Этого оказалось достаточно, чтобы возница завопил дурным голосом и рванулся прочь от обоза в холодную апрельскую ночь. Его примеру последовали и прочие обозники, избавив Петра Васильевича от неприятной обязанности кусать их за икры и ляжки. Хлестов, даже приняв собачье обличье, вида крови не выносил и практически никогда не прибегал к клыкам, целиком полагаясь на психологический фактор внезапности.
   – А где Ванька Митрофанов? – хрюкнул у самого уха Хлестова кабан Кудряшов.
   Митрофанов с деревенскими мужиками обычно таился где-нибудь поблизости, дабы в самый ответственный момент успокоить перепуганных лошадей и увести их в лес, подальше от дороги. Но сегодня мужики почему-то запаздывали, и это обстоятельство не на шутку обеспокоило Кудряшова.
   – Ты предупредил Митрофанова? – хрюкнул кабан на подошедшего Антохина.
   – А как же! – удивился тот. – Ванька обещал быть.
   Однако вместо Митрофанова из соседнего колка вдруг выехал неизвестной марки лимузин и, осветив растерявшихся призраков фарами, помчался к месту происшествия. Хлестов перетрусил не на шутку и даже припал к земле, пытаясь увернуться от бьющего в глаза света. До сих пор стае приходилось иметь дело только с телегами, ибо машины на этой дороге не появлялись. Зрелище было настолько невероятным, что остолбенел не только нервный Петр Васильевич, но и много чего повидавшие главари стаи. Лимузин остановился в десяти шагах от обоза, оттуда высыпали люди в форме и сапогах и принялись палить в призраков из револьверов.
   – Менты! – заорал какаду Гриня. – Спасайся, кто может!
   Хлестов мог, а потому не замедлил воспользоваться разумным советом. Ноги сами понесли Петра Васильевича к лесу, ибо в эту минуту он напрочь забыл, что является неуязвимым для пуль призраком, и вновь стал перепуганным беспорядочной стрельбой и криками финансистом. Хлестов, ничего не видя перед собой, с хрустом вломился в заросли и, неожиданно для самого себя, застрял в них. Петр Васильевич попытался освободиться, работая всеми четырьмя лапами, но в результате запутался еще сильнее.
   – Есть один! – прозвучал над его головой торжествующий голос– Добегался, паразит.
   Слегка отдышавшись, Хлестов наконец сообразил, что угодил в сеть. И эта сеть оплела его до такой степени, что он не в силах был пошевелить ни задними, ни передними лапами. От отчаяния Петр Васильевич даже завыл, но спустя короткое время опомнился и вой прекратил. В конце концов, куда разумнее было бы установить с ловцами контакт посредством человеческого языка и тем обезопасить себя от побоев. К немалому удивлению Хлестова, никто из стоящих рядом людей его слов не понял, хотя говорил финансист вроде бы членораздельно.
   – Гавкает еще, сука! – обругали Хлестова в ответ.
   Петр Васильевич попытался было объяснить пленившим его людям, что он некоторым образом не сука, а как раз кобель, то есть мужчина, причем довольно средних лет, но его никто не стал слушать. Видимо, люди эти были уверены, что собака не может говорить по определению. И достаточно членораздельную хлестовскую речь принимали за лай.
   – Грузите его в карету, – раздался начальственный голос, показавшийся Хлестову знакомым.
   Бесцеремонные руки подхватили запутавшуюся в сети таксу, пронесли ее несколько метров и бросили на что-то твердое, видимо на пол кареты. Петр Васильевич от удара заскулил, но никто не обратил на его скулеж внимания. Хлестов попытался приподнять голову, и это ему хоть и не сразу, но удалось. Через открытую дверь кареты он мог теперь видеть пленивших его людей, а одного из них даже опознал. Это был Ярослав Кузнецов, частный детектив, который уже однажды заманил Петра Васильевича в ловушку, где его предали мучительной и страшной смерти. Детектив был в Преображенском мундире, со шпагой у бедра, а окружающие люди называли его полковником Друбичем.
   – А где остальные? – спросил строго Друбич.
   – Ушли, господин полковник. Чертова телега нам помешала.
   – Сидоров! – крикнул Друбич. – Это вы?
   – Так точно, я, товарищ полковник.
   – За каким чертом вы сюда приперлись? Я же приказал вам ждать меня в деревне.
   – Мы сидели в засаде, – обиженно пробубнил подошедший к карете рослый человек. – Кто же знал, что нам будут противостоять монстры.
