Спенсер Лавирль. Прошлые обиды

   Она не заметила, что Рэнди вошел и прислонился к стене. Когда прозвучали последние аккорды, он сказал из темноты:
   – Привет, мама!
   – О! – выдохнула она и приподнялась с табурета. – Ты смертельно напугал меня, Рэнди! Ты тут давно стоишь?
   Он улыбнулся:
   – Недавно.
   Рэнди прошел в комнату и примостился рядом с ней на табурете. В потрепанных джинсах, потертой кожаной куртке, он выглядел как после небольшого сражения. Его черные, как у отца, волосы были чем-то намазаны, торчали на макушке, закрывали уши и спускались естественными локонами на ворот. Рэнди привлекал всеобщее внимание, продавщица в ее магазине говорила, что он похож на молодого Роберта Уриха – с быстрой улыбкой и ямочками на щеках. У него была манера наклонять голову вперед, когда он приближался к женщине, в левом ухе маленькая золотая серьга, великолепные зубы, карие глаза, а ресницы длиннее, чем у некоторых мужчин усы. Он подражал грубоватому стилю небритого молодого поп-певца Джорджа Майкла с его неспешными манерами.
   Усевшись рядом с матерью, Рэнди нажал «фа» в нижнем регистре и держал клавишу до тех пор, пока не погас звук. Убрав руку с клавиатуры, он положил ее на колени, чуть повернул голову – все его движения были замедленны, лениво улыбнулся краем губ.
   – Ты давно не играла.
   – Ммм…
   – Почему ты вообще перестала играть?
   – Почему ты перестал разговаривать с отцом?
   – А ты?
   – Я злилась.
   – Я тоже.
   Бесс помолчала.
   – Я видела его сегодня вечером.
   Рэнди взглянул в сторону, все еще улыбаясь.
   – Ну и как этот хрен?
   – Рэнди, ты говоришь о своем отце! И я вообще не разрешаю говорить на таком языке.
   – Ты называла его и похуже.
   – Когда?
   Рэнди раздраженно повел плечами:
   – Мам, брось. Ты ненавидишь его всеми потрохами, как и я, и ты никогда не делала из этого секрета. Ну и в чем дело? С чего это вдруг ты стала с ним такой милой?
   – Ничего я не стала. Я виделась с ним, и все. У Лизы.
   – Да, знаю.
   Рэнди опустил подбородок и почесал голову.
   – Она тебе сказала?
   – Да, сказала.
   Он взглянул на мать:
   – И ты, конечно, взорвалась.
   – Да, в общем, да.
   – Я тоже вначале, но у меня был день подумать, и я считаю, что она будет в порядке. Черт возьми! Она хочет ребенка, и Марк нормальный парень, да? Я хочу сказать, что он ее любит.
   – Откуда ты все это знаешь?
   – Я там много раз бывал.
   Рэнди нажал пальцем черную клавишу.
   – Она меня кормит обедом, и мы вместе смотрим видик. Марк обычно бывает у нее.
   Еще один сюрприз.
   – Я не знала, что ты… что ты у нее бываешь.
   Рэнди оставил в покое клавиатуру и вернул руку на колени.
   – Она сказала, что ты согласился быть шафером.
   Рэнди пожал плечами и повернулся к матери.
   – И подстричься.
   Он пощелкал языком.
   – Ну вот. Тебе начинает это нравиться.
   – Меня не так волосы возмущают, как борода.
   Он поскреб подбородок. Колючий и черный, он наверняка привлекал внимание молоденьких девушек.
   – Что же, может, придется расстаться и с этим.
   – У тебя есть девушка, которой это нравится? – поддразнила она, делая вид, что хочет ударить его в щеку, как боксер.
   Он отклонился назад, выставил обе руки, как защищаются в боксе.
   – Не прикасайся к щетине, женщина.
