Страуб Питер. Коко

4

   На следующее утро после рейда по барам Бугис-стрит Конор Линклейтер проглотил две таблетки аспирина и примерно треть бутылки “Пепто-Бисмол”, принял душ, надел джинсы и рубашку с короткими рукавами и присоединился к друзьям, ждавшим его в кофейне.
   – Что тебя так задержало? – поинтересовался Биверс. Они с Майклом уже доедали самый странный из всех завтраков, которые когда-либо доводилось видеть Конору. На столе стояли тосты, яйца и все, что положено, но еще там были мисочки с какой-то липкой белой массой вперемешку с чем-то желтым и зеленым и еще какие-то жирные колобки, которые можно было бы при желании принять за яйца, если бы только они не были зелеными. И Майкл, и Гарри, видимо, не нашли в себе сил отведать больше двух ложек этой мерзости.
   – Меня штормит сегодня с утра, – сказал Конор. – Пожалуй, я лучше пропущу завтрак. Кстати, что это за бурда?
   – И не спрашивай, – ответил Гарри.
   – Просто перебрал или приболел? – поинтересовался Майкл.
   – Думаю, и то, и другое.
   – Несварение желудка?
   – Я проглотил тонну “Пепто-Бисмола”. Подошел швейцар, и Конор заказал кофе.
   – Только американскийкофе, – подчеркнул он. Биверс улыбнулся и подвинул к нему через стол сложенную копию “Стрэйтс Таймс”:
   – Посмотри и скажи, что ты думаешь по этому поводу. Конор проглядел заголовки, сообщавшие о новых видах очистных сооружений, растущем числе предоставления банками займов людям со стороны, а не постоянным клиентам, дорожных пробках, ожидаемых в новогодние праздники, и, наконец, увидел то, что наверняка имел в виду Гарри Биверс: “Убиты двое в пустом бунгало”.
   Американский журналист по имени Роберто Ортиз был найден мертвым в бунгало на Плантейшн-роуд. Рядом с телом Ортиза найден труп неизвестной девушки, которую удалось опознать только как малазийскую проститутку. Патологоанатомы утверждают, что тела, которые были найдены уже в стадии разложения, пролежали в бунгало по меньшей мере дней десять. Бунгало является собственностью профессора Ли Луа Фенга и пустовало примерно год, так как профессор преподает в данное время в университете Джакарты. Тело мистера Ортиза было изуродовано после смерти, наступившей от огнестрельных ранений. Неопознанная женщина также скончалась от стреляных Ран. Мистер Ортиз был журналистом и автором двух книг – “Разори соседа: Политика Соединенных Штатов в Гондурасе” и “Вьетнам: впечатления от личной поездки”. Сообщалось, что у полиции имеются данные, говорящие в пользу связи этого преступления с серией других, совершенных в Сингапуре в течение последнего года.
   – Какие такие данные?
   – Держу пари, они нашли карты Коко, – сказал Биверс. – И начинают постепенно смекать что к чему. Если бы такое случилось в Нью-Йорке, на это бы давно обратили внимание. Там написано, что тело “изуродовано”. Готов спорить на что угодно, что у парня были выколоты глаза и отрезаны уши. Это работа Андерхилла, друзья мои. Мы прибыли вовремя.
   – Господи Иисусе, – воскликнул Конор. – И что же нам делать дальше? Искать это... этого?..
   – Искать, – подтвердил Майкл Пул. – Я набрал в киоске бесплатных путеводителей и проспектов, и нам надо попытаться разузнать, где работает эта самая Лола, если она действительно еще работает. Клерки в магазине утверждают, что никогда не слышали ни о ком по имени Лола, так что придется попытаться самим.
   – Но сегодня утром мы решили, что необходимо осмотреть места, где были найдены остальные трупы, – бунгало, где убили Мартинсонов, это вот бунгало, где нашли новые трупы, и отель “Гудвуд Парк”.
   – Может, нам стоит поговорить с полицией? Выяснить, действительно ли на новых трупах тоже были найдены карты?
   – Мне не хотелось бы выдавать Андерхилла полиции, – сказал Гарри Биверс. – А вам? Я хочу сказать, что мы, кажется, не для того сюда приехали.
   – И мы до сих пор не знаем, Андерхилл это или нет, – добавил Майкл Пул. – И не знаем, действительно ли он в Сингапуре.
   – Не стоит гадить в собственном дворе. Теперь ты понимаешь меня, Майкл?
   Пул листал “Стрейт Таймс” страницу за страницей.
   – Конечно, Андерхилл здесь, – сказал Конор Линклейтер. – По-прежнему повязывает голову своим старым платком. Стал толстым, как свинья. Напивается каждый вечер. Он держит цветочный магазин, и все эти молоденькие мальчики работают на него и балдеют, когда Тим рассказывает им о своих подвигах в Наме. И все по-прежнему без ума от этой старой крысы.
   – Давай, сочиняй дальше, – сказал Биверс. Пул принялся за следующую газету, листая страницы с монотонностью метронома.
   – Время от времени Тим запирается у себя в кабинете, или что у него там, и в муках рожает новую главу своей очередной книги.
   – Время от времени он запирается в каком-нибудь пустом бунгало и выпускает из кого-то кишки.
   – Это что, действительно яйца, позеленевшие от старости? – спросил Конор, принимаясь изучать меню. – А это что за зеленая моча?
   – Чай.
   Минут через десять в “Вечернем Сингапуре”, одном из путеводителей по ночному городу, который ему дали в киоске, Майкл Пул наткнулся на небольшое объявление, рекламирующее “Сказочную Лолу”. Лола обнаружилась в ночном клубе под названием “Пеперминт Сити” в каком-то квартале, находившемся так далеко от центра, что его просто не могло быть на карте Биверса.
   Все трое уставились на фотографию женоподобного китайца с выщипанными бровями и высоко взбитыми волосами.
   – Мне уже дурно, – сказал Конор, лицо которого постепенно приобретало оттенок позеленевших от старости яиц. Пул пообещал Конору, что тот проведет весь день в своей комнате, куда ему вызовут доктора, обслуживающего отель.

