Шведов Сергей. Шатун

   – Какой из Богдана Великий князь! – махнул рукой Карочей.
   Рогволд спорить с ганом не стал – Богдан князю Берестеня действительно не соперник. Вот только захочет ли Борислав Сухорукий помогать родовичу дальнему в ущерб родовичам ближним?
   – Я тебе о том же говорю, – пожал плечами Карочей. – Не будет он тебе помогать, пока ты с ним не породнишься. А так у Борислава появится возможность если не для детей великий стол удержать, то для внуков. Если на великом столе утвердится Вузлев, то Сухорукому придется бросать нажитки и бежать из радимичских земель вместе с семьею.
   – Сдается мне, что ты не сам это придумал, ган Карочей, – прищурился в сторону гостя хозяин.
   – Был у меня разговор с дядькой Бориславом, – с охотою подтвердил скиф. – Ходил он вокруг да около, но дал понять, что заинтересован в твоей дружбе.
   – А ты с какой стати хлопочешь за чужой интерес?
   – Я не только за чужой интерес хлопочу, но и за свой, – усмехнулся Карочей. – Я сейчас сестричад Великого князя, но случись неприятность с Всеволодом, и среди ближников Битюса я уже никто, захудалый ган бедного скифского рода, и место мое подле кагана будет последним. Ты, Рогволд, если подсуетишься, можешь подняться на самую вершину власти. Ну а мне лестно будет ходить в зятьях Великого князя.
   – Каких еще зятьях? – не понял Рогволд.
   – Так ведь я к тебе не просто так приехал в гости, а с целью высватать одну из дочерей Твердислава, – улыбнулся Карочей.
   – Этого добра мне старший брат оставил с избытком, – засмеялся Рогволд. – Рад буду хоть одну из них сбыть в хорошие руки.
   – Значит, договорились, – кивнул головой Карочей. —Твое здоровье, князь Рогволд.
   Довольный оборотом дела, хозяин в свою очередь с таким же удовольствием выпил за здоровье гостя и будущего родственника.
   – Один человек нам может помешать, – задумчиво протянул Карочей, отставляя кубок в сторону. – Я имею в виду Драгутина.
   – Это ты хватил, ган Карочей! – посмурнел лицом Рогволд. – Я не стану помогать ни тебе, ни Жучину в кознях против божьего ближника.
   – Если бы речь о боярине шла, то я бы и сам не стал вмешиваться, но речь-то идет об оборотне.
   – Ты в своем уме, ган? – возмутился Рогволд. – Кого ты оборотнем называешь?
   – Оборотнем я называю человека, которого ты знаешь под именем Драгутина. Бахрам опознал его как Лихаря, сына Листяны Колдуна. Шатуненок Искар, который тебя обманом вытолкнул из круга, это его сын. Поверь мне на слово, и в этом случае без колдовства не обошлось. Я ведь собственными глазами видел, как ты одолевал Искара, и вдруг нате вам – боготур за чертой круга, а сын оборотня торжествует.
   – А кто он такой, этот Бахрам, и с какой стати я ему должен верить?
   – Темный человек. – Карочей даже голос понизил. – По слухам, он печальник богини Кибелы. Бахрам рассказывал, что оборотень Лихарь прямо на его глазах превратился в медведя и многих его людей подрал когтями и зубами.
   – Так, может, врет твой Бахрам? – растерянно произнес Рогволд.
   – Может, и врет, – согласился Карочей, – Но этому Бахраму нет никакого дела до боярина Драгутина, он послан к нам за Лихарем. Он за ним давно уже охотится. И раз уж этот Бахрам признал в Драгутине Шатуна, то, значит, так оно и есть. Ты же не будешь отрицать, что Искар Шатуненок вылитый Драгутин?
   Вспомнив своего недавнего соперника в бойцовском круге, Рогволд вынужден был признать, что ган, скорее всего, прав. Но ведь это сходство могло быть случайным.
