Смит Шервуд. Крепче цепей

   — Где он?
   Жаим потряс головой, брызгая водой с мокрых кос на безукоризненную форму Ванна.
   — Не знаю.
   Какой-то миг могло показаться, что Ванн сейчас прикончит рифтера прямо здесь, на месте. Жаим стоял с тяжело вздымавшейся грудью, не пытаясь защищаться.
   Но Ванн отвернулся и стал отдавать распоряжения десантникам, ни разу не взглянув на Ваннис. Установив, что все прочие на месте, все кратчайшим путем направились к анклаву.
   Навстречу им выбежал один из часовых и доложил, задыхаясь:
   — Он только что был здесь и опять ушел.

* * *

   Голос Брендона показался Осри странно приподнятым.
   Говорили они недолго. Осри сообщил о том, что видел, а Брендон ответил: (Что-то в этом роде должно было случиться. Я предполагал, когда и даже где это будет, не знал только, какая роль отведена мне. Спасибо.)
   И он отключился, не дав никаких объяснений, но Осри не стал вызывать его снова, полагая, что все и так ясно. От сознания того, что он поступил правильно, голова у Осри работала четко, словно он наконец выспался всласть, как в былые времена. На этот раз он связался с капитаном Нг по коду, который она ему сообщила.
   Она тоже отозвалась немедленно: (Лейтенант Омилов?)
   Осри быстро передал ей все, что сказал Харкацус.
   Она помолчала мгновение и спросила сурово, что чувствовалось даже через ограниченный диапазон нейросвязи: (С кем вы еще говорили?)
   (Только с Эренархом.)
   (Хорошо. Лейтенант, я остаюсь на месте. Следите за ходом событий и докладывайте, если что-то изменится.)
   Осри вздохнул с облегчением и спустил воду. Теперь может случиться все что угодно; возможно даже, что Шривашти или Харкацус — тот, у кого есть свой человек в службе связи, — скоро услышит об этом разговоре.
   Но совесть Осри чиста: он выполнил свой долг.
   Теперь надо возвращаться назад, слушать и ждать.

* * *

   Голос адмирала Найберга по нейросвязи был чист, холоден и лишен эмоций.
   (Благодарю вас, Марго. Сейчас мы уйдем с обеда, сославшись на чрезвычайные обстоятельства, и я вернусь в Колпак, где буду ждать дальнейших событий.)
   Нг выключила босуэлл и вытянулась в командном кресле «Грозного». Вокруг нее техники и офицеры в последний раз проверили системы мостика, но она сейчас думала не о корабле. Перед ней вставал смеющийся Эренарх на вечере у Архона Шривашти, без труда лавирующий в хитросплетениях игр высшего свет.
   Высшего света и политики. В то время он не подавал виду, что улавливает что-то за словесными финтами и выпадами, но Нг уже тогда была уверена, что он прекрасно все понимает. Затеяв со своим старым наставником забавную игру «А помните?», он прикрывал Себастьяна; неясно, понял ли сам гностор, поглощенный своим проектом, как ловко его прикрыли от навязчивых вопросов, ради которых, по убеждению Нг, и был затеян тот прием.
   Теперь дело за ним: время финтов и ложных выпадов прошло. Если не нанести прямой удар, игра будет проиграна навсегда.
   Марго потерла усталые глаза. Не следует ли ей вмешаться? Вправе ли она вмешиваться?
   Да и еще раз да, подсказывал инстинкт.
   Она нажала на пульте клавишу «всем постам». Раз заговорщики решили, что пришло время покончить с колебаниями, ей тоже пора решиться.
   «Итак, начинается», — подумала она и поправила себя: это началось десять лет назад, когда тогдашний Эренарх Семион уничтожил семью с безупречной репутацией лишь для того, чтобы прервать карьеру своего младшего брата. Потому что опасался одаренности Брендона.