5

   Майкл не мог сказать, что он рассчитывает увидеть на местах убийств, так же как не представлял, что может сообщить ему Лола, но предполагал, что, увидев места, где совершались убийства, они смогут лучше представить себе картину преступлений.
   Им с Биверсом не понадобилось и десяти минут, чтобы добраться до Назим-хилл, где убили Мартинсонов.
   – Что ж, он по крайней мере выбрал красивое место, – сказал Гарри.
   Окруженная деревьями вилла стояла на некотором возвышении. Красная черепичная крыша, кремовые стены, большие окна – вилла вполне могла быть одним из тех домиков, которым Майкл Пул любовался накануне из окна отеля. Ничто не говорило о том, что здесь были убиты два человека.
   Майкл и Гарри прошли под деревьями, чтобы солнце не так слепило глаза, и увидели перед собой комнату, напоминавшую длинную прямоугольную пещеру. Посреди деревянного пола было затертое бесформенное пятно, вокруг которого виднелись точки и разводы, а на самом пятне собралась пыль, скатавшаяся в шарики, напоминавшие небольшие клочки ваты, как будто кто-то сначала разлил здесь краску, а потом довольно небрежно попытался ее смыть.
   Пул вдруг понял, что между его тенью и тенью Биверса появилась еще одна. Он вздрогнул, чувствуя себя как ребенок, застигнутый в тот момент, когда он собирался что-то стащить.
   – Извините, пожалуйста, – произнес мужчина. – Я не хотел вас испугать.
   Это был полный китаец в черных брюках и черной шелковой рубашке.
   – Интересуетесь домом?
   – А вы его владелец? – спросил Пул. Он так и не мог понять, откуда взялся этот человек, появившийся бесшумно, как призрак.
   – Я не только владелец, я еще и живу по соседству. – Мужчина махнул рукой в сторону виллы, стоявшей буквально в нескольких шагах чуть выше на холме, которая была почти скрыта ветками деревьев.
   – Я увидел, как вы входите, и заторопился сюда, потому что боялся, что здесь могут устроить оргию – подростки иногда забираются в пустой дом. Молодежь ведь везде одинакова, правда? – Смех хозяина напоминал лай. – Но, увидев вас, я понял, что вряд ли вы решили совершить здесь акт вандализма.
   – Ну конечно же, нет, – заверил китайца Гарри Биверс. Взглянув краем глаза на Майкла, он решил, однако, не говорить, что они полицейские из Нью-Йорка.
   – Мы – друзья людей, которых здесь убили, и раз уж мы оказались в Сингапуре, то решили заглянуть сюда и посмотреть, где это произошло.
   – Какое несчастье, – сказал хозяин. – Ваша утрата – моя утрата.
   – Вы очень добры, – ответил Пул.
   – Я имею в виду коммерческую сторону. С тех пор как это случилось, никто не хочет даже осмотреть этот дом. А если бы даже и захотели, я не смог бы пустить их внутрь, потому что полиция все здесь опечатала, – он указал на выцветшую под дождем желтую бумажку, очевидно, содержащую запрет на вход в виллу, и на печать на входной двери. – Мы не смогли даже отмыть кровь. О, простите, я не подумал. Я очень сожалею о том, что произошло с вашими друзьями, и искренне сочувствую вашему горю. – Было видно, что хозяин смущен. – В Сент-Луисе сейчас холодно? Как вам нравится климат Сингапура?
   – А вы ничего не слышали? – спросил Биверс.
   – Той ночью нет. Но вообще я слышал его много раз.
   – Много раз? – переспросил Майкл.
   – Я слышал его уже давно. Подросток. Он особенно не шумел. Просто паренек прокрадывался сюда по ночам, бесшумно, как тень. Мне ни разу не удалось его поймать.
   – Но вы видели его?
   – Однажды. Со спины. Я вышел из дома и увидел, как он крадется между деревьями. Я окликнул его, но парень не остановился. А вы бы на его месте остановились? Он был маленького роста – совсем мальчишка. Я вызвал полицию, но они никого не нашли, а стало быть, некого было и выдворять. Я стал запирать дом, но он всегда находил способ пробраться туда.
   – Он был китаец?
