Шведов Сергей. Шатун

   – Шатун!
   Обидное это шипение слышали только двое – Летица и Горелуха. Летица на Искара глянула с удивлением, а Горелуха с любопытством. Судя по всему, старуха сообразила, что рассерженная ведунья бросила это слово в сторону Искара неспроста. Прожив долгую жизнь, Горелуха, надо полагать, слышала о Шатунах немало, но почему-то не испугалась, а даже прониклась к Искару симпатией. Во всяком случае, больше она на него не ворчала, а все норовила приветить и словом, и вкусным куском. Искар, наблюдая за Горелухой, пришел к выводу, что урсы, возможно, относятся к Шатунам иначе, чем Радимичи. Он стал с нетерпением ждать, когда старая женщина отважится на откровенный разговор. Случай представился, когда Горелуху отправили за дровами для очага, а отрок вызвался ей помочь.
   В дровяном сарае пахло березовыми поленьями и гнилью. Старательные Макошины печальницы запаслись дровами чуть не на пять лет вперед, – во всяком случае, Искар не смог охватить глазами всю поленницу.
   – О Листяне слышала, наверное, старая? – понизив голос до шепота, спросил Искар.
   Горелуха метнула в его сторону быстрый взгляд, положила на вытянутые руки отрока два полена и произнесла нараспев:
   – Не только слышала, соколик, но и своими глазами видела. Я в ту пору лишь годом старше тебя была. Его городец при мне разорили «белые волки». Одна я спаслась от того зорения. Из тех, кто знал близко Листяну, никого уже не осталось в живых.
   – Говорят, что Листяна в золоте и серебре купался?
   – Богаче его не было человека в округе. Но весь свой жир Листяна спрятал в схроны. К одному из них я знаю дорогу.
   – Знаешь дорогу к золоту, а живешь в нищете? – засомневался Искар. – И семья твоя рассеяна по свету.
   Своими словами Искар попал в больное место Горелухи, однако она не рассердилась, а только уронила слезу. Искару старуху стало жаль, и эта жалость проявилась на его лице.
   – Больно глаза у тебя добрые, – покачала головой Горелуха. – С такими глазами ты не проходишь долго в Шатунах.
   – На мой счет можешь не сомневаться, старая. Я зачат и рожден в медвежьем капище. Есть такое место на Поганом болоте. Если поможешь мне отсюда выбраться – я тебя отблагодарю.
   – А разве тебя здесь силой держат?
   – Силой не держат, но и добром не отпускают. Мне видение было, чтобы жил своим умом, не слушая советов волхвов и ведуний.
   – Может, это видение нечистыми духами наслано?
   – Может, и нечистыми, – усмехнулся. Искар, – но на то я и Шатун.
   Искар уже целую охапку дров держал в руках, а старуха все подкладывала ему полено за поленом, окаменев лицом.
   Пойти против богов в сомнительном деле – это вам не шутка, но, с другой стороны, какое богам дело до старухи, глядишь, и не заметят ее нечаянный промах.
   – Хватит, – сказал отрок, – завалила по самую макушку.
   Искар пошел первым, осторожно ступая обутыми в кожанцы ногами по гниловатым доскам. Охапка дров была куда как тяжела, но отрока радовало, что несет он ее без всякого труда, не чувствуя боли в затянувшейся ране.
   – Завтра чуть свет мы погоним коров на пастбище, – шепнула ему в спину Горелуха. – Стражницы на вежах не углядят, где старуха, а где переодетый отрок.
   – Много вас будет? – спросил, не поворачивая головы, Искар.
   – Я да Кобылиха, а из девок только Летица и Улица. Если убежишь отсюда, то иди прямо к городцу Листяны. Я тебя там найду.
   – И дорогу к схрону покажешь?
   – Покажу, не сомневайся, – тихо отозвалась Горелуха. Щек выслушал Искара с большим вниманием. За последние дни он изрядно нагулял жира и даже в плечах раздался, хотя и выглядел еще бледноватым.
