Так было и на сей раз. Они сразу закружились в вальсе с безупречной грацией. В их танце не могло быть ошибки, они отлично чувствовали друг друга. Какое-то время они танцевали молча, потом Бесс сказала:
   – У нас это всегда хорошо получалось, правда?
   – Да, и мы не разучились.
   – Приятно, когда партнер так прекрасно ведет.
   – Боже мой, ты права, сейчас, наверное, уже никто не умеет танцевать вальс.
   – Кейт-то уж точно не умеет.
   Они танцевали безукоризненно, подчеркивая первый такт. Если бы пол был покрыт чем-то, оставляющим следы, то на нем делались бы маленькие аккуратные треугольники.
   – Приятно, правда?
   – Мм… удобно.
   Через некоторое время Майкл спросил:
   – Кто такой Кейт?
   – Мужчина, с которым я встречаюсь.
   – Это у вас серьезно?
   – Нет, и вообще с этим покончено.
   Они вальсировали, счастливо улыбаясь друг другу. Если один что-то спрашивал, другой отвечал искренне и честно.
   Бесс поинтересовалась:
   – Как дела у вас с Дарлой?
   – Развод по взаимному согласию суды рассматривают быстро.
   – Вы не ссоритесь?
   – Нет, мы и разговариваем спокойно, нам с ней все это слишком безразлично, чтобы начать войну.
   – Не то, что нам.
   – Ммм…
   – Ты хочешь сказать, что мы вели себя так потому, что нас все это волновало?
   – Я думал об этом. Возможно, так и было.
   – Забавно. Моя мать сказала то же самое.
   – Стелла прекрасно выглядит. Она как заряженный пистолет.
   Мелодия закончилась, но они дождались другой, затем еще и еще. Наконец, проводив ее после четвертого танца, Майкл шепнул ей на ухо:
   – Не уходи далеко. Мне хочется еще потанцевать.
   Музыка становилась все громче и быстрее. Среди гостей было много молодежи, и оркестр подлаживался под ее вкусы. Медленные танго «Ветер за моими крыльями», «Леди в красном» сменились такими, как «Ла Бамба», «Джони Би Гуд». Не выдержали и пошли танцевать даже те, кого можно было отнести к среднему возрасту лишь из вежливости. Когда танцующие совсем уже разошлись, оркестр заиграл твист, затем «Я знал невесту». Все взмокли, включая Бесс и Майкла, не пропускавших ни один танец.
   Веселье кипело. Майкл спросил:
   – Не возражаешь, если приглашу Стеллу?
   – Ради Бога, конечно же, пригласи, – ответила Бесс. – Я буду рада.
   Стелле он сказал:
   – Поди-ка сюда, раскрашенная потаскушка. Я хочу с тобой потанцевать.
   Джил Харвуд пошел с Бесс, в конце танца они поменялись партнерами.
   – Тебе весело? – спросил Майкл.
   – Еще как! – воскликнула она.
   Они выдали еще нечто очень быстрое. Майкл, прижав Бесс к боку, попросил, переводя дыхание:
   – Постой. Я должен снять этот пиджак.
   Не отпуская ее руку, он прошел к столу, где они оставили свои бокалы, и бросил смокинг на спинку стула. Они жадно глотали коктейли, а оркестр тем временем заиграл «Старомодный рок-н-ролл».
   Майкл быстро поставил свой бокал на стол.
   – Пошли! – И потащил ее снова на танцевальный круг.
   Она оттянула подтяжки на его взмокшей спине и крикнула:
   – Эй, Куррен!
   Он повернулся, приставив ладонь к уху:
   – Что?
   – Ты выглядишь весьма сексуально без этого своего смокинга.
   Он засмеялся:
   – Ну ничего, постарайся держать себя в руках, дорогая.
   Пробившись сквозь толпу, они снова отдались ритму танца, сливаясь с общим весельем, подняв руки над головой и хлопая. Старые друзья с упоением делали то же самое, распевая знакомые слова: «Мне нравится этот старомодный рок-н-ролл».
   Когда песня кончилась, Майкл сунул два пальца в рот и свистнул. Бесс, потрясая кулаком в воздухе, кричала:
   – Еще! Еще!