   – А в санях боярина Драгутина Шатуненок тоже оказался случайно? – ехидно спросил Карочей. – Покойный хазар Гаюн видел его и клялся, что убил. А мечник Брех уверял Горазда, что Искар сгорел в огне вместе с братаном Осташем. На поверку оказалось, что оба живехоньки.
   – Врал, наверное, Брех, – поморщился Рогволд. – Знаю я этого сукина сына. И жалею, что не повесил.
   – Слова Бреха подтвердил хазар Гудяй, – возразил Карочей. – Ну и что это, по-твоему, если не колдовство?
   Рогволд не возражал, что Шатуненок связан с нечистой силой. Мечник Клыч был в медвежьем капище, где этого Искара зачали и на свет произвели под присмотром злых духов.
   – Что-то мне Зоря говорил о медвежьем капище, а я запамятовал. Знак какой-то Клыч там нашел золотой.
   Дабы не ломать зря голову, Рогволд подошел к двери и кликнул мечника. Зоря явился с охотою и с благодарностью принял кубок из рук князя.
   – Даджбоговым был тот знак, – охотно поделился услышанным от Клыча Зоря. – Клыч во хмелю был, а Садко его локтем под бок толкал, чтобы не болтал лишнего. Такой знак дается только самым ближним к Солнечному богу ведунам.
   – Что я говорил! – торжествующе воскликнул ган Карочей, когда за Зорей закрылась дверь. – Какие тебе еще нужны доказательства, князь Рогволд?
   Рогволду не оставалось ничего другого, как почесать затылок. Как ни крути, а выходит, что этот Драгутин человек подозрительный. Если он вообще человек. К тому же непонятно, какие он преследует цели.
   – Цель-то как раз понятна, – возразил ган Карочей. – Он во что бы то ни стало хочет рассорить князя Всеволода с каганом Битюсом. И пока они будут ратиться, оборотень приберет к рукам радимичские земли.
   – Драгутин радимичам чужой, – покачал головой Рогволд. – Власти ему здесь не обрести, все равно, человек он или оборотень.
   – Это для вас он чужой, а для урсов, которые почитают Шатунов, как богов, он свой.
   Особого доверия к скифу Рогволд не испытывал, но ведь и возразить Карочею было нечего. Каша заваривалась крутая, а расхлебывать эту кашу придется, скорее всего, Великому князю Всеволоду. Рогволд хоть и не пользуется доверием старшего родовича, но в беде его не оставит. Боготурское слово, данное Великому князю, требует от Рогволда твердо стоять за его интересы. Да и не может князь Берестеня допустить, чтобы на его земле плели сети чужаки, которым радимичская кровь что родниковая водица.

Глава 10
РЕВНОСТЬ

   Всемила, проводив нежданно нагрянувшего боготура Торусу, впала в задумчивость. Осторожный боготур долго ходил вокруг да около, но в конце концов высказал кудеснице свои сомнения по поводу боярина Драгутина. И эти Торусовы сомнения больно царапнули по сердцу первой Макошиной ближницы. Самое неприятное в этих подозрениях – Искар. Вспоминая лицо отрока, Всемила мысленно соглашалась с боготуром и корила себя за то, что не углядела несомненного сходства. Хотя при первой встрече что-то шевельнулось в ее душе, словно она увидела кого-то родного, но слегка подзабытого. А теперь с уверенностью можно сказать, что опознала она в нем, пусть не разумом, а сердцем, Драгутина двадцатилетней давности. Совсем молоденькой была тогда ведунья Всемила, всего шестнадцать лет было за ее плечами, но, несмотря на юные годы, место ее было не последним близ богини. Вознеслась она не собственными стараниями, а величием семьи и рода. Князь Гостомысл Новгородский был ее отцом, и об этом знали все, кому положено знать. Драгутин тогда был изгнанником, по его следу шли люди его дядьки Богуслава с единственной целью извести мятежного боярина, вздумавшего бунтовать против Великого князя полян. Князь Богуслав склонялся к чужому богу, а потому беда молодого Драгутина могла обернуться бедою для всех ближииков славянских богов. Немногие тогда это понимали, а в окружении тогдашнего Великого радимичского князя угнездилась измена. Великий князь молчал, когда его сыновья Борислав и Богдан в открытую похвалялись своей близостью к кагану и заявляли о намерении отринуть правду Велеса-бога. Драгутин был для них костью в горле. Грядущую опасность понял не только князь Гостомысл, поняли ее и кудесник Вадимир, ранее непримиримый в отношении даджан, и ведун Сновид, тогда еще не первый, но весьма влиятельный среди Велесовых ближников.
