Страница:
-- Ну, хорошо, Владимiр Иваныч. А почему теперь-то ваше положенiе
ухудшилось?
-- Да, вот, Райком Комсомола хочет нас выставить из прiюта.
-- Чего это он?
-- Да, вот, видите, "вредное влiянiе" выискал. Как-то на днях он своего
политрука туда послал. Ну, видно, тот паренек оказался неопытный и давай
говорить о том, что де, совeтская власть, мол, своя, родная, заботится и
болeет, де, нуждами дeтей, ну и так далeе, как на митингe, гдe никто,
конечно, пикнуть не смeет. Ну, тут скандал и вышел. Ребята в прiютe, знаете
сами народ отчаянный: прошли, как говорят, огонь и воду и мeдныя трубы и
чортовы зубы. Они-то уж видали больше, чeм кто-либо, что в странe надeлала
"родная власть". Они-то больше всeх и пострадали... Им, безпризорникам-то
что стeсняться! С них взятки -- гладки... Они и давай крыть политрука: а
почему хлeба нeт, а почему голод, а почему одeваться не во что, а почему
отцы поразстрeляны... Не обошлось дeло, конечно, и без крeпких слов. А уж
будьте покойны, эти ребята ругаться умeют -- прямо артисты. Ну, тут с
комсомольцем этим такое поднялось, что небу жарко стало. Парнишка едва ноги
унес. Хотя из нас, к счастью, никто на докладe не был, но вeдь нужно же во
всeх коммунистических неудачах находить "классоваго врага". А уж чего проще
-- свалить весь скандал на скаутов. Как же "контр-революцiонное влiянiе"...
И вот теперь Комсомол требует, чтобы никто из скаутов больше в прiютe не
работал. Обидно -- прямо сказать нельзя. Ребята уже сроднились с этой
работой. Все налажено, и результаты были хорошiе. А тут вот тебe и на!..
Нескрываемое огорченiе было написано на добром лицe стараго учителя.
104
Песчинка под колесами революцiи
Большой старый дом, полуразрушенный и ободранный. Выбитыя стекла
замeнены фанерой или просто заткнуты тряпками. За высоким забором шум, крики
и смeх. Владимiр Иванович насторажавается.
-- Что это там у них?
Но в этот момент до нашего слуха доносится свисток, и лицо его
проясняется.
-- А... а. Вeрно, в баскет-бол играют.
Мы проходим под воротами, над которыми висит покосившаяся вывeска:
"Дeтскiй дом имени товарища Н. К. Крупской", и входим во двор.
На широкой площадкe, дeйствительно, идет горячая игра. Несмотря на
холодную погоду, ребята с азартом гоняются за прихотливо прыгающим на
неровной почвe мячом.
Русскiй мальчик, выброшенный на улицу вихрем революцiи.
Около нас собирается кучка ребят с худенькими лицами, одeтых в самыя
разноцвeтныя лохмотья.
-- Как, Владимiр Ваныч -- в поход скоро пойдем?
-- А к лeту лодка будет?
-- А у нас двое новеньких -- сегодня как раз с осей сняли, да к нам...
-- Ладно, ладно, молодцы, -- добродушно говорит 105 учитель. --
Устроим, все устроим. А гдe Екатерина Петровна?
-- Завeдующая? А она в складe. Сегодня платье пришло, так они там
разбирают...
-- Старое солдатское обмундированiе, -- важно объясняет один из
мальчиков.
-- Почем ты знаешь? -- обрывает его другой. -- А может, с разстрeлянных
-- прямо с Чеки...
-- Борис Лукьянович, я пойду пока потолкую с завeдующей, хотя по моему
это и безнадежно. А вы пока здeсь на игру посмотрите. Вот, кстати, и Митя
идет. Митя, вали сюда!
Митя обернулся на зов и, узнав нас, весело подбeжал. Это был высокiй
крeпкiй мальчик с некрасивым, но смeлым и открытым лицом. Густая шапка
растрепанных черных волос покрывала его голову. На нем была одeта старая
военная гимнастерка с разноцвeтными заплатками, полуистлeвшая от времени, и
сeрые штаны с бахромой внизу.
-- Здорово, Митя, -- ласково сказал учитель. -- Ну, как живешь? А гдe-ж
твоя медаль?
-- Как же! Буду я ее все время носить! -- серьезно отвeтил он. -- Еще
потеряешь...
-- Ну, а гдe-ж она?
Мальчик замялся.
-- Да я ее спрятал.
-- Буде врать-то, Митька, -- с дружеской насмeшкой ввернул один из его
товарищей. -- Что это ты, как красная дeвица, штучки строишь? Знаете,
Владимiр Ваныч, он свою медаль-то в рубаху зашил.
-- Ну, а тебe-то какое дeло, баба болтливая? -- заворчал на него
Митька, чтобы скрыть свое смущенiе.
Владимiр Иванович засмeялся.
-- Ничего, Митя! А развe въ рубахe сохраннeе?
-- А как же? Конечно! Медаль-то завсегда при мнe.
-- А ночью? -- спросил я.
-- Ночью? -- удивился вопросу Митька. -- Ну и ночью ясно, тоже. А как
же иначе?
-- Постой-ка. Рубашку-то ты снимаешь на ночь? -- объяснил я свой
вопрос. 106
-- Снимать? А спать-то в чем?
-- А в бeльe?
-- Эва, бeлье! -- невесело усмeхнулся Митька. -- Мы забыли, как оно,
бeлье-то, выглядит, да с чeм его eдят... Мы вeдь, как елки: зимой и лeтом
все одним цвeтом. У меня, кромe как одна эта рубаха -- ничего больше и
нeт...
Обыкновенная исторiя...
Площадка гудeла криками и смeхом. Подзадориванiя и замeчанiя неслись со
всeх сторон. Игра становилась все оживленнeе. Могучiй импульс игры владeл
всeми: и участниками, и зрителями.
Эти ребята, дни которых проходили в тюрьмах, на базарах, под заборами,
в канализацiонных трубах, на улицах, под вагонами, в воровствe, картежной
игрe, пьянствe -- всe эти ребята сбросили теперь личину своей
преждевременной троттуарной зрeлости и превратились в смeющихся играющих
дeтей...
Я стоял с Митей у края площадки и с интересом смотрeл на его живое
лицо, на котором тeнями смeнялись чувства зрителя -- одобренiе и насмeшка,
восторг и досада...
-- Слушай, Митя, -- спросил я. -- Как это ты попал сюда?
Он не сразу понял вопрос и недоумeвающе посмотри на меня.
-- Куда это?
-- Да, вот, сюда, в дeтдом.
-- Сюда-то? Да с тюрьмы, -- просто отвeтил он.
-- Ну, а в тюрьму?
-- В тюрьму? -- медленно переспросил мальчик, лицо его помрачнeло. --
Длинно говорить. Да и вам зачeм? -- и его глаза пытливо заглянули в мои.
