Страница:
Открытие нового учебного года прошло достаточно хорошо. Я говорил в мегафон о праздниках, о Дне знаний, о необходимости учиться и о новой, уже чисто практической, цене знаний. Потом выступил А. Королёв, В. Костров. Ещё до этого Володя подарил мне свою книжку, которую надо будет обязательно прочесть.
12 сентября, понедельник. Ем на кухне свою утреннюю яичницу. Телевизор включен, показывают сюжет об уходе последних израильских солдат из сектора Газа. Звучит такая информация: израильтяне решили оставить несколько синагог, не разрушая их, как они поступают с остальными зданиями. Не успел я подумать: "Ну, слава Богу, может быть, вокруг этих синагог со временем появится какой-то консенсус, какая-то веротерпимость… " Ан нет! Теперь уже арабы приговорили эти здания к уничтожению - пусть разруха, пусть бетонное крошево под ногами, лишь бы ничего не напоминало здесь о прежних обитателях. Обе стороны стоят друг друга. Или тут важно, кто первый начал рушить дома? Или мир-таки не может жить без войны, в каком-то другом, спокойном состоянии?..
О Новом Орлеане не говорю. Он тоже все время на телеэкране. Телеэкран - последнее прибежище коллективного садизма: трупы, наводнения, аварии, другие катаклизмы. Всё это смотрится с удовольствием, с внутренним подтекстом: определенное количество несчастий всё равно в мире произойдет, но, слава Богу, мимо меня. Но в принципе вся новоорлеанская ситуация, теперь, уже с рекламными поездками Буша на военном грузовике, Буша, делающего облеты на вертолете, показала очень низкую степень единства в американском
народе. В нашем народе единство это еще есть, но боюсь, что политика последних дней разъест и то, что осталось.
И, наконец, главное, хотя далеко не последнее, что случилось в этот день, обозревая который поздно ночью, я удивлялся: откуда беру силы, ведь приходится действовать с полной отдачей энергии, а в общем, и всей своей жизни.
К шести часам у Альберта Дмитриевича уже был испечен парадный пирог с капустой и грибами, Соня Луганская купила прекрасный букет цветов, небольшой, но изысканный, - и я, эскортируемый Максимом, отправился через Тверской бульвар во МХАТ, на день рождения Т. В. Дорониной. Горячий поднос я нес, держа на ладони, как заправский официант; Максим нес букет.
Ну что ж, мы теперь всегда ждем этого дня. Это наш традиционный праздник, мы заранее знаем, о чем будем говорить, знаем, что будем хвалить одну героиню, но это доставляет нам удивительное наслаждение - говорить то, что мы думаем, говорить правду, знать, что это соответствует действительности: великая женщина, великая актриса, великая умница. Для меня, любителя поесть, это еще и некое гастрономическое удовольствие. После всех этих похожих один на другой отвратительных и несъедобных фуршетов здесь и холодец, и заливной судак, и жареные грибы, и моя любимая селедка с разварным картофелем; на горячее подали в этот раз замечательную долму в триумфальных виноградных листьях. Уйти по-английски, не прощаясь, не удалось, но в качестве прощального спича я произнес некое славословие столу и еде. Я говорил, первым или вторым, о театральной семье, о сокровенной необходимости каждому высказать свою любовь, я не очень даже помню, о чем еще. Юра Поляков говорил о театре как об очаге сопротивления, говорил о времени, когда боролись не только с советизмом, но и против совестизма… Интересно говорил Виктор Кожемяко, кажется, он сказал, что наша любовь к прежнему МХАТу и первоначальная любовь к этому новому полуконструктивистскому зданию все-таки перешла в эти стены, к этой сцене, к лицедействующему на ней коллективу. Народу было не очень много, человек сорок, сидели, как всегда, в столовой. Все хорошо поели, немного выпили, а потом раздались сладкие, как мед, цыганские песни…
15 сентября, четверг. Еще днем, когда ехал в машине, услышал по "Маяку" передачу и понял: наш министр культуры Соколов опять не очень удачно выступил на Совете министров. Боюсь, что это результат его некоторого, как и положено музыковеду, абстрактного мышления. Да и помощники его, хоть и очень имениты (один даже с фамилией "Лермонтов"), работают, видимо, в том же ключе. Положение у нашего министра чрезвычайно трудное, начать с того, что он "варит суп из топора", ведь поддерживать огромный слой прошлой и нынешней культуры очень сложно, для этого нужны большие деньги, а их, естественно, нет, и никогда не найдутся. Опять на А. С. ополчились все те же ребята: Греф, который распределяет средства, Кудрин, который их дает, и Шойгу, который с таким блеском их тратит. Если бы на культуру давали такие же деньги, как на постоянно случающиеся в нашем государстве несчастья, будто их планируют, а когда не хватает, то организуют. Если говорить серьезно, то, практически, несчастья и нужды культуры - всё это из одного, недостаточного, корня да воровства.
Вдруг обнаружил, что пропустил в нашей общественной жизни один "знаменательный" момент. В понедельник, оказывается, некая студентка, Саша Софронова, влепила пощечину нашему министру Фурсенко. Так что одним министрам, ведающим образованием, достается от народа, другим, которые от культуры, - от правительства. Пытались говорить, что Саша "лимоновка" и проч. Но оказалось - у нее это, по ее словам, гражданская позиция. Она, студентка университета, влепила эту пощечину своему министру за разрушение образования. Кстати, она учится у Вас. Вас. на кафедре классической филологии. Вот тебе и развращающее действие образования, и, в частности, классического. Думаю, впрочем, она понимает, что Фурсенко лишь рычаг к переводу образования на коммерческие рельсы. Но к поступку ее будет привлечено много внимания. Понятно, что в первую очередь этот поступок обращен к первым лицам государства, к той социальной политике, которая диктуется Думой, к Совету министров, лично к товарищу Путину. И на фоне тех, кто нынче
выдвигается в парламент - Ходорковский и прочие замечательные сидельцы Лефортовской и Матросской тюрем, - на фоне их смело можно выдвинуть в парламент и дорогую Сашу, уж смелости ей не занимать.