   А потом появился Лихарь… Точнее, он появился одновременно с Драгутином. Самым неприятным для тогдашнего Великого радимичского князя было то, что Лихарь приходился сыном Листяне Урсу и внуком Ичкирю Шатуну, которых их соплеменники почитали как богов. Сразу же зашевелились притихшие после смерти Листяны урсские ганы. Да и старейшины многих радимичских родов заволновались, рассчитывая при поддержке кагана оттеснить ведунов от городских столов. Старая распря между родовыми ганами и ведунами, почти сошедшая на нет в последние десятилетия, грозила вспыхнуть с новой силой. В такой ситуации Великий радимичский князь Будимир, терявший последние силы из-за тяжелой болезни, вполне мог объявить преемником не боготура Всеволода, а сухорукого Борислава, любого кагану Битюсу, тогда только-только утвердившемуся на вершине власти.
   Всемила поднялась с лавки, подошла к дверям и крикнула прислужнице, чтобы позвали стражницу Малушу. Следовало предпринять упреждающие действия, дабы не нажить в будущем большой беды. Неужели Драгутин обманул ее тогда? Сделать это было, конечно, нетрудно. Ведунья Всемила была слишком молода и доверчива. Мир, в который она попала волею родовичей, оказался слишком сложен для неокрепшего разума, а потому и жила она тогда, больше полагаясь на сердце. С тех пор утекло много воды, и в этом мире для кудесницы Всемилы почти не осталось тайн, но даже при нынешней ее опытности сердце вдруг напомнило о себе в полный голос и на какой-то срок заглушило, похоже, голос разума.
   – Поезжай на выселки у Поганых болот, – сказала Всемила вошедшей Малуше, – найди Ляну и передай от моего имени приказ вернуться в обитель немедленно. А по пути загляни к боготуру Вузлеву, и, если застанешь у него Божибора, то передай «белому волку», что я хочу его видеть.
   Всемила ревновала, глупо было от себя это скрывать. Но дело было не в ревности, а в том, что поведение Драгутина вполне можно было расценивать как предательство. Речь шла не только об измене Всемиле, но и об измене делу божьих ближников и славянской правде. Если подозрения Торусы подтвердятся, то прощения боярину Драгутину не будет ни от кудесницы Всемилы, ни от «белых волков» Перуна. Даджан, видимо, упустил из виду, что имеет дело не с глупой девчонкой, обмирающей от счастья в его объятиях, а с зрелой женщиной, которую богиня Макошь сделала своей наместницей в славянских землях.
