Современник Журнал. Журнал Наш Современник 2007 #7

   Только ни молитва, ни зелье колдовское не помогли. Не пьет Павло месяц и два, человеком ходит, песни распевает, каждому встречному на улице рад. Пока злая душа рюмку не поднесет. И снова Лаптей в такой загул ударится, что мать готова руки на себя наложить.
   Виной всему любовь окаянная. Верно люди говорят, что нет от неё лекарств и заклинаний. Попал человек в сети и сгинул: иссушит любовь, в могилу сведет. Или по миру пошлет скитаться. Поведи только речь о любви несчастной, сразу припомнят случаи, такого понарасскажут, что оторопь берет.
   Глаза с крутым изломом черных бровей, коса до пояса, голос звонкий - это и приворожило Павла, лишило сна и покоя. Многие парни увивались за Галинкой, но она остановила свой выбор на Павле. При встрече с Га-линкой он терял дар речи, краснел, становился мягким и покладистым, а
   Галинка лишь смеялась, замечая неуклюжесть парня, понимая все и осознавая свою власть.
   Как ни суди, а Галинка была старше на год, что в молодую пору многое значит. Парень телок телком, а девушка уже знает тайное, заманивает в хитроумно сплетенную сеть, подталкивает к поступку, тихо уступает ласкам.
   Жила Галинка с матерью в старой приземистой хате на краю улицы. Хату под крышей из шифера они купили без огласки. Кто-то знакомый порекомендовал, узнав, что в Пологах хиреет без присмотра домик с огородом и вишневым садом. Новые хозяева объявились в селе скрытно. Спешили сельчане по делам и останавливались в удивлении, увидев, как из трубы пустующей еще вчера хаты тянется к небу дым от плохого топлива.
   Мать Галинки, еврейка, устроилась работать фельдшером, людей сторонилась, ничего о себе не рассказывала. И люди не лезли к фельдшерихе с расспросами - женщина городская, образованная, ногти красит. Но главная причина отчуждения крылась в другом: худая фельдшериха много курила. В селе на мужиков покрикивали и выгоняли на улицу, а тут женщина тянет папиросу за папиросой, голосом басит прокуренным. Люди богомольные, у кого в чистом углу под рушниками иконы, фельдшериху в дом не приглашали.
   Огородом и садом фельдшериха не занималась, жила на зарплату. Земля под окнами пустовала. Казалось, возьми лопату, вскопай грядку под огурцы, капусту или помидоры посади. Труда особого не требуется. Под солнцем каждый росток к свету потянется и зацветет. Но фельдшериха равнодушно смотрела на землю, а огурцы и помидоры покупала.
   Уродились в саду вишни - нарвет миску для удовольствия. Или компот сварит. Остальное расклюют скворцы. Налетают стаей, усядутся на ветках и с криком клюют ягоды, разбрызгивая сок на листья.
   Двор фельдшерихи тоже пустовал: ни кур, ни поросенка хозяйка не держала. Словом, существовала, как перелетная птица: задумала и снялась с места, ни о чем не печалясь, ничего не жалея. Да и жалеть было нечего: хата в зарослях мальв и бурьяна доживала свой век. Уедет человек, и забудут вскоре: разве старое подворье напомнит о житье-бытье, какое теплилось здесь, чуждое и непонятное деревенскому укладу.
   Знакомство Галинки с Павлом оказалось случайным. Парень только прибежал с выгона, где играл в футбол, ополоснул под рукомойником руки, сел обедать. В дверь постучали.
   - Входите, входите! - пригласила Лаптеиха, нарезая хлеб.
   В комнату вошла Галинка, её Павло давно приметил в школе на переменах.
   - Здравствуйте, тетя Наталья, - сказала Галинка. Увидев за столом Павла, покраснела, но тут же взяла себя в руки. - Мама послала к вам за палочкой дрожжей…
   - Может, пообедаешь с нами? Борщ я сварила с курятиной, - сказала Лаптеиха.
   - Ой, спасибо. Я только что поела дома… - И снова бросила на Павла мимолетный взгляд.
