Страница:
Анарис сильнее, чем когда-либо прежде, чувствовал раздвоенность своего духа. Его должарское наследие категорически отвергало то, что говорил Панарх. Оно твердило, что подданные должны либо подчиниться, либо умереть. Артелионское же воспитание видело мудрость в действиях, не требующих действия, в чередующихся слоях ответственности и анархии, на которые опиралось панархистское правление.
Он медленно кивнул.
— Лазейки. Всегда надо оставлять лазейки. Если распределить их как надо, власть будет отправляться своим чередом, не встречая сопротивления со стороны тех, кто предпочитает бегство подчинению. Это позволяет тебе пользоваться своей властью конструктивно, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с недовольными.
Геласаар просиял солнечной улыбкой.
— Ты преодолел свое наследие, Анарис ахриш-Аркад.
Аркад по духу. Шок и заключенное в нем откровение ошеломили Анариса, и он едва не пропустил следующих слов Панарха:
— Поэтому я дарю тебе жизнь.
— Что? — вырвалось у Анариса, взбешенного столь дерзким заявлением. Геласаар, не отвечая, спросил:
— Далеко ли еще до Геенны?
Анарис посмотрел на него и сказал:
— Около тридцати часов.
— Хорошо, — кивнул Панарх. — Ты говорил, что тебя удивила скудость информации о Геенне в дворцовых компьютерах. Это потому, что ключ к системе Геенны никогда не вводился в ДатаНет — он существует только на бумаге и в памяти нескольких человек. — Он указал на дираж'у, поникший в руках Анариса. — Должарианцы верят, что их судьбой правят узлы — и вся ирония состоит в том, что Геенну тоже охраняет Узел.
«Узел с большой буквы!» — догадался Анарис.
— Гиперпространственная трещина протяженностью около тридцати световых минут возникла в первые секунды Сотворения, и солнце Геенны каким-то образом удержало ее. Я не понимаю физической природы этого явления — знаю только, что вход в систему возможен только в плоскости эклиптики, и даже тогда скачковыми системами пользоваться крайне опасно. Корабли, пытавшиеся осуществить другие варианты подхода, исчезали бесследно. — Панарх улыбнулся, и Анарис понял, что не сумел полностью скрыть своего изумления. — Там нет ни сторожевых кораблей, ни орудий — на орбитальном мониторе нет вооружения. Страж Геенны — Единосущие.
Анарис обратил невидящий взор на экран, показывающий перемещение кораблей по Тысяче Солнц. Две мысли били у него в мозгу как набат: «Он поистине был моим судьей» и «Мы снова недооценили панархистов». Здесь могла быть какая-то хитрость, но Анарис знал, что никакой хитрости нет. Моррийон докладывал ему, что рифтерский капитан так и не нашел информации о Геенне, несмотря на все старания. Все сходится. До чего же это просто — сохранить секрет, записав его на бумагу!
Анарис знал, что ответит ему Геласаар, и все же спросил:
— Почему вы мне это рассказали? — Он вызвал по пульту Моррийона: надо немедленно уведомить Быстрорука.
— Я уже говорил тебе: я считал вероятным, что ты будешь лучшим правителем, чем твой отец. Теперь я в этом уверен. — Панарх встал и махнул рукой в сторону пульта. — Если, конечно, сумеешь одержать победу над Флотом, который, очевидно, уступает тебе не настолько, как ты ожидал. — Лицо Панарха стало задумчивым. — Я сожалею только об одном: благодаря этому последнему уроку ты вряд ли повторишь ошибку, недооценивая нас.
Дверь зашипела, открываясь, и Анарис в последний раз без свидетелей взглянул в глаза Панарху.
— Нет, Геласаар. Не повторю.
Другие собрались вокруг стола, за которым сидел Геласаар. «Итак, он решил пощадить его, — подумал Калеб. — Хотел бы я присутствовать при их разговоре».
Панарх раскинул пальцы по столу — когда он заговорил снова, один палец дернулся.
— Я думаю, все мы согласимся, как следует мыслящим существам, что судьбу нельзя планировать и что невозможно бегство от последствий собственных поступков. Он не делал никаких ударений, говоря с обычными дулускими интонациями. Нужные слова подчеркивало подергивание его пальца.
— Когда я был молод, — продолжил тем же манером Мортан Кри, — я думал, что меня ждет все самое наилучшее и что время в моем распоряжении.
За период их пребывания на «Самеди» такой способ общения сделался их второй натурой, так что ключевые слова, будучи произнесены, сразу выпадали из памяти. Калеб подавил усмешку. Кто бы мог подумать, что политическая выучка ему пригодится и что умение нанизывать не имеющие смысла слова станет единственным средством осмысленного разговора. Он стал слушать дальше.
— (На) (пути) (вниз) (или) (на поверхности), — говорил Карр. — (Весь) (корабль) (нам не одолеть).
— (Согласен). (Короткий рейс), (смешанная команда), — сказал Геласаар. Они уже обсуждали смесь должарианцев и рифтеров на борту и пришли к выводу, что эскорт Анариса призван защищать его и держать под контролем рифтеров; последние осуществляют всю техническую часть, за исключением компьютерных функций — тут должарианцы им воли не дадут.
— (Они) (будут) (держать нас) (в шлюзе) (при стандартной гравитации), — предположила Матильда Хоу. Вряд ли на шаттле есть собственные гравиторы, а рифтерский экипаж не станет терпеть повышенную тяжесть.
— (Тяжелые) (целят) (плохо), — заметила Йозефина Пераклес. — (Можем) (выиграть) (время). — Должарианцы, привыкшие к гравитации на пятьдесят процентов выше стандартной, при нормальной силе тяжести будут стрелять выше цели.
Постепенно план стал обретать форму. В глазах своих тюремщиков они читали только презрение к своей старческой немощи, а Геласаар сказал, что из должарианцев один только Анарис осведомлен о силе кинезики уланшу. Скоро они договорились обо всем, кроме одного.
— (Только) (один) (шанс), — сказал Кри.
— (Нужна) (неожиданность), — пробасил Карр, потирая грудь и морщась. Калебу снова захотелось узнать, что же такое с ним сделали — в каждом его движении сквозила боль. — (Использовать) (их суеверие), — добавил адмирал и закашлялся.
Панарх вопросительно посмотрел на него, и Падраик ответил ему прямым взглядом.