17 сентября, суббота. Все меньше и меньше, к моему удивлению, в моей жизни остаётся политики. Казалось бы, старый человек, которому надлежит интересоваться в первую очередь только ею, - а она уходит. Всё становится неинтересным, потому что в основе лежит разочарование. Сейчас говорят относительно социальных проектов, заявленных Путиным, как будто в нашей Конституции сказано, что наше государство - социалистическое по своему духу. Но ясно и то, что для руководящих господ социализм имеет какое-то декоративное значение, это некий ключик, открывающий ход к власти. Однако все эти приращения, с одной стороны, на фоне Стабилизационного фонда, находящегося в Америке, так малы, с другой - на много месяцев отдалены от сегодняшнего дня. В моей памяти самый крупный за все годы обман - что это поколение людей через 20 лет будет жить при коммунизме. Хотя, возможно, мы почти при коммунизме и жили. Но вот эта отдаленность обещания: либо хан умрет, либо осел сдохнет. В общем, политика уходит. Но зато интерес к литературе возрастает. Правда, не к литературе художественной.
29 сентября, четверг. Куда же пролетают дни? Вроде бы утром приехал рано - впереди расстилался весь день, посмотрел, как переделывают гардероб, в институте теперь уже в два раза больше народа, прежний маленький и тесный гардероб под лесенкой уже не вмещает кучу пальто и курток, приходится возвращаться к прежним помещениям. Потом приходил отец Кирилла Романова, мальчика, который был исключен из института, говорил с ним, потом отвечал на письмо Н. Ивановой и сонма авторов-сценаристов, которые настаивают на продолжении использования для своих неясных для меня и не ценимых целей Гатчинского фестиваля, потом совещание по будущей конференции И. Аннинского - билеты, еда, жилье, культурное обслуживание и т. д., а потом уже наступил и ученый совет, первый в этом году.
Разбирали проблемы, связанные с началом учебного года, государственный единый экзамен, было много разного: от утверждения выписок на докторантов до доходов от нашей коммерческой деятельности. Я громко и отчетливо сказал, что ухожу с поста ректора, и даже назвал дату моих перевыборов - после 20-го и между 30 декабря. Попутно была произнесена и фраза относительно закона: ректор - последний предел до 70-ти, проректор - до 65-то. Все всё расслышали и поняли. Я разделяю общее сожаление, потому что со мною заканчивается эта эпоха понимания и людей и их проблем, да и время наступает другое.
4 октября, вторник. Итак, утром в одиннадцать из Шереметьева-1 улетели вместе с Л. М. Царёвой в Севастополь на "Лазаревские чтения". Это тот самый адмирал - строитель города и, кажется, потом его губернатор. Между прочим, открыл Антарктиду, открытие не меньшее, чем открытие Америки Колумбом. Колумб, Галилей, а где Лазарев, Беллинсгаузен, Ломоносов, Менделеев! Путешествие, конечно, устроили Василий Иванович Кузищин и Инна Андреевна Гвоздева. Для меня это была возможность не только посмотреть Севастополь и Херсонес, о чем я давно мечтал, но и наконец-то увидеть знаменитый севастопольский филиал МГУ. Заметил, что еду уже без прежнего ощущения, как бывало раньше, враждебности. Пассажиров в аэропорту не очень много, хотя идёт бархатный сезон, все чисто, таможня и паспортная служба корректна, хотя и важна. Встретила машина.
Севастополь я видел раньше, но поражает один вид сверху, который показал нам сопровождающий помощник директора филиала Олег Евгеньевич: внизу, привалившись к скале, православный монастырь, над ним остатки византийской крепости VI века, а за храмом в скале вырублены пещеры монахов первого века нашей эры. Все поражает - география города, сам город, наконец, университет, который действительно находится на территории огромной воинской части. Поражает и стратегическая мысль Садовничего и Лужкова на этой до 2017 года русской территории устроить что-то подобное. Зданий пока немного, но они большие и прекрасно отреставрированные: аудиторный корпус, лабораторный корпус, общежитие и гостиница и замечательное современное здание с уникальным бассейном. Лужков был абсолютно прав, когда
сказал, что аренда от бассейна может кормить университет. Бассейн выдерживает любые олимпийские правила. На каждом здании табличка: "Возведено или отреставрировано военными строителями". Видимо, здесь, как в Москве, солдат в аренду не сдают.
Конференция началась в 15 часов, к сожалению, мне пришлось выступать с каким-то общим словом первым, и, к сожалению, я не был предупрежден, а значит, и не очень готов. Послушал еще один доклад замечательного и толкового ученого. Это помощник начальника флота и профессор А. С. Усов, "Актуальные вопросы безопасности Черноморского региона в контексте российско-украинских отношений". Блестящий и образованный человек с хорошей и ясной речью. Завтра он обещал нам показать крейсер "Москва", легенду русского флота.
Теперь главная часть программы, саму пешую прогулку по городу я пропускаю, - ужин в "Трактире". Отправились туда под водительством Инны Андреевны и Василия Ивановича. Может быть, особенно здесь сочинять и нечего, еда как еда, но все это, оказывается, приготовлено по рецептам прошлого века, так сказать, праздничная еда простонародья. Наверное, на все это ответило мое русское естество. Не знаю, как насчет пользы с точки зрения осторожного современного диетического питания, но вкусно это было бесподобно. Какой курник, какая свиная томленая нога с овощами, какой квас! И как же это по сравнению с Москвой недорого. Хорошо бы зарплату получать в Москве, а жить здесь.
5 октября, среда. Ездили на легендарный крейсер "Москва". Оружием и ракетами он напичкан еще больше, чем тот флагман Балтийского флота, который я видел в Калининграде. Какая невероятная мощь для обороны и убийства. 16 баллистических ракет, противоракетные и противолодочные комплексы, даже вертолет. Показали кают-компанию, ничего особенного; картина, подаренная президентом, - пейзаж Москвы; картина, подаренная Лужковым, - что-то опять московское. Оба здесь бывали, о Лужкове на корабле, и в частности Усов, отзываются с невероятным почтением и пиететом. Размеры тоже огромные: двести метров длины и почти тридцать ширины. От всего этого веет конкретной и серьезной смертью. Поездка начиналась от Графской пристани. Сразу в памяти возникли балет Спадавеккиа "Берег счастья" в театре Станиславского и Немировича-Данченко и танцы моряков на этой самой пристани. Те же, что и на декорациях, колонны и лестница. По ней, между прочим, сошел, чтобы уехать в эмиграцию, П. Врангель. Подошел адмиральский, начальника штаба флота катер, и мы поехали. Устроил все это и сопровождал Серг. Андр. Усов, ему я подарил том своих "Дневников", похоже, что он-то заглянет. Все исполняется в свое время, вот и бухта, ее география.