Видимо, он прочел в них не одно любопытство, ибо болeе довeрчиво
продолжал:
-- Да что-ж -- дeло обычное... Папка-то у меня -- старый рабочiй,
слесарь. Так с год назад его мобилизнули в деревню. Как это... ну, кампанiю
какую-то, что ли, 107 проводить... Уж я и не знаю точно... Ну, а там как раз
возстанiе было. Крестьяне взбунтовали, что-ли... Словом, видно, убили там
его, папку-то моего. Пропал... -- Мальчик промолчал нeсколько секунд. --
Жалко было. Хорошiй он был. Не бил никогда. Ладно жили... -- Ну, а послe
житуха-то у нас совсeм плохая пошла. Мамка-то у меня больная, а братишка
совсeм еще маленькiй... Хлeба не было. Перемогались мы сперва как-то, а
потом совсeм застопорили. Ну, а я -- как старшiй дома был. Должон же я был
что сдeлать? -- вопросительно сказал Митя, и что-то рeшительное и смeлое
прозвучало в его голосe. -- Что-ж, так и подыхать мамкe, да Ванькe с голоду?
Нeт уж! Ну, значит, и пошел я воровать... Что-ж было иначе дeлать?.. Да,
вот, еще молодой был, не умeл. На первом же дeлe и засыпался...5 Привели
меня в милицiю, пустили юшку6 с лица и в тюрьму. Мeсяца два сидeл я вмeстe с
ворами. Они меня всему научили... Ну, думаю, вот, теперь выйду на волю --
теперь уж Ванька, да матка не пропадут! Я их сумeю прокормить! Ученый уже...
Выпустили меня, значит, из тюрьмы, да в дeтдом и загнали. Не этот, а там, у
вокзала, другой... Как первая ночь, так я, ясно, и смылся. Из окна на крышу,
да по водосточной трубe... Дeло плевое. Послe тюремной голодухи был я
легкiй, как шкилет... Бeгу, я, значит, домой полным ходом, ног под собой не
слышу, хочу скорeе мамку повидать. Подбeгаю к нашему домику, гляжу -- Боже-ж
ты мой! -- а там окна досками забиты. Что такое? Я в дом -- дверь закрыта.
Стучал, стучал -- никого. Я -- к сосeдям -- хорошiе люди были. А тe: давно
говорят, Митенька, твоих-то на погост свезли... С голодухи померли...
5 Попался.
6 Кровь.
Голос мальчика прервался, и его загорeлое лицо передернулось.
-- А потом, что-ж разсказывать-то? -- тихо закончил он. -- Опять на
улицу, да на воровство. Из тюрьмы в тюрьму. Оттуда в какой-нибудь дeтдом
заберут. Убeжишь, конечно, засыпешься опять, и опять та же волынка
начинается. Уж такая, значит, планида... 108
-- А отсюда не убeжал?
-- Хотeл было спервоначалу -- для нас вeдь это дeло привычное:
удрать-то. Да, вот, Владим Ваныч со своими ребятами понравились мнe.
Хорошiе, душевные люди. Да тут еще, вот, медаль эту заслужил на пожарe.
Как-то теперь уж и не тянет на улицу...
-- Ну, а если скауты уйдут из дeтдома?
-- Уйдут? -- Глаза Мити с подозрeнiем поднялись на меня. -- С чего им
уходить-то?
-- Мало-ли что может случиться!
Лицо мальчика вдруг вспыхнуло раздраженiем.
-- А, может, тот хрeн комсомольскiй нажаловался? С него, сукина сына,
это станется. Вишь, вздумал нас обхаживать! Наша власть, мол, родная,
заботливая. Небось, -- злобно вырвалось у него, -- как моя мамка с голоду
помирала, так никто не помог!.. А теперь -- "заботливая"... Как-же!.. Нeт
уж... Если Владим Ваныч уйдет, то я и часу здeсь не пробуду. Чорт с ними...
Но если я узнаю ч т о ` про этого комсомольца, да что это его дeло, -- с
холодной угрозой сказал Митя, -- будет он у меня бeдненькiй... Я ему за все
отплачу...
--------
Африканская Уганда
Когда я вспоминаю прошедшiе годы и всe тe случаи и приключенiя,
которыми судьба щедрой рукой расцвeтила мой жизненный путь, я невольно
улыбаюсь. Вeдь -- описать их -- не повeрят. Скажут -- "это невeроятно. Это
похоже на дешевый бульварный фантастическiй роман, из котораго выдернута
романтика любовных сцен"...
Ладно... Я понимаю это и не пытаюсь здeсь описывать всeх моих
"совeтских приключенiй". Обстановка, в которой я жил всe эти годы, бывает
раз в нeсколько столeтiй. И человeку, волей судеб избавленному от хаоса и
бурь, лавиной кипящих в такую эпоху, никогда не понять возможности самых
невeроятных ситуацiй.
Если, Бог даст, мнe суждено сдeлаться... гм... гм ... 109 знаменитым
писателем, бiографiя котораго будет интересовать мiр, -- тогда уж я опишу
полностью, без сокращенiй, весь тот пестрый и неправдоподобный фильм,
который промелькнул на моем жизненном экранe в эти незабываемые годы...
Хорошо это было старому славному президенту Roosevelt'y описывать свои
охотничьи приключенiя гдe-нибудь в дебрях тропической Африки, в Угандe. Одно
удовольствiе, ей Богу!..
Вот, летит это на него с опущенной, готовой для сокрушительнаго удара
головой громадный носорог... Страшный момент! Сердце читателя замирает...
Еще секунда и... Но в руках хладнокровнаго президента слоновый штуцер,
провeренный и смертоносный... и... happy end. И голова носорога теперь
улыбается (поскольку это вообще для носорога возможно) в залe Бeлаго Дома...
Но даже если бы, паче чаянiя, этот end был бы unhappy, то (да простит
мнe память большого человeка) смерть в диких джунглях от рога достойнаго
противника, боровшагося на почти равных правах -- (сила и рог, против
смeлости и пули) -- не так уж и обидна.
Но погибнуть в подвалe ЧК от руки пьянаго палача, идти вниз по
ступенькам с замирающим сердцем, ожидая послeдняго неслышнаго удара пули в
затылок, умереть, не чувствуя вины, беззвeстно погибнуть на зарe жизни...
Б-р-р-р... Это менeе поэтично и много хуже охоты на Угандe...
Одесская Уганда
Разскажу вам мимоходом, как выкручивался я (без штуцера), когда в
Одессe глаз ЧК (голова носорога) был совсeм рядом.
Как-то на работe по разборкe автомобильных кладбищ я стал замeчать
какое-то необычное вниманiе к себe каких-то подозрительных людей. А такая
внезапная любовь и дружба чужих людей в совeтской жизни всегда наводит на
нeкоторыя непрiятныя размышленiя. 110 Даже и в тe годы у меня начало
вырабатываться этакое чутье, "совeтскiй глаз и нюх", который позволяет
безошибочно опредeлять в окружающем все, что пахнет приближенiем милаго рога
-- сердечнаго дружка -- ЧК. И вот эта непрошенная любовь запахла чeм-то
нехорошим...