   Так они познакомились, а со временем и подружились. После девятого класса Галинка расцвела на зависть подругам: статью выделялась, грудь высокая, а глаза… Темно-карие, в изломе черных бровей, они сияли, излучая притягательную силу. От взгляда парни столбенели, потом спохватывались и выкидывали такие штучки, что многие потом долго обсуждали и удивлялись.
   ?ерные, как смоль, волосы у Галинки слегка вились на висках, завитками спадали на чистый лоб. Губы у Галинки алые и сочные, как спелые вишни, никакая помада не требуется. Завидуя, девчата чего только ни делали, чтобы добиться сходства, - в теплой родниковой воде волосы мыли, добавляя отвар чабреца и любистока, но проку мало.
   К Павлу Галинка относилась с полным доверием, приглашала к себе в гости, позволяя себе порой такое, от чего Павло краснел и терялся до крайности. Сославшись на духоту в хате, она сбросила однажды кофточку и осталась сидеть в лифчике, который едва удерживал полную грудь. Онемев, Павло боялся одного: как бы нежданно не заглянул кто в окно.
   То Галинка усядется напротив и, позабыв одернуть платье, раскачивает ногами, показывая бедра и узкую полоску трусиков. Павло готов бежать из хаты, но неведомая сила удерживает, сжигает, повелевает терпеть сладостную муку! Да и куда бежать, если стараешься выглядеть мужчиной, если жаждешь подчинить себе девушку, но необъяснимое чувство оберегает от необдуманного, очищает разум, когда готов ради дорогого тебе человека на любые испытания. И эта первая любовь останется в памяти на всю жизнь. Останется незамутненным, романтичным воспоминанием и будет волновать, маня из невозвратного далека, и очищать душу.
   В хате Галинки изо всех углов выпирала неухоженность: ни рушников на портретах, ни занавесок на окнах. Под потолком висят липучки. Обсевшие их мухи давно подохли и высохли. Неубранность и запущенность жилища, к удивлению Павла, не угнетала девушку. Она, как и мать ее, не обращала внимания на беспорядок в хате, убогую обстановку.
   Свою зарплату фельдшериха тратила на дочь: одевала и обувала Галин-ку на зависть - денег не жалела. Последние рубли тратила на то, чтобы купить дочке модное в городе платье, кофточку, а то и сумочку. В Пологах не покрасуешься в нарядах, и выезжали мать и дочь то в Лубны, а то и в Киев прогуляться, в музей заглянуть. Сельчан манера жить одним днем удивляла, ставила в тупик: как можно запустить огород, не вырастить на нем мешок картошки? И почему надо тратить сразу зарплату, если можно понемногу откладывать на сберкнижку? Пригодится на черный день. Нет, живут люди, как перекати-поле…
   Получив аттестат зрелости, Галинка поступила в Полтавский педагогический институт, а Павло остался в селе. Еще год он проучился в школе, а потом подал документы в техникум. Хотелось, конечно, податься куда подальше - в Киев, а то и в Москву, но жаль было маму. Кто ей огород вспашет, кто сена корове на зиму припасет? И Павло поступил в Лубенский сельскохозяйственный техникум, благо райцентр в двадцати километрах от Полог. Автобус ходит в Лубны каждый день туда и обратно.
   На выходные Павло обязательно приезжал домой, помогал матери по хозяйству. Работы скапливалось достаточно: то надо грядки прополоть, то травы накосить, то вишни в саду обобрать. Дел в селе невпроворот, и как ни стараешься, а конца-края стараниям не видно.
   Вечером Павло брал магнитофон и спешил в клуб, здесь собирались парни и девчата со всего села потанцевать, попеть песни, поухаживать, проводить зазнобу с гулянки домой. Только Лаптей возвращался один. Вышагивал по дороге мимо спящих хат, смотрел на усыпанное звездами небо, на Чумацкий шлях, думал о Галинке.
   Спать не хотелось, в сенях на ощупь Павло доставал крынку с молоком, отпивал половину и выходил во двор. Невидимое в ночи село отдыхало, готовясь к завтрашней работе. В саду сухо стрекотали цикады, а на ставу квакали лягушки.