   – Старушечьей одежонкой я разжился, – усмехнулся Искар, кивая головой на тряпье, заимствованное из ларя в простом жилище.
   – Ладно, – кивнул головой Щек. – Кобылиху я беру на себя, а за тобой девки. Коли они поднимут крик, то будет нам от Макошиных ведуний большой взыск.
   Ведуний Искар не особенно боялся, но и попадаться не хотелось. Посадят, чего доброго, под запоры, и придется взаперти всю весну куковать. Искару надо обязательно к осени вернуться домой. И хорошо бы не с пустыми руками. На Листянино золото можно будет возвести тын вокруг сельца, прикупить скот, поставить Лытарю новый дом, а то в старом уже тесно, и махнуть в хазарскую столицу. Должен каган взять Искара в свою дружину, чай не рохля Данборов сестричад и не оробеет в битве. И Осташа можно будет с собой прихватить, вдвоем веселее.
   Только задремал Искар, как Щек тряхнул его за плечо – пора. День еще не разгорелся, но во дворе уже суетились женки. Кое-как Искар нацепил на себя старушечьи обноски поверх собственной одежды. Щек, готовый уже к выходу, при виде Искара не удержался от смеха:
   – Вылитая Горелуха.
   – Пошли, – сказал Искар. – После посмеемся.
   У входа в хлев Искар едва не наступил в коровью лепешку и тихонько ругнулся сквозь зубы. Летица с Улицей уже погнали своих коров к опущенному мосту, а Горелуха с Кобылихой еще суетились в хлеву. С Горелухой у Искара проблем не было, старуха дала себя скрутить, не издав ни звука. Зато с Кобылихой вышла заминка. Искару пришлось помогать Щеку. Вредная женка извивалась всем телом, отбивалась ногами, успела даже вскрикнуть, а потом вцепилась в Искарову ладонь двумя последними уцелевшими зубами.
   – Скажи, какая норовистая попалась, – покачал головой Щек. – Это сколько же с ней было мороки в годы молодые.
   Кобылиха пучила в ярости глаза и мычала забитым тряпьем ртом. Щек проверил путы у нее на руках и отпихнул прочь на солому. Искар уже гнал коров из хлева, ободряюще посвистывая.
   – Не свисти, – остерег Щек, – а то стражницы на вежах удивятся, с чего это старухи распелись соловьями.
   Но на вежах сладко зевали. Никто даже головы не повернул в сторону старух, сноровисто выгоняющих за ворота мычащее стадо. Выскользнув вслед за коровами на волю, Искар почувствовал облегчение. Начало, что ни говори, было удачным.
   За спиной захлопнулись ворота и заскрипели цепи подъемного моста. Макошин городец поспешно закрывал свой зев, не доверяя тишине и безлюдью вокруг. Осторожно живут ведуньи, храня Макошины святыни и накопленные за долгие годы богатства. На вежах было тихо, никто пока не хватился беглецов и сигнала не подавал.
   На отдохнувших за зиму деревьях густо лезли листья. Искар прицокнул языком от восхищения, оглядывая хорошеющий под солнечными лучами лес. И в ответ ему зацокали веселые птахи. По зиме их совсем мало в лесу остается, а певунов среди оставшихся нет вовсе. Разве что затрещит испуганная сорока, тревожа зимнюю тишину, но сорочий крик вряд ли назовешь усладой для уха. Добрые птицы на зиму улетают в Страну Света, где веселят души людей, скучающих о прежнем Кире.
   Щек уже снял старушечьи обноски, Искар последовал его примеру. Одежду они сложили аккуратно и подвесили на ближайшем дереве.
   – Найдут, наверное, – сказал Щек. – Зачем добру пропадать?
   – Далеко отсюда до Листянина городца? – спросил Искар.
   – За два дня обернемся, но путь предстоит нелегкий. Искар огорченно присвистнул. Конечно, весенний лес услада для уха и глаза путника, но брести два дня по звериным тропам на голодный желудок – удовольствие небольшое. Был бы лук – без добычи не остались бы, но о луке можно было только мечтать.
