Шведов Сергей. Возвращение оракула

   От тряски Сухарев слегка поуспокоился и теперь уже более философски взирал на мир. В конце концов, мэру Гуслярову арест пойдет только на пользу. Посидит в КПЗ ночку, трезвее будет на мир смотреть. А то действительно черт знает что в городе творится – ни освещения пристойного, ни приличных дорог.
   У мэра гостей, что называется, не ждали. Лев Игнатьевич в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу растерянно смотрел на ввалившихся в его роскошную квартиру вооруженных хамов. Справедливости ради следует заметить, что Гусляров был сильно под мухой, а потому и не сразу разобрался в ситуации. Зато его супруга, вышедшая на шум, среагировала мгновенно:
   – Допрыгался, Лева! Но учти, передачи я тебе носить не буду. Пусть твоя новая краля ноги бьет.
   – Какие передачи?! – взвизгнул Лев Игнатьевич. – Ты что, уже совсем свихнулась, мымра?! Вам, собственно, кого, господа?
   – Господа за бугром, а мы товарищи, – ввел мэра в курс дела майор Сидоров. – Собирай манатки, контра.
   – Но позвольте, – взвился соколом мэр. – У меня неприкосновенность.
   – Неприкасаемых у нас нет. И незаменимых тоже. Распишитесь, гражданин.
   – Но с какой же стати, товарищи? – приземлился на пол родной квартиры Лев Игнатьевич. – За мной ведь ничего такого не числится. Я ведь даже партбилет сохранил.
   – За границей были, гражданин? – строго спросил у мэра Сидоров.
   – В некотором роде… Как все…
   – Вот всех и доставим куда надо.
   – Василий Валентинович, – опознал наконец Гусляров знакомое лицо, – что происходит, ты мне можешь объяснить?
   – Указ, – вздохнул Сухарев и развел руками.
   – Оттуда? – указал глазами на потолок мэр.
   – Оттуда, – подтвердил следователь.
   Гусляров растерянно охнул и принялся натягивать штаны. С его пухлого круглого лица не сходили недоумение и обида.
   – Что ж они так сразу?! – восклицал он время от времени. – Никто и глазом моргнуть не успел…
   – Обыскивать будете? – недобро сверкнула глазами в сторону Сидорова мэрская жена. – Только учтите, здесь все мое. И квартира моя, и мебель моя, и посуда моя. Не говоря уже о золоте, акциях и банковских вкладах. А этот голым ко мне пришел – голым его и забирайте.
   – Да, знаете ли, – скорбно вздохнул Гусляров. – Я ведь, можно сказать, не щадя живота своего…
   – Пиджак-то вы ему дайте, – попросил мэрскую жену старшина Круглов. – А то он у нас по такой погоде и до расстрела не доживет.
   – Вы, молодой человек, шутите, да знайте меру, – вскипел мэр.
   – А кто шутит-то? – искренне удивился старшина. – Шлепнем, и делу конец.
   Мэр едва успел прихватить пальто и шляпу, как его без церемоний вытолкнули на лестничную площадку.
   – Но это же противозаконно! – успел шепнуть Сухареву Гусляров, скорым шагом спускаясь по лестнице. – Они что там, наверху, совсем с ума сошли? Нас же цивилизованное человечество не поймет.
   Василий Валентинович пробурчал в ответ что-то маловразумительное и от дальнейшей беседы с арестованным на щекотливую тему уклонился. Не те сейчас времена, чтобы лясы точить. Сухарева охватило чувство, похожее на азарт, и на арестованных замов мэра он уже покрикивал в полный голос. В конце концов, давно пора призвать зарвавшихся чиновников к порядку. У нас олигархи и те сидят! А тут, подумаешь, какие-то вице-мэры.
   Назад возвращались на «воронке», забитом под завязку, у несчастного ЗИСа даже рессоры поскрипывали от напряжения. Городская головка состояла из мужиков ражих, не испытывавших на протяжении многих лет недостатка в пище. Таким тюремная диета только на пользу.
