Спиллейн Микки. Я умру завтра (сборник)

   — Догадливый мальчик.
   Она взяла меня под руку, и на этот раз я повел ее. Мы выбрались из городской суеты и оказались на знакомой мне улице. Тут на вас смотрели совсем по-другому. Дамы показывались на улицах по вечерам и охотно сопровождали вас в бар, если считали, что у вас есть пара лишних баксов.
   Большинство таких заведений были скромные и неприметные. Там не было неоновых вывесок и мягких кресел, но если к вам обращались, то стоило послушать, потому что тут бывали люди серьезные и всегда царило напряжение. Так что вас не покидало ощущение, будто вот-вот что-то случится.
   Одно из таких заведений называлось «Клипер», и его облюбовали репортеры из «Ньюс». У этих парней Кейджи головы были не только для того, чтобы носить шляпы; толковые, денежные ребята, всегда были готовы платить наличными за жареные новости. Они принимали тебя таким, какой ты есть, и не задавали лишних вопросов.
   Они меня устраивали.
   Бакки Эдвардс сидел на своем обычном месте и был уже под хмельком, потому что день подходил к концу. Увидев меня со сногсшибательной блондинкой, он вытаращил глаза и выразительно подмигнул, давая понять, что одобряет мой выбор. Хотя я не успел возгордиться. Едва только я собрался познакомить его с Хелен, как Бакки сказал:
   — Привет, Хелен. Вот уж не думал, что увижу тебя при дневном свете.
   — Значит, не торчи так много в «Убежище», — оборвал я его. — Мы хотим кое-что спросить у тебя.
   — Засохни, Джой. Пусть вопросы задает леди.
   — Тихо. Мы хотим узнать о Веттере.
   Брови у него сошлись на переносице. Он посмотрел на меня, перевел взгляд на Хелен и снова уставился на меня.
   — У тебя слишком громкий голос, парень.
   Я и сам не хотел, чтобы в нашем разговоре участвовал кто-то еще. Склонившись к нему, я шепнул:
   — Он в городе, Бакки. И ему нужен Ренцо.
   Бакки только присвистнул.
   — Кто еще знает про это?
   — Джерот. Ренцо. Мы.
   — Ясно, что грядут крупные неприятности.
   — Только для Ренцо, — вмешалась Хелен.
   Бакки медленно покачал головой из стороны в сторону.
   — Вы не можете утверждать. Весь рэкет встанет на уши. Стоит только Веттеру вернуться, как тут начнется большая заваруха.
   У меня зачесался лоб под повязкой.
   — Команда Ренцо, не так ли?
   Бакки облизнул губы.
   — Кто-то из них. И кое-кто еще. Они-то не хотят, как Ренцо, втягиваться в разборки с Веттером. — Бакки посерьезнел и внимательно посмотрел на нас. — Веттер смертельно ненавидит его. Если кто-то ему мешает, он разберется с кем угодно. Надежно, как пистолет. Если он тут появится, они ему все вывалят.
   — То есть все будут помогать Веттеру? — спросил я.
   На задумчивом лице прорезалась сеточка морщинок.
   — В общем-то да. Я как-то не подумал. — Он влил в себя то, что еще у него оставалось, и поставил пустой бокал на стойку бара. — Если Веттер в самом деле объявился, им выгоднее всего вывести его на «Убежище» Ренцо. Может, тогда удастся пресечь все в самом начале.
   Меня не очень волновало, если Ренцо попадет в беду. Так ему и надо. Заглянув внутрь пустого бокала, Бакки продолжил:
   — Если Ренцо не прикончат и он выкрутится, то он всех и вся приберет к рукам.
   Появившийся бармен наполнил его бокал и спросил, что мы хотим выпить, но я покачал головой.
   — Может получиться отличная история, — изрек Бакки. После чего вылакал очередную порцию выпивки и вырубился. Глаза его помутнели. Ухмыляясь, он уставился на свое отражение в зеркале за стойкой бара и что-то бормотал про себя. Я слишком хорошо знал его привычки, чтобы задавать еще какие-то вопросы. Так что я незаметно подтолкнул Хелен, и мы вышли из бара.