   – А я вас предупреждал, товарищи начальники, – встрял в разговор Ванька Митрофанов, которого Хлестов сразу же опознал по голосу. – Натуральные собаки Баскервилей.
   – Я думал, что он образно выразился, – попытался оправдаться Сидоров, но понимания не встретил.
   – А где ваши люди?
   – Здесь мы.
   К карете подошли еще четверо, в одном из которых Хлестов опознал следователя Сухарева и вздохнул с облегчением. Василий Валентинович его в обиду не даст и обязательно проследит, чтобы все было по закону. А уж в собачьем состоянии находится Петр Васильевич или в человечьем – не суть важно. В конце концов, в нашей гуманной стране закон защищает не только людей, но и собак. Тем более собак породистых. А такса, да еще таких богатырских статей, это вам не беспородная дворняжка, чтобы ее отстреливать, имени не спросив.
   – А где машина?
   – К сожалению, ее похитили, – смущенно откашлялся Сухарев.
   – Кто похитил? – не понял Друбич.
   – Собаки Баскервилей, – ответил за следователя Ванька Митрофанов. – Антохин сел за руль, он среди них единственный с руками и приличной мордой. А эти попрыгали в салон и покатили.
   – Скверно, – недовольным голосом проговорил Кузнецов. – На вашей лайбе они, пожалуй, до города доберутся. Придется возвращаться. А почему Антохин не поменял обличье?
   – Так он ведь и так на обезьяну похож, – хмыкнул Ванька. – Вот оракул на его счет и ошибся.
   – А Антохин ничего не говорил, откуда взялись эти странные существа?
   – Так ведь любому ясно, что от оракула.
   – А фамилии он называл?
   – Кабана он Кудряшом называл. Ворона – Аникой. Попугаев – Гриней и Веней. Таксу – финансистом.
   – Там еще бульдог был, – подсказал Сидоров. – Здоровый, что твой бычара.
   – В сердцах он его козлом называл. Хотя рогов я на том бульдоге не видел, врать не буду.
   – Знакомые все люди, – сказал со смешком Сухарев. – Или монстры. Уж не знаю, как их теперь называть.
   – Таксу мы взяли, – вздохнул Друбич. – А остальных придется отлавливать. Как бы они в городе беды не наделали.
   – А оракул их пропустит в город?
   – На этой машине пропустит, она ведь тоже возникла по его воле. Не думаю, что он в данном случае станет менять правила игры.
   Хлестов от души бы порадовался за своих смекалистых подельников, если бы не собственное незавидное положение. Устраивало Петра Васильевича пока только то, что он вернется в родной город, хотя и не на щите, а в собачьем обличье. Впрочем, рано или поздно, но обратная метаморфоза случится, и он пусть и на время, но обретет человеческое обличье, что позволит ему объяснить пленившим его людям, как они ошибаются на его счет
* * *
   Антохин уверенно вел машину по трассе. Кудряш довольно хрюкал рядом. Ворон и два попугая резвились на заднем сиденье. Черт с ней, с добычей, утерянной где-то под глухой деревушкой Горелово. Стая вырывалась на оперативный простор городских улиц со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде товарных и денежных прибытков.
   – А я что говорил, – ликовал Антохин. – Банки надо грабить. Сгреб деньжищи – и в кусты. С собаки какой спрос, а с вороны и подавно.
   – Сколько раз говорить тебе, придурок, я не ворона, а ворон, – обиженно каркнул с заднего сиденья Аникеев.
   – Погодите, – спохватился кабан Кудряшов. – А финансист куда подевался?
   – Так сбежал, – растерянно ответили попугаи. Соловьи в душе Кудряшова разом умолкли. Если
   Хлестов сбежал, то это еще не беда. Но если этот сукин сын угодил к ментам в руки, то рассчитывать на его скромность не приходится.
   – Сдаст всех, – обреченно вздохнул Антохин. – Как только с ним обратная метаморфоза произойдет, так сразу и расколется.
   – Суд ему все равно не поверит, – каркнул Аникеев.
   – Не о суде речь, – хрюкнул кабан. – Какой в нашем положении может быть суд? Убить нас тоже нельзя. А вот поймать они нас могут.
   – Каким образом?
   – Да хотя бы сетью. А мне не улыбается всю оставшуюся жизнь провести в зоопарке.
   Начертанная главарем перспектива повергла в уныние всю стаю. Прямо скажем, незавидный финал бурной деятельности как для призраков, так и для уважающих себя урок.
