Страница:
Но тут она посмотрела на него — не равнодушно-вежливо, как все чистюли, а с любопытством и дружелюбием, всей кожей излучая симпатию.
Коснувшись его руки, она резко обернулась к Данденусу:
— Если бы не этот рифтер и не его друзья, мы бы теперь оплакивали всех троих сыновей Панарха. — Она указала в зал под собой, где еще недавно блистал Эренарх. — Он имеет свободный доступ к Эренарху — кто из твоей кичливой семейки может сказать о себе то же самое?
— Эренарх! — фыркнул Дандемус, слегка покачиваясь. — Не такая уж он важная птица. Есть другие, которые... — И он осекся, словно поняв, что зашел слишком далеко.
Ивард медленно встал, чувствуя, что Эми на него смотрит.
— Которые что? — Он знал, что Дулу вечно носятся со своей честью и долгом; настало время показать им, что рифтеры тоже знают в этом толк и притом не тратят слов попусту.
— Если ты спрашиваешь, то ответа все равно не поймешь, — молвил Данденус и, чувствуя, что отбрил рифтера недостаточно круто, сказал девушке: — Пойдем, Эми, этот безродный засранец тебя не стоит. — Он поставил бокалы на небольшую подставку у края площадки и стал открывать бутылку. — Я принес это для нас с тобой.
Ивард внезапно сообразил, что Данденус слишком пьян и сам не понимает, что делает. Бутылка зашипела, а Ивард метнулся вперед и оттолкнул Эми в сторону.
Раздался громкий хлопок, и что-то долбануло Иварда по голове так, что искры из глаз посыпались. Боль заставила его рухнуть на колени.
— Ивард! — закричала Эми, и в глазах у него прояснилось.
— Неужели вы, должарианцы, так практичны? — Пение далекого хора почти заглушало его голос, но юмор остался при нем. — А между тем ваша мифология кишит духами, как никакая другая. Хотел бы я знать, крепко ли Эсабиан спит по ночам. Анарис всегда спал плохо, хотя так и не сумел убить никого на Артелионе, как ни старался.
Задумчивый тон давал понять, что идея, руководящая им, временно ослабла.
Вийя вдохнула, выдохнула, сказала:
— Кого он хотел убить — Панарха? — В другое время эта мысль позабавила бы ее.
— Нет — с отцом он как раз неплохо ладил. Это на меня он ополчился, да с такой яростью, что я никогда не мог понять почему. На долю брата Галена тоже выпало несколько покушений — возможно, просто потому, что он оказался поблизости.
«Жаль, что ему не удалось», — злобно подумала Вийя, и эйя откликнулись издали:
Не одарить ли нам фи того, кто-дарит-камень-огонь?
НЕТ! — в панике ответила Вийя, и келли вдали подхватили:
— Нет.
От этого голова у нее закружилась еще сильнее, и стало трудно дышать. Тошнота упорно поднималась к горлу.
— Я утомил вас? — Он стоял совсем рядом, и голубые глаза, на одном уровне с ее собственными, смотрели пытливо. Она утешила себя мыслью, что чистюлям ее лицо представляется непроницаемой должарианской маской. — Вы знали Маркхема, — произнес он быстро, с обезоруживающей искренностью. — Знали уже после того, как он покинул панархистское общество. Здесь у нас насилие укрощено и проявляется большей частью в словах, тоне и жестах. Он... кого-нибудь убивал? Как он справлялся с раскаянием, когда опасность оставалась позади и время позволяло пересматривать собственные действия раз за разом?
«Смерть каждого человека умаляет и меня», — так сказал ей Маркхем после их первой встречи.
Память снова цеплялась за прецеденты, хотя уже не находила в них убежища. Параллели встреч с Аркадом и с его другом отдавали иронией. В обоих случаях была перестрелка — и оба раза из-за нее. Только Маркхем проявил тогда себя как рыцарь — спас беглянку, которая в последней отчаянной надежде обрести свободу бросилась к рифтерскому кораблю, который пришел пограбить рудник на астероиде.
Потом Маркхем расспрашивал ее, кто были эти люди и почему они преследовали ее. Когда он произнес ту фразу о смерти, она подумала, что это его собственные слова, и чуждость подобной идеи вызвала в ней интерес.
Она уже знала, что произойдет сейчас.
— «Смерть каждого человека умаляет и меня», — сказал Аркад. — Я нашел это в одной старой книге, когда был мальчишкой, и мы все спорили, что это значит, Маркхем и я, еще не понимая истинного смысла этих слов. А он...
— Да, — сказала она, отступая и отводя глаза.
Это удивило его, и в нем сформировался вопрос.
Пора нанести ответный удар. Немедленно.
— Но лишь пока необходимость выжить не брала верх над сантиментами. Он изменился, Аркад. Он перестал быть чистюлей, который знай себе философствует и предоставляет своим слугам убивать за него.
Она выпустила на волю часть своего гнева, слыша, как он окрашивает ее голос и придает остроту словам. Она знала, что люди боятся ее гнева.
Ей понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому, но страх по крайней мере побуждал других держаться от нее на почтительном расстоянии.
Прикрываясь гневом, как щитом, она взглянула прямо в глаза Аркаду. Она стояла так близко, что слышала его дыхание, видела, как бьется пульс у него на виске, под мягкой прядью волос. Он не отвел взгляда, и зрачки его так расширились, что глаза потемнели. Все его внимание сосредоточилось на ней — этой опасности она уже подвергалась однажды. Все его эмоции сфокусировались на ней — кроме страха.
— И все-таки он не выжил, — мягко сказал Аркад.
Когда пенистое вино вырвалось из бутылки, Данденус по закону противодействия слетел с площадки и понесся по воздуху, как комета, оставляя за собой желтый винный хвост, прямо к водяному шару. Режущий ухо визг эйя достиг высших нот. Ему вторили испуганные вопли молодежи, которая бросалась с платформы келли куда попало. Этот звук резал Иварда как ножом. Эми закрыла голову руками и завопила.
Послышались громкие взрывы, сопровождаемые градом искр, — ультразвук повредил деликатную электронику Садов. Водяной шар искривился, а когда Данденус плюхнулся в его середину, все еще сжимая в руке опустевшую бутылку, шар разлетелся, как новая звезда, на крошечные, бешено крутящиеся бриллианты.
Внизу темными дырами разверзлись рты ничего не понимающих Дулу. В хаос вклинился вой сирены, и включилась спасательная система: из стен ударили красные лучи, подхватывая барахтающихся в пространстве людей и водворяя их в безопасное место. Ивард увидел, как Данденус едет вниз головой, с обезумевшими глазами.