   – Конечно. По крайней мере, мне так показалось. Впрочем, я ведь видел только его спину.
   – Вы думаете, что это он совершил убийства?
   – Не знаю. Конечно, это не исключено, но точно сказать не могу. Он казался таким безобидным.
   – А что вы имели в виду, когда сказали, что слышалиего?
   – Я слышал, как он поет.
   – И что же он пел?
   – Какую-то песню на иностранном языке. Это не мог быть ни один из диалектов китайского и не английский или французский. Иногда я думал, что, может быть, это польский. Как же там было? – китаец рассмеялся. – “Рип-э-рип-э-рип-элоу”, – пропел он слова почти без мелодии и рассмеялся опять. – Да так грустно. Два или три раза я слышал, как из дома доносится эта песня, сидя вечером у себя во дворе. Я подкрадывался так тихо, как только мог, но он всегда слышал, как я подхожу, и прятался где-то, пока я не уставал искать. В конце концов я смирился с ним.
   – Смирились со взломщиком? – удивился Биверс.
   – Я стал относиться к пареньку как к своего рода забавному зверенышу. Он и жил-то как маленький зверь. Вреда от него никакого не было – он только пел свою странную грустную песенку. “Рип-э-рип-э-рип-элоу”.
   Китаец вдруг показался Майклу каким-то одиноким. Он попытался представить себе американского домовладельца, выглядящего одиноким в шелковой рубахе и первоклассных мокасинах, но не смог.
   – Парень, должно быть, ушел отсюда еще до убийства, – хозяин посмотрел на часы. – Вам нужно что-нибудь еще?
   Китаец помахал вслед Майклу и Гарри, когда они вышли на Назим-хилл, и продолжал махать, когда они направились на Орчад-роуд, чтобы поймать такси.
   Как только шофер такси указал им на отель “Гудвуд Парк”, друзья сразу поняли, где именно было обнаружено тело Клива Маккенна. Отель стоял на склоне холма, обращенном в сторону деловой части города. Выйдя из такси, друзья прошли мимо зарослей кустарника и поглядели вниз с холма. Там были заросли какого-то жесткого темно-зеленого растения, по виду напоминавшего мирт.
   – Вот тут он его и прикончил, – сказал Биверс. – Они, наверное, встретились в баре. “Выйдем на воздух, здесь душно”. И ножом его. “Прощай, Клив”. Интересно, узнаем ли мы что-нибудь стоящее у портье?
   Подойдя к конторке, Биверс спросил:
   – Не проживал ли в отеле примерно в то время, когда убили мистера Маккенна, некий мистер Андерхилл? – В руках Гарри держал сложенную десятидолларовую банкноту.
   Клерк забарабанил по клавишам компьютера, стоящего перед ним на столе. Он совершенно обескуражил Майкла, сообщив, что за шесть дней до того, как обнаружили тело, в отеле ожидали прибытия некоего мистера Тимоти Андерхилла, но он так и не приехал, хотя номер на его имя был заказан.
   – Очко! – провозгласил Биверс. Клерк потянулся за банкнотой, но Гарри убрал руку. – У вас есть адрес этого Андерхилла?
   – Конечно, – ответил клерк. – Нью-Йорк, Гранд-стрит пятьдесят шесть.
   – А как он сделал заказ?
   – Здесь не помечено. Наверное, по телефону, и номера кредитной карточки тоже нет.
   – Не написано, откуда он звонил? Клерк покачал головой.
   – Это плохо. – Биверс спрятал банкноту и кивнул Майклу в направлении выхода.
   Они снова оказались на палящем солнце.
   – Но зачем ему понадобилось называться настоящим именем, если он собирался платить наличными? – спросил Пул.
   – Майкл, Андерхилл всю жизнь был такого высокого о себе мнения, что, видимо, посчитал, что ему все сойдет с рук. И согласись, Майкл, он ведь явно не в себе: убивать людей – это вряд ли можно назвать логичным поведением. А ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему он назвался настоящим именем. Зато как я сэкономил десять баксов. – Биверс кивнул швейцару, который тут же засвистел, подзывая такси.
   – Ты знаешь, – сказал Майкл, – мне кажется, я уже слышал этот адрес – Нью-Йорк, Гранд-стрит пятьдесят шесть.