   Между тем городские огни уже замигали на горизонте, и нужно было срочно решать,, стоит ли игра свеч. Во всяком случае, Кудряшов не рискнул бы сейчас вернуться домой, ибо там его почти наверняка ждала засада.
   – Менты какие-то странные были, – задумчиво произнес Антоха. – Да и лайба эта странная какая-то.
   – Раритет, – подсказал шибко грамотный Гриня.
   – А чем тебе менты не понравились?
   – В галифе они, – пояснил Антоха, – и без погон. Совсем как те, что нас в Чека к стенке ставили.
   – В НКВД, – подсказал все тот же Гриня.
   – Помолчи, сталинист, – огрызнулся в его сторону Кудряш. – Выходит, они не случайно в тех местах оказались.
   – Это уж как пить дать, – согласился с ним Аникеев.
   – Иванов за нами охотится, как ты думаешь?
   – Ну, это вряд ли, – покачал птичьей головой Аникеев.
   – Остаются приятели твоего знакомого Николая Ходулина. Кузнецов и Кравчинский.
   – А вот здесь ты попал в самую точку.
   – Тогда это еще полбеды, – удовлетворенно хрюкнул кабан. – С этими мы как-нибудь разберемся. А из центра нами не могли заинтересоваться?
   – Если им сообщат, то они все равно не поверят, – хихикнул Гриня.
   Кудряшов задал этот вопрос проформы ради, поскольку подвоха с этой стороны не ждал. А отловить он себя не даст ни официальным структурам, ни тем более частным детективам. Не на того напали! Да и куш впереди такой, что ради него можно в черта перевоплотиться, а не то что в кабана.
   – Куда рулить? – спросил Антоха, растерянно поглядывая на уличные огни.
   – К Иванову, – подсказал с заднего сиденья Веня. – Его дом на отшибе стоит. Если Аркадий Семенович дома, то мы возьмем его за жабры. А если нет, то хоть перекусим его запасами, а то я уже изрядно проголодался.
   Мысль оказалась удачной. Во всяком случае, криминальная стая без проблем проникла в особняк гайосара Йоана Второго и с удобствами там разместилась. К сожалению, сам хозяин дома отсутствовал. Впрочем, особо грустить по этому поводу никто из гостей не собирался, благо холодильник запасливого Аркадия Семеновича был полон продуктами, а вовремя прошедшая метаморфоза позволила бригаде все это потребить с большой для себя пользой. Усталость и коньяк довершили свое дело, и стая провалилась в сон, как в омут.
   Первым очнулся Кудряшов. Авторитету показалось, что в дверь кто-то скребется. Растолкав подельников, благо утро уже вступало в права, Кудряш занял самую удобную для нападения позицию у Дверей. Слева расположился Аникеев. Ситуация была слишком щекотливой, чтобы доверять ее раз-Решение шестеркам. Дверь, наконец, открылась, и человек в кожаной куртке смело ступил на порог. Никакого подвоха он, видимо, не ожидал, – а потому и не оказал практически сопротивления. Кудряшову и Аникееву без труда удалось его скрутить и бросить в кресло.
   – Что ж ты так неосторожно, Аркадий? – покачал головой Аникеев. – Спишь на золоте, а ходишь без охраны. По нынешним неспокойным временам это чревато большими неприятностями.
   – Фу-ты черт, – произнес спокойно Иванов. – Вот уж кого не чаял здесь встретить.
   – А уж как мы рады, ты себе, Аркадий, и представить не можешь, – усмехнулся Кудряшов. – Как вы думаете, братаны, какой выкуп можно считать приличным для цезаря? Не хотелось бы обижать мелкой суммой столь высокопоставленное лицо.
   – Десять миллиардов, – быстро подсказал Антоха.
   – Сто, – решительно возразил Гриня.
   – Вторая цифра мне нравится значительно больше, – признался Кудряш. – А тебе, Аркадий, она по душе?
   – Хорошие деньги, – согласился Иванов. – Но тебе, Михаил, их все равно не тратить.
   – Это еще почему? – удивился Кудряшов.
   – Так ведь ты призрак, а не человек. К тому же оборотень. А возвращение в нормальное человеческое состояние тоже требует немалых средств и усилий.
   – Ты что же, гад, шантажировать нас вздумал? – взъярился Аникеев.
   – Вы же меня шантажируете, – пожал плечами Иванов.
   – Так ты же связан, – возмутился чужой наглости Гриня, – а мы пока на свободе.
   – И я не связан, – спокойно отозвался Аркадий Семенович. – И вы не на свободе.
