Шустов В Н. Человек не устает жить

отборными "пятаками" - так между собой они называли мелкие, без единой
червоточинки ядреные грибки, предназначенные исключительно для
засолки, и, подыскав полянку, окруженную нарядными сосенками и залитую
солнцем, расположились на отдых. Толя бережно опустил мешок на траву,
прислонил его к дереву, не спеша достал из-за пазухи сиреневой майки
сложенную вчетверо газету, развернул ее и расстелил на траве.
- Поедим! - обрадовался Демка. - У меня в животе давно урчит.
- Много исходили сегодня, - сказал Толя. - Как гребенкой, лес-то
прочесали. Ленька, давай сумку!
- Держи!
Увесистая сумка-сеточка взлетела над Демкиной головой. Толя, как
заправский вратарь, поймал ее на лету и, положив на колени, стал
доставать и раскладывать на газете хлеб, пучки зеленого лука, вареную
в мундирах картошку, соль. Хлеб он нарезал большими ломтями, стряхнул
со штанов крошки и пригласил:
- Можно есть.
Демка схватил большую картофелину, наскоро очистил ее, окунул в
соль и целиком отправил в рот. Щеки у него надулись, а лицо сморщилось
и перекосилось. На глазах показались слезы.
- Ох и солоно!
- Обдувай, - лаконично бросил Толя.
- Поспешишь - людей насмешишь, - заметил Ленька.
Ребята усердно работали челюстями. В тишине было слышно лишь
аппетитное причмокивание.
Наевшись, Ленька отошел в тень рябины, единственного лиственного
дерева, каким-то чудом занесенного сюда, лег на траву и, пожевывая
травинку, как бы между прочим, проговорил:
- Ведь я вас не зря в Темный бор привел. Позавчера довелось
услышать разговор. Никита собирается сюда. Пусть являются теперь,
поищут грибочков, а их тут - кот наплакал. Смехота! Якишев лопнет от
злости. Знаете, что сказал он, когда мы у Сафоновых огород очистили?
"Прекратите, говорит, разбой. У Сафоновых восемь ребят и отец инвалид:
фашисты грудь прострелили из автомата!" Вишь, разбойниками нас
выказывают, а много ли мы взяли-то!
- Про Сафонова он верно сказал, - заметил Демка.
- Верно! А ты почему лазил?
- Не полезу больше.
Ленька замолчал. Он мечтательно смотрел в синеву неба и чему-то
улыбался.
Мечта - великое дело. Она-то и делает жизнь интересной,
изобретает машины, находит новые металлы.
Оказывается, и у Леньки имелась она, живая, лучезарная, дерзкая.
Прочитав однажды о том, что есть на свете чудесное дерево -
артокарпус (на нем растут плоды, заменяющие людям хлеб), Ленька
размечтался. Он не думал о том, чтобы вырастить хлебные деревья у
себя, нет! Он мечтал сконструировать и построить новый, совершенный
комбайн. По мысли изобретателя эта машина будет убирать, обмолачивать,
сушить и молоть зерно на муку прямо в поле. И тут же в поле, если
нужно, выдавать людям готовую продукцию: хлеб, баранки, пряники,
макароны, вермишель, манную крупу... "Тогда бы я пришел к Глухих, -
мечтал Колычев, - и сказал: "Дорогой Илья Васильевич! Дарю вам такой
самоходный комбайн, какого еще ни в одной другой стране мира нет!"
Хорошо было бы".
- Хорошо, - повторил он вслух.
- Чего хорошо? - удивился Толя.
- Не поймешь ты... Не твоего ума дело.
- Не больно и надо! - обиделся Толя, стряхнул крошки с газеты,
свернул ее и спрятал за пазуху.
Демка не интересовался разговором: его волновало другое. Сняв
рубашку, он печально созерцал прореху. И надо же было напороться на
сучок именно рубашкой. Руку или ногу оцарапать - другое дело, а
рубашку!.. "Мать задаст головомойку, - думал он, - на улицу, пожалуй,
не пустит, заставит дома сидеть или работу какую-нибудь найдет".
- Толька, у тебя, случаем, нет иголки? - спросил он.