   Стремительно пролетело несколько дней, пока не наступил тот самый, о котором я хочу рассказать. Я не расставался с Хелен, и мы с удовольствием проводили время в разговорах. Я не был никем особенным в ее глазах, и ей не надо было скрытничать, поэтому как-то раз она разоткровенничалась и поведала мне кое-что о своей жизни. Вечерело. Хелен казалась совсем юной, почти девочкой, и, когда мы добрались до ее квартиры, красновато-золотистые пряди ее волос струились солнечным светом, а я шел не чуя под собой ног. Я был на вершине блаженства, и жизнь казалась прекрасной. Мы заливались веселым смехом, и прохожие останавливались, глядя на нас и улыбаясь. Когда жизнь моя подойдет к концу и наступит последний день, я буду помнить эти часы.
   Я смертельно устал. И когда она пригласила к себе, у меня не было сил отказываться, да и не хотелось. Я открыл перед ней дверь и прошел следом. Она направилась было на кухню, чтобы поджарить яичницу с ветчиной, которой мы собирались насладиться, но вдруг остановилась у арки дверей, ведущих в гостиную.
   Из-за высокой спинки кресла донесся голос:
   — Заходи, золотце. И ты тоже, парнишка.
   С гнусной ухмылкой на губах на нас смотрел Джонни.
   — Как ты сюда попал?
   Он засмеялся:
   — Забыла, что я — спец по замкам? — Джонни коротко и властно кивнул. — Заходите! — Голос у него был ровным и гнусавым.
   Я держался рядом с Хелен. Опустив руки ладонями наружу, я прижал их к бокам. Дыхание у меня участилось.
   — Никак теперь ты перешла на детишек, Хелен?
   — Заткнись, мразь! — выкрикнула она.
   Он растянул губы в улыбке, обнажив десны.
   — Типичная мамаша. Даже, знаешь ли, чуть старомодная. — И он громко заржал от своего остроумия. У меня заныло в груди. — Но так как он слишком большой, чтобы кормить его из бутылочки, ты...
   Схватив лампу, я швырнул в него, и, если бы не шнур, она бы врезалась бы ему в голову. Я бросился на него, но он вскинул руку, остановив меня. Его пушка била без промаха на близком расстоянии, и чувствовалось, что стоит мне сдвинуться с места, как Джонни с удовольствием пустит ее в ход.
   — Боссу не нравятся твои шуточки, Хелен, — сказал он. — Ему не потребовалось много времени, чтобы выяснить, чем ты занимаешься. Подойди сюда, парень.
   Я сделал полшага.
   — Ближе. А теперь слушай внимательно. Ты сейчас же отправишься домой, ясно? Там ты можешь заниматься, чем угодно, но будешь сидеть тихо, не высовывая носа. В случае послушания получишь несколько баксов от мистера Ренцо. Ты тут катался как сыр в масле, и домой тебе явно не хочется, но на случай непослушания я покажу, что тебя ждет.
   Я услышал, как хрипло выдохнула Хелен, и у меня самого из горла вырвался какой-то сдавленный звук. Нетрудно было догадаться, что собирался сделать Джонни, и, хотя он предупредил, я был бессилен предотвратить это. Ствол пушки был нацелен мне прямо в живот, а сам он уперся локтем в подлокотник кресла, изготовившись нанести удар ногой и изуродовать меня на всю жизнь. Носок его ботинка мерно покачивался, как маятник, и я видел, какой он твердый и жесткий.
   Нога уже была готова взметнуться, но мне не пришлось уворачиваться. Хелен стояла где-то сбоку, и я услышал ее голос:
   — Не шевелись, Джонни. У меня пистолет.
   Она в самом деле держала его на мушке.
   Уродливая рожа Джонни исказилась злобной гримасой, когда до него дошло, какого он свалял дурака. Предвкушая расправу со мной, он отвел глаза от Хелен.
   — Хелен, скажи ему, чтобы он бросил оружие.
   — Ты слышал мальчишку, Джонни?