   Они некоторое время притворялись, что хотят подраться, потом засмеялись и обнялись. Ее гладкая щека прижалась к его колючей, запах его кожаной куртки щекотал ей ноздри. Не важно, сколько неприятностей доставлял ей сын, минуты, подобные этой, все перекрывали. Как это все-таки здорово – иметь взрослого сына. Присутствие Рэнди в доме наполняло его звуками, можно было что-то сказать ему и услышать его ответ. И был повод набивать холодильник. Может быть, уже пора выпустить его из гнезда, но мысль расстаться с ним была невыносимой. Не важно, что минуты, подобные этой, случались редко. Когда он уедет, она останется одна в этом большом доме, и тогда надо будет принимать решение.
   Он отпустил ее, и она ласково ему улыбнулась.
   – Ты неисправимая кокетка. – Он приложил обе руки к сердцу. – Мама, ты ранила меня.
   Она немного подождала, пока он утихнет.
   – О свадьбе…
   Он молчал.
   – Лиза просила твоего отца и меня вести ее к алтарю.
   – Да, я знаю.
   – И потом в доме родителей Марка будет ужин. Чтобы познакомиться семьями.
   Рэнди молчал, и она спросила:
   – Ты это переживешь?
   – Лиза и я уже договорились об этом.
   Губы Бесс застыли в молчаливом «О!». Отношения между ее детьми были для нее сюрпризом.
   Рэнди продолжал:
   – Не беспокойся. Я не поставлю их в сложное положение. – Быстро взглянув в глаза матери, он спросил:
   – А ты?
   – И я. Мы поговорили с твоим отцом, после того как ушли от Лизы, и договорились с уважением отнестись к ее просьбе. Протянули друг другу оливковую ветвь.
   – Ну что ж, тогда… – Рэнди похлопал себя по коленям. – Полагаю, что все счастливы.
   Он поднялся, но Бесс поймала его за руку:
   – Есть еще кое-что.
   Он ждал, вновь усевшись в кресло, как всегда, с безразличным видом.
   – Я думаю, что ты должен знать. Твой отец и Дарла разводятся.
   – Да-а, Лиза сказала мне. Большая сделка… – Он неприятно засмеялся и добавил:
   – Вообще-то мне, мам, плевать.
   – Просто я должна была сказать тебе. – Бесс запустила руки в волосы. – С родительским долгом покончено.
   – Ты поосторожнее, мам. Он опять скоро начнет стучаться в твою дверь. Типы вроде него так и делают. Им всегда нужна женщина, и, похоже, он снова вышел на охоту. Он сделал из тебя дуру один раз, и я, черт возьми, надеюсь, что ты не позволишь ему повторить это.
   – Рэнди Куррен, за кого ты меня принимаешь?
   Рэнди повернулся и пошел к арке столовой, но остановился на полдороге и повернулся к ней:
   – Ты же играла здесь песню, которую он всегда любил.
   – Какое совпадение! Я тоже ее всегда любила!
   Внимательно поглядев на нее, он взялся за карниз дверной рамы.
   – Да, конечно, мам.
   Подтянулся на руках, и вышел.

Глава 3

   Долина реки Сент-Крой на следующее утро, когда Бесс уехала из дома в магазин, лежала под покровом снега. На юге от высокой каменной трубы теплоцентрали Нортен-Стейтс вяло поднималась струя пара и скапливалась в густое неподвижное облако. Дальше к северу иней рисовал ювелирные узоры на металлических кружевах разводного моста, соединяющего Стилуотер с Хаултоном, штат Висконсин.
   Стилуотер называли речным городом. Он уютно устроился среди лесных холмов, рек, оврагов, залежей известняка и примыкал к реке, чьим именем и был назван. В 1880 годах это было прибежище лесорубов, которые прожигали свои заработки в пятидесяти городских кабаках и шести борделях. Теперь их давно уже здесь нет. Исчезли и прекрасные белые сосны, окружавшие город, но Стилуотер ценил свое наследство лесопилок, складов и домов в викторианском стиле, построенных состоятельными лесопромышленниками, чьи имена до сих пор сохранились в местном телефонном справочнике.
   На подъезде к городу казалось, что он состоит из одних крыш. Шпили, мансарды, колокольни, башенки причудливых форм, построенные в прошлом, окружали маленький центр, обрамляемый западным берегом реки.