Нужно было, не ожидая удара, уйти в сторону, ибо ВЧК, как и носорог, в
тe времена была свирeпа, но немного слeпа. Уйдя во`-время с ея дороги, можно
было избeжать ея любви и гнeва...
Словом, я рeшил немедленно бросить работу на заводe и стал искать себe
новых пастбищ для прокормленiя.
Восьмипудовый спаситель
Как-то иду я по улицe и догоняю какую-то шкапообразную могучую фигуру,
медленно шествующую среди кучки почтительно выпучивших глаза мальчуганов.
"Словно линкор среди экскорта эсминцев", мелькнуло у меня шутливое
сравненiе. Но вот шкаф повернул голову, и рыжiе топорчащiеся усы направились
в мою сторону...
-- Ба... Максимыч!..
Дeйствительно, это был "сам" Иван Максимыч Поддубный, краса и гордость
русскаго спорта, троекратный чемпiон мiра, страшный казак-борец, когда-то
кумир парижской толпы...
-- Иван Максимыч! Каким вeтром занесло вас сюда?
-- А... а... Это ты, Борис? Здравствуй, здравствуй... Какими вeтрами
спрашиваешь? Да этими проклятыми, совeтскими, что-б им ни дна, ни покрышки
не было...
Толстое лицо Максимыча было мрачно.
-- Да что случилось, Иван Максимыч?
-- Случилось, случилось, -- проворчал гигант. -- На улицу на старости
лeт выкинули. Вот что случилось... Буржуя тоже нашли, врага... И домик, и
клочек земли отобрали, сукины дeти... Сколько лeт деньгу копил. Вот, думаю,
хоть старость-то спокойно проживу. Довольно старику по мiру eздить, лопатки
гранить, ковры в цирках протирать... Да нeт, вишь... Буржуй, помeщик,
кровопивец, враг трудового народу. Всяко обозвали... А хиба-ж я сам не
хрестьянин, казак?.. "Катись, говорят, старый хрeн, к чортовой матери"...
Ну, и выгнали... 111
-- Ну, а здeсь в Одессe-то вы как очутились?
-- Да, вот, думаю чемпiонат соорудить. Надо-ж чeм-то жить...
-- Слушайте, Иван Максимыч, спаситель мой возьмите меня к себe в
чемпiонат!
Максимыч удивленно покосился на меня.
-- Тебя? Так ты же-ж интеллигент! Хоть ты парень здоровый и к борьбe
подходящiй, да развe-ж ты захочешь циркачем стать?..
Я превращаюсь в австралiйца
Через 2 недeли на тумбах для афиш висeли громадные плакаты:
"Настоящiй международный чемпiонат французской борьбы" и особо жирными
буквами, как особая приманка (послe имени Поддубнаго, конечно):
"Впервые в Россiи выступает чемпiон Австралiи, Боб Кальве, проeздом из
Сиднея в Москву".
Так, с помощью Максимыча я превратился в "чемпiона Австралiи" (да
простят мнe это жульничество настоящiе чемпiоны настоящей Австралiи).
В своем американском пальто, скаутской шляпe, золотых очках, я с важным
и надменным видом появлялся в театрe и с успeхом изображал знатнаго
иностранца, владeющаго толлько "австралiйским языком". Для переговоров со
мной из публики вызвали переводчика (в Одессe, портовом городe, многiе
владeли англiйским языком), и вся эта процедура переговоров с человeком,
который, как комета, явился сюда из чудесной дали и скоро безслeдно растает
за границей нашего маленькаго задавленнаго мiрка, -- чрезвычайно интриговала
зрителей.
Почти 2 мeсяца играл я роль австралiйца, успeшно избeгая щупальцев ЧК и
не возбуждая ничьих подозрeнiй, но все же, в концe концов, ошибся...
Что-ж дeлать -- "конь о четырех ногах и то спотыкается"...
На рингe
Горячая, помню, была схватка! Сошлись почти равныя силы, подстегнутыя
самолюбiем и жаждой побeды. 112 Мой противник, "Чемпiон мiра легкаго вeса"
Канеп, допустил недавно в отношенiи меня нетоварищескую выходку, и свeдeнiя
о нашей стычкe неуловимыми путями проникли в среду любителей борьбы.
В афишах громадными буквами стояло: "Реванш Канеп--Кальве", и в тот
день зал был полон. И когда, в результатe напряженной борьбы, на 49 минутe,
поддалась под моим нажимом живая арка тeла моего противника, рeзко прозвучал
свисток арбитра и под грохот апплодисментов я, пошатываясь, направился за
кулисы, грузная лапа Максимыча восторженно шлепнула меня по спинe:
-- Вот эта да... Молодец, Боб. Поздравляю. Tour de hanche, что надо. Ей
Богу, здорово!..
Я взглянул в его добродушную физiономiю с торчащими усами и... забыл,
что я австралiец и что кругом меня любопытныя уши.
-- Спасибо, Максимыч, на добром словe, -- отвeтил я на чистeйшем
русском дiалектe. -- Ваша похвала -- высокая марка! Спасибо...
Тайна моего "австралiйскаго происхожденiя" была выдана.
Эта оплошность стоила мнe лишняго ареста, к счастью, закончившагося
только нeсколькими часами тревоги...
"Не зeвай", сказано в Писанiи...
Из австралiйца я превращаюсь в американца
В хроникe мeстной газеты появились строчки:
"В Одессу прieхал представитель американской организацiи помощи русским
голодающим. В ближайшее время предполагается открытiе спецiальных
учрежденiй"...
Я прочел эту замeтку с живeйшим интересом. Как раз недавно я вернулся с
поeздки с групной борцов по селам Украины, но привезенные мной запасы
продовольствiя уже изсякали. Нужно было думать, "крутить голову", как
говорят в Одессe, над дальнeйшими перспективами.
На слeдующiй день, отдeтый в лучшее платье, какое 113 только я смог
достать у сосeдей, я важно входил в подъeзд гостильницы.
-- Вам куда, товарищ? -- с подозрeнiем глядя на меня, спросил какой-то
субъект, явно чекист<с>каго вида, дежурившiй в вестибюлe.
-- У меня дeло к Mr. Nobody! -- отвeтил я по англiйски с
наивозможнeйшей небрежностью и с самым американским акцентом, который только
мнe удалось съимпровизировать.
-- Нельзя, товарищ! Возьмите пропуск в ГПУ! -- рeшительно по русски
заявил чекист.
-- Я не понимаю ваших дурацких правил, -- по-прежнему по англiйски, но
уже раздраженным тоном отвeтил я, продолжая двигаться вперед.
Чекист заслонил мнe дорогу.