   Он бросил пистолет на пол, и я подтянул его ногой к себе. Подняв его, я выщелкнул патроны из обоймы и зашвырнул их под диван. Пистолет последовал за ними.
   — Иди сюда, Хелен, — позвал я ее.
   Услышав за спиной ее шаги, я, полуобернувшись, взял у Хелен из рук автоматический пистолет 25-го калибра. Джонни побледнел от ужаса, и я усмехнулся, довольный его видом.
   Затем я швырнул под диван и второй пистолет.
   Они, эта мразь, просто балдеют, когда ты делаешь такие штуки. Их тупые мозги не могут понять, что к чему, и они прямо впадают в ступор. Он продолжал изумленно таращиться, когда я врезал ему кулаком по физиономии, ободрав костяшки о его зубы.
   Хелен опустилась было на колени, чтобы достать пистолет, и когда я заорал оставить его в покое, Джонни кинулся на меня. Он решил, что прямо-таки раздавит меня. Я пропустил его руку над плечом, взял на бедро, и он грохнулся на пол.
   Я сделал шаг к нему. Настал мой час! Он начал приподниматься, и я с такой силой рубанул ему по шее, что у него дернулась голова. Я нанес ему еще два удара по тому же месту, и Джонни рухнул ничком. Он все видел, все понимал и чувствовал, но был не в силах пошевелиться. Переведя дыхание, я нанес еще один рубящий удар. Вздувшаяся физиономия Джонни налилась кровью, и он с ужасом уставился на меня.
   Я выволок его вниз, на улицу, и остановил такси. Шоферу я объяснил, что мужик пьяный, вырубился, и вручил десятку, позаимствованную из бумажника Джонни, потом проинструктировал, мол, доставить «груз» в ночной клуб «Убежище» и передать из рук в руки мистеру Ренцо. Водитель оказался весьма толковым и тут же снялся с места.
   Я вернулся к Хелен. Дожидаясь меня, она сидела на диване. В глазах ее застыло странное выражение, которое я уже видел.
   — Прикончив тебя, он бы принялся за меня, — сказала она.
   — Знаю.
   — Джой, для мальчишки ты просто здорово справился с ним.
   — Ничего другого не оставалось.
   — Я видела, как Джонни разделывался со здоровыми парнями. Он очень силен.
   — Хелен, ты знаешь, как я зарабатываю себе на жизнь? Толкаю тележку, груженную металлоломом. Там есть конкуренты, и начинаешь соображать, что к чему. Те, кто таскают железо, тоже сильные ребята. И если ты не справишься, они подомнут тебя, и ты потеряешь заработок.
   — У тебя был пистолет, Джой, — напомнила она мне.
   Она смотрела на меня с такой мягкой нежностью, что у меня мурашки побежали по коже. Ее глаза звали меня, и я не мог сказать им «нет». Я стоял, смотрел на нее и пытался понять, каков я для нее в бинтах и что она под ними разглядела.
   — Теперь Ренцо достанет нас, — сказал я.
   — Верно, Джой.
   — Надо бы убираться отсюда. Во всяком случае, тебе.
   — Позднее. Пока оставим эту тему.
   — Да не позднее, а сейчас, черт возьми!
   Она откровенно смеялась надо мной. Но улыбка ее была какой-то странной. Непонятной и растерянной. В полуприкрытых глазах плясали чертики; губы чуть раздвинуты. Кончиком языка она провела по зубам и опять заговорила:
   — Есть кое-что еще, Джой. Женщина, которая забыла, что можно кого-то любить...
   Я посмотрел на нее, и у меня перехватило дыхание. Она была такая красивая, что у меня сжалось сердце. Но я молчал, не желая выглядеть зеленым юнцом в ее глазах. Нет, вовсе не желал!
   — Поцелуй меня, Джой! — просто сказала она.
   И я почувствовал вкус ее губ.

* * *

   Я покинул ее только около полуночи. Перед уходом я заглянул в спальню, где она лежала омытая лунным светом; на лице ее плавала легкая улыбка, а волосы нежным золотым ореолом разметались по подушке.
