Страница:
одном из засeданiй Высшаго Совeта Физической Культуры доклад КСМ. Картина,
нарисованная докладчиком, была не из веселых: среди пiонеров угрожающе
растет туберкулез, малокровiе, неврастенiя, 247 замeчается рeзкое
недоразвитiе, "болeе ярко выраженное, чeм даже у безпартiйных дeтей", как
было откровенно сказано в докладe.
-- А кто, собственно, ведет у вас физическую подготовку? -- задали
вопрос докладчику.
-- Кто? -- переспросил докладчик, член ЦК Комсомола, молодой парень с
гривой волос, причесанных à lа Карл Маркс, и самодовольным выраженiем
круглаго лица. -- Да пiонер-мастора, конечно!
-- А какая у них подготовка?
-- Да, обыкновенная, комсомольская!
-- Да я не про политическую спрашиваю, -- отмахнулся спрашивавшiй, -- а
про физкультурную.
-- Да, как вам сказать... Иные есть футболисты, а то еще, вот, атлеты.
Разные есть, а так, чтобы спецы по физкультурe -- таких нeт. Опять же
текучесть кадров, да и времени на физкультуру, по совeсти говоря, не
хватает. Столько общеполитической работы -- кампанiи, ударники, прорывы,
кавалерiя... Никак нельзя все успeть. Вот мы и пришли к вам за совeтом и
помощью.
На засeданiи было много старых опытных преподавателей физической
культуры. Их лица омрачились. "Зачeм же вы набирали миллiоны дeтей в отряды,
если не можете обезпечить им здоровой жизни? -- казалось, говорили эти
нахмуренныя брови. -- Зачeм калeчить дeтей и физически, и нравственно?"
Но развe можно в условiях совeтской дeйствительности задать такiе
вопросы?
-- Ну-с, товарищи, -- опять спросил предсeдатель. -- У кого есть опыт
работы с дeтьми? Кто хочет высказаться?
Было предложено много мeропрiятiй: и увеличенiе количества площадок и
зал, организацiя курсов подготовки инструкторов, всякiя состязанiя и
"спартакiады" и ряд других совeтов "по оздоровленiю пiонер-движенiя"... Но
все это были полумeры.
А критиковать Комсомол никому не хотeлось. Наживать себe врага в лицe
Комсомола было небезопасно.
Наконец, рeшил выступить я. 248
-- Мнe на своем вeку приходилось немало работать с дeтьми, и я давно
уже присматриваюсь к работe пiонеров. Всe предложенныя мeры, по моему
глубокому мнeнiю, не дадут нужных результатов. Дeло по существу в двух
моментах 1) перегрузкe дeтей общественно-политической работой и 2)
недостаток хорошо поставленной физкультурной работы.
-- Так что-ж, по вашему, выкинуть, что-ль, политработу? -- враждебным
тоном спросил комсомолец.
-- Да не об выкидыванiи вопрос идет. А об том, чтобы в программe
занятiй пiонеров на первое мeсто поставить укрeпленiе здоровья и дать
опытных физкультурных работников. Вeдь всeм ясно, что на этом фронтe у вас
прорыв. Если довели пiонеров до такого состоянiя и пришли к нам за совeтом,
то, очевидно, нужно предпринимать какiя-то героическiя мeры по оздоровленiю
работы среди дeтей.
Докладчик был, видимо, начинен самыми боевыми возраженiями и хотeл
спорить, но старый испытанный в словесных боях предсeдатель коротко сказал:
-- В виду сложности вопроса, товарищи, предлагаю избрать комиссiю, в
которой и проработать этот вопрос к слeдующему засeданiю... А то мы тут
передеремся, а толку не будет. Дeло путанное. Точка.
В комиссiю включили и меня.
Изготовленiе "гвоздей"
Послe конца засeданiя комсомолец догнал меня у выхода.
-- Идем, что-ль, Солоневич, вмeстe? -- предложил он самым дружелюбным
тоном.
-- Идем.
-- Что это ты, друг, наплел там на засeданiи про пiонеров? -- начал
член ЦК, когда мы вышли на улицу.
-- А что?
-- Да развe мы можем, чудак человeк, найти знающих людей для всeх
отрядов? -- снисходительно произнес комсомолец. -- Сейчас у нас пiонеров под
3.000.000. Скудова нам взять стольких руководов? 249
-- Так зачeм же набирать эти 3 миллiона, если вы не можете обслужить
их?
-- Как это зачeм? -- удивился мой спутник. -- Что-ж, так и оставлять
молодое поколeнiе в тинe стараго быта, без коммунистическаго влiянiя?
-- А школы?
-- Что школы! -- презрительно махнул он рукой. -- Там всe старые дураки
еще с мирнаго времени сидят. У них аполитичность не только в башкe -- в
каждой пуговицe на пупe сидит. Развe они могут готовить коммунистическую
смeну?
-- А вы можете?
-- А что-ж. Извeстно, можем! Конечно, не без прорывов, вот, давеча я
докладал насчет физкультуры. Но это-ж второстепенно. А политически дeло у
нас поставлено на "ять".
Для большой убeдительности он протянул кулак с поднятым вверх большим
пальцем. В совeтской Россiи этот жест древняго Рима обозначает высшую мeру
похвалы.
-- А развe здоровье дeтей -- пустяк?
-- Ну, нельзя же вездe на всe 100 процентов поспeть, -- снисходительно
уронил парень. -- Нам сейчас политическая сознательность нужна, а не
мускулы. Что-б, значит, были люди свои в доску, свой, значит, аппарат, да
что-б дисциплина аховая была. Иначе нам развe удержаться, когда кругом
врагов до чорта?
-- Постойте, т. Фомин, да дeти-то, дeти -- дегенерируют вeдь? --
возмутился я.
-- Как, как ты сказал?
-- Да, вот, слабeют, болeют, вырождаются -- вeдь в докладe вы сами об
этом говорили.
-- Ну, что-ж! -- невозмутимо отвeтил Фомин. -- Лeс рубят -- щепки
летят. Часть, конечное дeло, на свалку пойдет. Но зато хоть немного, да
наших ребят все таки выйдет. А нам вeдь это самое важное... Ежели хоть 2-3
из сотни выйдут так, как нам надо -- и то ладно будет!
-- Ну, а остальные? Пусть погибают? Так, что ли?
Комсомолец с удивленiем посмотрeл на меня.
-- Чтой-то ты, Солоневич, такой жалостливый? Кажись, наш брат -- моряк,
а душа в тебe, как нeжная 250 роза с Ерусалима... Ну, погибнут, ну, и что?
На то и революцiя. Иначе нельзя. "Самим дороже стоит", -- усмeхнулся он.
-- Но вeдь можно было бы использовать и другiя организацiи для общей
работы с дeтьми?