   Всемила готова была простить Драгутину старую оплошку, совершенную по молодости лет, хотя неверность боярина в пору их страстной любви наполняла ее сердце горечью и обидой, но она не могла ему простить сегодняшнего молчания, за которым таилось коварство такой глубины, что об этом даже думать было страшно. А ведь Всемила сделала все от нее зависящее, чтобы даже тень подозрения в связях с нечистыми не пала на боярина. Своей волей, несмотря на глухое недовольство многих ведуний, числивших за Драгутином несмываемые грехи, возвела она его на Макошино ложе, принудив богиню к акту любви и всепрощения. Всемила знала, что над головой Драгутина висит приговор и что тайные убийцы рыщут по его следу. Этот приговор был ему вынесен от имени Кибелы, и многие ведуньи склонялись к мысли, что приговор вынесен справедливый. Так было, пока боярин не стал на священном ложе тайным мужем богини. Сей торжественный акт любви, совершенный на глазах кудесника Сновида, снимал все подозрения о немилости к боярину богини, которая в иных землях называлась Кибелою, а в землях славянских стала Макошью. А значит, не правы те, кто утверждает, что ложе Кибелы попало в славянские земли случайно, что вывезено оно было из старого храма обманом и что богиня никогда не возляжет на него, тем более с мужем славянским. И еще говорили многие, что Кибела по-прежнему желает властвовать над миром и первенствовать среди богов Ойкумены, а быть просто Макошью и бабьей богиней ей срамно. Тайный брак с боярином Драгутином доказал, что не крови жаждет богиня, а любви. Эта любовь способна заполнить чадами пустующие ныне земли и наполнить жизнь славян великой радостью.
   Так истолковала волю богини после ночи любви, проведенной на священном ложе, кудесница Всемила, и это ее толкование подтвердили кудесник Велеса-бога Сновид, кудесник Даджбога Солох и кудесник Перуна-бога Вадимир. Истолкование это было распространено по всем землям, где кланяются этим же богам, хотя и под другими именами.
   Толкование Всемилы основано было на том, что боярин Драгутин хоть и вершил дела, не всегда угодные богам, но сердцем чист. А ныне выходило, что первая ближница Макоши ошиблась, исказив волю богини в угоду своему любящему сердцу. Выходило, что правы те, кто считает, что богиня в любом из своих воплощений жаждет власти и кровавых жертв. И служить ей должны не женщины, а мужи-скопцы, которые лучше понимают волю богини. Сейчас в сердце Всемилы закрадывалось сомнение – уж не этим ли силам служит боярин Драгутин? Не с теми ли он связан людьми, которые считают, только впитавшая жертвенную кровь и помолодевшая от этой крови богиня-мать Кибела способна противостоять тому богу, которого ныне прочат в вершители судеб мира иудеи и истиане? Драгутин долго жил в иных краях, и нет у Всемилы полной уверенности в том, что не оступился там боярин и не пал в капкан, расставленный силами, чуждыми славянскому. Память возвращала Всемилу ко временам почти двадцатилетней давности. Драгутин боролся тогда не только с дядей своим Богуславом, но и с каганом Битюсом, грабя купеческие караваны и разбивая в прах хазарские отряды, которые наводнили в те времена радимичскую землю под предлогом наведения порядка. В стольном радимичском граде одесную дряхлеющего князя Будимира сидел Битюсов наместник ган Жита, а из-под его руки скалились в сторону ближников славянских богов скифские и печенежские ганы. И среди них в пору еще молодой, но уже тогда толстый и жадный – Митус, которому богатства радимичской земли и по сию пору не дают спать спокойно. Бок о бок с Драгутином сражались «белые волки» Божибор и Буривой, родовичи Всемилы. Их нападения на хазарские отряды сильно досаждали наместнику Жиряте, и он грозил войной Гостомыслу Новгородскому, если тот не уймет «белых волков» и не выдаст боярина Драгутина. Князь Будимир только головой кивал в знак согласия со словами Жиряты, а его сыновья Борислав и Богдан в открытую стали на сторону хазар. Случилось неслыханное прежде в славянских землях: мечники гана Митуса и Борислава Сухорукого захватили Макошину обитель и обвинили тогдашнюю кудесницу Светляну в пособничестве разбойникам.