   И, кажется, не зря опасался. Флот отказался от Брендона, когда Семион успешно замарал его репутацию, но Брендон не отказался от Флота. Пора Флоту расплатиться за свою доверчивость,
   — Говорит капитан. Мне нужны добровольцы. — Она сделала паузу, глядя на изумленные лица команды мостика. Коммандор Крайно повернулся в своем кресле, лейтенант-коммандер Руис Санчес вылез из-под пульта, где совещался с техником, и тихо выругался, стукнувшись головой об открытую панель. Нг улыбнулась им и продолжила, обращаясь ко всем отсекам огромного корабля: — Боюсь, что миссия, о которой пойдет речь, заставит казначейство платить нам по тарифу повышенной опасности...

* * *

   Кестиан Харкапус обратил внимание на молодого человека с густыми бровями, крупными ушами и тяжелой челюстью только потому, что тот шел против потока гостей. Затем молодой человек свернул за угол, и Кестиан забыл о нем, продолжая с упоением вещать растущему кругу Дулу о Сотрудничестве, Порядке и Служении.
   — ...и когда мы снова создадим компетентное правительство, стоящее за Эренархом и помогающее ему своим многолетним опытом, настанет время нанести удар по узурпатору.
   Он встретился глазами со старой Архонеей Цинцинната. Все шло по плану: за отсутствием флотского состава потенциальная оппозиция была устранена. Среди присутствующих оппозиции тоже не наблюдалось, и никто из тех, кто хоть что-нибудь значил, не танцевал, несмотря на просьбы Чаридхе Масо.
   Кестиан увидел в задних рядах обступившей его толпы Аристида Масо и улыбнулся. Похоже, Гештар была права насчет этой семейки: амбиции у них всегда перевешивают личную преданность тому или иному лицу.
   — Без сильного правительства, — продолжал Кестиан, — Флот, отягощенный необходимостью управлять Аресом и размещать беженцев, не в состоянии успешно вести войну.
   Кестиан сделал паузу и заметил, что часть слушателей с ним согласна. Поодаль он увидел Тау Шривашти, но Архон не смотрел в его сторону. Рассеянно склонившись, Тау слушал наследницу Кендрианов, Физрин, и Кестиану стало не по себе, когда он понял, что Тау и ее не слушает.
   «Он получил сообщение, которым не поделился со мной?»
   Кестиан знал, что Тау следит за действиями других, особенно за Ваннис и Эренархом. Но ведь и он, Кестиан, тоже на связи.
   (Отец?) словно в ответ на его мысли, сказал по босуэллу Данденус. Кестиан вежливо кивнул какой-то женщине, одновременно отвечая сыну:
   (В чем дело?)
   (С баржей что-то случилось. Она...)
   (Что?)
   Взволнованный голос сына встревожил и Кестиана. После того, как мальчик так осрамился в Садах Аши, отец запретил ему бывать на многолюдных сборищах — факт, всем хорошо известный и послуживший превосходным прикрытием: Кестиан отрядил сына наблюдать издали за Ваннис и Эренархом.
   (Она взорвалась! Хотя нет... не знаю... в общем, она перевернулась, и все плюхнулись в воду. К озеру отовсюду бегут люди... по-моему, переодетые десантники. Эренарха не видно.)
   (Уходи оттуда. Тебя не должны видеть. Не вызывай меня снова, пока не окажешься в безопасности.)
   Женщина смотрела на Кестиана, явно ожидая ответа, а он понятия не имел, что она сказала. Он поклонился ей и произнес:
   — Вы очень убедительно изложили свою точку зрения. — И посмотрел на Тау, который ответил ему непроницаемым взглядом. Цинциннат, как заметил Кестиан краем глаза, вопросительно нахмурилась.
   «Почему Тау не ставит меня в известность?» Тревога перешла в гнев. Он возглавляет группу, они сами его выбрали. Почему же Шривашти скрывает от него информацию?
