Страница:
И Ваннис перебирала в уме то, что узнала. Он не глуп. Он тоже не выносил Семиона, а вот среднего брата любил. Он хорошо знает историю, знаком с трудами своих предков, любит музыку — к музыке они возвращались то и дело.
Ему было очень важно освободить возлюбленную своего брата — вот только она, Ваннис, так и не знала почему.
И только закончив свой перечень, она взглянула в лицо сожалению и признала, что никогда еще не встречала такого отпора.
Она задержалась на небольшом пригорке. Ветер шевелил ее платье. Обхватив голые руки повыше локтя, она вспомнила, что сказал Брендон о нарбонском тианьги: «Особая смесь цветов и пряностей».
Она пожалела, что не распознала запахи в анклаве, и поняла, что там их вовсе не было, а двери стояли открытыми в сад и на озеро. Что до того, чем душится Брендон, она была недостаточно близко, чтобы это уловить.
Ее пальцы скользнули от локтей к плечам — так она и стояла, обхватив себя руками, прижав подбородок к запястью, перебарывая желание оглянуться и посмотреть, не стоит ли опять на пороге высокая, темноволосая фигура.
Его там нет.
Признав и это, она быстрыми шагами двинулась дальше.
7
Ему было очень важно освободить возлюбленную своего брата — вот только она, Ваннис, так и не знала почему.
И только закончив свой перечень, она взглянула в лицо сожалению и признала, что никогда еще не встречала такого отпора.
Она задержалась на небольшом пригорке. Ветер шевелил ее платье. Обхватив голые руки повыше локтя, она вспомнила, что сказал Брендон о нарбонском тианьги: «Особая смесь цветов и пряностей».
Она пожалела, что не распознала запахи в анклаве, и поняла, что там их вовсе не было, а двери стояли открытыми в сад и на озеро. Что до того, чем душится Брендон, она была недостаточно близко, чтобы это уловить.
Ее пальцы скользнули от локтей к плечам — так она и стояла, обхватив себя руками, прижав подбородок к запястью, перебарывая желание оглянуться и посмотреть, не стоит ли опять на пороге высокая, темноволосая фигура.
Его там нет.
Признав и это, она быстрыми шагами двинулась дальше.
7
Анарис отложил свой дираж'у и откинулся назад.
— Вы верите в свое пророчество?
Лицо Панарха почти не изменилось — разве что блеск в глазах стал немного иным. Анарис не понимал, что это означает.
— В то, что я сказал твоему отцу? — улыбнулся Геласаар. — Первое, о чем я спросил своих советников, когда воссоединился с ними, — это о том, как закончился наш с ним разговор.
— Разве вы сами не помните?
— Не до конца. Шоковый ошейник подействовал весьма эффективно. — На шее у Панарха до сил пор еще не зажили багровые рубцы. — На твой вопрос я отвечу так: не знаю.
Я ведь, кажется, говорил тебе, что моя мать дважды видела во сне войну перед самым нашествием шиидранских орд? Но как-то она созналась, что перед моим зачатием ей снилось, будто она родит дочь. — Он весело прищурил глаза. — Вот и толкуй тут.
Анарис снова взял дираж'у, играя с его концами.
— Хотел бы я посмотреть, кто окажется прав.
Волнение эйя обожгло ей нервы, сделав контакт почти болезненным — как связь по слишком громко настроенному босуэллу.
Эйя слышат слуховой камень спящего, но стены вокруг не дают пройти.
Трофейная гиперрация. Они ни разу не волновались так с тех пор, как Аркад принес Сердце Хроноса.
Слышите ли вы человеческие слова из слухового камня спящего?
Эйя слышат, как слова текут, но самих слов не слышат. Эйя должны прикоснуться.
Что слышат эйя, кроме слов?
Мы слышим страх, мы слышим хаос. — И тут их пронизал шок, опаливший ее мозг. — Мы слышим глас далекого спящего.
Где?
Далеко, далеко, и он движется...
Уровень их беспокойства возрос — они верещали на самых высоких нотах, которые используются только в моменты сильного стресса или на церемониях.
«Плохой знак», — подумала Вийя, борясь с головной болью, вызванной их речью и мыслями. Чтобы направить их в другую сторону, она сформулировала вопрос:
Слышите ли вы тех, кого называете ульем «Телварны»?
Мы слышим. Нам радостно узнавать улей «Телварны» среди остальных. Мы слышим одного-с-тремя...
Иварда, благодаря таинственной связи между собой, и келли. Вийя тоже слышала мысли Иварда и знала, что он часто слышит ее мысли, хотя пока не различает их, — кроме тех случаев, когда она связывается с ним сознательно.
Эйя описали сны Иварда так, как их воспринимали, и перебрали остальной экипаж, хотя и не по именам. Они только ее называли Вийя — Та, Что Слышит, но человеческими именами не пользовались, а своих узнавали по описанию.
Мы слышим Непостоянного, который в гневе думает, что оторван от улья...
Локри, заключенный панархистами в сверхнадежный Первый блок по обвинению в убийстве. Пока только Жаим и Марим были у него — очень недолго.
Мы слышим делающего музыку-и-еду, он думает об опасности ухода того, Кто-Дарит-Камень-Огонь...
Значит, Монтроз обнаружил какой-то заговор против Брендона Аркада? Вийю это не удивило.
Она поколебалась, чувствуя, что находится на краю пропасти. Но вопрос об умственном состоянии Аркада не грозил опасностью никому, кроме нее, и она спросила:
А тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь?
Тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь, думает, как движутся металлические ульи между мирами.
И где-то, словно отдаленное эхо, возник шепот мысли, помеченной знакомым накалом эмоций. Она может слышать и его, если сосредоточится.
Вийя оборвала эту связь.
Та, что летает, движется в маленьком металлическом улье...
Тут эйя, оставив Марим, объявили:
Сюда идет нивийя.
«Еще один, который слышит». Вийя не успела еще оправиться от последствий пси-контакта, как прозвенел вестник. Пришел тот, кто уже приходил к эйя по просьбе Элоатри — первый человек, помимо Вийи, наладивший с ними связь. Ей тогда пришлось буквально отрываться от их перевозбужденных мыслей — да и теперь их интерес к нему еще не ослаб. Хорошо, что их сейчас нет здесь. Вийя встала и открыла дверь.