— (Добровольная) (смерть) (и слова) (их) (родного языка). — Адмирал кивнул, отвергая молчаливый протест Геласаара) и обвел взглядом всех узников. — (Ваша) (свобода) (вознаградит) (меня). (Смерть) — (желанное) (избавление). — Он снова закашлялся — хрипло, надрывно.
Панарх медленно кивнул.
Больше говорить было не о чем.
25
Этот самый карушна не такая уж плохая штука в конце концов. В свое время он совершил ошибку, набрав себе крутую команду в расчете на большой куш. Свою выгоду он получил, но команда оказалась чересчур уж крутой, а избавиться от нее не представлялось возможности. Но должарианцы оказались покруче.
Он засмеялся, наслаждаясь унижением подчиненных, и сел за командный пульт. Этот урок стоил ему недешево — но, может быть, теперь, если они переживут этот рейс, он сумеет с ними справиться и займет достойное место в иерархии нового рифтерского флота. А если нет, то после этого рейса он сможет набрать себе другой экипаж, который будет его слушаться.
Моб привлекла к себе его внимание, дернувшись, словно от боли. Ее татуированное тело представляло собой сплошную ссадину. В своем клане Драко на Рифтхавене она получит повышение за этот бой и единственная извлечет пользу из своего любопытства к должарским обрядам. Ей еще повезло.
Капитан скорчил гримасу, вспомнив, как Хестика нашли со сломанной шеей и позвоночником в коридоре около должарской половины, а одного механика, изуродованного почти до неузнаваемости, затолкали под пульт в кормовой рекреации. Сандайвер же лежит в койке лицом к стене и говорить то ли не хочет, то ли не может. Быстрорук улыбнулся. Жаль, что он не успел поставить имиджеры, где надо. Но тут на главном экране вспыхнула надпись, от которой его веселость мигом испарилась:
Четко. Как бы не так. Быстрорук подавил горький смех. После той передачи по гиперсвязи панархисты, наверное, тоже в курсе и не иначе как уже послали в систему Геенны парочку крейсеров.
Люк позади зашипел, и вошел Моррийон.
Что ему тут надо? Бори всегда избегал мостика. Еще одно свидетельство перестановки сил после должарской трахательной кампании? Он-то сам в ней участвовал или нет? Капитан посмотрел на Тат — на ней синяков не было. Может, Моррийон поимел кого-то из ее братьев?
Но бори уже подошел к капитану, прервав его размышления. Несмотря на свое физическое уродство, Моррийон вел себя так, будто мостик и все, что тут есть, принадлежит ему.
— Капитан, господин Анарис имеет для вас инструкции относительно подхода к Геенне.
Быстрорук вспылил и хотел приказать бори покинуть мостик, но тот продолжал как ни в чем не бывало, и слова застряли у капитана в горле:
— Нам стало известно, что система Геенны охраняется гиперболической гиперпространственной аномалией протяженностью около тридцати световых минут, и она уничтожает каждый корабль, который к ней приближается, будь то в скачке или в режиме гравитации. Безопасный подход возможен исключительно в плоскости эклиптики.
Первой реакцией Быстрорука было недоверие.
— Это еще что за фокусы? — рявкнул он.
— Похоже, что как раз благодаря этим фокусам панархистам и удавалось защищать планету от вторжения в течение нескольких веков.
Ноющий голос был смертельно серьезен. Быстрорука замутило, когда он поймал полный ужаса взгляд Лассы, заменившей Хестика у пульта навигатора. Она тоже поняла значение слов Моррийона.
«Мы могли бы вляпаться на десять светоминут в зону уничтожения».
Бори, видя замешательство капитана, улыбнулся ехидно.
— Поэтому вам предписывается выйти из скачка за тридцать пять светоминут до Узла и подойти к четвертой планете в плоскости эклиптики на гравидвигателе, пользуясь скачковыми системами лишь в чрезвычайном случае. Вы меня поняли?
Что-то из сказанного Моррийоном дразнило память Быстрорука, но бурлящее нутро и довольная рожа бори мешали ему сосредоточиться. Капитан чувствовал страх, охвативший всех на мостике.
Он это нарочно, засранец скрюченный.
— Это все, что вы можете мне сказать? — осведомился Быстрорук, стараясь хоть немного сохранить лицо.
— Это все, что вам следует знать. Или мне, быть может, передать господину Анарису, что вы недовольны его приказом? — Моррийон повернулся с подчеркнутым безразличием и вышел.
После краткого, вызванного шоком молчания команда разразилась руганью и испуганными возгласами — шум мешал Быстроруку сообразить, что же показалось ему таким важным в словах Моррийона.
— А ну, заткнитесь! — заорал он наконец. — Чего раскудахтались, Шиидрины дети? Слизняку только того и надо.
Шум прекратился.
— Ласса, перепрограммируй выход за тридцать пять минут. — С новым приливом злобы он увидел, что она уже это делает — не дождавшись его приказа! Завязать бы ей ноги узлом и закончить то, чего должарианцы не доделали.
Ага, Узел. Вот оно, это слово. Оно и остановило его внимание, но почему?
Наверное, он говорил что-то слух, потому что Ласса подняла голову.
— Любите голоигры, капитан? — спросила она заискивающе, старясь исправить свою оплошность.
— Голоигры? — Ответ был где-то рядом, но никак ему не давался.
— Ну да. Есть такая классная боевая ситуация, называется «Узел». Ее во Флотской Академии проходят...
— Узел! — выкрикнул он. — Ах ты зараза! — Его поразило и слово, — которое он знал не по игре, а по блоку информации из МинерваНета, приобретенному по случаю, — и потрясающе умный замысел панархистов: оставить тайну Геенны у всех на виду и тем обеспечить ее сохранность в течение семисот лет.
— Геенна — это и есть Узел, — дрожащим от изумления голосом выговорил он. — Точно. — Быстрорук застучал по клавишам. Мелькание образов на главном экране, показывающее, что идет поиск, остановилось на изображении красной гиперболы с голубовато-белым солнцем в середине.
— Это он, — сказала Ласса. — Я в это часто играла. Проблема в том, что Узел нестабилен. — Она осеклась и переменилась в лице. — Ничего не выйдет. Это еще хуже, чем задеть радиус во время скачка.
— Заткнись, ты, обормотка, — рявкнула вдруг Моб. — Это в твоей сраной игре так.
Прежняя бравада, к великому сожалению, вернулась к ней.