   Еще несколько его слушателей говорили что-то, взволнованно жестикулируя, но Кестиан уже не мог сосредоточиться. Неужели контроль от него ускользает? Он поклонился Архонее, переместив фокус общего внимания на нее, и тут услышал по босуэллу голос Тау.
   (Гештар не сумела удержать Найберга. Но она не думает, что он направляется сюда.)
   Архонея начала говорить своим тонким скрипучим голосом, и Кестиан извинился, отвесив общий поклон и юмористическим движением бровей сославшись на зов природы. Около туалета он чуть не столкнулся с большеухим молодым человеком, которого заметил раньше. В памяти шевельнулось что-то при виде его, но у Кестиана не было времени в этом разбираться.
   Уединившись, он связался с Шривашти. (Что происходит?) Хорошо, что босуэлл маскирует эмоции — вряд ли иначе Кестиану удалось бы скрыть свой гнев и беспокойство.
   (Вы, конечно, уже знаете о происшествии на озере.) Это утверждение имело нехороший подтекст, но события развивались слишком быстро, чтобы задумываться над этим. (Я не могу связаться с Ваннис. При ней больше нет босуэлла.)
   Кестиан стиснул виски, усиленно размышляя, а Тау продолжал: (Следует предположить, что Найберг вернулся к себе в Колпак, где будет ожидать развития событий и самостоятельно действовать не станет.)
   (А Эренарх?) спросил Кестиан.
   (Не знаю), сказал Тау, и наступила долгая пауза. Почему Ваннис сняла босуэлл? Не пострадала ли она при крушении баржи? Что ж, сама виновата, если так оплошала. Кестиан выбросил ее из головы.
   (Но это уже не имеет значения, правда? Мы готовы действовать, и Дулу нас поддерживают. Эренарх нас уже не остановит — и если Найберг не идет к нам, то мы пойдем к нему и представим ему новый совет.)
   (Я вижу, вы вполне владеете ситуацией. Подчиняюсь вашему руководству. Что до Эренарха, то Фелтон превосходно умеет отыскивать тех, кто потерялся.)
   Несколько успокоенный Кестиан вышел из туалета как раз вовремя, чтобы увидеть тощего, длинноволосого Фелтона, выходящего в боковую дверь. Кестиан даже не заметил, что тот присутствовал на балу.
   Пожав плечами, эгиос вернулся к собранию. Речь теперь держал Й'Талоб, забывший былые колебания при виде достигнутого среди гостей консенсуса. Кестиан с удовлетворением отметил, что все члены их группы занимают доминирующие позиции, а остальные почтительно слушают их. Даже Чаридхе Масо примкнула к слушающим.
   Уверенность вернулась к Кестиану, а с ней и прежняя эйфория. Здесь делается история, и он участвует в этом процессе. Й'Талоб, увидев его, поклонился.
   — Раз мы пришли к соглашению, друзья мои, — сказал Кестиан, — давайте обсудим состав Малого Совета. Первым я хочу назвать моего уважаемого соседа, Архона Ториганского, чьи коммерческие связи не имеют себе равных.
   Публика отозвалась одобрительным шепотом. Й'Талоб с низким поклоном сказал:
   — Я не знаю более высокой чести, чем служить обществу, которое взрастило меня и способствовало процветанию моей Семьи на протяжении восьми поколений. Позвольте мне в свою очередь назвать почтенного эгиоса Бойяра, видного эксперта в области экономики.
   Один член группы называл другого под аплодисменты растущего круга Дулу. Даже отсутствующую Гештар назвали — это сделала в своей вдохновенной речи старая Цинциннат, чей возраст гарантировал повышенное уважение. Последним высказался Тау Шривашти, предложив Кестиана в председатели.
   У Кестнана кружилась голова, и ребяческая гордость залила румянцем шею и щеки. Чаридхе Масо с улыбкой поклонилась ему, и музыка заиграла вновь.
   Он не заметил, когда Чаридхе успела вернуть бразды правления в свои руки, но она уже приглашала его на Кадриль Масок. Все, кого назвали, собрались в отдельный кружок, и остальные гости слегка отошли, показывая тем самым, что согласны с выбором. Зал наполнился танцующими парами.