   При входе в здание у Сухарева опять защемило под ложечкой. Дело в том, что следователь его опознал при свете фар. Это был все тот же хитрый особняк, в котором он потерял прокурора Лютикова. А потом вдруг нашел при весьма загадочных обстоятельствах. Но внутри дом разительно преобразился. И уж конечно такого никак не могло произойти за те два с небольшим часа, которые Сухарев провел в подвале. Что ж, утешал себя Василий Валентинович, видимо, он ошибся. Просто в городе есть, оказывается, два очень схожих по архитектуре и внутренней планировке дома.
   Сидоров с милиционерами повели арестованных в кабинет прокурора Лютикова для допроса, а Сухарев поотстал малость, пытаясь прикурить от закапризничавшей зажигалки. Его мучили сомнения, и это еще мягко сказано, как вдруг появился человек, который мог эти сомнения разъяснить. По коридору шел Кравчинский, одной рукой на отлете держа широкополую шляпу, а второй придерживая шпагу. Одет он был в черный кафтан, а обут в высокие кожаные сапоги. Сухарев едва сигарету не выронил, увидев молодого человека в столь неподобающем для наших дней обличье. Самое поразительное, что никто из обитателей странного особняка, затянутых во френчи и гимнастерки, не обращал на франта века этак восемнадцатого ровным счетом никакого внимания. Ну, идет шут гороховый по коридору почтенного во всех отношениях учреждения и пусть себе идет.
   – Василий Валентинович, дорогой, – взмахнул широкой шляпой Кравчинский, – и вы здесь!
   – А куда мне деваться? – огрызнулся вконец сбитый с толку Сухарев.
   – Да, действительно, – сочувственно вздохнул Аполлон. – Оракул вас теперь так просто не выпустит.
   – Так это оракул?! – аж подпрыгнул на месте следователь.
   – А вы что думали, Василий Валентинович? – удивился Кравчинский.
   – Я думал – указ, – вытаращился Сухарев. – Мы же мэра арестовали и всех его заместителей! Боже мой!
   – Ну, этих как раз и не жалко, – легкомысленно отозвался пиит.
   – Но мне же Лютиков приказ отдавал! – потрясенно продолжал пропустивший это замечание мимо ушей Сухарев. – Прокурор! Со мной же майор Сидоров был, он-то куда смотрел?!
   – А с майором Сидоровым все в порядке? – полюбопытствовал Кравчинский.
   – Это в каком смысле?
   – В смысле эпохи, – пояснил Аполлон. – Здесь, знаете, большинство артистов до того перевоплощаются, что начисто выпадают из нашего времени. Я, естественно, двадцать первый век имею в виду, а не восемнадцатый.
   – Он назвал мэра Гуслярова троцкистом.
   – Это уже диагноз, – легко согласился Аполлон. – А с вами все в порядке, Василий Валентинович?
   – Не уверен.
   – Прекрасно, – восхитился Кравчинский. – Сомнение – самое ценное качество просвещенного ума.
   – Издеваетесь, – обиделся Сухарев.
   – Боже упаси. Радуюсь. Вдвоем проще будет действовать в этом бедламе.
   – А как же мэр? – спохватился следователь. – Его же арестовали!
   – Да пусть сидит, – махнул рукой Кравчинский.
   – Так его обещали расстрелять!
   – Ну, это еще полбеды, – отмахнулся Кравчинский. – Вот с губернатором сложнее, его, чего доброго, четвертуют. Если мы с вами не отхлопочем ему вечную каторгу. Вы не волнуйтесь, Василий Валентинович, со мной все в порядке. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Просто история нашего отечества изобиловала примерами негуманного обращения с номенклатурными кадрами. А у оракула хорошая память. Вы слышали о судьбе князя Гагарина?
   – Но это же бред! – возмутился Сухарев. – Такого просто не может быть.