Во время осмотра корабля выяснилась поразительная картина самого флота, его огромная сдерживающая сила. Здесь и дивизия морской пехоты, и корабли сопровождения, и морская авиация, и эскадрильи морских бомбардировщиков. И все это модернизировано, но, к сожалению, не очень ново. Сам крейсер "Москва" построен в 1977 году, в начале 90-х его поставили на модернизацию и капитальный ремонт, то есть разбросали, как грузовик в гараже, разобрали… Уже, как и другие наши корабли, и этот крейсер были готовы порезать на иголки, но тут вмешался и дал денег Лужков. Все подчеркивают его исключительную роль в спасении флота. Но одновременно говорят и об определенной роли Ельцина, когда зашла речь о дележе флота (Украине досталось 18%), о пакетном договоре с Украиной, когда на территорию и, возможно, на Севастополь мы обменяли флот. Заканчиваю - имя Лужкова здесь на каждом шагу. Я сам искренне восхищаюсь не его женой миллиардершей, а стратегическим умом нашего мэра, но что вытащит в конце концов на видимую поверхность очень несправедливая история?
8 октября, суббота. Иногда надо разговаривать с историками. Утром Василий Иванович повез нас с Людмилой Михайловной на Сапун-гору. Здесь о чем-нибудь говорить трудно, потому что надо все себе представить. Немцы в принципе рассчитывали держать Севастополь не менее того времени, что они его брали, двести пятьдесят с лишним дней. Но наши взяли Сапун-гору прямым штурмом за 3-4 дня. Опять повторяю, это надо видеть: огромные оборонительные сооружения, немецкие пушки, окопы и блиндажи, покрывающие гору
11 "Наш современник" N 7
снизу доверху. Сейчас здесь резвятся и виснут на стволах немецких пушек ребятишки. Вверху у огромного обелиска стелы с огромным списком полков, штурмовавших эту неприступную линию обороны. Каждый командир роты, чье подразделение участвовало в штурме, был представлен к званию Героя Советского Союза. Теперь, собственно, о фразе, с которой началась запись этого дня. Говорили об эпизодах войны.
Например, на Херсонесском мысу наши не успели из-за волны и ветра подвести, чтобы эвакуировать наши подразделения, корабли. Немцы всех до одного, включая раненых, расстреляли прямо на мысу у знаменитого колокола. Но история повторилась, и наши ребята, когда взяли мыс обратно, а немцы опять же из-за погоды тоже не смогли вывести своих, наши на том же месте, всех до единого, тоже расстреляли. Правда ли это?
Говорили о высылке Сталиным татар из Крыма. За жизнь вопросы накапливаются и требуют ответа. Что-то всегда в рассказах и в официальных источниках не сходится. Здесь тоже оказались интересные подробности. Немцы превратили Крым в огромную базу для своего летного состава. Но полицейские функции возложили на крымских татар, мараться сами не хотели. Правда ли это? Гитлер вообще был очень неглупым человеком. Здесь опять надо воспринимать историю не однолинейно. Еще в 1943 году Гитлер даровал татарскому населению право на создание третьего татарского ханства, те в ответ старались. Правда ли это? Правильно ли с точки зрения своего времени поступил государственник Сталин, когда выслал татар из Крыма?
Когда, припертые артиллерийским огнем, наши войска сдавали Севастополь, предполагалось, что личный состав вывезут на кораблях, посланных из Новороссийска, но немцы и непогода корабли потопили или их разметало. Нашим солдатам и офицерам, которых не смогли вывезти, отдали приказ рассредоточиться и уходить в партизаны. Ловлей этих партизан и занимались татарские полицейские, делали это умело и со рвением. В нашем разговоре прозвучало и слово "жестокость". Правда ли это?
Дело о Катыни.
Говорили о заговоре военных против Сталина, в котором участвовало несколько высших офицеров. В известной мере заговор этот направлен был своим острием в сторону не очень образованных Буденного и безгранично преданного Сталину Ворошилова. Естественно, на заключительном этапе кто-то сводил счеты со старшими офицерами. Когда о заговоре узнал Сталин, органы НКВД арестовали 130 человек, но спустя несколько месяцев было выпущено после проверок 90. Правда ли это, могло ли так случиться? Цифры вообще очень коварная вещь. Могло ли быть такое, и как тогда говорить о поголовных репрессиях?
Говорили о наших прибалтах: латышах, эстонцах и литовцах, об этих очень "цивилизованных", как они сами себя называют, людях. Вот, например, латыши заявляли о 20 тысячах человек, которых Сталин сослал в Сибирь. Но сейчас эти борцы со сталинским режимом для получения пенсий составили списки служивших в гестапо и карательных органах. Все, повторяю, борцы с режимом. Таких борцов набралось 50 тысяч человек. Теперь опять дилемма: или Сталин не был жестоким человеком, а ел пряники и сосал леденцы, и его НКВД была либеральной организацией, или латыши врут, составляя эти списки. Правда ли это, и почему никогда об этом свободные и демократические журналисты не пишут?
Говорили о советских вождях Зиновьеве и Каменеве. Они во время отпуска Сталина в 1926 году пытались поставить и провести через Политбюро вопрос об Еврейской автономной республике в Крыму. Правда ли это? Будут ли кого-нибудь в связи с этими историческими воспоминаниями называть антисемитом?
После Сапун-горы все вместе обедали в "Трактире", и после мы с Л. М. долго гуляли по городу. Почему южные города так умеют жить ради себя, радоваться тому малому, что имеют?
11 октября, вторник. Обсуждали большую повесть Володи Никитина "Д. Е. и Е. Н.". Начал читать еще в понедельник и из-за поездки в Севастополь не очень представил - кого из ребят читаю. Но сразу отметил, что отдельные сцены написаны любопытно, как бы появляется у автора стиль. Определил, что
это еще и некий парафраз Евангелия, современный Христос, современные ученики. Тогда же отметил, что это было бы еще интереснее, если бы заключало в себе меньше претензий на уникальность, меньше бы просвечивала установка автора на шедевр. Когда пришел на семинар и узнал, что это был Володя Никитин, все стало ясно. В этом же ключе построил выступление свое: конечно, Володя сильно вырос, и я радуюсь своему терпению, ему сейчас надо писать то, о чем он хорошо знает, тогда бы было, действительно, здорово. Предупредил его и весь семинар, может быть, не имея на это права: не надо баловаться ни с какой религией, с понятием Бога, священными книгами, хотя осмыслить это надо. И напомнил: помните, какой мучительной смертью умер Булгаков? Думаю, что Володя выплывет, но хочется, чтобы все они поняли и уяснили главное.