Для нее было шоком снова увидеть должарианца, даже в одеждах одного из панархистских колледжей. Старик, высокий для ее соплеменников, нагнул голову, проходя в дверь. Широкий в плечах и груди, темноволосый и темнокожий, он носил длинную бороду, не скрывавшую ястребиного носа, широких скул и глубоких глазниц, характерный для жителя материка. Его отличало, помимо одежды, до нелепости мягкое выражение морщинистого лица.
— Меня прислала Верховная Фанесса, — сказал он вместо приветствия и продолжил по-должариански: — Я тоже выходец с Хореи, бежавший от Детей Дола.
Встреча с другим темпатом всегда трудна, но упоминание о Хореи сразу после контакта с эйя сделали ее еще более трудной. Дезриен. Воспоминания нахлынули на нее, сопровождаемые волной неразгаданных эмоций от эйя. Отчаянным усилием Вийя поборола память, вернув внимание к высокому, терпеливо ожидавшему должарианцу.
Она чувствовала редкую силу его сосредоточения, от которой у нее мурашки бежали по коже. Инстинкт побуждал ее драться или бежать, но она подавила его и заставила себя слушать и рассуждать.
Ее вознаградил четкий личностный образ. Он обладал мощной эмоциональной меткой — Вийя знала, что и у нее такая же, — и ошеломлял своей сложностью. Но Вийя. не обнаружила ни жутковатого вывиха, отличавшего Норио, ручного темпата Хрима, ни навязчивой ласковости, свойственной одному известному владельцу клуба на Рифтхавене, который славился своим пристрастием к чувственным удовольствиям.
Сила этого человека, как бы велика она ни была, ее не настораживала, как не пугала вибрация палубы под ногами перед пространственными скачками.
Ее глаза, прикованные к его лицу, снова начали видеть — и она осознала, что они оба давно уже молчат. Но гость как будто не против был подождать, чтобы дать ей освоиться.
И это было сильнее всяких слов. Она сказала:
— Я Вийя — «Та, Что Слышит» на языке эйя. Товарищи по руднику до побега звали меня Смертельный Глаз. — В отдалении она услышала слабую рябь реакции эйя, которым стало страшно, и это на миг отвлекло ее. Она не любила эмоций, сопровождавших ее детские воспоминания.
Он склонил голову, как равный перед равным.
— Я до собственного побега был Мандериан рахал-Кхестели, из дома Нойгрианов.
— Нойгрианы... кораблестроители, — вспомнила она.
Он кивнул.
— Я удовлетворялся работой инженера и скрывал свои таланты от материнского пеш мас'хадни, но тут моя сестра решила начать войну за наследство. — Он улыбнулся. — Мой талант спас меня, а познания в области техники позволили купить себе свободу и улететь с планеты. — Он покачал головой. — Эта культура полностью обанкротилась, и таких, как я, больше, чем полагают правители. Знаешь ли ты хоть немного историю Хореи? Не ту подлую ложь, которой нас учили детьми, а правду?
Вийя поколебалась. Историю, не запятнанную ложью Детей Дола, она узнала уже здесь, на Аресе. Но Мандериан спрашивал не только об этом. Дезрианские видения снова нахлынули на нее почти с парализующей ясностью: светящийся астероид, медленно-медленно спускающийся в восточное море, предвещая гибель острова Хореи от рук континентальных должарианцев. Но об этом никому не расскажешь.
— Кое-что знаю, — сказала она.
Он снова склонил голову.
— Когда-нибудь все переменится. — Эти слова звучали пророчески. — Но теперь время торопит, и нам многое предстоит сделать. Ты должна знать, что мне в некотором смысле удалось установить связь с эйя.
И те, следящие за ними издалека, послали мысль:
Он говорит руками с эйя, с единственными среди многих. Мы празднуем новое создание слов.
— Нивийя, — произнесла женщина.
— Еще один, который слышит. Не означает ли это, что они считают меня чем-то вроде своего домашнего зверька? Их реакции трудно истолковать. — Он улыбнулся, как бы предоставляя Вийе шанс высказаться на предмет психологии эйя, но она промолчала. — Я изобрел для них язык знаков, чтобы они при необходимости могли общаться и с другими людьми на станции.
Он не спросил, почему Вийя не сделала того же за то время, что провела с ними, и не стал интересоваться, насколько глубок уровень их общения. И она чувствовала, что он не совсем откровенен с ней, как и она с ним. Жаловаться на это не приходилось.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала она.
— Хорошо. — Он перешел на уни. — Начнем вот с чего...
Ее секретарь Туаан был все еще погружен в медитацию. Напряженная атмосфера, медленно овладевавшая Аресом, сказывалась на всех.
Элоатри решила пройтись по залу, но сначала проверила почту. На одном послании она задержалась особенно долго: Тате Кага приглашал ее на вечер в Сады Аши. Что придумал старый нуллер на этот раз? Выжженный на ее ладони Диграмматон отозвался легким зудом.
Профет, шаман, хитрец из сказки, он совершенно непредсказуем. Тате Кага был давним другом Томико. Увидев Элоатри на торжественном балу в честь прибытия Эренарха, он молча посмотрел на нее, а потом сказал: «Он хорошо выбрал».
Она решила, что пойдет к нему непременно, несмотря на дезориентирующие свойства Садов. Она сообщила о своем согласии, оставила Туаана разбираться с остальной почтой и вышла в сад.
Она постояла там, слушая плеск водопада и мелодичное пение скрытых ветровых флейт, но скоро ее босуэлл возвестил, что кто-то пришел с визитом.
Элоатри прошла через мощенный плиткой дворик в приемную, где ожидал великан-гностор Синхровосприятия и Синхропрактики. Он молча поклонился ей.
— Как прошла встреча? — спросила она.
— Нам нужно многое обсудить. — Повинуясь ее жесту, он вышел за ней в сад и заговорил, только когда они опустились на низкую скамью. Легкий ветер нес прохладу водяных струй и стрекотание невидимых насекомых.
— Я попытался установить контакт с эйя, как вы просили.
— И что же?
В его глазах отразилась пережитая боль.
— Простите, нумен. Это почти... ошеломляет. Я всего лишь человек, с которым они делятся... своими концепциями. Это трудно объяснить. Они даже теперь не совеем еще понимают, что каждый из нас — монада.
— Но что они говорили?
— Ничего... и очень много. — Он помолчал, глядя в землю, положив руки на колени, и заговорил опять: — Я понял достаточно, чтобы придумать им некоторые простейшие знаки для общения с людьми, — подробный отчет вы найдете в своей почте.
Элоатри кивнула.