Толя снял фуражку, вытащил из подкладки толстую иглу с прочной
суровой ниткой и протянул товарищу. Демка принялся за работу. Стягивая
рваные края, он рассуждал:
- Не ухватись ты, Толька, за сук вовремя, надвое распустил бы я
рубаху. Она почти новая была. Ох и будет от матери!
- Третий год таскаешь, - скупо улыбнулся Толя.
- Все равно!
- Спина-то совсем выцвела.
- Перекрасить можно.
- Не переспорить тебя...
Дружескую перепалку пресек Ленька. Он подсел к ребятам и спросил
у Демки:
- Ты вчера с Гошей Свиридовым разговаривал. Что-нибудь разузнал?
- Нет, - ответил Демка, показывая всем своим видом, что этот
разговор ему неприятен. - Пропадают они на Лысой горе с утра до ночи.
Интересно у них там. В лагерь не пробраться... Слушай, Ленька, что
они, на хвост соли нам насыпали?
- В лагерь носа не сунешь, - поддержал Толя.
- Нюни-и-и, - Ленька презрительно поморщился. - Легко было -
"ура" кричали, руками размахивали. Трудно стало - "караул" голосите!
Так настоящие люди не делают! Струсили вы.
- Не страшен мне Якишев, - угрюмо заметил Демка. - Я с ним в
любое время один на один выйду. А в лагерь попробуй пробраться,
узнаешь... Привык чужими руками жар загребать...
- Что-о-о? - задохнулся от возмущения Колычев. - Да за такие
речи... - Обида его была так велика, что он не мог даже слова
подобрать для достойного ответа: не шли на ум.
- Изловят! - поддакнул Толя.
- Постой, постой, - нетерпеливо перебил Ленька. - Я, значит,
чужими руками жар загребаю? Загребаю, да?
- Знамо дело, - спокойно продолжал Демка. - На прошлой неделе кто
в огороде у Зуйковых нас оставил? Кто? Ты! Убежал и не свистнул. Из-за
тебя чуть Тольку не сцапали... Ты, Ленька, думаешь так: "Сам
вывернулся, а они - как знают".
- Дольше возились бы. Говорил, что в этом деле быстрота нужна, а
вы...
- С быстротой-то и удул за овраг. В три минуты полтора километра
отмахал, а нас бросил.
- Вы без глаз? Дорогу-то знаете! - Ленька отмахнулся от
надоедливо жужжащего шмеля и ударил кулаком по колену. - Жар чужими
руками не привык загребать, все сам делаю! А что вы трусите, я докажу!
Хотите знать, завтра целый день в лагере пробуду и разведаю. От слова
не отступлюсь.
- Хвалилась сорока теленка съесть...
- Заткнись, Демка! Проберусь! Вы виноваты. Сколько раз предлагал
устроить Карфаген? Лагерь-то до сей поры целехонек!.. Месяц прошел!..
Разбросали бы шалаши, сидели бы якишевцы по домам. - Колычев тряхнул
чубатой головой, вскочил, сверкая глазами, и продекламировал:
Я не боюсь идти на бой.
Как Толька с Демкой, не дрожу я.
Схвачусь я с трудностью любой
И все, что надо, докажу я...
Неведом мне презренный страх,
Пойду к победе без измены,
Я лагерь весь развею в прах -
Пусть помнят камни Карфагена!
Он ждал похвалы, но ребята молчали. Толя вскинул на вожака глаза
и сказал виновато, будто извинялся:
- Стерегут они лагерь, каждую ночь дежурные остаются. Поймать
могут...
- Испугался? Ха-ха-ха-ха!... Сторожа-то, как суслики по норам,
сидят в шалашах и выглянуть боятся! Вроде вас сторожа-то!
- Ой ли! Один раз, помнишь, когда вы с Демкой на Зеленый плес
ходили искать пестовские мережи, я хотел в лагерь пробраться. Ночью
полез, не вышло. До первого шалаша дополз и точка! - Толя шмыгнул
носом и добавил: - Гоша Свиридов заметил. Такой свист поднял, аж
страшно стало. Я думал, схватят меня. Темень спасла. А Гошка чуть по
голове меня палкой не огрел... Костин Полкан штанину мне порвал. Злой
он, страсть...
- Шишку оттуда принес?