   Но оркестр устроил перерыв, и они вернулись к столу Барб и Дона. Все четверо одновременно рухнули на стулья, вытирая пот со лба, и сразу потянулись к своим бокалам. До чего же здорово расслабиться в компании старых верных друзей.
   – Потрясающий оркестр!
   – Великолепный!
   – Я сто лет так не танцевала.
   Глаза Барб блестели.
   – Черт побери, здорово видеть вас опять вместе… Э-э-э… Я хочу сказать, вы встречаетесь?
   Майкл взглянул на Бесс.
   Бесс посмотрела на Майкла.
   – Нет, в общем, нет.
   – Как жалко. Вы выглядели в танце так, словно никогда не расставались.
   – Мы тем не менее хорошо проводим время.
   – Мы тоже. Как вы думаете, сколько танцев мы все станцевали?
   – Кто знает?
   – И все-таки что произошло? Почему мы больше не встречаемся? – спросила Бесс.
   Они все задумались, вспоминая прошлую дружбу и эти ужасные месяцы, когда начался развод Майкла и Бесс.
   Она сказала:
   – Я перестала вам звонить, потому что не хотела, чтобы вы были вынуждены выбирать кого-то из нас.
   – О, как глупо!
   – Не думаю. Вы были нашими общими друзьями. И что бы я ни сказала, вы могли расценить это как просьбу об участии. А вообще-то так, наверно, и было.
   – Может, ты и права. Но нам вас обоих не хватало, и мы хотели помочь.
   Майкл признался:
   – Я чувствовал то же самое, что и Бесс, боялся, чтобы вы не подумали, что я хочу привлечь вас на свою сторону, потому и устранился.
   Дон молча слушал. Он двигал бокал по скатерти.
   – Можно я скажу, что думаю?
   Все повернулись к нему.
   – Конечно, – ответил Майкл.
   – Когда вы расстались, знаете, что я чувствовал?
   Он помолчал, ожидая ответа, и, не получив его, продолжил:
   – Я почувствовал, что меня предали. Мы знали, что между вами есть какие-то разногласия, но не думали, что они столь серьезны. И вот в один прекрасный день вы позвонили: «Мы разводимся». И хотя это сейчас звучит эгоистично, тогда я разозлился. Четыре года мы создавали эту дружбу, и вдруг… пуф – вы все разрушили! Если говорить правду, я не считал ни одного из вас единственным виновником. И я, и Барбара видели ваши взаимоотношения со стороны, и мы были ближе к вам, чем кто бы то ни было. И когда вы развелись, у нас было такое чувство, что вы развелись и с нами.
   Бесс накрыла его руку своей:
   – О Дон…
   Высказавшись, он виновато посмотрел на них:
   – Я знаю, я просто эгоистичная свинья.
   – Нет, нет.
   – Я, наверное, никогда не сказал бы этого, если бы не принял пару рюмок.
   – Это хорошо, что мы так поговорили. Мы всегда были откровенны друг с другом, в этом был залог нашей дружбы, – заметил Майкл.
   Бесс добавила:
   – Я ни разу не посмотрела на наш развод вашими глазами. Наверное, если бы вы разводились, я чувствовала бы то же самое.
   Барб сказала с надеждой в голосе:
   – Вы сказали, что не встречаетесь, но есть хоть какой-то шанс, что вы снова будете вместе? Если я не должна задавать такие вопросы, скажите мне, чтобы я заткнулась.
   Все молчали, а потом Бесс сказала как можно мягче:
   – Заткнись, Барб.
 
   Рэнди и Марианна протанцевали всю ночь напролет. Они ни о чем не говорили, лишь глядели друг на друга. Она обмахивалась рукой, он ослабил свой галстук-бабочку, расстегнул воротник и наконец произнес:
   – Здесь такая жара. Выйдем, охладимся немного?
   – С удовольствием.
   Они вышли из зала, спустившись по лестнице, взяли ее пальто.
   Ночь была звездная. Пахло тающим снегом. Пол на открытой веранде был влажным и скользким.
   Рэнди взял Марианну под руку и повел ее в дальний конец веранды. Там они молча вдыхали аромат можжевеловых кустов, и Рэнди подумал, что это похоже на запах джина.
