Страница:
В своей речи Путин не упомянул ни имени Сталина, ни имени основателя нового государства Ленина. Между прочим, вопреки политическим соображениям В. В. и мнению М. О. Чудаковой, кажется, в Якутске - передавало вчера телевидение - установили памятник Сталину. У народа своя точка зрения и на жертвы, и на историю. Речь свою Путин произнес, вернее прочитал, очень хорошо, он самый лучший из всех лидеров последнего периода в смысле ясного и выразительного чтения речей.
Воистину, кроме гуманитарной причины был повод собирать народ: парад прошел идеально, как при Сталине. Я бы даже сказал, что подобной воинской выправке мог бы позавидовать и сам Фридрих Прусский.
И у ветеранов, которые ехали в автомобилях, и у ветеранов, которые сидели на трибунах, на глазах стояли слезы. Это понятно: им вспоминалось не только величие свершенного, но и их молодость в то время. В детстве я завидовал не столько тому, что они воевали, сколько тому, что прошагали через такие замечательные иноземные страны. Путешествовать было уделом Молото-ва и Литвинова, сам Сталин сидел сиднем в Кремле. Мог ли я тогда предположить, что увижу и Берлин, и Париж, и Нью-Йорк? Ветераны плакали, я думаю, что те, кого провезли по Красной площади на довоенных полуторках, не считали, что их использовали как статистов. Ведь не каждому довелось по главной, притом пешеходной, площади страны не пройти, а проехать. Но почему одни на трибунах, а другие - на машинах? Одни зрители, другие по-прежнему гладиаторы. Упомянули все-таки имя генерала Варенникова, знаменосца Победы в 45-м, но не показали его крупно. Вот и опять свидетельство, что не умеем мы или не хотим - зависть, боюсь, русская черта - создавать мифы о своих героях. Мельком, на трибуне, но крупно показали Ельцина. Он выглядит радостным душевнобольным, которому пообещали конфетку. Иногда
во время трансляции - вели ее двое дикторов, Анна Шатилова и Игорь Кириллов, две советские легенды, которых в свое время поторопились убрать, дабы и своим видом не напоминали об ушедшей эпохе, - рассказывали о судьбе того или иного ветерана, звучало это фантастично! В связи с этим вспомнились чьи-то слова: каждому бы воевавшему единовременно по пять тысяч долларов и ежемесячно - по пятьсот. По себе знаю, как трудно доживать, не зная, на какие деньги тебя похоронят.
10 мая, вторник. Тороплюсь записать вчерашнее впечатление от замечательного концерта, состоявшегося на Красной площади. Это монументально, художественно заострено, невероятно трудно по исполнению. Думаю, что актеров было задействовано не меньше, чем зрителей. Среди актеров, певших песни военного времени, оказалась даже Патрисия Каас. Ее номер и как она покидала Красную площадь на военном джипе с флагом Франции - это художественный апофеоз спектакля. Почти не было наших исполнителей, скомпрометированных эстрадой. Вообще, вчера был странный день: многие из нас вдруг снова почувствовали себя гражданами великой державы, какой Россия уже вряд ли является. Какое родилось вдохновенье, какая гордость за страну и себя!
Уже дома вперился в "Семнадцать мгновений весны", которые по НТВ идут серия за серией весь день подряд. Самое поразительное здесь - режиссер этого гениального сериала Татьяна Лиознова. Как очень серьезный художник она, на первый взгляд, должна была бы отказаться от детективного материала. Сразу ли увидела она в сценарии легендарный фильм, или все получилось случайно? Впрочем, гениальный человек непредсказуем.
В Подмосковье сгорела еврейская синагога. Очень жаль, это уже почти памятник истории - ее построили тайно в тридцатые годы в знаменитой Малаховке. Как всегда, спасали ее местные русские жители, как всегда, евреи сказали, что ее подожгли антисемиты. И в Берлине открыли потрясающий памятник евреям, погибшим от холокоста. Лабиринт из бетонных кубов, расположенный на площади, равной почти двум футбольным полям. В этой интерпретации и холокост выглядит по-другому, без какой-то исключительности в своей праведной горестности. Если бы что-нибудь подобное сделать и у нас, записав на глыбах имя каждого погибшего в Отечественной войне.
11 мая, среда. Из того, что не записал вчера. Резкое выступление Путина на пресс-конференции по поводу назойливого канюченья прибалтийских стран в ожидании русского покаяния. Конечно, у меня бытовая точка зрения, к тому же надо помнить, что огромное число наших соотечественников живет там, поэтому обострять нельзя. Но чего же они хотят: чтобы мы покаялись в том, что они не стали немецкой прислугой, а остались нацией, что большое количество эстонцев, латышей, литовцев выучились в Москве, что они через русский язык приобщились к мировой культуре? А если мы не покаемся, что "оккупировали" когда-то Прибалтику на основе пакта Молотова - Риббентропа (который стал ответом на Мюнхенский сговор с Гитлером Англии и Франции, согласившихся на аннексию чешских Судет), они что, откажутся от наших нефти, газа и электричества? В этом они видят смысл библейского мероприятия? Почему же они все так хорошо говорят по-русски? Мы ведь в школе эстонский, латышский и литовский языки не учим, не та, знаете ли, репутация и возможности. А они почему-то стараются, чтобы их дети знали не только английский, но и русский. Может быть, торговать удобней, удобней получать льготы? Путин правильно сказал: "Оставим навсегда эту тему". Так что прощай, самостийная Прибалтика, живи с миром. По-моему, у Ивлина Во (я, кажется, об этом где-то писал) есть определение эстонцев или латышей как лучших кучеров. Разделяют ли они уверенность фонвизинского Митрофанушки, что везут свой экипаж всегда в нужном направлении?
Иногда очень хорошо читать газеты оптом: у меня на стуле возле кровати лежит "Литературка" уже за несколько недель. Прочитал огромное письмо деятелей искусств по поводу статьи О. Кучкиной в "Комсомольской правде" - письмо подписали и Афиногенов, и Богин, и Исаков и многие другие. Это по поводу покойного Владимира Богомолова. Дорогая Оля разыскивает какие-то его тайны - еврейское происхождение, неточности в биографии, претендентов на соавторство, - как будто чьи-то письма или рассказы могут создавать
произведения такого уровня, какого достиг он. Это бесстыдная грязная возня, и в роли нечистоплотного журналиста выступает человек, всю жизнь претендовавший на звание драматурга! И в том жанре у нее были несомненные удачи. Но тут ее страсть к сценическому обострению сродни копаниям желтой прессы в подробностях биографий Чайковского, Вийона или Рембо. Угомонись, подруга! Великие люди - как Солнце, они не пострадают от лишнего пятнышка, обнаруженного бесцеремонным папарацци. А ведь какая красивая была в юности девушка! И умненькая. Чего на жизнь обижаться?