   «Вот так тебя и стоило бы запечатлеть, Хелен. Твое изображение не нуждалось бы в ретуши, и нет мужчины, который мог бы забыть тебя. Как ты прекрасна, девочка! Ты так обаятельна, как только может быть женщина, и даже ты сама этого не знаешь. Но тебе приходится защищать себя, и ты не можешь думать о другом, и мысли эти оставляют морщинки на твоем лице, и от них жестко леденеют глаза. И все же ты оказалась сильнее всего этого, как и я. Были десятки женщин, которых я представлял в мечтах, но сейчас ни одной не осталось. Ты ничего не требуешь от того, кто рядом с тобой; ты просто даришь себя и ничего не просишь взамен. Прости, Хелен, но кое-что ты должна получить. Или, по крайней мере, сохранить, что у тебя есть. Ради тебя я позволю Ренцо втоптать меня в землю. Ради тебя я покажу ему того парня. Может быть, мне представится возможность все в жизни изменить? А может быть, и нет. Но все — для тебя и только для тебя. Когда-нибудь ты поймешь это. В противном случае Ренцо раздавит тебя, и после его жестокости ты уже никогда не станешь прежней. Я ухожу, любовь моя. Мне больше ничего не надо. Как и тебе. У меня остался в памяти наш прекрасный день».
   Я положил записку на ночной столик под лампу, где Хелен не могла ее не увидеть. Склонившись, я коснулся губами ее волос, повернулся и вышел.
   Мне не нужно было себе напоминать, что я должен быть осторожен. Я убедился — никто не видел меня выходящим из ее дома. Дойдя до угла, я дважды проверил — нет ли за мной слежки. Перелезть через забор на заднем дворе было нелегко, но в ночи стояла такая тишина, что я услышал бы чужое дыхание. И когда я остановился оглядеться, укрывшись в тени магазина на перекрестке, я был только рад, что избрал такой сложный путь отхода. Между припаркованными у обочины автомобилями стояла патрульная машина. На ней не было никаких опознавательных знаков. Просто над крышей торчал прутик антенны, а за ветровым стек-дом рдел красный огонек сигареты.
   Капитан Джерот ничего не пускал на самотек. При этой мысли мне стало чуть легче. Там наверху Хелен может спокойно спать, и ее сон никто не потревожит. Я постоял еще несколько минут и по темным улочкам двинулся к своей ночлежке.
   Вот там они и ждали меня. Я знал это заранее, потому что видел, как поджидали других ребят. Подобные вещи врезаются в память, когда ты живешь рядом с заводами и неподалеку от набережной. Такое случается у тебя на глазах, и ты запоминаешь намертво, так что, когда настает твой черед, ты ничему не удивляешься и все знаешь наперед.
   Они явно видели меня, когда я шел к дому, но не проронили ни звука. Я знал, что они, надежно укрытые, наблюдали за мной и, если бы я даже попытался оторваться от слежки, ничего хорошего из этого не получилось бы.
   В такой ситуации возникает странное ощущение. Чувствуешь себя, как кролик под прицелом нескольких ружей, и гадаешь, какое выстрелит первым. Остается лишь надеяться, что ты ничего не увидишь и не почувствуешь. Правда, судорогой сводит желудок и сердце с гулом колотится о ребра. Пытаешься держать себя в руках, но по телу текут струйки пота, мышцы на руках и ногах подергиваются, и вокруг стоит такая тяжелая давящая тишина, что ты рад любому голосу. Не удивишься, даже если расхохочется статуя, раззявив рот. Ни звука. Но тебе мерещатся голоса. Идешь дальше, и кто-то дышит тебе в спину, сопровождает, шаг в шаг, не отстает, а иногда даже опережает тебя. И ты ловишь себя на том, что кусаешь губы, зная, какую боль причиняет тяжелый кулак и как корчится тело, когда остроконечный носок ботинка врезается тебе в живот или ломает ребра.
   Так что, пусть ты даже почти добрался до места, когда кто-то хватает тебя за руку, ничего не остается, как только смотреть в нависшую над тобой физиономию и дожидаться вопроса:
   — Где ты был, парень?