-- Как же, как же! -- с оттeнком злобы отвeтил Фомин. -- Мы уже
пробовали -- вот, скауты тоже были. Слышал, может?
-- Слышал немного...
-- Ну, вот. Мы нeсколько годов с ними цацкались, да возились -- думали,
что с них что выйдет... только чорта с два -- уперились на своем и никак.
Ну, хоть ты тут тресни...
-- А что вы хотeли с ними сдeлать?
-- Да просто, чтобы они нам как ступенька Комсомолу были. А они -- хоть
ты им кол на головe теши... Распустили, сукины дeти, свои интеллигенскiя
сопли и сюсюкают: любовь к ближним, изволите видeть. Родину выкопали из
стараго мусора, да, кажись, и к Боженькe дрожемент тоже имeли... Ну, и
стукнули мы их!..
-- А чeм они мeшали?
-- Чeм? Может, и не мeшали... бояться мы их не боялись. На то ЧК у нас
есть -- рука у ей крeпкая. Но не в том дeло. Ежели аполитичная организацiя,
да еще не на совeтской платформe -- хрeн их знает, что они там потом
надeлают. А, может, сунут в подходящiй момент нож в спину революцiи? А? Что
тогда? Ребята вeдь крeпкiе.
-- Ну, так то потом, да и то -- "то ли дождик, то ли снeг, то ли будет,
то ли нeт"... Всунут или не всунут нож -- это еще никому неясно. А теперь-то
они чeм мeшают?
Комсомолец с явным презрeнiем посмотрeл на меня.
-- Эх, ты, брат! А еще командир флота! Ты Маркса читал?
-- Нeт, не читал. А будто бы ты читал?
На секунду Фомин смутился.
-- Ну, положим, я тоже не читал! Ну его к чортовой бабушкe! Этакiе
томищи накатал. Его "Капиталом" только сваи вбивать... Но не в этом, брат,
дeло. Ты, видно, "дiамата" не знаешь! 251
-- А причем тут дiамат?
-- Как это причем? -- важно сказал мой спутник. -- Потому -- метод
оцeнки. Поним<а>ешь: разсматривай все в связи событiй и в примeненiи к
данным обстоятельствам. Вот, скажем, скауты: нам теперь нужна злоба,
непримиримость, классовая борьба, а они, изволите видeть, розовую водичку из
себя испущают: ах, ближненькiе, ах, бeдненькiе, ах, матушка-Расея, ах,
Боженька... Понимаешь, браток, в чем тут дeло? Этак и до царя недалеко. А от
царя -- прямой путь к помeщикам, жандармам, да капиталистам... Нeт, браток!
Чорта с два! Мы сперва цацкались. Думали, что выйдет. А потом, смотрим -- не
поддаются. Ну -- хрясь, и ваших нeт... Вот ты говоришь -- использовать их
силы. Это все равно, как, брат, какого епископа предчека поставить. В такое
время, как мы живем, -- не до розовой водички. Нам, брат, комсомольцы --
чекисты нужны, которые с желeзной волей будут сметать все с пролетарскаго
пути. Нам ребята, как гвозди, нужны. Что-б -- как сказано, так вбито было.
-- А по вашему, развe можно дeтей на ненависти воспитывать? Развe это
не коверкает их души?
-- Души? -- фыркнул комсомолец и неожиданно весело разсмeялся. -- Ах,
ты, едрена палка! Ей Богу, Солоневич, как посмотрю я на тебя -- аж смeх,
право, берет. Ну, вот, видал я тебя и на боксe, и в футболe, и в борьбe --
там ты подходящiй парень и крови, видать, не боишься. А тут -- ну, прямо
интеллигент. Ах, ты, сукин сын, голуба моя морская! Да какое нам дeло до
дeтских душ, как ты говоришь? Тоже, вот, выдумал -- души, брат, в архив
исторiи сданы. Да если бы онe и были, так хрeн с ними. Что-то насчет морали
ты больно слаб. Помнишь, как Ильич насчет морали проповeдывал?
-- Нeт. А как?
-- "Морально то, что служит дeлу мiровой революцiи!" -- важно и
торжественно сказал комсомолец. -- Раз нужно для дeла -- крой, значит. А
души, брат, -- это что-то с того свeта. А нам бы хоть на этом удержаться
покрeпче. Нам, брат, люди-гвозди нужны, а не нeжныя души. А ежели, чтобы
один гвоздь сдeлать, нужно сотню нeжных душ спрессовать -- будьте покойнички
-- 252 мы спрессуем. У нас для этого такой аппарат есть, одно слово --
совeтскiй... А ты, вот, слезу точишь насчет дeточек. Эх, ты, -- не сердись,
брат, -- слюнтяй ты, и больше ничего.
Круглое лицо молодого "строителя жизни" было полно увeренности и
снисходительности.
На жизненном переломe
Солнечной, сверкающей всeми красками, осенью в образe стройной
сeроглазой дeвушки с длинными косами в мою жизнь вошла любовь...
Исторiя жизни этой дeвушки так же тeсно переплетена со скаутингом, как
и моя. В тот тяжелый перiод нашей скаутской жизни, когда вся тяжесть всeх
отвeтственных вопросов легла на молодыя плечи юных скаут-масторов и скаутов,
когда взрослые, сами отягченные и избитые борьбой за кусок хлeба и за жизнь,
отошли от нас, плеяда дeвушек-скаутмасторов смeло взяла на себя руководство
герль-скаутами.
Со смeлостью и горячностью честной юности они стали в общiй боевой
строй на правах подпольных членов нашей общей скаутской семьи. И, Бог знает,
удалось ли бы юношам-скаутам так бодро и мужественно вынести всe удары по
нашему братству, если бы плечо к плечу с нами не боролись за нашу идею и
наши сестры, вливавшiя энтузiазм героической молодости в наши общiе ряды.
И именно в атмосферe этой борьбы крeпло наше братство, наша дружба и
уваженiе друг к другу. Не на танцульках, не в кино, театрах и балах, а в
опасностях и трудe узнавали мы ближе друг друга, и много, много юношей и
дeвушек-скаутов пошли дальше по жизненному пути рука об руку строить с в о ю
семью, не отрываясь и от старой, скаутской...
За эти годы мнe много, много раз приходилось встрeчаться, работать и
спорить со скаутмастором Ириной, но только осенью 1925 года нам довелось
ближе познакомиться друг с другом.
В Москвe, в одном из домов отдыха, в прекрасном сосновом "Серебряном
Бору" Ирина работала инструктором 253 физической культуры, одновременно
учась в университетe. По ея особой рекомендацiи в этот дом отдыха можно было
прieзжать по воскресеньям, получить скромный обeд и провести весь день на
берегу Москва-рeки, в могучем сосновом лeсу.
