Страница:
— Ни за что, даже и не просите. — Из глубины большого капюшона на нее смотрели серьезные глаза. — Я очень хорошо знаю свое место. Нет, подождите. Я хочу сказать не то, что вы, должно быть, подумали. Ваше желание установить со мной дружеские отношения я ценю чрезвычайно высоко. А что до прежнего нашего разговора, то на поле боя я с удовольствием выпил бы с вами из одной кружки и посчитал бы себя счастливчиком. Дело не в низком моем происхождении, исключающем фамильярность. Все гораздо больше: сейчас у нас с вами общие цели, но в той же самой войне может настать момент, когда цели эти разойдутся. То, что я вынужден буду сделать, может вызвать гнев генерала Адроганса, или короля Августа, или других людей, которые потребуются вам для освобождения Окраннела. Так что лучше будет нам сохранять официальные отношения.
Алекс нахмурилась:
— Я выросла среди гиркимов. У меня разве только крыльев нет и пуха, да есть манеры, заимствованные у учителей, но во всем остальном я гирким. Они обходятся без всяких этих условностей, так что мне здесь приходится трудно.
— Так было и со мной, — согласился Ворон, — пока события не заставили меня приглядеться к окружающим. Но я так ни к кому и не привязался.
— Я вас понимаю, Ворон, но хочу вам кое-что сказать.
— Пожалуйста, принцесса.
— Вы предположили, что цель моя — освобождение Окраннела. Это верно, но лишь отчасти. Моя цель — сохранить его свободным, а для этого нужно одно — уничтожить Кайтрин. Так что цели наши связаны более тесно, чем вы могли подумать.
Ворон сжал губы и кивнул.
— Вы правы, ваше высочество, благодарю за то, что поправили меня.
— Ошибки вы, судя по всему, допускаете редко. — Она улыбнулась ему. — Итак, вы сказали, что о генерале Адрогансе у вас имеется не одно, а несколько мнений.
Ворон оглянулся на кавалеристов Джераны. Темно-коричневые кожаные плащи; белая приготовившаяся к прыжку пантера на левой стороне груди. Копья дерзко смотрят в небо, словно угрожая проткнуть тучи, посылающие на них дождь. Всадники окружили Адроганса лесом копий.
— На приеме я решил, что он ведет себя вызывающе, впрочем, такой вывод сделать было нетрудно. Потом я имел возможность посмотреть на его людей, не на офицеров — нет, на солдат. Они у него все прекрасно подготовлены. Заботливо ухаживают за лошадьми. Нельзя сказать, чтобы они вовсе не пили, однако меру свою знают: я не слышал глупого бахвальства или ругани. Когда я попытался их спровоцировать, то получил в ответ суровые взгляды, но кулаки свои они попридержали.
— Выходит, и вы заметили определенный парадокс.
— Трудность в том, чтобы определить, какое из этих впечатлений верное. Если Адроганс — командир, умеющий воспитать людей, то этим можно объяснить его победы. Если же он некомпетентен и несдержан, то, возможно, все дело в его подчиненных: гордость заставляет их сделать то, чего не в состоянии добиться командир.
— Если верно второе ваше предположение, то вряд ли оно гарантирует успех нашей кампании.
— Это еще не самое худшее, о чем следует беспокоиться. — Ворон подался вперед и передернул плечами, чтобы размять спину. — Гиркимы будут нам очень полезны, но эльфийская инфантерия, которую доставят морем из Локеллина, сотрудничать с ними откажется. Пехота из Нализерро постарается как-то оправдать себя, ведь сулланкири, возглавляющий авроланов, — их земляк. Гвардия Окраннела и волонтеры тоже мечтают о героических поступках, и в целом управлять такой разнородной армией окажется очень трудно.
Алекс согласилась.
— Теперь самое главное — узнать, какая сила будет нам противостоять. Информация, которой мы располагаем, очень неясная, к тому же устаревшая, так что неизвестно, занимается ли сейчас Кайтрин укреплением страны или хочет разделить нас на части, а затем уже направить на нас войска, чтобы перебить нас поодиночке.
— Может, и так, хотя вряд ли.
— Почему?
Ворон пожал плечами:
— Последнее, чего она хочет, — это объединить против себя весь мир. Люди почувствуют вкус крови и решат, что Кайтрин уязвима. Контратаку ее они воспримут как признак отчаяния. Ей нужно переломить нам хребет в Окраннеле и сокрушить Крепость Дракона. Если ей это удастся, то желание людей сопротивляться ей испарится. Тогда Кайтрин сможет заключить с разными народами договоры о ненападении, после чего преспокойно их сожрет.
Алекс пальцем сбросила с носа дождевую каплю.
— Вы много думали о ее мотивах.
— У меня было для этого много времени. Четверть века назад Кайтрин предупредила нас, что вернется. Зачем? — Он вздохнул. — Чтобы мы ударились в панику, насторожились, а потом устали и забыли бы, как следует воевать, да и вообще зачем это нужно. Она придет, и мы перепугаемся, а в таком состоянии начинать сражение не следует.
— Вы полагаете, правильно начинать сражение под началом Адроганса?
— Не знаю. По крайней мере, у него большой военный опыт. — Ворон улыбнулся. — Возможно, у генерала имеются свои причины, по которым он вступил в борьбу с Кайтрин. Хорошо уже то, что он знает, как это надо делать.
ГЛАВА 46
ГЛАВА 47
Алекс нахмурилась:
— Я выросла среди гиркимов. У меня разве только крыльев нет и пуха, да есть манеры, заимствованные у учителей, но во всем остальном я гирким. Они обходятся без всяких этих условностей, так что мне здесь приходится трудно.
— Так было и со мной, — согласился Ворон, — пока события не заставили меня приглядеться к окружающим. Но я так ни к кому и не привязался.
— Я вас понимаю, Ворон, но хочу вам кое-что сказать.
— Пожалуйста, принцесса.
— Вы предположили, что цель моя — освобождение Окраннела. Это верно, но лишь отчасти. Моя цель — сохранить его свободным, а для этого нужно одно — уничтожить Кайтрин. Так что цели наши связаны более тесно, чем вы могли подумать.
Ворон сжал губы и кивнул.
— Вы правы, ваше высочество, благодарю за то, что поправили меня.
— Ошибки вы, судя по всему, допускаете редко. — Она улыбнулась ему. — Итак, вы сказали, что о генерале Адрогансе у вас имеется не одно, а несколько мнений.