   – К сожалению, может. И мы вас об этом предупреждали, Василий Валентинович. Вам надо было арестовать Аникеева и Субботина еще до того, как они собрались отправить на тот свет моих приятелей. Теперь оракул активизировался, и, чтобы его успокоить, придется приложить немало усилий. Я бы не очень волновался, если бы оракул действовал самостоятельно, но сейчас за компьютером будущего сидит наш с вами современник Аркадий Семенович Иванов, и неизвестно еще, что придет ему в его воспаленные мозги, До сих пор компьютер оживлял покойников, но очень может быть, что Иванову удастся подкорректировать программу в своих интересах. Так вы поедете со мной арестовывать губернатора?
   …Тайная канцелярия располагалась на втором этаже таинственного особняка, как раз над областным управлением НКВД. Как две столь почтенные, но абсолютно разные организации уживаются под одной крышей, Сухарев даже не стал спрашивать. В психиатрическом учреждении, куда он попал по неосторожности, возможно было все. Василий Валентинович не исключал, что где-то здесь, ну хотя бы в соседнем крыле, располагаются и опричники Ивана Грозного во главе с виднейшим деятелем минувшей давно эпохи Малютой Скуратовым.
   К счастью, к опричникам Сухарев не попал – навстречу ему поднялся из-за стола всего лишь действительный статский советник Анатолий Сергеевич Рябушкин в парике и одежде, соответствующей эпохе, которую он имел честь представлять. Мебель, окружающая бывшего коллегу Василия Валентиновича, поражала взгляд своей роскошной отделкой. Прежде такие столы и кресла Сухарев видел только в музее да в кино, а тут вот сподобился посидеть по любезному приглашению значительного лица. С прискорбием приходилось констатировать, что прокурорским работникам далекой имперской эпохи жилось куда лучше, чем их нынешним коллегам.
   – Как же ты, Анатолий, докатился до жизни такой? – попробовал пошутить следователь.
   – Что делать, Василий, – пожал плечами Рябушкин. – Полагаю, что всем нам и дальше придется существовать в довольно странных, чтобы не сказать резче условиях. Вина хочешь?
   Сухарев не отказался. Он уже почти адаптировался к новым условиям существования и даже находил в них некоторую приятность. Очень может быть, ему на помощь пришла генетическая память или просто попривык за последние годы к резким изменениям политического курса. Ну подумаешь, еще один реформатор сыскался на нашу голову. Стольких уже пережили, переживем и этого.
   – А какая у этого Иванова политическая платформа?
   – Безусловно, цезаризм, – охотно отозвался на вопрос следователя Кравчинский. – Наш славный губернский город будет объявлен Третьим… нет, пардон, Четвертым Римом со всеми вытекающими отсюда геополитическими последствиями.
   – Размах, однако, у этого сукина сына! – поразился Сухарев.
   – Совершенно с вами согласен, Василий Валентинович, – кивнул Аполлон. – В конце концов, и сумасшедшие должны держаться в рамках приличий.
   – А когда вы в последний раз видели этого самозванца?
   – К сожалению, он не самозванец, Василий, – поправил коллегу Рябушкин. – В глазах оракула он истинный гайосар, на протяжении чуть ли не целого века правивший окрестными племенами.
   – Как сказал один классик марксизма-ленинизма, все в этом мире повторяется, сначала как трагедия, потом как фарс, – вздохнул начитанный Кравчинский. – Мы с вами, господа, участвуем в Фарсе. А что касается Иванова, то мы с Анатолием
   Сергеевичем видели его в последний раз на поляне, сразу после ухода оракула. С тех пор он нас избегает.
   – И даже пытается убить, – напомнил Сухарев.
   – Ему нужны два перстня, которые носят на пальцах мои приятели, вот этот жезл, что сейчас у меня за поясом, и диадема, украшающая голову избранницы Ярослава Мудрого, прекрасной Катерины.
   – Вы не можете изъясняться попроще, господин поэт? – нахмурился Сухарев.
   – Могу и попроще, – пошел навстречу покладистый Кравчинский. – У нас есть возможность, чтобы отключить компьютер, но для этого нужно добраться до оракула, а сделать это удастся только после устранения гайосара Йоана.