И, возвращаясь из своих частых плаванiй по морям, я с особенной
радостью уeзжал из душной Москвы за город -- отдохнуть, к Ирe.
Она оказалась прекрасным собесeдником с оригинальным и сильным умом и
глубиной сужденiя. Так же, как и я, она глубоко любила скаутинг, и, может
быть, под ея влiянiем я болeе вдумчиво присмотрeлся к движенiю герль-скаутов
и поставил его в своем сознанiи на одинаковую высоту с работой среди
мальчиков. Ирина незамeтно прiучила меня не только цeнить, но и уважать
женщину-человeка, как равновеликую величину с мужчиной, в нашем мiрe.
Вeроятно, под ея влiянiем я незамeтно для себя самого превратился из
неунывающаго, не особенно задумывающагося над жизненными вопросами,
веселаго, боевого богатыренка в сильнаго, увeреннаго в себe, человeка.
Встрeча с Ириной как бы рeзко остановила стремительный разбeг моей бурной
жизни, заставила меня оглянуться на прошлое и болeе вдумчиво оцeнить и
самого себя, и свое отношенiе ко всей многосторонности жизни.
Много часов провели мы в спорах, бесeдах и воспоминанiях в милом
Серебряном Бору и, странное дeло никогда, глядя в ея ясные сeрые глаза, я не
подумал, что она может быть для меня чeм-то большим, чeм только веселый
товарищ, вeрный скаут и преданный друг.
И как-то ни разу мнe, мужчинe в расцвeтe лeт, не пришло в голову
отнестись к ней, как к женщинe, пока... И вот с тeх пор я повeрил в
безсознательное женское кокетство, присущее женщинe и украшающее ее, будь
она трижды скаут...
Однажды я прieхал в Серебряный Бор днем и, не найдя Ирины, надeл
купальный костюм и ушел на берег рeки. Наслаждаясь там вкусной теплотой
рeчного песка и горячих солнечных лучей, я скоро услышал голос Ирины и,
приподнявшись на локтe, увидeл, что она возвращается с прогулки с группой
женщин. 254
Я привeтствовал ее, махнув рукой.
-- Здравствуй, Боб, -- радостно улыбнулась она в отвeт. -- Лежи здeсь.
Я скоро освобожусь и приду.
Через полчаса Ира подбeжала ко мнe. Она была в том же спортивном
костюмe, но ея гимнастическiя туфельки были одeты уже на хорошенькiе бeлые
носочки, к о т о р ы х р а н ь ш е н е б ы л о.
С привычной наблюдательностью я сразу замeтил эту перемeну в костюмe и
был ошеломлен!
"Боже мой! Да вeдь носочки-то эти надeты спецiально для меня!"
мелькнуло у меня в головe, и весь облик ясно-холодной дeвушки-друга сразу
расцвeтился яркими красками застeнчивой женственности.
Я увeрен, что она не думала сознательно об этих носочках, но вeчное,
как мiр, женское желанiе понравиться "ему", вeчное ewige waibliche
прорвалось сквозь стeну товарищества и дружбы и освeтило наши отношенiя
другим, ярким и горячим свeтом жизни сердца.
И потом уже, во всe тe немногiе дни нашего "вмeстe", которые скупо дала
нам совeтская судьба, воспоминанiя о началe нашей любви всегда были
неразрывно связаны с "роковыми бeлыми носочками", о которых мы всегда
говорили с чувством веселаго юмора и ласковой задушевности...
Но в тe сiяющiе дни первой любви я не мог не сознавать, какiя опасности
грозят мнe, как одному из старших руководителей молодежи. Имeю-ли я
моральное право возложить тяжесть этих испытанiй на плечи друга? Вeдь,
впереди -- не спокойное, мирное житiе, а борьба, почти без шансов на
побeду...
Можно-ли соединять свою жизнь с жизнью Иры?
И как-то, в минуту задушевности я сказал ей об этих сомнeнiях.
Она медленно положила свою руку на мою и тихо отвeтила, прямо глядя на
меня своими сeрыми глазами:
-- Гдe ты, Кай, там и я, Кайя...
И теперь, когда я так чудесно спасся из мрака совeтской страны и
вспоминаю Ирину, у меня в ушах всегда звучит эта фраза древних римлян, этот
символ любви и спайки.., 255
И острая боль пронизывает мое сердце при мысли о том, что гдe-то
далеко, в 12.000 километрах отсюда, в глубинe Сибири, моя Снeгурочка-Лада
коротает свои одинокiе дни в суровом совeтском концентрацiонном лагерe.
Водоворот мiровой бури разметал нас в стороны, и Бог знает, когда мнe
опять доведется увидeть "роковые бeлые носочки", длинныя русыя косы и ясные
глаза своего друга -- жены...
И доведется-ли увидeть вообще?..
Обвал...
Постепенно и почти незамeтно поднималась над нашими головами для удара
лапа ОГПУ. Не справившись со скаутами давленiем, страхом, угрозами,
подкупом, разложенiем, ГПУ рeшило нанести смертельный удар непокорной
молодежи.
Мeсяцами и годами собирались свeдeнiя о скаутах и, наконец, весной 1926
года ГПУ рeшило, что всe нити "контр-революцiоннаго сообщества" в его руках.
И тогда грянул удар.
Многiе из нас, старших, чувствовали приближенiе этой опасности, но уйти
было некуда, да и никто из нас и не хотeл уходить. Бeжать перед опасностями
мы не привыкли. Малодушные давно уже отошли в сторону. Но как больно было
думать о том, что опять жизнь будет смята на многiе годы, что впереди опять
тюрьма и неволя!
А моя личная жизнь складывалась как раз особенно интересно и удачно. Я
был счастливым молодоженом, закончил прерванное революцiей высшее
образованiе и хотeл вeрить, что впереди -- перiод какой-то творческой жизни.
Но судьба рeшила иначе...
Помню один из вечеров послe моего прieзда с юга. В моей маленькой
комнатенкe гости -- Ирин брат. (Нам с Ириной по квартирным условiям так и не
пришлось жить вмeстe). Сердечное веселье и задушевные разговоры были
внезапно прерваны открывшейся без стука дверью, и на порогe моей комнатки
появилась мрачная 256 фигура молчаливаго чекиста в полной формe с какой-то
бумажкой в рукe.
-- Ну, Ирочка. Это не иначе, как за мной прieхали!
И я не ошибся.
Пол-ночи тщательно обыскивали мою комнатку и с особенным злорадством
взяли дорогiе моему сердцу ордена и значки -- свастику, волка, медвeдя и
почетнаго серебрянаго волка, высшую награду нашего старшаго скаута О.
Пантюхова.
Эх, долго-ли "собраться с вещами" старому скауту?