— Но из бурного потока их образов и эмоций я могу ухватить лишь очень немногое. Я испытываю почти страх при мысли, что могло произойти — и происходит — с Вийей за годы общения с ними.
— Вы думаете, ей грозит опасность?
— Возможно. У этой женщины с инопланетянами установился настоящий Прямой Контакт, звено между двумя ноосферами. Их связь — это классический пример встречи архетипов, которая рассматривалась на объединенной конференции колледжей Ксенологии и Архетипа и Ритуала. — Мандериан, видимо, уловил, что Элоатри не совсем понятна его терминология. — Я слышал, как вы говорили о «дверных петлях Времени». Это в принципе то же самое. Психическая энергия обеих рас сливается, и у меня создалось впечатление, что к этому, кроме них, как-то причастны келли и рыжеволосый атавистический субъект.
У Элоатри создалось такое же впечатление, когда врачебная троица келли удаляла геном своего Архона из организма Иварда.
— И еще, — сказал Мандериан, — у них постоянно повторяется один и тот же образ: маленькая серебряная сфера, наделенная, видимо, большой мощью.
Это Элоатри не удивило, но следующие слова гностора ошеломили ее:
— Эйя, кажется, думают, что эта вещь или, скорее, один из ее компонентов, находится здесь, на Аресе. Они пытаются это отыскать.
У Элоатри внезапно пересохло во рту.
— Значит, им известно о трофейной рации.
— Вероятно. Не знаю только, зачем она им нужна.
Элоатри перевела дыхание. Сновидение велело ей следовать за этими людьми, и на своем пути она все глубже погружается в политику Ареса и в войну, которую он ведет. Надо будет сказать Найбергу и Омилову.
Но пока что она должна подумать о своем. На весах Телоса судьба одного разумного существа весит не меньше, чем судьба целого общества.
— Вы встречались и с Вийей. Как это прошло?
— Неплохо. Она нам не доверяет, но настоящих причин для недоверия у нее нет. Готова помочь мне в языке жестов, который мы разработали для эйя.
— Вы научили ее, как экранировать побочные эффекты контактов с ними?
— Возможно, со временем. Хорошо бы ее протестировать. Надо попробовать. На данный момент могу сказать вот что: для темпата она очень сильна, сильнее, чем когда-либо был я. Ее талант фактически граничит с телепатией.
— Значит...
Мандериан кивнул.
— Ей, в отличие от меня, видимо, не обязательно быть рядом с эйя, чтобы контактировать с ними.
Это звучало как предостережение. Элоатри наскоро разобралась в том, что услышала, и спросила с удивлением:
— Но тогда она тоже должна знать о рации?
Мандериан кивнул.
— Вот как. — Элоатри заново пережила видение, показавшее ей Вийю и остальных, и потерла ожог на ладони. — Не говорите пока никому об этом. Я сама этим займусь. А вы попробуйте завоевать ее доверие — и научить ее всему, чему сможете.
Мандериан воспринял это как окончание беседы, и удалился.
Элоатри посидела еще немного, думая, как ей быть. Сначала нужно повидать Омилова. Она, хотя и предоставила ему жилье в Обители, видела его мало — проект «Юпитер» требовал все больше времени и сил. Знает ли он, что тоже представляет собой своего рода дверную петлю, жизненно важную в судьбе Брендона лит-Аркада? Официальный визит послужит хорошим поводом, чтобы выяснить, много ли ему об этом известно.
Приняв решение, она встала и пошла к остановке транстуба.
Коммандер Седри Тетрис сцепила руки за спиной, стараясь не касаться стены потными ладонями. Справа и слева от нее затаили дыхание капитан и другой коммандер. Напряжение чувствовалось почти осязаемо.
Перед ними возникло голографическое изображение Изумрудного Тронного Зала на Артелионе, знакомое почти каждому гражданину Панархии. Но вместо маленького энергичного Панарха на огромном, похожем на дерево троне сидел высокий, могучего сложения человеке угрюмым, тяжелым лицом, всем своим существом излучавший торжество.
Оператор перевел объектив своей айны с трона на длинный проход, ведущий к двойным дверям зала. Ухмыляющийся бори вел по нему человека, и скоро все узнали Панарха — в тюремной одежде и шоковом ошейнике.
У Седри, пятьдесят лет из своих шестидесяти активно работавшей на революцию, дернулись руки. Так бы и сорвала улыбочку с довольной, сияющей рожи этого бори.
— На колени, — приказал бори Панарху, и тот покорно преклонил колени слева от трона.
«Эсабиан передает это неспроста, — сказал Найберг, когда они только настроились на эту волну. — Нельзя быть уверенным, что все произошло именно так, как тут показано».
Бори тем временем обратился с речью к длинному ряду членов Малого Совета и других плененных панархистов. Седри думала, что будет торжествовать при виде их унижения, но ничего такого не почувствовала. Она все еще сердилась на то, что грядущая революция, призванная избавить планеты Центральных Тетрад от правления развращенных аристократов и передать власть в руки народа, грядущая революция, которую так тщательно вынашивала их группа, оказалась пустышкой, и вся их самоотверженная деятельность закончилась должарианским переворотом.
Пока бори призывал панархистов присягнуть на верность новому господину, Седри украдкой смотрела на лица молчаливых зрителей в Зале Ситуаций.
Впереди всех стоял новый Эренарх, ославленный тупицей и трусом. Как он себя поведет — притворится негодующим, втайне радуясь тому, что он не там, с остальными? Или спрячется за маской проклятой дулуской вежливости, за которой мерзости и гнили ничуть не меньше, чем у должарианца, сидящего на троне?
Кто-то приглушенно вздохнул, и внимание Седри вернулось к экрану.
— Приведите сначала этих тварей, — сказал Эсабиан, и солдаты в черном вытолкнули вперед троицу келли.
Седри впервые услышала голос врага, но ее мимолетный интерес сменился шоком, когда Эсабиан поднял вверх шар, в котором что-то трепыхалось.
— Это все, что осталось от вашего Архона, — сказал Эсабиан, и бросил шар на пол, а тарканцы изрубили неподвижных келли зазубренными мечами.
Зрители вокруг Седри содрогнулись от скорби, негодования и тайного страха.
Вся ее ячейка погибла после нападения Должара. Она одна занимала достаточно высокое положение, чтобы вырваться на свободу, и всю свою энергию обратила теперь на борьбу с захватчиками.
По ночам она работала с компьютером, уничтожая все следы своих планов, старых и новых, и всякое упоминание о товарищах, хотя и погибших. Как умело их всех использовали... но нет, не в этом дело. Новые жуткие картины отвлекли ее.