   Жирята грозил сжечь Макошин городец волею кагана, если ведуньи не выдадут дочь князя Гостомысла. Но Всемилы уже не было в обители, кудесница Светляна успела переправить беременную женщину в дальнее сельцо как раз накануне Митусова напуска. Настигли Всемилу Митусовы и Бориславовы псы и там, в местах далеких от княжьих и ганских свар, но услужающих Жиряте хищников постигла неудача, нарвались они на засаду и отошли с большим уроном. Всемилу из-под носа преследователей успел вытащить спешивший ей на помощь боярин Драгутин. Говорили тогда, что засаду на Митуса устроил Лихарь Урс, и это ему Всемила обязана своим спасением. Те суматошные дни, когда Драгутин, теснимый со всех сторон, вынужден был отходить все дальше и дальше в непроходимые болота, Всемила помнила плохо. Пришла пора ей рожать, и роды начались трудно. Если бы не Горелуха, вовремя подвернувшаяся в одном из лесных сел, то и вовсе не выжить бы Всемиле. Именно там, под кровом Горелухи, тогда еще нестарой и справной женщины, оставил Всемилу боярин Драгутин, ибо везти ее дальше не было никакой возможности. И именно там гонимая врагами Макошина ведунья родила дочь Ляну. Родила в муках, но даже в забытьи Всемилу не оставляла уверенность, что все будет хорошо, ибо волею богини в ее ушах все время звучал плач младенца, и этот плач придавал ей силы, не позволяя забыться навсегда, до той минуты, когда она услышала уже не в бреду, а наяву плач Ляны.
   А Драгутина с той поры она не видела более пятнадцати лет. Ибо одним из условий признания Всеволода в качестве Великого князя, поставленных каганом Битюсом, было удаление из радимичских земель «белых волков» и боярина Драгутина. Только в этом случае Битюс соглашался отозвать своего наместника Жиряту с хазарской дружиной, изрядно потрепанной, но еще способной пополниться свежими силами в считаные дни. Дабы избежать продолжения кровавой распри, князь Всеволод и Велесовы волхвы приняли условия кагана. «Белые волки» ушли в Новгород, боготуры остались при князе Всеволоде, а боярин Драгутин укрылся в чужих землях, ибо за его голову кагановы прихвостни обещали большие деньги. И вместе с боярином Драгутином исчез с радимичской земли человек, называвший себя Лихарем, сыном Листяны.
   Ночь Всемила провела без сна, перебирая в памяти события давнего прошлого. О Лихаре она слышала много всякой всячины, но увидеть его воочию ей не привелось. По слухам, под рукой Лихаря собралось немало урсов. Наверняка ган Жирята пытался привлечь его на свою сторону, но в большей степени он просто пугал внуком Ичкиря Шатуна и сыном Листяны Великого князя Будимира. Этот Лихарь был и для гана Жиряты, и кагана Битюса просто находкой, ибо, объединив вокруг себя урсов, он мог развязать кровавую распрю на долгие годы.
   Угрозой Лихарь оставался и для князя Всеволода, и для Велесовых волхвов. Так что исчез сын Листяны Колдуна удивительно вовремя.
   Что же касается Искара Шатуненка, то Всемила узнала о нем от боярина Драгутина, который предложил ей и кудеснику Сновиду отдать ведунью Ляну за сына Лихаря Урса и тем самым положить конец слухам, что Шатуны исконные враги славянских богов. Этот брак потомка Шатунов с ведуньей, в жилах которой течет кровь ближников Перуна и Даджбога, внесет успокоение в умы урсов и покончит с происками кагановых ближников, использующих веру в оборотней-колдунов, для того чтобы вводить в смущение простолюдинов. Оборотни стали появляться и в землях полян, и в землях кривичей, и в землях древлян, и в землях новгородских. И уж конечно появлялись они неспроста и неспроста подбивали людей к бунту – за всем этим чувствовалась сильная направляющая рука. Лже-Шатун Хабал уже собрал вокруг себя большую шайку бродяг и грозил ведунам карами нового, взращенного им бога. Убить Хабала нетрудно, но на его месте непременно объявится новый лже-шатун, который назовется все тем же Хабалом, только поменявшим личину. Драгутин хотел объявить внука Листяны единственным истинным Шатуном, который пришел в мир, чтобы бороться с Лжешатунами. Это предложение Драгутина было одобрено кудесниками всех славянских богов.