   «Только бы не брякнуть „Иисус!“» – вспомнил он.
   – Ты хорошо танцуешь, – объявила Марианна, когда он выпустил ее руку и прислонился к балюстраде.
   – И ты.
   – Нет, я очень средне. Но у среднего получается лучше, если он танцует с хорошим партнером.
   – А может, это у меня только с тобой так получается.
   – Не думаю. Это, наверно, у тебя от отца с матерью. Они прекрасно танцуют.
   – Может, и так.
   – Потом, ты же барабанщик. У тебя чувство ритма.
   – Вообще-то я редко танцую.
   – Я тоже.
   – Занята слишком? Зарабатываешь отличные отметки?
   – Тебе это не нравится?
   Он пожал плечами.
   – Почему?
   – Это меня пугает.
   – Пугает! Тебя?
   – Не удивляйся так. Парни иногда тоже пугаются.
   – Но почему мои отличные отметки должны тебя пугать?
   – Ну, не сами отметки, конечно, а то, какая ты.
   – А какая я?
   – Очень правильная. Работаешь в церкви. Держу пари, что ты еще и член Общества национальной гордости.
   Она не отвечала.
   – Я прав?
   – Да.
   – Я с такими, как ты, не встречался.
   – А с какими ты встречался?
   Он отвернулся:
   – Лучше тебе этого не знать.
   – Да, лучше.
   Они помолчали, глядя на дорогу. Их окружала весенняя ночь. Месяц в небе был тоненький, как лепесток маргаритки. Деревья отбрасывали на лужайку кружевные тени.
   Рэнди стоял прислонившись к деревянной колонне.
   – Ну, такой парень, как я, не может… ну, ты понимаешь… встречаться с такой девушкой, как ты.
   – Даже если она согласна?
   Мисс Марианна Пэдгетт, в своем аккуратном пальто-матроске, стояла, аккуратно поставив ноги вместе, положив руки на перила, и ждала. Рэнди отодвинулся от колонны и повернулся к ней, но дотронуться не решился. Она тоже повернулась к нему.
   – Я думаю о тебе с тех пор, как с тобой познакомился.
   – Правда?
   – Правда.
   – Ну, тогда…
   Ее приглашение было сдержанным, но это было приглашение.
   Он наклонил голову и поцеловал ее так, как целовал девочек только в седьмом классе. Слегка прикоснувшись одними лишь губами к губам. Она положила руки ему на плечи, но не прижалась к нему. Рэнди осторожно обнял ее, оставляя за ней право решать, надо ли им еще приближаться друг к другу, но еще раз поцеловал ее, теперь горячее, и она ответила. Рэнди наслаждался ее ароматом – свежим, цветочным, без малейшей примеси запаха алкоголя или сигарет. Он испытывал невероятную нежность, нежность первых невинных поцелуев, понимая, что он хочет от этой девушки того, чего не заслужил и о чем не может и мечтать.
   Он поднял голову и чуть отстранился от нее, но не отпустил ее рук. Так они стояли, глядя друг на друга.
   – Прямо как Лиза и Марк, – улыбнулся он. – Жаль, я не могу отвезти тебя сегодня домой. Я без машины.
   – Я могу подвезти тебя.
   – Это приглашение?
   – Да.
   – Принимается. – Марианна повернулась, чтобы идти, но он остановил ее:
   – Еще кое-что.
   – Что?
   – Что, если я приглашу тебя куда-нибудь в субботу? Мы можем пойти в кино или еще куда-нибудь.
   – Дай мне подумать.
   – Хорошо.
   Он отвернулся, но она держала его за руку.
   – Я подумала. – Она улыбнулась. – Согласна.
   – Согласна?
   – Если родители не будут возражать.
   – Да, конечно, – согласился Рэнди и усмехнулся: как будто кто-то из родителей после тринадцати лет когда-нибудь одобрял его.
   – Пошли еще потанцуем.
   Они вернулись в зал, продолжая улыбаться.
   Отец с мамой стояли на том же месте со старыми друзьями, с бабушкой и ее кавалером, который оказался отличным парнем. Оркестр заиграл песенку «Хорошо любить», все пошли танцевать, и Стелла и ее старичок тоже. Выглядели они нелепо, но им явно нравилось танцевать друг с другом. Рэнди и Марианна присоединились к танцующим.