Восемь или десять мужчин и женщин пали под мечами должарианцев, залив пол темной густеющей кровью.
«Слишком легко Должар отыскал нас всех — вот в чем дело. Неужели и наше правительство тоже знало о нас?»
Она боролась с вторжением, не думая о себе, и понадобился долгий период времени, чтобы она осознала, как изменилось ее положение: она получила офицерское звание, две награды за храбрость и завоевала уважение окружающих, что казалось ей невозможным во времена ее чиновничества на Шелани.
В те первые хмельные недели после ее спасения можно было подумать, что революция все-таки произошла: нижнесторонние и высокожители, Дулу и Поллои — все чувствовали небывалую свободу и великие перемены. Одержав победу над Должаром, они образуют новое правительство. А без железного контроля Семиона в него сможет войти любой.
Так по крайней мере казалось.
Седри снова пережила шок. Десятого Дулу она узнала — то был старый Зах Стефапнас, демарх общины высокожителей, в которой она выросла. Седри не удивилась, когда он, дрожа, распластался перед должарским злодеем. Не своим голосом демарх произнес:
— Присягаю тебе на верность, господин мой Эсабиан...
Седри поморщилась, стараясь не слушать. Интересно, знает ли его подлая сестра Шарите-Пью, которая сейчас, возможно, танцует или пьет в павильоне со своими проклятыми Дулу, какая участь постигла ее брата? Седри очень хотелось бы, чтобы та это увидела.
Остальные панархисты последовали примеру трусливого демарха. Седри знала, что некоторые из них притворяются, чтобы потом вредить своим новым хозяевам. Она наблюдала за ними рассеянно: собственные страхи тревожили ее, как открытая рана.
Ее интерес усилился, когда речь дошла до остатков Малого Совета, умудренных годами и опытом. Самым высоким среди них был Падраик Карр, верховный адмирал Флота. Желчь подступила к горлу Седри при виде того, как он движется. Что они с ним сделали? То, что никаких следов на нем не было видно, еще ухудшало дело.
Эсабиан презрительно отмахнулся от них и стал произносить какие-то пышные фразы. Седри вспомнился шепот из мрака, напугавший ее как-то ночью после смены:
«Седри Тетрис из ячейки Семи Глаз. Вашим паролем было: “Когда сломается сук”, не так ли?»
Ее потные ладони похолодели, но воспоминание о высоком золотоглазом человеке заслонил Панарх, поставленный перед Эсабианом.
— Похоже, ни твои молитвы, ни твой выбор не помогли тебе, — холодно произнес Эсабиан, указав на мертвых и на живых, которых уводили прочь солдаты. — Да и оставшиеся тебе верными подданные тоже.
— А что ты будешь делать, когда появится мой Флот? — Голос Панарха звучал слабо в огромном зале — хорошо слышно было только Эсабиана на его возвышении.
— Твоя забота обо мне, право же, трогательна. Аркад, но вот твое представление о моих возможностях ошибочно. — И Эсабиан начал хвастаться своим урианским оружием перед недоверчивым Панархом.
Это все уже устарело — зачем же Эсабиан это передает? «Трудновато ему, должно быть, держать в руках своих рифтеров», — подумала Седри.
И мысли ее тут же вернулись к собственной проблеме: бывший Архон Тимбервелла как-то узнал о ее прошлом и теперь угрожает ее разоблачить.
«Я восхищаюсь вами, — с юмористическими нотками шептал вкрадчивый голос. — Вы ловко воспользовались этой заварухой. Для вас найдется место в новом правительстве — только нужно быть благоразумной и знать, когда следует бороться, а когда подчиняться тем, у кого больше опыта...»
В ней вспыхнул гнев. Дулу не лгал — сила действительно на его стороне. Не так уж важно, где она ошиблась, заметая следы. Он знает — и она либо даст ему то, что он хочет, либо умрет. Она должна принять решение здесь и сейчас.
«Я хочу знать, что прячет Найберг», — сказал он.
Она сжала руки еще сильнее. Ее босуэлл продолжал записывать. Еще не поздно выключить его.
Но если она проявит благородство и умрет, он найдет себе более покорное орудие — того, кто никогда не станет работать против него.
— Ну что, Аркад, хочешь узнать свою дальнейшую судьбу? — хвастливо произнес бори.
Седри обратила взгляд на нового Эренарха, тихо стоящего перед голограммой. О его собственном чудесном спасении ходили темные слухи. Верны ли они? Его поведение здесь озадачивало: он до сих пор не признал своего отца мертвым и не приступил к созыву нового правительства. Может быть, он ждал чего-то в этом роде?
Сейчас его эмоции были ясны каждому. Бледный, страдающий, с потемневшими от гнева глазами, он смотрел, как бори принес два контейнера и поставил их на пол.
— Я не сомневаюсь, большую часть прошедших двадцати лет ты провел, выдумывая что-нибудь особо кровавое, и ничто не остановит тебя... — все тем же слабым голосом промолвил Панарх.
Эсабиан улыбнулся.
— Мне нет нужды марать руки, убивая тебя, — узники Геенны сами сделают это за меня.
По кольцу офицеров пробежал ропот. Пальцы Эренарха сжались в кулаки и снова разогнулись.
Бори опять изрек что-то хвастливое, должарианец ему ответил. Седри, перед которой разверзлась собственная пропасть, отбросила все мысли и только смотрела.
Бори осветил контейнеры, и все увидели лежащие в них головы наследников престола. Эсабиан начал говорить что-то, но Седри пропустила это мимо ушей. Теперь это всего лишь ритуал: торжествующий победитель проводит в цепях своего царственного пленника, чтобы внушить покорность новым подданным.
Но ее поразило в самое сердце горе на лице Панарха, которое отразил, как в зеркале, его стоящий здесь сын. Однако Панарх, сделав усилие, снова напустил на себя проклятую дулускую невозмутимость, у Эренарха же заблестели глаза, и он сердито смахнул с них слезы.
— Уж не изменил ли тебе твой хваленый ум? — насмехался Эсабиан. — Ты, который потерял империю, флот, наследников! Ты, которому так и не удалось проникнуть в тайны Ура! Я сумел, и теперь я управляю урианскими энергиями так же легко, как эта штука управляет тобой. — Тут бори активизировал шоковый ошейник. Панарх, корчась, упал на колени и скоро распростерся у ног победителя.
Голограмма померкла, и ее сменила другая: планета Минерва, охваченная огнем.