   Божибор приехал ближе к полудню, сильно удивленный внезапным приглашением кудесницы. Божибор постарел, конечно, за эти двадцать лет, но силы не растратил, а синие глаза по-прежнему смотрели из-под вечно насупленных бровей строго и властно.
   – О Лихаре я хотела тебя спросить, Божибор, – сразу же приступила к главному Всемила, – видел ли ты его двадцать лет назад, сталкивался ли с ним лицом к лицу?
   Вопрос кудесницы поставил ведуна в тупик, – видимо, он менее всего ожидал, что его будут расспрашивать о событиях давно минувших. Божибор вот уже двадцать с лишним лет отстаивал правду своего бога в противоборстве с кагановыми ближниками, и события, столь памятные Всемиле, для него остались лишь полузабытым эпизодом в насыщенной жаркими схватками жизни.
   – О Лихаре я слышал, – сказал Божибор, – но лицом к лицу с ним не сталкивался. У сына Листяны была вполне понятная неприязнь к «белым волкам». Хотя слухи о том, что именно мы казнили Шатуна, ложны. Листяна умер от ран еще до того, как «белые волки» захватили его городец. А ранен он был в схватке с хазарами гана Жиряты, который сначала поддержал урсов, а потом переметнулся на нашу сторону.
   – А вы с Драгутином не пытались устранить Лихаря?
   – В этом не было необходимости, – пожал плечами Божибор. – Лихарь жаждал отомстить Жиряте, а потому и щипал его хазар нещадно. Купцами-хабибу он тоже не брезговал. Мы всегда могли свалить часть своей вины на Лихаря, если нам по какой-то причине невыгодно было сознаваться в содеянном. Как ты помнишь, мы поддерживали Всеволода, а будущему Великому князю не слишком нравилось, когда его союзники били радимичей, и более того – его родовичей, которые во множестве тогда толпились вокруг Борислава Сухорукого.
   – Иными словами, если бы Лихаря не было, то его следовало бы выдумать?
   – Возможно, но он был, и на него шла серьезная охота.
   – Охотился Жирята?
   – И Жирята тоже, – подтвердил Божибор. – Но были и другие люди, чужие и радимичам, и хазарам.
   – Жрецы Кибелы?
   – Скорее всего, это были именно они.
   – И эти люди убили Лихаря?
   – Вероятно, убили, но не в радимичских землях. По моим сведениям, Лихарь объявлялся в стольном кагановом граде уже после того, как Всеволод утвердился во власти. Говорили, что именно Лихарь убил гана Жиряту.
   – А Хабал был в то время связан с Лихарем?
   – Не знаю. Хабал действительно из урсов, долго жил в Хазарии, учился искусству магов в Персии и иных землях, но среди предков Хабала Шатунов не было. Многие урсы считают его лже-шатуном и никогда не встанут под его руку.
   – Но они встанут под руку внука Листяны Искара-Шатуна. – Божибор взглянул на Всемилу с тревогой и удивлением.
   – Но ведь именно для этого Драгутин вытащил Искара с Поганых болот. Старейшины урсов, насколько мне известно, интересовались отроком. Очень может быть, что Драгутин пытается с помощью Искара перетянуть урсских ганов на свою сторону и предотвратить нежелательный для нас исход событий.
   – На свою, Божибор, – с нажимом произнесла Всемила, – но не на нашу. Боготур Торуса обратил мое внимание на одно весьма странное обстоятельство: Искар Шатуненок похож на боярина Драгутина.
   – Я Искара видел мельком и судить не берусь, – растерянно произнес Божибор.
   – Искар – сын Драгутина, я в этом абсолютно уверена. А что до Лихаря, то такого человека не было вовсе.
   – Быть того не может! – возмутился Божибор.