   Когда музыка стихла, Рэнди с удивлением увидел, что Лиза стоит на сцене с микрофоном в руке.
   – Послушайте меня все! – Шум сразу утих, а она продолжала:
   – Это мой день, и я могу делать все, что хочу. Так вот, я хочу, чтобы сюда, на сцену, поднялся мой братец. Рэнди, где ты?
   Она глазами поискала его в зале.
   – Рэнди, поднимись, пожалуйста, сюда.
   Кто-то дружески подтолкнул его, но им овладела паника.
   «Нет-нет, у меня ничего не получится!» Но все смотрели на него, и он уже не мог улизнуть.
   – Не все здесь знают, что мой брат – отличный барабанщик. Не просто хороший, а на самом деле отличный! – Она повернулась к гитаристу:
   – Джей, ты не возражаешь? – И продолжила свое обращение к публике:
   – Я слышала, как он барабанит в детской, с тех пор как ему исполнилось три месяца, наверное, он стучал пятками по стене. Он в общем-то пока не выступает, потому немного стесняется, поддержите его, пожалуйста.
   Раздались крики:
   – Давай, Рэнди, давай!
   – Задай жару!
   Марианна взяла его за руку:
   – Пожалуйста, Рэнди.
   Его ладони вспотели. Он снял пиджак и протянул его ей.
   – Хорошо, только не убегай.
   Барабанщик встал. А Рэнди вскочил на сцену и подошел к бас-барабану и цимбалам. Они поговорили о палочках, и Рэнди выбрал пару из нескольких висящих на барабане. Он сел на вращающийся стул, несколько раз ударил по бас-барабану, выдал дробь от высокой к низкой на пяти других. Проверил тон цимбал и сказал гитаристу:
   – Попробуем Джорджа Майкла? Знаешь «Веру»?
   – Ого! Конечно! – обрадовался гитарист и, обращаясь к оркестру, попросил:
   – Дайте ему ритм.
   Рэнди выждал такт и вступил, синкопируя мелодию. Майкл забыл, что танцует с Бесс. Его сын творил чудо, переходя от барабана к барабану, от цимбал к цимбалам, виртуозно подбрасывая палочки в воздух, ловя их и барабаня в таком темпе, что они стали невидимы.
   По молчаливому согласию оркестранты перестали играть, предоставив Рэнди солировать. А он ничего не видел вокруг. Существовали лишь он и барабанная дробь, которая пронизывала его насквозь.
   Почти все перестали танцевать и замерли в восхищении.
   Бесс дотронулась до Майкла:
   – Правда, хорош?
   – Бог мой, откуда все это взялось?
   – С тринадцати лет. Его только это и волнует.
   – Какого черта тогда он работает на этом складе?
   – Он боится.
   – Чего? Успеха?
   – Может быть. Но скорее провала.
   – Он где-нибудь прослушивался?
   – Насколько я знаю, нет.
   – Это необходимо. Скажи ему, Бесс.
   – Скажи ты сам…
   Соло на барабане закончилось. Когда Рэнди ударил по тарелкам последний раз, раздался гром аплодисментов. Он положил руки на бедра, застенчиво улыбнулся и повесил палочки на место.
   – Отличная работа, Рэнди, – похвалил барабанщик, возвращаясь на сцену и пожимая Рэнди руку. – Я не запомнил, с кем ты играешь?
   – Ни с кем.
   Барабанщик уставился на Рэнди:
   – Ты должен найти себе агента.
   – Спасибо. Может быть, я так и сделаю.
   Возвращаясь к Марианне, он чувствовал себя Чарльзом Уотсом. Улыбаясь, она держала его пиджак, пока он надел его, затем взяла его руку.
   – Ты классно выглядел, – сказала она, все еще гордо улыбаясь. – Но тебе, наверное, все девушки это говорили.
   – Если бы я еще и петь так мог.
   – А тебе и не нужно петь. Ты должен играть на барабане. Ты был великолепен, Рэнди.
   – Спасибо. – Никакие аплодисменты не могли сравниться для него с ее словами.
