правление
колхоза решило поручить вам охрану посевов. Понимаете? Всех посевов!
Будете охранять колхозные поля от вредителей...
- Вооружение дадут? - полюбопытствовал кто-то.
- У деда Ксенофонта берданку возьмешь! - ввернул Костя.
- Я по правде. Как охранять поля без оружия станем. Ночью враг
нападет, а ты... У него, может, пистолет имеется или граната. Оружие
нужно!
- Илья Васильевич, неужто поля от диверсантов оборонять?
- Не оборонять, а охранять - разница!
- Все едино!
- Нет, разница!
- Отвечу, отвечу на все вопросы. Посевы надо сохранять от
нападения самых настоящих вредителей, а если хотите, и диверсантов.
Есть такие жучки-червячки, на вид безобидные и красивые, а на деле -
страшнее врагов не найдешь. Нападут жучки-червячки на посевы пшеницы,
ржи, ячменя, гречи, налетят на капусту, свеклу, картофель, лук и -
прощай богатый урожай! Вы станете бороться с врагами урожая, следить,
чтобы не появлялись они на колхозных полях. И оружие будет. Не
пулеметы, конечно, не пушки и винтовки, а знания. Наука - очень
могучее вооружение. Договоримся о патрулировании, наметим участки и
пригласим агронома в лагерь. Пусть вам расскажет, как находить
вредителей и как уничтожать их.
- Дядя Илья, вот сверток-то! - сказал подоспевший Славка. - Я
тоже против врагов пойду!
Ленька услыхал шелест бумаги: комбайнер разворачивал схему.
- Все поля нашего колхоза обозначены на этом плане. Надо только
разбить их на участки и выделить на каждый по два-три человека.
- У Гнилой балки я охранять буду! - выкрикнул кто-то. - Там
капуста посажена! Отвечаю за целость!
- Мы с Гошей Свиридовым у мыса за капустой наблюдать станем! У
нас получится, вдвоем-то!
- Мы с Подоксеновым - за пшеницей, что у Коровьего брода посеяна!
Витька, ты со мной согласен?!
- Буду!
- Меня гречу охранять пошлите!
- Ячмень! Ячмень! Никитка, назначь на ячмень!
- И меня тоже!
- А нас на картошку!
- Лиха беда - начало, - весело рассмеялся Илья Васильевич. -
Теперь сами разрабатывайте план. Охотников, я вижу, хоть отбавляй,
удача обеспечена. Желаю успехов! И еще, пока не забыл. Иван Полевой
будет заниматься со своим кружком на той неделе. Дальше. Уполномочила
меня первая бригада механизаторов напомнить вам, что завтра к вечеру
ждут вас на полевом стане. Посмотрим, какая в пионерском лагере
самодеятельность, какие артисты и музыканты. Сами объявление вешали,
так не подведите!
- Уже все готово, - ответил Никита. - Написать частушки осталось.
- Поэты есть?
- Нет. Идти к Колычеву придется: он хорошо сочиняет. Напишет, не
откажется.
"Так и разбегусь, - подумал Ленька. - Хоть лбы поразбивайте,
писать для вас не стану. Что? Туго без меня?"
- До свиданья, товарищи комбайнеры! - простился Илья Васильевич.
Пионеры, проводив гостя, до темноты спорили, распределяя участки
патрулирования и отбирая номера для выступления на полевом стане.
Ленька, голодный как волк, лежал под нарами не в состоянии пошевелить
затекшими, будто налитыми свинцом, ногами. Ночью, когда в лагере
остались одни дежурные, он еле-еле выбрался из шалаша, перебежал
поляну и, кубарем скатившись по склону, растворился в густой темноте.

ЛЕНЬКА ДАЕТ СОГЛАСИЕ

- Лео-о-онька-а! Лео-о-о-онька-а-а!
