— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Пери, но я просто… — она вздрогнула, — это все равно что устроить праздник в честь того, что остался сухим, если первые капли ливня на тебя не упали.
   — Я их не оправдываю, но и не осуждаю. — Пери нахмурилась. — Люди глупеют оттого, что пьют так много этого ужасного вина. Уксус и то не такой кислый.
   — И все же это лучше пива. Пиво водянистое. — Алекс взяла кубок, но вдруг подняла глаза. — Что это?
   Пери, прищурившись, посмотрела на реку.
   — Волна какая-то… поднимается из глубины. Красная… кровавая.
   Прошло несколько секунд, волна подкатилась ближе. Разглядев ее, Алекс поняла, что Пери не сообщила ей всех подробностей. Цвет действительно был кровавым, но Алекс заметила, что пены над волной нет и движется она очень быстро и против течения.
   Со стороны города вышла другая волна, намного выше первой. Она покатилась к северу, доросла до вершины крепостной стены и столкнулась с первой, кровавой волной. Красная волна потерялась на мгновение под могучим напором, но тем не менее не сдалась, и кровавый нож пронзил высокую волну в самое сердце. Вода в реке заходила ходуном, выплеснулась на берег и уволокла за собой собак и ворон, лакомившихся мертвечиной.
   Рыбу тоже выкинуло на берег. Снова вспыли и закачались на поверхности тела бормокинов. Вода в реке закипела, с треском лопались гигантские пузыри. В ноздри ударил отвратительный гнилостный запах.
   — Что это было?
   Пери покачала головой:
   — Не знаю. Что до гигантской волны, так это вейрун. В этом я совершенно уверена.
   Алекс снова взглянула на красное пятно. Оно изменило форму, и теперь это была уже не стрела, а аморфная капля на медленно успокаивающейся водной поверхности.
   — Его что же, убила эта штука?
   — Река ведь не мертвая.
   Красное пятно медленно приближалось к западному берегу, этакая круглая и мягкая маслянистая плазма. Кончик пятна вдруг превратился в руку, тут же ухватившуюся за высокую траву. Остальная часть пятна последовала за рукой, меняясь на глазах. Пятно, словно воск в руках умелого скульптора, изменяло форму, отливаясь в фигуру обнаженного человека. Вот уже ноги встали на землю и потянули за собой тело.
   Фигура оставалась обнаженной чуть более секунды, а потом тело покрылось складочками, появились швы. Казалось, одежда прорастает сквозь кожу. Красный цвет исчез. Одежда была черной — от ботинок и брюк до туники. Таким же черным оказались плащ с капюшоном и маска, прикрывшая лицо от лба до верхней губы.
   На долю секунды глаза оставались черными дырами, затем вспыхнули оранжевым огнем. По краю плаща проскочила искра и породила пламя. Огонь быстро распространился по всему плащу, и теперь весь он состоял из маленьких язычков пламени, которые, судя по всему, не причиняли ни фигуре, ни одежде никакого вреда.
   С крепостной стены по фигуре выпустили стрелу, однако снаряд, не долетев до цели, замедлил движение. Фигура преспокойно достала стрелу из воздуха и произнесла фразу, изобилующую свистящими звуками. Стрела воспламенилась.
   Колчан неудачливого стрелка загорелся. Человек сорвал его со спины, люди затоптали огонь, а другой стрелок сбивал тем временем пламя со спины товарища. Изумленные восклицания тут же затихли, когда фигура расхохоталась, и смех этот обрушился на город, словно ледяной дождь.
   Фигура стряхнула с рук пепел от сгоревшей стрелы и сунула пальцы за пояс. Смеяться огненный человек перестал и заговорил сильным и звучным голосом:
   — Порасена, слушай! Слушай и внимай! Будущего нет, не будет, так и знай! Празднуешь сегодня глупый свой успех, завтра будешь плакать, не отмолишь грех! — Огненный человек оглянулся и топнул ногой, чтобы отогнать подкрадывавшуюся к нему собачью свору. — Много крови, много силы за один вы час пролили! В следующий раз огонь к вам придет, нету сомнений — всех он убьет!