   Рука подтянула меня поближе.
   — Отпустите, я ничего не...
   — Я тебя кое о чем спросил, сынок.
   — Просто гулял. Какое ваше дело?
   Интонация его голоса не обманула меня — он не купился.
   — Кое-кто хочет знать поточнее. Не против, если мы немного покатаемся?
   — Вы спрашиваете?
   — Я говорю. — Рука сдавила мое предплечье.
   — Машина вон там, паренек. Залезай.
   Какую-то долю секунды я еще прикидывал, смогу ли я с ним справиться или нет, но понял, что у меня ничего не получится. Он был высоченный, держался нахально и уверенно. Всю жизнь, с детских лет и до сегодняшнего дня, он, видимо, держал боевую стойку, и обмануть его было непросто. Таких типов я уже навидался, и иллюзий у меня не было. Они и сами прекрасно знали, что придет день, и они будут корчиться на земле, зажимая руками пулевую дырку в животе, или орать и бесноваться за решетками камеры. Но пока они верховодили и внушали опасность, сопротивляться им бесполезно.
   Я влез в машину и устроился на заднем сиденье рядом с каким-то типом. Язык я держал за зубами, а глаза широко открытыми. Когда мы помчались в другую сторону, я посмотрел на соседа:
   — Куда мы едем?
   Он криво усмехнулся, продолжая смотреть в окно.
   — Да брось ты! Кончай крутить мне голову! Куда мы едем?
   — Заткнись.
   — Ну уж нет, братец! Если вы собираетесь прикончить меня, я буду орать изо всех сил и начну прямо сейчас. Так куда...
   — Заткнись. Никто тебя не собирается приканчивать. — Он опустил стекло, выкинул потухший окурок сигары и с треском поднял его обратно. В ровном голосе не было злобы, и я немного успокоился; руки у меня перестали подрагивать.
   Нет, расправляться со мной они явно не намерены. Им столько хлопот стоило найти меня... Бросили на поиски дюжину бандитов, а могли отделаться простым убийством. Да за дозу «снежка» с убийством справится любой уголовник...
   Мы проехали через весь город, свернули на запад и проскочили полосу предместья, сменившегося загородными имениями. Машина повернула направо на асфальтированную подъездную дорожку и, миновав дюжину шикарных лимузинов, припаркованных бампер к бамперу, притормозила перед особняком из дикого грубого камня.
   Парень, что сидел рядом со мной, вылез первым. Он кивнул мне и пристроился сзади, когда я выкарабкался из машины. Водитель ухмыльнулся, и рожа у него была, как у пса, когда тот смотрит на кусок мяса.
   В дверях нас встретил дворецкий. Ливрея сидела на нем, как на чучеле, а лицо было все в шрамах, словно его долго разминали кулаками. Кивнув, он впустил нас, прикрыл двери и через холл провел в гостиную, откуда слышался десяток голосов. Она вся была затянута сизой пеленой дыма.
   Когда мы вошли, гул разговоров стих, и все уставились на меня. Водитель обратился к человеку в смокинге, стоявшему в дальнем углу гостиной:
   — Вот он, босс! — И легким тычком вытолкнул меня на середину.
   — Привет, малыш. — Босс кончил наливать из графина, закрыл его хрустальной пробкой и поднял свой бокал. Он был одного со мной роста, но двигался легко, как кошка, а в глазах его застыло мертвенное спокойствие. Подойдя вплотную ко мне, он изобразил улыбку и протянул мне бокал. — На тот случай, если ребята напугали тебя.
   — Я не из пугливых.
   Он пожал плечами и сделал глоток.
   — Садись, парень. Тут ты — среди друзей. — Он глянул поверх моей головы: — Дай ему стул, Рокко.
   Все присутствующие замолчали и замерли в ожидании. Стул ткнул меня сзади под коленки, и я опустился на него. Обведя взглядом гостиную, я убедился, что все мгновенно расселись, как хотел низкорослый человек, хотя он и пальцем не пошевелил.