17 октября, понедельник. К 4-м часам поехал в Липки. Встретили приветливо, но я приехал рано и минут сорок просидел в зале, слушая Р. Ф. Казакову, которая уже заканчивала свое выступление. Она сейчас пишет короткие стихи, в которых много грусти по прошлой обеспеченной жизни и которые не очень вяжутся с ее заявлениями. Стихи перемежались различными высказываниями: типа почему лишили стариков социальных льгот, медпомощи и проч. Про себя я заметил, что когда вы, "быстрые" демократы, радовались происходившему, то я - "медленный" демократ - уже знал, чем всё это кончится. Позже я прочел свою собственную лекцию, называемую "мастер-класс", в которой тоже коснулся вопроса демократии, заметив, что незнание исторических реалий позволяет трактовать демократию как безграничную свободу личности, в то время как на самом деле демократия - один из самых тяжелых и наименее свободных режимов, ведь значительно мягче и монархия, и тирания. Уже после лекции я поговорил с Риммой Федоровной, сказал ей, что не надо обращать внимания на мелочи, перестать повторять, что, дескать, Гусев не любит евреев, а Хатю-шин плохо пишет об Америке. Надо любить друг друга просто за то, что все мы принадлежим к одной профессии, и надо стараться сделать Союз писателей опять политической организацией, каким он был, потому что только политическая организация имеет право чего-то требовать от правительства.
21 октября, пятница. Вечером по телевидению показали скромные похороны А. Н. Яковлева на Троекуровском кладбище. Прощание началось в здании Академии наук. Горбачёва не было, он где-то в Америке или в Англии. В связи с этим вспомнил рассказ Н. И. Рыжкова, который я услышал два дня назад в Домжуре. Сразу же после известия о смерти Яковлева ему стал названивать "Коммерсант". Н. И. сказал: сейчас ничего сказать не могу, позвоните через 40 дней. По телевидению бывший кумир ЦК КПСС Валентин Зорин сказал, что это человек, о котором когда-нибудь будут писать школьные учебники. Сравнивали Яковлева и с Ломоносовым, народа тем не менее, видимо, было не очень много.
23 октября, воскресенье. В воскресенье - туда и сюда, на дачу. Все-таки чуть отдышался, собрал все листья, самое главное - посидел минут 40 над новым романом. Происходит нечто поразительно: на всё есть время, нет только на новый роман. Единственное утешение - моя теория замедления: если роман пишется медленнее, чем нужно, - значит, нужны еще какие-то определенности, естественно, определенности пришли. Сижу, читаю брошюрку. С. Захаров: "Жертвы Луны, или Пять измерений Михаила Булгакова". Формула, которую мне в свое время дал Г. Бакланов, до сих пор меня поражает своей универсальностью: если вещь идет, то она всасывает в себя всё, что тебя окружает. Теперь я уже знаю, как продолжить вторую главу. Здесь у меня начнет говорить Булгаков. Смотрел телевизор и делал традиционную шарлотку. По телевизору, кажется, были Познер, Греф и другие… Почему от телевидения ничего не остается к утру?
27 октября, четверг. В последнее время я достаточно рано ложусь, на телевидение уже не хватает сил, но поднимаюсь рано - в половине шестого, в шесть. И тут наступает время, которое оправдывает весь никчемный день, все остальное времяпрепровождение. Сначала я занимаюсь по самоучителю английским языком и слушаю диск, а потом невероятное удовольствие испытываю от чтения учебника по теории литературы Хализева. Вчера читал об интертекстуальности, сегодня - о реминисценции. Это все доставляет мне удовольствие,
11*
видимо, тут и есть моё истинное призвание. Сегодня появилась довольно опасная мысль относительно того, что очень сильное погружение литературы в литературу, в конечном итоге, не приносит значительных результатов. Но впрочем, в литературу был бесконечно погружен Пушкин…
2 ноября, среда. Утром разговаривал с М. В. Ивановой, которая старательно исполняет роль секретаря комиссии по выборам ректора. Объявление дадим в "Московском литераторе". Вот среди писателей возникнет оживление. Сегодня же переговорил и с Надеждой Васильевной Барановой, заведующей учебной частью, она же практически ведет много лет и кафедру творчества. Я очень мало пишу в Дневнике об этой женщине, а ведь это мой главный советчик в творческих делах. Она - очень талантливый русский человек, и если бы не погруженность в семью, во внуков, в детей, если бы ей еще в свое время хороший и умный начальник, то, безусловно, из нее вырос бы очень интересный преподаватель, а не только административный работник. Она могла бы стать и кандидатом наук, и доктором, это от природы ум светлый, памятный и глубокий. К такому же типу русских женщин принадлежала и моя мать. С Надеждой Васильевной определили дату заседания кафедры творчества. Это основная часть и электората и среда, из которой обычно выдвигается ректор. Я уже предвижу уклончивые дискуссии и энергичные самовыдвижения; что касается меня, то у меня две прекрасных кандидатуры: Миша Стояновский и Сережа Толкачев. И не говорите мне, что я не подготовил преемника, я подготовил их двоих, но вот своего двойника, конечно, я не подготовил, но кому нужен двойник. Время идет, нужны новые люди.
Умерла Мария Андреевна Платонова, дочь Андрея Платонова. Уже год я думаю о том, что же она меня не беспокоит. Видимо, болела. Пока она была жива и билась за музей Платонова, ей можно было отказывать, спорить с ней. А будет ли теперь заинтересованный человек, который с таким же остервенением станет драться за вещь, в принципе, необходимую. Спохватится ли когда-нибудь государство? У нас так много талантливых, даже гениальных людей, что на них и на их жизнь и историю можно и не обращать внимания. Но любая река, если с нею обращаться небрежно, может зацвесть и замелеть. Кстати, вот и Волга летом цветёт, и рыбы в ней стало мало.
5 ноября, суббота. Уже десятый день во Франции и в пригородах Парижа бушуют беспорядки молодёжи. Всё началось с гибели двух подростков, которые сгорели в трансформаторной будке. И это несмотря на то, что во Франции, как ни в одной стране, делают всё, чтобы трудный, взрывной и революционный возраст молодой человек просидел в школе, чтобы поступил в университет, нашёл работу. Энергия несправедливости копилась многие годы и выплеснулась на улицы, когда никто этого не ожидал. Я абсолютно уверен, что рано или поздно нечто подобное произойдёт у нас, наши тоже поймут, что, несмотря на всё лицемерие и обещания властей, бедные обречены на пожизненную тусклую жизнь, и никому из ребят и девушек московских окраин не пробиться никуда.