Но спасательная система не могла управиться со всем сразу. Бесчисленные водяные шарики ужасающе медленно, извиваясь, как взбесившиеся слизняки, летели к далекому полу. Похожие на муравьев фигурки внизу начали разбегаться во все стороны, но было поздно. Тысячи галлонов воды затопили павильон, переворачивая столы и сгоняя в мокрые груды Дулу в элегантных нарядах.
Эйя наконец умолкли и стояли совершенно неподвижно, взъерошив свой белый мех.
Ивард оторвался от катастрофы внизу и посмотрел на Эми. Она тоже смотрела на него, широко раскрыв глаза. Потом ее рот искривился, Ивард фыркнул, и обоих одолел припадок истерического смеха. Когда же он прошел, на них накатило совсем другое, к обоюдному их удовлетворению.
Гнев Вийи разгорелся еще сильнее.
Аркад отвел глаза на миг до того, как она приготовилась ударить, размозжить это лицо, чтобы хрустнули кости и брызнула серая жижа, чтобы эти глаза закрылись навеки.
— Вийя. — Она не сразу узнала голос Жаима. — Вийя. Пойдем-ка отсюда. Какой-то придурок повредил зону невесомости. Люди в панике, а эйя ведут себя странно. Ты сама-то в порядке?
Желчь обжигала язык, но Вийя проглотила ее, подавив тошноту.
— Иду, — сказала она. Ушла от пытливого взгляда Жаима, почувствовала, как он вздрогнул. Поток усиливался. Эйя не понимали, что происходит, их мысли резонировали страхом. Иварда обуревала головокружительная смесь эмоций: торжество, желание, сожаление, что он рассердил Вийю. Келли сочувственно маячили на заднем плане со своим невысказанным вопросом.
Ей отчаянно хотелось уйти, побыть одной. Но она не сможет быть одна, пока не покинет Арес — или не умрет.
— Иду, — повторила она. — Все в порядке.
— Вот, выпил лишнего и заблудился, — жалобно сказал Эренарх.
Десантник вскипел. Значит, ему стало скучной он пошел прогуляться, да? Не понимает он, что ли, чем это грозит? Совсем дурак?
— Бургесс тоже любил это дело, — послышался голос сверху. Ванн круто повернулся, схватившись за бластер, но тут же расслабился, увидев Тате Кагу в его пузыре. Нуллер подплыл к голове Брендона вверх ногами, вынудив того запрокинуть голову. — О нем много чего болтали в период его регентства, — добавил профет.
— Мы всегда славились своей печенью, — ответил Эренарх.
— На Утерянной Земле некоторые считали печень вместилищем души. А твоя где помещается?
— Что — душа? — Эренарх улыбался вполне непринужденно. — Моя печенка успешно справляется с обеими функциями: фильтрует и выводит наружу отравляющие вещества.
Ванн не переставал наблюдать за окружающими, но эта беседа все больше поглощала его внимание.
— Еще немного такой деятельности — и она окаменеет, — сказал старик. Теперь он висел прямо перед Брендоном. — Кем ты тогда будешь — человеком или памятником?
— Аванзал Палаты Феникса уставлен моими предками. Все они мраморные и вряд ли двинутся с места.
Ванн был там только раз, но перед ним сразу возникла картина этой длинной галереи в Малом Дворце Мандалы, где стояли бюсты прежних Панархов и Кириархей.
Пузырь перевернулся, и лицо Тате Каги стало трудно рассмотреть.
— На этот счет есть разные мнения.
— «Чума на все мнения, — произнес Эренарх. — Мнение можно носить налицо и наизнанку». — Ванн понял, что это цитата, но не узнал ее.
— Хо! Чума! Жизнь или смерть — скорее последнее, а?
Брендон вместо ответа низко поклонился.
Пузырь взвился вверх.
— Вашти! Хорошо. Будь осторожен, детеныш Аркадов, — проверяй каждый раз, что показываешь: лицо или изнанку. — Ветер всколыхнул одежду стоящих, и нуллер улетел так быстро, что не угнаться.
— Показывай дорогу, — сказал Брендон Ванну.
Ванн повиновался. Его гнев сменился озабоченностью. Он ничего не понял из разговора, который только что слышал, но чувствовал, что оба собеседника поняли друг друга, — видимо, они владели каким-то ключом, который ему не давался. Они даже как будто пришли к некоему решению, но он не знал к какому.
«Будем надеяться, что он решил убраться наконец из этого муравейника», — с мрачным юмором подумал Ванн, когда они двинулись по очередной извилистой лестнице.
Многие здесь, судя по всему, встречали своих близких. Никто не обращал внимания на неприметного субъекта в форме техника.
Убийца ждал терпеливо. Он не заговаривал ни с кем, и к нему никто не обращался.
Сзади послышались новые голоса. Убийца, хотя и не стал оборачиваться, узнал один из них.
«Твоя мишень — ларгист Архетипа и Ритуала, — говорил ему этот самый голос не далее как вчера. — Высокий, худой, угловатый. Если не в мантии своего колледжа, то, возможно, в трауре. Он единственный ларгист на борту курьера — ты его ни с кем не спутаешь. Удар надо нанести быстро, чтобы тебя не заметили, и чем меньше насилия ты при этом проявишь, тем лучше. Тела не трогай. Он везет нечто нужное мне, и если этого при нем не окажется, ты не выйдешь из шлюза. Если же ты справишься с задачей успешно и я получу то, что мне нужно, будут и другие задания — а вскоре, я надеюсь, и пост в новом правительстве».
Убийца улыбнулся.
Какая досада! Ей так важно выглядеть наилучшим образом, когда она высадится. «Если это снова пьяный Габундер, я, пожалуй, проявлю грубость».
Натянув на лицо отстраненно-вежливую маску, она открыла дверь и удивилась, увидев вместо Габундера как раз того человека, который помог ей избавиться от приставаний старого дурака.
— Ранор? — Ее удивление сменилось тревогой, когда он коснулся ее запястья с крайней серьезностью на худом лице.
— Я должен поговорить с вами. Прошу вас, эгиос.
— Я пока еще не посвящена, — ответила она машинально. Теперь она уже не добавляла: «Сначала нужно, чтобы мой брат нашелся».
Ранор тряхнул головой, как бы показывая, что это ничего не значит. Он впервые называл ее этим потенциальным титулом — впервые проявлял непочтение.
— Входите, — сказала она и заперла за ним дверь.