   К величайшему удивлению собравшихся, Иванов поднялся с кресла и прошелся по затоптанному неаккуратными гостями роскошному ковру. Руки его были свободны, куда-то исчез и Бенин брючный ремень, которым были связаны эти руки.
   – Не пугайтесь и не удивляйтесь, – мягко улыбнулся Аркадий Семенович. – В том призрачном мире, к которому вы сейчас приписаны, я величайший маг и чародей, способный потрясать Вселенную, но, к сожалению, в реальном мире моя магия не действует.
   – Врешь, – не поверил Антоха.
   – Нельзя, молодой человек, сомневаться в словах Великого Мага. В наказание я превращу вас в обезьяну.
   Иванов щелкнул пальцами, и Антохин прямо на глазах слегка шокированных этим зрелищем зрителей стал превращаться в обезьяну. За несколько секунд он проделал обратный путь по лестнице эволюции, на который, если верить Дарвину, у человечества ушло несколько десятков тысяч лет. Надо сказать, что из Антохи получилась весьма симпатичная горилла. Гриня даже хохотнул от удовольствия, а к этому удовольствию примешивалась еще и большая доля злорадства. В конце концов, с какой стати этот паразит щеголяет в человеческом обличье, пока его товарищи страдают от метаморфоз.
   Кудряшов с Аникеевым переглянулись. Столь мрачно начавшаяся операция по отлову мультимиллиардера оборачивалась как минимум конфузом, а в завершающей стадии и вовсе сулила большие неприятности.
   – Впечатляет, – сказал наконец Кудряшов. – А я полагал, что на такие шутки способен только оракул.
   – Оракул всего лишь машина, хотя возможности его практически безграничны. Но нужны человеческие мозги, чтобы эти возможности превращались в реалии. К сожалению, господа, вы не оправдали моих надежд. Точнее, помешали моим планам. За это и наказаны. Но я могу и наградить, разумеется, если вы заслужите награду.
   Иванов еще раз щелкнул пальцами, и несчастный Антохин вновь семимильными шагами зашагал по лестнице эволюции, теперь уже, правда, в гору. Причем на этом трудном пути туда и обратно он даже штаны не потерял.
   – Чего ты, собственно, от нас хочешь? – нахмурился Кудряшов.
   – Задача остается прежней. Мне мешают два-три человека, которых следует устранить. К сожалению, вы их вспугнули, и теперь они будут настороже. Я увеличиваю ставку в игре, господа,—десять миллиардов за каждый перстень.
   – Мама дорогая! – ахнул Гриня. – Век воли не видать!
   – Это точно, – кивнул Иванов. – Вольную от оракула вы получите только в том случае, если справитесь с заданием. Моя власть – ваше освобождение. Впрочем, я понимаю стоящие перед вами трудности и потому на первоначальном этапе упрощаю задание: отвлеките их внимание на себя.
   – А чем отвлечь? – удивился Гриня.
   – Бесчинствами, – усмехнулся Аркадий Семенович. – Я отдаю вам этот город на разграбление.
   – А оракул не будет нам мешать? – прищурился Кудряшов.
   – Разумеется, нет. В его представлении вы – нечисть. А нечисть должна себя вести соответствующим образом. Всего хорошего, господа. Не буду вас больше обременять своим присутствием.
   Аркадий Семенович постоял немного с задумчивым видом посреди гостиной, а потом исчез, словно бы растворился в воздухе. У Грини отпала челюсть, Веня в испуге охнул, Антоха икнул. Авторитеты внешне сохраняли спокойствие, но внутри у них все вибрировало от удивления, страха и бешенства. Надо же так влипнуть! Не последние в криминальных кругах люди вынуждены шестерить на какого-то безумца. Не говоря уже о том, что шестерить приходится в звериных шкурах.
   – Я до него доберусь! – глухо сказал Кудряшов. Аникеев промолчал – видимо, не был уверен в собственных силах. Положение криминальной бригады, что там ни говори, было аховое. Счастье уже то, что они попали в город, а могли просто закиснуть на природе. И, судя по всему, это еще далеко не худший вариант.
   – Это он нас вытащил из замка людоеда, – глухо сказал Аникеев. – И вполне может отправить обратно. У призраков, похоже, в этом странном мире Прав нет. А их бунт наказуем.