   Когда кадриль закончилась, новый Малый Совет покинул бал и по транстубу отправился в Колпак. Атмосфера в капсуле была наэлектризована, но все хранили молчание. Кестиан смотрел на всех по очереди, стараясь запечатлеть этот момент в памяти: вот этим людям предстоит отныне решать судьбу Тысячи Солнц. Личные склонности не должны больше иметь значения: он обязан сплотить их в единое целое.
   Вот только... Кестиан вспомнил о крушении баржи, об исчезновении Эренарха и почувствовал, что контроль опять ускользает от него. Ища поддержки, он взглянул на Тау, но Архон смотрел на огни снаружи.
   Где же Эренарх? Что он сейчас делает? Чего от него ожидать?
   «Да ничего», — решил Кестиан. Да, Эренарх приятный молодой человек, но в правители явно не годится. Его найдут, и у него не будет иного выбора, как подчиниться желанию своего народа.
   Кестиан откинулся назад и стал думать о том, как добиться содействия — и послушания — от последнего Аркада.

18

   Брендон подождал, пока дверь не закрылась за ним, бесшумно войдя в стену, и оглядел спальню. Постель аккуратно застелена, пульт рядом выключен. В ванной пусто, в гардеробной тоже. Брендон еще раньше нашел и дезактивировал старинные вмонтированные в стены имиджеры и сейчас с помощью босуэлла убедился, что они по-настоящему бездействуют.
   Он сбросил с себя мокрую, пахнущую сыростью одежду, хотел принять душ и заколебался: если он пустит воду, это может заметить охранник. Ванна в кухонном алькове.
   Усмехнувшись, Брендон надел чистую рубашку и брюки. Что бы там ни ждало впереди, он встретит это, благоухая тиной.
   Босуэлл засветился — код был Брендону незнаком. Он нажал на кнопку приема.
   (Юный Искатель, не требуется ли тебе убежище?)
   Брендон сразу узнал этот насмешливый голос, хотя слышал его только дважды: старый Профет, Тате Кага.
   (Нет), ответил Брендон.
   Смех старца пронизал его до самых костей.
   (Значит, ты решил пробудиться от долгой спячки? Но сначала надо разбудить еще кое-кого. Ты придешь?)
   Брендон натянул второй сапог и тихо прошел через спальню, задержавшись перед кучей мокрой одежды.
   (Тебе придется сказать мне больше, чем ты сказал, Старец. Я только что выбрался из одной ловушки и намерен сунуться в другую, пострашнее.)
   Тате Кага снова засмеялся.
   (Создающий Ветер не ставит ловушек, он их ломает. Здесь у меня лежит тело капитана «Телварны», а дух ее блуждает неведомо где. Приди, верни ее назад! Последнее, что она сказала, было «Аркад».)
   Связь прервалась. Брендон постоял у окна, глядя на скрывающие Колпак огни. Ему предоставлялся последний шанс перекинуть мост через пропасть, и Брендон уже знал, что воспользуется им.
   Он повернулся спиной к Колпаку, выдвинул ящик шкафа у кровати и подал сигнал, открывающий потайной ход в транстуб.
   В мозаичной стене перед ним открылась дверца. Оглядывая крошечную капсулу, воздух в которой, вероятно, не менялся несколько поколений, Брендон спросил себя: кто же из его достойных предков вмонтировал в анклав эти тайники — и для чего? Дав себе обещание порыться в архивах, когда будет время, он сел и набрал код оси вращения. Исследуя в свое время Малый Дворец, Брендон и Гален убедились в том, что предки любили не только тайные ходы, но и секретные записи.
   Если я проиграю, времени у меня будет хоть отбавляй.
   Он знал с той самой минуты, как сказал Ленику Деральце, что намерен бежать с Артелиона, что последствия рано или поздно настигнут его, но необходимость побега перевешивала риск.