- Нет, в погреб свалился. Мать попросила молока кринку достать, а
ступенька у лестницы еще в прошлом году подгнила. Ну я и
тарарахнулся...
- Не болтаешь?
- Истинная правда, Демка! Ей-ей...
- Значит, решили! - перебил его Ленька. - Я завтра в лагерь
проберусь и разведаю. После Карфаген устроим. Только безо всяких яких,
назад не пятиться. Пошли домой!
Вечерело. Притихший бор медленно погружался в сумерки. На западе,
чуть различимый сквозь ветви, заревом пылал закат. От сосен падали на
землю густые, почти черные тени. Сразу стало прохладно, слишком
прохладно, пахнуло сыростью. Птичьи голоса смолкли.
- Тихо как, - заметил Демка, прислушиваясь к таежному безмолвию.
- Будто вымерло все.
С дальнего луга до ребят доносились звон кос, частые удары
молотка - кто-то отбивал литовки, джиканье оселков. Высокий девичий
голос завел песню, и она будто разлилась всюду, заполнила тишину.
- Возле Коровьего брода косят, - сказал Толя. - Маманина бригада
там. Это Сергеева поет.
- Вечор пионеры туда воду и продукты возили, - вставил Демка. -
Помогали им. Целую делянку травы скосили.
- Ну и что? - с вызовом спросил Ленька.
- Заработали трудодней тридцать, а то и сорок.
- Считал?
- Люди говорят...
Справа от дороги, у корявой дуплистой лиственницы, возвышающейся
над остальными деревьями, кто-то рассмеялся дико, раскатисто. Ленька
присел.
- Тс-с-с...
- Филин, - сказал Толя. - Будет еще плакать, а потом визжать, как
поросенок.
- Не про филина говорю. Смотрите...
Но полянка, заросшая кипреем, была пуста, и лишь вдалеке розовые
метелки соцветий колыхались, словно кто-то шел, раздвигая их.
- Зверь, - определил Демка. - Спугнули.
Дальше шли молча - устали. Возле околицы распростились и по
домам.
С пастбища пригнали коров. Они двигались по деревне, запрудив
улицу, и мычали. Из калиток выбегали хозяйки, ребята. Со всех сторон
слышалось:
- Буренка, Буренка!
- Чернуха, Чернуха...
- Милка!..
Ленька с трудом пересек улицу в этом мычащем потоке. Вручив грибы
матери, наспех поужинал, прихватил подушку и отправился на сеновал.
Оборудовал на душистом сене удобное мягкое ложе, растянулся на нем и
блаженно закрыл глаза. Он отдыхал. Несмотря на усталость, спать не
хотелось. Леньку беспокоила предстоящая разведка в глубокий тыл
противника. Он старался представить себе план действий, но, прикинув
несколько вариантов, помрачнел.
- Дернуло слово давать! Эх-х-х!
Откинув одеяло, вскочил и, вытянув руки вперед, чтобы не набить в
темноте себе шишку, пробрался к слуховому окну. Отсюда было видно
бездонное небо с яркими точками звезд. "Интересно, есть на них люди? -
подумал Ленька. - Есть, наверно". Свежий ветер доносил с полей запах
цветущей гречихи. Он был так крепок, что казалось, будто рядом стоит
раскрытая бочка с гречишным медом, хоть ложку запускай! Ленька вновь и
вновь строил в голове план разведки. Он должен действовать без осечки,
наверняка, иначе все погибнет: Толя и Демка не простят пустого
бахвальства. Затея с разведкой показалась теперь Леньке неосуществимой
мечтой. "Поймают, - размышлял он. - Тольку чуть не схватили. Меня
изловят, потешаться станут, на всю деревню ославят..."
Ленька перебирал в памяти последние встречи с пионерами,
строителями лагеря. И ему вдруг припомнился разговор Кости Клюева с
группой малышей, пришедших помогать пионерам. Староста кружка юных
комбайнеров, небрежно расстегнув ворот синей рубашки, стоял перед
просителями и, размахивая испачканными глиной руками, говорил:
- Работать хотите? Дадим дело! Глину месить.
- А другое, - попросил кто-то.
- Я сам глину делаю, - заявил Костя. - Закончите эту работу,
будете яму камышом заваливать и заборчик вокруг нее строить! Вопросы
есть?