— Нет, — устало сказал Быстрорук. — Это не просто игра. Это необычайно подробная модель из Флотской Академии — модель того, что, по всей вероятности, является системой Геенны. — Он посмотрел на Лассу. Хоть что-то светлое: вопреки всякой правдоподобности у него есть навигатор, знающий систему Геенны.
Если только эта паскудная игра соответствует реальности.
Это как раз в стиле панархистов — подменить кое-какие детали, так, на всякий случай. Но в банке данных «Самеди» заложена настоящая модель — из Академии.
— То есть как — нестабилен? — спросил он у навигатора.
— Игра — то есть Узел — чувствительна к гравитационным импульсам. Скачковыми на короткие отрезки пользоваться можно, гиперснарядами тоже, а крейсер даже из рапторов может стрелять. — Ласса проглотила слюну и показала на экран. — Но гипербола в каждом таком случае немного уплотняется, и ее поперечная ось укорачивается.
— Ну и? — нетерпеливо понукнул Быстрорук, сверяя свои данные с ее воспоминаниями об игре. Пока что игра в точности соответствовала учебной модели.
— Ну и в конце концов оба фокуса сходятся, и ты уже, не можешь выйти. — У Лассы вырвался граничащий с истерикой смешок. — В этом случае тебе показывают любопытные картинки — на одной из них Узел вытаскивает твой скелет из твоей же задницы.
Моб в ярости взвилась и бросилась на Лассус ножом. Быстрорук среагировал мгновенно. Он не мог себе позволить потерять этого навигатора в такое время. Он выхватил из рукава бластер и лишь в последний момент немного опустил прицел. Своего лучшего скантехника он тоже не хотел терять — а вдруг поблизости затаился вражеский крейсер?
Струя плазмы опалила палубу под ногами у Моб, осыпав ее штанины брызгами раскаленного добела металла. Она взвыла от боли, бросила нож и принялась тушить дымящуюся ткань. Потом, злобно рыча, посмотрела на капитана, но постепенно успокоилась, видя, что он не уступит. Быстрорук скрепился и не отвел, глаз, зная, что если он это сделает, то проиграет бой, несмотря на свое явное преимущество.
Моб пожала плечами и потупилась.
— Я хотела только попугать эту сучку — нельзя же, чтоб она совсем оборзела. Ничего бы я ей не сделала.
— Это точно, — сказал Быстрорук, заставляя себя говорить твердо. — Не сделала бы. — Он стоял неподвижно, пока Моб не убралась за свой пульт; нож она подбирать не стала. Ласса следила за ней, напружинив спину, с темными от ненависти глазами.
Атмосфера на мостике постепенно возвращалась к норме. Быстрорук сел и вперил взгляд в Узел, с убийственной четкостью изображенный на главном экране. Какие секреты он еще прячет, готовясь предать неосторожного мучительной смерти? Внезапно Эммет Быстрорук почувствовал себя очень старым — он слишком долго пробыл в рифтерах и боялся, что истратил весь свой фарт.
Ну нет, еще не весь. Об Узле мы узнали вовремя. А там будет видно.
Все, кто участвовал в Каруш-на Рахали и пережил его, пребывали в дурном настроении и передвигались с трудом, точно от боли. Она слышала о Хестике и механике, но не знала, что случилось со Сандайвер, когда та отправилась к Анарисуи — с тех пор она никому не показывалась на глаза. А уж Моб... сцена на мостике напугала Тат почти до потери сознания: она никогда еще не видела, чтобы Драко так взбесилась, — хорошо, что капитан ее остановил. Тат с кузенами только-только приспособились к условиям на «Самеди», а теперь все опять изменилось.
Люк открылся, и она заглянула в рубку. Быстрорук сидел там один, глядя на дверь, положив бластер на стол перед собой. Он сделал ей знак войти.
— Я хочу, чтобы ты носила босуэлл, — сказал он. Его длинная унылая физиономия выражала нечто среднее между беспокойством и гневом. — Даже когда спишь.
Тат кивнула. Быстрорук метнул на нее быстрый взгляд и отвел глаза. Он никогда никому не смотрел в глаза, разве что в крайнем случае; вот почему его стычка с Моб была столь удивительна. Но это длилось недолго, а теперь он еще более походил на хорька, чем когда-либо.
— Не верю я, чтобы этот засранец Моррийон не подгадил чего-нибудь с нашим компьютером. Работай день и ночь, но взломай его коды. Мы скажем, что ты больна, — никто не узнает.
Она опять кивнула, спрашивая себя, кто же заменит ее в и так уже сократившейся команде мостика.
— Пусть Лар тебя прикроет, — нахмурился капитан. — Меньше будут трепаться.
Тат поняла, что он имеет в виду. Бори все на одно лицо. Не то чтобы они так уж похожи — просто никто не дает себе труда отличать одного от другого, если от них чего-то не требуется. Это раздражает, но сейчас не то время, чтобы выражать протест от имени Лара.
— Держи меня в курсе всех своих находок, — сказал Быстрорук. Он посмотрел на хроно и поморщился. — Двадцать часов всего осталось.
Тат шмыгнула за дверь, радуясь, что может убраться от него. Он и всегда-то взвинченный и странный, после Каруш-на совсем обезумел, и Тат боялась, как бы Геенна вовсе не снесла у него крышу.
Сгорбившись, Тат поспешила в сравнительно безопасное убежище своей каюты. Закрыв дверь на кодовый замок, она вошла в компьютерную систему и с черепашьей скоростью двинулась по ее периметру. Терпеливые пробники кода нащупывали аномалию. В конце концов она случайно обнаружила, что Моррийон с дьявольской изобретательностью замаскировал почти всю свою информацию под пробел в пространстве памяти.
Осторожно — сторожевые фаги так и сновали взад-вперед, выискивая чужого, — она попыталась выяснить, как это ему удалось. Взломать такой массив будет еще труднее.
Наконец, дойдя почти до предела, она заставила себя остановиться и выключить компьютер. Рука отказывалась работать, и погасший экран рябил остаточными образами, терзая воспаленные глаза.
Если она сейчас вернется в систему, то сделает какую-нибудь глупость и будет поймана. Пора попробовать другой способ.
Она повернулась в кресле, удивившись тому, как затекла шея. Взгляд на хроно ужаснул ее: она просидела за пультом полных девять часов. Было 3.45.
Тат встала, и колоссальный зевок разодрал ее внутренности. С тоской посмотрев на постель, она потерла глаза и направилась к двери.
Критический момент приближался. Она разделяла страх Быстрорука по поводу того, что должарианцы контролируют функции корабля. Не говоря уж о самом Быстроруке — он достаточно свихнулся, чтобы выбросить ее в космос.