Ворон оглянулся на кавалеристов Джераны. Темно-коричневые кожаные плащи; белая приготовившаяся к прыжку пантера на левой стороне груди. Копья дерзко смотрят в небо, словно угрожая проткнуть тучи, посылающие на них дождь. Всадники окружили Адроганса лесом копий.
— На приеме я решил, что он ведет себя вызывающе, впрочем, такой вывод сделать было нетрудно. Потом я имел возможность посмотреть на его людей, не на офицеров — нет, на солдат. Они у него все прекрасно подготовлены. Заботливо ухаживают за лошадьми. Нельзя сказать, чтобы они вовсе не пили, однако меру свою знают: я не слышал глупого бахвальства или ругани. Когда я попытался их спровоцировать, то получил в ответ суровые взгляды, но кулаки свои они попридержали.
— Выходит, и вы заметили определенный парадокс.
— Трудность в том, чтобы определить, какое из этих впечатлений верное. Если Адроганс — командир, умеющий воспитать людей, то этим можно объяснить его победы. Если же он некомпетентен и несдержан, то, возможно, все дело в его подчиненных: гордость заставляет их сделать то, чего не в состоянии добиться командир.
— Если верно второе ваше предположение, то вряд ли оно гарантирует успех нашей кампании.
— Это еще не самое худшее, о чем следует беспокоиться. — Ворон подался вперед и передернул плечами, чтобы размять спину. — Гиркимы будут нам очень полезны, но эльфийская инфантерия, которую доставят морем из Локеллина, сотрудничать с ними откажется. Пехота из Нализерро постарается как-то оправдать себя, ведь сулланкири, возглавляющий авроланов, — их земляк. Гвардия Окраннела и волонтеры тоже мечтают о героических поступках, и в целом управлять такой разнородной армией окажется очень трудно.
Алекс согласилась.
— Теперь самое главное — узнать, какая сила будет нам противостоять. Информация, которой мы располагаем, очень неясная, к тому же устаревшая, так что неизвестно, занимается ли сейчас Кайтрин укреплением страны или хочет разделить нас на части, а затем уже направить на нас войска, чтобы перебить нас поодиночке.
— Может, и так, хотя вряд ли.
— Почему?
Ворон пожал плечами:
— Последнее, чего она хочет, — это объединить против себя весь мир. Люди почувствуют вкус крови и решат, что Кайтрин уязвима. Контратаку ее они воспримут как признак отчаяния. Ей нужно переломить нам хребет в Окраннеле и сокрушить Крепость Дракона. Если ей это удастся, то желание людей сопротивляться ей испарится. Тогда Кайтрин сможет заключить с разными народами договоры о ненападении, после чего преспокойно их сожрет.
Алекс пальцем сбросила с носа дождевую каплю.
— Вы много думали о ее мотивах.
— У меня было для этого много времени. Четверть века назад Кайтрин предупредила нас, что вернется. Зачем? — Он вздохнул. — Чтобы мы ударились в панику, насторожились, а потом устали и забыли бы, как следует воевать, да и вообще зачем это нужно. Она придет, и мы перепугаемся, а в таком состоянии начинать сражение не следует.
— Вы полагаете, правильно начинать сражение под началом Адроганса?
— Не знаю. По крайней мере, у него большой военный опыт. — Ворон улыбнулся. — Возможно, у генерала имеются свои причины, по которым он вступил в борьбу с Кайтрин. Хорошо уже то, что он знает, как это надо делать.
ГЛАВА 46
Второй поход на запад Уиллу нравился куда больше, чем первый. Резолют большого скопления людей не любил и потому своим присутствием не слишком ему докучал, тем более что Уилл предпочитал ехать с конногвардейцами или с королевскими всадниками. Выходцы из Саварры, сильно напоминавшие Дрени цветом кожи и сложением, хотя и не такие крупные, утрачивали свою суровость, когда Уилл ехал рядом. Похоже, им нравилось, что в их рядах едет тот самый Норрингтон, а работу, которую воркэльф все-таки подбрасывал Уиллу, они рассматривали как часть солдатской службы.
Кроме воркэльфа Уилла беспокоили еще двое участников предстоящей кампании. Во-первых — Ломбо. Хотя панк и считал, что при нападении банды на Керригана Уилл повел себя правильно, он до сих пор внимательно следил за Норрингтоном. И дело было не столько в том, что он неотступно следовал за подростком, а в том, что, присев на корточки, изучал его следы, трогал их пальцем и даже обнюхивал.
Уилл понимал, что Ломбо рассматривает его как угрозу. Вор замечал, что панк поступает так же и в отношении некоторых других людей (а может, он только делал вид? ), однако бывало это не так часто. Раздражало его также и то, что Ломбо сделался добровольным телохранителем Керригана. Ну что такое Керриган в сравнении с тем самым Норрингтоном? А ведь Уиллу никто не прислуживал.
Вор пожал плечами. Может, и хорошо, что дикарь заботится о Керригане парень этот совершенно беспомощный. Уилл мог сделать сотни вещей, о которых Керриган и понятия не имел. В то же время подросток понимал, что и сам лишь недавно научился всему этому от Резолюта. Мелкие стычки между Орлой и Ломбо относительно того, как вести себя с Керриганом, проливали Уиллу бальзам на душу.
Квик и Дрени, похоже, переносили путешествие хорошо. Богатырю Дрени и лошадь дали богатырскую. Большую часть времени он проводил с отрядами тяжелой кавалерии. Командир легионеров Матрейв имел в составе своего легиона тяжелых кавалеристов, он и предложил Дрени поступить к нему на службу. Когда войско делало привал и устраивали состязания, Дрени неизменно оказывался самым сильным.
Всеобщим любимцем сделался и Квик, но по совершенно другим причинам. Зеленый Спринт порхал повсюду, постоянно изумляясь чему-нибудь совершенно обыкновенному. Солдаты быстро смекнули, что такую невинность можно обратить в свою пользу. Когда они проезжали мимо фруктового сада, кто-нибудь подбивал Квика на спор: они ставили перо, что, ему, дескать, не удастся сорвать яблоко с верхушки дерева. Квик тут же заключал пари, доставал яблоко и получал взамен перо, пуговицу или другой подобный хлам, который предлагали ему солдаты.
Частенько Квик возвращался с прогулки в поле с приставшим к голове лютиком. Он вроде бы и не замечал, что украсил себя таким образом, но когда на это обращали внимание другие, лихо заламывал цветок набок и, взвиваясь в воздух, совершал немыслимые спирали.