- Мы согласны!
- Вопрос исчерпан, - подражая Илье Васильевичу, отрезал Костя. -
Беритесь, засучив рукава!
"В яме спрятаться можно, - мелькнуло в сознании. - Залезть под
камыш, и никто вовек не отыщет. И как это мне в голову не пришло? Вот
смехота! Толян с Демкой, как узнают про разведку, охнут! Никита рвать
и метать будет!.." От этих мыслей ночь показалась Леньке просто
прекрасной. Он лег и уснул крепким, глубоким сном.
Разбудили его яркие лучи утреннего солнца. Они, пробиваясь в
широкие щели крыши, длинными светлыми полосами тянулись по сеновалу,
золотыми веселыми зайчиками прыгала по доскам, слепили глаза. Колычев
поспешно вскочил и, выглянув в слуховое окно, ужаснулся: деревня
давным-давно проснулась. Из труб к небу шел дым. Хозяйки с вилами,
граблями и косами на плечах спешили на сенокос. Взбивая колесами пыль,
мимо прокатила телега с бочкой. На ней обнаженный до пояса и
загорелый, как негр, сверкая белками глаз и зубами, сидел
взлохмаченный Гоша Свиридов и, отчаянно раскручивая над головой
ременные вожжи, подгонял пегого коня.
- Волчья сыть, травяной мешок! - кричал Гоша, улыбаясь во всю
физиономию. - Прибавь обороты, увеличь скорость!
"Проспал, а ведь хотел до света подняться!" - подумал Ленька,
торопливо натянул брюки, тельняшку, спустился по шаткой лестнице во
двор, не заглядывая домой, огородами выбрался за околицу и нырнул в
густую пшеницу.
Полям, казалось, нет конца. Межа, заросшая васильками, как
змейка, вилась среди посевов. Пробираясь по ней, Ленька с горечью
размышлял о том, что за последнее время Демка Рябинин здорово
изменился, да и Толя Карелин не похож на себя! "Хотят они в кружок
трактористов или комбайнеров попасть. Ничего, вот нагряну в лагерь,
сделаю разведочку и в наступленье. Берегись, Никита! Был у тебя
лагерь, не будет его! Уж я-то постараюсь... Толька и Демка по пятам за
мной, как прежде, ходить станут... Не видать тебе их, Никита, как
своих ушей!.."
Межа оборвалась. Впереди расстилался луг. Сочную траву колыхал
ветер. Кое-где из травы как острова поднимались пышные шапки
кустарников. Ленька улегся и, раздвинув стебли, стал наблюдать за едва
приметной тропинкой, ведущей на вершину Лысой горы. Ни души на тропе.
С величайшими предосторожностями разведчик перебежал в заросли
шиповника, передохнул там, нарвал побольше лопухов, замаскировался и
двинулся вверх по склону. Полз медленно, сторожко. Каждый шорох
приводил его в трепет, прижимал к земле и заставлял пугливо озираться.
Долго ли, коротко ли продолжался подъем, Ленька, даже если бы его и
спросили, ответить не смог: ему казалось, что ползет он целую
вечность. Но, наконец, вот она! - вершина. Прильнув к плоскому
гранитному валуну, разукрашенному бархатными заплатками лишайников, он
вытер потное лицо, приподнялся на локтях и выглянул из-за укрытия.
Пионерский лагерь был оборудован на славу. От квадратной
площадки, в центре которой возвышалась мачта с бьющимся на ветерке
красным флагом, звездообразно разбегались ровные прямые дорожки,
посыпанные крупитчатым озерным песком. С обеих сторон располагались
шалаши, вернее, небольшие домики с плетенными из камыша стенами и
плоскими покатыми крышами. У каждого домика-шалаша над входом висели
таблички с номерами звеньев. За мачтой в дальнем углу лагерной
площадки, у лесочка, как раз на том самом месте, где брала начало
лыжня к большому трамплину, виднелся навес - крыша на высоких
свежеотесанных столбах. Под ним - скамейки, самодельная доска, вроде
классной, и стенд с чертежами. "Вот где у них занятия кружков
проходят, - догадался Ленька. - Скамеечки, чертежи, доска... Ну,
ничего..." Он вынырнул из убежища и пополз к яме. Зеленый камышовый
заборчик был неподалеку. Но Ленька трусил. Ему казалось - любому
показалось бы это! - что вот-вот из какого-нибудь шалаша появится
дежурный и - обязательно будет так! - заметит крадущегося в стан
противника. Сердце то колотилось отчаянно, то замирало, пот струился
по лицу. Из-под руки выпрыгнул кузнечик. Сухой треск крыльев прозвучал
для разведчика пулеметной очередью. Совсем немного осталось до ямы,
шага три, четыре...