Найберг сделал знак, и трансляция прекратилась.
— Благодарю вас, — сказал Эренарх и вышел в сопровождении своего телохранителя.
После недолгой тишины зал наполнился голосами: гневными, взволнованными, клянущимися отомстить.
Седри выключила босуэлл и поправила рукав, прежде чем опустить руки.
«Ты получишь свой секрет, Тау Шривашти, — угрюмо подумала она. Горе Панарха и его единственного оставшегося в живых сына до сих пор стояло у нее перед глазами. — Быть может, у тебя достанет сил, чтобы победить это чудовище. И тогда... тогда...»
Образы удрученных Аркадов продолжали плавать перед ней в коридоре, когда она последовала за другими офицерами к выходу. Убежденная, что в них заключается ее смертный приговор, она испытала странное облегчение. Кто-нибудь да отдаст ее в руки правосудия — либо Тимбервелл, либо она сама.
— Вы верите в свое пророчество?
Лицо Панарха почти не изменилось — разве что блеск в глазах стал немного иным. Анарис не понимал, что это означает.
— В то, что я сказал твоему отцу? — улыбнулся Геласаар. — Первое, о чем я спросил своих советников, когда воссоединился с ними, — это о том, как закончился наш с ним разговор.
— Разве вы сами не помните?
— Не до конца. Шоковый ошейник подействовал весьма эффективно. — На шее у Панарха до сил пор еще не зажили багровые рубцы. — На твой вопрос я отвечу так: не знаю.
Я ведь, кажется, говорил тебе, что моя мать дважды видела во сне войну перед самым нашествием шиидранских орд? Но как-то она созналась, что перед моим зачатием ей снилось, будто она родит дочь. — Он весело прищурил глаза. — Вот и толкуй тут.
Анарис снова взял дираж'у, играя с его концами.
— Хотел бы я посмотреть, кто окажется прав.
* * *
Вийя ощутила легкое головокружение, предвещавшее контакт с эйя. Быстро отключив пульт, она склонилась вперед, закрыла глаза и опустила голову на руки.Волнение эйя обожгло ей нервы, сделав контакт почти болезненным — как связь по слишком громко настроенному босуэллу.
Эйя слышат слуховой камень спящего, но стены вокруг не дают пройти.
Трофейная гиперрация. Они ни разу не волновались так с тех пор, как Аркад принес Сердце Хроноса.
Слышите ли вы человеческие слова из слухового камня спящего?
Эйя слышат, как слова текут, но самих слов не слышат. Эйя должны прикоснуться.
Что слышат эйя, кроме слов?
Мы слышим страх, мы слышим хаос. — И тут их пронизал шок, опаливший ее мозг. — Мы слышим глас далекого спящего.
Где?
Далеко, далеко, и он движется...
Уровень их беспокойства возрос — они верещали на самых высоких нотах, которые используются только в моменты сильного стресса или на церемониях.
«Плохой знак», — подумала Вийя, борясь с головной болью, вызванной их речью и мыслями. Чтобы направить их в другую сторону, она сформулировала вопрос:
Слышите ли вы тех, кого называете ульем «Телварны»?
Мы слышим. Нам радостно узнавать улей «Телварны» среди остальных. Мы слышим одного-с-тремя...
Иварда, благодаря таинственной связи между собой, и келли. Вийя тоже слышала мысли Иварда и знала, что он часто слышит ее мысли, хотя пока не различает их, — кроме тех случаев, когда она связывается с ним сознательно.
Эйя описали сны Иварда так, как их воспринимали, и перебрали остальной экипаж, хотя и не по именам. Они только ее называли Вийя — Та, Что Слышит, но человеческими именами не пользовались, а своих узнавали по описанию.
Мы слышим Непостоянного, который в гневе думает, что оторван от улья...
Локри, заключенный панархистами в сверхнадежный Первый блок по обвинению в убийстве. Пока только Жаим и Марим были у него — очень недолго.
Мы слышим делающего музыку-и-еду, он думает об опасности ухода того, Кто-Дарит-Камень-Огонь...
Значит, Монтроз обнаружил какой-то заговор против Брендона Аркада? Вийю это не удивило.
Она поколебалась, чувствуя, что находится на краю пропасти. Но вопрос об умственном состоянии Аркада не грозил опасностью никому, кроме нее, и она спросила:
А тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь?
Тот, Кто-Дарит-Камень-Огонь, думает, как движутся металлические ульи между мирами.
И где-то, словно отдаленное эхо, возник шепот мысли, помеченной знакомым накалом эмоций. Она может слышать и его, если сосредоточится.
Вийя оборвала эту связь.
Та, что летает, движется в маленьком металлическом улье...
Тут эйя, оставив Марим, объявили:
Сюда идет нивийя.
«Еще один, который слышит». Вийя не успела еще оправиться от последствий пси-контакта, как прозвенел вестник. Пришел тот, кто уже приходил к эйя по просьбе Элоатри — первый человек, помимо Вийи, наладивший с ними связь. Ей тогда пришлось буквально отрываться от их перевозбужденных мыслей — да и теперь их интерес к нему еще не ослаб. Хорошо, что их сейчас нет здесь. Вийя встала и открыла дверь.
Для нее было шоком снова увидеть должарианца, даже в одеждах одного из панархистских колледжей. Старик, высокий для ее соплеменников, нагнул голову, проходя в дверь. Широкий в плечах и груди, темноволосый и темнокожий, он носил длинную бороду, не скрывавшую ястребиного носа, широких скул и глубоких глазниц, характерный для жителя материка. Его отличало, помимо одежды, до нелепости мягкое выражение морщинистого лица.
— Меня прислала Верховная Фанесса, — сказал он вместо приветствия и продолжил по-должариански: — Я тоже выходец с Хореи, бежавший от Детей Дола.
Встреча с другим темпатом всегда трудна, но упоминание о Хореи сразу после контакта с эйя сделали ее еще более трудной. Дезриен. Воспоминания нахлынули на нее, сопровождаемые волной неразгаданных эмоций от эйя. Отчаянным усилием Вийя поборола память, вернув внимание к высокому, терпеливо ожидавшему должарианцу.
Она чувствовала редкую силу его сосредоточения, от которой у нее мурашки бежали по коже. Инстинкт побуждал ее драться или бежать, но она подавила его и заставила себя слушать и рассуждать.