Каждый раз, когда Уилл смотрел на него, он не мог удержаться от улыбки, а часто и от смеха. Даже мрачный Резолют светлел в его присутствии. Когда Квик зарабатывал свои призы, он приносил их Уиллу, чтобы тот оценил их, а потом взял на хранение.
— Квик доверяет тебе, Уилл. У тебя ничего не пропадет.
Искреннее заявление вызывало смех: кому же не известно, что Уилл — профессиональный вор? И все же надувавшие Квика солдаты, глядя на безоглядное доверие его к Уиллу, постепенно меняли свое отношение к подростку, и с каждым днем пути все меньше и меньше людей, устраиваясь на ночлег, смотрели на него с подозрением.
Да разве принятые ими меры предосторожности остановили бы меня, если бы мне вздумалось что-нибудь у них украсть? Уилл улыбнулся. Они знали свое дело, а он знал свое. Уилл не понимал еще, откуда к нему пришло знание, как уничтожить Кайтрин, но решил, что со временем разберется.
На второй день пути, ближе к ночи, колонна подошла к Стеллину. Решено было разбить лагерь на заброшенном фермерском поле, к северу от города. Уилл вместе с Вороном собрался было устраивать на ночлег лошадей, когда к нему подъехал всадник из Джераны. Человек спешился и бросил Уиллу поводья своей лошади.
— Генерал Адроганс едет в город. Он хочет, чтобы ты сопровождал его, Уилл Норрингтон.
Уилл посмотрел на Ворона. Тот кивнул и встал на ноги. Всадник махнул рукой:
— Генерал хочет, чтобы Норрингтон ехал один. Охрана у него будет.
Ворон прищурился:
— Очень хорошо.
Всадник помог Уиллу сесть в седло и показал рукой на поджидавшего его в окружении уланов генерала. Уилл пришпорил большого гнедого мерина, а тот так сильно взбрыкнул, что чуть не выбил подростка из седла. Уланы расступились при его приближении и рассредоточились по дороге так, чтобы не слышать их разговора их с генералом.
Командующий кивнул Уиллу в знак приветствия:
— Ты хорошо переносишь путешествие.
Уилл пожал плечами:
— Мне что! Лошади везут.
— Верно. — Генерал улыбался, но Уилл знал, что улыбка эта — дань вежливости. — Ты в этом городе уже бывал?
— Да, месяц назад. Там были Ворон, Резолют и принцесса. Смотреть там особо нечего.
— И тем не менее придется посмотреть. — Серые глаза генерала сощурились. — Скажи мне, Уилл, а что обо мне говорят?
Этот небрежно заданный вопрос поразил Уилла.
— Не могу вам сказать, сэр.
Ноздри генерала раздулись, а глаза широко раскрылись.
— Что?
Уилл вскинул подбородок:
— Вы хотите знать, что о вас говорят другие люди, вот их и спросите. Я не трепло, которое продает друзей.
Несколько минут они ехали в молчании, потом на губах Адроганса появилось подобие улыбки.
— Значит, я могу не бояться, что ты передашь другим мои слова?
— Вы мне не друг.
Адроганс широко улыбнулся, повернулся в седле и внимательно посмотрел на Уилла.
— В этом ты прав, однако я — твой союзник. У нас общий враг, и мы доставим Кайтрин неприятности.
— Я хочу ее убить, — кивнул Уилл.
— Цель замечательная. Только сделать это нам придется вместе. Союз, который нам нужен, может быть образован только на основе взаимного доверия. — Он снова прищурился. — Только скажи мне, почему я должен, полагаясь на одно лишь происхождение, доверять мелкому воришке?
— А почему только на основании того, что вам постоянно везет, я должен доверять заносчивому и эгоистичному генералу?
Адроганс рассмеялся:
— Вот, значит, что думают обо мне твои друзья.
Щеки Уилла вспыхнули.
— Вы меня поймали. О каком же доверии тогда можно говорить?
— Нет, ты не прав. — Лицо генерала стало непроницаемым, хотя говорил он очень эмоционально. — Ты — человек лояльный, но немного политически незрелый и, похоже, слишком импульсивный. Тебе не откажешь в характере и в том, что ты способен инстинктивно ответить ударом на удар. Возможно, после определенной тренировки ты добьешься замечательных успехов.
Дело в том, Уилл, что ради нашего общего успеха я обязан тебе доверять. И я верю в то, что доверять тебе можно, остается лишь выяснить, до каких пределов это доверие может доходить.
— До каких пределов? — возмутился вор.
— Достаточно знать, что ты можешь выступить в более важной роли, нежели приманка. Ты достаточно умен, чтобы понять: тебе отвели именно такую роль. Мы начали военную кампанию. Красть здесь нечего. Ты нечто вроде знамени для тех, кому хочется верить в то, что Кайтрин возможно победить, и одновременно — средство, которое, поможет ее отвлечь.
— Для того чтобы понять это, не нужно быть Великим магистром Вильвана, — презрительно бросил Уилл.
— Прекрасно. — Адроганс провел рукой по подбородку. — Тебе придется понять, Уилл, что этой кампании я придаю чрезвычайно важное значение. Я знаю, с какой надеждой смотрит на нее всякий, кто в ней участвует. Я проведу ее так, как сам считаю нужным, потому и ты, и твои друзья почувствуют, что советами вашими я пренебрегаю. Если я увижу, что ты или они могут оказаться мне полезны, то обращусь к вам. Если нет — вы останетесь в резерве, и никакие мольбы не помогут.
— Стало быть, наша работа будет заключаться в ничегонеделании, пока вы не сочтете нужным что-нибудь нам предложить?
— Да.
— А что, если мы не согласимся с тем, что вы будете делать?
Адроганс поднял подбородок и провел по шее затянутой в перчатку рукой.
— Командование операцией на меня возложили не без причины. Знаю, у меня полно хулителей и меня есть за что критиковать. Но, как ни странно, несмотря на все критические замечания, я одерживаю победы, И это никому не опровергнуть.
Уилл нахмурился. Они в это время поднялись на холм и посмотрели сверху на Стеллин.
— А что, если то, что о вас говорят, правда? Что, если вам указывают на недостатки, из-за которых можно проиграть войну? И уже следующая наша битва может обернуться поражением?