   Закончив свое обращение, фигура натянула на голову капюшон. Скрестив руки, тронула себя за плечи и запахнулась в плащ. Через мгновение человек обратился в огненный столб, а затем — в черный дым. Ветер подхватил дым и понес на город. Запах был похуже речного.
   Алекс отхлебнула вина и подержала его во рту, чтобы винный букет заглушил заполнившее ноздри зловоние, с трудом сглотнула.
   — Это был сулланкири.
   Пери кивнула:
   — Я тоже так думаю, сестренка.
   — И что же в результате? Мы все-таки угодили в ловушку. Кайтрин заманила нас сюда, чтобы мы увидели и услышали то, что ей было нужно. И сулланкири пришел, чтобы объявить: все, что было, — всего лишь прелюдия.
   — Тогда благоразумнее будет уехать отсюда.
   Алекс перевернула кубок и вытряхнула из него на город последние капли.
   — Если мы уедем, начнется паника, пойдут потасовки и грабежи. Выяснится, что мы зря спасали город. Если уж мы и уйдем, то покинем город в организованном порядке.
   — Нелегкая задача.
   — Верно, сестренка, однако она должна быть выполнена. — Алекс вздохнула. — Присоединяйся ко мне. Борьба будет нелегкой, но если мы завербуем на свою сторону Каро, то сможем сохранить жизнь многим людям.

ГЛАВА 19

   Уилл был очень рад, что к ним присоединился Дрени. Тот почти все время молчал (больное горло пока не позволяло говорить), зато выполнял всю черную работу: таскал воду, заготовлял топливо для костра. Дрени отыскивал пахучие травы, которые придавали приятный вкус жаркому из кролика. Все это он делал по своей охоте. Ему, кроме того, не составляло труда нести предрассветную вахту. Уилл эту свою обязанность просто терпеть не мог.
   Одеть Дрени было чрезвычайно трудно, так как имевшаяся у них одежда совершенно ему не годилась. В конце концов они просто обернули вокруг него одеяло наподобие юбки. Поначалу Дрени пытался просунуть одеяло спереди и сзади между ног, но вскоре оставил это занятие, и теперь одеяло попросту болталось у него на уровне колен. Уиллу это показалось довольно смешным, но Резолют заметил, что на Лунном море ему доводилось встречать матросов, которые носили похожую одежду. А может, и сам Дрени из их числа? Может, в свое время он был матросом из Вруоны? Уилл тут же пристал к Дрени с расспросами, но оказалось, что тот даже имени королевы пиратов не знает, а уж о морских приключениях и вовсе не имеет ни малейшего представления.
   Ворон взял два ремня из шкуры бормокинов и, сшив их друг с другом, надел Дрени на талию. Затем изготовил кожаную петлю, и она охватила его торс от левого бедра до правого плеча. Днем Дрени обыкновенно ходил с голой грудью, а ближе к вечеру, когда жара спадала, набрасывал на плечи еще одно одеяло.
   Из той же кожи бормокинов Ворон смастерил нечто вроде сандалий. Всем было ясно, что долго они не протянут. Оставалась одна надежда: в Санджесе они найдут Дрени подходящую обувь, ведь ему как-никак придется топать до Крепости Дракона.
   Выйдя из Альциды, взяли курс на север и двигались довольно быстро. В сельве Сапорции, на нехоженых тропах темп снизился, зато здесь они чувствовали себя в большей безопасности. Уилл хотел было возмутиться, хотя бы потому, что никто не спросил на то его согласия, но Дрени лишь кивнул головой, когда Резолют посвятил его в свои планы. Более того, Дрени очень беспокоился об их безопасности и был за это не раз вознагражден одобрительными кивками Резолюта и даже изъявлениями благодарности.