   «Интересно, все ли чувствуют это после двадцати пяти лет на сцене, как Уотс из „Стоунз“, – лихорадку, восторг, экстаз?»
   Мать поцеловала его в щеку. Отец, хлопнув его по плечу, пожал руку и с гордостью улыбнулся:
   – Ты должен бросить эту работу на складе, Рэнди. Нельзя зарывать в землю такой талант.
   Рэнди знал: сделай он полшага – и окажется в объятиях отца, и его звездный час будет полным. Но как он мог сделать это, когда за ним наблюдала Марианна? И его мать? И ползала гостей? И Лиза, которая шла к нему, улыбаясь во весь рот, а за ней по пятам следовал Марк? Она подошла, и момент был упущен.
   После того как все, кто его знал и не знал, воздали ему должное и поток поздравлений кончился, он все еще был на седьмом небе и подумал, что если еще и покурить, то будет такой кайф, какой ему вряд ли удастся испытать еще хоть раз. Бог мой, это было бы потрясно!
   Он огляделся вокруг, Марианны не было видно.
   – Где Марианна? – спросил он.
   – Пошла в дамскую комнату. Сказала, что вернется через минуту.
   – Послушай, Лиза, я совсем взмок. Я выйду и чуть охлажусь. Хорошо?
   Лиза шутливо стукнула его:
   – Давай, маленький братец. Спасибо за то, что сыграл.
   Он отсалютовал ей, удаляясь:
   – Привет!
   Рэнди встал в тень в самом конце веранды. От земли по-прежнему тянуло сыростью, журчали ручейки, в ушах все еще стоял грохот барабанов. Он набил трубку, зажег, затянулся и пустил дым в легкие. Глаза его закрылись, он перестал видеть звезды, машины и голые деревья. Уходя с веранды, он чувствовал, что он и есть Чарльз Уотс.
   Рэнди вошел в зал и стал искать Марианну. Она сидела за столом с родителями, с какими-то тетушками и дядюшками.
   – Эй, Марианна! – сказал он. – Давай потанцуем.
   Ее глаза были как льдинки, когда она повернулась и окинула его взглядом.
   – Нет, спасибо.
   Если бы он так не нагрузился, то сразу бы отступил. Вместо этого он схватил ее за руку:
   – Эй, почему?
   Она высвободила руку:
   – Я думаю, ты знаешь почему.
   – Что я сделал?
   Все за столом смотрели на них. Марианна взглянула на него с ненавистью и вскочила на ноги. Рэнди смутно улыбнулся всем и, пробормотав «извините», последовал за ней в вестибюль. Они остановились на верху лестницы, по которой совсем недавно спускались.
   – Я не имею дела с наркоманами, Рэнди, – объяснила она.
   – Эй, подожди, я не…
   – Не ври. Я вышла тебя поискать и видела. Я знаю, что у тебя в этой трубке! Ты можешь отправляться домой сам по себе. А что касается субботы, все отменяется. Кури свою гадость и оставайся неудачником. Мне все равно.
   Она подобрала юбки, повернулась и поспешила прочь.

Глава 12

   Бесс и Майкл сидели откинувшись на спинки сидений лимузина, ощущая затылками сквозь тонкую кожу обивки легкое подрагивание машины. Майкл засмеялся. Глаза его были закрыты.
   Она повернула к нему голову:
   – Майкл, ты пьян.
   – Ага. Первый раз за много месяцев. Своеобразное ощущение. А ты?
   – Немножко, пожалуй.
   – Ну и как?
   Она подняла лицо, закрыла глаза и засмеялась глубоким смехом. Они наслаждались тишиной, урчанием мотора, плавной ездой, эйфорией от танцев, вина, присутствия друг друга. Через некоторое время он сказал:
   – Знаешь что?
   – Что?
   – Я как-то не чувствую себя дедушкой.
   – Ты и танцуешь не как дедушка.
   – А ты – чувствуешь себя бабушкой?
   – Мм…
   – Я не помню, чтобы мои дедушка с бабушкой так танцевали, когда я был мальчиком.
   – Я тоже не помню. Мои разводили ирисы и строили скворечники.