12 мая, четверг. Я опять завален кучей литературы и "объектов" на премию Москвы. Среди прочих все та же Ветрова. Ей уже надо давать премию просто за настойчивость, и на следующий год, если все будет в порядке, так, наверное, и сделаем, присоединив к ней еще пару ребят из поэзии. Премия Москвы постепенно становится неким легкодоступным источником. Привезли, например, три кассеты, связанные с Московским международным фестивалем имени Михоэлса. Здесь много всего, но в том числе "Еврейские мотивы в мировой культуре", "ГАБТ России и гала-концерт "Да будет мир!", посвященный 55-летию государства Израиль… Я еще не смотрел, может быть, это материалы и стоящие сами по себе, но, конечно, они вторичны, скорее организаторская, чем творческая, деятельность. Восхищает позиция подателей, полная их уверенность в том, что именно это достойно, а ведь сколько разных других фестивалей было, и никто из устроителей такой инициативы не проявлял. На столе лежат и книги Романа Сефа, его стихи, многие из которых я читал, и это всё крепко, с мыслью и душой. Я также прочитал и книгу Борташевича, совсем не только собрание рецензий по Шекспиру. Какой наблюдатель, какое перо, какой журналист! И вообще, сколько всего интересного. Обязательно все это прочту.
23 мая, понедельник. У нас два вида дополнительных стипендий: первая - от Союза ректоров, то, что, кажется, дает Москва, вторая - так называемая стипендия АПОС. Не знаю, как это расшифровывается, но и ту и другую мы добавляем к обычной, и практически процентов семьдесят студентов у нас охвачено этими видами стипендий. Так что, когда студенты жалуются, что у них стипендия 300 рублей, они лукавят, она у них вдвое больше. Но дело не в этом, две дополнительные даются в основном людям неимущим, а для этого нужны документы, и вот вчера я, проверяя приказ, взял эту папку. Какая бездна у нас ребят, живущих без отца или без матери! Какая тьма детей-инвалидов, есть даже пострадавшие от Чернобыля. Как мало получают некоторые родители! Почему же в нашем институте нет ребят из богатых семей, и неужели вся Россия живет в такой скудости? Для себя решил, что ругать, громить и вязаться к студентам буду меньше.
Хорошо, что мы их хоть кормим в нашей столовой бесплатно. В связи с этим возникла такая мысль: наши заочники любят "оторваться" - первые дни после приезда на сессию, когда еще есть деньги, гулянка в общежитии идет вовсю. Да она и потом не кончается, разве только чуть скромнее. Ах, эти возвышенные беседы под рюмку вина или бокал пива! Так что, если бы мы их каждый день не кормили, они порасчетливее бы и пили и гуляли, а сейчас знают, что с голоду не умрут.
25 мая, среда. Опять остановился, опять ничего не пишу, опять занимаюсь внешней жизнью, скорее административной, и глохну как личность. Собственно, записать надо три события: экспертный совет "Открытая сцена" в Министерстве культуры, Клуб Рыжкова и грандиозную катастрофу в Москве, связанную с отключением электроэнергии.
Сначала появились какие-то глухие слухи, что одна за другой останавливаются станции московского метро, потом выяснилось, что энергокризис затронул Тульскую и Калужскую области. Не смотрел телевизор, поэтому мог только догадываться по рассказам очевидцев, как чудовищно отразилось всё это на столице. Даже представить себе трудно тёмные станции метро, старых людей, которых надо было выводить по неподвижным эскалаторам, а иногда и по шпалам в туннелях… Вставшие лифты, где находились люди. Вот и до нас добралось то, о чём мы читали раньше: язвы американского образа жизни. Вспомнилась энергетическая катастрофа в Нью-Йорке, во время которой в лифтах погибло 143 человека, смутно всплыл в памяти кризис 70-х годов…
Президент в это время находился на праздновании столетия Шолохова в Вёш-ках. Он выразил мнение, что виновато управление РАО ЕЭС во главе с Чубайсом, которое всё занимается "головным" (это слово вставил уже я) реформированием, а не занимается текущими работами. Но казачьи пляски продолжились. А казалось бы, президенту надо срочно приехать в Москву, собрать Совет министров, уволить и Фрадкова и Чубайса и только тогда уехать обратно на Дон и продолжать плясать. (Какое-то замедленное зажигание, как и в реакции на катастрофу с атомным крейсером "Курск".)
26 мая, четверг. По телевидению продолжают обсуждать события, связанные с энергетическим кризисом. Время Чубайса. Показывают то фабрику, где погибло поголовье кур, то роддом, в котором умер недоношенный младенец. Выяснилось, что в эти дни в Москве практически остановилось уличное движение, так как не работали светофоры. Все говорят об огромных убытках. Нажились только таксисты, которые, в отсутствие электричек до аэропорта Домодедово, стали брать по 200 долларов за проезд. На телевидении появился Чубайс, без обычной своей хитрой ухмылки, извинился перед потребителями электричества за "краткие перебои" в снабжении, допущенные и по его, Чубайса, вине. Это заставило вспомнить строчку из парижского стиха Маяковского: "Изнасилуют и скажут: "Пардон, мадам!" Его декоративно даже вызвали в прокуратуру, где он пробыл четыре часа. Он сказал, что РАО ЕЭС готово оплатить ущерб. Но если задуматься: а из чего это РАО сможет покрыть народные убытки? - станет ясно: из того, что вновь повысит тарифы, многим откажет в справедливых исках, особенно бедным. Я, например, не буду жаловаться, что у меня потекли котлеты в отключенном холодильнике, но за гибель тысяч кур на птицефабрике придется заплатить все же и мне, в числе других мелких потребителей. Так что всё опять-таки получат с беднейшего слоя.
Все эти скандалы выявляют сущность власти. В качестве иллюстрации приведу и такой пример. Не успела Америка заговорить об экстрадиции Адамова, как русские также потребовали выдачи этого министра, которого до сих пор считали, очевидно, порядочным человеком. Думаю, тут боязнь не того, что, очутившись в США, он раскроет наши атомные, известные ему, секреты, а что назовет подельников. Какая грусть - сегодняшняя жизнь!