- Костя-а-а! Костя-а-а!
Никита был где-то рядом. Ленька обомлел: "Все пропало! Заметили!
Сейчас поймают!"
- Здесь я, Никитка! Иду-у-у!..
- Опаздываешь опять?
- Я не виноват, - донеслось из-под горы. - Никитка, что я тебе
расскажу...
Колычев начал быстро обдумывать план действий, чтобы избежать
позорного плена. Решение надо было принимать немедленно: каждая
секунда задержки могла подвести его. "До ямы добраться не успею:
далековато и к тому же забор перепрыгивать надо. За камень спрятаться
- Костя заметит..." Ленька привстал, как бегун перед стартом, прикинул
на глазок расстояние до первого шалаша и, пригибаясь, метнулся в
темный прямоугольник дверей. Перескочив порог, огляделся. В домике
было прибрано. На стенах возле окон с марлевыми задергушками висели
таблицы, расписание занятий кружков юных трактористов и комбайнеров и
какие-то списки. В центре, занимая порядочную площадь, стоял
колченогий стол - деревянный щит, сколоченный из гладко выструганных
досок, прибитый к четырем кольям, врытым в землю. На столе - несколько
книжек, раскрытая тетрадь, чернильница с торчащей из нее ручкой. В
глубине домика вдоль стены - широкие нары, покрытые пестрым домотканым
половиком.
- Иди быстрее, Костя! Застрял по дороге?
Как затравленный зверь, Ленька метался по шалашу. За эти
мгновения он, пожалуй, переволновался больше, чем за всю жизнь. Взгляд
упал на нары. Не думая о последствиях, Ленька нырнул под них и замер.
Сделал он это вовремя. Не успел расположиться поудобнее, как в шалаш
вошли Никита и Костя. Никита положил что-то на стол и опустился на
нары. Пятки его босых ног чуть-чуть не коснулись Ленькиного носа.
- Не нарушай, Костя, расписание. Скоро придет Гоша Свиридов, а ты
еще не приготовил ничего. Где у тебя лозунги и газета для фермы?
- Да они, Никитка, еще вчера сделаны. Вот они. Шумишь без
причины. Я теперь что сказал, то сделал...
- Если бы так...
- Не хвастаюсь! Стенгазету я разрисовал - глаз не оторвут:
смотреть будут.
- Бахвалишься уже?
- Точно! Сам скажешь, что я - молодец!
Разведчик лежал в укрытии ни жив ни мертв. Ему представлялось,
что Костя и Никита заметили его и нарочно тянут время, чтобы
поволновать, что вот они уже перемигнулись и приготовились вытащить
его из-под нар, чтобы допытаться, зачем он сюда пожаловал. Не скажешь,
что пришел погостить. Леньку бросало то в жар, то в холод. Закусив
губу, он заставил себя прислушаться к разговору:
- Спрашивали тебя, Костя, на ферме о чем-нибудь?
- Записку прислали. На, читай! Отгадай, где я был?
- Не мешай!
- Отгадай, Никитка!
- Не мешай, говорю!
- Ладно! Когда допытываться будешь, не скажу и слова.
- Рассказывай теперь, - попросил Никита, очевидно, прочитав
записку. - Не надувайся, не надувайся.
- А думаешь, где?
- Заходил в школу?
- Там, сам знаешь, нет никого.
- Бегал в МТС, к Илье Васильевичу насчет занятий?
- Вот и нет! Илья Васильевич на полевом стане живет. Тебе,
Никитка, ни за что не догадаться! У Аленки Хворовой я побывал, вот!