   Сельва Сапорции отличалась от лесов Альциды тем, что деревья в ней были на вид старее и, уж конечно, гораздо толще. По обочинам росло намного больше кустов, а в темных далях (были они, правда, не такими уж и удаленными, просто деревья росли там так густо, что трудно было их разглядеть на расстоянии), так вот, в далях этих гигантские, поросшие мхом деревья разламывались у основания и со страшным грохотом падали на землю. Горные кряжи выпустили в лес каменные лапы, прикрыв их ковром из ржавых сосновых иголок. С горных вершин капала вода, сливаясь сначала в ручейки, а потом и в речки. Та вода, что в реки не попадала, тонула в болотах. Болота они объезжали стороной, когда же это не удавалось, пробирались прямо через них.
   Уилл морщил нос: ему не нравилось зловоние трясины.
   — Почему эти леса так не похожи на те, что были раньше? Резолют, ехавший, как всегда, впереди, повернул к нему голову.
   — Здесь больше дождей и меньше людей.
   — Больше дождей — значит, больше сырости. Это я понимаю. Ну а людей-то почему меньше? — Уилл посмотрел на Ворона и Дрени.
   Однако воркэльф ответил раньше, чем те двое:
   — Сапорция долгое время являлась буфером между Эстинской империей и Локеллином. Постепенно люди стали заселять все большие территории, и эльфам пришлось отодвинуть свои границы в глубь страны. Большинство людей селилось на побережье и вокруг гавани. Панкам тоже приглянулись эти места. Они стали вытеснять людей, и драконам это пришлось по нраву.
   Уилл недоуменно сдвинул брови:
   — Вы это о чем?
   Резолют покачал головой:
   — Такой взрослый парень и ничего не знает о мире! Сначала во владения эльфов вторглись урЗрети и возвели горы для того, чтобы их выгнать. Затем появились драконы и, вытолкав урЗрети из гор, построили там себе дома. Драконы разрешают панкам жить в горах и на близлежащих территориях, потому что тем самым они отпугивают людей. Ты меня спросишь, почему они против людей? Да потому, что люди раскапывают горы и воруют оттуда камни, из которых строят потом города.
   — Да? А потом приходят эльфы, строят жилища и вытесняют людей? И все повторяется с самого начала?
   — Нет, мальчик, эльфы так не поступают. Потому-то, наверное, их на земле скоро совсем не останется.
   Холодная обреченность слов Резолюта взволновала Уилла. Он сказал как само собой разумеющееся, что народ его когда-нибудь полностью исчезнет с лица земли. И тем не менее он борется против того, чтобы описанный им цикл не был бы разрушен нашествием с севера. Уилл понимал логику борьбы против Кайтрин, ведь ее победа означала полное уничтожение эльфов. И все же, будь он на месте Резолюта и знай, что эльфам так или иначе придет конец, энтузиазм его был бы сильно подорван.
   — Друг Резолют, — тихо сказал Дрени, — у тебя интересный взгляд на мир. Я слышал, эльфы постоянно ищут место, которое стало бы их домом, но их каждый раз что-то не устраивает, потому они идут дальше.
   Резолют осадил лошадь и повернулся к ним лицом. Оно выражало нечто среднее между недовольством и недоумением.
   — Эльфы, те, что жили в Воркеллине и лишились своей святой земли, давно ушли в иной мир. Так выражаетесь вы, люди. Некоторые утверждают, что одним миром дело не ограничивается. Существует, мол, много миров, словно жемчужины нанизанных на нитку, и эльфы переходят из одного мира в другой. Умирают и снова рождаются. Не знаю, так ли это. Тайна сия мне неведома.