-- Сказано, нельзя. Значит, нельзя. Мнe без пропуска не ведено пущать.
Тогда я инсценировал вспышку бeшенства. Лицо у меня исказилось. Из
кармана я выхватил приготовленную книжечку в новом переплетe, похожем на
иностранный паспорт, и, махая им перед носом растерявшагося чекиста и фыркая
ему в лицо, кричал:
-- Что вы тут мнe говорите! Я американец. Видите? Чорт бы драл ваши
дурацкiя правила. Американец, понимаете, американец!
Слово "американец" вмeстe с переплетом книжки и моим напором ошеломили
моего цербера. Он невольно посторонился, и я шагнул вперед. Когда я
собирался постучать в двери комнаты, занятой американцем, оттуда
стремительно вышел высокiй человeк, чисто выбритый, с розовыми щеками и
спокойными властными глазами. Весь облик этого человeка говорил, что это не
липовый австралiец моего типа, а настоящiй иностранец.
-- Вы -- M-r Hynes? -- спросил я.
-- Да. В чем дeло? -- быстро отвeтил высокiй человeк.
-- Я слыхал, что здeсь, в Одессe будет отдeленiе АРА. Хотeл бы
предложить свои услуги в качествe сотрудника. 114
Быстрые глаза американца скользнули по моей фигурe и лицу.
-- А кто вы такой?
-- Я начальник русских скаутов и борец.
-- Ладно, -- коротко сказал он. -- Koblenz, -- повернулся он к
низенькому человeчку, появившемуся за ним. -- Запишите...
Фея-спасительница
Через 2 недeли я получил письмо со штампом American Relief
Administration.
"Мистер Солоневич приглашается зайти в контору, Пушкинская 37, к 12
часам дня."
Ровно в 12 часов я был в конторe, а еще через 5 минут -- сотрудником
АРА.
Исторiя уже достаточно освeтила громадную роль ARA в спасенiи миллiонов
русских людей от голодной смерти.
Общественное мнeнiе великаго народа не осталось равнодушным к
страданiям и гибели человeческих существ. Перед ужасами голода на заднiй
план отошли политическiя причины бeдствiя. Пусть неизмeримо виновна
совeтская власть в разрухe и неурожаe, но мысль о десятках миллiонов
умирающих людей всколыхнула лучшiя чувства других миллiонов, живших в иных
условiях на другой половинe земного шара... Люди послe безсмысленных ужасов
мiровой бойни на миг вспомнили, что они братья...
И помощь пришла.
Нам, жившим в городe, гдe мертвецы валялись на улицах и о трагической
судьбe многих семей узнавали только тогда, когда зловонiе от трупов
достигало сосeдних квартир, нам -- молнiеносное развертыванiе громадной
работы, широкая благотворительность, помощь дeтям и больным -- все это
казалось подлинным чудом, появленiем феи-спасительницы на краю пропасти...
И имя АРА русскiй народ всегда будет вспоминать с глубоким
благоговeнiем и благодарностью... 115
Самопомощь
Дeятельность АРА все расширялась. Один за одним приходили из-за океана
большiе пароходы с драгоцeнным продовольствiем, и наши склады и конторы жили
кипучей жизнью. Для нас это не была только "служба". В условiях совeтской
жизни -- это была дeятельность, доставлявшая моральное удовлетворенiе, и
каждый из "арiйцев" вкладывал в работу всю свою энергiю.
С помощью сына Молчанова, Али, удалось из скаутов и соколов
сорганизовать спецiальную артель по перевозкe посылок на дом, и в конторах
разом до нуля упало воровство и пропажа чудесно прибывающих продуктов.
Потом, учтя, что совeтская оффицiальная почта доставляет извeщенiя о
прибытiи посылок получателям только через нeсколько дней, мы создали свою
скаут-почту на велосипедах.
Ребята отдались своей работe с энтузiазмом. Развозя эти извeщенiя АРА
во всe уголки города, они имeли возможность непосредственно сталкиваться с
вопiющей нуждой и сигнализировать о ней.
Появленiе велосипедиста с повeсткой о полученiи почти всегда являлось
спасенiем от голода. И часто скауты, с трудом найдя требуемый адрес,
заставали там умирающих от голода людей. Не раз бывали трагическiе случаи,
когда радостное извeщенiе уже опаздывало. В квартирe лежали мертвецы...
Исполняя директиву АРА, скауты напрягали всe свои "слeдопытскiя"
наклонности в отысканiи умирающих от голода людей и рапортовали об этом
директору. И какое было торжество, когда они могли сообщить погибающим людям
о неожиданной помощи!
Как радостно было работать и знать, что этот неустанный труд несет с
собой помощь и поддержку несчастным!
И скауты были вeрными помощниками феe-спасительницe -- АРА... 116
Нeчто "характерное"
-- Алло, мистер Солоневич. Будьте добры, покажите нашим ребятам город.
Они только что прибыли на миноносцe и хотят проeхать посмотрeть что-нибудь.
Низенькiй, минiатюрный американец Гаррис глядит на меня умоляюще.
-- Сами понимаете -- гости. А я занят дьявольски... Уж, пожалуйста...
На Пушкинской улицe у входа в контору АРА стоит большой Ролл-Ройс.
Около него четверо американских морских офицеров -- высоких, широкоплечих,
румяных, чисто выбритых... От них несет духами и запахом хорошаго коньяка.
За рулем машины мой хорошiй прiятель, отчаянная голова, Скрипкин. Он,
знаю, прокатит на славу..
-- Так что-ж вам, господа, показать?
-- Да что-нибудь экстраординарное... -- небрежно растягивает слова
капитан, вынимая золотой портсигар. -- Что-нибудь характерное для вашей
совeтской страны...
Что для него, этого капитана, -- наша страна, наши бeдствiя, наш голод
и смерти? Он здeсь проeздом. Турист, который хочет видeть "самое
характерное".
Злобная мысль мелькает у меня. Ладно!...
Я усаживаюсь вмeстe с шоффером.
-- Ну, Скрипкин, -- газуй, брат, на кладбище... Туда, с задняго хода!..
Скрипкин сперва недоумeвающе смотрит на меня, а потом злорадно
ухмыляется.
-- Вот это да... Для протрезвленiя буржуйских мозгов? Это дeло!..
На дворe градуса два мороза. Стекла машины запотeли. Впрочем, офицеры и
не смотрят на мелькающiя картины...
Умeло и точно проeзжает машина на узеньким тропинкам. Послeднiй мягкiй
толчок.
Я раскрываю дверцы.
-- Пожалуйста, господа!
"ИЗДЕРЖКИ РЕВОЛЮЦIИ" Из архива Foto UdSSR (Nibelungen Verlag)
Перед нами безформенная груда сотен человeческих тeл, сложенных чeм-то
вродe штабелей. Обнаженные 117 118 трупы покрыты тонким слоем снeга,
раскиданные воронами и собаками. Желтыя и синiя руки и ноги высовываются из
ухудшилось?