12 сентября, понедельник. Ем на кухне свою утреннюю яичницу. Телевизор включен, показывают сюжет об уходе последних израильских солдат из сектора Газа. Звучит такая информация: израильтяне решили оставить несколько синагог, не разрушая их, как они поступают с остальными зданиями. Не успел я подумать: "Ну, слава Богу, может быть, вокруг этих синагог со временем появится какой-то консенсус, какая-то веротерпимость… " Ан нет! Теперь уже арабы приговорили эти здания к уничтожению - пусть разруха, пусть бетонное крошево под ногами, лишь бы ничего не напоминало здесь о прежних обитателях. Обе стороны стоят друг друга. Или тут важно, кто первый начал рушить дома? Или мир-таки не может жить без войны, в каком-то другом, спокойном состоянии?..
О Новом Орлеане не говорю. Он тоже все время на телеэкране. Телеэкран - последнее прибежище коллективного садизма: трупы, наводнения, аварии, другие катаклизмы. Всё это смотрится с удовольствием, с внутренним подтекстом: определенное количество несчастий всё равно в мире произойдет, но, слава Богу, мимо меня. Но в принципе вся новоорлеанская ситуация, теперь, уже с рекламными поездками Буша на военном грузовике, Буша, делающего облеты на вертолете, показала очень низкую степень единства в американском
народе. В нашем народе единство это еще есть, но боюсь, что политика последних дней разъест и то, что осталось.
И, наконец, главное, хотя далеко не последнее, что случилось в этот день, обозревая который поздно ночью, я удивлялся: откуда беру силы, ведь приходится действовать с полной отдачей энергии, а в общем, и всей своей жизни.
К шести часам у Альберта Дмитриевича уже был испечен парадный пирог с капустой и грибами, Соня Луганская купила прекрасный букет цветов, небольшой, но изысканный, - и я, эскортируемый Максимом, отправился через Тверской бульвар во МХАТ, на день рождения Т. В. Дорониной. Горячий поднос я нес, держа на ладони, как заправский официант; Максим нес букет.
Ну что ж, мы теперь всегда ждем этого дня. Это наш традиционный праздник, мы заранее знаем, о чем будем говорить, знаем, что будем хвалить одну героиню, но это доставляет нам удивительное наслаждение - говорить то, что мы думаем, говорить правду, знать, что это соответствует действительности: великая женщина, великая актриса, великая умница. Для меня, любителя поесть, это еще и некое гастрономическое удовольствие. После всех этих похожих один на другой отвратительных и несъедобных фуршетов здесь и холодец, и заливной судак, и жареные грибы, и моя любимая селедка с разварным картофелем; на горячее подали в этот раз замечательную долму в триумфальных виноградных листьях. Уйти по-английски, не прощаясь, не удалось, но в качестве прощального спича я произнес некое славословие столу и еде. Я говорил, первым или вторым, о театральной семье, о сокровенной необходимости каждому высказать свою любовь, я не очень даже помню, о чем еще. Юра Поляков говорил о театре как об очаге сопротивления, говорил о времени, когда боролись не только с советизмом, но и против совестизма… Интересно говорил Виктор Кожемяко, кажется, он сказал, что наша любовь к прежнему МХАТу и первоначальная любовь к этому новому полуконструктивистскому зданию все-таки перешла в эти стены, к этой сцене, к лицедействующему на ней коллективу. Народу было не очень много, человек сорок, сидели, как всегда, в столовой. Все хорошо поели, немного выпили, а потом раздались сладкие, как мед, цыганские песни…
15 сентября, четверг. Еще днем, когда ехал в машине, услышал по "Маяку" передачу и понял: наш министр культуры Соколов опять не очень удачно выступил на Совете министров. Боюсь, что это результат его некоторого, как и положено музыковеду, абстрактного мышления. Да и помощники его, хоть и очень имениты (один даже с фамилией "Лермонтов"), работают, видимо, в том же ключе. Положение у нашего министра чрезвычайно трудное, начать с того, что он "варит суп из топора", ведь поддерживать огромный слой прошлой и нынешней культуры очень сложно, для этого нужны большие деньги, а их, естественно, нет, и никогда не найдутся. Опять на А. С. ополчились все те же ребята: Греф, который распределяет средства, Кудрин, который их дает, и Шойгу, который с таким блеском их тратит. Если бы на культуру давали такие же деньги, как на постоянно случающиеся в нашем государстве несчастья, будто их планируют, а когда не хватает, то организуют. Если говорить серьезно, то, практически, несчастья и нужды культуры - всё это из одного, недостаточного, корня да воровства.
Вдруг обнаружил, что пропустил в нашей общественной жизни один "знаменательный" момент. В понедельник, оказывается, некая студентка, Саша Софронова, влепила пощечину нашему министру Фурсенко. Так что одним министрам, ведающим образованием, достается от народа, другим, которые от культуры, - от правительства. Пытались говорить, что Саша "лимоновка" и проч. Но оказалось - у нее это, по ее словам, гражданская позиция. Она, студентка университета, влепила эту пощечину своему министру за разрушение образования. Кстати, она учится у Вас. Вас. на кафедре классической филологии. Вот тебе и развращающее действие образования, и, в частности, классического. Думаю, впрочем, она понимает, что Фурсенко лишь рычаг к переводу образования на коммерческие рельсы. Но к поступку ее будет привлечено много внимания. Понятно, что в первую очередь этот поступок обращен к первым лицам государства, к той социальной политике, которая диктуется Думой, к Совету министров, лично к товарищу Путину. И на фоне тех, кто нынче
выдвигается в парламент - Ходорковский и прочие замечательные сидельцы Лефортовской и Матросской тюрем, - на фоне их смело можно выдвинуть в парламент и дорогую Сашу, уж смелости ей не занимать.
17 сентября, суббота. Все меньше и меньше, к моему удивлению, в моей жизни остаётся политики. Казалось бы, старый человек, которому надлежит интересоваться в первую очередь только ею, - а она уходит. Всё становится неинтересным, потому что в основе лежит разочарование. Сейчас говорят относительно социальных проектов, заявленных Путиным, как будто в нашей Конституции сказано, что наше государство - социалистическое по своему духу. Но ясно и то, что для руководящих господ социализм имеет какое-то декоративное значение, это некий ключик, открывающий ход к власти. Однако все эти приращения, с одной стороны, на фоне Стабилизационного фонда, находящегося в Америке, так малы, с другой - на много месяцев отдалены от сегодняшнего дня. В моей памяти самый крупный за все годы обман - что это поколение людей через 20 лет будет жить при коммунизме. Хотя, возможно, мы почти при коммунизме и жили. Но вот эта отдаленность обещания: либо хан умрет, либо осел сдохнет. В общем, политика уходит. Но зато интерес к литературе возрастает. Правда, не к литературе художественной.