   Юный вор внимательно смотрел на лицо Резолюта, вслушивался в его голос. Такого лица, такого голоса он у него не помнил, за исключением, может быть, пещеры Ораклы. До сих пор Резолют демонстрировал ему не лучшую сторону своей личности. А вот Дрени, похоже, сумел подойти к нему с другого бока. Уилл уловил разницу: разговаривая с эльфом, он, заранее с ним не соглашаясь, требовал ответа, в то время как Дрени хотел узнать и понять.
   Дрени пожал могучими плечами:
   — Подобные рассуждения о естественном порядке вещей я слышал и раньше. Думаю, однако, что панки живут рядом с драконами потому, что люди сюда остерегаются ходить. Чащоба их устраивает.
   — А ты видел хоть одного? — Уилл осторожно оглянулся: уж не прячется ли кто в тени деревьев. — Мне кажется, что когда я был ребенком, то видел одного в клетке. Это было в Низине.
   Ворон покачал головой:
   — Это был мужчина в обличье панка. Панки большие, очень большие, во всяком случае мужчины. Огромные.
   — Вы хоть одного из них убили?
   Резолют рассмеялся:
   — Я ни разу не подходил к ним так близко, чтобы попробовать убить, и Ворон, насколько я знаю, — тоже.
   — И ничуть об этом не жалею, — улыбнулся Ворон. — У них, говорят, клыки длиной в твой палец и когти страшенные. Хуже всего то, что в коже у них имеются костяные пластинки, а цвет — от зеленоватого, как у черепахи, до золотистого. От чего это зависит, понятия не имею. Пластинки эти не возьмут ни стрела, ни даже топор. Лицо, горло и суставы покрыты толстой кожей черного цвета. Есть к тому же и хвост, очень сильный. Они не какие-нибудь глупые животные, плавают по Лунному морю, как пираты.
   Уилл поднял плечи и снова оглянулся по сторонам.
   — А почему мы не на главной дороге?
   Все расхохотались. Резолют покачал головой:
   — Мальчик, разве ты меня не расслышал? Они не дураки. Если они вздумают за нами наблюдать, то тут же увидят, что нападать на нас нет никакого резона. Кроме того, летом они уходят на побережье, а возвращаются сюда только зимой. Так что мы сейчас в безопасности.
   — В самом деле? — Уилл посмотрел на двух спутников, ища подтверждения.
   Ворон кивнул, Дрени — тоже, а потом вдруг улыбнулся и хохотнул.
   Уилл прищурился:
   — Уж не подшутили ли вы надо мной?
   Дрени отрицательно покачал темноволосой головой:
   — Глядя на тебя, мы вспоминаем свою молодость. Помню, как я мальчишкой трясся со страха, слушая рассказы о панках и бормокинах. Умиляемся твоей юности.
   — Может, вы двое надо мной и не смеетесь, но только не Резолют. — Уилл искоса глянул на воркэльфа. — Ему никогда не было столько лет, сколько мне.
   — Ошибаешься, мальчик. Я тоже был молодым, но таким наивным не был никогда. — Резолют слегка улыбнулся Уиллу. — Будем надеяться, что взросление не причинит тебе такого вреда, как мне.
   Три дня спустя тайные тропы слились с главной дорогой, ведущей в Санджес. «Самый быстрый способ добраться до Крепости Дракона, — решили они, — это сесть на корабль, идущий на север. Если в Санджесе такого корабля не найдется, поплывем до Нарриза и там разыщем подходящее судно». В Нарризе, столице Сапорции, имелось эльфийское посольство, и Резолют надеялся, что ему помогут доехать до Локеллина, а оттуда они отплывут на корабле.
   Санджес раскинулся на крутых берегах реки, впадающей в море. Возле каждого пирса, напоминавшего клепку разбитой бочки, пришвартовалось несколько кораблей. В гавани стояли на якоре еще суда. Хотя Ислин был намного больше Нарриза, Уилл никогда не видел в тамошнем порту столько судов одновременно.