Ее вознаградил четкий личностный образ. Он обладал мощной эмоциональной меткой — Вийя знала, что и у нее такая же, — и ошеломлял своей сложностью. Но Вийя. не обнаружила ни жутковатого вывиха, отличавшего Норио, ручного темпата Хрима, ни навязчивой ласковости, свойственной одному известному владельцу клуба на Рифтхавене, который славился своим пристрастием к чувственным удовольствиям.
Сила этого человека, как бы велика она ни была, ее не настораживала, как не пугала вибрация палубы под ногами перед пространственными скачками.
Ее глаза, прикованные к его лицу, снова начали видеть — и она осознала, что они оба давно уже молчат. Но гость как будто не против был подождать, чтобы дать ей освоиться.
И это было сильнее всяких слов. Она сказала:
— Я Вийя — «Та, Что Слышит» на языке эйя. Товарищи по руднику до побега звали меня Смертельный Глаз. — В отдалении она услышала слабую рябь реакции эйя, которым стало страшно, и это на миг отвлекло ее. Она не любила эмоций, сопровождавших ее детские воспоминания.
Он склонил голову, как равный перед равным.
— Я до собственного побега был Мандериан рахал-Кхестели, из дома Нойгрианов.
— Нойгрианы... кораблестроители, — вспомнила она.
Он кивнул.
— Я удовлетворялся работой инженера и скрывал свои таланты от материнского пеш мас'хадни, но тут моя сестра решила начать войну за наследство. — Он улыбнулся. — Мой талант спас меня, а познания в области техники позволили купить себе свободу и улететь с планеты. — Он покачал головой. — Эта культура полностью обанкротилась, и таких, как я, больше, чем полагают правители. Знаешь ли ты хоть немного историю Хореи? Не ту подлую ложь, которой нас учили детьми, а правду?
Вийя поколебалась. Историю, не запятнанную ложью Детей Дола, она узнала уже здесь, на Аресе. Но Мандериан спрашивал не только об этом. Дезрианские видения снова нахлынули на нее почти с парализующей ясностью: светящийся астероид, медленно-медленно спускающийся в восточное море, предвещая гибель острова Хореи от рук континентальных должарианцев. Но об этом никому не расскажешь.
— Кое-что знаю, — сказала она.
Он снова склонил голову.
— Когда-нибудь все переменится. — Эти слова звучали пророчески. — Но теперь время торопит, и нам многое предстоит сделать. Ты должна знать, что мне в некотором смысле удалось установить связь с эйя.
И те, следящие за ними издалека, послали мысль:
Он говорит руками с эйя, с единственными среди многих. Мы празднуем новое создание слов.
— Нивийя, — произнесла женщина.
— Еще один, который слышит. Не означает ли это, что они считают меня чем-то вроде своего домашнего зверька? Их реакции трудно истолковать. — Он улыбнулся, как бы предоставляя Вийе шанс высказаться на предмет психологии эйя, но она промолчала. — Я изобрел для них язык знаков, чтобы они при необходимости могли общаться и с другими людьми на станции.
Он не спросил, почему Вийя не сделала того же за то время, что провела с ними, и не стал интересоваться, насколько глубок уровень их общения. И она чувствовала, что он не совсем откровенен с ней, как и она с ним. Жаловаться на это не приходилось.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказала она.
— Хорошо. — Он перешел на уни. — Начнем вот с чего...
* * *
Элоатри завершила медитацию, сделала три очистительных вдоха и выдоха, разогнула поджатые ноги с легкостью, приобретенной за несколько десятилетий, и встала.Ее секретарь Туаан был все еще погружен в медитацию. Напряженная атмосфера, медленно овладевавшая Аресом, сказывалась на всех.
Элоатри решила пройтись по залу, но сначала проверила почту. На одном послании она задержалась особенно долго: Тате Кага приглашал ее на вечер в Сады Аши. Что придумал старый нуллер на этот раз? Выжженный на ее ладони Диграмматон отозвался легким зудом.
Профет, шаман, хитрец из сказки, он совершенно непредсказуем. Тате Кага был давним другом Томико. Увидев Элоатри на торжественном балу в честь прибытия Эренарха, он молча посмотрел на нее, а потом сказал: «Он хорошо выбрал».
Она решила, что пойдет к нему непременно, несмотря на дезориентирующие свойства Садов. Она сообщила о своем согласии, оставила Туаана разбираться с остальной почтой и вышла в сад.
Она постояла там, слушая плеск водопада и мелодичное пение скрытых ветровых флейт, но скоро ее босуэлл возвестил, что кто-то пришел с визитом.
Элоатри прошла через мощенный плиткой дворик в приемную, где ожидал великан-гностор Синхровосприятия и Синхропрактики. Он молча поклонился ей.
— Как прошла встреча? — спросила она.
— Нам нужно многое обсудить. — Повинуясь ее жесту, он вышел за ней в сад и заговорил, только когда они опустились на низкую скамью. Легкий ветер нес прохладу водяных струй и стрекотание невидимых насекомых.
— Я попытался установить контакт с эйя, как вы просили.
— И что же?
В его глазах отразилась пережитая боль.
— Простите, нумен. Это почти... ошеломляет. Я всего лишь человек, с которым они делятся... своими концепциями. Это трудно объяснить. Они даже теперь не совеем еще понимают, что каждый из нас — монада.
— Но что они говорили?
— Ничего... и очень много. — Он помолчал, глядя в землю, положив руки на колени, и заговорил опять: — Я понял достаточно, чтобы придумать им некоторые простейшие знаки для общения с людьми, — подробный отчет вы найдете в своей почте.
Элоатри кивнула.
— Но из бурного потока их образов и эмоций я могу ухватить лишь очень немногое. Я испытываю почти страх при мысли, что могло произойти — и происходит — с Вийей за годы общения с ними.
— Вы думаете, ей грозит опасность?
— Возможно. У этой женщины с инопланетянами установился настоящий Прямой Контакт, звено между двумя ноосферами. Их связь — это классический пример встречи архетипов, которая рассматривалась на объединенной конференции колледжей Ксенологии и Архетипа и Ритуала. — Мандериан, видимо, уловил, что Элоатри не совсем понятна его терминология. — Я слышал, как вы говорили о «дверных петлях Времени». Это в принципе то же самое. Психическая энергия обеих рас сливается, и у меня создалось впечатление, что к этому, кроме них, как-то причастны келли и рыжеволосый атавистический субъект.
У Элоатри создалось такое же впечатление, когда врачебная троица келли удаляла геном своего Архона из организма Иварда.
— И еще, — сказал Мандериан, — у них постоянно повторяется один и тот же образ: маленькая серебряная сфера, наделенная, видимо, большой мощью.