Страх придал Тат подобие энергии, которой хватило, чтобы добраться до совершенно пустой рекреации. Она налила себе кружку горячего кафа и, вдыхая ароматный парок, стала думать.
Надо бросать электронную охоту и заняться ловлей в реальном времени. Вот только как отловить Моррийона, чтобы никто об этом не узнал?
От одной мысли войти на должарскую территорию ее бросало в дрожь. И локатором пользоваться нельзя — Моррийон сразу об этом узнает. Тат и себе давно поставила предохранители против слежки.
Но... Тат, прикусив губу, уставилась на кухонный пульт. Есть другой способ: проверить, где он был днем и что заказывал.
С бьющимся сердцем она вывела на экран список.
№ 121-СД: руфус рисом, геэловый суп, каф-снитхи, 3,39.
Борийские блюда.
И — она проверила еще раз — заказ он делал прямо отсюда, а не из той рекреации, что ближе к должарской половине.
Из этого вытекает, что он не хотел есть у себя, при тяжелой гравитации. И Тат была уверена, что он никогда не ест со своим господином.
Но на корабле места много. «Думай же, думай», — твердила себе Тат, шагая взад и вперед. Было бы просто здорово, если бы он пользовался тем же укрытием, которое облюбовали себе Тат и ее братья. Там гравитация меняется так, что кажется...
Она остановилась. Почему бы и нет? Он сейчас не у себя, иначе не заказывал бы себе еду на другой половине корабля. И никто еще не видел, чтобы он ел в рекреации, как обычно поступали все остальные.
«И он тоже бори как-никак, — поэтому должен чувствовать себя комфортно на высоте, как и мы».
Не сказать, чтобы где-то на корабле были высоты, но есть одно место, которое с помощью воображения может сойти за таковую.
Сначала надо обеспечить прикрытие. Тат заказала себе какую-то еду, выпила половину кафа и поспешила к транстубу. Когда капсула тронулась с места, она впервые задумалась над тем, что скажет Моррийону, если его найдет. «Мы оба бори, я и ты», — подумала она и ощутила дикий порыв расхохотаться.
Капсула остановилась, и Тат прислонилась к двери, стараясь унять биение сердца. Подышала глубоко, отпила глоток кафа. Ей снова захотелось посмеяться: в реальном времени она умеет хитрить еще меньше, чем капитан Быстрорук.
«Потому-то я и оказалась на этом корабле. Одна надежда, что выберусь с него живой».
Она закрыла глаза, переборов истерический смех заодно с паникой, и двинулась вперед шаг за шагом, пока не пришла к входному шлюзу длинной снарядной трубки.
Она сразу поняла, что там кто-то есть, — и этот кто-то то ли поймал, то ли сам запрограммировал небольшой сдвиг гравитации, благодаря которому ты, сидя на краю люка, чувствуешь себя так, будто у тебя под ногами километровой глубины пропасть. Желтый свет в шлюзовом люке мигал четыре раза в секунду — четверть «же», — и муаровая рябь индикатора оповещала, что изменена не только сила тяжести, но и ориентация.
Тат нажатием кнопки открыла люк, держа поднос с едой в свободной руке, прошла внутрь и увидела, как и ожидала, что задняя стенка шлюза опущена. Она легко перелетела туда и увидела перед собой скорченную фигуру Моррийона. Он смотрел на нее холодно и настороженно, сидя на том, что при нормальной гравитации было бы верхним краем отверстия, свесив ноги в километровый провал, которым при уменьшенном тяготении казалась снарядная трубка.
Тат, приподняв свой поднос, привела сухой язык в движение и растянула губы в улыбку.
— Не возражаете? — спросила она и тут же поняла, что он никогда не ест при других. Выражение, сходное с протестом, заострило его и без того острые черты. У Тат по телу побежали мурашки — как и тогда, когда она сознала, что он спит один. Что же это за бори, который спит и ест в одиночестве?
— Ты же в первом составе, — сказал он. — Почему ты не спишь?
Она пожала плечами и тут же нашлась:
— Половина первого состава числятся больными, как и несколько дублеров. Осваиваю смежные функции по приказу капитана. — И она добавила, не успел он ответить: — Вот посмотрите.
Он напрягся, и она, протянув руку к встроенному пульту, вдруг подумала, что он может быть вооружен. Вот возьмет и убьет ее, а тело выбросит в космос из ближайшего шлюза. Или устроит собственный вариант Каруш-на Рахали.
Но он не двинулся с места, и она быстро набрала код, оживив голограмму, сделанную Ларом. Теперь под ними был уже не голый дипласт и сетчатая металлическая дорожка — они сидели на вершине утеса, а рядом шумно рушился в темную пропасть водопад. Звук был хорош: вода очень натурально падала в далекую реку, а тианьги веяло им в лица борийскими запахами: сладуницей, орои, цветом карита.
Моррийон сделал долгий, прерывистый вдох, и его лицо в искусственном солнечном свете напряглось, словно от боли.
— Вам не нравится? — изумленно спросила Тат и выключила голограмму.
Он промолчал, но это явно стоило ему труда. Сердце Тат отсчитывало секунды — тук-тук, тук-тук.
— Я только и видел Бори, что на картинках, — сказал он наконец с хрипотцой в тонком голосе. — Не знал, что там есть такие горы.
— Таких нет. Там только холмы и реки. Не знаю, как в пустыне — я улетела оттуда в четыре года. Помню только дома на сваях и одно большое наводнение. Но нам нравится эта картинка.
Она протянула руку и, видя, что он не возражает, снова включила голограмму. Они долго сидели, глядя, как искусственный водопад падает в искусственную реку.
— Вы правда никогда не видели бори в реальности? — осторожно спросила она.
— Только младенцем. — Он как будто пришел в себя. Его еда стояла нетронутой на палубе — точнее, на стене — рядом с ним, но бежать он вроде бы не собирался.
— Кушайте же, — предложила она, чувствуя, что его уверенность немного окрепла. Положение чуточку нормализовалось — насколько могло быть нормальным то, что они двое путешествуют на разных концах этого проклятого корабля, так далеко от родной планеты.
И снова болезненная гримаса собрала его лицо в складки.
Он медленно кивнул.
— Лазейки. Всегда надо оставлять лазейки. Если распределить их как надо, власть будет отправляться своим чередом, не встречая сопротивления со стороны тех, кто предпочитает бегство подчинению. Это позволяет тебе пользоваться своей властью конструктивно, вместо того чтобы отвлекаться на борьбу с недовольными.