— Я знаю это куда лучше тебя, Уилл, и принимаю все меры предосторожности, чтобы этого не произошло. — Генерал посмотрел на него и кивнул в сторону города. — Пора, горожане должны увидеть своих освободителей.
Адроганс пришпорил коня, и мерин Уилла охотно последовал за ним. Из «Кролика и Клетки» вышла небольшая толпа. Уилл узнал Квинтуса, стоявшего впереди.
Генерал остановился прямо перед ним, так что Квинтус даже слегка попятился.
— Я — генерал Марк Адроганс из Джераны. Вы, я полагаю, обо мне слышали и сейчас трепещете от страха. Времени на разговоры у нас немного. Так что заканчивайте побыстрее с изъявлениями преданности. Перейдем сразу к делу.
Квинтус потупился:
— Вы оказали нам честь, милорд.
— Ну разумеется, — процедил Адроганс и наморщил нос. — Думаю, вы еще больше обрадуетесь: ведь я привез с собой Норрингтона, вашего земляка и спасителя мира.
Люди разинули рты и низко поклонились Уиллу. Он было удивился тому, что никто его не признал, а потом вспомнил, что на нем маска. Вряд ли они догадаются, что видят его не первый раз. Если только…
Он посмотрел по сторонам, отыскивая взглядом Сефи, но ее не было видно. А спросить нельзя: они его тогда сразу узнают, а этого он ни в коем случае не хотел. Почему не хотел, он и сам как следует не понимал. Возможно, потому, что увидел в глазах людей искру надежды. Если они узнают, кто я на самом деле, искра эта погаснет.
Адроганс громко хлопнул в ладоши:
— Да, да, вы, без сомнения, взволнованы. Это заметно. Вы должны кое-что сделать. Во-первых, держаться подальше от Норрингтона. Продукты у нас есть, хотя и не в достаточном количестве. Могу ли я в вашем чудном заведении обзавестись тремя бочонками бренди? Две тысячи людей испытывают жажду.
Владелец таверны вытер руки о грязный передник.
— Так много бренди у меня нет, милорд. Я готов нагрузить вам телегу бочонками с элем, а лично для вас найдется бренди.
— Отлично. — Адроганс кивнул своему солдату, и он швырнул Квинтусу толстый кожаный кошелек с золотыми монетами, которые звякнули, когда он их поймал. — Кроме того, мне нужно пятьдесят голов скота. Пригоните их к завтрашнему утру в Нормонт. Заплатим, разумеется, золотом. Распределите этот скот среди людей по справедливости, чтобы никто от этого не разбогател и никто не обеднел. Можете бросить жребий, если хотите. Те продукты, что мы оставим в Нормонте, должны быть отправлены на городские склады и дожидаться там нашего возвращения, однако вполне вероятно, что они пригодятся вам самим зимой.
Уилл увидел полдюжины молодых людей с дорожными мешками. У каждого из них за плечом висели лук и колчан со стрелами. Были они на вид чуть старше его, и глаза у них горели нетерпеливым огнем. Было очевидно: им не терпится вступить в войско.
Адроганс тоже все это заметил.
— Прекрасно, вижу, что в Стеллине имеется народное ополчение. Вам оно необходимо. Охраняйте же свой город хорошо, парни! Ваше присутствие позволяет мне не оставлять в городе своих солдат. Мне одной заботой меньше, а Кайтрин — одной тревогой больше.
Уилл, слушая Адроганса, почувствовал, как у него бегут по коже мурашки. Хотя заносчивость и высокомерие, которые он заметил у генерала, никуда не делись, он заметил у него теперь и другие черты характера. Всего несколько слов, и фермерские сыновья, которые, казалось, должны были упасть духом из-за крушения своих надежд, почувствовали, что, оставаясь в городе, они оказали неоценимую услугу генералу. Армия, таким образом, не допустила в свои ряды нетренированных, неумелых юнцов, они, однако, в случае чего, будут оборонять свой город с утроенной энергией.
На дороге с Уиллом разговаривал умный, проницательный аналитик, сейчас же Адроганс показал себя в новом свете. Два человека в одном, отличающиеся друг от друга как небо от земли, уживаются в одном. Адроганс манипулировал горожанами Стеллина с умением шулера, облапошивающего свою жертву. Жители Стеллина будут вспоминать потом о смелом бесшабашном человеке, возглавившем войско, чтобы уничтожить Кайтрин. Да им еще покажется, что армия была в два раза больше, чем на самом деле.
Адроганс взглянул на Уилла:
— Отправляемся, лорд Норрингтон, наша работа здесь сделана. От всей души благодарю вас, жители Стеллина, и желаю вам безопасного будущего.
Адроганс развернул лошадь, и вся компания двинулась назад, в Нормонт. Уилл чуть придержал лошадь, не желая ехать рядом с генералом и продолжать разговор. Если он захочет, тоже поедет медленнее.
Уилл снова вздрогнул. Он восхищался умением Адроганса манипулировать людьми, однако это наводило на размышления. А что, если он манипулирует всеми нами? Вор быстро прокрутил в уме открывшиеся ему стороны характера генерала: манипулятор, заносчивый собеседник, некомпетентный военачальник, хотя и весьма умный человек. Он не знал, чему здесь можно верить, и покачал головой: все эти противоречивые качества нашли себе пристанище в одном человеке.
Возможно, мы с ним в чем-то похожи. Никто не видит во мне Норрингтона, пока не придет решительный момент. Уилл посмотрел на широкую спину Адроганса. Будем надеяться, что настоящий Адроганс заявит о себе, когда настанет время.
Кроме воркэльфа Уилла беспокоили еще двое участников предстоящей кампании. Во-первых — Ломбо. Хотя панк и считал, что при нападении банды на Керригана Уилл повел себя правильно, он до сих пор внимательно следил за Норрингтоном. И дело было не столько в том, что он неотступно следовал за подростком, а в том, что, присев на корточки, изучал его следы, трогал их пальцем и даже обнюхивал.
Уилл понимал, что Ломбо рассматривает его как угрозу. Вор замечал, что панк поступает так же и в отношении некоторых других людей (а может, он только делал вид? ), однако бывало это не так часто. Раздражало его также и то, что Ломбо сделался добровольным телохранителем Керригана. Ну что такое Керриган в сравнении с тем самым Норрингтоном? А ведь Уиллу никто не прислуживал.