1 июня, среда. Ехал на работу в машине - сам за рулём, - обнаружил из радионовостей: сегодня День защиты детей. К нему, оказывается, все хорошо подготовились. Вечером по телевидению будет передача об А. С. Макаренко, авторе книги "Педагогическая поэма". Передача называется "Тайны семейной жизни Макаренко". О тайнах можно догадаться, они, собственно, как и у многих педагогов, прозрачны. В рекламе уже дан намёк: "На похороны Макаренко его жена не пришла (не явилась)".
В машине, по радио же, услышал два материала: состоялась коллегия МВД, где было объявлено, что в стране 2 миллиона неграмотных детей и 700 тысяч бездомных детей и детей-сирот. На этом фоне с особой душевностью прозвучало интервью (фрагменты, записанные на магнитную плёнку) Людмилы Путиной, которое она дала в Милане на встрече российских и итальянских детей. Дети эти особенные: они пляшут или поют, со временем из-за них будут драться Большой театр и Ла Скала. Дети - высокоталантливые, естественно, - должны сегодня узнавать мир. Людмила Путина рассказала также, что они с мужем никогда не жалели денег на образование своих детей и на изучение ими иностранных языков. Девочки, которым одной 18, а другой 20, владеют несколькими языками и дома они обязательно говорят на трёх языках. Людмила Путина как филолог призывала говорить правильно, сожалея, что раньше пользовалась словечками из быта. Несколько раз, правда, первая леди употребила слово "общаться", у меня от него в устах интеллигентного человека оскомина.
Сегодня же начинаются экзамены в школах, выпускники пишут сочинения, передали темы, такое ощущение, будто что-то повернулось: здесь и поэзия Маяковского, и Некрасов, и Солженицын. Уже исчезли любимые темы прежних годов: и Мандельштам, и Бродский, и Войнович. Воистину, "позолота вся сотрётся, свиная кожа останется".
6 июня, понедельник. Сегодня двое похорон. Умер Игорь Ляпин, наш преподаватель, неплохой традиционный поэт, функционер в Союзе писателей.
В институте работал до последнего дня, уже к больному ребята ходили к нему домой, и он там проводил семинар. Союз писателей России - это особая организация, у нее огромное количество свободного времени, и они затеяли прощание с покойным на Митинском кладбище, а это значит провести там почти весь день, ни для чего другого времени после этого обширного мероприятия уже не останется. На похороны в 10 часов уехала Г. И. Седых, а мне с ним проститься не удалось.
7 июня, вторник. К трем часам поехал на открытие памятника Александру Второму. После романа о Ленине меня почему-то страшно в эту область потянуло. Памятник поставили около храма Христа Спасителя. Конечно, надо было предусмотреть, что памятник собираются воздвигнуть на том месте, где раньше стоял памятник Александру Третьему. Всегда непрочно, когда один памятник ставят на пьедестал или на землю другого. Понятно, что возвращать Александра Второго сюда нельзя. Сам памятник архитектора Рукавишникова мне кажется одним из наиболее удачных за последнее время, как и доска Соколову-Микитову. А сколько всего мы накидали в Москве неинтересного и формального! Памятник замечательно вписан в бугор возле галереи Глазунова. Над ним кусок ротонды с надорванным кольцом. Немудреный, но выразительный символ. Лужков, выступая, допустил несколько неточностей, но, в общем, говорил интересно и смело. Упомянул две фамилии: Коха, занимавшегося деньгами на этот проект, и Немцова - этого за энтузиазм. Тянет Немцова к царям: только что в "Труде" появилась еще одна статья, что в Петропавловском соборе мы похоронили не Николая Второго, наш замечательный борец за капиталистическое будущее состоял тогда председателем комиссии. Немцов был тут же, я обратил внимание, сколько в нем силы, здоровья и выхоленности. Столько врать и с таким романтизмом! Знаменательным в речи Лужкова было и то, что он процитировал Ленина. Может быть, за этим я и приехал - убедиться, что без этого героя наша сегодняшняя историческая жизнь все же невозможна.
10 июня, пятница. В министерстве опять состоялся экспертный совет по наградам и званиям. У нас всё ругают чиновников, а они быстро и очень точно ориентируются - после двух или трех разгромов списков, представленных на наш совет, новый список таков, что к нему невозможно придраться, все выверено и стеклянно. Отшлепали все за полчаса почти без заминки, и я еще успел заехать в Московское отделение Союза, где вручалась благодарность Президента к юбилею.
После совета здесь же, в зале коллегии, переговорили со Смелянским, который жаловался, что министерство отнимает у него ставки. Нас всех, творческие вузы, еще держащиеся за свою особенность, разобьют и отнимут последнее, если мы будем бороться поодиночке. В разговоре я, меньше всех страшащийся этих перемен, выдвинул идею создания некоего союза московских творческих вузов. Только нечто подобное может огородить нас от произвола. Смелянский сразу же предложил на должность руководителя этого союза О. П. Табакова. Но это не совсем то, о чем я думал. У власти надо не просить, а требовать. Я считаю, что основное, в чем проигрывают современные писатели, это их разобщенность и стремление примазаться к власти. Войди писательские союзы в прямую политическую конфронтацию с властью и начни требовать, дело пошло бы по-другому.
Переговорил и сЮ. М. Соломиным. Он прочел мою статью в журнале "Российская Федерация сегодня" и абсолютно со мной согласен. Ему было приятно, что его театр и театр Т. В. Дорониной я назвал единственными театрами в стране, сохраняющими русскую классическую традицию большого театрального спектакля. Большой стиль, почти утерянный в России. Но тут же я получил от Соломина и маленькую жалобу: вот вы, Сергей Николаевич, обещали мне Дневник, моя жена ваш постоянный читатель… Нужно послать.
15 июня, среда. Сегодня вручали дипломы. Всё как обычно: моя речь, каждый из выпускников выходит к эстраде, расписывается, я жму руку, вручаю диплом, вручаю мою книжку "Власть слова". Девочки все приодеты в торжественные платья, уже не дети, обольстительные молодые женщины. Иногда я заглядываюсь на их шейки, и с высоты мне открываются пейзажи ниже воротничков. Слава Богу, закончила и младшая Шалиткина, Таня, девочка хорошая и
добрая. Из "наших" закончил институт и Ваня Сотников, сын Тани Сотниковой. Потом пришла очередь Саши Фомина. Я вручил ему тысячу долларов, прочитал письмо Марка Авербуха.