   Бесс наслаждалась видом, пока ехала вдоль Третьей авеню мимо старого зала суда. Поворот на Олив – и она уже на Мэйн: полмили занимали торговые ряды, протянувшиеся от пивоварни Джозефа Вулфа на юге до стен мельницы Стэйплза на севере. Уличные строения на Мэйн-стрит относились к другому веку, другой архитектуре – дома из красного кирпича, с аркообразными окнами второго этажа, старомодными фонарями перед фасадом и узкими переулочками со стороны черного хода. Булыжные мостовые вели в боковые улицы, спускавшиеся через квартал к реке. Летом по ее берегу бродили туристы, наслаждались садами роз, сидели в тени застекленных балконов в Лоувел-парке, нежились на солнце на зеленых лужайках со стаканчиками мороженого в руках, наблюдая за прогулочными катерами, бороздящими голубую воду реки Сент-Крой.
   Они толпились на корме «Андьямо» и сидели в ресторанах на палубах, потягивая напитки из высоких пластиковых бокалов, поглощая бутерброды, щурясь на зыбкую воду в тени великолепных матерчатых козырьков, раздумывая, как хорошо было бы жить здесь.
   Так было летом.
   Сейчас зима.
   Теперь, в январе, розы не цвели. Прогулочные катера сушились в пяти доках. Фургон для жареной кукурузы на Мэйн-стрит был перевернут и покрыт шапкой снега. Ледяные скульптуры, которые были ангелами во время Рождества, расплылись и превратились в неясные намеки на парусные лодки.
   Бесс, как всегда, заказала горячую булочку и чашку кофе в ресторане и уселась за стол рядом с веселым газовым камином. Покончив с завтраком, захватила с собой еще кофе в закрытом стаканчике и направилась в магазин.
   Он находился на Честнат-стрит, в старинном здании с двумя коробками голубых окон, голубой дверью и вывеской «Синий ирис. Все для дома» с изображением подобия этого цветка.
   Внутри было темно, но пахло сухими цветочными духами и ароматическими свечами, которые здесь продавались. Зданию было девяносто три года, оно было едва ли шире больничного коридора, но длинное, фасад смотрел на север, поэтому летом здесь было прохладно и затененно. Этим зимним утром здесь гуляли сквозняки.
   Стены магазина были оклеены кремовыми обоями, гармонирующими с окрашенным деревом, лепнина под карнизом, бордюр из синих ирисов такого же цвета, как ковер. Синие ирисы украшали также марку фирмы, висевшую на стене у лестницы, и повторялись на пакетах, в которые укладывали покупки.
   Бабушка Молли выращивала синие ирисы во дворе на Норт-хилл. Еще ребенком Бесс мечтала иметь собственное дело и уже тогда знала, какое она даст название своей фирме.
   Бесс прошла через груды ламп, эстампов, рамок для картин, низких столиков, засушенных цветов в маленькой конторке в центре стены у старинной лестницы, которая вела на крошечный чердак. Он едва ли не смыкался с потолком – волосы Бесс почти касались его. В период расцвета города здесь проводил свои рабочие часы какой-то бухгалтер, заполняя расчетные книги и проверяя счета. Бесс часто приходило в голову, что он был, наверное, карлик, а может, горбун.
   Она поискала за кассой и нашла несколько записок, оставленных Хидер накануне. Взяла их и стаканчик с кофе с собой наверх. Там так все было завалено, что ей пришлось балансировать на одной ноге, наклонившись над грудой образцов тканей и обоев, чтобы включить сначала торшер, а потом лампу дневного света на своем письменном столе. Так же, как и офис, чердак был слишком мал, но каждый раз, когда она решала переехать в большой магазин, именно чердак держал ее здесь. Возможно, из-за утренних часов, как сегодня, когда маленькое пространство вбирало в себя поднимающееся тепло, отражая свет от кремового потолка, и над головой витал аромат кофе. Или, может быть, это был вид из окна на. фасад здания, а быть может, и просто потому, что у чердака был свой характер, была история. И то и другое импонировало Бесс. И мысль о современном офисе в стерильном деловом центре не привлекала ее.