   – Придумаем что-нибудь, – обнадежил Щек. – Мир не без добрых людей.

Глава 9
ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

   К удивлению Искара, Щек выбрал какой-то очень уж извилистый путь к месту, где, по его же словам, был расположен Листянин городец. Искар обратил его внимание на то, что идут они не к реке, а в противоположную сторону. Щек признал свою ошибку, но предложил заглянуть все-таки в расположенную поблизости усадьбу и слегка подкрепиться. Ибо после долгого блуждания по лесу у беглецов изрядно подвело животы. Искару, однако, показалось, что его напарник вышел к к этой усадьбе потому, что очень хотел сюда попасть.
   – Один мой знакомый служит здесь в приказных, – сказал Щек, останавливаясь возле массивных ворот.
   По прикидкам Искара, усадьба была расположена не так уж далеко от его родных выселок, ну разве что в одном дне пешего пути. Обнесена она была высокой стеной, и дубовые ворота перед гостями распахнули далеко не сразу. Судя по всему, люди здесь жили опасливые.
   Во дворе, куда их наконец впустили, находилось не менее десятка мечников. Разбойники и бродяги не редкость, конечно, в радимичских лесах, но, чтобы отбиться от возможного наскока, хозяевам хватило бы и челядинов, которые в немалом числе суетились меж клетей, конюшен и многочисленных пристроек. Если судить по спесивому поведению мечников, усадьба принадлежала весьма значительному лицу, – возможно, гану из крепкого радимичского рода.
   Терем, однако, не произвел на отрока большого впечатления. Ставлен он был в один ярус, и ставлен, видимо, давно, так как бревна уже успели потемнеть от времени. Красное крыльцо было без резных завитушек, столь привычных для славянского глаза, окна подслеповаты и скорее похожи на бойницы. Смурноватый был терем, по-иному не скажешь.
   – Кто хозяин усадьбы? – спросил Искар Щека.
   – Борислав Сухорукий, – пояснил тот, – старший брат Великого князя Всеволода.
   – Если он старший, то почему не первый? – удивился Искар.
   – Божья воля, – криво усмехнулся Щек. – Точнее, воля Велесовых волхвов.
   Щек явно не первый раз был в этой усадьбе, ибо его опознали служки и даже проявили к пришельцу нечто очень похожее на подобострастие, бросившись с готовностью выполнять волю простолюдина. А просил Щек всего-навсего покормить Искара, невеликую, прямо скажем, птицу, который мог и подождать. Но служки, видимо, так не считали, поскольку тут же усадили гостя за стол, пусть и не в господском тереме, а в пристройке, и потчевали такими яствами, которыми и кагана угостить не стыдно.
   Щек, оставив Искара на попечение служек, отправился в терем, где его уже поджидал человек среднего роста, с умными карими глазами и лицом, изрезанным морщинами. Левая рука его, высохшая, безжизненно висела вдоль худого тела. Именно за эту ущербную от рождения руку он и получил свое прозвище. И именно она стала помехой на пути Борислава к великому столу. Впрочем, Щек предполагал, что дело здесь не только в физическом изъяне. Борислав не уступал умом своему младшему брату Всеволоду, но, в отличие от последнего, не считал правду бога Велеса откровением, которому следует подчинять все свои помыслы. Раздражало его не столько вмешательство бога в людские дела, сколько непомерное властолюбие волхвов, провивших встать над князьями и родовыми вождями. Свою любовь к волхвам Борислав скрыть не сумел, за что и поплатился. Двадцать лет назад противодействие Велесовым ближникам едва не закончилось для него гибелью, но Великий князь Всеволод пощадил брата.
   – Я ждал тебя, ган, еще два месяца назад, – сказал Борислав, жестом приглашая гостя к столу.