Окно распахнулось. Показался Ленька. Он перегнулся через
подоконник и с обычной усмешкой отозвался:
- Пришли жар чужими руками загребать? Идите, я не гордый! Шагайте
к воротам, калитку открою.
Ленькина издевка подействовала на ребят, как ушат холодной воды.
Торопились, беспокоились за него и вот - нате!
Скрипнул засов, калитка приоткрылась.
- Проходите во двор!
- Цепняк не тронет?
- Ты, Толька, и собак боишься? Попал бы в такой переплет, в каком
я вчера побывал, умер бы с перепугу. Не бойся, пса отец с собой взял.
Ленька протолкнул друзей во двор, запер калитку на засов и,
ударив кулаком в грудь, показал оттопыренный кверху большой палец.
- Во! Разведочка была правильная...
- Неужто в лагерь пробрался? - с неподдельным восхищением спросил
Толя.
- До полночи у Никиты гостевал, - самодовольно проговорил Ленька.
- Я слов на ветер не кидаю, не отказываюсь ни от чего!
- Расскажи!
- Расскажи!
- Да интересно ль?
Демка смотрел на вожака и думал: "Чего ломается? У самого язык,
поди, чешется от нетерпения".
- Не томи, - приставал Толя.
- Разведку я произвел по всем правилам военного устава, - Ленька
горделиво выпятил грудь, обтянутую неизменной тельняшкой, поддернул
штаны-клеш и гоголем прошелся по двору, будоража куриный выводок. -
Мое слово - алмаз! - Жирный боров, спрятавшийся от зноя в тени плетня,
приподнял вислоухую тупорылую морду с заплывшими сонными глазками и
хрюкнул. - Вот и Князь подтверждает, что правдивые слова говорю.
Только вы думаете, что я жар чужими руками загребаю. Коротки у вас
руки, чтобы ими жар грести. В разведку-то я ходил, а не вы. Медвежьей
болезнью боитесь занемочь. Мне отец говорил, что, коли напугать
медведя, заболевает он, понос его прошибает до смерти...
- Мы ведь и уйти можем, - сказал Демка. - Твое бахвальство
слушать неинтересно!
- Не серчайте! Я против вас никогда...
- О разведке давай, - еще раз попросил Толя.
- Трудненько было, - возобновил рассказ Ленька. - Подобрался к
лагерю, залег возле валуна. Лежу, смотрю преспокойно вокруг и думаю:
"В каждом лагере штаб имеется, наверняка и у них есть. Найду-ка штаб,
залезу в него: лучшего места для разведки не сыскать!" Разузнал, где
шалаш, в котором Никита расположился, забрался под нары и слушал все,
что говорили...
- В лагере кто-нибудь был? - спросил Демка.
- Все ребята ихние были! И Гошка, и Костя, и Витька Подоксенов, и
Никита...
- Костиного Полкана не было?
- Нет.
- Повезло. Он бы живо тебя из-под нар выволок. Значит, не
заметили?
- Куда им... Секрет один знаю, чтобы никто не видел. На меня
смотреть будут и не увидят!..
- Со своим секретом ты уже раз попался, - сказал Демка.
Ленька вскипел.
- Почему на Лысую не пошел? - надвинулся он на Демку. - Трусил?
Точно говорю, трусил!
- Незачем было...
- А Карфаген? От этого тоже отказываешься? Может, дома
отсидишься, а мы с Толькой одни пойдем? Вот оно, доказательство, что в
шалаше штабном был! На, читай!
Демка подобрал брошенную к ногам бумажку, развернул и прочел:
- "Двадцать пятого июля в ночное дежурство по лагерю назначаются
из первого звена К. Клюев и Г. Свиридов..."
- Веришь теперь? Я список в штабе раздобыл! Гоша с Костей завтра
в ночь дежурят. Вот их и накроем! Завтра проведем операцию "Карфаген".