   Бесс привыкла приходить рано. Время между семью и десятью часами, когда телефоны молчали и не было посетителей, было самым продуктивным за весь день. После десяти, когда магазин открывался, работать с бумагами было уже нельзя.
   Она сняла крышечку с пластикового стакана с кофе, прочла записки Хидер, просмотрела бумаги, папки, сделала несколько телефонных звонков и кое-какие наброски до того, как в половине десятого пришла Хидер и крикнула снизу:
   – Доброе утро, Бесс!
   – Доброе утро, Хидер! Как ты?
   – Холодно.
   Бесс услышала, как открылась и закрылась дверь подвала, когда Хидер вешала свое пальто.
   – Как прошел обед с Лизой?
   Бесс задержалась с ответом, переворачивая страницу. Хидер уже достаточно знала об их взаимоотношениях с Майклом, чтобы снова открывать перед ней банку с червяками.
   – Прекрасно, – ответила она. – Она становится очень приличной кулинаркой.
   Голова Хидер показалась над перилами лестницы, и ступеньки заскрипели под ее ногами. Она остановилась на верхней – сорокапятилетняя женщина с соломенного цвета волосами, приведенными в выверенный беспорядок, в модных черепаховых очках. Холеные руки с ногтями темно-красного цвета, широкие скулы, маленький симпатичный рот. Одевалась она с кажущейся небрежностью, в которой обнаруживался безупречный вкус, что и создавало первое положительное впечатление у покупателей.
   У Бесс было трое служащих, нанятых на неполный день, но Хидер была ее любимицей, и ею она дорожила больше всех.
   – У вас встреча в десять часов. Вы помните?
   – Да, помню.
   Бесс посмотрела на часы и стала собирать все необходимое для визита на дому.
   – А потом еще в двенадцать тридцать и в три.
   – Да-да. Я помню.
   – Сегодня нужно сделать заказы?
   Бесс отдала Хидер документы и записи, сказала, что нужно сделать, чтобы заказать обои и проверить пришедший груз, и ушла из магазина, уверенная, что без нее все будет как надо.
   Это был сумасшедший день, впрочем, как и все остальные. Звонки следовали один за другим, и времени на обед не оставалось. Она купила бутерброд с рыбным салатом в ларьке и съела его в машине. Из Стилуотера она поехала в Гудзон, штат Висконсин, затем в Норт-Сент-Пол и вернулась в «Синий ирис» как раз тогда, когда Хидер закрывала магазин.
   – Было девять звонков, – сообщила Хидер.
   – Девять!
   – Четыре важных.
   Бесс, совершенно измученная, рухнула на диванчик.
   – Какие?
   – Хиршфилдс, Сибил Арчер, Уорнер Уолпейпер и Лиза.
   – Что хотела Сибил Арчер?
   – Свои обои.
   Бесс застонала. Сибил Арчер, жена важного чиновника, считала, что у Бесс в задней комнате склад любых обоев, которые она может достать, лишь протянув руку.
   – А что хотела Лиза?
   – Она не сказала. Просто просила перезвонить.
   – Спасибо, Хидер.
   – Не стоит. Ну, я в банк, пока он не закрылся.
   – Как прошел день?
   – Ужасно. Всего восемь покупателей.
   Бесс скорчила гримасу. Главным в ее бизнесе была работа дизайнера. Магазин играл второстепенную роль.
   – Ну и что-нибудь купили?
   – Календарь, несколько поздравительных открыток и пару чайных полотенец.
   – Хм. Видимо, нужно благодарить Бога за то, что в городе летом полно туристов.
   – Ладно. Я пошла. До завтра.
   – Спасибо, Хидер. Всего доброго.
   Хидер ушла, а Бесс, бросив пальто на диван, заставила себя подняться на чердак. Как всегда, на дизайн не хватало времени. В среднем каждый заказ требовал десяти часов работы, а она не занималась ничем вот уже три дня.