   Кудряшов скрипнул зубами от бешенства, но – куда денешься – Валерка, скорее всего, прав. Прежде чем становиться в позу и трясти попусту кулаками, надо разобраться в ситуации. Выяснить, по каким правилам работает этот чертов оракул. В конце концов, Иванов сам признал, что это всего лишь машина, а следовательно, ее можно заставить повиноваться человеку, но для этого, по меньшей мере, нужно добраться до руля.
   Подъехавший к банку «Муниципальный» черный лимузин привлек внимание немногочисленных прохожих своими необычными пропорциями. Машина была явно чужда нашей эпохе, но любой автомобильный музей наверняка отдал бы немалые деньги за столь хорошо сохранившийся экспонат. За рулем лимузина сидел небритый человек. Во всяком случае, так поначалу показалось зевакам. Однако, присмотревшись к водителю попристальнее, они вынуждены были признать свою неправоту и в растерянности почесать затылки. Нет, с одеждой у странного водителя было все в порядке. На нем было модное пальто, желтые кожаные перчатки, а выходя из лимузина, он даже надел шляпу. Проблема была с лицом. На обезьяну этот тип походил гораздо в большей степени, чем это дозволяется канонами человеческой красоты. Нельзя сказать, что зеваки были просто шокированы – многие пришли в ужас. Тем более что вслед за гориллоподобным водителем из лимузина вылезли совсем уже странные существа. И вся эта компания, распугивая встречных и поперечных, прошествовала торжественной поступью в банк.
   – Деньги есть? – спросила горилла у остолбеневшего при виде странных посетителей охранника.
   – В каком смысле?
   – Ты что, придурок? – ухмыльнулась горилла и поднесла к носу оппонента увесистый кулак, заросший густой шерстью.
   – Я буду стрелять, – неуверенно пообещал охранник, испуганно озираясь по сторонам в поисках поддержки.
   Однако, увы, помощи ждать было не от кого. Огромный бульдог, ростом с годовалого теленка, доверительно положил лапы на плечи второго охранника и что-то ласково ему втолковывал.
   – Я тебе постреляю! – нагло ухмыльнулась горилла и без церемоний вытащила из кобуры охранника пистолет. После чего передала его под опеку двух чудовищно наглых попугаев, которые, вспорхнув на ближайшую стойку, дико орали на весь банк:
   – Деньги давай! Давай деньги!
   Попугаи были не только наглые, но и неправдоподобно огромные, а один из них так долбанул лапой зашевелившегося охранника, что тот не устоял на ногах и отлетел в угол. Подниматься охранник не захотел. Сложившаяся ситуация не располагала к проявлению героизма, поскольку явно выходила за рамки реальности. Охранник Федя, отгулявший вчера на семейном празднике, проклинал прижимистую тещу, которая напоила дорогого зягя какой-то паленой гадостью, от которой у того сначала болела отяжелевшая с похмелья голова, а теперь вот и вовсе начались глюки. Охранник Вася вчера вроде бы не пил. Зато имел серьезный разговор с Дражайшей супругой по поводу ее предполагаемой неверности, а потому и пришел на работу взвинченным. Теперь мог на собственном опыте убедиться, что семейные скандалы до добра не доводят, зато запросто могут довести до психушки склонного к чрезмерным переживаниям человека. Справедливости ради надо отметить, что Федя и Вася, несмотря на болезненное состояние, долг свой выполнили и сигнализировали о творящемся в банке беспределе куда следует. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что доблестные сотрудники милиции прибудут вовремя и окажут огневую поддержку своим непутевым коллегам.
   Пока рукастая горилла выгребала наличку из банковских закромов, ворон и кабан вели с управляющим банка «Муниципальный» господином Сюткиным светскую беседу. Леонид Сергеевич Сюткин, человек от природы общительный и говорливый, в этот раз, однако, явно выпадал из ансамбля, путался в согласных и вообще вел себя так, словно сроду не видел говорящего кабана. Правда, кофе и сигареты он гостям все-таки предложил, что, безусловно, характеризовало его с положительной стороны. Гости от кофе отказались, но сигарету кабан взял и даже удачно ее раскурил с помощью хозяина, любезно щелкнувшего перед его пятачком своей позолоченной зажигалкой.