— Я пришел просить — вернее, умолять — вас о помощи.
— Не хотите ли присесть?
Он, будто не слыша ее, в несколько шагов дошел до стены и повернулся лицом. Одну руку он запустил в растрепанные волосы. Она заметила, как дрожат у него пальцы, и ей стало еще тревожнее.
— В чем, собственно, дело?
— Не знаю, с чего начать. Я оказался... в странном положении. — Он дышал часто и говорил невнятно, как будто слова тянули из него клещами.
— Вы ни разу не говорили, что у вас какие-то неприятности.
— Я... — Он снова прошелся по каюте, слишком быстро для такого маленького пространства. Он излучал напряжение, и Фиэрин почувствовала симптомы клаустрофобии.
— Ранор, мы сейчас причалим. Говорите, пожалуйста!
— Я думаю, вам можно довериться, — выпалил он. — Тут мои инстинкты меня еще не подводили.
Фиэрин усилием воли остановила приток крови к щекам: четырнадцать лет жизни с запятнанным именем, а потом еще и шумиха вокруг ее первого романа сделали ее чувствительной к намекам.
Но Ранор ничего не заметил.
— Можно я передам вам одну вещь? Только на время нашей высадки?
Она ожидала чего угодно — от зловещих признаний до объяснения в любви — и теперь лишь кивнула, пораженная.
— Видите ли, я думаю, что нахожусь в опасности. Но вас, конечно, не заподозрят, — быстро добавил он. — Только никому не говорите о моей просьбе. Никому, — подчеркнул он с внезапной силой, пылая темными глазами.
У Фиэрин по спине пробежал холодок. Пятнадцать лет назад какая-то опасность, под влиянием которой люди ведут себя иррационально, существовала для нее разве что в видеоснах. Но, потеряв родных, она убедилась, что за улыбкой может скрываться насилие, и смерть всегда караулит рядом.
— Почему? — спросила она.
— Потому что, — ответил он, тяжело дыша, — я никому не могу сказать — то, чему меня обучали годами, преодолеть не так легко. Но я клянусь вам, что не замышляю ничего дурного... Вот... — Он полез в потайной карман на изнанке своей мантии и достал самый обычный чип. — Если вы возьмете это у меня... я заберу это, как только сочту, что опасность миновала. Вам не нужно ничего делать или говорить.
— Но что, если...
Он снова втянул в себя воздух.
— Если со мной что-то случится? — Ранор криво улыбнулся. — Потому-то я и прошу вас взять этот чип. Если что-нибудь случится, передайте его адмиралу Найбергу. Никому больше не говорите, передайте в собственные руки... иначе вы тоже окажетесь под угрозой. — Он протянул ей чип, но рука его дрогнула от глухого толчка, сотрясшего корабль. Они причалили.
Фиэрин прикусила губу.
— Но... у меня есть связи. Один высокопоставленный Архон...
— Нет, — быстро сказал Ранор. — Найбергу или его заместителю. Вы сделаете это для меня?
— Сделаю. — Она протянула руку.
Он положил ей на ладонь чип, теплый и слегка влажный, сжал ее руку в своей и сказал:
— Пожалуйста, не просматривайте его. Ни одна система не гарантирует безопасности.
— Знаю, — улыбнулась она.
— Благодарю вас, — и поклонился низко, как подчиненный вышестоящему.
Что-то в его манерах усилило ощущение озноба. Но прежде чем Фиэрин успела что-то сказать, он отпер замок и вышел.
Придя в собственную каюту, он опустился на койку и закрыл лицо руками.
Шок не отпускал его со дня Энкаинации Крисарха Брендона нур-Аркада, когда он видел, как бомба уничтожила всех, кто собрался в Зале Слоновой Кости посмотреть, как Брендон принесет обеты Служения, — видел и ничем не мог помочь. Брендон так и не появился, и никто не мог объяснить почему.
Позже те немногие, что избежали взрыва, негодовали на то, что телохранители Брендона не сочли нужным предупредить гостей, не говоря уж о том, чтобы их эвакуировать. Но Ранор знал, что все не так просто: согласно последнему сообщению, которое он получил до того, как вся связь отказала, вся охрана Крисарха, несшая службу в тот день, была найдена мертвой в одном из подвалов дворца.
Однако Ранор был не в силах рассуждать: вместе с титулованными гостями, охранниками и слугами погибли его подруга, Льюсер ген Альтамон с Ансонии, и их неродившийся ребенок.
Много позже высокий, мускулистый капитан Флота, пробравшийся мимо должарских орудий, чтобы подобрать последних беженцев, похвалил Ранора за самоотверженность и присутствие духа. Эта похвала привела его в растерянность. Отупевший от горя, утративший смысл жизни, он лишь по привычке успокаивал впавших в истерику людей после взрыва и вел по лабиринтам дворца тех немногих, что пошли за ним.
Должарианцы захватили планету с жестокой быстротой, и только горсточка панархистов скрывалась в убежищах там и сям, надеясь связаться с кем-нибудь за пределами Артелиона.
Ранор улетел одним из последних — он отвечал за связь. И все это время он носил при себе последнее звено, связывающее его с любимой: чип, который она снимала своей айной. Запись шла до ее последнего мгновения.
Ранор просматривал чип постоянно, несмотря на почти невыносимую боль. Он понимал, что это акт не только скорби, но и покаяния.
Он должен был быть там, с ней.
Но лишь на борту курьерского корабля кадры, снятые Люсьер, вдруг отозвались у него в голове взрывом, как бомба, убившая его любимую.
Все еще сам не свой от горя, Ранор оказался перед выбором. Уничтожить чип и позволить разгромленному правительству собраться вновь — весьма возможно, вокруг тех лиц, которые, если верить отснятому, были в сговоре с Должаром? Или сказать правду и способствовать падению этих лиц?
Оправданием его молчанию могло бы послужить сохранение остатков Тысячи Солнц, но сохранятся ли они, если даже семья Панарха каким-то образом причастна к измене? Психике Ранора была присуща склонность, а после он научился делать это на практике — сглаживать, поправлять, облегчать... прятать трещины шаткого сооружения. Социальная гармония была его призванием. С годами он отточил свой дар, налаживая отношения между высокопоставленными особами, уговаривая их и ублажая, чтобы дипломатический процесс шел красиво и без срывов.
Всякий диссонанс был для него сущим мучением. Однако его вера в систему разлетелась вместе с осколками той бомбы, и оскаленный череп хаоса, столь невообразимый до того дня, как Крисарх намеренно не явился на собственную Энкаинацию, ныне стал неоспоримым фактом.