   – И каким образом вы собираетесь его устранить?
   – Ну, во-первых, у нас есть Брут, горячий республиканец, правда с подмоченной репутацией и дурной наследственностью… Я имею в виду Коляна Ходулина. Во-вторых, у нас есть свой кандидат на роль гайосара… Я имею в виду Ярослава Кузнецова. В крайнем случае можно задействовать Катюшу – это уже последний наш шанс, когда все средства будут использованы.
   – Я все-таки не понимаю! – раздраженно воскликнул Сухарев. – Зачем вашему гайосару Йоану понадобились мэр с губернатором? Что он собирается с ними делать?
   – Прежде всего он собирается просканировать их мозги, – охотно объяснил Кравчинский. – Таким образом он определит их потайные мысли. А потом оракул их перепрограммирует на достижение нужного Иванову результата.
   – Но ведь они станут неадекватными окружающему миру!
   – Да ничего подобного, Василий Валентинович! – возразил Кравчинский. – Это ведь политики. А для политика главное власть. Во все эпохи и во все времена. В свое время нам с Ярославом только чудом удалось спасти Петра Васильевича Хлестова от мстительной руки его злопамятной супруги – та, заручившись поддержкой оракула, тем не менее осталась вполне адекватной нашему миру стервой.
   – Но ведь они могут не согласиться?
   – Если вас пару раз поставить к стенке, то в третий раз у вас пропадет всякое желание к сопротивлению.
   – Но можно же обратиться в органы…
   – К майору Сидорову, например, – ехидно подсказал Кравчинский. – Или к прокурору Лютикову. Да и с какой стати? Подумаешь, цезарь поменялся. Главное, принцип функционирования власти остался прежним: я начальник, ты дурак, ты начальник, я дурак. Все очень просто, и не надо шевелить извилинами. Полная вертикаль власти. Был президент, а теперь на его месте оракул. А разве для нашего мэра президент не оракул? Да и не в одних только мэрах дело. Народу в принципе тоже все равно. Главное – порядок. А кто еще может обеспечить порядок, как не гайосар Йоан Грозный.
   – И в кого это наша молодежь такая циничная?! – слегка поморщился Рябушкин.
   – Да вроде как действительно не в кого, – покачал головой Сухарев.
   – Карета готова? – бодро встал с кресла Аполлон Кравчинский.
   – Готова, – вздохнул Рябушкин. – Преображенцы уже в седлах.
   – Ну, Василий Валентинович, ни пуха нам, ни пера.
   Сухарев с удовольствием бы послал к черту профессионального авантюриста, но в этом уже не было никакого смысла. Ибо, как ни крути, они оба находились у черта на посылках, с чем Василий Валентинович себя и поздравил. За свою долгую служебную деятельность Сухарев побывал в разных передрягах, но ничего подобного нынешней ситуации он не помнил. Во всяком случае, чиновников такого высокого ранга, как глава администрации области, ему арестовывать еще не доводилось.
   – Так они настоящие? – поразился Сухарев, оглядывая сытых, ухоженных коней.
   – Здесь все настоящее, – усмехнулся Кравчинский, открывая дверцу кареты. – Садитесь, Василий Валентинович, это, конечно, не роскошь, но вполне надежное средство передвижения. Или вы предпочитаете верховую езду?
   Сухарев окинул взглядом то ли конвой, то ли эскорт рослых молодцов на сытых конях, качнул отрицательно головой и полез в карету.
   – А нас милиция не остановит? – спросил он у раскинувшегося на противоположном сиденье Кравчинского.
   – Об этом можете не беспокоиться, ваше превосходительство. У оракула все под контролем.