Геласаар просиял солнечной улыбкой.
— Ты преодолел свое наследие, Анарис ахриш-Аркад.
Аркад по духу. Шок и заключенное в нем откровение ошеломили Анариса, и он едва не пропустил следующих слов Панарха:
— Поэтому я дарю тебе жизнь.
— Что? — вырвалось у Анариса, взбешенного столь дерзким заявлением. Геласаар, не отвечая, спросил:
— Далеко ли еще до Геенны?
Анарис посмотрел на него и сказал:
— Около тридцати часов.
— Хорошо, — кивнул Панарх. — Ты говорил, что тебя удивила скудость информации о Геенне в дворцовых компьютерах. Это потому, что ключ к системе Геенны никогда не вводился в ДатаНет — он существует только на бумаге и в памяти нескольких человек. — Он указал на дираж'у, поникший в руках Анариса. — Должарианцы верят, что их судьбой правят узлы — и вся ирония состоит в том, что Геенну тоже охраняет Узел.
«Узел с большой буквы!» — догадался Анарис.
— Гиперпространственная трещина протяженностью около тридцати световых минут возникла в первые секунды Сотворения, и солнце Геенны каким-то образом удержало ее. Я не понимаю физической природы этого явления — знаю только, что вход в систему возможен только в плоскости эклиптики, и даже тогда скачковыми системами пользоваться крайне опасно. Корабли, пытавшиеся осуществить другие варианты подхода, исчезали бесследно. — Панарх улыбнулся, и Анарис понял, что не сумел полностью скрыть своего изумления. — Там нет ни сторожевых кораблей, ни орудий — на орбитальном мониторе нет вооружения. Страж Геенны — Единосущие.
Анарис обратил невидящий взор на экран, показывающий перемещение кораблей по Тысяче Солнц. Две мысли били у него в мозгу как набат: «Он поистине был моим судьей» и «Мы снова недооценили панархистов». Здесь могла быть какая-то хитрость, но Анарис знал, что никакой хитрости нет. Моррийон докладывал ему, что рифтерский капитан так и не нашел информации о Геенне, несмотря на все старания. Все сходится. До чего же это просто — сохранить секрет, записав его на бумагу!
Анарис знал, что ответит ему Геласаар, и все же спросил:
— Почему вы мне это рассказали? — Он вызвал по пульту Моррийона: надо немедленно уведомить Быстрорука.
— Я уже говорил тебе: я считал вероятным, что ты будешь лучшим правителем, чем твой отец. Теперь я в этом уверен. — Панарх встал и махнул рукой в сторону пульта. — Если, конечно, сумеешь одержать победу над Флотом, который, очевидно, уступает тебе не настолько, как ты ожидал. — Лицо Панарха стало задумчивым. — Я сожалею только об одном: благодаря этому последнему уроку ты вряд ли повторишь ошибку, недооценивая нас.
Дверь зашипела, открываясь, и Анарис в последний раз без свидетелей взглянул в глаза Панарху.
— Нет, Геласаар. Не повторю.
* * *
— Анарис не верит, что Узел может определить судьбу человека, — сказал Панарх. — И он прав.Другие собрались вокруг стола, за которым сидел Геласаар. «Итак, он решил пощадить его, — подумал Калеб. — Хотел бы я присутствовать при их разговоре».
Панарх раскинул пальцы по столу — когда он заговорил снова, один палец дернулся.
— Я думаю, все мы согласимся, как следует мыслящим существам, что судьбу нельзя планировать и что невозможно бегство от последствий собственных поступков. Он не делал никаких ударений, говоря с обычными дулускими интонациями. Нужные слова подчеркивало подергивание его пальца.
— Когда я был молод, — продолжил тем же манером Мортан Кри, — я думал, что меня ждет все самое наилучшее и что время в моем распоряжении.
За период их пребывания на «Самеди» такой способ общения сделался их второй натурой, так что ключевые слова, будучи произнесены, сразу выпадали из памяти. Калеб подавил усмешку. Кто бы мог подумать, что политическая выучка ему пригодится и что умение нанизывать не имеющие смысла слова станет единственным средством осмысленного разговора. Он стал слушать дальше.
— (На) (пути) (вниз) (или) (на поверхности), — говорил Карр. — (Весь) (корабль) (нам не одолеть).
— (Согласен). (Короткий рейс), (смешанная команда), — сказал Геласаар. Они уже обсуждали смесь должарианцев и рифтеров на борту и пришли к выводу, что эскорт Анариса призван защищать его и держать под контролем рифтеров; последние осуществляют всю техническую часть, за исключением компьютерных функций — тут должарианцы им воли не дадут.
— (Они) (будут) (держать нас) (в шлюзе) (при стандартной гравитации), — предположила Матильда Хоу. Вряд ли на шаттле есть собственные гравиторы, а рифтерский экипаж не станет терпеть повышенную тяжесть.
— (Тяжелые) (целят) (плохо), — заметила Йозефина Пераклес. — (Можем) (выиграть) (время). — Должарианцы, привыкшие к гравитации на пятьдесят процентов выше стандартной, при нормальной силе тяжести будут стрелять выше цели.
Постепенно план стал обретать форму. В глазах своих тюремщиков они читали только презрение к своей старческой немощи, а Геласаар сказал, что из должарианцев один только Анарис осведомлен о силе кинезики уланшу. Скоро они договорились обо всем, кроме одного.
— (Только) (один) (шанс), — сказал Кри.
— (Нужна) (неожиданность), — пробасил Карр, потирая грудь и морщась. Калебу снова захотелось узнать, что же такое с ним сделали — в каждом его движении сквозила боль. — (Использовать) (их суеверие), — добавил адмирал и закашлялся.
Панарх вопросительно посмотрел на него, и Падраик ответил ему прямым взглядом.
— (Добровольная) (смерть) (и слова) (их) (родного языка). — Адмирал кивнул, отвергая молчаливый протест Геласаара) и обвел взглядом всех узников. — (Ваша) (свобода) (вознаградит) (меня). (Смерть) — (желанное) (избавление). — Он снова закашлялся — хрипло, надрывно.
Панарх медленно кивнул.
Больше говорить было не о чем.