16 июня, четверг. Сегодня вдруг внезапно понял, что закон, отменяющий налоги на имущество, передаваемое близким родственникам, опять-таки сделан на благо крупным владельцам. Он всех чешет под одну гребенку. Одно дело без налога бабушкина однокомнатная квартира, другое - комплекс заводов, "приобретенный" папулей во время приватизации.
17 июня, пятница. Поразительные сообщения получаю из-за рубежа. И это не обязательно смурные русские люди, а бывшие жители наших советских окраин. Так они долго просили самостоятельности и государственности, так настойчиво, так много говорили о русском гнете, а чуть дали им свободы, сразу же разбежались на запах иностранной копченой колбасы. И не говорите о столь ненавистной мне политкорректности. Милая девочка Искун Киракосян с 1974-го по 1979 год училась в Литинституте на отделении художественного перевода. В ее памяти все встает с ослепительной точностью: "Как бы я хотела прогуляться в нашем маленьком скверике с памятником Герцену… " Но это не получается. Милая армянская девочка живет "с февраля 2000 года в Канаде, в городе Торонто". Дальше письмо превращается в совершенно деловое, лирический взбрызг про институтский скверик будет в конце. Девочка и в Канаде хочет жить комфортно. Я об этом пишу еще и потому, что только вчера с огромной настойчивостью меня допекал некто Геворкян, который, будучи подданным Армении, добился от нашего министерства зачисления на ВЛК, окончил их, а теперь во что бы то ни стало хочет стажером, аспирантом, кем угодно, но остаться в сытно обеспечивающей приезжих Москве, да еще перед отъездом в какую-нибудь Канаду получить базовое элитное образование.
22 июня, среда. В моём дневнике всё меньше места занимает моя внутренняя жизнь, но она, впрочем, в дневнике не фиксировалась никогда. Вехи её ни о чём не говорят, просто один слой накатывает на другой, как в уральской яшме. Разъять слои - потерять камень. Но ещё особенность: она, эта внутренняя жизнь, достаточно потаённая, даже от меня самого. Чтение, работа, встречи на работе - это основной корпус дневника, моё личное просвечивает через всё это, но не светится. Пишу последнее время скорее потому, что понимаю - надо, если не я, то кто же?
День знаменит, во-первых, тремя совещаниями. И какая же здесь внутренняя жизнь?
23 июня, четверг. Вечером, перед тем как идти в театр Дорониной на спектакль "Русские водевили", зашёл в книжную лавку к Василию Николаевичу.
Все, что происходит на сцене у Т. В., меня волнует, как будто я сам во всем этом участвую. Дай Бог, но, кажется, спектакль будет пользоваться успехом у зрителя. Два классических водевиля - сологубовский "Беда от нежного сердца" и "Актер". После спектакля Татьяне Васильевне - это было и окончание сезона - что-то вручали. На вручении, к восторгу зала, был В. Зельдин. Он потом остался и на празднике, который в честь премьеры и окончания сезона устроили в буфете. Как всегда, все было роскошно, вкусно, смесь праздничности и домашности. За столом выяснилось, что Доронина и Зельдин репетируют "Дядюшкин сон", я опять подивился четкому взгляду Дорониной на репертуар и собственные возможности. Долго с Татьяной Васильевной говорили об этой ее новой роли. И тут обаятельная и изысканная женщина превратилась в холодного аналитика. "Я должна знать, с чем я выйду на сцену". Действительно, "Дядюшкин сон" играется по-новому в каждое время.
24 июня, пятница. Получили в институте такую вот открыточку: "От кого: "Группа доверие". Индекс: 152919. "Преподавателю Литературного института. Тверской бульвар 25, Москва". Содержание: "Почему еще не взорвали Литературный институт им. Горького? Непоступивший абитуриент".
1 июля, пятница. Уже почти неделю идет скандал в министерстве культуры. Выступая по ТВ, министр Соколов, с присущим ему невинным бесстрашием интеллигента, сказал (перепечатываю это из "Коммерсанта"): "Там уже начинается сфера полномочий агентств - рассмотрение заявок, выявляются приоритеты, и вот тут-то возникает противоречие. Потому что это и есть продол
жение государственной политики - на что эти деньги конкретно пойдут; а можно выбрать тот проект, за который в конверте принесут откат. И это было на всех этажах прежнего министерства, я это знаю как ректор Московской консерватории, и это знает любой директор любого учреждения культуры. И это же продолжается в теперешний момент". По сути, совершенно верно сказал, и как директор этого самого "любого учреждения культуры" я смог бы это подтвердить, но не доказать. Я хорошо помню, что, даже после того как Швыдкой, в бытность министром, написал положительную резолюцию на письме о ремонте ограды Дома Герцена, мы еще долго выбивали деньги из министерства, общаясь с неким Р. Поскольку я человек скандальный, к нему все время ездил Владимир Ефимович, у которого, в конце концов, сложилось мнение, что желателен "откат". Протянутая ладонь не сверкала, но подразумевалась. Мы бы этот "откат" и дали, если бы умели это делать. Меня же, привыкшего к советской бюрократической системе, поражало, как можно волокитить, тянуть, кобениться, если решение принял министр. Это потом я понял, что у каждого была своя игра. Но когда деньги все же дали, начался второй акт с каким-то непонятным для меня тендером. Пришлось снова писать министру по поводу проведения этого самого тендера на ремонт ограды! Надо покопаться в дневнике, там любопытные есть детали. Тогда у меня возникли такие же сомнения, как и у нынешнего министра.
Но здесь Швыдкой взъярился и полез в сражение за честь мундира собственного агентства. А что ему оставалось делать: признать очевидное, но почти недоказуемое? Криминалисты знают, как невероятно трудно доказывается факт взятки. Конечно, есть косвенные свидетельства: дачи, машины, квартиры детей, счета на подставных лиц. Да в каких только формах не выражается "откат"! Можно, например, иметь дочь в Большом театре, которая без ярких, по общему мнению, способностей вдруг делает слишком быструю и внезапную карьеру. Но это все не из области судебной практики, а из области общественного мнения. Швыдкой подал на министра, своего начальника, в суд. Я думаю, что сделал он это напрасно: выиграет он этот суд или нет, в глазах общественности пострадает, в первую очередь, репутация самого Швыдкого. Возможно, он хочет хлопнуть дверью, перед тем как уйти в полюбившийся ему шоу-бизнес?