Нежданно получилось. С фермы домой забежал, кружку молока выпил, взял
тетрадку - и обратно. Только выскочил за ворота - Полкан за мной. Стал
его во двор загонять. Крикну - он в подворотню. Чуть отойду - он за
мной. Привязался, хоть плачь! Минут пять с ним провозился, плюнул:
пускай, думаю, идет, коли охота! А тут как раз Тоська Хворова к нашему
колодцу по воду пришла. Посмотрела на меня и говорит: "Что же вы,
друзья-товарищи, про Аленку забыли, не навещаете? Выздоравливает она,
завтра в лагерь придет. Зайди, Костя, проведай, расскажи, как у вас
дела идут. По всей деревне разговор про лагерь, а сестренке моей
неизвестно. Ведь как-никак вместе в отряде состоите, в огонь тоже
вместе шли". У Аленки больше часа просидел, про лагерь она
выспрашивала, вот и запоздал.
- Значит, Аленка скоро придет? - сказал Никита. - Сделали мы
большую промашку, что ни разу ее не навестили. Плохо это!
- К ней не шли, а она о нас думала, - поддакнул Костя. -
Занавески-то сделала она. И еще четыре штуки прислала. Она, Никитка,
говорила, что Лидия Ивановна Терских приходила благодарить за дочку,
которую Аленка из огня-то вынесла. Подарков полные руки принесла.
Аленка не взяла их.
- Правильно! - воскликнул Никита. - За спасение людей подарков
брать нельзя. Храбрая Аленка и не жадная.
- А Ленька над ней потешается, - вставил Костя. - Как это?
К своему великому изумлению, Колычев услыхал в шалаше собственный
голос:
Завоет Тося волком,
И папа заревет,
Коль Хворова Аленка
От горестей умрет...
- Не дадим ее больше в обиду, Костик, не дадим. Вот мое слово, -
сказал Никита. - Драться мне с Ленькой нет охоты, но если он дразнить
ее будет, подерусь и накостыляю.
- Никита! - в шалаш, как определил по голосу Ленька, ворвался
Гоша Свиридов. - Все для фермы сделали?
- Готово.
- Фу-у! - передохнул Свиридов. - А я боялся. Вечером унесу. Да в
Темный бор идти незачем. Вчера я на покос ходил, бруски носил и
встретил в бору Леньку с ребятами. Все хорошие грибы повыбрали!
- Опередил нас, - сказал с сожалением Якишев. - Но поход за
грибами отменять не будем. Другое место найдем, получше. Гоша, как они
узнают про то, что мы делать собираемся?
- Шпионят! - убежденно заявил Костя.
- От Колычева все можно ожидать, - отозвался Гоша. - Ты
предупредил его, чтобы по садам и огородам не лазили, а вот
посмотришь, осенью они устроят кое-что.
- Охранять станем, - сказал Никита.
- Илья Васильевич приехал! - раздалось на улице. - Ура-а-а!
Лагерь зашумел. Кто-то горнил сбор. По песчаным дорожкам забегали
пионеры, под горой слышался громкий треск мотоцикла.
- Пойдем, ребята. - Никита встал.
- Подождите. - Костя заходил по шалашу. - Тетрадь куда-то
запропастилась.
- На столе нет ли, - сказал Гоша.
- Нету, и на нарах не видно...
Ленька обмер: "Началось. Как только заглянут под нары, выскочу.
Выскочу, раскидаю всех и напролом..." Он подогнул ноги, уперся ими в
стену, чтобы одним рывком выброситься из убежища. Но все обошлось:
Костя обнаружил тетрадь в кармане.
- Опять рассеянность, - рассмеялся Никита. - Ты, Костик, и на
самом деле - личность!
Ленька был спасен. Из-под нар проследил, как босые ноги
переступили порог и скрылись, а потом с удовольствием распрямил
затекшие руки.
- Здравствуйте, комбайнеры! - раздался неподалеку голос Ильи
Васильевича. - Прибыл точно к началу занятий. Беру пример с нашего
старосты, дал слово - держу!
- Не опаздываю я теперь, - начал оправдываться Костя, - хоть у
Якишева спросите.
- Знаю, знаю, - Глухих добродушно рассмеялся. - Время и труд -
все перетрут. Будешь за собой следить и держать в обеих руках свое
хочу - не хочу, чтобы распоряжаться ими по своему усмотрению, - всего
достигнешь! Так какую же часть комбайна сегодня изучать будем?