25
«САМЕДИ»
Эммет Быстрорук, ввалившись на мостик, обвел всех грозным взглядом. К его удивлению и некоторому удовлетворению, никто не ответил на вызов — даже Моб, вопреки своей натуре, отвела глаза.Этот самый карушна не такая уж плохая штука в конце концов. В свое время он совершил ошибку, набрав себе крутую команду в расчете на большой куш. Свою выгоду он получил, но команда оказалась чересчур уж крутой, а избавиться от нее не представлялось возможности. Но должарианцы оказались покруче.
Он засмеялся, наслаждаясь унижением подчиненных, и сел за командный пульт. Этот урок стоил ему недешево — но, может быть, теперь, если они переживут этот рейс, он сумеет с ними справиться и займет достойное место в иерархии нового рифтерского флота. А если нет, то после этого рейса он сможет набрать себе другой экипаж, который будет его слушаться.
Моб привлекла к себе его внимание, дернувшись, словно от боли. Ее татуированное тело представляло собой сплошную ссадину. В своем клане Драко на Рифтхавене она получит повышение за этот бой и единственная извлечет пользу из своего любопытства к должарским обрядам. Ей еще повезло.
Капитан скорчил гримасу, вспомнив, как Хестика нашли со сломанной шеей и позвоночником в коридоре около должарской половины, а одного механика, изуродованного почти до неузнаваемости, затолкали под пульт в кормовой рекреации. Сандайвер же лежит в койке лицом к стене и говорить то ли не хочет, то ли не может. Быстрорук улыбнулся. Жаль, что он не успел поставить имиджеры, где надо. Но тут на главном экране вспыхнула надпись, от которой его веселость мигом испарилась:
ГОТОВНОСТЬ МИНУС 23.08.40.Геенна. Знакомое напряжение снова овладело им. Хорошо хоть этот говнюк Анарис и его слизняк-бори не лезут к нему с указаниями насчет подхода. Он сделает это четко: двадцать световых минут вверх и остановка над четвертой планетой.
Четко. Как бы не так. Быстрорук подавил горький смех. После той передачи по гиперсвязи панархисты, наверное, тоже в курсе и не иначе как уже послали в систему Геенны парочку крейсеров.
Люк позади зашипел, и вошел Моррийон.
Что ему тут надо? Бори всегда избегал мостика. Еще одно свидетельство перестановки сил после должарской трахательной кампании? Он-то сам в ней участвовал или нет? Капитан посмотрел на Тат — на ней синяков не было. Может, Моррийон поимел кого-то из ее братьев?
Но бори уже подошел к капитану, прервав его размышления. Несмотря на свое физическое уродство, Моррийон вел себя так, будто мостик и все, что тут есть, принадлежит ему.
— Капитан, господин Анарис имеет для вас инструкции относительно подхода к Геенне.
Быстрорук вспылил и хотел приказать бори покинуть мостик, но тот продолжал как ни в чем не бывало, и слова застряли у капитана в горле:
— Нам стало известно, что система Геенны охраняется гиперболической гиперпространственной аномалией протяженностью около тридцати световых минут, и она уничтожает каждый корабль, который к ней приближается, будь то в скачке или в режиме гравитации. Безопасный подход возможен исключительно в плоскости эклиптики.
Первой реакцией Быстрорука было недоверие.
— Это еще что за фокусы? — рявкнул он.
— Похоже, что как раз благодаря этим фокусам панархистам и удавалось защищать планету от вторжения в течение нескольких веков.
Ноющий голос был смертельно серьезен. Быстрорука замутило, когда он поймал полный ужаса взгляд Лассы, заменившей Хестика у пульта навигатора. Она тоже поняла значение слов Моррийона.
«Мы могли бы вляпаться на десять светоминут в зону уничтожения».
Бори, видя замешательство капитана, улыбнулся ехидно.
— Поэтому вам предписывается выйти из скачка за тридцать пять светоминут до Узла и подойти к четвертой планете в плоскости эклиптики на гравидвигателе, пользуясь скачковыми системами лишь в чрезвычайном случае. Вы меня поняли?
Что-то из сказанного Моррийоном дразнило память Быстрорука, но бурлящее нутро и довольная рожа бори мешали ему сосредоточиться. Капитан чувствовал страх, охвативший всех на мостике.
Он это нарочно, засранец скрюченный.
— Это все, что вы можете мне сказать? — осведомился Быстрорук, стараясь хоть немного сохранить лицо.
— Это все, что вам следует знать. Или мне, быть может, передать господину Анарису, что вы недовольны его приказом? — Моррийон повернулся с подчеркнутым безразличием и вышел.
После краткого, вызванного шоком молчания команда разразилась руганью и испуганными возгласами — шум мешал Быстроруку сообразить, что же показалось ему таким важным в словах Моррийона.
— А ну, заткнитесь! — заорал он наконец. — Чего раскудахтались, Шиидрины дети? Слизняку только того и надо.
Шум прекратился.
— Ласса, перепрограммируй выход за тридцать пять минут. — С новым приливом злобы он увидел, что она уже это делает — не дождавшись его приказа! Завязать бы ей ноги узлом и закончить то, чего должарианцы не доделали.
Ага, Узел. Вот оно, это слово. Оно и остановило его внимание, но почему?
Наверное, он говорил что-то слух, потому что Ласса подняла голову.
— Любите голоигры, капитан? — спросила она заискивающе, старясь исправить свою оплошность.
— Голоигры? — Ответ был где-то рядом, но никак ему не давался.
— Ну да. Есть такая классная боевая ситуация, называется «Узел». Ее во Флотской Академии проходят...
— Узел! — выкрикнул он. — Ах ты зараза! — Его поразило и слово, — которое он знал не по игре, а по блоку информации из МинерваНета, приобретенному по случаю, — и потрясающе умный замысел панархистов: оставить тайну Геенны у всех на виду и тем обеспечить ее сохранность в течение семисот лет.
— Геенна — это и есть Узел, — дрожащим от изумления голосом выговорил он. — Точно. — Быстрорук застучал по клавишам. Мелькание образов на главном экране, показывающее, что идет поиск, остановилось на изображении красной гиперболы с голубовато-белым солнцем в середине.
— Это он, — сказала Ласса. — Я в это часто играла. Проблема в том, что Узел нестабилен. — Она осеклась и переменилась в лице. — Ничего не выйдет. Это еще хуже, чем задеть радиус во время скачка.
— Заткнись, ты, обормотка, — рявкнула вдруг Моб. — Это в твоей сраной игре так.
Прежняя бравада, к великому сожалению, вернулась к ней.