   – Собственными глазами ты Лихаря не видел, – продолжала Всемила, – а слухи о нем были вам выгодны. Но слухи не рождаются на пустом месте, вот почему в медвежьем капище у Поганых болот объявился некто назвавший себя Шатуном. Этот некто убил человека по имени Веско Молчун и надругался над женщиной по имени Милица. Потом он подбросил ребенка, рожденного этой женщиной, ее родовичам, чтобы в удобный для себя момент вновь воскресить слухи о Шатуне и извлечь выгоду для себя.
   – Но в чем же эта выгода?
   – В лучшем случае Драгутин пытается с помощью Искара Шатуненка утвердиться в радимичской земле, оперевшись на урсов.
   – А в худшем?
   – В худшем он ставленник тех сил, которые пытаются противопоставить матерь всех богов Кибелу богу Ягу. Вот почему Драгутину понадобилось стать тайным мужем богини Макоши, ибо Макошь – одно из воплощений Кибелы. И он это сделал с моей помощью.
   – Но ведь Макошь его не отвергла, и значит…
   – И значит, о наших подозрениях не должен знать никто, – сверкнула глазами в сторону «белого волка» Всемила, – даже Перунов кудесник Вадимир. Богиня могла обмануться, введенная в заблуждение своей кудесницей, но она сумеет исправить ошибку моими же руками. Если Драгутин виновен – он должен умереть, но приговор ему могу вынести только я. Ты понял, Божибор? Пока я не произнесу слово «виновен» ни один волос не должен упасть с головы Драгутина.
   – Я установлю слежку за Драгутином и Искаром, обо всех предпринятых действиях буду сообщать тебе.
   – Можешь привлечь к делу Буривоя и Торусу, – посоветовала Всемила, – но более никого. Мы не имеем права на ошибку, Божибор, наши боги не простят нам слепоты.

Глава 11
ВИЗИТ КУПЦА

   Ицхак Жучин был немало наслышан о старшем сыне давно ушедшего в страну Вырай князя Будимира. Изредка они встречались на кагановых пирах, куда брата Великого князя Всеволода охотно приглашали, но серьезного разговора прежде у них не получалось. По слухам, сухорукий Борислав, лишенный из-за своего телесного изъяна возможности занять великий стол, был в давних дружеских отношениях с ганом Митусом и почтенным Моше. Из того, что Ицхак слышал о старшем брате Великого князя, можно было заключить, что Борислав скрытен и хитер, дела свои предпочитает обделывать тайно, на людях в отношении брата почтителен, но в душе его ненавидит. Борислав Сухорукий никогда не занимал и волостных столов, хотя по знатности рождения мог бы на это претендовать. Но, как и в случае с великим столом, избранию Борислава противились волхвы. Поэтому не приходилось сомневаться, что кудесника Сновида Сухорукий ненавидит еще больше, чем своего единокровного брата Всеволода.
   Ицхаку нужен был союзник в радимичской земле, и, пораскинув умом, он пришел к выводу, что таким человеком вполне может стать Борислав. Кроме всего прочего, Сухорукий обладал немалым влиянием среди той части родовых старейшин, которые стояли за сближение с каганом Битюсом и ради этого готовы были поступиться обычаями предков.
   В городец Сухорукого Ицхака пустили без помех, стоило ему только назвать себя. Прибыл купец в гости к брату Beликого князя в сопровождении всего лишь троих хазар, а потому и не вызвал у Бориславовых мечников подозрений. Надо полагать, купцы-хабибу были здесь частыми гостями. Городец Сухорукова был ставлен обычным для радимичей рядом и мало чем отличался от уже виденных Ицхаком, разве что убранство главного терема было побогаче иных-прочих. Похоже, Борислав не только не растерял оставленные ему отцом нажитки, но и значительно их приумножил. Такое расторопство Ицхака не удивило, ибо тот, кто с умом трется подле старого Моше, никогда не остается в накладе. По слухам, Борислав был много богаче своего брата Всеволода. И богател он не только торговлей, но и тем, что давал в рост и ближним, и дальним. Причем, как человек осторожный, он никогда не давал в рост сам, предпочитая действовать через купцов – славян и иудеев.