Вор пожал плечами. Может, и хорошо, что дикарь заботится о Керригане парень этот совершенно беспомощный. Уилл мог сделать сотни вещей, о которых Керриган и понятия не имел. В то же время подросток понимал, что и сам лишь недавно научился всему этому от Резолюта. Мелкие стычки между Орлой и Ломбо относительно того, как вести себя с Керриганом, проливали Уиллу бальзам на душу.
Квик и Дрени, похоже, переносили путешествие хорошо. Богатырю Дрени и лошадь дали богатырскую. Большую часть времени он проводил с отрядами тяжелой кавалерии. Командир легионеров Матрейв имел в составе своего легиона тяжелых кавалеристов, он и предложил Дрени поступить к нему на службу. Когда войско делало привал и устраивали состязания, Дрени неизменно оказывался самым сильным.
Всеобщим любимцем сделался и Квик, но по совершенно другим причинам. Зеленый Спринт порхал повсюду, постоянно изумляясь чему-нибудь совершенно обыкновенному. Солдаты быстро смекнули, что такую невинность можно обратить в свою пользу. Когда они проезжали мимо фруктового сада, кто-нибудь подбивал Квика на спор: они ставили перо, что, ему, дескать, не удастся сорвать яблоко с верхушки дерева. Квик тут же заключал пари, доставал яблоко и получал взамен перо, пуговицу или другой подобный хлам, который предлагали ему солдаты.
Частенько Квик возвращался с прогулки в поле с приставшим к голове лютиком. Он вроде бы и не замечал, что украсил себя таким образом, но когда на это обращали внимание другие, лихо заламывал цветок набок и, взвиваясь в воздух, совершал немыслимые спирали.
Каждый раз, когда Уилл смотрел на него, он не мог удержаться от улыбки, а часто и от смеха. Даже мрачный Резолют светлел в его присутствии. Когда Квик зарабатывал свои призы, он приносил их Уиллу, чтобы тот оценил их, а потом взял на хранение.
— Квик доверяет тебе, Уилл. У тебя ничего не пропадет.
Искреннее заявление вызывало смех: кому же не известно, что Уилл — профессиональный вор? И все же надувавшие Квика солдаты, глядя на безоглядное доверие его к Уиллу, постепенно меняли свое отношение к подростку, и с каждым днем пути все меньше и меньше людей, устраиваясь на ночлег, смотрели на него с подозрением.
Да разве принятые ими меры предосторожности остановили бы меня, если бы мне вздумалось что-нибудь у них украсть? Уилл улыбнулся. Они знали свое дело, а он знал свое. Уилл не понимал еще, откуда к нему пришло знание, как уничтожить Кайтрин, но решил, что со временем разберется.
На второй день пути, ближе к ночи, колонна подошла к Стеллину. Решено было разбить лагерь на заброшенном фермерском поле, к северу от города. Уилл вместе с Вороном собрался было устраивать на ночлег лошадей, когда к нему подъехал всадник из Джераны. Человек спешился и бросил Уиллу поводья своей лошади.
— Генерал Адроганс едет в город. Он хочет, чтобы ты сопровождал его, Уилл Норрингтон.
Уилл посмотрел на Ворона. Тот кивнул и встал на ноги. Всадник махнул рукой:
— Генерал хочет, чтобы Норрингтон ехал один. Охрана у него будет.
Ворон прищурился:
— Очень хорошо.
Всадник помог Уиллу сесть в седло и показал рукой на поджидавшего его в окружении уланов генерала. Уилл пришпорил большого гнедого мерина, а тот так сильно взбрыкнул, что чуть не выбил подростка из седла. Уланы расступились при его приближении и рассредоточились по дороге так, чтобы не слышать их разговора их с генералом.
Командующий кивнул Уиллу в знак приветствия:
— Ты хорошо переносишь путешествие.
Уилл пожал плечами:
— Мне что! Лошади везут.
— Верно. — Генерал улыбался, но Уилл знал, что улыбка эта — дань вежливости. — Ты в этом городе уже бывал?
— Да, месяц назад. Там были Ворон, Резолют и принцесса. Смотреть там особо нечего.
— И тем не менее придется посмотреть. — Серые глаза генерала сощурились. — Скажи мне, Уилл, а что обо мне говорят?
Этот небрежно заданный вопрос поразил Уилла.
— Не могу вам сказать, сэр.
Ноздри генерала раздулись, а глаза широко раскрылись.
— Что?
Уилл вскинул подбородок:
— Вы хотите знать, что о вас говорят другие люди, вот их и спросите. Я не трепло, которое продает друзей.
Несколько минут они ехали в молчании, потом на губах Адроганса появилось подобие улыбки.
— Значит, я могу не бояться, что ты передашь другим мои слова?
— Вы мне не друг.
Адроганс широко улыбнулся, повернулся в седле и внимательно посмотрел на Уилла.
— В этом ты прав, однако я — твой союзник. У нас общий враг, и мы доставим Кайтрин неприятности.
— Я хочу ее убить, — кивнул Уилл.
— Цель замечательная. Только сделать это нам придется вместе. Союз, который нам нужен, может быть образован только на основе взаимного доверия. — Он снова прищурился. — Только скажи мне, почему я должен, полагаясь на одно лишь происхождение, доверять мелкому воришке?
— А почему только на основании того, что вам постоянно везет, я должен доверять заносчивому и эгоистичному генералу?
Адроганс рассмеялся:
— Вот, значит, что думают обо мне твои друзья.
Щеки Уилла вспыхнули.
— Вы меня поймали. О каком же доверии тогда можно говорить?
— Нет, ты не прав. — Лицо генерала стало непроницаемым, хотя говорил он очень эмоционально. — Ты — человек лояльный, но немного политически незрелый и, похоже, слишком импульсивный. Тебе не откажешь в характере и в том, что ты способен инстинктивно ответить ударом на удар. Возможно, после определенной тренировки ты добьешься замечательных успехов.
Дело в том, Уилл, что ради нашего общего успеха я обязан тебе доверять. И я верю в то, что доверять тебе можно, остается лишь выяснить, до каких пределов это доверие может доходить.
— До каких пределов? — возмутился вор.
— Достаточно знать, что ты можешь выступить в более важной роли, нежели приманка. Ты достаточно умен, чтобы понять: тебе отвели именно такую роль. Мы начали военную кампанию. Красть здесь нечего. Ты нечто вроде знамени для тех, кому хочется верить в то, что Кайтрин возможно победить, и одновременно — средство, которое, поможет ее отвлечь.
— Для того чтобы понять это, не нужно быть Великим магистром Вильвана, — презрительно бросил Уилл.