Ждать нельзя дольше. Кроме списков еще кое-что имеется. Знаю, что
сегодня к нам Никита придет и просить будет, чтоб я стихи написал!
Сами увидите.
- И вправду под нарами хоронился? Вот это да-а-а! - Толя был
восхищен неустрашимостью и ловкостью вожака.- Смелый!
- Знаю, не новость! Слушайте!
Ленька нарисовал приятелям картину беспросветной лагерной жизни.
Он говорил о кружках трактористов и комбайнеров, о звеньях помощи
животноводам, полеводам и овощеводам, о покосе, о создании пионерских
патрулей, которые будут оберегать посевы от вредителей, о концерте.
- Дела у них по горло,- заключил он. - Работают день и ночь, как
трактора на пахоте. До того дошло, что и поспать некогда. Гошку
Свиридова вчера среди ночи с постели стянули, чтобы воду на скотный
двор возил. Десять бочек доставил, а ему говорят: еще давай - мало.
Запарился Гошка...
- Силком заставили? - спросил Толя.
- Известное дело!
- Врешь! Гошке и всем другим за работу трудодни начислят, -
вмешался Демка.
- Держи карман шире...
- Ты, Ленька, злой, как цепняк ваш. На всех бросаешься.
- Хочешь знать, Гоша при мне Илье Васильевичу жаловался, что сил
у него больше нет работать, с ног валится.
- Опять врешь! Гошка не дурак Герою Социалистического Труда
говорить, что работать лень.
- Думаешь?
- Каждому ясно!
- Проверить хочешь? Хорошо, я тебе, Демка, докажу...
Настойчивый стук в калитку оборвал спор на полуслове. Ленька
сделал рукой презрительный жест, показывая им, что ни в грош не ценит
рассуждения приятеля, и заспешил к воротам. Открыв калитку,
растерялся: перед ним стоял Никита. На бронзовом, загорелом скуластом
лице его играла улыбка, серые глаза смотрели миролюбиво. Из-за его
спины выглядывала чуть побледневшая и осунувшаяся за время болезни
Аленка Хворова. Несмотря на то что колычевцы ждали гостей, появление
их вызвало некоторое замешательство. Ленька не знал, как ему вести
себя. Толя и Демка разом вскочили с крылечка и вытянули руки по швам,
словно солдаты при встрече с генералом.
- Здравствуй, Ленька! Мы по делу к тебе, - сказал Никита.
- Пройти можно? - спросила Аленка.
- Заходите.
- Выручи, - продолжал Никита, - сегодня идем художественную
самодеятельность показывать механизаторам первой бригады. Все
приготовили, а частушек нет! Старые-то есть, да надо бы новые сочинить
про людей из бригады. Понимаешь?
Колычев незаметно переглянулся с приятелями, как бы говоря:
"Видите? А что я говорил?"
- Поможешь? - еще раз спросил Никита.
И Ленька вдруг почувствовал, что не может отказаться. Все его
существо было против, а сознание подсказывало обратное. Ведь это дело
не одних только пионеров, но и взрослых, механизаторов первой бригады.
- Выручить товарищей не отказываюсь. Можно и сочинить.
- Никита, покажи ему, про кого писать, - сказала Аленка.
Никита протянул тетрадь, ту самую, из которой Колычев вырвал лист
бумаги, когда переписывал дежурных.
- Тут - записи и о хороших работниках бригады, и о плохих. Что
еще понадобится, расскажу.
"Кабинет" для поэта оборудовали в два счета. Демка прикатил
деревянную кадушку, поставил ее на "попа", и получился вполне
приличный круглый стол. Толя вытащил из поленницы березовую чурку,
удобную для сидения.
- Кресло, - сказал он, - настоящее. Спинки, жаль, нету.
По тому, как заботились о "кабинете" ребята, было видно, что они
очень довольны решением своего вожака: хватит в конце концов ругаться
и враждовать. Это согласие они восприняли как первый шаг к примирению,
а его ждали оба. Кружки, звенья помощи, патрули - пусть и высмеивал их
Ленька - притягивали ребят, как магнит железо.