* * *

   Гриня с Веней не успели скрыться. Собственно, ожидать от Стеблова такой расторопности и не приходилось, поскольку после встречи с призраком он пребывал в глубокой прострации и на бьющую через край суровую российскую действительность почти не реагировал. А вот Клюев дал маху. Точнее, замешкался, выбивая долги из одного незадачливого знакомого. Это было его роковой ошибкой. Бежать надо было прямо по выходе из прокуратуры. К сожалению, умные мысли не сразу приходят в дурные головы, а только после того, как к их лицевой части подносят увесистый кулак. В данном конкретном случае Грине грозили по меньшей мере четыре кулака одновременно, это не считая тех, которые пока еще находились в тени, но в полной боевой готовности. В этой квартире Клюева уже били, и воспоминания о пережитых тогда болевых ощущениях стимулировали его умственную активность.
   – А я-то тут при чем? – попробовал он отбояриться от наседавших Кудряша и Бульдога. – Мне велено было доставить Кузнецова в особняк, я его и доставил. Может, Субботин его пришил, а тело спрятал.
   – Ты кому горбатого лепишь, козел? – мягко пожурил зарапортовавшегося Гриню крестный отец губернского масштаба. – Ты что, за лохов нас держишь, придурок? Кто в прокуратуру на нас настучал?
   – Хлестов настучал, – попробовал вывернуться Гриня, за что немедленно получил кулаком под ребра.
   Быть бы Клюеву и в этот раз битым, но, к счастью, его выручил ворвавшийся в квартиру мафиози не к добру помянутый Петр Васильевич. На финансисте буквально не было лица. Он и слово-то вымолвил не сразу, а только после того, как расторопный Антоха поднес ему стакан минеральной воды.
   – Губернатора арестовали, – сказал он, падая в кресло, любезно пододвинутое Бульдогом.
   – То есть как это арестовали? – не понял Кудряшов. – Генеральная прокуратура, что ли?
   – Нет, Тайная канцелярия.
   – Слушай, Петя, ты эти свои шутки брось. Я сегодня и так на взводе.
   – Да какие там шутки, Миша?! Я тебе все как на духу.
   Рассказ Хлестова потряс аудиторию. Нет, сам по себе факт ареста губернатора вполне укладывался в рамки нынешней действительности. Тем более что у нас в чиновничьих кабинетах не ангелы сидят. Потрясали воображение как раз подробности душераздирающей сцены. Начало было вполне мирным и благопристойным. Ну, собралась компания близких к главе администрации людей в его загородном домике с бассейном. Посидели, выпили, пошутили с девушками. Сходили в сауну. И тут, словно в дурном сне, подваливают громилы, одетые как для костюмированного бала, обезоруживают немногочисленную охрану и берут губернатора еще тепленьким, прямо из бассейна. Естественно, гости в шоке. Пробуют протестовать, но получают от обозленных гвардейцев по мордасам и героически отступают кто куда.
   – Даже одеться ему не дали! – всхлипнул от полноты чувств Хлестов. – Так в одних плавках и повели.
   – И что теперь будет? – спросил потрясенный падением одного из великих мира сего Бульдог.
   – Повесят, видимо, или четвертуют. Этот подонок, граф Калиостро, зачитал нам указ цезаря Йоана Грозного, где много чего было. И высочайше повелеваю, и властью, дарованной мне Богом… Слушайте, мужики, я сам был императором, пусть и недолго, но до такого свинства, как этот Йоан Грозный, не опускался. Арестовать губернатора – это же уму непостижимо!
   – Петя, – ласково позвал Кудряшов и щелкнул перед лицом Хлестова пальцами, – смотри сюда. Не зарывайся. Каким императором? Мы с тобой о чем сейчас говорим?
   – Так об оракуле, будь он неладен.
   – Фу ты, черт, – вздохнул с облегчением мафиози, – а я уж думал, что ты свихнулся. Оракул – это не так страшно.
   – То есть как это не страшно? – подхватился с кресла Хлестов. – Ты соображаешь, что говоришь, Миша? Ведь там Иванов, а Лебедякин ему все выложит как миленький, не говоря уже о мэре Гуслярове – этот всех сдаст. Бизнес летит коту под хвост, а ему, видите ли, не страшно!
   – А мэр тоже взят в Тайную канцелярию?