   Проблема состояла в том, что, когда он достиг Шарванна, и причина побега, и риск изменились до неузнаваемости. Но, начав действовать, он еще заплатит свою цену — как заплатил Деральце.
   Транстуб круто, по вертикали, завернул вверх, неся его к южному полюсу Аресского онейла, где стоял дворец Тате Каги. Брендон вдруг вспомнил, что не имеет понятия, как эта резиденция выглядит, но тут же перестал думать об этом, и прежний ход мыслей возобновился.
   Он встретит последствия лицом к лицу, какими бы они ни были, а потом отправится спасать отца. Либо при поддержке Флота, либо...
   В уме у него замелькали образы Диса, Маркхема, «Телварны» и Вийи.
   Вийя...
   Вероятно, это вопиющая глупость — отправиться сейчас, в момент кризиса, с последним визитом к женщине, которая так откровенно чуралась его, что оттолкнула от себя большую часть своего экипажа и попалась в должарскую ловушку. Но он должен понять, что в ней побудило веселого, свободолюбивого Маркхема стать ее любовником — как и то, чем он сам заслужил такое презрение с ее стороны.
   Ему заложило уши — он приближался к месту своего назначения в четырех с половиной километрах над внутренней поверхностью Ареса. Капсула замедлила ход, и ее залил желтый свет, предупреждающий о невесомости. Желудок Брендона отреагировал на изменение веса. Дождавшись остановки, Брендон ухватился за поручень и выплыл наружу. Там он задержался, чтобы прилепить дипластовые подошвы, взятые из автомата у остановки.
   То, что он увидел, вызвало у него еще больший шок, чем интерьер Бабули Чанг. Между массивными переплетениями опор и кабелей, поддерживающими рассеиватели света, тянулась металло-дипластовая дорога, а в конце ее, как паук в паутине, висел дворец нуллера — мешанина прозрачных пузырей, переливающихся радужными красками в тусклом свете рассеивателей. Пятнышко, летящее навстречу Брендону, скоро приняло форму ярко раскрашенной гравиплоскости, похожей на легендарный ковер-самолет Утерянной Земли.
   Брендон ступил на нее, и она понеслась обратно во дворец, создавая иллюзию неподвижности, характерную для всех гравитационных устройств. Ему показалось, что далеко внизу промелькнуло озеро — темное пятно с отраженными в нем огнями.
   Мысленно он извинился перед Ваннис. Он поступил как трус, бросив ее наедине с обломками баржи и рухнувшими планами. «Ванн, возможно, задержит ее до моего возвращения, — подумал Брендон, — но это убережет ее от гнева заговорщиков, как она сама поймет со временем».
   Бедная Ваннис! Как ненавистно ей было положение, в котором она оказалась. Но она выбрала эту западню добровольно, и никакая жалость не заставит его войти туда за ней.
   Гравиплоскость замедлила полет и остановилась. Брендон ухватился за гибкий поручень и вплыл в жилище Тате Каги.
   Интерьер стоил фасада: смешение пузырей, поручней и платформ под всевозможными углами, еще запутаннее, чем в Садах Аши. Повсюду растения и произведения искусства. Внезапно послышалось чириканье, и облако ярких, похожих на пули существ обогнуло пузырь и заплясало над головой у Брендона. Он с изумлением увидел, что это крохотные птички всех цветов радуги: крылышками они пользовались только при перемене направления и тут же складывали их опять до следующего маневра. Двигались они угловато, почти как насекомые, совсем не похоже на птиц, знакомых ему с детства.
   Нуллер появился миг спустя, спустившись под головоломным углом откуда-то сверху в реянии разноцветных одежд. Он тормозил по дороге, цепляясь за поручни; когда он хватался за них несоразмерно большими руками и ногами, они издавали жалобные звуки, которые отдавались эхом от причудливых поверхностей вокруг. От него пахло дымом и душистыми травами.