Только личная преданность заставила его принять решение. Люсьер, новоиспеченная гражданка Тысячи Солнц, доверила это свое завещание ему — умерла, передавая ему последнюю волю. Хотя смысл его жизни умер вместе с ней, его долг позаботиться о том, чтобы ее смерть не была напрасной.
Ранор встал и побросал свои скудные пожитки в чемодан. Последним был оригинал чипа, и Ранор подумал, не сунуть ли и его туда же.
Ненужная потеря времени.
Ранор закрыл глаза и еще раз пересмотрел процесс, приведший его к решению. Он использовал долгий перелет до Ареса, чтобы обдумать последствия случившегося.
Курьерские корабли ходят в обоих направлениях. Когда пассажиры получат новости с Ареса, на Аресе услышат о них — в том числе и о ларгисте, пережившем побоище на Энкаинации. Ларгисте, чья подруга была репортером, хотя и происходила с планеты, не входящей пока в Панархию.
Люди, куда более чем он опытные в политических интригах, предположат — поймут, — что чип, лежащий сейчас у него на койке, существует.
Нужно было сделать копию и найти среди своих попутчиков такого, которому эту копию можно доверить.
В этом он был специалист. Он бродил среди пассажиров, проявляя себя хорошим слушателем, как его учили. Тот, кого он выберет, прежде всего должен быть Дулу. К этому выводу Ранор пришел очень быстро. Население станции теперь утроилось, и у Найберга забот по горло. Только Дулу сможет пробиться к нему на прием — Ранор уж внушит своему избраннику, что встреча должна происходить с глазу на глаз. Кроме того...
Только не офицер, решил Ранор. Они в большинстве своем преданны Панарху. Ранор не верил, что офицер не останется глух к его просьбе не просматривать чип, в то время как штатский, воспитанный на культе этикета и честного слова, мог воздержаться.
«Скорее всего я никогда не узнаю, предаст она меня или нет», — подумал Ранор, представив себе красивое лицо Фиэрин лит-Кендриан.
Он выбрал ее, руководствуясь инстинктом, а не логикой. Логика исключила бы ее сразу и предложила кого-то еще — хотя бы пьяного дурака Габундера. У этого мозги до того пропитались алкоголем, что он готов на все, лишь бы обеспечить себе гарантированный запас спиртного и благополучно упиться до смерти. Он потерял все: семью, дом и положение в обществе, когда должарианцы взорвали Узел в небе над Артелионом.
Молодая Кендриан за свою совсем короткую жизнь умудрилась собрать о себе множество сплетен. Имя Кендрианов оказалось запятнанным: родители Фиэрин и ведущие специалисты их концерна были убиты, а в преступлении обвинили ее брата, который сбежал к рифтерам и стал жить под вымышленным именем.
Фиэрин стала управлять семейным делом, как только смогла, но титул принять отказалась. «Мой брат не убийца», — утверждала она, хотя Ранору этого не говорила. Они с ней никогда не говорили о столь серьезных вещах. Сплетня всегда тянулась за ней, как шорох шлейфа по мраморному полу. «Я не стану устраивать Энкаинации, пока мы не узнаем правды и Джесимар не займет свое место», — заявила она. Подобный альтруизм был крайне редким явлением.
Зато другие сплетни уверяли, что она связана с Архоном Тау Шривашти, известным своими политическими махинациями.
Легкое дрожание корабля нарушило мысли Ранора: это открылся шлюз.
Дело сделано. Остается высадиться и следить по мере возможности за событиями, которым он дал ход.
Ранор взял чемодан. С его души и ума будто камень свалился. Казалось, что Люсьер где-то здесь, близко; он трепетал от нежности, идя по длинному коридору к переднему шлюзу и размышляя о бесконечности.
— Корабль причалил к станции. Пассажиров просят пройти к выходу. Тем, кто нуждается в жилом помещении, следует...
Фиэрин снова выключила звук. Тау найдет ей местечко — уж в этом она не сомневалась.
Она села, изучая эффект бриллиантов, которыми украсила волосы. Из зеркала на нее глянули серебристо-серые глаза, большие и чуть раскосые, в обрамлении темных ресниц и крылатых бровей. У брата глаза такие же — они сразу привлекают внимание при кофейных лицах и иссиня-черных волосах.
Руки коснулись тугого корсажа, где под вышивкой и кружевом был спрятан чип Ранора. Фиэрин выбрала это место не без юмора — оно хорошо сочеталось с манией секретности, одолевшей беднягу.
Не сказать ли об этом Тау, не отдать ли ему чип на сохранение, пока Ранор не заберет? Ведь у Тау возможностей куда больше, чем у нее. И он обожает секреты. Прямо как мальчишка.
Вот подивится он, когда она расскажет.
А может, нет? Его реакцию предугадать трудно. По большей части он был добр к ней, а когда не был, осыпал ее после подарками; очаровательный, но совершенно непредсказуемый партнер и в постели, и вне ее. От него веяло властью и милостями. Фиэрин купалась в восхищении и зависти его друзей. Но, отдалившись от его орбиты, она стала слышать гнусные сплетни и замечать полные ненависти взгляды. Как она недавно выяснила, Тау любили далеко не все.
Эта двойственность заставила ее колебаться. Да, она любит его, но каков он — этот любимый ею человек?
«Он обещал, что использует все свои связи, чтобы найти моего брата и обелить его имя». Ну что ж, Джесимара нашли; она узнала это из компьютерной базы новостей на корабле, который ввез их на Арес со сборного пункта в системе, еще не захваченной рифтерами Эсабиана. Но согласно этой информации, брат находится в заключении.
Она вынесла свой кофр в коридор.
«Тау имеет власть освободить Джеса, и если он не лгал мне, то уже употребил эту власть. Если Джес на свободе, я поверю Тау, потому что буду знать, что он верит мне. Если Джес на свободе, я доверю Тау чип Ранора».
Коснувшись его руки, она резко обернулась к Данденусу:
— Если бы не этот рифтер и не его друзья, мы бы теперь оплакивали всех троих сыновей Панарха. — Она указала в зал под собой, где еще недавно блистал Эренарх. — Он имеет свободный доступ к Эренарху — кто из твоей кичливой семейки может сказать о себе то же самое?
— Эренарх! — фыркнул Дандемус, слегка покачиваясь. — Не такая уж он важная птица. Есть другие, которые... — И он осекся, словно поняв, что зашел слишком далеко.
Ивард медленно встал, чувствуя, что Эми на него смотрит.