— Нет, — устало сказал Быстрорук. — Это не просто игра. Это необычайно подробная модель из Флотской Академии — модель того, что, по всей вероятности, является системой Геенны. — Он посмотрел на Лассу. Хоть что-то светлое: вопреки всякой правдоподобности у него есть навигатор, знающий систему Геенны.
Если только эта паскудная игра соответствует реальности.
Это как раз в стиле панархистов — подменить кое-какие детали, так, на всякий случай. Но в банке данных «Самеди» заложена настоящая модель — из Академии.
— То есть как — нестабилен? — спросил он у навигатора.
— Игра — то есть Узел — чувствительна к гравитационным импульсам. Скачковыми на короткие отрезки пользоваться можно, гиперснарядами тоже, а крейсер даже из рапторов может стрелять. — Ласса проглотила слюну и показала на экран. — Но гипербола в каждом таком случае немного уплотняется, и ее поперечная ось укорачивается.
— Ну и? — нетерпеливо понукнул Быстрорук, сверяя свои данные с ее воспоминаниями об игре. Пока что игра в точности соответствовала учебной модели.
— Ну и в конце концов оба фокуса сходятся, и ты уже, не можешь выйти. — У Лассы вырвался граничащий с истерикой смешок. — В этом случае тебе показывают любопытные картинки — на одной из них Узел вытаскивает твой скелет из твоей же задницы.
Моб в ярости взвилась и бросилась на Лассус ножом. Быстрорук среагировал мгновенно. Он не мог себе позволить потерять этого навигатора в такое время. Он выхватил из рукава бластер и лишь в последний момент немного опустил прицел. Своего лучшего скантехника он тоже не хотел терять — а вдруг поблизости затаился вражеский крейсер?
Струя плазмы опалила палубу под ногами у Моб, осыпав ее штанины брызгами раскаленного добела металла. Она взвыла от боли, бросила нож и принялась тушить дымящуюся ткань. Потом, злобно рыча, посмотрела на капитана, но постепенно успокоилась, видя, что он не уступит. Быстрорук скрепился и не отвел, глаз, зная, что если он это сделает, то проиграет бой, несмотря на свое явное преимущество.
Моб пожала плечами и потупилась.
— Я хотела только попугать эту сучку — нельзя же, чтоб она совсем оборзела. Ничего бы я ей не сделала.
— Это точно, — сказал Быстрорук, заставляя себя говорить твердо. — Не сделала бы. — Он стоял неподвижно, пока Моб не убралась за свой пульт; нож она подбирать не стала. Ласса следила за ней, напружинив спину, с темными от ненависти глазами.
Атмосфера на мостике постепенно возвращалась к норме. Быстрорук сел и вперил взгляд в Узел, с убийственной четкостью изображенный на главном экране. Какие секреты он еще прячет, готовясь предать неосторожного мучительной смерти? Внезапно Эммет Быстрорук почувствовал себя очень старым — он слишком долго пробыл в рифтерах и боялся, что истратил весь свой фарт.
Ну нет, еще не весь. Об Узле мы узнали вовремя. А там будет видно.
* * *
Тат приближалась к капитанской рубке осторожно, не зная, чего ожидать. Его приказ явиться был краток.Все, кто участвовал в Каруш-на Рахали и пережил его, пребывали в дурном настроении и передвигались с трудом, точно от боли. Она слышала о Хестике и механике, но не знала, что случилось со Сандайвер, когда та отправилась к Анарисуи — с тех пор она никому не показывалась на глаза. А уж Моб... сцена на мостике напугала Тат почти до потери сознания: она никогда еще не видела, чтобы Драко так взбесилась, — хорошо, что капитан ее остановил. Тат с кузенами только-только приспособились к условиям на «Самеди», а теперь все опять изменилось.
Люк открылся, и она заглянула в рубку. Быстрорук сидел там один, глядя на дверь, положив бластер на стол перед собой. Он сделал ей знак войти.
— Я хочу, чтобы ты носила босуэлл, — сказал он. Его длинная унылая физиономия выражала нечто среднее между беспокойством и гневом. — Даже когда спишь.
Тат кивнула. Быстрорук метнул на нее быстрый взгляд и отвел глаза. Он никогда никому не смотрел в глаза, разве что в крайнем случае; вот почему его стычка с Моб была столь удивительна. Но это длилось недолго, а теперь он еще более походил на хорька, чем когда-либо.
— Не верю я, чтобы этот засранец Моррийон не подгадил чего-нибудь с нашим компьютером. Работай день и ночь, но взломай его коды. Мы скажем, что ты больна, — никто не узнает.
Она опять кивнула, спрашивая себя, кто же заменит ее в и так уже сократившейся команде мостика.
— Пусть Лар тебя прикроет, — нахмурился капитан. — Меньше будут трепаться.
Тат поняла, что он имеет в виду. Бори все на одно лицо. Не то чтобы они так уж похожи — просто никто не дает себе труда отличать одного от другого, если от них чего-то не требуется. Это раздражает, но сейчас не то время, чтобы выражать протест от имени Лара.
— Держи меня в курсе всех своих находок, — сказал Быстрорук. Он посмотрел на хроно и поморщился. — Двадцать часов всего осталось.
Тат шмыгнула за дверь, радуясь, что может убраться от него. Он и всегда-то взвинченный и странный, после Каруш-на совсем обезумел, и Тат боялась, как бы Геенна вовсе не снесла у него крышу.
Сгорбившись, Тат поспешила в сравнительно безопасное убежище своей каюты. Закрыв дверь на кодовый замок, она вошла в компьютерную систему и с черепашьей скоростью двинулась по ее периметру. Терпеливые пробники кода нащупывали аномалию. В конце концов она случайно обнаружила, что Моррийон с дьявольской изобретательностью замаскировал почти всю свою информацию под пробел в пространстве памяти.
Осторожно — сторожевые фаги так и сновали взад-вперед, выискивая чужого, — она попыталась выяснить, как это ему удалось. Взломать такой массив будет еще труднее.
Наконец, дойдя почти до предела, она заставила себя остановиться и выключить компьютер. Рука отказывалась работать, и погасший экран рябил остаточными образами, терзая воспаленные глаза.
Если она сейчас вернется в систему, то сделает какую-нибудь глупость и будет поймана. Пора попробовать другой способ.
Она повернулась в кресле, удивившись тому, как затекла шея. Взгляд на хроно ужаснул ее: она просидела за пультом полных девять часов. Было 3.45.