   Все начинало становиться любопытным. Он представил мне всех присутствующих, хотя в этом не было необходимости, потому что их изображения часто появлялись в газетах, и люди узнавали их, даже когда они проезжали в автомобилях. Их имена упоминались даже теми, кто собирал ржавый металлолом, даже уличной шпаной. Они были заправилами. Хозяевами города. С толстыми пальцами, унизанными перстнями.
   И главным среди них был этот коротышка. Его звали Фил Кербой, и он правил Вест-Сайдом так, как считал нужным.
   Когда в гостиной воцарилась тишина, Кербой откинулся на спинку кресла и заговорил:
   — Если ты интересуешься, почему оказался здесь, я готов объяснить тебе.
   — Я догадываюсь, — сказал я.
   — Прекрасно. Просто прекрасно. Давай-ка сверим твои мысли с моими, идет? Нам тут кое-что довелось услышать. И о той записке, что ты доставил Ренцо, и кто тебе ее дал, и как Ренцо обошелся с тобой. — Он осушил бокал и улыбнулся. — Примерно так, как ты обошелся с Джонни. Пока все соответствует истине, не так ли?
   — Пока да.
   — Ясно. Теперь я тебе изложу, что мне надо. Я хочу дать тебе работу. Как ты смотришь на сотню чистыми в неделю?
   — Гроши.
   Кто-то хмыкнул. Кербой снова улыбнулся, на этот раз чуть сдержаннее.
   — Мальчик кое в чем разбирается, — заявил он. — Мне это нравится. О'кей, парень. Дадим тебе пятьсот в месяц. Если справишься раньше, все равно их получишь. Ведь это лучше, чем бегать от Ренцо, не так ли?
   — Все, что угодно, лучше, чем это, — невольно осипшим голосом ответил я.
   — Рокко... — сказал Кербой, протягивая руку. Другая рука тут же вручила ему пачку купюр. Он сосчитал их и бросил мне на колени две тысячи. — Это тебе, малыш.
   — За что?
   Его губы растянулись в узкую щель.
   — За человека по фамилии Веттер. За того, кто дал тебе записку. Опиши его.
   — Высокий, — начал я. — Широкоплечий. Лица я не разглядел. С низким хрипловатым голосом. Длинный плащ с поясом и в шляпе.
   — Этого мало.
   — Странная манера держаться, — припомнил я. — Еще мальчишкой я видел Слинга Германа до того, как копы пришили его. Он держится точно так же. Как говорят копы, всегда готов что-то выхватить из кармана.
   — Ты заметил гораздо больше, парень.
   В гостиной стояла мертвая тишина. Все застыли в ожидании моих слов. Никто не курил. Все уставились на меня блестящими бусинками глаз, и я был единственным, кто мог положить конец этому напряженному молчанию.
   Горло сжала спазма, и я не мог выговорить ни слова. Я представил себе стоящего передо мной в ночи человека, и стал вспоминать те мелочи, которые помогли бы узнать его при дневном свете.
   — Я узнаю его, — заверил я. — Он наводит страх. Когда он говорил, мурашки бежали по коже, и ты точно знал, что это он. — Я облизал языком пересохшие губы и поднял взгляд на Кербоя. — Я бы не хотел иметь с ним дело. Трудно представить себе, что человек способен наводить такой страх.
   — Значит, ты его опознаешь. Уверен?
   — Уверен. — Я обвел взглядом лица присутствующих. Любому из них стоит сказать слово, и на следующий день меня не будет в живых. — Никто из вас и сравниться с ним не может.
   Кербой улыбнулся, блеснув мелкими белыми зубами.
   — Такого не бывает, малыш.
   — Он убьет меня, — продолжал я. — Может, и вас тоже. И мне это совсем не нравится.
   — Тебе и не должно это нравиться. Просто делай, что тебе говорят. Если получится, заплачу наличными. А ведь я мог бы просто приказать тебе. Ты это понимаешь?
   Я кивнул.
   — Приступай к делу сегодня же вечером. С тобой все время будет кто-то рядом, ясно? В один карман сунь белый носовой платок. Попадешь в трудное положение, вытаскивай его. В другом будет красный. Когда увидишь того типа, сразу же вынимай.