Чтобы не мешать поэту, Никита, Демка, Аленка и Толя уселись на
крылечко. Ленька принес из дома карандаш, сосредоточился и притих.
- Леня, - предупредила его Аленка, - ты стихи на мотив сочиняй,
чтобы петь можно было.
Нежное обращение удивило и тронуло Леньку. Он вскинул на девочку
черные глаза и, убедившись, что та не шутит, кивнул чубатой головой.
- Напиши про хорошую работу первой бригады, - сказал Никита.
Колычев, схватив его мысль, лихорадочно заводил карандашом. Он
писал, зачеркивал, снова писал и, наконец, прочел:
Не сложить такой частушки.
Чтоб воспеть, как надо,
Честный труд, геройский труд
Первой мехбригады!..
- Начало есть! - обрадованно воскликнул Никита.
- Петь можно, - поддакнул Демка.
На смуглых щеках поэта выступил румянец. Одобрение вдохновило
его. Бегло пробежав заметки в тетради, он моментально сочинил вторую
частушку:
Смотрит рожь на тракториста
С гордостью и вызовом:
"Лень отбросив, потрудись ты -
Выше леса вызрею!"
- Это - да-а-а, - восхитился Демка. - Это - клас-с-с!
- Можно я пропою? - попросила Аленка. - Дай?!
- Подожди, - остановил ее Никита. - У него сейчас хорошо
получается, а мы разговорами сбиваем. Про тракториста Ивана Полевого
напиши. Он больше всех горючего сберег. Про него надо сочинить
обязательно: Илья Васильевич просил.
Ленька прикусил зубами кончик карандаша и, уставившись в одну
точку, беззвучно зашевелил губами. Иногда, очевидно, подыскав удачную
рифму, поэт удовлетворенно кивал головой, отчего кудрявый чуб
колыхался. Колычеву и самому понравилась новая частушка. Он записал ее
на отдельном листке и подал Аленке, спросив:
- Подойдет?
- Ой, как хорошо! - девочка вскочила. - Послушайте, ребята! - Она
подбоченилась и, словно это было на клубной сцене, прошлась по двору:
У Ивана Полевого
Трактор ходит, как часы!
Он бензина сэкономил -
Не поместишь на весы!..
- Здорово! - За калиткой кто-то захлопал в ладоши. - Сильно!
- Костя! - узнал Никита. - Иди, Костя, сюда!
Клюев появился во дворе, поздоровался и сел рядом о Демкой.
- Мешать не буду, - сказал он, поправляя на голове кепку. -
Сочиняй, Ленька... - И, сняв кепку, положил на колени так, чтобы
ребята обратили на нее внимание.
- Где раздобыл такое чудо? - спросил Никита, разглядывая
промасленную до черноты серую кепку с прожженным козырьком.
Круглое, розовощекое лицо старосты кружка юных комбайнеров
расплылось в улыбке, карие раскосые глаза плутовски прищурились.
- Кепку? - как бы не понимая, переспросил он, хотя прекрасно
знал, о чем идет речь. - Ее мне механизатор подарил, тракторист...
Почти новая кепочка-то.
- Угу, - сдерживая смех, согласился Никита. - Только кто-то успел
твоей кепкой мазут почерпать.
- Мазут, мазут! Подкладка новая. Глянь...
- Кто подарил-то?
- Говорю, тракторист! Отдал мне кепку и сказал: "Носи на полное
здоровье, если нравится. Не жалко убора. Только учти, под этой
заслуженной кепкой голова должна работать точнее секундомера". Я ее и
взял.
Аленка сначала прыснула в кулак, а затем, не выдержав,
разразилась громким смехом. Ее поддержали Демка с Толей и Ленька с
Никитой.