   Улегшись на привезенную с поля свежескошенную траву, Павло слушал жабью разноголосицу, разглядывал созвездия и, отыскав Стожары, смотрел на катившийся по небу воз, жил ожиданием встречи с любимой. Из множества звезд выплыла более яркая и тихо заскользила, удаляясь к горизонту. Чей-то спутник совершал очередной свой виток вокруг Земли.
   Приехав на каникулы, Галинка все дни проводит на речке. Идет в легком халатике по улице, не обращает внимания на осуждающие взгляды стариков. Им какое дело до того, как она ведет себя, - человек давно городской, без предрассудков.
   Местные приходят на берег Сулы, но им некогда нежиться на солнце. Работа отнимает весь день, на купание времени не остается. В селе не зря говорят: летний день год кормит. Разве самая ледащая завернет под ивы, проводив корову на пастбище и махнув рукой на домашние заботы. Зато под вечер можно передохнуть и окунуться в прохладную воду, смыть дневной пот, поболтать. И стекается на речку молодежь, спешит огородами, сокращая путь к Суле.
   Приходит на речку и Павло. Раздевается до плавок и сидит на траве, любуется Галинкой. В камышовых зарослях на другом берегу перекликаются птицы, подает скрипучий голос коростель.
   - Иди ко мне! - зовет Галинка, уплывая в сторону от купающихся. - Какой ты белый! В селе живешь, а не загорел! В городе хлопцы, знаешь, какие загорелые! Плыви ко мне, ну!..
   Павло отшучивается и медлит прыгать в воду. Немного обидно оттого, что Галинка сравнивает его с городскими парнями. Повкалывали бы в поле и на огороде. Мать возвращается с прополки буряка едва живая. Тяпку приставит к стенке и сидит на лавке не двигаясь.
   - Ныряй! - зовет Галинка. - Какой ты у меня стеснительный! Девчата любят решительных и настойчивых!
   Поддавшись уговорам, Павло с разбега бросается в реку и выныривает возле Галинки, задыхаясь от освежающей глубины речки и близости с любимой. Девушка без стеснения обвивает его ногами, прижимается грудью. В глазах Галинки желание, она готова подчиниться воле мужчины.
   - Поцелуй меня, ну!..
   - Люди кругом… Что подумают, - говорит Павло, пьянея от доверчивости Галинки.
   Нежность переполняет, лишает Павла всяческого плотского влечения. Благоговея перед любимой, он теряет волю над собой, гладит плечи девушки, целует, повторяя в беспамятстве одно:
   - Люблю… люблю…
   Чувствуя беспомощность Павла, девушка отступает. Взяв Павла за руку, выводит его из воды и вытирает полотенцем.
   - Ничего. Когда мы будем вместе, ты привыкнешь ко мне и перестанешь стесняться. Это пройдет…
   Уткнувшись лицом в траву, Павло лежит на земле и не замечает, что плачет. Ему хочется высказать всю свою нежность и преданность девушке, но не хватает слов, а те из них, которые он приберег для объяснений, кажутся сухими, обшелушенными и незначимыми.
   Дни пролетели, сливаясь в мгновение. Галинка уехала в Полтаву. Проводив ее на станцию, Павло шел по дороге, по которой совсем недавно ступала нога любимой. Оглянувшись по сторонам, Павло присел и опустил горячие ладони на пыльную траву, поднес ладони к лицу и поцеловал. Спохватившись, устыдился самого себя и поспешил в село.
   Приезжая из техникума домой, Павло уединялся и часто посещал места, по которым бродил с Галинкой, держа ее за руку. Давно облетела в саду яблоня. Под ней Павло целовался с Галинкой. Девушка тогда подняла упавшее с дерева яблоко и протянула Павлу.
   - Откуси, - попросила, - и передай мне.
   Он откусил кусочек белого налива, откусила и Галинка.