1 сентября, четверг. Лето трагически и быстро закончилось, дожди ещё не пошли, но стало холодновато. Открывал я учебный год в плаще. Как всегда, стоял на крыльце главного здания и удивлялся, сколько же народа мы напринимали и сколько же людей вмещает в себя наш скверик. К моему удивлению, было и много преподавателей: Смирнов и вся его кафедра, Анна Константиновна, Л. И., Леонов, Кешокова, Тарасов, даже Дьяченко.
Воистину, кроме гуманитарной причины был повод собирать народ: парад прошел идеально, как при Сталине. Я бы даже сказал, что подобной воинской выправке мог бы позавидовать и сам Фридрих Прусский.
И у ветеранов, которые ехали в автомобилях, и у ветеранов, которые сидели на трибунах, на глазах стояли слезы. Это понятно: им вспоминалось не только величие свершенного, но и их молодость в то время. В детстве я завидовал не столько тому, что они воевали, сколько тому, что прошагали через такие замечательные иноземные страны. Путешествовать было уделом Молото-ва и Литвинова, сам Сталин сидел сиднем в Кремле. Мог ли я тогда предположить, что увижу и Берлин, и Париж, и Нью-Йорк? Ветераны плакали, я думаю, что те, кого провезли по Красной площади на довоенных полуторках, не считали, что их использовали как статистов. Ведь не каждому довелось по главной, притом пешеходной, площади страны не пройти, а проехать. Но почему одни на трибунах, а другие - на машинах? Одни зрители, другие по-прежнему гладиаторы. Упомянули все-таки имя генерала Варенникова, знаменосца Победы в 45-м, но не показали его крупно. Вот и опять свидетельство, что не умеем мы или не хотим - зависть, боюсь, русская черта - создавать мифы о своих героях. Мельком, на трибуне, но крупно показали Ельцина. Он выглядит радостным душевнобольным, которому пообещали конфетку. Иногда
во время трансляции - вели ее двое дикторов, Анна Шатилова и Игорь Кириллов, две советские легенды, которых в свое время поторопились убрать, дабы и своим видом не напоминали об ушедшей эпохе, - рассказывали о судьбе того или иного ветерана, звучало это фантастично! В связи с этим вспомнились чьи-то слова: каждому бы воевавшему единовременно по пять тысяч долларов и ежемесячно - по пятьсот. По себе знаю, как трудно доживать, не зная, на какие деньги тебя похоронят.
10 мая, вторник. Тороплюсь записать вчерашнее впечатление от замечательного концерта, состоявшегося на Красной площади. Это монументально, художественно заострено, невероятно трудно по исполнению. Думаю, что актеров было задействовано не меньше, чем зрителей. Среди актеров, певших песни военного времени, оказалась даже Патрисия Каас. Ее номер и как она покидала Красную площадь на военном джипе с флагом Франции - это художественный апофеоз спектакля. Почти не было наших исполнителей, скомпрометированных эстрадой. Вообще, вчера был странный день: многие из нас вдруг снова почувствовали себя гражданами великой державы, какой Россия уже вряд ли является. Какое родилось вдохновенье, какая гордость за страну и себя!
Уже дома вперился в "Семнадцать мгновений весны", которые по НТВ идут серия за серией весь день подряд. Самое поразительное здесь - режиссер этого гениального сериала Татьяна Лиознова. Как очень серьезный художник она, на первый взгляд, должна была бы отказаться от детективного материала. Сразу ли увидела она в сценарии легендарный фильм, или все получилось случайно? Впрочем, гениальный человек непредсказуем.
В Подмосковье сгорела еврейская синагога. Очень жаль, это уже почти памятник истории - ее построили тайно в тридцатые годы в знаменитой Малаховке. Как всегда, спасали ее местные русские жители, как всегда, евреи сказали, что ее подожгли антисемиты. И в Берлине открыли потрясающий памятник евреям, погибшим от холокоста. Лабиринт из бетонных кубов, расположенный на площади, равной почти двум футбольным полям. В этой интерпретации и холокост выглядит по-другому, без какой-то исключительности в своей праведной горестности. Если бы что-нибудь подобное сделать и у нас, записав на глыбах имя каждого погибшего в Отечественной войне.
11 мая, среда. Из того, что не записал вчера. Резкое выступление Путина на пресс-конференции по поводу назойливого канюченья прибалтийских стран в ожидании русского покаяния. Конечно, у меня бытовая точка зрения, к тому же надо помнить, что огромное число наших соотечественников живет там, поэтому обострять нельзя. Но чего же они хотят: чтобы мы покаялись в том, что они не стали немецкой прислугой, а остались нацией, что большое количество эстонцев, латышей, литовцев выучились в Москве, что они через русский язык приобщились к мировой культуре? А если мы не покаемся, что "оккупировали" когда-то Прибалтику на основе пакта Молотова - Риббентропа (который стал ответом на Мюнхенский сговор с Гитлером Англии и Франции, согласившихся на аннексию чешских Судет), они что, откажутся от наших нефти, газа и электричества? В этом они видят смысл библейского мероприятия? Почему же они все так хорошо говорят по-русски? Мы ведь в школе эстонский, латышский и литовский языки не учим, не та, знаете ли, репутация и возможности. А они почему-то стараются, чтобы их дети знали не только английский, но и русский. Может быть, торговать удобней, удобней получать льготы? Путин правильно сказал: "Оставим навсегда эту тему". Так что прощай, самостийная Прибалтика, живи с миром. По-моему, у Ивлина Во (я, кажется, об этом где-то писал) есть определение эстонцев или латышей как лучших кучеров. Разделяют ли они уверенность фонвизинского Митрофанушки, что везут свой экипаж всегда в нужном направлении?
Иногда очень хорошо читать газеты оптом: у меня на стуле возле кровати лежит "Литературка" уже за несколько недель. Прочитал огромное письмо деятелей искусств по поводу статьи О. Кучкиной в "Комсомольской правде" - письмо подписали и Афиногенов, и Богин, и Исаков и многие другие. Это по поводу покойного Владимира Богомолова. Дорогая Оля разыскивает какие-то его тайны - еврейское происхождение, неточности в биографии, претендентов на соавторство, - как будто чьи-то письма или рассказы могут создавать
произведения такого уровня, какого достиг он. Это бесстыдная грязная возня, и в роли нечистоплотного журналиста выступает человек, всю жизнь претендовавший на звание драматурга! И в том жанре у нее были несомненные удачи. Но тут ее страсть к сценическому обострению сродни копаниям желтой прессы в подробностях биографий Чайковского, Вийона или Рембо. Угомонись, подруга! Великие люди - как Солнце, они не пострадают от лишнего пятнышка, обнаруженного бесцеремонным папарацци. А ведь какая красивая была в юности девушка! И умненькая. Чего на жизнь обижаться?