— Прекрасно. — Адроганс провел рукой по подбородку. — Тебе придется понять, Уилл, что этой кампании я придаю чрезвычайно важное значение. Я знаю, с какой надеждой смотрит на нее всякий, кто в ней участвует. Я проведу ее так, как сам считаю нужным, потому и ты, и твои друзья почувствуют, что советами вашими я пренебрегаю. Если я увижу, что ты или они могут оказаться мне полезны, то обращусь к вам. Если нет — вы останетесь в резерве, и никакие мольбы не помогут.
— Стало быть, наша работа будет заключаться в ничегонеделании, пока вы не сочтете нужным что-нибудь нам предложить?
— Да.
— А что, если мы не согласимся с тем, что вы будете делать?
Адроганс поднял подбородок и провел по шее затянутой в перчатку рукой.
— Командование операцией на меня возложили не без причины. Знаю, у меня полно хулителей и меня есть за что критиковать. Но, как ни странно, несмотря на все критические замечания, я одерживаю победы, И это никому не опровергнуть.
Уилл нахмурился. Они в это время поднялись на холм и посмотрели сверху на Стеллин.
— А что, если то, что о вас говорят, правда? Что, если вам указывают на недостатки, из-за которых можно проиграть войну? И уже следующая наша битва может обернуться поражением?
— Я знаю это куда лучше тебя, Уилл, и принимаю все меры предосторожности, чтобы этого не произошло. — Генерал посмотрел на него и кивнул в сторону города. — Пора, горожане должны увидеть своих освободителей.
Адроганс пришпорил коня, и мерин Уилла охотно последовал за ним. Из «Кролика и Клетки» вышла небольшая толпа. Уилл узнал Квинтуса, стоявшего впереди.
Генерал остановился прямо перед ним, так что Квинтус даже слегка попятился.
— Я — генерал Марк Адроганс из Джераны. Вы, я полагаю, обо мне слышали и сейчас трепещете от страха. Времени на разговоры у нас немного. Так что заканчивайте побыстрее с изъявлениями преданности. Перейдем сразу к делу.
Квинтус потупился:
— Вы оказали нам честь, милорд.
— Ну разумеется, — процедил Адроганс и наморщил нос. — Думаю, вы еще больше обрадуетесь: ведь я привез с собой Норрингтона, вашего земляка и спасителя мира.
Люди разинули рты и низко поклонились Уиллу. Он было удивился тому, что никто его не признал, а потом вспомнил, что на нем маска. Вряд ли они догадаются, что видят его не первый раз. Если только…
Он посмотрел по сторонам, отыскивая взглядом Сефи, но ее не было видно. А спросить нельзя: они его тогда сразу узнают, а этого он ни в коем случае не хотел. Почему не хотел, он и сам как следует не понимал. Возможно, потому, что увидел в глазах людей искру надежды. Если они узнают, кто я на самом деле, искра эта погаснет.
Адроганс громко хлопнул в ладоши:
— Да, да, вы, без сомнения, взволнованы. Это заметно. Вы должны кое-что сделать. Во-первых, держаться подальше от Норрингтона. Продукты у нас есть, хотя и не в достаточном количестве. Могу ли я в вашем чудном заведении обзавестись тремя бочонками бренди? Две тысячи людей испытывают жажду.
Владелец таверны вытер руки о грязный передник.
— Так много бренди у меня нет, милорд. Я готов нагрузить вам телегу бочонками с элем, а лично для вас найдется бренди.
— Отлично. — Адроганс кивнул своему солдату, и он швырнул Квинтусу толстый кожаный кошелек с золотыми монетами, которые звякнули, когда он их поймал. — Кроме того, мне нужно пятьдесят голов скота. Пригоните их к завтрашнему утру в Нормонт. Заплатим, разумеется, золотом. Распределите этот скот среди людей по справедливости, чтобы никто от этого не разбогател и никто не обеднел. Можете бросить жребий, если хотите. Те продукты, что мы оставим в Нормонте, должны быть отправлены на городские склады и дожидаться там нашего возвращения, однако вполне вероятно, что они пригодятся вам самим зимой.
Уилл увидел полдюжины молодых людей с дорожными мешками. У каждого из них за плечом висели лук и колчан со стрелами. Были они на вид чуть старше его, и глаза у них горели нетерпеливым огнем. Было очевидно: им не терпится вступить в войско.
Адроганс тоже все это заметил.
— Прекрасно, вижу, что в Стеллине имеется народное ополчение. Вам оно необходимо. Охраняйте же свой город хорошо, парни! Ваше присутствие позволяет мне не оставлять в городе своих солдат. Мне одной заботой меньше, а Кайтрин — одной тревогой больше.
Уилл, слушая Адроганса, почувствовал, как у него бегут по коже мурашки. Хотя заносчивость и высокомерие, которые он заметил у генерала, никуда не делись, он заметил у него теперь и другие черты характера. Всего несколько слов, и фермерские сыновья, которые, казалось, должны были упасть духом из-за крушения своих надежд, почувствовали, что, оставаясь в городе, они оказали неоценимую услугу генералу. Армия, таким образом, не допустила в свои ряды нетренированных, неумелых юнцов, они, однако, в случае чего, будут оборонять свой город с утроенной энергией.
На дороге с Уиллом разговаривал умный, проницательный аналитик, сейчас же Адроганс показал себя в новом свете. Два человека в одном, отличающиеся друг от друга как небо от земли, уживаются в одном. Адроганс манипулировал горожанами Стеллина с умением шулера, облапошивающего свою жертву. Жители Стеллина будут вспоминать потом о смелом бесшабашном человеке, возглавившем войско, чтобы уничтожить Кайтрин. Да им еще покажется, что армия была в два раза больше, чем на самом деле.
Адроганс взглянул на Уилла:
— Отправляемся, лорд Норрингтон, наша работа здесь сделана. От всей души благодарю вас, жители Стеллина, и желаю вам безопасного будущего.
Адроганс развернул лошадь, и вся компания двинулась назад, в Нормонт. Уилл чуть придержал лошадь, не желая ехать рядом с генералом и продолжать разговор. Если он захочет, тоже поедет медленнее.
Уилл снова вздрогнул. Он восхищался умением Адроганса манипулировать людьми, однако это наводило на размышления. А что, если он манипулирует всеми нами? Вор быстро прокрутил в уме открывшиеся ему стороны характера генерала: манипулятор, заносчивый собеседник, некомпетентный военачальник, хотя и весьма умный человек. Он не знал, чему здесь можно верить, и покачал головой: все эти противоречивые качества нашли себе пристанище в одном человеке.