-- Да, вот, Райком Комсомола хочет нас выставить из прiюта.
-- Чего это он?
-- Да, вот, видите, "вредное влiянiе" выискал. Как-то на днях он своего
политрука туда послал. Ну, видно, тот паренек оказался неопытный и давай
говорить о том, что де, совeтская власть, мол, своя, родная, заботится и
болeет, де, нуждами дeтей, ну и так далeе, как на митингe, гдe никто,
конечно, пикнуть не смeет. Ну, тут скандал и вышел. Ребята в прiютe, знаете
сами народ отчаянный: прошли, как говорят, огонь и воду и мeдныя трубы и
чортовы зубы. Они-то уж видали больше, чeм кто-либо, что в странe надeлала
"родная власть". Они-то больше всeх и пострадали... Им, безпризорникам-то
что стeсняться! С них взятки -- гладки... Они и давай крыть политрука: а
почему хлeба нeт, а почему голод, а почему одeваться не во что, а почему
отцы поразстрeляны... Не обошлось дeло, конечно, и без крeпких слов. А уж
будьте покойны, эти ребята ругаться умeют -- прямо артисты. Ну, тут с
комсомольцем этим такое поднялось, что небу жарко стало. Парнишка едва ноги
унес. Хотя из нас, к счастью, никто на докладe не был, но вeдь нужно же во
всeх коммунистических неудачах находить "классоваго врага". А уж чего проще
-- свалить весь скандал на скаутов. Как же "контр-революцiонное влiянiе"...
И вот теперь Комсомол требует, чтобы никто из скаутов больше в прiютe не
работал. Обидно -- прямо сказать нельзя. Ребята уже сроднились с этой
работой. Все налажено, и результаты были хорошiе. А тут вот тебe и на!..
Нескрываемое огорченiе было написано на добром лицe стараго учителя.
104
Песчинка под колесами революцiи
Большой старый дом, полуразрушенный и ободранный. Выбитыя стекла
замeнены фанерой или просто заткнуты тряпками. За высоким забором шум, крики
и смeх. Владимiр Иванович насторажавается.
-- Что это там у них?
Но в этот момент до нашего слуха доносится свисток, и лицо его
проясняется.
-- А... а. Вeрно, в баскет-бол играют.
Мы проходим под воротами, над которыми висит покосившаяся вывeска:
"Дeтскiй дом имени товарища Н. К. Крупской", и входим во двор.
На широкой площадкe, дeйствительно, идет горячая игра. Несмотря на
холодную погоду, ребята с азартом гоняются за прихотливо прыгающим на
неровной почвe мячом.
Русскiй мальчик, выброшенный на улицу вихрем революцiи.
Около нас собирается кучка ребят с худенькими лицами, одeтых в самыя
разноцвeтныя лохмотья.
-- Как, Владимiр Ваныч -- в поход скоро пойдем?
-- А к лeту лодка будет?
-- А у нас двое новеньких -- сегодня как раз с осей сняли, да к нам...
-- Ладно, ладно, молодцы, -- добродушно говорит 105 учитель. --
Устроим, все устроим. А гдe Екатерина Петровна?
-- Завeдующая? А она в складe. Сегодня платье пришло, так они там
разбирают...
-- Старое солдатское обмундированiе, -- важно объясняет один из
мальчиков.
-- Почем ты знаешь? -- обрывает его другой. -- А может, с разстрeлянных
-- прямо с Чеки...
-- Борис Лукьянович, я пойду пока потолкую с завeдующей, хотя по моему
это и безнадежно. А вы пока здeсь на игру посмотрите. Вот, кстати, и Митя
идет. Митя, вали сюда!
Митя обернулся на зов и, узнав нас, весело подбeжал. Это был высокiй
крeпкiй мальчик с некрасивым, но смeлым и открытым лицом. Густая шапка
растрепанных черных волос покрывала его голову. На нем была одeта старая
военная гимнастерка с разноцвeтными заплатками, полуистлeвшая от времени, и
сeрые штаны с бахромой внизу.
-- Здорово, Митя, -- ласково сказал учитель. -- Ну, как живешь? А гдe-ж
твоя медаль?
-- Как же! Буду я ее все время носить! -- серьезно отвeтил он. -- Еще
потеряешь...
-- Ну, а гдe-ж она?
Мальчик замялся.
-- Да я ее спрятал.
-- Буде врать-то, Митька, -- с дружеской насмeшкой ввернул один из его
товарищей. -- Что это ты, как красная дeвица, штучки строишь? Знаете,
Владимiр Ваныч, он свою медаль-то в рубаху зашил.
-- Ну, а тебe-то какое дeло, баба болтливая? -- заворчал на него
Митька, чтобы скрыть свое смущенiе.
Владимiр Иванович засмeялся.
-- Ничего, Митя! А развe въ рубахe сохраннeе?
-- А как же? Конечно! Медаль-то завсегда при мнe.
-- А ночью? -- спросил я.
-- Ночью? -- удивился вопросу Митька. -- Ну и ночью ясно, тоже. А как
же иначе?
-- Постой-ка. Рубашку-то ты снимаешь на ночь? -- объяснил я свой
вопрос. 106
-- Снимать? А спать-то в чем?
-- А в бeльe?
-- Эва, бeлье! -- невесело усмeхнулся Митька. -- Мы забыли, как оно,
бeлье-то, выглядит, да с чeм его eдят... Мы вeдь, как елки: зимой и лeтом
все одним цвeтом. У меня, кромe как одна эта рубаха -- ничего больше и
нeт...
Обыкновенная исторiя...
Площадка гудeла криками и смeхом. Подзадориванiя и замeчанiя неслись со
всeх сторон. Игра становилась все оживленнeе. Могучiй импульс игры владeл
всeми: и участниками, и зрителями.
Эти ребята, дни которых проходили в тюрьмах, на базарах, под заборами,
в канализацiонных трубах, на улицах, под вагонами, в воровствe, картежной
игрe, пьянствe -- всe эти ребята сбросили теперь личину своей
преждевременной троттуарной зрeлости и превратились в смeющихся играющих
дeтей...
Я стоял с Митей у края площадки и с интересом смотрeл на его живое
лицо, на котором тeнями смeнялись чувства зрителя -- одобренiе и насмeшка,
восторг и досада...
-- Слушай, Митя, -- спросил я. -- Как это ты попал сюда?
Он не сразу понял вопрос и недоумeвающе посмотри на меня.
-- Куда это?
-- Да, вот, сюда, в дeтдом.
-- Сюда-то? Да с тюрьмы, -- просто отвeтил он.
-- Ну, а в тюрьму?
-- В тюрьму? -- медленно переспросил мальчик, лицо его помрачнeло. --
Длинно говорить. Да и вам зачeм? -- и его глаза пытливо заглянули в мои.