12 мая, четверг. Я опять завален кучей литературы и "объектов" на премию Москвы. Среди прочих все та же Ветрова. Ей уже надо давать премию просто за настойчивость, и на следующий год, если все будет в порядке, так, наверное, и сделаем, присоединив к ней еще пару ребят из поэзии. Премия Москвы постепенно становится неким легкодоступным источником. Привезли, например, три кассеты, связанные с Московским международным фестивалем имени Михоэлса. Здесь много всего, но в том числе "Еврейские мотивы в мировой культуре", "ГАБТ России и гала-концерт "Да будет мир!", посвященный 55-летию государства Израиль… Я еще не смотрел, может быть, это материалы и стоящие сами по себе, но, конечно, они вторичны, скорее организаторская, чем творческая, деятельность. Восхищает позиция подателей, полная их уверенность в том, что именно это достойно, а ведь сколько разных других фестивалей было, и никто из устроителей такой инициативы не проявлял. На столе лежат и книги Романа Сефа, его стихи, многие из которых я читал, и это всё крепко, с мыслью и душой. Я также прочитал и книгу Борташевича, совсем не только собрание рецензий по Шекспиру. Какой наблюдатель, какое перо, какой журналист! И вообще, сколько всего интересного. Обязательно все это прочту.
23 мая, понедельник. У нас два вида дополнительных стипендий: первая - от Союза ректоров, то, что, кажется, дает Москва, вторая - так называемая стипендия АПОС. Не знаю, как это расшифровывается, но и ту и другую мы добавляем к обычной, и практически процентов семьдесят студентов у нас охвачено этими видами стипендий. Так что, когда студенты жалуются, что у них стипендия 300 рублей, они лукавят, она у них вдвое больше. Но дело не в этом, две дополнительные даются в основном людям неимущим, а для этого нужны документы, и вот вчера я, проверяя приказ, взял эту папку. Какая бездна у нас ребят, живущих без отца или без матери! Какая тьма детей-инвалидов, есть даже пострадавшие от Чернобыля. Как мало получают некоторые родители! Почему же в нашем институте нет ребят из богатых семей, и неужели вся Россия живет в такой скудости? Для себя решил, что ругать, громить и вязаться к студентам буду меньше.
Хорошо, что мы их хоть кормим в нашей столовой бесплатно. В связи с этим возникла такая мысль: наши заочники любят "оторваться" - первые дни после приезда на сессию, когда еще есть деньги, гулянка в общежитии идет вовсю. Да она и потом не кончается, разве только чуть скромнее. Ах, эти возвышенные беседы под рюмку вина или бокал пива! Так что, если бы мы их каждый день не кормили, они порасчетливее бы и пили и гуляли, а сейчас знают, что с голоду не умрут.
25 мая, среда. Опять остановился, опять ничего не пишу, опять занимаюсь внешней жизнью, скорее административной, и глохну как личность. Собственно, записать надо три события: экспертный совет "Открытая сцена" в Министерстве культуры, Клуб Рыжкова и грандиозную катастрофу в Москве, связанную с отключением электроэнергии.
Сначала появились какие-то глухие слухи, что одна за другой останавливаются станции московского метро, потом выяснилось, что энергокризис затронул Тульскую и Калужскую области. Не смотрел телевизор, поэтому мог только догадываться по рассказам очевидцев, как чудовищно отразилось всё это на столице. Даже представить себе трудно тёмные станции метро, старых людей, которых надо было выводить по неподвижным эскалаторам, а иногда и по шпалам в туннелях… Вставшие лифты, где находились люди. Вот и до нас добралось то, о чём мы читали раньше: язвы американского образа жизни. Вспомнилась энергетическая катастрофа в Нью-Йорке, во время которой в лифтах погибло 143 человека, смутно всплыл в памяти кризис 70-х годов…
Президент в это время находился на праздновании столетия Шолохова в Вёш-ках. Он выразил мнение, что виновато управление РАО ЕЭС во главе с Чубайсом, которое всё занимается "головным" (это слово вставил уже я) реформированием, а не занимается текущими работами. Но казачьи пляски продолжились. А казалось бы, президенту надо срочно приехать в Москву, собрать Совет министров, уволить и Фрадкова и Чубайса и только тогда уехать обратно на Дон и продолжать плясать. (Какое-то замедленное зажигание, как и в реакции на катастрофу с атомным крейсером "Курск".)
26 мая, четверг. По телевидению продолжают обсуждать события, связанные с энергетическим кризисом. Время Чубайса. Показывают то фабрику, где погибло поголовье кур, то роддом, в котором умер недоношенный младенец. Выяснилось, что в эти дни в Москве практически остановилось уличное движение, так как не работали светофоры. Все говорят об огромных убытках. Нажились только таксисты, которые, в отсутствие электричек до аэропорта Домодедово, стали брать по 200 долларов за проезд. На телевидении появился Чубайс, без обычной своей хитрой ухмылки, извинился перед потребителями электричества за "краткие перебои" в снабжении, допущенные и по его, Чубайса, вине. Это заставило вспомнить строчку из парижского стиха Маяковского: "Изнасилуют и скажут: "Пардон, мадам!" Его декоративно даже вызвали в прокуратуру, где он пробыл четыре часа. Он сказал, что РАО ЕЭС готово оплатить ущерб. Но если задуматься: а из чего это РАО сможет покрыть народные убытки? - станет ясно: из того, что вновь повысит тарифы, многим откажет в справедливых исках, особенно бедным. Я, например, не буду жаловаться, что у меня потекли котлеты в отключенном холодильнике, но за гибель тысяч кур на птицефабрике придется заплатить все же и мне, в числе других мелких потребителей. Так что всё опять-таки получат с беднейшего слоя.
Все эти скандалы выявляют сущность власти. В качестве иллюстрации приведу и такой пример. Не успела Америка заговорить об экстрадиции Адамова, как русские также потребовали выдачи этого министра, которого до сих пор считали, очевидно, порядочным человеком. Думаю, тут боязнь не того, что, очутившись в США, он раскроет наши атомные, известные ему, секреты, а что назовет подельников. Какая грусть - сегодняшняя жизнь!
1 июня, среда. Ехал на работу в машине - сам за рулём, - обнаружил из радионовостей: сегодня День защиты детей. К нему, оказывается, все хорошо подготовились. Вечером по телевидению будет передача об А. С. Макаренко, авторе книги "Педагогическая поэма". Передача называется "Тайны семейной жизни Макаренко". О тайнах можно догадаться, они, собственно, как и у многих педагогов, прозрачны. В рекламе уже дан намёк: "На похороны Макаренко его жена не пришла (не явилась)".