   – Бесс, поди сюда.
   Он взял ее за кисть, повернул к себе и обнял одной рукой.
   – Ты что делаешь, Майкл Куррен?
   – Чувствую себя хорошо, – сказал он, имитируя акцент. – И чувствую себя пло-о-хо!
   Она засмеялась, прижимаясь к его плечу:
   – Чушь какая-то! Мы ведь с тобой в разводе. И что это мы прижимаемся друг к другу в машине?
   – Мы были дураки. Это так здорово, что будем так делать и дальше.
   Он наклонился к водителю и спросил:
   – Сколько у нас еще времени?
   – Сколько хотите, сэр.
   – Тогда поезжайте вперед, пока я не скажу вам, чтобы мы возвращались в Стилуотер. Поезжайте в Гудзон! В О-Клэр! В Чикаго, если хотите!
   – Как скажете, сэр. – Водитель засмеялся и переключил свое внимание на дорогу.
   – А где мы сейчас?
   Майкл устроился поудобнее, прижимая к себе Бесс.
   – Ты пьян и ведешь себя глупо.
   – Так оно и есть. – Он поднял руки и запел, помогая себе бедром обозначить ритм:
   –…дай мне эту любовь…
   Она постаралась освободиться, но он не отпустил ее.
   – Ну уж нет. Мы сейчас это обсудим.
   – Что обсудим?
   – Все-все. Наша дочь, наш первенец, вышла замуж, и у нее брачная ночь. Ты и я через несколько месяцев станем бабушкой и дедушкой. Мы танцевали как безумные, а наш второй ребенок классно играл на барабане. Я думаю, что во всем этом есть какой-то смысл.
   – Какой?
   – Не могу пока сформулировать.
   Она устроилась поудобнее у него под рукой и решила больше не шевелиться. Слишком приятно. Он продолжал бормотать «Хорошую любовь» – тихо, едва шевеля губами. Через минуту она тоже замурлыкала:
   – Хорошая любовь…
   – Мм – мм – мм – мм – мм – ммм…
   – Ммм – ммм…
   – Мм – мм – мм – ммм – ммм…
   Майкл отбивал ритм на своем левом бедре и ее правой руке. Затем нашел ее свободную руку, переплел свои пальцы с ее и стал отбивать ритм локтями. Бесс чувствовала, как бьется его сердце, чувствовала слабый, смешанный с сигаретным дымом, запах его одеколона.
   Очень тихо, так, что ее дыхание почти перекрывало звук, он напевал «Хорошую любовь»:
   – Мм – мм – мм – мм – ммм – ммм…
   И больше ничего. Только они вдвоем, на его половине сиденья, сплетенные пальцы, ощущение друг друга, знакомые запахи друг друга и руки, отсчитывающие такт: вверх, вниз, вверх, вниз.
   Майкл ничего не сказал, просто наклонился и поцеловал. Ее губы раскрылись, прежде чем она придумала десяток аргументов, почему не надо этого делать. Бесс ответила на его поцелуй. Голова ее лежала на мягкой кожаной спинке, она чувствовала его теплое дыхание на своей щеке, вкус его губ был знаком, как знаком вкус шоколада, или клубники, или чего-то другого из того, что ей нравилось. И, Бог мой, как же это было здорово! Близость и наслаждение, испытанные в танце, возросли в тысячу раз. Каждый из них оказался именно в той нише, в которой столь нуждался.
   Их поцелуй был даже не страстным, а скорее дружеским, но чувственное удовольствие все равно было велико.
   Когда он отстранился, она не открыла глаз и мурлыкала мелодию: «Ммм…»
   Майкл долго рассматривал ее лицо, затем отклонился, убрал руки, но она по-прежнему прижималась щекой к его рукаву. Они ехали в молчании, раздумывая над тем, что произошло. Никого из них это не удивило, просто они думали: «А что же дальше?» Майкл протянул руку и, нажав на кнопку, чуть приоткрыл окно. В машину проник холодный ночной воздух, полный аромата полей и влаги. Шевелил волосы, холодил губы, волновал запахом талой земли.
   Бесс прервала идиллию, высказав то, что волновало обоих.
   – Беда в том. – сказала она спокойно, – что ты во все это прекрасно вписываешься.