   Без пузыря Тате Кага двигался с естественной грацией, приобретенной за несколько веков жизни в невесомости, отчего казался человеком и инопланетянином одновременно. Птицы, проделав невероятно сложный маневр, окружили Тате Кагу цветным, чирикающим ореолом, и он остановился прямо перед Брендоном, вися вверх ногами с веселым выражением на морщинистом лице.
   — Хо! Никак молодой Аркад. Ты знаешь, что кое-кто из твоих нехороших Дулу собрался накрутить тебе хвост? — Старик указал вверх, на собственный пах.
   — Знаю, — подавив смех, сказал Брендон. — Ты говорил по босуэллу, что Вийя спрашивала обо мне?
   — Она не спрашивала — просто назвала твое имя. Или имя твоих предков.
   Тате Кага перевернулся, приняв наконец то же положение, что и Брендон. Молодой человек понимал, что это не запоздалая вежливость, а завуалированный вызов: старик его оценивал.
   Брендон уже привык, что его оценивают — обычно как потенциальную пешку в чужой игре, иногда прикидывая, когда же он начнет собственную игру.
   Это случится скоро: если не по закону, то вопреки ему.
   — Зачем же ты вызвал меня? — спросил он.
   — А зачем ты пришел?
   — Из любопытства.
   Тате Кага рассмеялся, вызвав новую серию звуков из струнных поручней, и завертелся волчком.
   — Ха-ха! Вот и я тебя позвал из любопытства! — И нуллер внезапно метнулся прочь. — Она лежит тут. Пошли.
   Брендон оттолкнулся и полетел за стариком.
   У следующего дверного проема он остановился. Женщина тихо парила в центре сферической комнаты, среди множества мелких пузырей, заполняющих пространство. Внизу, у самого дна, простиралась широкая и длинная платформа, устланная живым мхом с мелкими желтыми цветами. В стены были вделаны многоугольные видеоэкраны различных форм и размеров, показывающие разные картины: глубокий космос, небо с быстро летящими облаками, леса, песчаные дюны, причудливые скалы.
   Длинные руки Вийи висели свободно, и черные, как ночь, волосы, обычно туго завязанные позади, плавали шелковистым облаком вокруг головы и плеч. Ее веки поднялись, и она устремила невидящий взгляд в пространство над собой.
   Подруга Маркхема. Почему?
   Брендон посмотрел на Тате Кагу, но тот исчез. Держась за дверной косяк, Брендон продвинулся внутрь — и дверь закрылась за ним, хотя он ни на что не нажимал.

* * *

   Вийя была застигнута врасплох.
   Эмоциональная метка Брендона дошла до нее, как первые лучи, проникающие в иллюминатор еще до того, как корабль повернет к солнцу.
   Она едва успела закрыть щиты, предохраняющие от радиации, до того, как повернуться к Брендону лицом.
   — У нас есть несколько минут наедине, — сказал он, — без публики, громко выражающей свое одобрение или возмущение, поэтому... — Он медленно оттолкнулся от стены и вынул руку из кармана камзола. — Я хотел вернуть вам вот это.
   В руке он держал большой, в форме слезы, драгоценный камень — Камень Прометея — из Зала Слоновой Кости в Артелионском Большом Дворце.
   — Это подарок, — сказал Брендон, видя, что она не хочет его брать.
   Она не шелохнулась, и он схватил один из пузырьков. Вийя заметила, как он удивился, когда тот не двинулся с места, — но потом, опершись на пузырь, изменил направление и подплыл еще ближе. Она слышала его дыхание и шорох ткани, когда он протянул руку с камнем к ней.
   Она держала ладонь прямо, но его рукав зацепил ее запястье с внутренней стороны. Она зажала в кулак камень, чьи блики уже бежали вверх по руке, и отвернулась. Рука проехалась по грубой ткани собственного комбинезона, и этого хватило, чтобы послать тело в штопор.