   - Сладкое и ароматное, - сказала, чуть помедлив. - Мы с тобой как Адам и Ева в глухом саду. Но до первородного греха не дошли. Грустно почему-то, безнадежно…
   Окончив техникум, Павло не покинул родные Пологи. Он заметно возмужал, окреп телом; работа механика доставляла ему удовлетворение по той причине, что не кончалась. Наоборот, с развитием хозяйства ее прибавлялось. Лаптей пропадал то в поле, то на тракторном стане, где техника ремонтировалась, готовилась к выходу то на посевные, то на уборку урожая.
   Серьезно подумывал Павло о женитьбе. Деньги появились, Лаптей поначалу отстроил дом. Возвел стены из кирпича, не забыл о мезонине. Дом построил с размахом. Крышу устлал не шифером, а красной черепицей. На второе лето в доме провел паровое отопление и горячую воду. Котельную обустроил в глубине двора, чтоб в доме не пахло дымом или соляркой. На кухне электрическая плита с вместительной духовкой. И везде полная автоматика. Забудешь пирог вынуть или буженину, автомат спокойным сигналом предупредит.
   Многие заходили на такое диво поглядеть, но с улыбкой от новшеств отказывались. "Куда нам разобраться в такой машинерии, - говорили смеясь
   и отмахивались от предложений Лаптея. - Лучше печки нет, сподручнее она крестьянскому разумению. Засыпал уголь или дров подбросил - и вся премудрость. Борщ варится, каша упревает…".
   Радовалась смекалистости сына Лаптеиха, Бога благодарила за то, что ниспослал опору, обрела она покой и благополучие в зрелые вдовьи годы. С мужем, Царствие ему Небесное, не довелось испытать счастья, теперь доживает свой век в достатке. Муж, когда Павло в третий класс пошел, поехал через реку в соседнее село и в полынью угодил. Лошадь успел спасти, гужи перерезал, а самого течением под лед затянуло…
   Мечтала Наталья увидеть в новом доме невестку, внучат. Большего не просила перед иконой, как услышать в доме звонкие детские голоса, купать внучат перед сном и баюкать под колыбельную песенку: "Пошел кот на огород и поймал там мышку…".
   После четвертого курса Галинка ни разу не появилась в селе. Изредка приходили от нее письма. В них девушка сбивчиво обосновывала причины, помешавшие ее очередному приезду в Пологи. То на эту пору выпала практика, то Галинке посчастливилось съездить с однокурсниками на море. Она подробно рассказывала о новых друзьях, студенческих вечеринках и моде, какой подражают городские девчата и парни.
   Перебралась в Полтаву и фельдшериха. Она покинула Пологи тихо, как и появилась здесь. Никто на отъезд женщины, постоянно курившей и чуждающейся сельских жителей, не обратил внимания. Уехала и уехала, существовал человек - и нет его. Хата еще стояла какое-то время, подтачиваемая мышами. Потом завалилась в дождливую пору и медленно гнила.
   Павло еще надеялся на чудо, в дни каникул каждый вечер уходил в поле. Он останавливался на краю лесополосы, здесь накатанная машинами дорога сворачивает на станцию. Этой дорогой и спешат в Пологи приезжие. От перрона поднялся на переход над железнодорожными путями, спустившись, свернул в проулок, - и ты в поле.
   Коротая время, Павло собирал в лесополосе сухие ветки, разводил костер. Потрескивали в пламени сучья, Павло смотрел на огонь и думал. Подавали сигналы электровозы, и теплилась надежда: вдруг Галинка не вытерпела, бросила дела и приехала этим поездом, вдруг…
   Костер угасал, угли покрывались белесым пеплом, ярко алели при дуновении ветерка и гасли. Дождавшись, когда костер потухнет, Павло возвращался в село, одинокий, придавленный грустью.
   Увидев сына, Лаптеиха горестно вздыхала.
   - Вечеря давно остыла… Ходил к лесополосе?
   - Ходил…
   - Не приедет она!
   - А вдруг надумает? Ночь, а ей идти одной…
   - Яму себе выкопал! - пыталась пристыдить сына Лаптеиха. - Неужели свет на Галинке сошелся?