Это Элоатри не удивило, но следующие слова гностора ошеломили ее:
— Эйя, кажется, думают, что эта вещь или, скорее, один из ее компонентов, находится здесь, на Аресе. Они пытаются это отыскать.
У Элоатри внезапно пересохло во рту.
— Значит, им известно о трофейной рации.
— Вероятно. Не знаю только, зачем она им нужна.
Элоатри перевела дыхание. Сновидение велело ей следовать за этими людьми, и на своем пути она все глубже погружается в политику Ареса и в войну, которую он ведет. Надо будет сказать Найбергу и Омилову.
Но пока что она должна подумать о своем. На весах Телоса судьба одного разумного существа весит не меньше, чем судьба целого общества.
— Вы встречались и с Вийей. Как это прошло?
— Неплохо. Она нам не доверяет, но настоящих причин для недоверия у нее нет. Готова помочь мне в языке жестов, который мы разработали для эйя.
— Вы научили ее, как экранировать побочные эффекты контактов с ними?
— Возможно, со временем. Хорошо бы ее протестировать. Надо попробовать. На данный момент могу сказать вот что: для темпата она очень сильна, сильнее, чем когда-либо был я. Ее талант фактически граничит с телепатией.
— Значит...
Мандериан кивнул.
— Ей, в отличие от меня, видимо, не обязательно быть рядом с эйя, чтобы контактировать с ними.
Это звучало как предостережение. Элоатри наскоро разобралась в том, что услышала, и спросила с удивлением:
— Но тогда она тоже должна знать о рации?
Мандериан кивнул.
— Вот как. — Элоатри заново пережила видение, показавшее ей Вийю и остальных, и потерла ожог на ладони. — Не говорите пока никому об этом. Я сама этим займусь. А вы попробуйте завоевать ее доверие — и научить ее всему, чему сможете.
Мандериан воспринял это как окончание беседы, и удалился.
Элоатри посидела еще немного, думая, как ей быть. Сначала нужно повидать Омилова. Она, хотя и предоставила ему жилье в Обители, видела его мало — проект «Юпитер» требовал все больше времени и сил. Знает ли он, что тоже представляет собой своего рода дверную петлю, жизненно важную в судьбе Брендона лит-Аркада? Официальный визит послужит хорошим поводом, чтобы выяснить, много ли ему об этом известно.
Приняв решение, она встала и пошла к остановке транстуба.
* * *
В Зале Ситуаций царила полная тишина.Коммандер Седри Тетрис сцепила руки за спиной, стараясь не касаться стены потными ладонями. Справа и слева от нее затаили дыхание капитан и другой коммандер. Напряжение чувствовалось почти осязаемо.
Перед ними возникло голографическое изображение Изумрудного Тронного Зала на Артелионе, знакомое почти каждому гражданину Панархии. Но вместо маленького энергичного Панарха на огромном, похожем на дерево троне сидел высокий, могучего сложения человеке угрюмым, тяжелым лицом, всем своим существом излучавший торжество.
Оператор перевел объектив своей айны с трона на длинный проход, ведущий к двойным дверям зала. Ухмыляющийся бори вел по нему человека, и скоро все узнали Панарха — в тюремной одежде и шоковом ошейнике.
У Седри, пятьдесят лет из своих шестидесяти активно работавшей на революцию, дернулись руки. Так бы и сорвала улыбочку с довольной, сияющей рожи этого бори.
— На колени, — приказал бори Панарху, и тот покорно преклонил колени слева от трона.
«Эсабиан передает это неспроста, — сказал Найберг, когда они только настроились на эту волну. — Нельзя быть уверенным, что все произошло именно так, как тут показано».
Бори тем временем обратился с речью к длинному ряду членов Малого Совета и других плененных панархистов. Седри думала, что будет торжествовать при виде их унижения, но ничего такого не почувствовала. Она все еще сердилась на то, что грядущая революция, призванная избавить планеты Центральных Тетрад от правления развращенных аристократов и передать власть в руки народа, грядущая революция, которую так тщательно вынашивала их группа, оказалась пустышкой, и вся их самоотверженная деятельность закончилась должарианским переворотом.
Пока бори призывал панархистов присягнуть на верность новому господину, Седри украдкой смотрела на лица молчаливых зрителей в Зале Ситуаций.
Впереди всех стоял новый Эренарх, ославленный тупицей и трусом. Как он себя поведет — притворится негодующим, втайне радуясь тому, что он не там, с остальными? Или спрячется за маской проклятой дулуской вежливости, за которой мерзости и гнили ничуть не меньше, чем у должарианца, сидящего на троне?
Кто-то приглушенно вздохнул, и внимание Седри вернулось к экрану.
— Приведите сначала этих тварей, — сказал Эсабиан, и солдаты в черном вытолкнули вперед троицу келли.
Седри впервые услышала голос врага, но ее мимолетный интерес сменился шоком, когда Эсабиан поднял вверх шар, в котором что-то трепыхалось.
— Это все, что осталось от вашего Архона, — сказал Эсабиан, и бросил шар на пол, а тарканцы изрубили неподвижных келли зазубренными мечами.
Зрители вокруг Седри содрогнулись от скорби, негодования и тайного страха.
Вся ее ячейка погибла после нападения Должара. Она одна занимала достаточно высокое положение, чтобы вырваться на свободу, и всю свою энергию обратила теперь на борьбу с захватчиками.
По ночам она работала с компьютером, уничтожая все следы своих планов, старых и новых, и всякое упоминание о товарищах, хотя и погибших. Как умело их всех использовали... но нет, не в этом дело. Новые жуткие картины отвлекли ее.
Восемь или десять мужчин и женщин пали под мечами должарианцев, залив пол темной густеющей кровью.
«Слишком легко Должар отыскал нас всех — вот в чем дело. Неужели и наше правительство тоже знало о нас?»
Она боролась с вторжением, не думая о себе, и понадобился долгий период времени, чтобы она осознала, как изменилось ее положение: она получила офицерское звание, две награды за храбрость и завоевала уважение окружающих, что казалось ей невозможным во времена ее чиновничества на Шелани.
В те первые хмельные недели после ее спасения можно было подумать, что революция все-таки произошла: нижнесторонние и высокожители, Дулу и Поллои — все чувствовали небывалую свободу и великие перемены. Одержав победу над Должаром, они образуют новое правительство. А без железного контроля Семиона в него сможет войти любой.
Так по крайней мере казалось.