* * *

   – О, Господи, Майкл!!!
   – Что такое?
   – Ресторан Пумо, болван! “Сайгон” находится на Гранд-стрит Пятьдесят шесть, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки.

* * *

   Плантейшн-роуд начиналась у высокого здания отеля на углу улицы с движением в шесть полос и очень быстро превращалась в комфортабельный элитарный район, сплошь состоящий из длинных одноэтажных домов за запертыми воротами в окружении зеленых лужаек. Когда такси подъехало к дому семьдесят два, Биверс попросил водителя подождать, и друзья вышли из машины.
   Бунгало, где убили Роберто Ортиза и неизвестную женщину, в ярких солнечных лучах напоминало кусок торта с розовым кремом. По обе стороны росли мальвы с яркими цветами, затенявшие газон. На воротах висела желтая табличка, оповещавшая всех интересующихся, что дом опечатан сингапурской полицией, проводящей расследование по делу об убийстве. Перед воротами были припаркованы две темно-синие полицейские машины, в окнах дома видны были полицейские.
   – А ты заметил, какие хорошенькие девушки-детективы в полиции Сингапура? – спросил Биверс. – Интересно, они пустят нас внутрь?
   – Почему бы тебе не сообщить им, что ты детектив из Нью-Йорка? – сыронизировал Майкл.
   – Потому что я – член коллегии адвокатов, – сказал Биверс.

* * *

   Пул обернулся и посмотрел на дом на другой стороне улицы. Китаянка средних лет стояла у окна гостиной, обняв за талию другую женщину, моложе и выше ростом. Обе женщины выглядели обеспокоенными. Интересно, подумалось Майклу, не приходилось ли и им слышать по ночам молодого человека, поющего странную песенку, что-то вроде “рип-э-рип-э-рип-элоу”.

* * *

   Вернувшись в отель, Пул и Биверс обнаружили отекшего, с красными глазами Конора Линклейтера, который напоминал Дуайта Фрая из “Дракулы”. Служба отеля дала ему адрес доктора, который принимал в соседнем здании. Друзья помогли ему дойти до лифта и выйти на улицу.
   – Я пойду с вами вечером, Мики, – повторял Конор. – Это все так, временно, пройдет.
   – Вечером ты останешься дома, – твердо сказал Пул.
   – И меня тоже вычеркивай, – сказал Биверс. – Я слишком вымотан сегодня для похода в еще один бар голубых. Я останусь и буду весь вечер рассказывать Конору, чем мы занимались днем.
   Они потихоньку двигались по тротуару, Майкл и Гарри шли по обе стороны Конора, который семенил мелкими шажками, не рискуя идти нормально.
   – Через пару лет, – сказал Гарри, – мы будем сидеть в зале для просмотров и смотреть на все, что сейчас делаем. И половина земного шара узнает, что Конора Линклейтера пробрал понос. Хотел бы я, чтобы Шон Коннори был моложе лет на десять! Какая жалость, что все стоящие актеры уже слишком старые.
   – Например, Оливье, – сказал Майкл.
   – Я имею в виду парней вроде Грега Пека, Дика Уидмарка. Пол Ньюман слишком маленького роста, Роберт Редфорд чересчур слащав. Но может, удастся заполучить Джеймса Вудса. С этим я, пожалуй, соглашусь.