   Крытые черепицей крыши и толстые стены сохранили летнее тепло. Все здания города были выкрашены краской цвета слоновой кости, но окна и двери украшали яркие жизнерадостные изображения цветов и животных. Спускаясь к гавани, дома старели и тускнели, однако нигде не было и намека на мрак и безнадежность, присущие Низине.
   В постоялом дворе им спокойно предоставили комнату. Для лошадей в конюшне место тоже нашлось. Оставив вещи в номере, путники тут же пошли на пристань. Ничем особенным от ислинской пристани она не отличалась. Вот разве только тем, что над маленьким городом не было плавающих над головой шаров, которые в Ислине извещали торговцев о прибытии их судна; не было здесь и канатной дороги, перевозящей людей над улицами. Отсутствие этих признаков цивилизации возвысило Уилла в собственных глазах: походка его стала пружинистой, а во взглядах, которые он бросал на горожан, сквозило высокомерие.
   Резолют и Ворон с городом, похоже, были знакомы. Сначала они отыскали контору торговой компании и навели справки. Срезав путь, по аллее, ведущей от моря, они вышли в какой-то двор. Здание, перед которым путешественники остановились, должно быть, было тем, что они искали. Ворон указал на деревянную табличку, скрипевшую на ветру. То, что перед домом собралась большая толпа, судя по всему, Ворона не удивило.
   Четверо мужчин в красной униформе с золотыми галунами (у троих из них были в руках пики) обошли толпу и обратились к путешественникам. Безоружный мужчина, толстенький, маленький и лысоватый, развернул пергамент. Голос у толстяка был немного писклявый, но громкий, как и положено человеку, облеченному властью.
   — Именем короля Фиделиуса, обращаюсь ко всем морякам. Те, у кого пока нет места на корабле, должны обратиться в администрацию порта для приписки. Здоровые мужчины в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет обязаны с оружием в руках послужить Сапорции. Такого самопожертвования требует от вас народ.
   Он опустил пергамент:
   — Ступайте вместе с остальными.
   Резолют покачал головой:
   — Ваш приказ ко мне не относится. Я не моряк, не вашего рода-племени. Я вообще не человек, и мне больше шестидесяти. Отстаньте от меня.
   Лоб чиновника прорезала морщина. Глаза потемнели.
   — Ты, эльф, кажешься мне еще молодым. Впрочем, не важно. Твои попутчики подходят под указанные требования. Пусть исполняют приказ.
   Воркэльф взялся за эфес меча:
   — Они со мной и, так же как я, освобождаются от службы. Чиновник снова заглянул в свой пергамент.
   — Прекратить разговоры. Я не хочу осложнений, но… Толстяк кивнул копейщикам, однако никто из них не решился усмирять Резолюта. Толпа моряков заворчала. Двое мужчин подняли с земли камни. Уилл последовал их примеру. Атмосфера накалялась. Послышались ругательства. Чиновник покрылся испариной.
   Дело пахло потасовкой, но в этот момент сквозь толпу протиснулся стройный мужчина. Уилл не обратил бы на него внимания, если бы не синяя маска, прикрывавшая лицо до самых скул. Маску принято было носить только у трех народов, причем честь эту следовало сначала заслужить.
   Человек в маске подошел к чиновнику, и моряки замолчали.
   — Прошу прощения, инспектор, это мои люди.
   Чиновник подбоченился:
   — Капитан Данхилл, ваш корабль полностью укомплектован. Вы сами мне об этом сказали.
   — Верно, Сиррис, сказал, но при этом я имел в виду и этих людей, потому что ожидал их прибытия. — Данхилл шагнул вперед и подал руку Ворону. — Рад увидеть вас снова, капитан Ворон. А вы, Резолют, совсем не изменились. Об этих двоих вы мне уже говорили. Я помню: они не представляют своей жизни без моря.
   Ворон поспешно кивнул.
   — Да, это — Уилл, мой племянник, а это — Дрени, мой троюродный брат. Прошу прощения за то, что припозднились, но путешествие в наше время сопряжено с большими трудностями.