Седри снова пережила шок. Десятого Дулу она узнала — то был старый Зах Стефапнас, демарх общины высокожителей, в которой она выросла. Седри не удивилась, когда он, дрожа, распластался перед должарским злодеем. Не своим голосом демарх произнес:
— Присягаю тебе на верность, господин мой Эсабиан...
Седри поморщилась, стараясь не слушать. Интересно, знает ли его подлая сестра Шарите-Пью, которая сейчас, возможно, танцует или пьет в павильоне со своими проклятыми Дулу, какая участь постигла ее брата? Седри очень хотелось бы, чтобы та это увидела.
Остальные панархисты последовали примеру трусливого демарха. Седри знала, что некоторые из них притворяются, чтобы потом вредить своим новым хозяевам. Она наблюдала за ними рассеянно: собственные страхи тревожили ее, как открытая рана.
Ее интерес усилился, когда речь дошла до остатков Малого Совета, умудренных годами и опытом. Самым высоким среди них был Падраик Карр, верховный адмирал Флота. Желчь подступила к горлу Седри при виде того, как он движется. Что они с ним сделали? То, что никаких следов на нем не было видно, еще ухудшало дело.
Эсабиан презрительно отмахнулся от них и стал произносить какие-то пышные фразы. Седри вспомнился шепот из мрака, напугавший ее как-то ночью после смены:
«Седри Тетрис из ячейки Семи Глаз. Вашим паролем было: “Когда сломается сук”, не так ли?»
Ее потные ладони похолодели, но воспоминание о высоком золотоглазом человеке заслонил Панарх, поставленный перед Эсабианом.
— Похоже, ни твои молитвы, ни твой выбор не помогли тебе, — холодно произнес Эсабиан, указав на мертвых и на живых, которых уводили прочь солдаты. — Да и оставшиеся тебе верными подданные тоже.
— А что ты будешь делать, когда появится мой Флот? — Голос Панарха звучал слабо в огромном зале — хорошо слышно было только Эсабиана на его возвышении.
— Твоя забота обо мне, право же, трогательна. Аркад, но вот твое представление о моих возможностях ошибочно. — И Эсабиан начал хвастаться своим урианским оружием перед недоверчивым Панархом.
Это все уже устарело — зачем же Эсабиан это передает? «Трудновато ему, должно быть, держать в руках своих рифтеров», — подумала Седри.
И мысли ее тут же вернулись к собственной проблеме: бывший Архон Тимбервелла как-то узнал о ее прошлом и теперь угрожает ее разоблачить.
«Я восхищаюсь вами, — с юмористическими нотками шептал вкрадчивый голос. — Вы ловко воспользовались этой заварухой. Для вас найдется место в новом правительстве — только нужно быть благоразумной и знать, когда следует бороться, а когда подчиняться тем, у кого больше опыта...»
В ней вспыхнул гнев. Дулу не лгал — сила действительно на его стороне. Не так уж важно, где она ошиблась, заметая следы. Он знает — и она либо даст ему то, что он хочет, либо умрет. Она должна принять решение здесь и сейчас.
«Я хочу знать, что прячет Найберг», — сказал он.
Она сжала руки еще сильнее. Ее босуэлл продолжал записывать. Еще не поздно выключить его.
Но если она проявит благородство и умрет, он найдет себе более покорное орудие — того, кто никогда не станет работать против него.
— Ну что, Аркад, хочешь узнать свою дальнейшую судьбу? — хвастливо произнес бори.
Седри обратила взгляд на нового Эренарха, тихо стоящего перед голограммой. О его собственном чудесном спасении ходили темные слухи. Верны ли они? Его поведение здесь озадачивало: он до сих пор не признал своего отца мертвым и не приступил к созыву нового правительства. Может быть, он ждал чего-то в этом роде?
Сейчас его эмоции были ясны каждому. Бледный, страдающий, с потемневшими от гнева глазами, он смотрел, как бори принес два контейнера и поставил их на пол.
— Я не сомневаюсь, большую часть прошедших двадцати лет ты провел, выдумывая что-нибудь особо кровавое, и ничто не остановит тебя... — все тем же слабым голосом промолвил Панарх.
Эсабиан улыбнулся.
— Мне нет нужды марать руки, убивая тебя, — узники Геенны сами сделают это за меня.
По кольцу офицеров пробежал ропот. Пальцы Эренарха сжались в кулаки и снова разогнулись.
Бори опять изрек что-то хвастливое, должарианец ему ответил. Седри, перед которой разверзлась собственная пропасть, отбросила все мысли и только смотрела.
Бори осветил контейнеры, и все увидели лежащие в них головы наследников престола. Эсабиан начал говорить что-то, но Седри пропустила это мимо ушей. Теперь это всего лишь ритуал: торжествующий победитель проводит в цепях своего царственного пленника, чтобы внушить покорность новым подданным.
Но ее поразило в самое сердце горе на лице Панарха, которое отразил, как в зеркале, его стоящий здесь сын. Однако Панарх, сделав усилие, снова напустил на себя проклятую дулускую невозмутимость, у Эренарха же заблестели глаза, и он сердито смахнул с них слезы.
— Уж не изменил ли тебе твой хваленый ум? — насмехался Эсабиан. — Ты, который потерял империю, флот, наследников! Ты, которому так и не удалось проникнуть в тайны Ура! Я сумел, и теперь я управляю урианскими энергиями так же легко, как эта штука управляет тобой. — Тут бори активизировал шоковый ошейник. Панарх, корчась, упал на колени и скоро распростерся у ног победителя.
Голограмма померкла, и ее сменила другая: планета Минерва, охваченная огнем.
Найберг сделал знак, и трансляция прекратилась.
— Благодарю вас, — сказал Эренарх и вышел в сопровождении своего телохранителя.
После недолгой тишины зал наполнился голосами: гневными, взволнованными, клянущимися отомстить.
Седри выключила босуэлл и поправила рукав, прежде чем опустить руки.
«Ты получишь свой секрет, Тау Шривашти, — угрюмо подумала она. Горе Панарха и его единственного оставшегося в живых сына до сих пор стояло у нее перед глазами. — Быть может, у тебя достанет сил, чтобы победить это чудовище. И тогда... тогда...»
Образы удрученных Аркадов продолжали плавать перед ней в коридоре, когда она последовала за другими офицерами к выходу. Убежденная, что в них заключается ее смертный приговор, она испытала странное облегчение. Кто-нибудь да отдаст ее в руки правосудия — либо Тимбервелл, либо она сама.