Сердечный и крeпкiй поцeлуй Иринe и дядe Ванe, и чекистскiй автомобиль
помчал меня по пустынным улицам в сeрой мглe просыпающагося утра на Лубянку,
в центральное ОГПУ.
Там меня провели мимо молчаливо посторонившагося часового в
комендатуру, с противным злобным лязгом хлопнула желeзная дверь, и я опять
оказался в зубцах неумолимой машины краснаго террора.
Между моей жизнью и свободой опять тяжело опустилась безжалостная
рeшетка тюрьмы... 257
--------
--------
...Солнце всходит и заходит,
А в тюрьмe моей темно"...
Точки зрeнiя
Представьте себe, дорогой читатель, хотя бы на минутку, что вам и
какому-то совeтскому гражданину указали бы на нeкоего джентельмена Х и
сказали бы этаким приглушенным шепотком:
-- Глядите, вот этот... Здоровый, в очках... Да... Да... Знаете, он был
болeе, чeм в 20 тюрьмах... Был обвинен в бандитизмe, государственных
преступленiях, шпiонажe и, кромe того, он "измeнник родинe"...
Вeроятно, вы в испугe отступили бы в сторону от такого преступника.
А совeтскiй гражданин отозвался бы спокойно:
-- Вот бeдняга! Не везло, значит! -- И сочувственно бы покачал головой.
Если вмeсто алгебраической величины Х вы подставите фамилiю автора, а
мeсто дeйствiя таких ужасов -- Совeтскiй Союз, то разница в воспрiятiях
между вами и совeтским жителем станет ясной.
Тюрьма и заключенiе во всем мiрe, кромe СССР, связаны с представленiем
о справедливом возмездiи и изоляцiи преступников. Иное дeло в СССР. Там
тюрьма давно уже перестала пугать злодeев и защищать мирных жителей. Роли
перемeнились. Тюрьмы переполнены людьми, опасными не для населенiя, а для
диктаторской власти коммунистов, и стали постоянной угрозой для честных
людей. В СССР наказанiе для грабителя и убiйцы несравненно легче, чeм для
мирнаго гражданина, осмeлившагося 258 не во время или не в подходящем мeстe
возражать, не подчиниться безчеловeчным распоряженiям власти или, упаси
Боже, быть заподозрeнным в какой-либо "контр-революцiи".
Тюрьмы в СССР -- один из видов политическаго фильтра населенiя. Недаром
один из чекистских вождей в пылу спора как-то сказал крылатую фразу:
-- Все населенiе СССР дeлится на три категорiи: сидящих в ЧК, сидeвших
там раньше и тeх, которые будут сидeть... Других -- нeт...
"Тот не гражданин СССР -- кто не болeл сыпняком и не сидeл в ЧК", --
говорят в Россiи, подчеркивая этим, что тюремная рeшетка -- это своеобразный
спутник совeтскаго бытiя...
Вообще же, поскольку почти во всeх законах, касающихся "политических
преступленiй", имeется универсальная фраза -- "карается вплоть до высшей
мeры наказанiя", а приговоры выносятся на основанiи субъективнаго пониманiя
"революцiонной законности и коммунистическаго правосознанiя" в закрытых
засeданiях, без участiя обвиняемаго, -- то, естественно, что карательная
политика страны совeтов отличается необычной жестокостью...
Я знал, что попал в безжалостные зубцы бездушной машины, и с тяжелым
сердцем ждал, что произойдет дальше...
Перед моим мысленным взором разстилались невеселыя перспективы...
Допрос
Безконечныя лeстницы, корридоры. Двери с часовыми, без часовых,
желeзныя, рeшетчатыя... Настороженные взгляды проходящих мимо чекистов.
Наконец -- 4 этаж. Надпись -- "Секретный Отдeл". Шедшiй сзади меня с
револьвером в рукe чекист открыл передо мною дверь:
-- Сюда.
Небольшая комната, выходящая окном на Лубянскую площадь. Большой
пис<ь>менный стол. Мягкiя кресла... 259
Из-за стола поднял голову хмурый утомленный человeк, с внимательными
недобрыми глазами. Впалыя щеки. Плохо выбритое, еще молодое лицо. Помятый,
видимо, непривычный штатскiй костюм. Это -- мой слeдователь, тот самый,
который когда-нибудь перед Коллегiей ОГПУ будет "докладывать мое дeло" и
предлагать ей свое рeшенiе.
"Секретный отдeл, скажет он, предлагает примeнить к Солоневичу такую-то
мeру соцiальной защиты"... Предсeдатель равнодушно спросит: "Возраженiй,
товарищи, нeт?"... Эта пустая формальность промелькнет в нeсколько секунд, и
моя судьба будет рeшена...
Слeдователь молча, движенiем руки указал мнe на стул и стал задавать
обычные предварительные вопросы. Эти, по существу, простые, вопросы,
касающiеся большей частью прошлаго, таят в себe громадныя опасности для тeх,
кому есть что скрывать в своем прошлом. Если ГПУ подозрeвает, что у
человeка, по выраженiю моряков, "за кормой нечисто", и он о своем прошлом
дает невeрныя данныя, то оно прибeгает к массe самых тонких психологических
ловушек для того, чтобы заставить арестованнаго сбиться и напутать в своих
показанiях. И даже, если точныя данныя о прошлом человeка и останутся
неясными, наличiя этих противорeчiй вполнe достаточно для того, чтобы
опредeлить, по выраженiю слeдователей, "наличiе бeлаго запаха" и отправить
человeка в концлагерь с простым обвиненiем -- "соцiально-опасный элемент"...
Так, на всякiй случай, в порядкe "профилактики"...
Мой предварительный допрос закончился скоро. Мои отвeты были хорошо
продуманы и проработаны, и я не путался. Записав эти данныя моей бiографiи,
слeдователь коротко сказал -- "подождите" и вышел.
Через минуту в комнату вмeстe с ним вошли еще двое чекистов весьма
важнаго вида, не без нeкоторой торжественности усeвшiеся за стол. Предстоял,
очевидно, серьезный и длительный допрос.
-- Ну-с, товарищ Солоневич, -- насмeшливо улыбаясь, начал толстый латыш
с двумя ромбами в петлицe военнаго мундира, так сказать, "чекистскiй
генерал", -- 260 Очень, очень прiятно с вами познакомиться. Давненько мы
собирались это сдeлать, но не хотeли раньше времени прерывать вашей
вы-со-ко-по-лез-ной дeятельности...
Сказав это, он с улыбкой оглянулся на своих товарищей, как бы приглашая
их оцeнить его остроумiе.
-- Странный способ у вас знакомства -- путем ареста и тюрьмы.