   Горница была обставлена скромно: стол да две лавки по углам. Если бы его стали потчевать из глиняной посуды, Щек не удивился бы, но Борислав наполнил вином серебряный кубок очень тонкой работы. Старший брат Великого князя Всеволода был несметно богат, но богатство напоказ не выставлял, предпочитая играть роль человека, обиженного волхвами.
   – Случай вмешался, а может быть, ган Митус, – вздохнул Щек. – Шалопуги сбили меня стрелой с возка. Едва-едва Макошины ведуньи выходили.
   – Вот тебе раз! – искренне удивился Борислав. – А почему, Макошины ведуньи оказали тебе такую честь?
   – Боярин Драгутин похлопотал. Именно в его розвальнях я был за возницу.
   – Вот незадача! – Борислав хлопнул здоровой рукой по столу. – Ведь тех разбойников Рада посадила в засаду.
   – Стерва, – беззлобно засмеялся Щек. – Что же она против первого в славянских землях бойца выставила столь малую ватажку? Даджан разметал дюжину ее разбойников как стаю облинявших селезней.
   – Жаль, – поморщился Борислав. – Драгутин в нашем раскладе лишний.
   – А я, представь себе, не жалею, – хмыкнул гость в усы, – ибо смерть боярина обернулась бы и моей смертью.
   – Ах да, конечно, – спохватился хозяин. – Я упустил из виду это печальное обстоятельство.
   – Боярина Драгутина надо было убивать еще двадцать лет назад, когда я тебя, Борислав, вывел на его след.
   – То ли он бес, этот Драгутин, то ли его в тот день на болотах не было, – покачал головой Борислав. – Несколько раз я пытался выяснить у Лихаря, как они с Драгутином выскользнули тогда из расставленных нами сетей, но тот только посмеивался. Разумеется, я умолчал и о твоем, и о своем участии в этом деле.
   – В десятый раз тебе повторяю, Борислав, – раздраженно всплеснул руками Щек, – Лихарь Шатун погиб, я собственными глазами видел его плавающее в крови тело, когда пришел к схронам по следам твоих мечников.
   – Послушай, ган, – нахмурился Борислав, – ты пропадал где-то почти двадцать лет, а я вот уже семь лет имею дела с Лихарем, и он ни разу меня не подвел. За него ручались Митус и Моше, знающие Урса с давних времен. Хабал был с ним в чужедальних землях, где они много лет прожили бок о бок. Ты что же, и Хабалу не веришь?
   – А в чем ты преуспел за эти семь лет, Борислав? – прищурился Щек. – Вы с Митусом устраивали заговоры, которые проваливались, едва начавшись. И непременным участником ваших заговоров являлся Лихарь Урс или, точнее, человек, которого вы называете этим именем. Этот лже-Лихарь, этот оборотень вот уже десять лет обещает Хабалу Слово, коего тот так жаждет, но схроны Листяны Колдуна так и остаются на запоре.
   – Лихарь опасается, что Слово приберут к рукам печальники богини Кибелы, которые крутятся вокруг Хабала, и я его понимаю, мне эти люди тоже не нравятся. Почему ты не хочешь встретиться с Лихарем и убедиться во всем сам?
   Борислав тут же пожалел, что задал Щеку этот вопрос. Ему ли было не знать, почему ган избегает встречи со своим соплеменником. Лихарь не догадывается, что в схронах на болотах двадцать лет тому назад за ним охотился Борислав, но Шатун не может не догадываться, что дорогу к его убежищу мог показать только один человек – ган Багун. Для гана Багуна, который ныне прячется под личиной простолюдина Щека, встреча с Лихарем означает верную гибель. Может быть, именно поэтому он цепляется за бредовую мысль о смерти Лихаря. Больная совесть его, что ли, мучает? Ведь там, в болоте, остались лежать люди, с которыми урсский ган ел из одного котла и сражался бок о бок против радимичей и хазар. До сих пор Борислав не может понять, почему ган Багун предал своих соплеменников. Вопрос о золоте и серебре даже не стоял, жизни Багуна ничто не угрожало – он сам пришел к радивичам. Бориславу тогда не было дела до Шатуна, он охотился нa боярина Драгутина. Конечно, Борислав мог бы заподозрить Багуна в коварстве, в том, что ган обманом навел радимичей нa соплеменников, ставших его смертельными врагами, но это подозрение дружно опровергали Бориславовы мечники, которые среди убитых урсов обнаружили и десяток даджан. Вот только Драгутина среди убитых не было.