   Наверху она сбросила туфли на высоких каблуках и, откинув волосы, уселась за рабочий столик. Извлекла из сумки салат, купленный в супермаркете, бутерброд и открыла бутылку с диетической пепси.
   Только сейчас, чуть расслабившись впервые за весь день, она почувствовала, как устала. Откусила кусок бутерброда и стала просматривать каталог мебели, в котором нужно было заменить некоторые страницы, что она собиралась сделать вот уже больше двух недель.
   Зазвонил телефон.
   – Добрый вечер. «Синий ирис».
   – Миссис Куррен?
   – Да?
   – Это Хилди Пэдгетт. Мама Марка.
   – О, добрый вечер, миссис Пэдгетт. Рада вас слышать.
   – Насколько я знаю, вчера Марк и Лиза за обедом сообщили вам свою новость.
   – Да, действительно.
   – Похоже, эти двое хотят, чтобы мы породнились.
   Бесс перестала жевать.
   – Да, очень похоже.
   – Я хочу вам сказать сразу же: Джейк и я просто в восторге от вашей дочери. В первый же раз, когда Марк привел ее к нам, мы сказали друг другу: «Вот девушка, которую мы хотели бы видеть своей невесткой». И, когда они сообщили нам, что хотят пожениться, мы очень обрадовались.
   – Спасибо. Я знаю, что Лиза отвечает вам взаимностью.
   – Мы, правда, немного удивились, узнав о будущем ребенке, и мы хотели понять, действительно ли Марк, собираясь жениться, делает это по доброй воле. Мы говорили с ним и теперь совершенно уверены, что и он, и Лиза очень рады, что у них будет ребенок.
   – Да, нам они сказали то же самое.
   – Ну что же, прекрасно. Они оба весьма разумны.
   Бесс почувствовала что-то вроде зависти к этой женщине, которая знала об отношениях Лизы и Марка куда больше, чем она.
   – Буду откровенна с вами, миссис Пэдгетт. Я видела Марка всего несколько раз, но вчера на обеде у Лизы он произвел на меня впечатление порядочного молодого человека. Он искренне говорил, что очень хочет жениться на Лизе и что они оба очень хотят этого брака.
   – Хорошо. Мы с Джейком их благословляем. Они хотят, что мы все встретились у нас дома, и я надеюсь, что это можно сделать вечером в субботу.
   – В субботу вечером…
   Бесс подумала о свидании с Кейтом, но тут же одернула себя: как можно сравнивать такие вещи?
   – Прекрасно.
   – Скажем, в семь?
   – Отлично. Что-нибудь захватить с собой?
   – Только Лизиного брата. Все наши дети будут дома. У нас их пятеро. Познакомитесь со всеми нами сразу.
   – Очень любезно с вашей стороны.
   – Любезно? Я так волнуюсь. Я не сплю ночами, составляю списки гостей.
   Бесс улыбнулась. Женщина была такой живой и милой.
   – Кроме того, – продолжала миссис Пэдгетт, – Лиза вызвалась прийти и помочь мне. Она приготовит десерт. Поэтому все, чего от вас ждут, это прийти к нам в семь. Пусть эта встреча будет для детей стартом на их пути.
   Повесив трубку, Бесс какое-то время сидела неподвижно, забыв о том, что хотела сделать. За окном сгустились сумерки. Свет из окон нижних этажей отбрасывал блики на ирисы, украшавшие вывеску ее офиса. Лампа на письменном столе освещала желтым светом рисунки и недоеденный бутерброд на квадратике белой вощеной бумаги. Лизе двадцать один, она беременна и выходит замуж. Бесс поймала себя на том, что это ее огорчает. Но почему? Почему она с такой грустью вспоминает время, когда дети были маленькими?
   Материнская любовь, эта таинственная сила, которая заставляет сердце тосковать о прошлом. Ей страстно захотелось вдруг увидеть Лизу, коснуться ее, обнять.
   Отодвинув работу, которая ее ждала, она набрала номер дочери.
   – Алло?
   – Привет, дорогая. Это мама.