   - Мама!..
   - Что - мама! В селе девчат сколько! Выбирай!
   - Перестаньте, мама!
   - Оженить тебя надо! Девки… На какую ни посмотришь - домовитые, мастерицы, красотой не обделенные.
   - Никто мне не нужен.
   - Женишься, детки обсядут… Сразу забудешь свою яврейку.
   - Говорите, говорите. Язык без костей…
   В дождь, когда небо затянули обложные тучи, а по раскисшей дороге можно было проехать лишь на телеге, в хату Лаптеев постучался письмоно-ша.
   - Вам, добродию, телеграмма, - сказал, обращаясь к Павлу. - Ну и погодка! Льет и льет. На неделю, так думаю, зарядил дождь.
   - Проходи, Григорий, - пригласила Лаптеиха почтальона. - Чего стоишь у порога?
   - С меня каплет. Наслежу тут…
   6 "Наш современник" N 7
   - Дождь надолго, твоя правда. На огород вышла, да куда! Вернулась мокрая. Куры под навес попрятались. Верный признак того, что не скоро распогодится.
   Павло развернул телеграмму и вскрикнул от радости: "Буду проездом воскресенье станция Ромодан поезд Полтава - Киев вагон 6 тчк Галинка".
   - Что стряслось? - забеспокоилась Лаптеиха.
   - Галинка приезжает!
   - В Пологи?
   - Проездом будет на Ромодане!
   - В такую распутицу грязь месить… - отозвался почтальон. - В своем ты уме… - И спохватился: - Пойду, а то до вечера не управлюсь…
   Почтальон ушел, а Павло бросился к шкафу с одеждой. Распахнул дверку и опомнился: спешить некуда, два дня впереди. Успеет и штаны погладить, и постричься у соседа.
   - Побежишь? - не утерпела Лаптеиха.
   - Сколько не виделись, мама!
   - Нужен ты ей, как же! Вспомнила через столько лет! А-а… Поступай как знаешь. Чует мое сердце: напрасно спешишь.
   - Опять вы за старое, мама!
   Весточке Павло обрадовался и воспрянул духом. Не забыла Галинка, убеждал себя и гнал сомнения, просто в сутолоке городской жизни закрутилась и отодвинула встречу. Приедет, переговорят о наболевшем, и встанет все на места. Размышляя, приготовил выходной костюм, белую сорочку.
   - По такой грязюке и в новой одежде… - не утерпела Наталья.
   - Мама!..
   Старые ходики на стене беспристрастно отсчитывали время, но Павлу казалось, что часы замедлили бег. Нет-нет да и подтянет Павло гирьку, отлитую в виде еловой шишки. Гирька медленно опускалась под собственной тяжестью, но не успевала выбрать положенный уровень, а Павло подтягивал снова.
   - Оборвешь от нетерпения, - пристыдила Лаптеиха, переживая за сына. - Газетку почитай…
   Павло выскочил из хаты и появился лишь вечером, когда в домах зажигали огни.
   Дождь в воскресенье не перестал. Капли монотонно шелестели в листве, на дороге стояли мутные лужи. Мокрая тишина зависла над хатами и огородами, никли кусты.
   - Куда пойдешь в такую хлябь? - Лаптеиха попыталась вразумить Павла, застав его за сборами в дорогу. - Ноги не вытащишь из грязюки!
   - Пойду в резиновых сапогах, - ответил Павло и улыбнулся виновато. - Накину на плечи дождевик. Он не промокает.
   - Твоя воля…
   - Должен пойти. Иначе не прощу себе потом, весь свет возненавижу, на ближнем злобу вымещать стану.
   - Иди, сынок. Может, ты и прав. Прости мать…
   Поднявшись на взгорок, Павло оглянулся на село, вздохнул с облегчением и легко зашагал по обочине дороги. Земля вокруг отдыхала, вдоволь напитавшись влаги. Придорожные кусты в хрустальных каплях клонили отяжелевшие ветки. Вода брызгала из-под сапог, но Лаптей не обращал внимания на дождь и сырость.