   – Ты мог бы взглянуть на Лихаря из потайного места, – исправляя ошибку, продолжил Борислав. – А уж потом мы решим, как действовать дальше.
   – Хорошо, – кивнул головой Щек. – В каком месте ты нас сведешь?
   – В лесном логове Ичала Шатуна. Лихарь обещал туда днями наведаться. Кстати, Ичал Шатун не сомневается в Лихаре.
   – Ичал был в ссоре с Листяной, – возразил Щек, – а потому Лихарь никогда с ним не встречался, несмотря на желание матери. Тебе наших дел не понять, ган Борислав. Я Ичалу не верю, если говорить уж совсем откровенно.
   У Борислава едва не сорвался вопрос, а верит ли ган Багун самому себе, но он сдержался. Глупо было ссориться по пустякам с ловким и влиятельным среди урсов человеком. Ган Багун происходил из семьи потомственных урсских старейшин, и предки его властвовали на этих землях, когда о радимичах здесь еще не слышали. Жизнь круто обошлась с урсским ганом, ему пришлось двадцать лет прятаться от Велесовых ближников, обещавших за его голову большую плату. Встретив Багуна год назад на улице стольного града, Борислав не сразу узнал в этом рано поседевшем человеке давнего знакомца. А узнав, не на шутку обрадовался. Ибо через Багуна можно было протоптать тропинку к урсской старшине в обход Лихаря Урса и Ичала Шатуна, доверие к которым в Бориславе повыдохлось с годами, ибо обещали эти двое много, но далее обещаний дело обычно не шло. Поэтому стоит, наверное, Бориславу прислушаться к словам Щека о Лихаре. Но если Щек прав и под именем Лихаря скрывается другой человек, то Бориславу и гану Митусу это грозит большими неприятностями. Хорошо, если он всего лишь самозванец, но ведь возможен и худший вариант.
   – Без Ичала и Лихаря нам не склонить урсскую старшину к выступлению, – вздохнул Борислав. – Сидок и Годун смотрят им в рот.
   – Золото превозмогает все, ган Борислав, даже уважение к ближникам Лесного бога.
   – Что ты имеешь в виду? – испугался за свою мошну прижимистый Борислав.
   – Схроны Листяны, – отозвался Щек.
   – Но ведь об этих схронах известно Лихарю. И если бы ты знал, сколько он за эти годы потратил, то у тебя пропала бы всякая охота разыскивать схроны его отца.
   – Ты заблуждаешься, Борислав. Я не знаю, чьи деньги тратит лже-Лихарь, но жена Листяны, чудом уцелевшая во время разгрома городца, пообещала показать дорогу к схронам своему внуку.
   – Какому внуку?
   – Сыну Лихаря Урса и Милицы из рода Молчунов, – спокойно пояснил Щек. – Сейчас его кормят твои служки.
   – Как ты его нашел?
   – Его нашел не я, а боярин Драгутин, и, как ты понимаешь, вытащил он его в большой мир не случайно.
   До Борислава уже дошли слухи о появлении на дальних выселках Шатуна, но он никак не предполагал, что эти слухи связаны с прибытием в радимичские земли боярина Драгутина. И уж конечно приезд даджана не случаен. Впрочем, непосредственно Бориславу он ничем вроде бы не грозил. Великий князь Яромир и кудесник Даджбога Солох искали союзников для противоборства с каганом Битюсом, и князь Всеволод все более склонялся на их сторону. Борислав ничего не имел против ссоры Всеволода с Битюсом, ибо их противостояние играло ему на руку. Но случайно или преднамеренно первый удар Драгутина пришелся по одному из самых преданных сторонников Борислава.