— Которые что? — Он знал, что Дулу вечно носятся со своей честью и долгом; настало время показать им, что рифтеры тоже знают в этом толк и притом не тратят слов попусту.
— Если ты спрашиваешь, то ответа все равно не поймешь, — молвил Данденус и, чувствуя, что отбрил рифтера недостаточно круто, сказал девушке: — Пойдем, Эми, этот безродный засранец тебя не стоит. — Он поставил бокалы на небольшую подставку у края площадки и стал открывать бутылку. — Я принес это для нас с тобой.
Ивард внезапно сообразил, что Данденус слишком пьян и сам не понимает, что делает. Бутылка зашипела, а Ивард метнулся вперед и оттолкнул Эми в сторону.
Раздался громкий хлопок, и что-то долбануло Иварда по голове так, что искры из глаз посыпались. Боль заставила его рухнуть на колени.
— Ивард! — закричала Эми, и в глазах у него прояснилось.
* * *
— Поздно жалеть, — сказала Вийя Эренарху так жестко, как только могла. И скорее ощутила, чем увидела, его взгляд.— Неужели вы, должарианцы, так практичны? — Пение далекого хора почти заглушало его голос, но юмор остался при нем. — А между тем ваша мифология кишит духами, как никакая другая. Хотел бы я знать, крепко ли Эсабиан спит по ночам. Анарис всегда спал плохо, хотя так и не сумел убить никого на Артелионе, как ни старался.
Задумчивый тон давал понять, что идея, руководящая им, временно ослабла.
Вийя вдохнула, выдохнула, сказала:
— Кого он хотел убить — Панарха? — В другое время эта мысль позабавила бы ее.
— Нет — с отцом он как раз неплохо ладил. Это на меня он ополчился, да с такой яростью, что я никогда не мог понять почему. На долю брата Галена тоже выпало несколько покушений — возможно, просто потому, что он оказался поблизости.
«Жаль, что ему не удалось», — злобно подумала Вийя, и эйя откликнулись издали:
Не одарить ли нам фи того, кто-дарит-камень-огонь?
НЕТ! — в панике ответила Вийя, и келли вдали подхватили:
— Нет.
От этого голова у нее закружилась еще сильнее, и стало трудно дышать. Тошнота упорно поднималась к горлу.
— Я утомил вас? — Он стоял совсем рядом, и голубые глаза, на одном уровне с ее собственными, смотрели пытливо. Она утешила себя мыслью, что чистюлям ее лицо представляется непроницаемой должарианской маской. — Вы знали Маркхема, — произнес он быстро, с обезоруживающей искренностью. — Знали уже после того, как он покинул панархистское общество. Здесь у нас насилие укрощено и проявляется большей частью в словах, тоне и жестах. Он... кого-нибудь убивал? Как он справлялся с раскаянием, когда опасность оставалась позади и время позволяло пересматривать собственные действия раз за разом?
«Смерть каждого человека умаляет и меня», — так сказал ей Маркхем после их первой встречи.
Память снова цеплялась за прецеденты, хотя уже не находила в них убежища. Параллели встреч с Аркадом и с его другом отдавали иронией. В обоих случаях была перестрелка — и оба раза из-за нее. Только Маркхем проявил тогда себя как рыцарь — спас беглянку, которая в последней отчаянной надежде обрести свободу бросилась к рифтерскому кораблю, который пришел пограбить рудник на астероиде.
Потом Маркхем расспрашивал ее, кто были эти люди и почему они преследовали ее. Когда он произнес ту фразу о смерти, она подумала, что это его собственные слова, и чуждость подобной идеи вызвала в ней интерес.
Она уже знала, что произойдет сейчас.
— «Смерть каждого человека умаляет и меня», — сказал Аркад. — Я нашел это в одной старой книге, когда был мальчишкой, и мы все спорили, что это значит, Маркхем и я, еще не понимая истинного смысла этих слов. А он...
— Да, — сказала она, отступая и отводя глаза.
Это удивило его, и в нем сформировался вопрос.
Пора нанести ответный удар. Немедленно.
— Но лишь пока необходимость выжить не брала верх над сантиментами. Он изменился, Аркад. Он перестал быть чистюлей, который знай себе философствует и предоставляет своим слугам убивать за него.
Она выпустила на волю часть своего гнева, слыша, как он окрашивает ее голос и придает остроту словам. Она знала, что люди боятся ее гнева.
Ей понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому, но страх по крайней мере побуждал других держаться от нее на почтительном расстоянии.
Прикрываясь гневом, как щитом, она взглянула прямо в глаза Аркаду. Она стояла так близко, что слышала его дыхание, видела, как бьется пульс у него на виске, под мягкой прядью волос. Он не отвел взгляда, и зрачки его так расширились, что глаза потемнели. Все его внимание сосредоточилось на ней — этой опасности она уже подвергалась однажды. Все его эмоции сфокусировались на ней — кроме страха.
— И все-таки он не выжил, — мягко сказал Аркад.
* * *
Ивард ахнул.Когда пенистое вино вырвалось из бутылки, Данденус по закону противодействия слетел с площадки и понесся по воздуху, как комета, оставляя за собой желтый винный хвост, прямо к водяному шару. Режущий ухо визг эйя достиг высших нот. Ему вторили испуганные вопли молодежи, которая бросалась с платформы келли куда попало. Этот звук резал Иварда как ножом. Эми закрыла голову руками и завопила.
Послышались громкие взрывы, сопровождаемые градом искр, — ультразвук повредил деликатную электронику Садов. Водяной шар искривился, а когда Данденус плюхнулся в его середину, все еще сжимая в руке опустевшую бутылку, шар разлетелся, как новая звезда, на крошечные, бешено крутящиеся бриллианты.
Внизу темными дырами разверзлись рты ничего не понимающих Дулу. В хаос вклинился вой сирены, и включилась спасательная система: из стен ударили красные лучи, подхватывая барахтающихся в пространстве людей и водворяя их в безопасное место. Ивард увидел, как Данденус едет вниз головой, с обезумевшими глазами.
Но спасательная система не могла управиться со всем сразу. Бесчисленные водяные шарики ужасающе медленно, извиваясь, как взбесившиеся слизняки, летели к далекому полу. Похожие на муравьев фигурки внизу начали разбегаться во все стороны, но было поздно. Тысячи галлонов воды затопили павильон, переворачивая столы и сгоняя в мокрые груды Дулу в элегантных нарядах.
Эйя наконец умолкли и стояли совершенно неподвижно, взъерошив свой белый мех.