   – Правда?
   – Тебя любит мама. Вся семья считала меня ненормальной, когда мы разводились. Лиза заложит душу, лишь бы мы были снова вместе. Рэнди потихоньку тоже к этому склоняется. И Барб с Доном – встретить их – все равно что усесться в старое удобное кресло.
   – Точно, так и есть.
   – Странно, что мы с ними расстались. Я-то думала, что ты с ними по-прежнему встречаешься.
   – А я думал, что ты.
   – За исключением, пожалуй, Хидер в магазине, у меня больше нет друзей. Я от них отказалась после развода. Не спрашивай почему.
   – Зря.
   – Я знаю.
   – Но почему ты это сделала?
   – Потому что, когда разведена, везде чувствуешь себя лишней. Все парами, а ты цепляешься к ним, как маленькая незамужняя сестра.
   – Но ведь у тебя есть этот, как его, друг.
   – Кейт? Ммм… нет. Я почти нигде не бывала с Кейтом и мало с кем его знакомила. Когда я все-таки это делала, то все как-то странно на меня смотрели. Меня отводили в угол и шептали: «Бога ради, что у тебя общего с ним?»
   – И давно ты с ним встречаешься?
   – Три года.
   Они помолчали, потом Майкл спросил:
   – Ты с ним спишь?
   Она шутливо ударила его по руке, отодвинулась и сказала:
   – Майкл Куррен, какое это имеет к тебе отношение?
   – Извини.
   Ей стало холодно. Она вновь забралась к нему под руку.
   – Закрой окно. Прохладно.
   Завизжало стекло, и холодный воздух уже не мог проникать в машину.
   – Конечно. – заговорила Бесс через некоторое время, – я спала с Кейтом. Но это никогда не происходило дома. Я не хотела, чтобы дети знали.
   Они опять замолчали.
   – Знаешь что? Звучит смешно, но я ревную. – наконец объявил Майкл.
   – Да ну? Ты ревнуешь?
   – Я знал, что ты это скажешь.
   – Когда я узнала про Дарлу, я хотела выцарапать ей глаза. И тебе тоже.
   – Надо было это сделать. Может быть, тогда все было бы по-другому.
   На какое-то время каждый погрузился в свои мысли. Затем Бесс сказала:
   – Моя мать спросила, держались ли мы сегодня во время клятвы за руки, и я соврала.
   – Ты соврала? Ты никогда не врешь!
   – Верно, но на этот раз соврала.
   – Почему?
   – Не знаю. Хотя нет, знаю, – сказала Бесс и тут же созналась:
   – Нет, все-таки не знаю. Почему мы это сделали?
   Она высвободила голову из-под его руки, чтобы взглянуть на него.
   – В общем-то казалось, что мы должны. Момент сентиментальности.
   – Но ведь это не возобновило нашу клятву?
   – Нет.
   Бесс почувствовала и облегчение, и разочарование.
   Вскоре она зевнула и снова забралась под его руку.
   – Устала?
   – Да, сейчас только почувствовала.
   Майкл приподнял голову и сказал водителю:
   – Можно повернуть назад в Стилуотер.
   – Очень хорошо, сэр.
   На обратном пути Бесс заснула. Майкл смотрел в окно на бесснежную голую землю, освещаемую фарами. Колеса крутились медленнее, и Майкл покачивался на сиденье вместе с Бесс, ощущая ее вес на своей руке.
   Когда они подъехали к дому на Третьей авеню, он дотронулся до ее щеки:
   – Бесс, мы приехали.
   Она с трудом подняла голову и еле открыла глаза.
   – О… ммм… Майкл?..
   – Ты дома.
   Она выпрямилась, когда водитель открыл дверь машины со стороны Майкла. Тот вышел и протянул ей руку. Водитель стоял рядом.
   – Помочь внести вещи, сэр?
   – Да, пожалуйста.
   Бесс прошла вперед, отперла дверь, включила свет в холле и настольную лампу в гостиной. Мужчины внесли подарки молодым, положили их на пол и на софу. Входная дверь осталась открытой. Майкл последовал за водителем и сказал:
   – Спасибо за помощь. Я буду через минуту.