Тат встала, и колоссальный зевок разодрал ее внутренности. С тоской посмотрев на постель, она потерла глаза и направилась к двери.
Критический момент приближался. Она разделяла страх Быстрорука по поводу того, что должарианцы контролируют функции корабля. Не говоря уж о самом Быстроруке — он достаточно свихнулся, чтобы выбросить ее в космос.
Страх придал Тат подобие энергии, которой хватило, чтобы добраться до совершенно пустой рекреации. Она налила себе кружку горячего кафа и, вдыхая ароматный парок, стала думать.
Надо бросать электронную охоту и заняться ловлей в реальном времени. Вот только как отловить Моррийона, чтобы никто об этом не узнал?
От одной мысли войти на должарскую территорию ее бросало в дрожь. И локатором пользоваться нельзя — Моррийон сразу об этом узнает. Тат и себе давно поставила предохранители против слежки.
Но... Тат, прикусив губу, уставилась на кухонный пульт. Есть другой способ: проверить, где он был днем и что заказывал.
С бьющимся сердцем она вывела на экран список.
№ 121-СД: руфус рисом, геэловый суп, каф-снитхи, 3,39.
Борийские блюда.
И — она проверила еще раз — заказ он делал прямо отсюда, а не из той рекреации, что ближе к должарской половине.
Из этого вытекает, что он не хотел есть у себя, при тяжелой гравитации. И Тат была уверена, что он никогда не ест со своим господином.
Но на корабле места много. «Думай же, думай», — твердила себе Тат, шагая взад и вперед. Было бы просто здорово, если бы он пользовался тем же укрытием, которое облюбовали себе Тат и ее братья. Там гравитация меняется так, что кажется...
Она остановилась. Почему бы и нет? Он сейчас не у себя, иначе не заказывал бы себе еду на другой половине корабля. И никто еще не видел, чтобы он ел в рекреации, как обычно поступали все остальные.
«И он тоже бори как-никак, — поэтому должен чувствовать себя комфортно на высоте, как и мы».
Не сказать, чтобы где-то на корабле были высоты, но есть одно место, которое с помощью воображения может сойти за таковую.
Сначала надо обеспечить прикрытие. Тат заказала себе какую-то еду, выпила половину кафа и поспешила к транстубу. Когда капсула тронулась с места, она впервые задумалась над тем, что скажет Моррийону, если его найдет. «Мы оба бори, я и ты», — подумала она и ощутила дикий порыв расхохотаться.
Капсула остановилась, и Тат прислонилась к двери, стараясь унять биение сердца. Подышала глубоко, отпила глоток кафа. Ей снова захотелось посмеяться: в реальном времени она умеет хитрить еще меньше, чем капитан Быстрорук.
«Потому-то я и оказалась на этом корабле. Одна надежда, что выберусь с него живой».
Она закрыла глаза, переборов истерический смех заодно с паникой, и двинулась вперед шаг за шагом, пока не пришла к входному шлюзу длинной снарядной трубки.
Она сразу поняла, что там кто-то есть, — и этот кто-то то ли поймал, то ли сам запрограммировал небольшой сдвиг гравитации, благодаря которому ты, сидя на краю люка, чувствуешь себя так, будто у тебя под ногами километровой глубины пропасть. Желтый свет в шлюзовом люке мигал четыре раза в секунду — четверть «же», — и муаровая рябь индикатора оповещала, что изменена не только сила тяжести, но и ориентация.
Тат нажатием кнопки открыла люк, держа поднос с едой в свободной руке, прошла внутрь и увидела, как и ожидала, что задняя стенка шлюза опущена. Она легко перелетела туда и увидела перед собой скорченную фигуру Моррийона. Он смотрел на нее холодно и настороженно, сидя на том, что при нормальной гравитации было бы верхним краем отверстия, свесив ноги в километровый провал, которым при уменьшенном тяготении казалась снарядная трубка.
Тат, приподняв свой поднос, привела сухой язык в движение и растянула губы в улыбку.
— Не возражаете? — спросила она и тут же поняла, что он никогда не ест при других. Выражение, сходное с протестом, заострило его и без того острые черты. У Тат по телу побежали мурашки — как и тогда, когда она сознала, что он спит один. Что же это за бори, который спит и ест в одиночестве?
— Ты же в первом составе, — сказал он. — Почему ты не спишь?
Она пожала плечами и тут же нашлась:
— Половина первого состава числятся больными, как и несколько дублеров. Осваиваю смежные функции по приказу капитана. — И она добавила, не успел он ответить: — Вот посмотрите.
Он напрягся, и она, протянув руку к встроенному пульту, вдруг подумала, что он может быть вооружен. Вот возьмет и убьет ее, а тело выбросит в космос из ближайшего шлюза. Или устроит собственный вариант Каруш-на Рахали.
Но он не двинулся с места, и она быстро набрала код, оживив голограмму, сделанную Ларом. Теперь под ними был уже не голый дипласт и сетчатая металлическая дорожка — они сидели на вершине утеса, а рядом шумно рушился в темную пропасть водопад. Звук был хорош: вода очень натурально падала в далекую реку, а тианьги веяло им в лица борийскими запахами: сладуницей, орои, цветом карита.
Моррийон сделал долгий, прерывистый вдох, и его лицо в искусственном солнечном свете напряглось, словно от боли.
— Вам не нравится? — изумленно спросила Тат и выключила голограмму.
Он промолчал, но это явно стоило ему труда. Сердце Тат отсчитывало секунды — тук-тук, тук-тук.
— Я только и видел Бори, что на картинках, — сказал он наконец с хрипотцой в тонком голосе. — Не знал, что там есть такие горы.
— Таких нет. Там только холмы и реки. Не знаю, как в пустыне — я улетела оттуда в четыре года. Помню только дома на сваях и одно большое наводнение. Но нам нравится эта картинка.
Она протянула руку и, видя, что он не возражает, снова включила голограмму. Они долго сидели, глядя, как искусственный водопад падает в искусственную реку.
— Вы правда никогда не видели бори в реальности? — осторожно спросила она.
— Только младенцем. — Он как будто пришел в себя. Его еда стояла нетронутой на палубе — точнее, на стене — рядом с ним, но бежать он вроде бы не собирался.
— Кушайте же, — предложила она, чувствуя, что его уверенность немного окрепла. Положение чуточку нормализовалось — насколько могло быть нормальным то, что они двое путешествуют на разных концах этого проклятого корабля, так далеко от родной планеты.
И снова болезненная гримаса собрала его лицо в складки.