   – А, привет, мам. Что-то случилось? У тебя такой голос…
   – Нет, ничего, всего лишь легкая ностальгия. Если ты не занята, то я хочу приехать ненадолго, мы могли бы поговорить.
   Через полчаса Бесс входила в дом, где они вчера ссорились с Майклом. Когда Лиза открыла дверь, она обняла ее крепче обычного.
   – Мама, что с тобой?
   – Просто я веду себя как все матери. Я сидела на работе, глаза на мокром месте, и вспоминала, как ты была маленькой.
   Лиза хитро улыбнулась:
   – Я была фантазеркой, да?
   Дочь умела разрядить атмосферу, вызвать улыбку, но Бесс, засмеявшись, все же смахнула набежавшую слезу.
   Лиза обняла мать за плечи:
   – Мама, я выхожу замуж, а не ухожу в монастырь.
   – Конечно, дорогая, но я просто к этому не готова.
   – Папа тоже не готов.
   Лиза забралась на кушетку с ногами. Бесс уселась рядом.
   – Ну а как было, когда вы вчера ушли отсюда вдвоем? Вы, наверное, куда-нибудь пошли, чтобы обсудить все?
   – Да, мы пошли в ресторан, выпили по чашке кофе, и Нам удалось вести себя прилично по отношению друг к другу почти час.
   – И что вы решили про нас с Марком?
   Бесс задумалась.
   – Мы решили, что ты – наша единственная дочь и что ты один раз выходишь замуж, во всяком случае, я надеюсь, что это будет один-единственный раз.
   – Поэтому ты и пришла – хочешь убедиться, что я делаю то, что нужно.
   – Твой папа и я хотели, чтобы ты знала: если почему-либо ты раздумаешь выходить за Марка, мы не оставим тебя без поддержки.
   Теперь задумалась Лиза.
   – Ой, мама! Я так люблю его. Когда мы с ним вместе, я превращаюсь в нечто большее, чем я. С ним мне хочется стать лучше, и я становлюсь лучше. Это как будто…
   Лиза подняла глаза, пытаясь найти точные слова, затем поглядела на мать и словно запела любовную балладу:
   – Когда мы вместе, все плохое вокруг как бы исчезает. И люди кажутся мне лучше. Мне все нравится и ни на что не хочется жаловаться. Забавно, но то же самое происходит с Марком.
   Лиза, передохнув, продолжала:
   – Мы с ним много говорили об этом… О том, как мы встретились. Когда он вошел в этот зал в бассейне и мы посмотрели друг на друга, нам захотелось быть не в этом зале, а где-то в лесу, например, среди чистоты, свежести, или слушать, как вдали играет оркестр. Оркестр! Что-то произошло… Я не могу объяснить это. Мы просто… Мы просто начали все вокруг чувствовать по-другому. Каждый из нас до этого жил какой-то дурацкой жизнью. Мы хвастались, что-то себе воображали, временами были шумными и несносными. И вот два наших мира столкнулись. Он улыбнулся мне и сказал: «Привет, я – Марк», и с этого самого вечера мы поняли, что никогда между нами не будет фальши и лжи. Мы можем сознаваться друг другу в своих слабостях и знаем, что это сделает нас сильнее. Разве это не судьба?
   Бесс сидела очень тихо. Это было одно из самых волнующих описаний любви, которое ей доводилось слышать.
   – Ты знаешь, что он мне однажды сказал? Он сказал: «Ты лучшая из всех религий». Это строки из поэмы, которую он когда-то читал. И теперь я размышляю об этих его словах постоянно. Думаю, что и он для меня – лучшая религия. Каждый из нас – вера, религия для другого. Мы не можем не пожениться. Это было бы просто грешно.
   – О Лиза, – прошептала Бесс и обняла молодую женщину, встретившую любовь, о которой мечтают все.
   Она испытывала и потрясение, и благодарность. Лиза так быстро выросла, и последнее время она, Бесс, была не слишком внимательна к ней. И как трудно со смирением принять, что Лиза в двадцать один год поняла то, что ей, Бесс, не дано понять и в сорок. Лиза и Марк открыли для себя, как быть вместе. Они нашли должную меру между возвеличиванием достоинств друг друга и умением прощать недостатки. Тогда к любви прибавляется уважение. То, что им с Майклом не удалось.