Возможно, мы с ним в чем-то похожи. Никто не видит во мне Норрингтона, пока не придет решительный момент. Уилл посмотрел на широкую спину Адроганса. Будем надеяться, что настоящий Адроганс заявит о себе, когда настанет время.
ГЛАВА 47
Умом Керриган понимал: настанет же когда-нибудь в его жизни момент, когда ему снова станет тепло и сухо, а живот будет набит, но сердце шептало, что до этого дня не ближе, чем до Вильвана и его комнаты в башне. В горах Гирвиргула всадники сильно промокли под ледяным дождем. Все утверждали, что в такое время года это — совершенно небывалое явление, и каждый понимал, что и здесь не обошлось без магии; непонятно только, почему никто из магов Вильвана ничего с этим не сделал.
Военные маги словно не замечали шепот и выразительные взгляды солдат. Керриган же изо всех сил старался объяснить, что управлять погодой они умеют не больше, чем, скажем, солдаты — варить пиво или водить корабль. В ответ на его объяснения хотя бы один солдат обязательно заявлял, что он умеет либо варить пиво, либо управлять кораблем, и аналогии адепта тут же рушились.
Керриган скоро понял, что раздражает солдат. Им страшно не нравился его храп, и они говорили, что такой громкий звук может выдать их врагу. Высказывание это было совершенно абсурдным: бивачные костры были видны издалека. Маг разочаровался в солдатах. То, что им не нравился его храп, вообще-то можно было понять, но логические рассуждения друзей ему не прибавляли. Узколобые солдаты предпочитали предрассудки и предубеждения возможности думать.
Иногда Керриган завидовал их ограниченности, потому что она позволяла им радоваться самым простым и банальным вещам. Они, например, рады были, что могут есть сколько душе угодно, а Керриган просто ненавидел солонущую сушеную говядину и печень, твердую, словно камень. Более вкусную еду, такую как местные фрукты и овощи, делили между всеми поровну. Чего только не предлагал Керриган сприту в обмен на то, чтобы тот принес ему что-нибудь вкусненькое, однако порывы его не находили отклика у крылатого создания.
Даже Квик не хотел иметь с ним дело. Военные маги уважительно относились к Орле. Все они были моложе ее, и, постоянно стараясь не отстать от них, Орла сильно уставала, выплескивая свое раздражение на адепта. Во время остановок она требовала, чтобы он выполнял разные мелкие поручения, которые Ломбо счастлив был бы исполнить. Керриган понимал бессмысленность подобных поручений и исполнял их медленно и с явным недовольством.
Орла приказала ему заниматься с военными магами, но очень скоро уроки эти закончились, вызвав недовольство обеих сторон. Он способен был нейтрализовать любые заклинания, которые они на него направляли. Потом Керриган сам атаковал их заклинаниями. Военные маги заранее знали о нападении и принимали все меры к обороне, однако атака его оказывалась такой сильной, что оборона их тут же разрушалась. В результате маги у него ничему не научились, а сам Керриган не узнал от них ничего нового, поэтому и прекратил занятия.
Ломбо старался составить ему компанию, но панк в этой операции бы так же неуместен, как и Керриган. Дикарь то и дело удалялся от колонны и пропадал иногда несколько часов, а потом возвращался с каким-нибудь цветком или корнем дерева или еще с какой-нибудь диковиной, которые ненадолго отвлекали Керригана. К сожалению, Ломбо очень редко приносил адепту какую-нибудь еду.
Самым неприятным для Керригана был приказ Орлы не использовать магию для облегчения своего положения. Для него было бы детской забавой отправить бурдюк к ручью, находившемуся от них в четверти мили, но Орла и слышать об этом не хотела. Керриган торговался: говорил, что он может обеспечить водой и других людей, хоть всю экспедицию, но она наотрез ему отказывала, заставляя идти его к ручью своими ногами и набирать там воду. Он считал это бессмысленным, хотя и замечал дружелюбные кивки солдат по пути к ручью и обратно.
Лошадь Керригана вышагивала по узкой горной дороге. Серое небо, туман, мокрый камень и еще более мокрые солдаты — вот и все, что можно было увидеть. Стены каньона поднимались до самых туч, а мгла, спускаясь, облизывала штандарты хищными языками. Все это наскучило Керригану, и он закрыл глаза.
В животе забурчало, и Керриган потер его рукой. Плащ, надетый поверх робы, от холода не защищал. Адепт содрогнулся, шмыгнул носом и, вытащив руку из-под плаща, обтер нос рукавом. Мокрая шерсть пахла совершенно отвратительно, но когда Керриган гадливо дернул носом, у него начался насморк.
Лошадь вдруг остановилась. Адепт услышал, как едущий впереди него всадник изумленно охнул. Скривившись, Керриган открыл глаза. Поморгал, чтобы лучше видеть, и тоже изумился.
Горная дорога делала поворот, обходила небольшую возвышенность и серпантином шла вниз, в западном направлении. С правой стороны от нее отходила другая дорога, которая через какой-нибудь десяток ярдов ныряла под огромную арку. Две мужские фигуры, выточенные из камня, грозно смотрели вперед и вниз, прямо на приближавшихся к ним всадников. Обе фигуры распустили крылья, и те, что были обращены друг к другу, образовывали арку, а наружные указывали на восток и запад.
Всадник, выведший Керригана из задумчивости, снова поехал, а Керриган двинулся за ним. Он знал легенду о гиркимах. Кирун взял в плен принца эльфов вместе со свитой, а потом, пользуясь магией, заставил его слюбиться с арафти, мифической женщиной-птицей. В результате появились первые гиркимы. Они уже случались друг с другом, но эльфы смотрели на них как на дикарей и насильников. Они не хотели иметь с ними ничего общего, и тогда урЗрети по каким-то только им известным причинам создали для гиркимов Гирвиргул.
Пока Керриган не увидел своими глазами арку, он никогда над этим особо не задумывался. УрЗрети создали в горах крепости… Керриган знал это так же твердо, как то, что в неделе десять дней, а в месяце три недели. Но, увидев арку, он поразился: какие же надо было приложить усилия, чтобы создать это из ничего! Он припомнил, что многие предполагали, будто бы урЗрети создали Гирвиргул из чувства неприязни к эльфам, но сейчас он не мог с этим согласиться: одна эта арка подсказала ему, что руководило урЗрети нечто большее.