   Надо отдать должное гостям, вели они себя вежливо и предупредительно, разговоры вели деловые, о курсе доллара, например. Но и Леонид Сергеевич в долгу не остался и щедро поделился наличными деньгами, хранящимися в его солидном финансовом учреждении. Покалякав о том, о сем минут пять, гости раскланялись с хозяином. Расторопная горилла, сгибаясь под тяжестью двух огромных сумок, уже направлялась к родному лимузину, когда на место происшествия прибыл милицейский наряд. При виде столь наглого и бесцеремонного поведения грабителей у стражей правопорядка сдали нервы. Они открыли огонь на поражение, забыв о предупредительных мерах вроде сакраментального «стой, стрелять буду!» и прочей того же сорта ерунде. Сторонние наблюдатели с интересом ждали, как рухнет на мокрый асфальт горилла и как она, несчастная, обольется кровью, но не дождались. Выпущенные милиционерами пули разнесли вдребезги несколько витрин за спиной наглого животного, но сама горилла как ни в чем не бывало продолжала свой путь. В довершение всех бед милицейский наряд был атакован двумя громадными попугаями, которые не только попортили облицовку почти новенького автомобиля, но и раздолбали своими клювами его ветровое стекло, норовя добраться до своих недоброжелателей. А уж когда на пороге банка возникло огромное клыкастое существо, которое лишь условно можно было назвать собакой, стражи порядка, расстрелявшие в суматохе все свои патроны, вынуждены были ретироваться с места преступления, к огромному разочарованию почтенной публики. В который уже раз приходилось констатировать, что порок восторжествовал, а добродетель, она же законность, попрана самым хамским образом. Лимузин, вобрав в себя своих странных пассажиров, укатил в неизвестном направлении, обрекая всех свидетелей и очевидцев происшествия на мучительные раздумья. А что же это, собственно, было, господа хорошие?!
* * *
   Петр Васильевич Хлестов уже настолько притерпелся к своей новой роли узника, что даже заговорил человеческим языком. А обратная метаморфоза, случившаяся с ним, после того как сердобольные сотрудники Тайной канцелярии решили накормить его супом, и вовсе вернула ему утерянное было равновесие.
   – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сказал потрясенный Кравчинский, наблюдая за странным превращением породистой таксы в уважаемого финансиста. – Петр Васильевич, дорогой, как же вы дошли до собачьей жизни? Император Всея Руси– и вдруг такой конфуз.
   – Издеваетесь, молодой человек! – огрызнулся Хлестов. – Ну-ну.
   Тем не менее рассказ финансиста о незавидной доле призрака в царстве оракула был выслушан с большим вниманием. Нельзя сказать, что Петру Васильевичу сочувствовали, но и осуждать его никто не торопился. Хотя ущерб, нанесенный им государству и частным лицам, выливался в довольно кругленькую сумму.
   – Нет уж позвольте, господа, – возразил проштрафившийся финансист, – а кто измерит в цифрах мои физические и моральные страдания?
   – В общем, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, – подытожил результат допроса мрачный Кузнецов.
   Следователь прокуратуры был абсолютно согласен с частным детективом, хотя ситуация сама по себе не лезла ни в какие ворота. Ну что теперь прикажете делать с этой захваченной в плен таксой?
   – Может, домой его отправить? – предложил Кравчинский.
   – То есть как это домой?! – возмутился Хлестов. – А кто мне вернет человеческое обличье. Это же подрыв авторитета. Я с людьми работаю. А тут сидит себе человек, и вдруг нате вам – собака. Я к губернатору вхож! У меня связи на самом верху!
   – Прямо не знаю, что с вами делать, Петр Васильевич. – Кравчинский покачал головой, украшенной напудренным париком. – Может, вас пока в Тайную канцелярию зачислить? Служебной собакой, а?
   – Я на вас жаловаться буду губернатору! – взвился Хлестов. – Что вы себе позволяете, молодой человек?!
   – Свидание с губернатором мы вам организовать, пожалуй, сможем… Но вряд ли это облегчит ваше положение.
   Хлестов собирался было вновь вспылить, но в последний момент передумал. Он вдруг вспомнил, что его нынешнее положение при всей своей несуразности, вопреки известной поговорке, все-таки лучше губернаторского. А арестовал главу области не кто иной, как этот сидящий перед ним субъект в черном кафтане. А почему арестовал и по какому праву, сейчас уже, пожалуй, бесполезно допытываться.
   – Проштрафился наш губернатор, – вздохнул Кравчинский. – Указом государыни Екатерины Алексеевны сослан он будет в Сибирь, на вечное поселение.
   – Позвольте! – взвился было Хлестов, но тут же и осел в растерянности. – То есть как в Сибирь?
   – Скажите еще спасибо, что на поселение сослан, а не на каторгу.
   – Но это же абсурд, – перешел на шепот Хлестов. – Мы же с вами разумные люди и все понимаем. Или влияние оракула распространилось уже и туда?