- Смешно? - надулся Костя. - Я пойду, пожалуй...
- Брось ерепениться! Помогай стихи сочинять!
Дело обратили в шутку, и Костя успокоился.
На сочинение частушек ребята потратили часа полтора. Время
клонилось к обеду, а предстояло сделать еще многое. Главное - разучить
новые частушки.
Никита поторапливал. Чтобы не возвращаться в деревню дважды, он
попросил Демку сходить вместе с Костей в клуб и забрать все
необходимое.
- Не давай ему по сторонам зевать, - предупредил он Демку. -
Костя любит ворон считать и природой интересоваться. Подгоняй его.
- Идем, Костя, - сказал Демка, польщенный доверием.
Костя приложил руку к козырьку чудо-кепки и круто повернулся на
пятках.
Аленка, прихватив тетрадь, побежала в лагерь проводить спевку.
Толя направился домой переодеваться. Во дворе остались Никита и
Ленька. О многом хотелось Никите поговорить со своим соперником, но
все как-то не представлялось возможности. "Теперь, - думал Никита, -
вроде бы и откровенно потолкуем. Раз Ленька согласился частушки
сочинять, значит, пойдет на мировую". Он не боялся Ленькиных происков
и доказал это на деле, предупреждая его набеги на сады и огороды,
срывая их. Сколько ребят добровольно перешло на Никитину сторону,
разочаровавшись в Леньке, не счесть! Теперь Никита решил добиться
самого заветного. Он хотел, чтобы Ленька сам осознал неблаговидность
поступков, совершаемых его друзьями, понял и постарался исправиться.
Конечно, трудностей будет много: дурная слава, что смола - прилипает
быстро, а отмывается не сразу.
- Ленька, - сказал Никита. - Делить нам вроде нечего... Приходите
в лагерь.
Ленька потупился. Признаться, он ожидал этого приглашения и
заранее готовился ответить решительным отказом, но искренность, с
какой говорил Никита, обезоружила его, он растерялся.
- Согласен? - переспросил Никита.
- Попробуем, - ответил Ленька, слабо пожимая протянутую руку.
- Иди на Лысую, а я домой забегу: кое-что взять надо. До встречи!
Только успел Никита скрыться за калиткой, как пришла Аграфена
Петровна. Заметив, что сын достал из сундука бархатную куртку с
"молнией" и новые брюки, она сурово спросила:
- Куда собираешься? Не думай, трепать новое не дам. По огородам
лазить и в старом сойдет. И что мне, горюшко мое, с тобой делать?
Вечор опять плакались на тебя. Что, у Меланьи в огороде морковь слаще
нашей? И в кого ты такой уродился! Зачем вас туда черт занес?
Ленька слушал причитания матери и молча одевался.
- Сымай, - решительно заявила Аграфена Петровна, подступая к
сыну. - Не дозволю новое трепать! Был бы ты путный, как остальные...
Говорят, Якишев-то Никитка лагерь для ребят построил, помогает
колхозу. А ты?
- Мам, не ругайся... Видишь, дело какое... Нужно получше одеться.
Мы сегодня всем лагерем на полевом стана у механизаторов концерт
ставить будем.
- В лагерь ходишь? - недоверчиво спросила мать.
- К Никите, - подтвердил Ленька.
Все еще с недоверием поглядывая на сына, Аграфена Петровна уже
мягче проговорила:
- Наконец-то за ум взялся... По всей деревне о лагере добрый слух
идет. Скинь-ка брюки: подглажу.
Ленька раньше никогда не думал, что только одна фраза может
изменить отношение к человеку. Мать, которую он считал сварливой и
придирчивой, преобразилась на глазах, когда узнала, что он, Ленька,
будет ходить в лагерь. Если прежде он постоянно выслушивал от матери
многочисленные упреки, то теперь сразу почувствовал ее заботу.