-- Ну, ну, конечно, способ не совсeм нормальный, -- с тою же
насмeшливой любезностью согласился латыш. -- Но это все пустяки. Это дeло
поправимое. Мы глуб<о>ко увeрены, что эта "ошибка" -- только случайность, и
нарисованная докладчиком, была не из веселых: среди пiонеров угрожающе
растет туберкулез, малокровiе, неврастенiя, 247 замeчается рeзкое
недоразвитiе, "болeе ярко выраженное, чeм даже у безпартiйных дeтей", как
было откровенно сказано в докладe.
-- А кто, собственно, ведет у вас физическую подготовку? -- задали
вопрос докладчику.
-- Кто? -- переспросил докладчик, член ЦК Комсомола, молодой парень с
гривой волос, причесанных à lа Карл Маркс, и самодовольным выраженiем
круглаго лица. -- Да пiонер-мастора, конечно!
-- А какая у них подготовка?
-- Да, обыкновенная, комсомольская!
-- Да я не про политическую спрашиваю, -- отмахнулся спрашивавшiй, -- а
про физкультурную.
-- Да, как вам сказать... Иные есть футболисты, а то еще, вот, атлеты.
Разные есть, а так, чтобы спецы по физкультурe -- таких нeт. Опять же
текучесть кадров, да и времени на физкультуру, по совeсти говоря, не
хватает. Столько общеполитической работы -- кампанiи, ударники, прорывы,
кавалерiя... Никак нельзя все успeть. Вот мы и пришли к вам за совeтом и
помощью.
На засeданiи было много старых опытных преподавателей физической
культуры. Их лица омрачились. "Зачeм же вы набирали миллiоны дeтей в отряды,
если не можете обезпечить им здоровой жизни? -- казалось, говорили эти
нахмуренныя брови. -- Зачeм калeчить дeтей и физически, и нравственно?"
Но развe можно в условiях совeтской дeйствительности задать такiе
вопросы?
-- Ну-с, товарищи, -- опять спросил предсeдатель. -- У кого есть опыт
работы с дeтьми? Кто хочет высказаться?
Было предложено много мeропрiятiй: и увеличенiе количества площадок и
зал, организацiя курсов подготовки инструкторов, всякiя состязанiя и
"спартакiады" и ряд других совeтов "по оздоровленiю пiонер-движенiя"... Но
все это были полумeры.
А критиковать Комсомол никому не хотeлось. Наживать себe врага в лицe
Комсомола было небезопасно.
Наконец, рeшил выступить я. 248
-- Мнe на своем вeку приходилось немало работать с дeтьми, и я давно
уже присматриваюсь к работe пiонеров. Всe предложенныя мeры, по моему
глубокому мнeнiю, не дадут нужных результатов. Дeло по существу в двух
моментах 1) перегрузкe дeтей общественно-политической работой и 2)
недостаток хорошо поставленной физкультурной работы.
-- Так что-ж, по вашему, выкинуть, что-ль, политработу? -- враждебным
тоном спросил комсомолец.
-- Да не об выкидыванiи вопрос идет. А об том, чтобы в программe
занятiй пiонеров на первое мeсто поставить укрeпленiе здоровья и дать
опытных физкультурных работников. Вeдь всeм ясно, что на этом фронтe у вас
прорыв. Если довели пiонеров до такого состоянiя и пришли к нам за совeтом,
то, очевидно, нужно предпринимать какiя-то героическiя мeры по оздоровленiю
работы среди дeтей.
Докладчик был, видимо, начинен самыми боевыми возраженiями и хотeл
спорить, но старый испытанный в словесных боях предсeдатель коротко сказал:
-- В виду сложности вопроса, товарищи, предлагаю избрать комиссiю, в
которой и проработать этот вопрос к слeдующему засeданiю... А то мы тут
передеремся, а толку не будет. Дeло путанное. Точка.
В комиссiю включили и меня.
Изготовленiе "гвоздей"
Послe конца засeданiя комсомолец догнал меня у выхода.
-- Идем, что-ль, Солоневич, вмeстe? -- предложил он самым дружелюбным
тоном.
-- Идем.
-- Что это ты, друг, наплел там на засeданiи про пiонеров? -- начал
член ЦК, когда мы вышли на улицу.
-- А что?
-- Да развe мы можем, чудак человeк, найти знающих людей для всeх
отрядов? -- снисходительно произнес комсомолец. -- Сейчас у нас пiонеров под
3.000.000. Скудова нам взять стольких руководов? 249
-- Так зачeм же набирать эти 3 миллiона, если вы не можете обслужить
их?
-- Как это зачeм? -- удивился мой спутник. -- Что-ж, так и оставлять
молодое поколeнiе в тинe стараго быта, без коммунистическаго влiянiя?
-- А школы?
-- Что школы! -- презрительно махнул он рукой. -- Там всe старые дураки
еще с мирнаго времени сидят. У них аполитичность не только в башкe -- в
каждой пуговицe на пупe сидит. Развe они могут готовить коммунистическую
смeну?
-- А вы можете?
-- А что-ж. Извeстно, можем! Конечно, не без прорывов, вот, давеча я
докладал насчет физкультуры. Но это-ж второстепенно. А политически дeло у
нас поставлено на "ять".
Для большой убeдительности он протянул кулак с поднятым вверх большим
пальцем. В совeтской Россiи этот жест древняго Рима обозначает высшую мeру
похвалы.
-- А развe здоровье дeтей -- пустяк?
-- Ну, нельзя же вездe на всe 100 процентов поспeть, -- снисходительно
уронил парень. -- Нам сейчас политическая сознательность нужна, а не
мускулы. Что-б, значит, были люди свои в доску, свой, значит, аппарат, да
что-б дисциплина аховая была. Иначе нам развe удержаться, когда кругом
врагов до чорта?
-- Постойте, т. Фомин, да дeти-то, дeти -- дегенерируют вeдь? --
возмутился я.
-- Как, как ты сказал?
-- Да, вот, слабeют, болeют, вырождаются -- вeдь в докладe вы сами об
этом говорили.
-- Ну, что-ж! -- невозмутимо отвeтил Фомин. -- Лeс рубят -- щепки
летят. Часть, конечное дeло, на свалку пойдет. Но зато хоть немного, да
наших ребят все таки выйдет. А нам вeдь это самое важное... Ежели хоть 2-3
из сотни выйдут так, как нам надо -- и то ладно будет!
-- Ну, а остальные? Пусть погибают? Так, что ли?
Комсомолец с удивленiем посмотрeл на меня.
-- Чтой-то ты, Солоневич, такой жалостливый? Кажись, наш брат -- моряк,
а душа в тебe, как нeжная 250 роза с Ерусалима... Ну, погибнут, ну, и что?
На то и революцiя. Иначе нельзя. "Самим дороже стоит", -- усмeхнулся он.
-- Но вeдь можно было бы использовать и другiя организацiи для общей
работы с дeтьми?