В машине, по радио же, услышал два материала: состоялась коллегия МВД, где было объявлено, что в стране 2 миллиона неграмотных детей и 700 тысяч бездомных детей и детей-сирот. На этом фоне с особой душевностью прозвучало интервью (фрагменты, записанные на магнитную плёнку) Людмилы Путиной, которое она дала в Милане на встрече российских и итальянских детей. Дети эти особенные: они пляшут или поют, со временем из-за них будут драться Большой театр и Ла Скала. Дети - высокоталантливые, естественно, - должны сегодня узнавать мир. Людмила Путина рассказала также, что они с мужем никогда не жалели денег на образование своих детей и на изучение ими иностранных языков. Девочки, которым одной 18, а другой 20, владеют несколькими языками и дома они обязательно говорят на трёх языках. Людмила Путина как филолог призывала говорить правильно, сожалея, что раньше пользовалась словечками из быта. Несколько раз, правда, первая леди употребила слово "общаться", у меня от него в устах интеллигентного человека оскомина.
Сегодня же начинаются экзамены в школах, выпускники пишут сочинения, передали темы, такое ощущение, будто что-то повернулось: здесь и поэзия Маяковского, и Некрасов, и Солженицын. Уже исчезли любимые темы прежних годов: и Мандельштам, и Бродский, и Войнович. Воистину, "позолота вся сотрётся, свиная кожа останется".
6 июня, понедельник. Сегодня двое похорон. Умер Игорь Ляпин, наш преподаватель, неплохой традиционный поэт, функционер в Союзе писателей.
В институте работал до последнего дня, уже к больному ребята ходили к нему домой, и он там проводил семинар. Союз писателей России - это особая организация, у нее огромное количество свободного времени, и они затеяли прощание с покойным на Митинском кладбище, а это значит провести там почти весь день, ни для чего другого времени после этого обширного мероприятия уже не останется. На похороны в 10 часов уехала Г. И. Седых, а мне с ним проститься не удалось.
7 июня, вторник. К трем часам поехал на открытие памятника Александру Второму. После романа о Ленине меня почему-то страшно в эту область потянуло. Памятник поставили около храма Христа Спасителя. Конечно, надо было предусмотреть, что памятник собираются воздвигнуть на том месте, где раньше стоял памятник Александру Третьему. Всегда непрочно, когда один памятник ставят на пьедестал или на землю другого. Понятно, что возвращать Александра Второго сюда нельзя. Сам памятник архитектора Рукавишникова мне кажется одним из наиболее удачных за последнее время, как и доска Соколову-Микитову. А сколько всего мы накидали в Москве неинтересного и формального! Памятник замечательно вписан в бугор возле галереи Глазунова. Над ним кусок ротонды с надорванным кольцом. Немудреный, но выразительный символ. Лужков, выступая, допустил несколько неточностей, но, в общем, говорил интересно и смело. Упомянул две фамилии: Коха, занимавшегося деньгами на этот проект, и Немцова - этого за энтузиазм. Тянет Немцова к царям: только что в "Труде" появилась еще одна статья, что в Петропавловском соборе мы похоронили не Николая Второго, наш замечательный борец за капиталистическое будущее состоял тогда председателем комиссии. Немцов был тут же, я обратил внимание, сколько в нем силы, здоровья и выхоленности. Столько врать и с таким романтизмом! Знаменательным в речи Лужкова было и то, что он процитировал Ленина. Может быть, за этим я и приехал - убедиться, что без этого героя наша сегодняшняя историческая жизнь все же невозможна.
10 июня, пятница. В министерстве опять состоялся экспертный совет по наградам и званиям. У нас всё ругают чиновников, а они быстро и очень точно ориентируются - после двух или трех разгромов списков, представленных на наш совет, новый список таков, что к нему невозможно придраться, все выверено и стеклянно. Отшлепали все за полчаса почти без заминки, и я еще успел заехать в Московское отделение Союза, где вручалась благодарность Президента к юбилею.
После совета здесь же, в зале коллегии, переговорили со Смелянским, который жаловался, что министерство отнимает у него ставки. Нас всех, творческие вузы, еще держащиеся за свою особенность, разобьют и отнимут последнее, если мы будем бороться поодиночке. В разговоре я, меньше всех страшащийся этих перемен, выдвинул идею создания некоего союза московских творческих вузов. Только нечто подобное может огородить нас от произвола. Смелянский сразу же предложил на должность руководителя этого союза О. П. Табакова. Но это не совсем то, о чем я думал. У власти надо не просить, а требовать. Я считаю, что основное, в чем проигрывают современные писатели, это их разобщенность и стремление примазаться к власти. Войди писательские союзы в прямую политическую конфронтацию с властью и начни требовать, дело пошло бы по-другому.
Переговорил и сЮ. М. Соломиным. Он прочел мою статью в журнале "Российская Федерация сегодня" и абсолютно со мной согласен. Ему было приятно, что его театр и театр Т. В. Дорониной я назвал единственными театрами в стране, сохраняющими русскую классическую традицию большого театрального спектакля. Большой стиль, почти утерянный в России. Но тут же я получил от Соломина и маленькую жалобу: вот вы, Сергей Николаевич, обещали мне Дневник, моя жена ваш постоянный читатель… Нужно послать.
15 июня, среда. Сегодня вручали дипломы. Всё как обычно: моя речь, каждый из выпускников выходит к эстраде, расписывается, я жму руку, вручаю диплом, вручаю мою книжку "Власть слова". Девочки все приодеты в торжественные платья, уже не дети, обольстительные молодые женщины. Иногда я заглядываюсь на их шейки, и с высоты мне открываются пейзажи ниже воротничков. Слава Богу, закончила и младшая Шалиткина, Таня, девочка хорошая и
добрая. Из "наших" закончил институт и Ваня Сотников, сын Тани Сотниковой. Потом пришла очередь Саши Фомина. Я вручил ему тысячу долларов, прочитал письмо Марка Авербуха.
16 июня, четверг. Сегодня вдруг внезапно понял, что закон, отменяющий налоги на имущество, передаваемое близким родственникам, опять-таки сделан на благо крупным владельцам. Он всех чешет под одну гребенку. Одно дело без налога бабушкина однокомнатная квартира, другое - комплекс заводов, "приобретенный" папулей во время приватизации.