29 сентября, четверг. Куда же пролетают дни? Вроде бы утром приехал рано - впереди расстилался весь день, посмотрел, как переделывают гардероб, в институте теперь уже в два раза больше народа, прежний маленький и тесный гардероб под лесенкой уже не вмещает кучу пальто и курток, приходится возвращаться к прежним помещениям. Потом приходил отец Кирилла Романова, мальчика, который был исключен из института, говорил с ним, потом отвечал на письмо Н. Ивановой и сонма авторов-сценаристов, которые настаивают на продолжении использования для своих неясных для меня и не ценимых целей Гатчинского фестиваля, потом совещание по будущей конференции И. Аннинского - билеты, еда, жилье, культурное обслуживание и т. д., а потом уже наступил и ученый совет, первый в этом году.
Разбирали проблемы, связанные с началом учебного года, государственный единый экзамен, было много разного: от утверждения выписок на докторантов до доходов от нашей коммерческой деятельности. Я громко и отчетливо сказал, что ухожу с поста ректора, и даже назвал дату моих перевыборов - после 20-го и между 30 декабря. Попутно была произнесена и фраза относительно закона: ректор - последний предел до 70-ти, проректор - до 65-то. Все всё расслышали и поняли. Я разделяю общее сожаление, потому что со мною заканчивается эта эпоха понимания и людей и их проблем, да и время наступает другое.
4 октября, вторник. Итак, утром в одиннадцать из Шереметьева-1 улетели вместе с Л. М. Царёвой в Севастополь на "Лазаревские чтения". Это тот самый адмирал - строитель города и, кажется, потом его губернатор. Между прочим, открыл Антарктиду, открытие не меньшее, чем открытие Америки Колумбом. Колумб, Галилей, а где Лазарев, Беллинсгаузен, Ломоносов, Менделеев! Путешествие, конечно, устроили Василий Иванович Кузищин и Инна Андреевна Гвоздева. Для меня это была возможность не только посмотреть Севастополь и Херсонес, о чем я давно мечтал, но и наконец-то увидеть знаменитый севастопольский филиал МГУ. Заметил, что еду уже без прежнего ощущения, как бывало раньше, враждебности. Пассажиров в аэропорту не очень много, хотя идёт бархатный сезон, все чисто, таможня и паспортная служба корректна, хотя и важна. Встретила машина.
Севастополь я видел раньше, но поражает один вид сверху, который показал нам сопровождающий помощник директора филиала Олег Евгеньевич: внизу, привалившись к скале, православный монастырь, над ним остатки византийской крепости VI века, а за храмом в скале вырублены пещеры монахов первого века нашей эры. Все поражает - география города, сам город, наконец, университет, который действительно находится на территории огромной воинской части. Поражает и стратегическая мысль Садовничего и Лужкова на этой до 2017 года русской территории устроить что-то подобное. Зданий пока немного, но они большие и прекрасно отреставрированные: аудиторный корпус, лабораторный корпус, общежитие и гостиница и замечательное современное здание с уникальным бассейном. Лужков был абсолютно прав, когда
сказал, что аренда от бассейна может кормить университет. Бассейн выдерживает любые олимпийские правила. На каждом здании табличка: "Возведено или отреставрировано военными строителями". Видимо, здесь, как в Москве, солдат в аренду не сдают.
Конференция началась в 15 часов, к сожалению, мне пришлось выступать с каким-то общим словом первым, и, к сожалению, я не был предупрежден, а значит, и не очень готов. Послушал еще один доклад замечательного и толкового ученого. Это помощник начальника флота и профессор А. С. Усов, "Актуальные вопросы безопасности Черноморского региона в контексте российско-украинских отношений". Блестящий и образованный человек с хорошей и ясной речью. Завтра он обещал нам показать крейсер "Москва", легенду русского флота.
Теперь главная часть программы, саму пешую прогулку по городу я пропускаю, - ужин в "Трактире". Отправились туда под водительством Инны Андреевны и Василия Ивановича. Может быть, особенно здесь сочинять и нечего, еда как еда, но все это, оказывается, приготовлено по рецептам прошлого века, так сказать, праздничная еда простонародья. Наверное, на все это ответило мое русское естество. Не знаю, как насчет пользы с точки зрения осторожного современного диетического питания, но вкусно это было бесподобно. Какой курник, какая свиная томленая нога с овощами, какой квас! И как же это по сравнению с Москвой недорого. Хорошо бы зарплату получать в Москве, а жить здесь.
5 октября, среда. Ездили на легендарный крейсер "Москва". Оружием и ракетами он напичкан еще больше, чем тот флагман Балтийского флота, который я видел в Калининграде. Какая невероятная мощь для обороны и убийства. 16 баллистических ракет, противоракетные и противолодочные комплексы, даже вертолет. Показали кают-компанию, ничего особенного; картина, подаренная президентом, - пейзаж Москвы; картина, подаренная Лужковым, - что-то опять московское. Оба здесь бывали, о Лужкове на корабле, и в частности Усов, отзываются с невероятным почтением и пиететом. Размеры тоже огромные: двести метров длины и почти тридцать ширины. От всего этого веет конкретной и серьезной смертью. Поездка начиналась от Графской пристани. Сразу в памяти возникли балет Спадавеккиа "Берег счастья" в театре Станиславского и Немировича-Данченко и танцы моряков на этой самой пристани. Те же, что и на декорациях, колонны и лестница. По ней, между прочим, сошел, чтобы уехать в эмиграцию, П. Врангель. Подошел адмиральский, начальника штаба флота катер, и мы поехали. Устроил все это и сопровождал Серг. Андр. Усов, ему я подарил том своих "Дневников", похоже, что он-то заглянет. Все исполняется в свое время, вот и бухта, ее география.