-- Как же, как же! -- с оттeнком злобы отвeтил Фомин. -- Мы уже
пробовали -- вот, скауты тоже были. Слышал, может?
-- Слышал немного...
-- Ну, вот. Мы нeсколько годов с ними цацкались, да возились -- думали,
что с них что выйдет... только чорта с два -- уперились на своем и никак.
Ну, хоть ты тут тресни...
-- А что вы хотeли с ними сдeлать?
-- Да просто, чтобы они нам как ступенька Комсомолу были. А они -- хоть
ты им кол на головe теши... Распустили, сукины дeти, свои интеллигенскiя
сопли и сюсюкают: любовь к ближним, изволите видeть. Родину выкопали из
стараго мусора, да, кажись, и к Боженькe дрожемент тоже имeли... Ну, и
стукнули мы их!..
-- А чeм они мeшали?
-- Чeм? Может, и не мeшали... бояться мы их не боялись. На то ЧК у нас
есть -- рука у ей крeпкая. Но не в том дeло. Ежели аполитичная организацiя,
да еще не на совeтской платформe -- хрeн их знает, что они там потом
надeлают. А, может, сунут в подходящiй момент нож в спину революцiи? А? Что
тогда? Ребята вeдь крeпкiе.
-- Ну, так то потом, да и то -- "то ли дождик, то ли снeг, то ли будет,
то ли нeт"... Всунут или не всунут нож -- это еще никому неясно. А теперь-то
они чeм мeшают?
Комсомолец с явным презрeнiем посмотрeл на меня.
-- Эх, ты, брат! А еще командир флота! Ты Маркса читал?
-- Нeт, не читал. А будто бы ты читал?
На секунду Фомин смутился.
-- Ну, положим, я тоже не читал! Ну его к чортовой бабушкe! Этакiе
томищи накатал. Его "Капиталом" только сваи вбивать... Но не в этом, брат,
дeло. Ты, видно, "дiамата" не знаешь! 251
-- А причем тут дiамат?
-- Как это причем? -- важно сказал мой спутник. -- Потому -- метод
оцeнки. Поним<а>ешь: разсматривай все в связи событiй и в примeненiи к
данным обстоятельствам. Вот, скажем, скауты: нам теперь нужна злоба,
непримиримость, классовая борьба, а они, изволите видeть, розовую водичку из
себя испущают: ах, ближненькiе, ах, бeдненькiе, ах, матушка-Расея, ах,
Боженька... Понимаешь, браток, в чем тут дeло? Этак и до царя недалеко. А от
царя -- прямой путь к помeщикам, жандармам, да капиталистам... Нeт, браток!
Чорта с два! Мы сперва цацкались. Думали, что выйдет. А потом, смотрим -- не
поддаются. Ну -- хрясь, и ваших нeт... Вот ты говоришь -- использовать их
силы. Это все равно, как, брат, какого епископа предчека поставить. В такое
время, как мы живем, -- не до розовой водички. Нам, брат, комсомольцы --
чекисты нужны, которые с желeзной волей будут сметать все с пролетарскаго
пути. Нам ребята, как гвозди, нужны. Что-б -- как сказано, так вбито было.
-- А по вашему, развe можно дeтей на ненависти воспитывать? Развe это
не коверкает их души?
-- Души? -- фыркнул комсомолец и неожиданно весело разсмeялся. -- Ах,
ты, едрена палка! Ей Богу, Солоневич, как посмотрю я на тебя -- аж смeх,
право, берет. Ну, вот, видал я тебя и на боксe, и в футболe, и в борьбe --
там ты подходящiй парень и крови, видать, не боишься. А тут -- ну, прямо
интеллигент. Ах, ты, сукин сын, голуба моя морская! Да какое нам дeло до
дeтских душ, как ты говоришь? Тоже, вот, выдумал -- души, брат, в архив
исторiи сданы. Да если бы онe и были, так хрeн с ними. Что-то насчет морали
ты больно слаб. Помнишь, как Ильич насчет морали проповeдывал?
-- Нeт. А как?
-- "Морально то, что служит дeлу мiровой революцiи!" -- важно и
торжественно сказал комсомолец. -- Раз нужно для дeла -- крой, значит. А
души, брат, -- это что-то с того свeта. А нам бы хоть на этом удержаться
покрeпче. Нам, брат, люди-гвозди нужны, а не нeжныя души. А ежели, чтобы
один гвоздь сдeлать, нужно сотню нeжных душ спрессовать -- будьте покойнички
-- 252 мы спрессуем. У нас для этого такой аппарат есть, одно слово --
совeтскiй... А ты, вот, слезу точишь насчет дeточек. Эх, ты, -- не сердись,
брат, -- слюнтяй ты, и больше ничего.
Круглое лицо молодого "строителя жизни" было полно увeренности и
снисходительности.
На жизненном переломe
Солнечной, сверкающей всeми красками, осенью в образe стройной
сeроглазой дeвушки с длинными косами в мою жизнь вошла любовь...
Исторiя жизни этой дeвушки так же тeсно переплетена со скаутингом, как
и моя. В тот тяжелый перiод нашей скаутской жизни, когда вся тяжесть всeх
отвeтственных вопросов легла на молодыя плечи юных скаут-масторов и скаутов,
когда взрослые, сами отягченные и избитые борьбой за кусок хлeба и за жизнь,
отошли от нас, плеяда дeвушек-скаутмасторов смeло взяла на себя руководство
герль-скаутами.
Со смeлостью и горячностью честной юности они стали в общiй боевой
строй на правах подпольных членов нашей общей скаутской семьи. И, Бог знает,
удалось ли бы юношам-скаутам так бодро и мужественно вынести всe удары по
нашему братству, если бы плечо к плечу с нами не боролись за нашу идею и
наши сестры, вливавшiя энтузiазм героической молодости в наши общiе ряды.
И именно в атмосферe этой борьбы крeпло наше братство, наша дружба и
уваженiе друг к другу. Не на танцульках, не в кино, театрах и балах, а в
опасностях и трудe узнавали мы ближе друг друга, и много, много юношей и
дeвушек-скаутов пошли дальше по жизненному пути рука об руку строить с в о ю
семью, не отрываясь и от старой, скаутской...
За эти годы мнe много, много раз приходилось встрeчаться, работать и
спорить со скаутмастором Ириной, но только осенью 1925 года нам довелось
ближе познакомиться друг с другом.
В Москвe, в одном из домов отдыха, в прекрасном сосновом "Серебряном
Бору" Ирина работала инструктором 253 физической культуры, одновременно
учась в университетe. По ея особой рекомендацiи в этот дом отдыха можно было
прieзжать по воскресеньям, получить скромный обeд и провести весь день на
берегу Москва-рeки, в могучем сосновом лeсу.
И, возвращаясь из своих частых плаванiй по морям, я с особенной
радостью уeзжал из душной Москвы за город -- отдохнуть, к Ирe.