   Боль прошила голову, образ проклятой рации снова возник в мозгу, и где-то далеко ей отозвались эхом Ивард и келли. Эйя не было слышно. Вийя отогнала образ и схватилась за подвернувшийся пузырь, чтобы остановиться и попытаться найти выход.
   — Подожди.
   Она повернула к нему голову — не потому, что он что-то сказал, а чтобы избежать нового физического контакта.
   — Тебе понравился концерт?
   Ей нужно было смотреть на что-то. Она раскрыла руки, и из камня ударил свет, бросив разноцветную сетку до самого плеча.
   — Мне кажется, он достиг цели, — сказала она.
   Невозможно было отгородиться от него полностью. Когда он задавал свой вопрос, теплые тона в его голосе спрашивали совсем о другом: «Тебе понравился мой подарок?»
   Теперь тепло исчезло, лицо спряталось за маской отстраненной вежливости, за которой так трудно разглядеть человека. Но эмоции, к несчастью, никуда не делись, только образовали магнетическую смесь со знаком вопроса.
   — Какой цели? — спросил он.
   Она подняла камень с цепочкой, вьющейся в воздухе, как змея, и посмотрела сквозь него на шестиугольник с холодными звездами космоса. Цвет камня сделался из голубого индиговым, затем краски померкли, и он стал прозрачным, как алмаз.
   — Ты использовал Маркхема, чтобы влепить пощечину своим чистюлям, — и у тебя, кажется, получилось.
   Он сделал отрицательный жест. Тонкий узор его эмоций менялся с поразительной интенсивностью.
   — Нет. Это они все так поняли, потому что ожидали чего-то подобного. Я просто исполнил для них музыку Маркхема, и каждому она напомнила о том, что всего важнее для него. Я прав?
   Желание нанести удар, чтобы защитить себя, было почти непреодолимым.
   — Если хочешь, чтобы я тебя поблагодарила, то спасибо. — Если грубость не смогла прервать этот разговор, то, может быть, мелочность сработает?
   Он не шевельнулся, не сказал ни слова, но она почувствовала, как он внутренне сжался. И все же вопрос, который владел им, остался в силе. Он не уйдет, поняла она сквозь туман в голове. Он не уйдет, и на этот раз ей ничто не поможет.
   — Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.
   Она сменила позу. Все ее должарские инстинкты пробудились в ней. Настало время бежать — или драться.
   — Ты боишься, — сказал он, сам испугавшись правдивости сказанного.
   Она быстро взглянула на него своими черными глазами. Он ощутил ее гнев, как удар, и продолжал:
   — Это не тот страх, что испытывают в бою. Я видел, как ты хладнокровно стреляла в людей и так же холодно шла на риск быть подстреленной самой. У должарианцев это считается достоинством, верно? Встречать смерть без эмоций?
   Она молчала.
   — Не отвечаешь? — Он описывал круг около нее, хватаясь за пузырьки. — Боишься ответить?
   Она смотрела в сторону, словно отыскивая выход. Сквозь черные плывущие волосы он разглядел напряженную морщину у нее на лбу.
   — Почему? — спросил он и выстрелил наугад: — Что мог Маркхем сказать обо мне такого, чтобы вызвать такую реакцию?
   Она вскинула подбородок и сжала руку в кулак: его выстрел попал в цель.
   — Ничего, — сказала она, глядя в сторону. — Где этот старый...
   — Ты боишься, — повторил он, разрядившись беззвучным смехом. — Чего — моего титула? — Он развел руками — смех мешал ему говорить. — Уж кто-кто на этой станции, но ты... Закоренелая должарская нигилистка, беглая рабыня трепещет перед короной, как самый последний лизоблюд, проталкивающийся к трону...
   Ее рука рассекла воздух, как нож, целя ему в лицо.
   Если бы он попытался блокировать, она, вероятно, сломала бы ему руку. Он вильнул в сторону, отклонившись от удара. Ее закрутило волчком, и она ударила снова, опять ладонью, но вложив в это всю свою недюжинную силу.