Во время осмотра корабля выяснилась поразительная картина самого флота, его огромная сдерживающая сила. Здесь и дивизия морской пехоты, и корабли сопровождения, и морская авиация, и эскадрильи морских бомбардировщиков. И все это модернизировано, но, к сожалению, не очень ново. Сам крейсер "Москва" построен в 1977 году, в начале 90-х его поставили на модернизацию и капитальный ремонт, то есть разбросали, как грузовик в гараже, разобрали… Уже, как и другие наши корабли, и этот крейсер были готовы порезать на иголки, но тут вмешался и дал денег Лужков. Все подчеркивают его исключительную роль в спасении флота. Но одновременно говорят и об определенной роли Ельцина, когда зашла речь о дележе флота (Украине досталось 18%), о пакетном договоре с Украиной, когда на территорию и, возможно, на Севастополь мы обменяли флот. Заканчиваю - имя Лужкова здесь на каждом шагу. Я сам искренне восхищаюсь не его женой миллиардершей, а стратегическим умом нашего мэра, но что вытащит в конце концов на видимую поверхность очень несправедливая история?
8 октября, суббота. Иногда надо разговаривать с историками. Утром Василий Иванович повез нас с Людмилой Михайловной на Сапун-гору. Здесь о чем-нибудь говорить трудно, потому что надо все себе представить. Немцы в принципе рассчитывали держать Севастополь не менее того времени, что они его брали, двести пятьдесят с лишним дней. Но наши взяли Сапун-гору прямым штурмом за 3-4 дня. Опять повторяю, это надо видеть: огромные оборонительные сооружения, немецкие пушки, окопы и блиндажи, покрывающие гору
11 "Наш современник" N 7
снизу доверху. Сейчас здесь резвятся и виснут на стволах немецких пушек ребятишки. Вверху у огромного обелиска стелы с огромным списком полков, штурмовавших эту неприступную линию обороны. Каждый командир роты, чье подразделение участвовало в штурме, был представлен к званию Героя Советского Союза. Теперь, собственно, о фразе, с которой началась запись этого дня. Говорили об эпизодах войны.
Например, на Херсонесском мысу наши не успели из-за волны и ветра подвести, чтобы эвакуировать наши подразделения, корабли. Немцы всех до одного, включая раненых, расстреляли прямо на мысу у знаменитого колокола. Но история повторилась, и наши ребята, когда взяли мыс обратно, а немцы опять же из-за погоды тоже не смогли вывести своих, наши на том же месте, всех до единого, тоже расстреляли. Правда ли это?
Говорили о высылке Сталиным татар из Крыма. За жизнь вопросы накапливаются и требуют ответа. Что-то всегда в рассказах и в официальных источниках не сходится. Здесь тоже оказались интересные подробности. Немцы превратили Крым в огромную базу для своего летного состава. Но полицейские функции возложили на крымских татар, мараться сами не хотели. Правда ли это? Гитлер вообще был очень неглупым человеком. Здесь опять надо воспринимать историю не однолинейно. Еще в 1943 году Гитлер даровал татарскому населению право на создание третьего татарского ханства, те в ответ старались. Правда ли это? Правильно ли с точки зрения своего времени поступил государственник Сталин, когда выслал татар из Крыма?
Когда, припертые артиллерийским огнем, наши войска сдавали Севастополь, предполагалось, что личный состав вывезут на кораблях, посланных из Новороссийска, но немцы и непогода корабли потопили или их разметало. Нашим солдатам и офицерам, которых не смогли вывезти, отдали приказ рассредоточиться и уходить в партизаны. Ловлей этих партизан и занимались татарские полицейские, делали это умело и со рвением. В нашем разговоре прозвучало и слово "жестокость". Правда ли это?
Дело о Катыни.
Говорили о заговоре военных против Сталина, в котором участвовало несколько высших офицеров. В известной мере заговор этот направлен был своим острием в сторону не очень образованных Буденного и безгранично преданного Сталину Ворошилова. Естественно, на заключительном этапе кто-то сводил счеты со старшими офицерами. Когда о заговоре узнал Сталин, органы НКВД арестовали 130 человек, но спустя несколько месяцев было выпущено после проверок 90. Правда ли это, могло ли так случиться? Цифры вообще очень коварная вещь. Могло ли быть такое, и как тогда говорить о поголовных репрессиях?
Говорили о наших прибалтах: латышах, эстонцах и литовцах, об этих очень "цивилизованных", как они сами себя называют, людях. Вот, например, латыши заявляли о 20 тысячах человек, которых Сталин сослал в Сибирь. Но сейчас эти борцы со сталинским режимом для получения пенсий составили списки служивших в гестапо и карательных органах. Все, повторяю, борцы с режимом. Таких борцов набралось 50 тысяч человек. Теперь опять дилемма: или Сталин не был жестоким человеком, а ел пряники и сосал леденцы, и его НКВД была либеральной организацией, или латыши врут, составляя эти списки. Правда ли это, и почему никогда об этом свободные и демократические журналисты не пишут?
Говорили о советских вождях Зиновьеве и Каменеве. Они во время отпуска Сталина в 1926 году пытались поставить и провести через Политбюро вопрос об Еврейской автономной республике в Крыму. Правда ли это? Будут ли кого-нибудь в связи с этими историческими воспоминаниями называть антисемитом?
После Сапун-горы все вместе обедали в "Трактире", и после мы с Л. М. долго гуляли по городу. Почему южные города так умеют жить ради себя, радоваться тому малому, что имеют?
11 октября, вторник. Обсуждали большую повесть Володи Никитина "Д. Е. и Е. Н.". Начал читать еще в понедельник и из-за поездки в Севастополь не очень представил - кого из ребят читаю. Но сразу отметил, что отдельные сцены написаны любопытно, как бы появляется у автора стиль. Определил, что
это еще и некий парафраз Евангелия, современный Христос, современные ученики. Тогда же отметил, что это было бы еще интереснее, если бы заключало в себе меньше претензий на уникальность, меньше бы просвечивала установка автора на шедевр. Когда пришел на семинар и узнал, что это был Володя Никитин, все стало ясно. В этом же ключе построил выступление свое: конечно, Володя сильно вырос, и я радуюсь своему терпению, ему сейчас надо писать то, о чем он хорошо знает, тогда бы было, действительно, здорово. Предупредил его и весь семинар, может быть, не имея на это права: не надо баловаться ни с какой религией, с понятием Бога, священными книгами, хотя осмыслить это надо. И напомнил: помните, какой мучительной смертью умер Булгаков? Думаю, что Володя выплывет, но хочется, чтобы все они поняли и уяснили главное.