- Долго на поле-то пробудете? - суетилась Аграфена Петровна. -
Сунь-ка в карман, - она подала сверток.
- Не надо!..
- Бери, с устатку поешь!
Ленька не стал перечить и сунул сверток в карман.

КОНЦЕРТ

Лагерь был похож на готовый к отъезду цыганский табор. На вершине
Лысой не осталось ни одного человека - все собрались у самого озера на
небольшой поляне с редкой низкорослой травой. Хор под управлением
Аленки усердно разучивал частушки. На берегу мастера художественного
слова декламировали друг другу стихи, то и дело вступая в жаркие
перепалки с дирижером струнного оркестра (оркестр мешал чтецам
отрабатывать дикцию). Но подчиненные Гоши Свиридова не обращали
никакого внимания на слезные просьбы и лихо наигрывали "Барыню".
Дежурный по лагерю, сухопарый и длинноногий, как журавль, метался
по лужайке и кричал во весь голос:
- Кончайте репетировать! Стройтесь!
Появление Леньки не вызвало ни насмешек, ни ехидных замечаний, ни
обидных шуток. И все же Ленька чувствовал себя неважно. Отвечая на
вопросы, а их было много, он то краснел, то бледнел и часто говорил
невпопад.
Подбежал Гоша Свиридов. Ни слова не говоря, сунул ему руку,
стиснул его ладонь крепкими пальцами и помчался к струнному оркестру,
который в полном составе шел в решительное наступление на чтецов.
- Прекратить свалку! Витька! Витька, балалайку разобьешь...
Леньку окружили хористы. Они наперебой расхваливали частушки, а
одна девочка пропела:
Плачет Зверев: - Я страдаю,
Хворь меня давно грызет...
Знать, картошку утром рано
Он на рынок повезет!
- Разозлится он, как услышит, - сказал дежурный по лагерю.
- Для того и сочинено, - заметил подоспевший Гоша Свиридов. -
Ленька, ты знаешь, что мы охрану полей наладили, патрулируем. Завтра к
нам агроном придет, лекцию про вредителей читать будет. Сегодня из
правления плакат принесли. На этом плакате все вредные
букашки-таракашки нарисованы! Все, как есть!..
- Вы с Костей у мыса капусту охраняете, - начал было Ленька, но
вовремя спохватился и умолк.
- Откуда знаешь? - удивился Гоша.
- Слыхал...
- Станови-и-ись! - крикнул дежурный, заметив приближающихся
Никиту, Демку, Толю и Костю.
И вот колонна тронулась. Обогнув озеро, она вышла на лесную
опушку.
Приятно идти такой вот проселочной дорогой: с одной стороны
зеленый лес, а с другой - бескрайние поля золотистых хлебов. И дышится
легко, и ноги сами несут тебя вперед, и хочется песню запеть, так
запеть, чтобы разнеслась она далеко-далеко по всему белому свету.
- Девочки, - крикнула Аленка, - споем!
- И мы не хуже вас! - звонко возразил Гоша Свиридов и затянул:
Солнечные дали, вольные просторы,
Нет конца, нет края у родной земли.
Подхватили ребята песню, и зазвенели над лесом и полями чистые
голоса. Ленька, Толя и Демка пели вместе со всеми.
- Спасайся! - тревожно вспыхнуло где-то в середине колонны. -
Дождик начинается! Дождик!..
Откуда он мог взяться - дождик? Над головой синее небо, солнце
светит и - на тебе! - проливной. Как в сказке, право. Неужели
крохотные, словно клочочки ваты, облака могут вылить на землю такое
большое количество воды? Прозрачные упругие струи ударяли в траву,
шелестели по хвое сосен и елей, сгибали хлеба. Выбоины на дорогах и
колея заполнились мутной водой.
- Грибной! Грибной поливает!