17 июня, пятница. Поразительные сообщения получаю из-за рубежа. И это не обязательно смурные русские люди, а бывшие жители наших советских окраин. Так они долго просили самостоятельности и государственности, так настойчиво, так много говорили о русском гнете, а чуть дали им свободы, сразу же разбежались на запах иностранной копченой колбасы. И не говорите о столь ненавистной мне политкорректности. Милая девочка Искун Киракосян с 1974-го по 1979 год училась в Литинституте на отделении художественного перевода. В ее памяти все встает с ослепительной точностью: "Как бы я хотела прогуляться в нашем маленьком скверике с памятником Герцену… " Но это не получается. Милая армянская девочка живет "с февраля 2000 года в Канаде, в городе Торонто". Дальше письмо превращается в совершенно деловое, лирический взбрызг про институтский скверик будет в конце. Девочка и в Канаде хочет жить комфортно. Я об этом пишу еще и потому, что только вчера с огромной настойчивостью меня допекал некто Геворкян, который, будучи подданным Армении, добился от нашего министерства зачисления на ВЛК, окончил их, а теперь во что бы то ни стало хочет стажером, аспирантом, кем угодно, но остаться в сытно обеспечивающей приезжих Москве, да еще перед отъездом в какую-нибудь Канаду получить базовое элитное образование.
22 июня, среда. В моём дневнике всё меньше места занимает моя внутренняя жизнь, но она, впрочем, в дневнике не фиксировалась никогда. Вехи её ни о чём не говорят, просто один слой накатывает на другой, как в уральской яшме. Разъять слои - потерять камень. Но ещё особенность: она, эта внутренняя жизнь, достаточно потаённая, даже от меня самого. Чтение, работа, встречи на работе - это основной корпус дневника, моё личное просвечивает через всё это, но не светится. Пишу последнее время скорее потому, что понимаю - надо, если не я, то кто же?
День знаменит, во-первых, тремя совещаниями. И какая же здесь внутренняя жизнь?
23 июня, четверг. Вечером, перед тем как идти в театр Дорониной на спектакль "Русские водевили", зашёл в книжную лавку к Василию Николаевичу.
Все, что происходит на сцене у Т. В., меня волнует, как будто я сам во всем этом участвую. Дай Бог, но, кажется, спектакль будет пользоваться успехом у зрителя. Два классических водевиля - сологубовский "Беда от нежного сердца" и "Актер". После спектакля Татьяне Васильевне - это было и окончание сезона - что-то вручали. На вручении, к восторгу зала, был В. Зельдин. Он потом остался и на празднике, который в честь премьеры и окончания сезона устроили в буфете. Как всегда, все было роскошно, вкусно, смесь праздничности и домашности. За столом выяснилось, что Доронина и Зельдин репетируют "Дядюшкин сон", я опять подивился четкому взгляду Дорониной на репертуар и собственные возможности. Долго с Татьяной Васильевной говорили об этой ее новой роли. И тут обаятельная и изысканная женщина превратилась в холодного аналитика. "Я должна знать, с чем я выйду на сцену". Действительно, "Дядюшкин сон" играется по-новому в каждое время.
24 июня, пятница. Получили в институте такую вот открыточку: "От кого: "Группа доверие". Индекс: 152919. "Преподавателю Литературного института. Тверской бульвар 25, Москва". Содержание: "Почему еще не взорвали Литературный институт им. Горького? Непоступивший абитуриент".
1 июля, пятница. Уже почти неделю идет скандал в министерстве культуры. Выступая по ТВ, министр Соколов, с присущим ему невинным бесстрашием интеллигента, сказал (перепечатываю это из "Коммерсанта"): "Там уже начинается сфера полномочий агентств - рассмотрение заявок, выявляются приоритеты, и вот тут-то возникает противоречие. Потому что это и есть продол
жение государственной политики - на что эти деньги конкретно пойдут; а можно выбрать тот проект, за который в конверте принесут откат. И это было на всех этажах прежнего министерства, я это знаю как ректор Московской консерватории, и это знает любой директор любого учреждения культуры. И это же продолжается в теперешний момент". По сути, совершенно верно сказал, и как директор этого самого "любого учреждения культуры" я смог бы это подтвердить, но не доказать. Я хорошо помню, что, даже после того как Швыдкой, в бытность министром, написал положительную резолюцию на письме о ремонте ограды Дома Герцена, мы еще долго выбивали деньги из министерства, общаясь с неким Р. Поскольку я человек скандальный, к нему все время ездил Владимир Ефимович, у которого, в конце концов, сложилось мнение, что желателен "откат". Протянутая ладонь не сверкала, но подразумевалась. Мы бы этот "откат" и дали, если бы умели это делать. Меня же, привыкшего к советской бюрократической системе, поражало, как можно волокитить, тянуть, кобениться, если решение принял министр. Это потом я понял, что у каждого была своя игра. Но когда деньги все же дали, начался второй акт с каким-то непонятным для меня тендером. Пришлось снова писать министру по поводу проведения этого самого тендера на ремонт ограды! Надо покопаться в дневнике, там любопытные есть детали. Тогда у меня возникли такие же сомнения, как и у нынешнего министра.
Но здесь Швыдкой взъярился и полез в сражение за честь мундира собственного агентства. А что ему оставалось делать: признать очевидное, но почти недоказуемое? Криминалисты знают, как невероятно трудно доказывается факт взятки. Конечно, есть косвенные свидетельства: дачи, машины, квартиры детей, счета на подставных лиц. Да в каких только формах не выражается "откат"! Можно, например, иметь дочь в Большом театре, которая без ярких, по общему мнению, способностей вдруг делает слишком быструю и внезапную карьеру. Но это все не из области судебной практики, а из области общественного мнения. Швыдкой подал на министра, своего начальника, в суд. Я думаю, что сделал он это напрасно: выиграет он этот суд или нет, в глазах общественности пострадает, в первую очередь, репутация самого Швыдкого. Возможно, он хочет хлопнуть дверью, перед тем как уйти в полюбившийся ему шоу-бизнес?
1 сентября, четверг. Лето трагически и быстро закончилось, дожди ещё не пошли, но стало холодновато. Открывал я учебный год в плаще. Как всегда, стоял на крыльце главного здания и удивлялся, сколько же народа мы напринимали и сколько же людей вмещает в себя наш скверик. К моему удивлению, было и много преподавателей: Смирнов и вся его кафедра, Анна Константиновна, Л. И., Леонов, Кешокова, Тарасов, даже Дьяченко.