Ивард оторвался от катастрофы внизу и посмотрел на Эми. Она тоже смотрела на него, широко раскрыв глаза. Потом ее рот искривился, Ивард фыркнул, и обоих одолел припадок истерического смеха. Когда же он прошел, на них накатило совсем другое, к обоюдному их удовлетворению.
* * *
«И все-таки он не выжил».Гнев Вийи разгорелся еще сильнее.
Аркад отвел глаза на миг до того, как она приготовилась ударить, размозжить это лицо, чтобы хрустнули кости и брызнула серая жижа, чтобы эти глаза закрылись навеки.
— Вийя. — Она не сразу узнала голос Жаима. — Вийя. Пойдем-ка отсюда. Какой-то придурок повредил зону невесомости. Люди в панике, а эйя ведут себя странно. Ты сама-то в порядке?
Желчь обжигала язык, но Вийя проглотила ее, подавив тошноту.
— Иду, — сказала она. Ушла от пытливого взгляда Жаима, почувствовала, как он вздрогнул. Поток усиливался. Эйя не понимали, что происходит, их мысли резонировали страхом. Иварда обуревала головокружительная смесь эмоций: торжество, желание, сожаление, что он рассердил Вийю. Келли сочувственно маячили на заднем плане со своим невысказанным вопросом.
Ей отчаянно хотелось уйти, побыть одной. Но она не сможет быть одна, пока не покинет Арес — или не умрет.
— Иду, — повторила она. — Все в порядке.
* * *
Ванн следовал за Жаимом, опытным глазом засекая то, что впереди. Эренарх, по всей видимости, был один с должарианкой, хотя эти двое даже отдаленно не напоминали любовников. Голубые глаза Брендона смотрели рассеянно, и он выглядел доброжелательным, но настороженным. Женщина вся подобралась, как кошка, и Ванн перехватил взгляд ее черных глаз, холодный и твердый, как вулканическая порода.— Вот, выпил лишнего и заблудился, — жалобно сказал Эренарх.
Десантник вскипел. Значит, ему стало скучной он пошел прогуляться, да? Не понимает он, что ли, чем это грозит? Совсем дурак?
— Бургесс тоже любил это дело, — послышался голос сверху. Ванн круто повернулся, схватившись за бластер, но тут же расслабился, увидев Тате Кагу в его пузыре. Нуллер подплыл к голове Брендона вверх ногами, вынудив того запрокинуть голову. — О нем много чего болтали в период его регентства, — добавил профет.
— Мы всегда славились своей печенью, — ответил Эренарх.
— На Утерянной Земле некоторые считали печень вместилищем души. А твоя где помещается?
— Что — душа? — Эренарх улыбался вполне непринужденно. — Моя печенка успешно справляется с обеими функциями: фильтрует и выводит наружу отравляющие вещества.
Ванн не переставал наблюдать за окружающими, но эта беседа все больше поглощала его внимание.
— Еще немного такой деятельности — и она окаменеет, — сказал старик. Теперь он висел прямо перед Брендоном. — Кем ты тогда будешь — человеком или памятником?
— Аванзал Палаты Феникса уставлен моими предками. Все они мраморные и вряд ли двинутся с места.
Ванн был там только раз, но перед ним сразу возникла картина этой длинной галереи в Малом Дворце Мандалы, где стояли бюсты прежних Панархов и Кириархей.
Пузырь перевернулся, и лицо Тате Каги стало трудно рассмотреть.
— На этот счет есть разные мнения.
— «Чума на все мнения, — произнес Эренарх. — Мнение можно носить налицо и наизнанку». — Ванн понял, что это цитата, но не узнал ее.
— Хо! Чума! Жизнь или смерть — скорее последнее, а?
Брендон вместо ответа низко поклонился.
Пузырь взвился вверх.
— Вашти! Хорошо. Будь осторожен, детеныш Аркадов, — проверяй каждый раз, что показываешь: лицо или изнанку. — Ветер всколыхнул одежду стоящих, и нуллер улетел так быстро, что не угнаться.
— Показывай дорогу, — сказал Брендон Ванну.
Ванн повиновался. Его гнев сменился озабоченностью. Он ничего не понял из разговора, который только что слышал, но чувствовал, что оба собеседника поняли друг друга, — видимо, они владели каким-то ключом, который ему не давался. Они даже как будто пришли к некоему решению, но он не знал к какому.
«Будем надеяться, что он решил убраться наконец из этого муравейника», — с мрачным юмором подумал Ванн, когда они двинулись по очередной извилистой лестнице.
* * *
СЕКТОР «АЛЬФА», АНГАР ШАТТЛОВ
Убийца стоял в толпе людей, ожидающих, когда высадятся последние беженцы с Артелиона, и прислушивался к разговорам. Преобладала праздничная атмосфера, и многие обсуждали достопамятную аварию, произошедшую ночью в Садах Аши.Многие здесь, судя по всему, встречали своих близких. Никто не обращал внимания на неприметного субъекта в форме техника.
Убийца ждал терпеливо. Он не заговаривал ни с кем, и к нему никто не обращался.
Сзади послышались новые голоса. Убийца, хотя и не стал оборачиваться, узнал один из них.
«Твоя мишень — ларгист Архетипа и Ритуала, — говорил ему этот самый голос не далее как вчера. — Высокий, худой, угловатый. Если не в мантии своего колледжа, то, возможно, в трауре. Он единственный ларгист на борту курьера — ты его ни с кем не спутаешь. Удар надо нанести быстро, чтобы тебя не заметили, и чем меньше насилия ты при этом проявишь, тем лучше. Тела не трогай. Он везет нечто нужное мне, и если этого при нем не окажется, ты не выйдешь из шлюза. Если же ты справишься с задачей успешно и я получу то, что мне нужно, будут и другие задания — а вскоре, я надеюсь, и пост в новом правительстве».
Убийца улыбнулся.
* * *
Прозвенел вестник, и Фиэрин лит-Кендриан прервала свои приготовления, недоумевая, кто мог нанести ей визит в этот час. Корабль должен был вот-вот причалить.Какая досада! Ей так важно выглядеть наилучшим образом, когда она высадится. «Если это снова пьяный Габундер, я, пожалуй, проявлю грубость».
Натянув на лицо отстраненно-вежливую маску, она открыла дверь и удивилась, увидев вместо Габундера как раз того человека, который помог ей избавиться от приставаний старого дурака.
— Ранор? — Ее удивление сменилось тревогой, когда он коснулся ее запястья с крайней серьезностью на худом лице.
— Я должен поговорить с вами. Прошу вас, эгиос.