Она оказалась прекрасным собесeдником с оригинальным и сильным умом и
глубиной сужденiя. Так же, как и я, она глубоко любила скаутинг, и, может
быть, под ея влiянiем я болeе вдумчиво присмотрeлся к движенiю герль-скаутов
и поставил его в своем сознанiи на одинаковую высоту с работой среди
мальчиков. Ирина незамeтно прiучила меня не только цeнить, но и уважать
женщину-человeка, как равновеликую величину с мужчиной, в нашем мiрe.
Вeроятно, под ея влiянiем я незамeтно для себя самого превратился из
неунывающаго, не особенно задумывающагося над жизненными вопросами,
веселаго, боевого богатыренка в сильнаго, увeреннаго в себe, человeка.
Встрeча с Ириной как бы рeзко остановила стремительный разбeг моей бурной
жизни, заставила меня оглянуться на прошлое и болeе вдумчиво оцeнить и
самого себя, и свое отношенiе ко всей многосторонности жизни.
Много часов провели мы в спорах, бесeдах и воспоминанiях в милом
Серебряном Бору и, странное дeло никогда, глядя в ея ясные сeрые глаза, я не
подумал, что она может быть для меня чeм-то большим, чeм только веселый
товарищ, вeрный скаут и преданный друг.
И как-то ни разу мнe, мужчинe в расцвeтe лeт, не пришло в голову
отнестись к ней, как к женщинe, пока... И вот с тeх пор я повeрил в
безсознательное женское кокетство, присущее женщинe и украшающее ее, будь
она трижды скаут...
Однажды я прieхал в Серебряный Бор днем и, не найдя Ирины, надeл
купальный костюм и ушел на берег рeки. Наслаждаясь там вкусной теплотой
рeчного песка и горячих солнечных лучей, я скоро услышал голос Ирины и,
приподнявшись на локтe, увидeл, что она возвращается с прогулки с группой
женщин. 254
Я привeтствовал ее, махнув рукой.
-- Здравствуй, Боб, -- радостно улыбнулась она в отвeт. -- Лежи здeсь.
Я скоро освобожусь и приду.
Через полчаса Ира подбeжала ко мнe. Она была в том же спортивном
костюмe, но ея гимнастическiя туфельки были одeты уже на хорошенькiе бeлые
носочки, к о т о р ы х р а н ь ш е н е б ы л о.
С привычной наблюдательностью я сразу замeтил эту перемeну в костюмe и
был ошеломлен!
"Боже мой! Да вeдь носочки-то эти надeты спецiально для меня!"
мелькнуло у меня в головe, и весь облик ясно-холодной дeвушки-друга сразу
расцвeтился яркими красками застeнчивой женственности.
Я увeрен, что она не думала сознательно об этих носочках, но вeчное,
как мiр, женское желанiе понравиться "ему", вeчное ewige waibliche
прорвалось сквозь стeну товарищества и дружбы и освeтило наши отношенiя
другим, ярким и горячим свeтом жизни сердца.
И потом уже, во всe тe немногiе дни нашего "вмeстe", которые скупо дала
нам совeтская судьба, воспоминанiя о началe нашей любви всегда были
неразрывно связаны с "роковыми бeлыми носочками", о которых мы всегда
говорили с чувством веселаго юмора и ласковой задушевности...
Но в тe сiяющiе дни первой любви я не мог не сознавать, какiя опасности
грозят мнe, как одному из старших руководителей молодежи. Имeю-ли я
моральное право возложить тяжесть этих испытанiй на плечи друга? Вeдь,
впереди -- не спокойное, мирное житiе, а борьба, почти без шансов на
побeду...
Можно-ли соединять свою жизнь с жизнью Иры?
И как-то, в минуту задушевности я сказал ей об этих сомнeнiях.
Она медленно положила свою руку на мою и тихо отвeтила, прямо глядя на
меня своими сeрыми глазами:
-- Гдe ты, Кай, там и я, Кайя...
И теперь, когда я так чудесно спасся из мрака совeтской страны и
вспоминаю Ирину, у меня в ушах всегда звучит эта фраза древних римлян, этот
символ любви и спайки.., 255
И острая боль пронизывает мое сердце при мысли о том, что гдe-то
далеко, в 12.000 километрах отсюда, в глубинe Сибири, моя Снeгурочка-Лада
коротает свои одинокiе дни в суровом совeтском концентрацiонном лагерe.
Водоворот мiровой бури разметал нас в стороны, и Бог знает, когда мнe
опять доведется увидeть "роковые бeлые носочки", длинныя русыя косы и ясные
глаза своего друга -- жены...
И доведется-ли увидeть вообще?..
Обвал...
Постепенно и почти незамeтно поднималась над нашими головами для удара
лапа ОГПУ. Не справившись со скаутами давленiем, страхом, угрозами,
подкупом, разложенiем, ГПУ рeшило нанести смертельный удар непокорной
молодежи.
Мeсяцами и годами собирались свeдeнiя о скаутах и, наконец, весной 1926
года ГПУ рeшило, что всe нити "контр-революцiоннаго сообщества" в его руках.
И тогда грянул удар.
Многiе из нас, старших, чувствовали приближенiе этой опасности, но уйти
было некуда, да и никто из нас и не хотeл уходить. Бeжать перед опасностями
мы не привыкли. Малодушные давно уже отошли в сторону. Но как больно было
думать о том, что опять жизнь будет смята на многiе годы, что впереди опять
тюрьма и неволя!
А моя личная жизнь складывалась как раз особенно интересно и удачно. Я
был счастливым молодоженом, закончил прерванное революцiей высшее
образованiе и хотeл вeрить, что впереди -- перiод какой-то творческой жизни.
Но судьба рeшила иначе...
Помню один из вечеров послe моего прieзда с юга. В моей маленькой
комнатенкe гости -- Ирин брат. (Нам с Ириной по квартирным условiям так и не
пришлось жить вмeстe). Сердечное веселье и задушевные разговоры были
внезапно прерваны открывшейся без стука дверью, и на порогe моей комнатки
появилась мрачная 256 фигура молчаливаго чекиста в полной формe с какой-то
бумажкой в рукe.
-- Ну, Ирочка. Это не иначе, как за мной прieхали!
И я не ошибся.
Пол-ночи тщательно обыскивали мою комнатку и с особенным злорадством
взяли дорогiе моему сердцу ордена и значки -- свастику, волка, медвeдя и
почетнаго серебрянаго волка, высшую награду нашего старшаго скаута О.
Пантюхова.
Эх, долго-ли "собраться с вещами" старому скауту?
Сердечный и крeпкiй поцeлуй Иринe и дядe Ванe, и чекистскiй автомобиль
помчал меня по пустынным улицам в сeрой мглe просыпающагося утра на Лубянку,
в центральное ОГПУ.