   — Это все?
   — Как следует проникнись задачей, — мягко посоветовал Фил Кербой, — и, возможно, ты еще успеешь потратить свои два куска. Если попробуешь удрать, даже не доберешься до автостанции. — Он заглянул в пустой бокал, потом выразительно посмотрел на Рокко и протянул его — для порции. — Малыш, я хотел бы сказать тебе кое-что еще. Я давно занимаюсь делами. И за квартал могу определить, что представляет собой человек. Ты — парнишка толковый. В этом я не сомневаюсь. Я тебе верю. Ты — из тех, кто знает, что почем, и будет играть по правилам. И предупреждать мне тебя нет необходимости, не так ли?
   — Не надо. Я все понял. И готов помочь.
   — Есть вопросы?
   — Только один. Ренцо тоже хочет, чтобы я показал ему Веттера. Хотя два куска он не выложил. Он просто хочет — и все. Предположим, он меня поймает. Что тогда?
   Кербою не стоило медлить с ответом. Ему полагалось бы утаить то мгновенное, что мелькнуло в его взгляде, потому что это раскрыло мне все, что я хотел знать. Ренцо стоял неизмеримо выше, чем вся эта компания, вместе взятая, и даже в мыслях они не могли дотянуться до него.
   У Ренцо на руках был пятьдесят один процент, и, как бы они ни брыкались, сделать ничего не могли. Коротышка одним глотком покончил со свежей порцией напитка и опять улыбнулся. За долю секунды он прокрутил в голове всю ситуацию и выдал ответ.
   — О Марке Ренцо мы позаботимся, — сказал он. — Рокко, вы с Лу отвезите мальчишку домой.
   Так что я снова оказался в машине, и мы направились в сторону трущоб. В зеркале заднего обзора качались фары второй машины, что держалась за нами, и сидящие в ней киллеры будут ждать, когда я вытащу красный платок, который мне вручил Кербой. Я не знал их и, пока не попаду в передрягу, знать не буду. Но они всегда будут со мной — тени, которые возникнут во плоти лишь при виде моего красного платка, после чего земля станет липкой и красной от крови, часть которой, возможно, будет моей.
   Они высадили меня за два квартала от дома. Второй машины не было видно, да я и не искал ее. Мои шаги гулким эхом отдавались от стен. Я шел все быстрее и быстрее, пока не взбежал по ступенькам. Очутившись за дверью, я привалился к ней, стараясь справиться с острой болью, резанувшей в груди.
   На часах было четверть четвертого ночи. Поднимаясь к себе, я слышал их ровное тиканье. Проскользнув внутрь, я плотно прикрыл дверь комнаты и постоял в темноте, пока не стал различать неясные очертания предметов. На улице автомобиль с гулом брал подъем, и где-то далеко была слышна перекличка клаксонов.
   Я прислушался к знакомым звукам, но тут же напрягся и замер; до меня донеслись какие-то странные, тихие, похожие на шепот, сдавленные рыдания. Я понял, кто плакал в соседней комнате, и, выйдя в коридор, постучал к Нику.
   Он опустил ноги на пол и застыл в этом положении; я слышал, как он тяжело дышит.
   — Это Джой... открой мне.
   Ник с хрипом перевел дыхание. Скрипнули пружины кровати. Он оступился на пути к дверям, но наконец все же добрался до задвижки. Лицо его было покрыто багровыми ссадинами, бровь рассечена. Он едва не свалиться на пол, но я успел подхватить его.
   — Ник! Что с тобой случилось?
   — Я... все о'кей. — Он устоял на ногах, ухватившись за меня, и я подвел его к кровати. — У тебя... те еще друзья.
   — Брось. Что случилось? Кто на тебя напал? Черт возьми, кто это сделал?
   Ник попытался выдавить улыбку. Она далась ему с трудом, но он сдержался. — Ты... у тебя большие неприятности, Джой.
   — Большие?
   — Я ничего им не сказал. Они... задавали вопросы. И не... не верили моим словам. Я так думаю. Поэтому и избили.
   — Подонки! Ты узнал их?