— Я пока еще не посвящена, — ответила она машинально. Теперь она уже не добавляла: «Сначала нужно, чтобы мой брат нашелся».
Ранор тряхнул головой, как бы показывая, что это ничего не значит. Он впервые называл ее этим потенциальным титулом — впервые проявлял непочтение.
— Входите, — сказала она и заперла за ним дверь.
— Я пришел просить — вернее, умолять — вас о помощи.
— Не хотите ли присесть?
Он, будто не слыша ее, в несколько шагов дошел до стены и повернулся лицом. Одну руку он запустил в растрепанные волосы. Она заметила, как дрожат у него пальцы, и ей стало еще тревожнее.
— В чем, собственно, дело?
— Не знаю, с чего начать. Я оказался... в странном положении. — Он дышал часто и говорил невнятно, как будто слова тянули из него клещами.
— Вы ни разу не говорили, что у вас какие-то неприятности.
— Я... — Он снова прошелся по каюте, слишком быстро для такого маленького пространства. Он излучал напряжение, и Фиэрин почувствовала симптомы клаустрофобии.
— Ранор, мы сейчас причалим. Говорите, пожалуйста!
— Я думаю, вам можно довериться, — выпалил он. — Тут мои инстинкты меня еще не подводили.
Фиэрин усилием воли остановила приток крови к щекам: четырнадцать лет жизни с запятнанным именем, а потом еще и шумиха вокруг ее первого романа сделали ее чувствительной к намекам.
Но Ранор ничего не заметил.
— Можно я передам вам одну вещь? Только на время нашей высадки?
Она ожидала чего угодно — от зловещих признаний до объяснения в любви — и теперь лишь кивнула, пораженная.
— Видите ли, я думаю, что нахожусь в опасности. Но вас, конечно, не заподозрят, — быстро добавил он. — Только никому не говорите о моей просьбе. Никому, — подчеркнул он с внезапной силой, пылая темными глазами.
У Фиэрин по спине пробежал холодок. Пятнадцать лет назад какая-то опасность, под влиянием которой люди ведут себя иррационально, существовала для нее разве что в видеоснах. Но, потеряв родных, она убедилась, что за улыбкой может скрываться насилие, и смерть всегда караулит рядом.
— Почему? — спросила она.
— Потому что, — ответил он, тяжело дыша, — я никому не могу сказать — то, чему меня обучали годами, преодолеть не так легко. Но я клянусь вам, что не замышляю ничего дурного... Вот... — Он полез в потайной карман на изнанке своей мантии и достал самый обычный чип. — Если вы возьмете это у меня... я заберу это, как только сочту, что опасность миновала. Вам не нужно ничего делать или говорить.
— Но что, если...
Он снова втянул в себя воздух.
— Если со мной что-то случится? — Ранор криво улыбнулся. — Потому-то я и прошу вас взять этот чип. Если что-нибудь случится, передайте его адмиралу Найбергу. Никому больше не говорите, передайте в собственные руки... иначе вы тоже окажетесь под угрозой. — Он протянул ей чип, но рука его дрогнула от глухого толчка, сотрясшего корабль. Они причалили.
Фиэрин прикусила губу.
— Но... у меня есть связи. Один высокопоставленный Архон...
— Нет, — быстро сказал Ранор. — Найбергу или его заместителю. Вы сделаете это для меня?
— Сделаю. — Она протянула руку.
Он положил ей на ладонь чип, теплый и слегка влажный, сжал ее руку в своей и сказал:
— Пожалуйста, не просматривайте его. Ни одна система не гарантирует безопасности.
— Знаю, — улыбнулась она.
— Благодарю вас, — и поклонился низко, как подчиненный вышестоящему.
Что-то в его манерах усилило ощущение озноба. Но прежде чем Фиэрин успела что-то сказать, он отпер замок и вышел.
* * *
Ранор быстро отошел от каюты Фиэрин, придав лицу выработанное многолетней привычкой бесстрастное выражение.Придя в собственную каюту, он опустился на койку и закрыл лицо руками.
Шок не отпускал его со дня Энкаинации Крисарха Брендона нур-Аркада, когда он видел, как бомба уничтожила всех, кто собрался в Зале Слоновой Кости посмотреть, как Брендон принесет обеты Служения, — видел и ничем не мог помочь. Брендон так и не появился, и никто не мог объяснить почему.
Позже те немногие, что избежали взрыва, негодовали на то, что телохранители Брендона не сочли нужным предупредить гостей, не говоря уж о том, чтобы их эвакуировать. Но Ранор знал, что все не так просто: согласно последнему сообщению, которое он получил до того, как вся связь отказала, вся охрана Крисарха, несшая службу в тот день, была найдена мертвой в одном из подвалов дворца.
Однако Ранор был не в силах рассуждать: вместе с титулованными гостями, охранниками и слугами погибли его подруга, Льюсер ген Альтамон с Ансонии, и их неродившийся ребенок.
Много позже высокий, мускулистый капитан Флота, пробравшийся мимо должарских орудий, чтобы подобрать последних беженцев, похвалил Ранора за самоотверженность и присутствие духа. Эта похвала привела его в растерянность. Отупевший от горя, утративший смысл жизни, он лишь по привычке успокаивал впавших в истерику людей после взрыва и вел по лабиринтам дворца тех немногих, что пошли за ним.
Должарианцы захватили планету с жестокой быстротой, и только горсточка панархистов скрывалась в убежищах там и сям, надеясь связаться с кем-нибудь за пределами Артелиона.
Ранор улетел одним из последних — он отвечал за связь. И все это время он носил при себе последнее звено, связывающее его с любимой: чип, который она снимала своей айной. Запись шла до ее последнего мгновения.
Ранор просматривал чип постоянно, несмотря на почти невыносимую боль. Он понимал, что это акт не только скорби, но и покаяния.
Он должен был быть там, с ней.
Но лишь на борту курьерского корабля кадры, снятые Люсьер, вдруг отозвались у него в голове взрывом, как бомба, убившая его любимую.
Все еще сам не свой от горя, Ранор оказался перед выбором. Уничтожить чип и позволить разгромленному правительству собраться вновь — весьма возможно, вокруг тех лиц, которые, если верить отснятому, были в сговоре с Должаром? Или сказать правду и способствовать падению этих лиц?
Оправданием его молчанию могло бы послужить сохранение остатков Тысячи Солнц, но сохранятся ли они, если даже семья Панарха каким-то образом причастна к измене? Психике Ранора была присуща склонность, а после он научился делать это на практике — сглаживать, поправлять, облегчать... прятать трещины шаткого сооружения. Социальная гармония была его призванием. С годами он отточил свой дар, налаживая отношения между высокопоставленными особами, уговаривая их и ублажая, чтобы дипломатический процесс шел красиво и без срывов.