Спасаясь от ливня, колонна пионеров разбилась на две группы. Одна
спряталась под деревьями, другая, во главе с Ленькой Колычевым,
стремглав бросилась к огромному деревянному сараю, который стоял на
краю поля у дороги. Дождь безжалостно стегал беглецов и, пока они
добирались до сарая, вымочил до пят. Ребята будто похудели: мокрые
рубашки и брюки обвисли, прилипли к телу.
В сарае было пусто. Земляной пол устилали остатки прошлогодней
соломы. Ленька стащил через голову бархатную куртку, огляделся и
скомандовал:
- Раздевайтесь! Девчат в нашей группе нет - будем воду выжимать!
Костя, держи! - Он протянул Клюеву конец свернутой жгутом куртки. -
Тянем-потянем...
- Не порвется?
- Знай тяни!
- Ишь, воды-то сколько впиталось...
- Смотри, почти сухая стала... Теперь штаны!
Соблюдая очередность, все выжали одежду, сели на солому и
заговорили, пережидая дождь.
- Достанется тем, кто под деревьями спрятался, - высказал кто-то
предположение. - Насквозь промокнут!
- Точно! - поддакнул Костя, снял кепку и, проведя рукой по
белокурым вихрам, изумился: - Волосы-то сухие? Пощупайте! Вот, какая у
меня кепочка...
- Зато остальное прополоскало.
- Голова - самое важное...
- Предложение есть! - перебил Костю Гоша Свиридов. - Будем
рассказывать истории всякие, пока дождь не кончится. Согласны? Тогда
пойдем по кругу. Начинай, Ленька.
- Про что?
- Сам придумывай. Ты ведь много сказок знаешь.
Ленька посмотрел на дорогу, перевел взгляд на поля. Хлеб наклонил
смоченные дождем колосья и, как будто ровные водяные валы, покрыл
поле.
- Знаете, - проговорил он, - есть на свете страны, где хлеб
растет прямо на деревьях. Честное слово! Называются такие деревья
артокарпус, по-нашему - хлебное дерево...
- Как? - полюбопытствовал Костя.
- Артокарпус. Плоды на нем большие, что тыква. До двадцати
килограммов тянут. Растут они и на ветках, и на стволе, и возле
корней. Девять месяцев в году без перерыва растут. Их рвут, а новые
вырастают. Хлебное дерево дает плоды без отдыха лет семьдесят подряд.
Жители собирают плоды, толкут в ступках и делают тесто для запаса. А
если есть охота, нарежут и пекут на углях. Получается хлеб, как
пшеничный.
- А где такие деревья?
- На островах. В Тихом и Индийском океанах.
- Не знаешь, какие они на вид?
- Вроде дуба.
- На те острова надо письмо написать, - предложил Костя. -
Попросим, чтобы семян прислали. В школьном саду вырастим эти самые,
как их...
- Артокарпусы!
- Вот-вот. А потом везде понасадим. Хорошо было бы! Иди, куда
глаза глядят, и ничего в дорогу не бери. Захотел поесть - сорвал с
дерева плод побольше, нажарил кусочков, подзаправился и дальше...
- Да бы-ы-ы...
- Никак дождь-то перестал, - заметил Гоша. - Выходи!
Сухая, потрескавшаяся земля быстро впитала влагу. Грязи почти не
было, и лишь кое-где в глубоких дорожных ухабах, будто зеркала,
мерцали лужи. Пионеры гуськом двигались по тропке. Косте наскучило
созерцать спину идущего впереди Гоши, и он придумал забаву. Как только
кто-нибудь проходил под деревом, Костя палкой ударял по стволу. С
ветвей на зазевавшегося нерасторопного пешехода низвергался каскад
воды. Костина "жертва" или приседала от неожиданности, или, взвизгнув,
устремлялась прочь, накликая на голову обидчика все имеющиеся кары.
- Не балуй, Костя, - предупредил друга Никита.
- Пока до стана доберемся, просохнут, - похохатывал староста и
намечал новую "жертву".