Видимо, он прочел в них не одно любопытство, ибо болeе довeрчиво
продолжал:
-- Да что-ж -- дeло обычное... Папка-то у меня -- старый рабочiй,
слесарь. Так с год назад его мобилизнули в деревню. Как это... ну, кампанiю
какую-то, что ли, 107 проводить... Уж я и не знаю точно... Ну, а там как раз
возстанiе было. Крестьяне взбунтовали, что-ли... Словом, видно, убили там
его, папку-то моего. Пропал... -- Мальчик промолчал нeсколько секунд. --
Жалко было. Хорошiй он был. Не бил никогда. Ладно жили... -- Ну, а послe
житуха-то у нас совсeм плохая пошла. Мамка-то у меня больная, а братишка
совсeм еще маленькiй... Хлeба не было. Перемогались мы сперва как-то, а
потом совсeм застопорили. Ну, а я -- как старшiй дома был. Должон же я был
что сдeлать? -- вопросительно сказал Митя, и что-то рeшительное и смeлое
прозвучало в его голосe. -- Что-ж, так и подыхать мамкe, да Ванькe с голоду?
Нeт уж! Ну, значит, и пошел я воровать... Что-ж было иначе дeлать?.. Да,
вот, еще молодой был, не умeл. На первом же дeлe и засыпался...5 Привели
меня в милицiю, пустили юшку6 с лица и в тюрьму. Мeсяца два сидeл я вмeстe с
ворами. Они меня всему научили... Ну, думаю, вот, теперь выйду на волю --
теперь уж Ванька, да матка не пропадут! Я их сумeю прокормить! Ученый уже...
Выпустили меня, значит, из тюрьмы, да в дeтдом и загнали. Не этот, а там, у
вокзала, другой... Как первая ночь, так я, ясно, и смылся. Из окна на крышу,
да по водосточной трубe... Дeло плевое. Послe тюремной голодухи был я
легкiй, как шкилет... Бeгу, я, значит, домой полным ходом, ног под собой не
слышу, хочу скорeе мамку повидать. Подбeгаю к нашему домику, гляжу -- Боже-ж
ты мой! -- а там окна досками забиты. Что такое? Я в дом -- дверь закрыта.
Стучал, стучал -- никого. Я -- к сосeдям -- хорошiе люди были. А тe: давно
говорят, Митенька, твоих-то на погост свезли... С голодухи померли...
5 Попался.
6 Кровь.
Голос мальчика прервался, и его загорeлое лицо передернулось.
-- А потом, что-ж разсказывать-то? -- тихо закончил он. -- Опять на
улицу, да на воровство. Из тюрьмы в тюрьму. Оттуда в какой-нибудь дeтдом
заберут. Убeжишь, конечно, засыпешься опять, и опять та же волынка
начинается. Уж такая, значит, планида... 108
-- А отсюда не убeжал?
-- Хотeл было спервоначалу -- для нас вeдь это дeло привычное:
удрать-то. Да, вот, Владим Ваныч со своими ребятами понравились мнe.
Хорошiе, душевные люди. Да тут еще, вот, медаль эту заслужил на пожарe.
Как-то теперь уж и не тянет на улицу...
-- Ну, а если скауты уйдут из дeтдома?
-- Уйдут? -- Глаза Мити с подозрeнiем поднялись на меня. -- С чего им
уходить-то?
-- Мало-ли что может случиться!
Лицо мальчика вдруг вспыхнуло раздраженiем.
-- А, может, тот хрeн комсомольскiй нажаловался? С него, сукина сына,
это станется. Вишь, вздумал нас обхаживать! Наша власть, мол, родная,
заботливая. Небось, -- злобно вырвалось у него, -- как моя мамка с голоду
помирала, так никто не помог!.. А теперь -- "заботливая"... Как-же!.. Нeт
уж... Если Владим Ваныч уйдет, то я и часу здeсь не пробуду. Чорт с ними...
Но если я узнаю ч т о ` про этого комсомольца, да что это его дeло, -- с
холодной угрозой сказал Митя, -- будет он у меня бeдненькiй... Я ему за все
отплачу...
--------
Африканская Уганда
Когда я вспоминаю прошедшiе годы и всe тe случаи и приключенiя,
которыми судьба щедрой рукой расцвeтила мой жизненный путь, я невольно
улыбаюсь. Вeдь -- описать их -- не повeрят. Скажут -- "это невeроятно. Это
похоже на дешевый бульварный фантастическiй роман, из котораго выдернута
романтика любовных сцен"...
Ладно... Я понимаю это и не пытаюсь здeсь описывать всeх моих
"совeтских приключенiй". Обстановка, в которой я жил всe эти годы, бывает
раз в нeсколько столeтiй. И человeку, волей судеб избавленному от хаоса и
бурь, лавиной кипящих в такую эпоху, никогда не понять возможности самых
невeроятных ситуацiй.
Если, Бог даст, мнe суждено сдeлаться... гм... гм ... 109 знаменитым
писателем, бiографiя котораго будет интересовать мiр, -- тогда уж я опишу
полностью, без сокращенiй, весь тот пестрый и неправдоподобный фильм,
который промелькнул на моем жизненном экранe в эти незабываемые годы...
Хорошо это было старому славному президенту Roosevelt'y описывать свои
охотничьи приключенiя гдe-нибудь в дебрях тропической Африки, в Угандe. Одно
удовольствiе, ей Богу!..
Вот, летит это на него с опущенной, готовой для сокрушительнаго удара
головой громадный носорог... Страшный момент! Сердце читателя замирает...
Еще секунда и... Но в руках хладнокровнаго президента слоновый штуцер,
провeренный и смертоносный... и... happy end. И голова носорога теперь
улыбается (поскольку это вообще для носорога возможно) в залe Бeлаго Дома...
Но даже если бы, паче чаянiя, этот end был бы unhappy, то (да простит
мнe память большого человeка) смерть в диких джунглях от рога достойнаго
противника, боровшагося на почти равных правах -- (сила и рог, против
смeлости и пули) -- не так уж и обидна.
Но погибнуть в подвалe ЧК от руки пьянаго палача, идти вниз по
ступенькам с замирающим сердцем, ожидая послeдняго неслышнаго удара пули в
затылок, умереть, не чувствуя вины, беззвeстно погибнуть на зарe жизни...
Б-р-р-р... Это менeе поэтично и много хуже охоты на Угандe...
Одесская Уганда
Разскажу вам мимоходом, как выкручивался я (без штуцера), когда в
Одессe глаз ЧК (голова носорога) был совсeм рядом.
Как-то на работe по разборкe автомобильных кладбищ я стал замeчать
какое-то необычное вниманiе к себe каких-то подозрительных людей. А такая
внезапная любовь и дружба чужих людей в совeтской жизни всегда наводит на
нeкоторыя непрiятныя размышленiя. 110 Даже и в тe годы у меня начало
вырабатываться этакое чутье, "совeтскiй глаз и нюх", который позволяет
безошибочно опредeлять в окружающем все, что пахнет приближенiем милаго рога
-- сердечнаго дружка -- ЧК. И вот эта непрошенная любовь запахла чeм-то
нехорошим...