   – В НКВД, Миша! – сплюнул прямо на ковер расходившийся Петр Васильевич. – Тебе ли рассказывать, что это такое?
   Кудряшов припомнил свои приключения в хитром домике и вынужден был согласиться со своим Расстроенным другом. Гусляров и Лебедякин – люди, конечно, не хлипкие, но против профессионалов из уважаемых ведомств прошлого им точно Не устоять.
   – А зачем Иванову наши деньги, он же в золоте купается?
   – Власти он хочет, Миша, тебе же Стеблов сказал! Власти над миром! А мы все будем на него шестерить.
   – Григорий! – грозно рыкнул мафиози. – Подойди.
   Обретший было дыхание Клюев едва вновь не ударился в панику, но на этот раз крестный отец был настроен, кажется, благодушно.
   – Давно хотел тебя спросить, Гриня, как вы с Субботиным попали в храм этого самого Йо.
   – Ну, как попали, – развел руками Гриня. – Сначала просто сидели, а потом упали. То есть провалились.
   – Не серди меня, Григорий! Не хочется мне портить свои кулаки о твою морду лица.
   – Мамой клянусь! Просто сидели. Ничего не трогали. Я, правда, компьютер включил.
   – Зачем же чужую вещь трогать? – укоризненно покачал головой Кудряшов. – Компьютер, наверное, стоит недешево.
   – Так ведь я только мышью пошевелил, и все.
   – И после этого вы провалились?
   – Да. Субботин на меня чуть с кулаками не набросился. Этих компьютеров сейчас развелось как грязи. Все шевелят мышками, и никто не проваливается.
   – Гигант мысли, – похвалил Гриню крестный отец. – Логика у тебя прямо железная. Далеко ты пойдешь, Клюев, ну и нас, глупых, за собой поведешь.
   – А куда вести-то? – попросил уточнить маршрут Гриня.
   – На кудыкину гору, – назвал всем известный адрес Кудряшов. – В этот самый храм Йо.
   Клюев не все понял в полученном от крутого мафиози маршрутном задании, но перечить ему в нынешних трагических обстоятельствах не рискнул.
   – А с этим что делать будем? – кивнул Бульдог а пускающего слюни Веню.
   – Отвезем к психам, – пожал плечами Кудряшов. – Пусть его подлечат.
   – Ни-ни, – очнулся вдруг Веня. – Со мной уже се в порядке – отошел.
   – Ну, орлы, – грозно глянул на вытянувшихся в струнку шестерок мафиози, – даю вам последний шанс для исправления. Не оправдаете доверия – пеняйте на себя.
   Гриня собрался было ударить себя кулаком в грудь и уронить слезу признательности, но в его клятвах здесь никто не нуждался. Крестный отец готовился к походу, тщательно пересчитывая имеющиеся в наличии силы. Конечно, против Иванова хватило бы и трех человек, но против оракула, как говорят знающие люди, и целой армии будет мало.
   – Возьми человек пятьдесят, – неуверенно посоветовал Кудряшову Хлестов. – С увесистыми кулаками.
   – Будь по-твоему, – заверил мафиози. – По машинам.
   Пока Кудряшов стягивал к квартире Иванова все имеющиеся под рукой силы, Петр Васильевич клестов прикидывал в уме имеющиеся шансы на Успех. Наступающий стремительно рассвет не то чтобы вселил в него уверенность, но бодрости придал. В конце концов, не боги горшки обжигают. Если хочешь и дальше пить шампанское, Петя, то надо рисковать. Иванов не более чем человек, а оракул всего лишь машина. Даже объединив усилия, они вряд ли дорастут до бога, пусть и языческого. И дьявола из них не получится – разве что мелкий бес.
   Собрав полсотни быков, Кудряшов ударил этим кулаком в хлипкую дверь загадочной квартиры. Дверь, никогда в жизни не переживавшая такого мощного напора, подалась самым позорным образом, то есть распахнулась настежь, доставив при этом массу неудобств незваным гостям. Ражие молодцы влетели в квартиру распаленными ядрами и дружненько впечатались в кирпичные стены прихожей. Без травм и синяков, конечно, не обошлось, но серьезно никто не пострадал. Шедший в арьергарде полководец оценил наметанным оком диспозицию и приказал перегруппировать силы.