   Инспектор Сиррис свернул пергамент в тугую трубку и похлопал ею по плечу Данхилла.
   — Вы должны были заранее сообщить мне их имена. Непорядок, капитан.
   Ноздри Данхилла гневно раздулись.
   — А сгонять силой в армию всех мужчин подряд, это, по-вашему, порядок, инспектор? — Капитан притронулся к маленькому символу, нарисованному на маске под правым глазом. — Если бы вы, инспектор, заслужили такую маску, то полностью отвечали бы за свою команду. Это мое дело — сообщать вам о чем-либо или не сообщать. Эти люди доложили мне, и этого достаточно. Вам здесь делать нечего. Уходите.
   Капитан повернулся и сделал знак следовать за ним.
   — Пойдем в контору. Там и поговорим.
   Уилл пошел позади всех и выпустил из руки камень, так что он угодил точнехонько по пальцам ноги инспектора. Толстяк завопил и запрыгал на одной ноге. Каждый моряк внес свою лепту, и инспектор затанцевал на месте. Даже копейщики не выдержали и расхохотались. Напряженная атмосфера во дворе тут же разрядилась.
   Данхилл привел их в контору торговой компании. За столами изучали листы бумаги писари, они сравнивали их с другими листами, а потом записывали что-то на новых. Скрип перьев по бумаге вызвал у Уилла дрожь, но когда они поднялись по ступенькам в другое помещение, скрипа уже не было слышно. Комната эта, судя по всему, служила спальней ожидавшим отплытия морякам. Капитан жестом указал им на скамейки, стоявшие подле прямоугольного стола.
   — Вы ведь Ворон, верно? Я хочу сказать, что Резолюта трудно забыть, а вот вы изменились.
   Ворон кивнул и сел.
   — Как-никак десять лет прошло. Удивляюсь, что вы вообще меня помните.
   — Как я мог забыть? Вы пришли ко мне в Ислине с пропуском, подписанным самим Раунсом Плейфером, и попросили о помощи. А потом вы двое захотели, чтобы я взял вас с собой на север и высадил в Призрачных Границах. — Данхилл покачал головой. — Я все думал, успели ли вы вернуться, и решил, что успели. Почему-то верил, что вас не схватили.
   — Верно, не схватили. Нам повезло. — Ворон оглянулся по сторонам. — Здесь почти никого нет, а в гавани полно народу. Что происходит?
   — Ничего, о чем следовало бы беспокоиться. Я распоряжусь, и вам выпишут пропуска, которые дают право ехать, куда пожелаете. «Мореплаватель» отходит в полночь. Дайте мне слово, что зарегистрируетесь вовремя, а то я вынужден буду отплыть без вас.
   Резолют поставил локти на стол:
   — Это все очень мило, но ведь он вас не об этом спрашивал.
   Данхилл улыбнулся:
   — Знаю. Это, конечно, полная чушь, но говорят, что Кайтрин заключила договор с Вионной. Будто бы они заполучили пиратов из Вруоны. Болтают, что Кайтрин предоставила им свои корабли. И теперь они идут на юг.
   Ворон кивнул:
   — Потому-то король и распорядился посадить всех мужчин Нарриза на корабль и отправить защищать столицу.
   Капитан засмеялся.
   — Это было бы разумно, но идем мы не туда, а на запад, в Вильван.
   Резолют растерянно заморгал:
   — В Вильван?
   — Вот именно. — Данхилл пожал плечами. — По причинам, известным лишь ей одной, Кайтрин считает, что сумеет разрушить оплот величайших магов нашего времени. Мы обязаны остановить ее.