   Легко вышагивая, Павло вдруг вспомнил, казалось, давным-давно забытое. Вспомнил, как увидел Галинку у себя дома. Как она смутилась, перехватив взгляд Павла за столом. Как она была красива в эти минуты! Густые черные волосы, завитки на лбу. Не гадал и не думал Павло тогда, что все так обернется, будет он страдать от неразделенных чувств, будет уходить в степь, изливая свою любовь и нежность в песне:
   На вгородг верба рясна, Там стояла ддвка красна. Вона красна ще й вродлива - Я доля не щаслива…
   Вспомнив старую народную песню, Павло улыбнулся, поправил сползающий капюшон и легко запел:
   Ii доля не щаслива, Нема того, що любила. Нема його та й не буде, Розроли зли люди…
   За переездом Павло переобулся. Резиновые сапоги спрятал в кустах: будет возвращаться - снова наденет. Идти в сапогах на свидание постеснялся. Что подумает Галинка, увидев его в броднях?
   В ожидании поезда Павло заглянул в зал для пассажиров, но никого из знакомых там не встретил. На лавках томились люди, спешащие по своим делам, со своими заботами. В углу, постелив рядно, спал босой мужик. Вошел дежурный милиционер, посмотрел на спящего, но прогонять не стал, повернулся и вышел.
   Завернув по пути из зала в буфет, Лаптей равнодушно окинул взглядом прилавок. Есть ему не хотелось, как и пить пиво. Павло вышел на свежий воздух, посмотрел на расписание поездов. Их было много - и в разные концы. Одни города' Лаптей знал, другие названия ничего ему не говорили. Но там шла жизнь, ему неведомая, но налаженная и со своими порядками. Подумав, Павло пожалел, что нигде не бывал далеко от дома, не повидал свет.
   Щелкнуло в репродукторе, и раздался голос дежурного по вокзалу:
   - Поезд Полтава - Киев прибывает на первый путь! Стоянка пять минут! Граждане пассажиры, будьте внимательны и осторожны! Не забывайте свои вещи!
   Показался "скорый". Сбавив ход, он медленно приближался к перрону. Прошел электровоз, почтовый вагон, и начался отсчет пассажирских вагонов. В тамбуре каждого стояла проводница. Лязгнули тормоза, и поезд остановился.
   Подбежав к шестому вагону, Павло увидел Галинку и обмяк. Девушка изменилась, стала совсем городской. Косу она отрезала, сделала модную завивку.
   - Галинка!.. - позвал Павло.
   Девушка оглянулась на зов, скользнула взглядом, но не узнала Павла. С огорчением внимательно всмотрелась в незнакомца в плаще и, просияв, всплеснула руками:
   - Павло! - Легко соскочила на перрон, обхватила Лаптея и чмокнула в щеку. - Не изменился! Все такой же…
   - Косу отрезала…
   - Сейчас коса не в моде, Павлуша! Возни с ней!..
   - Галинка! Не стой раздетая! - окликнул из тамбура высокий рыжеволосый парень в сером пуловере.
   - Ой, да не простужусь! - ответила Галинка с долей кокетства и посмотрела на Павла: мол, видишь, какой он заботливый.
   Павло промолчал. Обида сдавила сердце, хотелось выкрикнуть Галинке в лицо все, что переполняло его сейчас. Не обмолвилась и словом, как он тут без нее, как существовал в уединении и долгом ожидании. Вместо всего выставила напоказ не то жениха, не то ухажера, довольная и напомаженная. Ни намека на то, как собирается обустраивать свою дальнейшую жизнь, есть ли в ней место для него, Павла Лаптея. Права мать, тысячу раз права! Лучше бы он не приходил на станцию и оставался в неведении. Он жалел себя и мысленно клялся, что ничего подобного никогда больше не допустит.
   - Ты, как понимаю, в селе остался?
   - В селе. На кого мать оставлю? Да у нас и жизнь стала не хуже городской: асфальт проложили, газ провели…
   Договорить не дал парень в пуловере. Он соскочил с подножки вагона, накинул Галинке кофту на плечи.