   – Тебе известно, что князь Твердислав казнен в Берестене два месяца назад?
   Щек даже крякнул с досады, услышав неприятную весть.
   – Я же предупреждал его, чтобы был осторожнее. Буквально за две семидницы до ранения я был в Берестене. Твердислав вроде бы внял моим предупреждениям.
   – Вероятно, он слишком понадеялся на хазар, которых прислал ему каган Битюс. Увы, хазары Твердиславу не помогли. К тому же у хазарского гана Горазда свои виды на Берестень.
   На градский стол он посадил малого Будимира, а сам стал при нем дядькой-пестуном.
   – Ловок, – усмехнулся Щек. – А в каких отношениях Горазд с ганом Митусом?
   – У Митуса к молодому гану полного доверия нет, ибо тот в первую голову за себя хлопочет. Есть и еще одна неприятная новость, ган: в Листянином городце сидит теперь боготур Торуса, и окопался он там крепко.
   – И Перуновы ближники смирились со своеволием Всеволода?
   – За Торусу хлопотал боярин Драгутин, – ухмыльнулся Борислав. – Ну и кудесница Всемила, по его наущению. А Всемила, как тебе известно, дочь князя Гостомысла Новгородского.
   – По слухам, кудесница очень упрямая женщина, – удивился Щек, – как это даджану удалось ее охмурить?
   – Охмурил он ее еще двадцать лет тому назад. И плодом их любви явилась дочь, которая настолько дорога сердцу матери, что та держит ее при себе, вопреки заведенному Макошью ряду.
   – И прочие ведуньи стерпели столь явное забвение кудесницей незыблемого правила отречения от всего земного?
   – Кто ныне блюдет подобные обычаи, ган, – засмеялся Борислав. – Никто бы и не вспомнил про эту Ляну, если бы мы с Митусом не позаботились. После наших усилий среди ведуний начался ропот, но чем он закончится, сказать не могу.
   – Ты, кажется, назвал эту девушку Ляной?
   – А ты что, знаком с ней?
   – Я ведь два месяца провел в Макошином городце и, можно сказать, подружился с зеленоглазой дочерью почтенных родителей, которая обхаживала Лихарева сына. И, как я полагаю, не без причины.
   – Драгутин ищет дорогу к Листяниным схронам?
   – А почему нет? – отозвался Щек. – Как я понял со слов Искара, сама кудесница проявила к нему интерес.
   – Ты, следовательно, веришь в байку о заклятии, наложенном Листяной, которое может снять только человек одной с ним крови?
   – Я не байкам верю, ган Борислав, а Горелухе, которая знает дорогу к золоту Листяны.
   Борислав не стал продолжать спор со вспыльчивым гостем для которого эта тема была крайне болезненной. Верит он в схроны – и на здоровье, а у Борислава своих дел по горло.
   – Боготура Торусу надо избыть из Листянина городца, – сказал Борислав. – К сожалению, я не могу послать туда своих людей – малейшая случайность, какой-нибудь нечаянный свидетель, и все может рухнуть в одночасье. Хабала мне тоже не хотелось бы подставлять до времени. Здесь хитрость нужна, а не сила.
   – А где сейчас Рада? – спросил Щек.
   – Обхаживает боготура Рогволда, – усмехнулся Борислав. – И очень даже успешно. Хочешь задействовать ее людей?
   – А почему бы нет? – пожал плечами Щек. – Они пришлые в наших краях. Всегда можно сослаться на то, что они ищут древние реликвии, похищенные Листяной из храма Кибелы.
   – А он их похитил? – тонко улыбнулся Сухорукий.
   – Во всяком случае, Рада в этом уверена, – отозвался улыбкой на улыбку Щек. – Не стоит ее разочаровывать. Наоборот, я ей скажу, что дорога к схронам начинается из Листянина городца и Искар, сын Лихаря, выведет ее к нужному месту.