ГЛАВА 20

   Спасаясь от бивших в лицо лучей восходящего солнца, Керриган Риз заслонил глаза рукой. Он стоял возле узкого окна высокой вильванской башни. Пока над горизонтом поднялась лишь четверть солнечного диска, но и этого оказалось довольно, чтобы увидеть десятки подпрыгивающих на волнах черных точек. Все они плыли к Вильвану. За семнадцать лет своей жизни он впервые увидел такую большую флотилию и мог поклясться, что и людям, родившимся раньше его, такое зрелище тоже было в диковинку.
   Он отвернулся от окна и мысленно провел пальцем по корешкам книг. Стеллажи занимали в его комнате пространство от пола до потолка. Добравшись до толстого тома, Риз прошептал что-то и согнул крючком указательный палец. Книга соскользнула с полки и плавно поплыла по воздуху. Как только она добралась до его руки, заклинание перестало действовать, и Керригану пришлось в спешном порядке подставить другую руку.
   Такая предосторожность не помогла. Под тяжестью книги он потерял равновесие и, быстро шагнув вперед, наклонился, чтобы поймать фолиант, но, наступив на длинный подол белой ночной рубашки, рухнул на левое колено. Он задохнулся от боли и потрясения и бессильно повалился на левый бок. Книге, однако, маг упасть не позволил: он крепко прижимал ее к груди.
   Риз сердито дернул ногой, выпутываясь из злосчастного подола. Раздался треск разрываемой материи. Риз перекатился на спину, задрал ноги (этот маневр толстому магу не слишком удался) и увидел, что подол порвался. Хуже того, на ткани против левого колена расплылось красное пятно. Стоило ему увидеть кровь, как боль в колене многократно усилилась во много раз. Нижняя губа мага затряслась. Толстое тело мелко задрожало. Керриган изо всех сил старался не заплакать, убеждая себя, что это пустяк, обычная царапина. Так оно и есть на самом деле, но до чего же больно! Он хотел подтянуть колено поближе к лицу, но не мог: мешала лежавшая на животе книга.
   Керриган благоговейно опустил книгу на пол, сдув с нее прежде невидимые пылинки. Он подтянул колено так высоко, как сумел, и осторожно завернул подол рубашки. Втянул со свистом воздух, взялся обеими руками за бедро и снова приблизил колено к глазам. Живот мешал ему, но царапину он все же рассмотрел. Кровила она несильно: из ранки выползала в основном светлая жидкость.
   Маг помахал возле колена пухлыми пальцами, надеясь, что жидкость свернется. Не без труда он принял сидячее положение. Колено по-прежнему было согнуто и оголено. Риз глянул на кровавое пятно на рубашке, на разорванный подол… пожал плечами. Керриган был уверен, что рубашку теперь не отчистить и не починить, поэтому в гардеробе ей не место.
   Мысль эта его успокоила. Он положил фолиант на колени и стал листать страницы. Четкое с завитушками письмо сменилось другим почерком. Ничего удивительного: книгу эту писали на протяжении нескольких столетий, и заполнена она была лишь наполовину. Время от времени встречались иллюстрации и диаграммы, но по сравнению с другими книгами, стоявшими на полках, их было не много.
   Керриган дошел до чистых страниц, вернулся на несколько листов назад и углубился в чтение. Книга, которую он сейчас держал, была «Историей Вильвана» и имела связь с книгой, хранившейся в муниципальной библиотеке Вильвана. Как и в случае с арканслатой, связь между двумя этими книгами была магической. Как только магистр истории Вильвана добавлял в свою книгу новые страницы, те же самые записи мгновенно появлялись и в книге у Керригана.
   Изучение истории всегда успокаивало юного мага, да и менторы одобряли увлеченность его этим предметом. Керриган подозревал, что в этом случае они исходили из эгоистических побуждений: пока он читал, они от него отдыхали. Им, однако, и в голову не приходило, что он и сам от них отдыхал. В истории Керриган искал ключи. Что это за ключи, он и сам не мог бы сказать. Просто ключи, в широком смысле этого слова. Он хотел, чтобы события обрели какой-то смысл.