Всякий диссонанс был для него сущим мучением. Однако его вера в систему разлетелась вместе с осколками той бомбы, и оскаленный череп хаоса, столь невообразимый до того дня, как Крисарх намеренно не явился на собственную Энкаинацию, ныне стал неоспоримым фактом.
Только личная преданность заставила его принять решение. Люсьер, новоиспеченная гражданка Тысячи Солнц, доверила это свое завещание ему — умерла, передавая ему последнюю волю. Хотя смысл его жизни умер вместе с ней, его долг позаботиться о том, чтобы ее смерть не была напрасной.
Ранор встал и побросал свои скудные пожитки в чемодан. Последним был оригинал чипа, и Ранор подумал, не сунуть ли и его туда же.
Ненужная потеря времени.
Ранор закрыл глаза и еще раз пересмотрел процесс, приведший его к решению. Он использовал долгий перелет до Ареса, чтобы обдумать последствия случившегося.
Курьерские корабли ходят в обоих направлениях. Когда пассажиры получат новости с Ареса, на Аресе услышат о них — в том числе и о ларгисте, пережившем побоище на Энкаинации. Ларгисте, чья подруга была репортером, хотя и происходила с планеты, не входящей пока в Панархию.
Люди, куда более чем он опытные в политических интригах, предположат — поймут, — что чип, лежащий сейчас у него на койке, существует.
Нужно было сделать копию и найти среди своих попутчиков такого, которому эту копию можно доверить.
В этом он был специалист. Он бродил среди пассажиров, проявляя себя хорошим слушателем, как его учили. Тот, кого он выберет, прежде всего должен быть Дулу. К этому выводу Ранор пришел очень быстро. Население станции теперь утроилось, и у Найберга забот по горло. Только Дулу сможет пробиться к нему на прием — Ранор уж внушит своему избраннику, что встреча должна происходить с глазу на глаз. Кроме того...
Только не офицер, решил Ранор. Они в большинстве своем преданны Панарху. Ранор не верил, что офицер не останется глух к его просьбе не просматривать чип, в то время как штатский, воспитанный на культе этикета и честного слова, мог воздержаться.
«Скорее всего я никогда не узнаю, предаст она меня или нет», — подумал Ранор, представив себе красивое лицо Фиэрин лит-Кендриан.
Он выбрал ее, руководствуясь инстинктом, а не логикой. Логика исключила бы ее сразу и предложила кого-то еще — хотя бы пьяного дурака Габундера. У этого мозги до того пропитались алкоголем, что он готов на все, лишь бы обеспечить себе гарантированный запас спиртного и благополучно упиться до смерти. Он потерял все: семью, дом и положение в обществе, когда должарианцы взорвали Узел в небе над Артелионом.
Молодая Кендриан за свою совсем короткую жизнь умудрилась собрать о себе множество сплетен. Имя Кендрианов оказалось запятнанным: родители Фиэрин и ведущие специалисты их концерна были убиты, а в преступлении обвинили ее брата, который сбежал к рифтерам и стал жить под вымышленным именем.
Фиэрин стала управлять семейным делом, как только смогла, но титул принять отказалась. «Мой брат не убийца», — утверждала она, хотя Ранору этого не говорила. Они с ней никогда не говорили о столь серьезных вещах. Сплетня всегда тянулась за ней, как шорох шлейфа по мраморному полу. «Я не стану устраивать Энкаинации, пока мы не узнаем правды и Джесимар не займет свое место», — заявила она. Подобный альтруизм был крайне редким явлением.
Зато другие сплетни уверяли, что она связана с Архоном Тау Шривашти, известным своими политическими махинациями.
Легкое дрожание корабля нарушило мысли Ранора: это открылся шлюз.
Дело сделано. Остается высадиться и следить по мере возможности за событиями, которым он дал ход.
Ранор взял чемодан. С его души и ума будто камень свалился. Казалось, что Люсьер где-то здесь, близко; он трепетал от нежности, идя по длинному коридору к переднему шлюзу и размышляя о бесконечности.
* * *
Фиэрин приказала пальцам не дрожать, когда содрогнулся корабль. Зажегся огонек коммуникатора, и она включила динамик.— Корабль причалил к станции. Пассажиров просят пройти к выходу. Тем, кто нуждается в жилом помещении, следует...
Фиэрин снова выключила звук. Тау найдет ей местечко — уж в этом она не сомневалась.
Она села, изучая эффект бриллиантов, которыми украсила волосы. Из зеркала на нее глянули серебристо-серые глаза, большие и чуть раскосые, в обрамлении темных ресниц и крылатых бровей. У брата глаза такие же — они сразу привлекают внимание при кофейных лицах и иссиня-черных волосах.
Руки коснулись тугого корсажа, где под вышивкой и кружевом был спрятан чип Ранора. Фиэрин выбрала это место не без юмора — оно хорошо сочеталось с манией секретности, одолевшей беднягу.
Не сказать ли об этом Тау, не отдать ли ему чип на сохранение, пока Ранор не заберет? Ведь у Тау возможностей куда больше, чем у нее. И он обожает секреты. Прямо как мальчишка.
Вот подивится он, когда она расскажет.
А может, нет? Его реакцию предугадать трудно. По большей части он был добр к ней, а когда не был, осыпал ее после подарками; очаровательный, но совершенно непредсказуемый партнер и в постели, и вне ее. От него веяло властью и милостями. Фиэрин купалась в восхищении и зависти его друзей. Но, отдалившись от его орбиты, она стала слышать гнусные сплетни и замечать полные ненависти взгляды. Как она недавно выяснила, Тау любили далеко не все.
Эта двойственность заставила ее колебаться. Да, она любит его, но каков он — этот любимый ею человек?
«Он обещал, что использует все свои связи, чтобы найти моего брата и обелить его имя». Ну что ж, Джесимара нашли; она узнала это из компьютерной базы новостей на корабле, который ввез их на Арес со сборного пункта в системе, еще не захваченной рифтерами Эсабиана. Но согласно этой информации, брат находится в заключении.
Она вынесла свой кофр в коридор.
«Тау имеет власть освободить Джеса, и если он не лгал мне, то уже употребил эту власть. Если Джес на свободе, я поверю Тау, потому что буду знать, что он верит мне. Если Джес на свободе, я доверю Тау чип Ранора».