17 октября, понедельник. К 4-м часам поехал в Липки. Встретили приветливо, но я приехал рано и минут сорок просидел в зале, слушая Р. Ф. Казакову, которая уже заканчивала свое выступление. Она сейчас пишет короткие стихи, в которых много грусти по прошлой обеспеченной жизни и которые не очень вяжутся с ее заявлениями. Стихи перемежались различными высказываниями: типа почему лишили стариков социальных льгот, медпомощи и проч. Про себя я заметил, что когда вы, "быстрые" демократы, радовались происходившему, то я - "медленный" демократ - уже знал, чем всё это кончится. Позже я прочел свою собственную лекцию, называемую "мастер-класс", в которой тоже коснулся вопроса демократии, заметив, что незнание исторических реалий позволяет трактовать демократию как безграничную свободу личности, в то время как на самом деле демократия - один из самых тяжелых и наименее свободных режимов, ведь значительно мягче и монархия, и тирания. Уже после лекции я поговорил с Риммой Федоровной, сказал ей, что не надо обращать внимания на мелочи, перестать повторять, что, дескать, Гусев не любит евреев, а Хатю-шин плохо пишет об Америке. Надо любить друг друга просто за то, что все мы принадлежим к одной профессии, и надо стараться сделать Союз писателей опять политической организацией, каким он был, потому что только политическая организация имеет право чего-то требовать от правительства.
21 октября, пятница. Вечером по телевидению показали скромные похороны А. Н. Яковлева на Троекуровском кладбище. Прощание началось в здании Академии наук. Горбачёва не было, он где-то в Америке или в Англии. В связи с этим вспомнил рассказ Н. И. Рыжкова, который я услышал два дня назад в Домжуре. Сразу же после известия о смерти Яковлева ему стал названивать "Коммерсант". Н. И. сказал: сейчас ничего сказать не могу, позвоните через 40 дней. По телевидению бывший кумир ЦК КПСС Валентин Зорин сказал, что это человек, о котором когда-нибудь будут писать школьные учебники. Сравнивали Яковлева и с Ломоносовым, народа тем не менее, видимо, было не очень много.
23 октября, воскресенье. В воскресенье - туда и сюда, на дачу. Все-таки чуть отдышался, собрал все листья, самое главное - посидел минут 40 над новым романом. Происходит нечто поразительно: на всё есть время, нет только на новый роман. Единственное утешение - моя теория замедления: если роман пишется медленнее, чем нужно, - значит, нужны еще какие-то определенности, естественно, определенности пришли. Сижу, читаю брошюрку. С. Захаров: "Жертвы Луны, или Пять измерений Михаила Булгакова". Формула, которую мне в свое время дал Г. Бакланов, до сих пор меня поражает своей универсальностью: если вещь идет, то она всасывает в себя всё, что тебя окружает. Теперь я уже знаю, как продолжить вторую главу. Здесь у меня начнет говорить Булгаков. Смотрел телевизор и делал традиционную шарлотку. По телевизору, кажется, были Познер, Греф и другие… Почему от телевидения ничего не остается к утру?
27 октября, четверг. В последнее время я достаточно рано ложусь, на телевидение уже не хватает сил, но поднимаюсь рано - в половине шестого, в шесть. И тут наступает время, которое оправдывает весь никчемный день, все остальное времяпрепровождение. Сначала я занимаюсь по самоучителю английским языком и слушаю диск, а потом невероятное удовольствие испытываю от чтения учебника по теории литературы Хализева. Вчера читал об интертекстуальности, сегодня - о реминисценции. Это все доставляет мне удовольствие,
11*
видимо, тут и есть моё истинное призвание. Сегодня появилась довольно опасная мысль относительно того, что очень сильное погружение литературы в литературу, в конечном итоге, не приносит значительных результатов. Но впрочем, в литературу был бесконечно погружен Пушкин…
2 ноября, среда. Утром разговаривал с М. В. Ивановой, которая старательно исполняет роль секретаря комиссии по выборам ректора. Объявление дадим в "Московском литераторе". Вот среди писателей возникнет оживление. Сегодня же переговорил и с Надеждой Васильевной Барановой, заведующей учебной частью, она же практически ведет много лет и кафедру творчества. Я очень мало пишу в Дневнике об этой женщине, а ведь это мой главный советчик в творческих делах. Она - очень талантливый русский человек, и если бы не погруженность в семью, во внуков, в детей, если бы ей еще в свое время хороший и умный начальник, то, безусловно, из нее вырос бы очень интересный преподаватель, а не только административный работник. Она могла бы стать и кандидатом наук, и доктором, это от природы ум светлый, памятный и глубокий. К такому же типу русских женщин принадлежала и моя мать. С Надеждой Васильевной определили дату заседания кафедры творчества. Это основная часть и электората и среда, из которой обычно выдвигается ректор. Я уже предвижу уклончивые дискуссии и энергичные самовыдвижения; что касается меня, то у меня две прекрасных кандидатуры: Миша Стояновский и Сережа Толкачев. И не говорите мне, что я не подготовил преемника, я подготовил их двоих, но вот своего двойника, конечно, я не подготовил, но кому нужен двойник. Время идет, нужны новые люди.
Умерла Мария Андреевна Платонова, дочь Андрея Платонова. Уже год я думаю о том, что же она меня не беспокоит. Видимо, болела. Пока она была жива и билась за музей Платонова, ей можно было отказывать, спорить с ней. А будет ли теперь заинтересованный человек, который с таким же остервенением станет драться за вещь, в принципе, необходимую. Спохватится ли когда-нибудь государство? У нас так много талантливых, даже гениальных людей, что на них и на их жизнь и историю можно и не обращать внимания. Но любая река, если с нею обращаться небрежно, может зацвесть и замелеть. Кстати, вот и Волга летом цветёт, и рыбы в ней стало мало.
5 ноября, суббота. Уже десятый день во Франции и в пригородах Парижа бушуют беспорядки молодёжи. Всё началось с гибели двух подростков, которые сгорели в трансформаторной будке. И это несмотря на то, что во Франции, как ни в одной стране, делают всё, чтобы трудный, взрывной и революционный возраст молодой человек просидел в школе, чтобы поступил в университет, нашёл работу. Энергия несправедливости копилась многие годы и выплеснулась на улицы, когда никто этого не ожидал. Я абсолютно уверен, что рано или поздно нечто подобное произойдёт у нас, наши тоже поймут, что, несмотря на всё лицемерие и обещания властей, бедные обречены на пожизненную тусклую жизнь, и никому из ребят и девушек московских окраин не пробиться никуда.