6

   Таксист кружил по Сингапуру, пока не выехал наконец на шоссе, потом они ехали так долго, что Пул начал интересоваться про себя, не в Малайзии ли находится ночной клуб, который он искал. Впереди не видно было даже огней, дорогу освещали только огромные фонари, висящие вдоль всего шоссе. На дороге почти не было машин, и таксист ехал очень быстро. Пулу казалось, что машина вообще не касается колесами земли.
   – Мы еще в Сингапуре? – спросил Майкл. Водитель молчал. Наконец машина съехала с шоссе на какую-то второстепенную дорогу, ведущую к какому-то огромному зданию универмага, сияющему в темноте, как космическая станция. Универмаг был выше любого из торговых центров, которые Пул видел на Орчад-роуд. И дизайн был куда более причудливым. Рядом с универмагом располагалась огромная и практически пустая стоянка. На стенах висели огромные плакаты с китайскими буквами размером с человеческий рост. Пальмовые листья поблескивали в лучах искусственного света.
   – Вы уверены, что “Пеперминт Клуб” находится именно здесь? – спросил Пул у водителя.
   Тот сидел за рулем неподвижно, подобно статуе. Когда Пул повторил вопрос, тот пролопотал что-то непонятное по-китайски.
   – Сколько? – спросил Майкл.
   В ответ таксист произнес ту же фразу.
   Пул достал банкноту, достоинства которой не мог разглядеть в темноте, получил сдачу – неожиданно большое количество мелочи и вышел из такси. Машина уехала, и Майкл оказался один на пустой улице.
   Казалось, что здание сделано из какого-то серого металла. Сквозь огромные окна первого этажа Майклу удалось разглядеть две-три микроскопические фигурки, направляющиеся мимо закрытых магазинов куда-то в другой конец универмага.
   Стеклянные двери открылись перед Майклом, и в лицо ударил холодный воздух. Двери плавно закрылись. По спине Майкла побежали мурашки.
   Перед Майклом был длинный коридор, ведущий в огромный зал с куполообразным потолком. У Майкла было такое ощущение, будто он вошел в пустую церковь. В темных окнах пустых магазинов виднелись манекены. Шуршали невидимые эскалаторы. Господь Бог ушел домой, и собор был пуст, как бомбоубежище. Миновав главный купол, Майкл увидел на галереях несколько человек, двигавшихся вдоль закрытых магазинов в состоянии, похожем на транс.
   Пул бродил по первому этажу универмага, уверенный, что таксист завез его не туда, куда надо. Долгое время он даже не мог найти эскалатор, и ему начинало казаться, что он проведет так всю ночь, бродя в лабиринтах всевозможных “Гуд Форчин Тойз”, “Мерлион Фёничер”, “Современных мод”, магазинов “Одежды для разборчивых женщин”. Наконец, завернув за угол ресторана под названием “Капитан Стейк”, Майкл увидел пожилого китайца в бейсбольной кепке, спускающегося навстречу на эскалаторе.
   На третьем этаже у Майкла начали побаливать ноги. Он упрямо продолжал поиски, но уже начинал задумываться, удастся ли ему поймать здесь такси обратно в город. Он понимал, что никто в этом лабиринте не станет с ним разговаривать, да никто и не сумеет его понять. Теперь Майклу было ясно, почему Джордж Ромеро снимал свой “Рассвет мертвецов” в универмаге.
   Вот он Сингапур во всем своем великолепии. Грязь и беспорядок абсолютно исключаются, как и любые проявления жизни. Майклу хотелось бы оказаться сейчас в отеле “Марко Поло”, напиться вместе с Биверсом и смотреть по телевизору коммерческие программы и мыльные оперы, которыми славилось сингапурское телевидение.
   Теперь Пул шея по пятому этажу, казавшемуся еще более темным и безлюдным, чем остальные. Здесь не оставалось ни одного открытого магазина или ресторана. Майкл бродил по этажам загородного универмага в доброй сотне миль от города. Вдруг в конце длинного коридора огромные окна универмага сменились стенами, выложенными маленькими белыми плитками. Через проход в стене Майкл увидел множество мужчин в костюмах и девиц в вечерних платьях, все они курили, освещенные приглушенным голубым светом. Симпатичная женщина-администратор, стоявшая у конторки, улыбнулась Майклу, не переставая разговаривать по телефону. Прямо над входом сияла розовая неоновая вывеска: “Пеперминт Сити”. Рядом стояло какое-то странное дерево без листьев, выкрашенное в белый цвет и увешанное множеством белых шариков.