Нужно было, не ожидая удара, уйти в сторону, ибо ВЧК, как и носорог, в
тe времена была свирeпа, но немного слeпа. Уйдя во`-время с ея дороги, можно
было избeжать ея любви и гнeва...
Словом, я рeшил немедленно бросить работу на заводe и стал искать себe
новых пастбищ для прокормленiя.
Восьмипудовый спаситель
Как-то иду я по улицe и догоняю какую-то шкапообразную могучую фигуру,
медленно шествующую среди кучки почтительно выпучивших глаза мальчуганов.
"Словно линкор среди экскорта эсминцев", мелькнуло у меня шутливое
сравненiе. Но вот шкаф повернул голову, и рыжiе топорчащiеся усы направились
в мою сторону...
-- Ба... Максимыч!..
Дeйствительно, это был "сам" Иван Максимыч Поддубный, краса и гордость
русскаго спорта, троекратный чемпiон мiра, страшный казак-борец, когда-то
кумир парижской толпы...
-- Иван Максимыч! Каким вeтром занесло вас сюда?
-- А... а... Это ты, Борис? Здравствуй, здравствуй... Какими вeтрами
спрашиваешь? Да этими проклятыми, совeтскими, что-б им ни дна, ни покрышки
не было...
Толстое лицо Максимыча было мрачно.
-- Да что случилось, Иван Максимыч?
-- Случилось, случилось, -- проворчал гигант. -- На улицу на старости
лeт выкинули. Вот что случилось... Буржуя тоже нашли, врага... И домик, и
клочек земли отобрали, сукины дeти... Сколько лeт деньгу копил. Вот, думаю,
хоть старость-то спокойно проживу. Довольно старику по мiру eздить, лопатки
гранить, ковры в цирках протирать... Да нeт, вишь... Буржуй, помeщик,
кровопивец, враг трудового народу. Всяко обозвали... А хиба-ж я сам не
хрестьянин, казак?.. "Катись, говорят, старый хрeн, к чортовой матери"...
Ну, и выгнали... 111
-- Ну, а здeсь в Одессe-то вы как очутились?
-- Да, вот, думаю чемпiонат соорудить. Надо-ж чeм-то жить...
-- Слушайте, Иван Максимыч, спаситель мой возьмите меня к себe в
чемпiонат!
Максимыч удивленно покосился на меня.
-- Тебя? Так ты же-ж интеллигент! Хоть ты парень здоровый и к борьбe
подходящiй, да развe-ж ты захочешь циркачем стать?..
Я превращаюсь в австралiйца
Через 2 недeли на тумбах для афиш висeли громадные плакаты:
"Настоящiй международный чемпiонат французской борьбы" и особо жирными
буквами, как особая приманка (послe имени Поддубнаго, конечно):
"Впервые в Россiи выступает чемпiон Австралiи, Боб Кальве, проeздом из
Сиднея в Москву".
Так, с помощью Максимыча я превратился в "чемпiона Австралiи" (да
простят мнe это жульничество настоящiе чемпiоны настоящей Австралiи).
В своем американском пальто, скаутской шляпe, золотых очках, я с важным
и надменным видом появлялся в театрe и с успeхом изображал знатнаго
иностранца, владeющаго толлько "австралiйским языком". Для переговоров со
мной из публики вызвали переводчика (в Одессe, портовом городe, многiе
владeли англiйским языком), и вся эта процедура переговоров с человeком,
который, как комета, явился сюда из чудесной дали и скоро безслeдно растает
за границей нашего маленькаго задавленнаго мiрка, -- чрезвычайно интриговала
зрителей.
Почти 2 мeсяца играл я роль австралiйца, успeшно избeгая щупальцев ЧК и
не возбуждая ничьих подозрeнiй, но все же, в концe концов, ошибся...
Что-ж дeлать -- "конь о четырех ногах и то спотыкается"...
На рингe
Горячая, помню, была схватка! Сошлись почти равныя силы, подстегнутыя
самолюбiем и жаждой побeды. 112 Мой противник, "Чемпiон мiра легкаго вeса"
Канеп, допустил недавно в отношенiи меня нетоварищескую выходку, и свeдeнiя
о нашей стычкe неуловимыми путями проникли в среду любителей борьбы.
В афишах громадными буквами стояло: "Реванш Канеп--Кальве", и в тот
день зал был полон. И когда, в результатe напряженной борьбы, на 49 минутe,
поддалась под моим нажимом живая арка тeла моего противника, рeзко прозвучал
свисток арбитра и под грохот апплодисментов я, пошатываясь, направился за
кулисы, грузная лапа Максимыча восторженно шлепнула меня по спинe:
-- Вот эта да... Молодец, Боб. Поздравляю. Tour de hanche, что надо. Ей
Богу, здорово!..
Я взглянул в его добродушную физiономiю с торчащими усами и... забыл,
что я австралiец и что кругом меня любопытныя уши.
-- Спасибо, Максимыч, на добром словe, -- отвeтил я на чистeйшем
русском дiалектe. -- Ваша похвала -- высокая марка! Спасибо...
Тайна моего "австралiйскаго происхожденiя" была выдана.
Эта оплошность стоила мнe лишняго ареста, к счастью, закончившагося
только нeсколькими часами тревоги...
"Не зeвай", сказано в Писанiи...
Из австралiйца я превращаюсь в американца
В хроникe мeстной газеты появились строчки:
"В Одессу прieхал представитель американской организацiи помощи русским
голодающим. В ближайшее время предполагается открытiе спецiальных
учрежденiй"...
Я прочел эту замeтку с живeйшим интересом. Как раз недавно я вернулся с
поeздки с групной борцов по селам Украины, но привезенные мной запасы
продовольствiя уже изсякали. Нужно было думать, "крутить голову", как
говорят в Одессe, над дальнeйшими перспективами.
На слeдующiй день, отдeтый в лучшее платье, какое 113 только я смог
достать у сосeдей, я важно входил в подъeзд гостильницы.
-- Вам куда, товарищ? -- с подозрeнiем глядя на меня, спросил какой-то
субъект, явно чекист<с>каго вида, дежурившiй в вестибюлe.
-- У меня дeло к Mr. Nobody! -- отвeтил я по англiйски с
наивозможнeйшей небрежностью и с самым американским акцентом, который только
мнe удалось съимпровизировать.
-- Нельзя, товарищ! Возьмите пропуск в ГПУ! -- рeшительно по русски
заявил чекист.
-- Я не понимаю ваших дурацких правил, -- по-прежнему по англiйски, но
уже раздраженным тоном отвeтил я, продолжая двигаться вперед.
Чекист заслонил мнe дорогу.
-- Сказано, нельзя. Значит, нельзя. Мнe без пропуска не ведено пущать.