Там меня провели мимо молчаливо посторонившагося часового в
комендатуру, с противным злобным лязгом хлопнула желeзная дверь, и я опять
оказался в зубцах неумолимой машины краснаго террора.
Между моей жизнью и свободой опять тяжело опустилась безжалостная
рeшетка тюрьмы... 257
--------
--------
...Солнце всходит и заходит,
А в тюрьмe моей темно"...
Точки зрeнiя
Представьте себe, дорогой читатель, хотя бы на минутку, что вам и
какому-то совeтскому гражданину указали бы на нeкоего джентельмена Х и
сказали бы этаким приглушенным шепотком:
-- Глядите, вот этот... Здоровый, в очках... Да... Да... Знаете, он был
болeе, чeм в 20 тюрьмах... Был обвинен в бандитизмe, государственных
преступленiях, шпiонажe и, кромe того, он "измeнник родинe"...
Вeроятно, вы в испугe отступили бы в сторону от такого преступника.
А совeтскiй гражданин отозвался бы спокойно:
-- Вот бeдняга! Не везло, значит! -- И сочувственно бы покачал головой.
Если вмeсто алгебраической величины Х вы подставите фамилiю автора, а
мeсто дeйствiя таких ужасов -- Совeтскiй Союз, то разница в воспрiятiях
между вами и совeтским жителем станет ясной.
Тюрьма и заключенiе во всем мiрe, кромe СССР, связаны с представленiем
о справедливом возмездiи и изоляцiи преступников. Иное дeло в СССР. Там
тюрьма давно уже перестала пугать злодeев и защищать мирных жителей. Роли
перемeнились. Тюрьмы переполнены людьми, опасными не для населенiя, а для
диктаторской власти коммунистов, и стали постоянной угрозой для честных
людей. В СССР наказанiе для грабителя и убiйцы несравненно легче, чeм для
мирнаго гражданина, осмeлившагося 258 не во время или не в подходящем мeстe
возражать, не подчиниться безчеловeчным распоряженiям власти или, упаси
Боже, быть заподозрeнным в какой-либо "контр-революцiи".
Тюрьмы в СССР -- один из видов политическаго фильтра населенiя. Недаром
один из чекистских вождей в пылу спора как-то сказал крылатую фразу:
-- Все населенiе СССР дeлится на три категорiи: сидящих в ЧК, сидeвших
там раньше и тeх, которые будут сидeть... Других -- нeт...
"Тот не гражданин СССР -- кто не болeл сыпняком и не сидeл в ЧК", --
говорят в Россiи, подчеркивая этим, что тюремная рeшетка -- это своеобразный
спутник совeтскаго бытiя...
Вообще же, поскольку почти во всeх законах, касающихся "политических
преступленiй", имeется универсальная фраза -- "карается вплоть до высшей
мeры наказанiя", а приговоры выносятся на основанiи субъективнаго пониманiя
"революцiонной законности и коммунистическаго правосознанiя" в закрытых
засeданiях, без участiя обвиняемаго, -- то, естественно, что карательная
политика страны совeтов отличается необычной жестокостью...
Я знал, что попал в безжалостные зубцы бездушной машины, и с тяжелым
сердцем ждал, что произойдет дальше...
Перед моим мысленным взором разстилались невеселыя перспективы...
Допрос
Безконечныя лeстницы, корридоры. Двери с часовыми, без часовых,
желeзныя, рeшетчатыя... Настороженные взгляды проходящих мимо чекистов.
Наконец -- 4 этаж. Надпись -- "Секретный Отдeл". Шедшiй сзади меня с
револьвером в рукe чекист открыл передо мною дверь:
-- Сюда.
Небольшая комната, выходящая окном на Лубянскую площадь. Большой
пис<ь>менный стол. Мягкiя кресла... 259
Из-за стола поднял голову хмурый утомленный человeк, с внимательными
недобрыми глазами. Впалыя щеки. Плохо выбритое, еще молодое лицо. Помятый,
видимо, непривычный штатскiй костюм. Это -- мой слeдователь, тот самый,
который когда-нибудь перед Коллегiей ОГПУ будет "докладывать мое дeло" и
предлагать ей свое рeшенiе.
"Секретный отдeл, скажет он, предлагает примeнить к Солоневичу такую-то
мeру соцiальной защиты"... Предсeдатель равнодушно спросит: "Возраженiй,
товарищи, нeт?"... Эта пустая формальность промелькнет в нeсколько секунд, и
моя судьба будет рeшена...
Слeдователь молча, движенiем руки указал мнe на стул и стал задавать
обычные предварительные вопросы. Эти, по существу, простые, вопросы,
касающiеся большей частью прошлаго, таят в себe громадныя опасности для тeх,
кому есть что скрывать в своем прошлом. Если ГПУ подозрeвает, что у
человeка, по выраженiю моряков, "за кормой нечисто", и он о своем прошлом
дает невeрныя данныя, то оно прибeгает к массe самых тонких психологических
ловушек для того, чтобы заставить арестованнаго сбиться и напутать в своих
показанiях. И даже, если точныя данныя о прошлом человeка и останутся
неясными, наличiя этих противорeчiй вполнe достаточно для того, чтобы
опредeлить, по выраженiю слeдователей, "наличiе бeлаго запаха" и отправить
человeка в концлагерь с простым обвиненiем -- "соцiально-опасный элемент"...
Так, на всякiй случай, в порядкe "профилактики"...
Мой предварительный допрос закончился скоро. Мои отвeты были хорошо
продуманы и проработаны, и я не путался. Записав эти данныя моей бiографiи,
слeдователь коротко сказал -- "подождите" и вышел.
Через минуту в комнату вмeстe с ним вошли еще двое чекистов весьма
важнаго вида, не без нeкоторой торжественности усeвшiеся за стол. Предстоял,
очевидно, серьезный и длительный допрос.
-- Ну-с, товарищ Солоневич, -- насмeшливо улыбаясь, начал толстый латыш
с двумя ромбами в петлицe военнаго мундира, так сказать, "чекистскiй
генерал", -- 260 Очень, очень прiятно с вами познакомиться. Давненько мы
собирались это сдeлать, но не хотeли раньше времени прерывать вашей
вы-со-ко-по-лез-ной дeятельности...
Сказав это, он с улыбкой оглянулся на своих товарищей, как бы приглашая
их оцeнить его остроумiе.
-- Странный способ у вас знакомства -- путем ареста и тюрьмы.
-- Ну, ну, конечно, способ не совсeм нормальный, -- с тою же
насмeшливой любезностью согласился латыш. -- Но это все пустяки. Это дeло
поправимое. Мы глуб<о>ко увeрены, что эта "ошибка" -- только случайность, и