   – Сюда, пожалуйста, – предупредительно указал верный путь Гриня, препровождая высоких гостей в единственную комнату.
   Кудряшов брезгливо поморщился, оглядывая скудную обстановку, но в принципе началом операции остался доволен:
   – Компьютер на столе тот же самый?
   – Вроде тот, – пожал плечами Стеблов.
   – А вон мышь, – потянулся было к пластмассовой коробочке Гриня.
   – Стоп! – осадил его Кудряшов. – Давай все по порядку. Значит, Гриня сидел у стола?
   – Точно, – подтвердил Веня. – А я здесь на диване. Субботин вон в том кресле.
   – А его ребята? – спросил Кудряшов, занимая место своего давнего недруга.
   – Стерегли вход, – подсказал Гриня.
   – Всем в коридор, – распорядился мафиози. – Давай, Клюев!
   И Гриня не подвел крестного отца. Двойной щелчок в его исполнении получился прямо-таки классическим. После чего последовала яркая вспышка, ослепившая отважных исследователей, которые пришли в себя уже совершенно в незнакомой местности и далеко не в полном составе.
   – А где остальные? – опомнился первым Кудряшов. – Ты куда моих парней отправил, придурок?
   – Никуда не отправлял, – удивился Гриня. – Ты же их сам послал в коридор, сторожить вход.
   Так или иначе, но ругань мафиози уже не могла изменить ситуацию.
   Переход через пространство удалось благополучно завершить только шестерым. В числе удачливых путешественников оказались: сам раздосадованный мафиози; Петр Васильевич Хлестов, растерянно хлопавший глазами на окружающий пейзаж; Бульдог с Антохой, не успевшие покинуть комнату по приказу шефа; и два придурка, Стеблов и Клюев. Компания, что ни говори, подобралась пестрая и малоперспективная в смысле оглушительных побед.
   – Не горячись, – посоветовал Бульдог Кудряшову. – Нам бы только до Иванова добраться, а там мы его в два счета заломаем.
   – Я почему-то не узнаю местность, – дрогнувшим голосом проговорил Веня. – В прошлый раз тут была поляночка, а вон там лесок. И холм был виден с храмом на самой вершине.
   Вообще-то окружающий пейзаж действительно оставлял желать много лучшего. Менее всего его Можно было назвать радующим глаз. Кругом сухостой, украшенный вместо зеленых листочков липкой белесой паутиной. Трава, правда, была, но какого-то неестественного буроватого оттенка. В довершение общего неприятного впечатления над головами путешественников закаркали вороны.
   – А вон, кажется, тропинка, – ткнул пальцем в засохший куст Гриня, который чувствовал себя без вины виноватым.
   – Придется идти, – вздохнул Кудряшов. – Не стоять же здесь посреди леса телеграфными столбами.
   Тропинка была узенькой, а местами и вовсе непроходимой. Сушняк приходилось ломать голыми руками, что страшно не понравилось изнеженным цивилизацией горожанам. Разъяренный мафиози отрядил на каторжную работу Веню с Гриней, а сам уныло шагал сзади, не выпуская из руки пистолета. Шестерки, под присмотром Бульдога, старались вовсю и производили столько шума, что, пожалуй, и трелевочному трактору за ними было бы не угнаться. Словом, природные были лесорубы. Более всего путешественникам досаждала паутина, которая облепила их уже с ног до головы. Кудряшов ругался сквозь зубы и зло посматривал на финансиста Хлестова, втравившего людей в абсолютно бесперспективное предприятие. Петр Васильевич испуганно озирался по сторонам, и вид у него был как у пришибленного из-за угла мешком человека. Судя по всему, он совсем не так представлял себе охоту за миллиардами. Именно Хлестов первым увидел человеческие кости и указал на них Кудряшову.