   - Извините. Поезд отправляется, а Галинка, если разговорится, не скоро остановишь.
   6*
   - Ухожу, начальничек. Попрощаюсь только. - И повернулась к Павлу. - Прощай… И прости меня, подлую… - Она обхватила Павла за шею, заплакала. - Прости, если сможешь. Жизнь такая. В село для меня дорога закрыта. Не смогу я там жить. Прости…
   И шагнула к вагону, взялась за поручень, поднялась в тамбур. Поезд тихо набирал скорость, проплывали мимо вагоны, постукивая на стыках рельсов: так-так… так-так…
   - Прости меня, Павло! - донеслось уже издали. - Прости!..
   Поезд скрылся за поворотом, опустел перрон, а Павло стоял в растерянности и не трогался с места. В голове сновали обрывки мыслей, давила обида. Подошел дежурный по вокзалу - в кителе, фуражка с красным околышем, - тронул Лаптея за локоть.
   - У тебя горе, парень?
   - Нет-нет, все в порядке. Близкого человека проводил, - очнувшись, ответил Павло.
   Дежурный ушел в здание вокзала. Оставшись наедине, Павло постарался успокоиться, объяснить самому себе случившееся. Он любил Галинку, поверил в это, поддался всецело, а она? Жалела доверчивого и непутевого, подыгрывала ему, потому что не оказалось рядом более достойного… На душе лежала пустота и холодом обдавала тело. Окружающий мир казался унылым, блеклым и замусоренным. Хотелось схватить что-нибудь тяжелое, что подвернется под руку, и крушить не глядя.
   Плохо соображая и не отдавая себе отчета в поступках, Павло повернулся и направился в сторону станционного буфета. Не видел теперь ни сидящих в зале ожидания, ни спящего в углу бездомного. Подошел к стойке буфета и попросил водки. В этот ненастный день Лаптей впервые напился…
   В садах поспели вишни. Из подворий ветерок доносит запах варенья - хозяйки спешат запастись на зиму вишневым вареньем и наливками. Излишки ягод высыпают на железные поддоны и выставляют на солнце. Высушат вишни, ссыпают в короба и прячут в кладовки.
   В самую пору сбора вишен в гости к Лаптеихе приехал сын её двоюродной сестры, Николай, с мальчиком лет семи, худеньким, но подвижным и неугомонным. Сестру Наталья не видела давно и вспоминала редко. Та покинула Пологи в девичестве. Уехала в Калининград, вышла замуж, там и обосновалась. Поначалу от нее приходили письма и фотографии: она с мужем, статным, с густой шевелюрой, и с первым ребеночком. Но потом сестра замолчала. О ней напоминали только фотографии на стене.
   И вдруг приезд Николая с сынишкой. Наталья обрадовалась гостям, всплакнула при встрече, вспомнив о сестре. Хлопот гости не доставляли: жить есть где, картошка молодая с огорода, огурцы и помидоры, лучок - все свое. Ваня, так звали мальчика, пробудил дом неугомонностью, прибавив забот и беспокойства, что ничуть не тяготило. Мальчик ни секунды не сидел спокойно: то носится с гиканьем по улице, то уже сидит на дереве, обирая спелые вишни, то раскачивается на суку вниз головой. И Лаптеиха спешит в сад из боязни, как бы не ушибся ребенок, не обжегся в крапиве.
   Павлу гости тоже не в тягость: есть с кем о жизни потолковать, о незнакомом городе Калининграде послушать.
   Особенно привязался парнишка к Павло. Куда Павло ни пойдет, он следом. На грядках Лаптей огурцы собирает, Иван рядом. И все ему интересно, обо всем хочет узнать. Иной раз Павло смех едва сдерживает, но отвечает по-взрослому.
   На дерево Павло забрался, чтобы ведро вишен нарвать на продажу, Иван следом на соседнее дерево лезет. Усядутся, срывают сладкие ягоды. Павло горсть за горстью в ведро сыплет, а Ваня - ягоду в рот, ягоду в бидон.