Тогда я инсценировал вспышку бeшенства. Лицо у меня исказилось. Из
кармана я выхватил приготовленную книжечку в новом переплетe, похожем на
иностранный паспорт, и, махая им перед носом растерявшагося чекиста и фыркая
ему в лицо, кричал:
-- Что вы тут мнe говорите! Я американец. Видите? Чорт бы драл ваши
дурацкiя правила. Американец, понимаете, американец!
Слово "американец" вмeстe с переплетом книжки и моим напором ошеломили
моего цербера. Он невольно посторонился, и я шагнул вперед. Когда я
собирался постучать в двери комнаты, занятой американцем, оттуда
стремительно вышел высокiй человeк, чисто выбритый, с розовыми щеками и
спокойными властными глазами. Весь облик этого человeка говорил, что это не
липовый австралiец моего типа, а настоящiй иностранец.
-- Вы -- M-r Hynes? -- спросил я.
-- Да. В чем дeло? -- быстро отвeтил высокiй человeк.
-- Я слыхал, что здeсь, в Одессe будет отдeленiе АРА. Хотeл бы
предложить свои услуги в качествe сотрудника. 114
Быстрые глаза американца скользнули по моей фигурe и лицу.
-- А кто вы такой?
-- Я начальник русских скаутов и борец.
-- Ладно, -- коротко сказал он. -- Koblenz, -- повернулся он к
низенькому человeчку, появившемуся за ним. -- Запишите...
Фея-спасительница
Через 2 недeли я получил письмо со штампом American Relief
Administration.
"Мистер Солоневич приглашается зайти в контору, Пушкинская 37, к 12
часам дня."
Ровно в 12 часов я был в конторe, а еще через 5 минут -- сотрудником
АРА.
Исторiя уже достаточно освeтила громадную роль ARA в спасенiи миллiонов
русских людей от голодной смерти.
Общественное мнeнiе великаго народа не осталось равнодушным к
страданiям и гибели человeческих существ. Перед ужасами голода на заднiй
план отошли политическiя причины бeдствiя. Пусть неизмeримо виновна
совeтская власть в разрухe и неурожаe, но мысль о десятках миллiонов
умирающих людей всколыхнула лучшiя чувства других миллiонов, живших в иных
условiях на другой половинe земного шара... Люди послe безсмысленных ужасов
мiровой бойни на миг вспомнили, что они братья...
И помощь пришла.
Нам, жившим в городe, гдe мертвецы валялись на улицах и о трагической
судьбe многих семей узнавали только тогда, когда зловонiе от трупов
достигало сосeдних квартир, нам -- молнiеносное развертыванiе громадной
работы, широкая благотворительность, помощь дeтям и больным -- все это
казалось подлинным чудом, появленiем феи-спасительницы на краю пропасти...
И имя АРА русскiй народ всегда будет вспоминать с глубоким
благоговeнiем и благодарностью... 115
Самопомощь
Дeятельность АРА все расширялась. Один за одним приходили из-за океана
большiе пароходы с драгоцeнным продовольствiем, и наши склады и конторы жили
кипучей жизнью. Для нас это не была только "служба". В условiях совeтской
жизни -- это была дeятельность, доставлявшая моральное удовлетворенiе, и
каждый из "арiйцев" вкладывал в работу всю свою энергiю.
С помощью сына Молчанова, Али, удалось из скаутов и соколов
сорганизовать спецiальную артель по перевозкe посылок на дом, и в конторах
разом до нуля упало воровство и пропажа чудесно прибывающих продуктов.
Потом, учтя, что совeтская оффицiальная почта доставляет извeщенiя о
прибытiи посылок получателям только через нeсколько дней, мы создали свою
скаут-почту на велосипедах.
Ребята отдались своей работe с энтузiазмом. Развозя эти извeщенiя АРА
во всe уголки города, они имeли возможность непосредственно сталкиваться с
вопiющей нуждой и сигнализировать о ней.
Появленiе велосипедиста с повeсткой о полученiи почти всегда являлось
спасенiем от голода. И часто скауты, с трудом найдя требуемый адрес,
заставали там умирающих от голода людей. Не раз бывали трагическiе случаи,
когда радостное извeщенiе уже опаздывало. В квартирe лежали мертвецы...
Исполняя директиву АРА, скауты напрягали всe свои "слeдопытскiя"
наклонности в отысканiи умирающих от голода людей и рапортовали об этом
директору. И какое было торжество, когда они могли сообщить погибающим людям
о неожиданной помощи!
Как радостно было работать и знать, что этот неустанный труд несет с
собой помощь и поддержку несчастным!
И скауты были вeрными помощниками феe-спасительницe -- АРА... 116
Нeчто "характерное"
-- Алло, мистер Солоневич. Будьте добры, покажите нашим ребятам город.
Они только что прибыли на миноносцe и хотят проeхать посмотрeть что-нибудь.
Низенькiй, минiатюрный американец Гаррис глядит на меня умоляюще.
-- Сами понимаете -- гости. А я занят дьявольски... Уж, пожалуйста...
На Пушкинской улицe у входа в контору АРА стоит большой Ролл-Ройс.
Около него четверо американских морских офицеров -- высоких, широкоплечих,
румяных, чисто выбритых... От них несет духами и запахом хорошаго коньяка.
За рулем машины мой хорошiй прiятель, отчаянная голова, Скрипкин. Он,
знаю, прокатит на славу..
-- Так что-ж вам, господа, показать?
-- Да что-нибудь экстраординарное... -- небрежно растягивает слова
капитан, вынимая золотой портсигар. -- Что-нибудь характерное для вашей
совeтской страны...
Что для него, этого капитана, -- наша страна, наши бeдствiя, наш голод
и смерти? Он здeсь проeздом. Турист, который хочет видeть "самое
характерное".
Злобная мысль мелькает у меня. Ладно!...
Я усаживаюсь вмeстe с шоффером.
-- Ну, Скрипкин, -- газуй, брат, на кладбище... Туда, с задняго хода!..
Скрипкин сперва недоумeвающе смотрит на меня, а потом злорадно
ухмыляется.
-- Вот это да... Для протрезвленiя буржуйских мозгов? Это дeло!..
На дворe градуса два мороза. Стекла машины запотeли. Впрочем, офицеры и
не смотрят на мелькающiя картины...
Умeло и точно проeзжает машина на узеньким тропинкам. Послeднiй мягкiй
толчок.
Я раскрываю дверцы.
-- Пожалуйста, господа!
"ИЗДЕРЖКИ РЕВОЛЮЦIИ" Из архива Foto UdSSR (Nibelungen Verlag)
Перед нами безформенная груда сотен человeческих тeл, сложенных чeм-то
вродe штабелей. Обнаженные 117 118 трупы покрыты тонким слоем снeга,
раскиданные воронами и собаками. Желтыя и синiя руки и ноги высовываются из