   Пул вошел через проход, и универмаг исчез. Он оказался посреди диковинной фантазии, напоминавшей более всего какое-нибудь чаепитие на плантации Миссисипи. По другую сторону конторки помощницы администратора отводили гостей к изящным белым литым железным столикам и усаживали их на кремовые литые стулья. Пол был выкрашен черной краской. Множество столиков и кремовых стульев стояло также на галерее и на возвышениях по обе стороны переполненного бара. Посреди зала молодой человек, освещенный и загримированный соответствующим образом, изображал фонтан, выпуская воду изо рта.
   Женщина из-за конторки отвела Майкла к столику на платформе возле бара. Пул заказал пиво. Парочки молоденьких гомосексуалистов, выглядевших как студенты последнего курса Массачусетского Технологического Института, топтались перед сценой на небольшом пятачке, предназначенном для танцев. Остальные парочки занимали почти все места перед сценой – юнцы в темных очках, потягивающие сигареты и пытающиеся делать вид, что они не очень понимают, где находятся и что делают. Майкл заметил среди посетителей бара несколько американцев и англичан, с серьезным видом беседующих со своими спутниками-китайцами. Большинство парочек пили шампанское, большинство парней – пиво.
   Спустя несколько минут тихая музыка неожиданно прекратилась. Юнцы, танцевавшие перед сценой, заулыбались и зааплодировали, направляясь к своим местам. Оглушительно трезвонил телефон, слышался треск кассового аппарата и чьи-то голоса, затем и они стихли.
   На сцену выбежали четверо низкорослых филиппинцев, один полукровка и худенький китаец. С противоположного конца сцены выкатили синтезатор и поставили радом с барабанами. Все музыканты, кроме китайца, были одеты одинаково – в желтые блузы, красные облегающие брюки и жилеты. Они несли свои инструменты – две гитары, барабан, электронный бас. Ансамбль заиграл сильно исковерканную версию “Билли Джина”. У метиса и у одного из филиппинцев, сидящего за клавиатурой, были черные кудрявые волосы и солнцезащитные очки, как у Майкла Джексона. У остальных были прямые волосы и темные очки в стиле Джона Леннона. Было видно, что музыканты играли в одной команде задолго до того, как их нанял Лола. Пул вдруг представил себе, как, приехав в Сингапур лет этак через двадцать, он увидит тех же музыкантов, изрядно пообтрепавшихся и постаревших, но не утративших автоматизма движений и, возможно, все в той же одежде.
   Этот год был годом Майкла Джексона, и Лола, видимо, тоже решил перенять массу кудрей на голове, солнечные очки, а также белую перчатку на одной руке. На Лоле было надето что-то вроде лосин, лакированные высокие черные сапоги и просторная белая блуза. В ушах были тяжелые серьги, на руках – огромное количество браслетов. Мальчишки за столиками вокруг сцены хлопали и свистели. Лола пытался изобразить что-то похожее на движения Майкла Джексона, но делал это довольно вяло и уныло. От “Билли Джина” перешли к “Маньяку”, затем заиграли “Парк МакАртур”. Лола периодически менял костюмы, вызывая новые всплески восторженных рукоплесканий.
   Пул взял со стола специальную карточку для заказов и написал на ней: “Мне понравилось ваше представление. Не согласитесь ли вы поговорить со мной об одном старом приятеле с Бугис-стрит?” Майкл сделал знак официантке, она подошла, забрала карточку и отнесла ее Лоле.
   Продолжая петь, Лола взял у официантки записку, игриво повертел ее между пальцами, прежде чем открыть и прочитать. На секунду лицо Лолы сделалось неподвижным, затем он снова начал петь, протягивая руки к сидящим в баре.
   Примерно через час Лола покинул наконец сцену, кланяясь и посылая воздушные поцелуи. Парни, напоминавшие Майклу студентов, аплодировали стоя. Музыканты тоже низко поклонились – чересчур низко, возможно, передразнивая Лолу.
   Огни погасли. Пул ждал, когда ему принесут счет. Несколько китайцев сгрудились у двери в углу сцены, которая периодически приоткрывалась, впуская одних и выпуская других.