Арка поднималась на огромную высоту, и у Керригана мелькнула мысль, что ни к чему было строить такую громадину. Он смотрел наверх, следя глазами за маленькими ручьями, стекавшими вниз, и вдруг улыбнулся: арка ведь была сделана для крылатых людей, так что удивляться надо было тому, что внизу проложили дорогу для всадников, а вовсе не высоте этого сооружения.
Военные маги словно не замечали шепот и выразительные взгляды солдат. Керриган же изо всех сил старался объяснить, что управлять погодой они умеют не больше, чем, скажем, солдаты — варить пиво или водить корабль. В ответ на его объяснения хотя бы один солдат обязательно заявлял, что он умеет либо варить пиво, либо управлять кораблем, и аналогии адепта тут же рушились.
Керриган скоро понял, что раздражает солдат. Им страшно не нравился его храп, и они говорили, что такой громкий звук может выдать их врагу. Высказывание это было совершенно абсурдным: бивачные костры были видны издалека. Маг разочаровался в солдатах. То, что им не нравился его храп, вообще-то можно было понять, но логические рассуждения друзей ему не прибавляли. Узколобые солдаты предпочитали предрассудки и предубеждения возможности думать.
Иногда Керриган завидовал их ограниченности, потому что она позволяла им радоваться самым простым и банальным вещам. Они, например, рады были, что могут есть сколько душе угодно, а Керриган просто ненавидел солонущую сушеную говядину и печень, твердую, словно камень. Более вкусную еду, такую как местные фрукты и овощи, делили между всеми поровну. Чего только не предлагал Керриган сприту в обмен на то, чтобы тот принес ему что-нибудь вкусненькое, однако порывы его не находили отклика у крылатого создания.
Даже Квик не хотел иметь с ним дело. Военные маги уважительно относились к Орле. Все они были моложе ее, и, постоянно стараясь не отстать от них, Орла сильно уставала, выплескивая свое раздражение на адепта. Во время остановок она требовала, чтобы он выполнял разные мелкие поручения, которые Ломбо счастлив был бы исполнить. Керриган понимал бессмысленность подобных поручений и исполнял их медленно и с явным недовольством.
Орла приказала ему заниматься с военными магами, но очень скоро уроки эти закончились, вызвав недовольство обеих сторон. Он способен был нейтрализовать любые заклинания, которые они на него направляли. Потом Керриган сам атаковал их заклинаниями. Военные маги заранее знали о нападении и принимали все меры к обороне, однако атака его оказывалась такой сильной, что оборона их тут же разрушалась. В результате маги у него ничему не научились, а сам Керриган не узнал от них ничего нового, поэтому и прекратил занятия.
Ломбо старался составить ему компанию, но панк в этой операции бы так же неуместен, как и Керриган. Дикарь то и дело удалялся от колонны и пропадал иногда несколько часов, а потом возвращался с каким-нибудь цветком или корнем дерева или еще с какой-нибудь диковиной, которые ненадолго отвлекали Керригана. К сожалению, Ломбо очень редко приносил адепту какую-нибудь еду.
Самым неприятным для Керригана был приказ Орлы не использовать магию для облегчения своего положения. Для него было бы детской забавой отправить бурдюк к ручью, находившемуся от них в четверти мили, но Орла и слышать об этом не хотела. Керриган торговался: говорил, что он может обеспечить водой и других людей, хоть всю экспедицию, но она наотрез ему отказывала, заставляя идти его к ручью своими ногами и набирать там воду. Он считал это бессмысленным, хотя и замечал дружелюбные кивки солдат по пути к ручью и обратно.
Лошадь Керригана вышагивала по узкой горной дороге. Серое небо, туман, мокрый камень и еще более мокрые солдаты — вот и все, что можно было увидеть. Стены каньона поднимались до самых туч, а мгла, спускаясь, облизывала штандарты хищными языками. Все это наскучило Керригану, и он закрыл глаза.
В животе забурчало, и Керриган потер его рукой. Плащ, надетый поверх робы, от холода не защищал. Адепт содрогнулся, шмыгнул носом и, вытащив руку из-под плаща, обтер нос рукавом. Мокрая шерсть пахла совершенно отвратительно, но когда Керриган гадливо дернул носом, у него начался насморк.
Лошадь вдруг остановилась. Адепт услышал, как едущий впереди него всадник изумленно охнул. Скривившись, Керриган открыл глаза. Поморгал, чтобы лучше видеть, и тоже изумился.
Горная дорога делала поворот, обходила небольшую возвышенность и серпантином шла вниз, в западном направлении. С правой стороны от нее отходила другая дорога, которая через какой-нибудь десяток ярдов ныряла под огромную арку. Две мужские фигуры, выточенные из камня, грозно смотрели вперед и вниз, прямо на приближавшихся к ним всадников. Обе фигуры распустили крылья, и те, что были обращены друг к другу, образовывали арку, а наружные указывали на восток и запад.
Всадник, выведший Керригана из задумчивости, снова поехал, а Керриган двинулся за ним. Он знал легенду о гиркимах. Кирун взял в плен принца эльфов вместе со свитой, а потом, пользуясь магией, заставил его слюбиться с арафти, мифической женщиной-птицей. В результате появились первые гиркимы. Они уже случались друг с другом, но эльфы смотрели на них как на дикарей и насильников. Они не хотели иметь с ними ничего общего, и тогда урЗрети по каким-то только им известным причинам создали для гиркимов Гирвиргул.
Пока Керриган не увидел своими глазами арку, он никогда над этим особо не задумывался. УрЗрети создали в горах крепости… Керриган знал это так же твердо, как то, что в неделе десять дней, а в месяце три недели. Но, увидев арку, он поразился: какие же надо было приложить усилия, чтобы создать это из ничего! Он припомнил, что многие предполагали, будто бы урЗрети создали Гирвиргул из чувства неприязни к эльфам, но сейчас он не мог с этим согласиться: одна эта арка подсказала ему, что руководило урЗрети нечто большее.
Арка поднималась на огромную высоту, и у Керригана мелькнула мысль, что ни к чему было строить такую громадину. Он смотрел наверх, следя глазами за маленькими ручьями, стекавшими вниз, и вдруг улыбнулся: арка ведь была сделана для крылатых людей, так что удивляться надо было тому, что внизу проложили дорогу для всадников, а вовсе не высоте этого сооружения.