   – Разумно. Я на тебя надеюсь, ган. Ты нуждаешься в деньгах?
   – Нет, – покачал головой урс. – Было бы странно, если бы в мошне бедного человека Щека, преследуемого за долги, зазвенели вдруг золотые монеты. Городец я беру на себя, Борислав, а за тобой остаются Берестень и боярин Драгутин. Этот человек может сильно нам напортить. И еще: не доверяй лже-Лихарю, во всяком случае, до того как покажешь его мне, и предупреди о моих сомнениях Митуса и Моше.
   Борислав задумчиво кивнул головой. Последний раз он видел Лихаря месяцев семь назад. С тех пор тот в Радимичских землях не появлялся. Правда, люди от него приходили регулярно. Надо все-таки показать его Щеку, уж очень убежденно говорит ган о смерти соратника. А прибытие боярина Драгутина в радимичские земли указывает на то, что даджаны пронюхали о планах мятежников. Хорошо бы узнать, кто распустил язык столь неосторожно, ведь о задуманном мятеже знает ограниченный круг лиц.
   – Удачи тебе, ган. – Борислав поднял прощальный кубок.
   – Удачи всем нам, – отозвался на слова хозяина гость.
 
   Искара не только отменно покормили служки Борислава, но и снабдили всем необходимым на дорогу. Отрок, выходя из ворот гостеприимной усадьбы, довольно посвистывал. Щек же был задумчив и мрачен.
   – А ган Борислав разве друг боготура Вузлева? – неожиданно спросил Искар.
   – Это вряд ли, – усмехнулся Щек.
   – Я это к тому, что мой дядька Доброга плохо отзывался о Сухоруком. Хапает родовая и племенная старшина землю без меры, а простым людям не остается ничего.
   – Прав твой дядька, – кивнул головой Щек. – А среди урсов обездоленных еще больше, чем среди радимичей.
   – А почто они поднимали на нас оружие? – нахмурился Искар.
   – А почто мы их теснили с земель?
   Искар этим вопросом был поставлен в тупик. Об урсах он знал мало. Рассказывали ему дядья и односельцы, что радимичи прежде ратились с урсами, но ныне те поутихли. А что они за люди и каким богам кланяются, он сказать не брался.
   – А Листяна случайно не урсом был?
   – Листяна был первым ближником Лесного бога урсов, – охотно отозвался Щек. – Все роды урсов в радимичских и в иных землях признали его верховным вождем. Большие силы собрал под своей рукой Листяна, но все же не устоял против объединенной рати радимичей и новгородцев.
   – А какое отношение имеет боярин Драгутин к Листяне?
   – Никакого, – удивился вопросу Щек.
   – Но он же Шатун! – рассердился отрок.
   После такого заявления отрока Щек даже остановился:
   – Ты в этом уверен?
   – Я собственными глазами видел его в медвежьем капище. Все у нас на выселках его называли оборотнем. А мы с Данбором видели след, когда шел он медведем, а потом вдруг пошел человеком.
   Щек усмехнулся в усы, но разубеждать отрока не стал. Лихарь Урс очень любил с помощью выделанных медвежьих ступней пугать радимичей. Впрочем, многие простые урсы тоже верили, что ближники Лесного бога способны оборачиваться в Хозяина. И Шатуны их в этой вере не разубеждали. Объяснение тому, что произошло два месяца назад на выселках, могло быть только одно: боярин Драгутин использовал в своих целях давнее заблуждение урсов, которое получило распространение и среди радимичей, для того чтобы прибрать к рукам Искара – сына Лихаря и с его помощью воздействовать на урсскую старшину и на простых урсов. Слух о появлении нового Шатуна наверняка уже гуляет по окрестностям. Жаль, но пока простолюдин Щек не может рассказать сыну Лихаря то, что знает ган Багун. Зато это может сделать Рада, умеющая морочить голову не только отрокам, но и зрелым мужам.