- Транспортеры хедера!
- Что такое хедер, кто напомнит?
- Жатвенная часть комбайна!
"Гошка Свиридов отличается. Не терпится себя показать. Умный
какой", - подумал Ленька и стал осторожно вылезать из-под нар. Ему
сильно хотелось пить. От пережитого волнения во рту горело, словно
язык и небо натерли горькой полынью. "Хорошо бы выпить полный ковшик
холодной воды, да где ее взять". Разведчик вспомнил про огурцы,
которые прихватил по пути из чужого парника, достал один из-за пазухи
и стал с жадностью поглощать сочную хрустящую мякоть. Подойдя к окну,
отогнул краешек занавески и выглянул. Поблизости - никого. Пионеры
собрались под навесом "классной комнаты". Среди них Ленька узнавал
недавних друзей, и усмешка кровно обиженного человека искривила его
тонкие губы. "Да, были деньки, хорошие деньки. Тогда эти ребята - Гоша
Свиридов, Витька Подоксенов, Костя Клюев и даже Никита Якишев уважали
Леньку". Колычев пригладил непокорный свой чуб и вздохнул. Как же так
получилось, что все отвернулись от него? Может быть, он в чем-нибудь
виноват? В меру своих сил старался увлечь товарищей... Огороды и сады?
Так это же интересно!.. Да и не всегда занимался он, Ленька, огородами
и садами. Были игры, рыбалки, походы... Он вновь посмотрел в окно.
Пионеры внимательно слушали Илью Васильевича. Комбайнер в синем
комбинезоне ходил возле стенда с чертежами, что-то рассказывая. Время
от времени он брал со стола длинную камышовую указку и водил по
чертежам.
Ленька окончательно успокоился, присел на нары и принялся
обдумывать создавшееся положение.
Ясно было одно, что на глазах у ребят из шалаша не выйдешь.
Разобрать заднюю стенку? Но, во-первых, она сплетена крепко и вдобавок
замазана глиной, а, во-вторых, на эту операцию потребуется время.
Остается только одно - ждать, пока стемнеет. Под покровом ночи можно
выбраться из лагеря незаметно. Решение принято. Таблицы и списки,
висящие на стене, привлекли внимание Леньки. Он поднялся и стал
рассматривать их. Ура! Наконец-то обнаружено то, что нужно: список
дежурных, остающихся на ночь в лагере. Вырвав из тетради, лежавшей на
столе, чистый листок, Колычев старательно переписал дежурных.
Теперь-то можно будет действовать смело, а не на ощупь.
С улицы донеслись громкие голоса. Они приближались. Ленька
выглянул из-за занавески. Ребята, окружив Илью Васильевича,
направлялись прямехонько к шалашу.
- К нам в штаб, - приглашал знатного комбайнера Костя. -
Пойдемте. Вот он - штаб-то!
"Так вот, оказывается, куда я попал, - сообразил разведчик, - в
Никитин штаб занесло. Это - не фунт малины! Сказать Тольке с Демкой -
не поверят!"
Ленька юркнул под нары и стал терпеливо ждать.
- В шалаше нам, брат, не уместиться, - ответил Илья Васильевич. -
Сядем на лужайке и по душам поговорим. Вот видите, как удобно. А
теперь меня интересует один вопрос: чем нанимаетесь в лагере, как
отдыхаете? Я, ребята, люблю вольную лагерную жизнь. Правда, в
молодости побывать в пионерских лагерях не довелось, а в армейских
был. Жили в палатках, учились бить врага, вырабатывали в себе
выносливость, ловкость. Да и сейчас у нас на полевом стане, как в
лагере. Ну, кто же расскажет о вашем житье-бытье?
- Никитка!
- Пусть он говорит: он - начальник лагеря!
- Начинай, Никитка!
Наступило короткое затишье, потом Ленька услыхал голос Якишева:
- Живем мы, Илья Васильевич, хорошо. Бываем в походах. Ходили на
озеро Щелкун, ночевали там три ночи. Провели соревнования спортивные.
Рыбачим, игры устраиваем. Скоро военная игра с пестовскими пионерами
будет: уже договорились. В кружках занимаемся, за садом школьным