   – Лиза, дорогая, если это так, то я счастлива за тебя. Да, будь счастлива. Потому что счастлива я.
   Они все еще обнимались, когда Лиза сообщила:
   – Есть еще кое-что, что я хотела бы сказать. – Она отодвинулась от Бесс и начала без обиняков:
   – Ты, наверное, удивляешься, как образованная девушка в наше время может забеременеть, не собираясь это делать? Помнишь, мы с Марком уехали кататься на лыжах в Латсен перед Рождеством? Ну вот, я забыла свои противозачаточные пилюли, и мы поняли, что если мы займемся любовью, то у нас потом могут возникнуть проблемы. Поэтому мы обсудили это до того. А что, если я забеременею? Марк сказал, что хочет жениться на мне и что если в этот раз так случится, что я забеременею, то он не возражает, и я согласилась. Поэтому ты видишь, мама, что мы не обманываем тебя, когда говорим, что хотим ребенка. Ты не должна волноваться. У нас все будет очень здорово. Вот увидишь.
   Бесс ласково погладила дочь по лицу:
   – Когда ты успела вырасти? Где я была в это время?
   – Ты была там.
   – Вот именно – там. В своем бизнесе. Я вдруг поняла, что в последние годы занималась слишком многим. Если бы я видела вас с Марком почаще, меня бы так не поразило вчерашнее.
   – Все в порядке. Ты прекрасно держалась, мама.
   – Нет, это ты прекрасно держалась. И Марк тоже. Он произвел прекрасное впечатление на отца.
   – Я знаю. Я говорила с ним сегодня. И мама Марка ему звонила. Она сказала, что будет и тебе звонить. Звонила?
   – Да, она очень мила.
   – Я знала, что ты так скажешь. Значит, в субботу? Нет возражений?
   – Нет, теперь нет, дорогая.
   – Ура! Здорово! Папа сказал, что вы обсудили все остальное – платье и то, что мы вместе пойдем к алтарю? Так?
   – Да, так и будет.
   – И я могу надеть твое платье?
   – Если оно тебе подойдет, то конечно.
   – Послушай, мама. Я знаю, что ты думаешь про платье. Что это будет плохой знак и все такое прочее. Это чепуха! Не платья делают брак счастливым, а люди. Не так ли?
   – Так.
   – Мне оно нравится. Вот и все. Я в него часто наряжалась, когда тебя не было дома. Ты знала?
   – Нет, никогда.
   – Когда-нибудь я тебе скажу, что еще мы с Рэнди делали, когда вас с папой не было дома.
   Бесс посмотрела на дочь с подозрением.
   – Ты помнишь пособие по сексу, которое ты спрятала в шкафу для белья в своей ванной комнате? То, в котором изображены все позиции? Ты не догадывалась, что мы в него заглядывали?
   – Вы?! Чертенята!
   – Да, мы такие. А помнишь ту вазу, белую, с красными сердечками вокруг горлышка? Она исчезла и ты никак не могла найти ее? Это мы разбили ее как-то, когда играли в темноте в чудовцщ. Мы выключали свет, один из нас прятался, а другой врывался с вытянутыми руками, как чудовище Франкенштейна, и однажды вечером – бац! – и все. Мы знали, что ты выйдешь из себя, если узнаешь. Мы спрятали осколки в банке из-под томатного сока и ни в чем не сознались. Но я была уверена, что со временем у тебя будет больше ваз, чем на блошином рынке в Монти-селло. Так и вышло, ведь сейчас у тебя на складе их штук двадцать.
   Ну можно ли не рассмеяться?
   – А я-то все посылала вас на уроки катехизиса, где вас учили быть хорошими, честными детьми.
   – А мы и стали такими. Во всем главном. Посмотри на меня! Я выхожу замуж за парня, который меня любит, которого я выбрала, и он даст моему ребенку имя.