– Ты в порядке, Мики? – спросил Конор. – Ты как в воду опущенный.
   Пул снова мысленно увидел потрепанную детскую книжку, лежащую на сиденьи его машины.
   Биверс взглянул на них сверху вниз.
   – Используй мозги, которые дал тебе Господь Бог, парень, – сказал он Конору. – Конечно, человек в плохом настроении. Ему пришлось покинуть очаровательный городок, где нет даже тротуаров, потому что заборы выходят прямо на дорогу, и провести несколько часов на вонючем шоссе. У них ведь там фазаны и куропатки вместо голубей, эрдельтерьеры и живые олени вместо крыс. Разве ты на его месте не чувствовал бы себя как в воду опущенным? Отнесись к этому парню с пониманием.
   – Эй, я из Саут-Норуолка, – сказал Конор. – У нас тоже нет голубей. Вместо них чайки.
   – Помоечные птички, – сказал Биверс.
   – Успокойся, Гарри, попросил Майкл Пул.
   – Мы пока еще можем нормально выпутаться из этого всего, – заговорил Биверс на другую тему. – Просто говорить надо не больше того, что от нас требуют.
   – Так что же случилось? – шепотом спросил Майкла Конор.
   – Сегодня утром умер пациент.
   – Ребенок?
   Майкл кивнул:
   – Маленькая девочка. – Он почувствовал вдруг, что ему просто необходимо произнести вслух ее имя: – Стаси Тэлбот.
   Сказав это, Майкл почувствовал, что смерть Стаси приобрела как бы совершенно иное значение. Горе его не уменьшилось, но стало как бы более конкретным, понятным. Он, Майкл Пул, был самим собой, и это были егочувства. Пул понял вдруг, что Конор Линклейтер стал первым человеком, которому он рассказал о смерти девочки.
   Когда он последний раз виделся со Стаси, она была очень утомлена и у нее была температура. Свет резал девочке глаза и обычная отвага обреченного сегодня ей явно изменяла. Однако она проявила определенный интерес к историям, которые рассказывал ей Майкл, даже взяла его за руку и сказала, что ей очень нравится начало “Джейн Эйр”, особенно первая фраза.
   Пул открыл книгу, чтобы прочитать ее: “В тот день не было возможности отправиться на прогулку”.
   Стаси улыбалась ему.
   Сегодня утром одна из медсестер попыталась было остановить Майкла, когда он направлялся в палату Стаси, но Пул едва заметил ее. Он никак не мог забыть разговора с доктором Сэмом Стайном, произошедшего незадолго до этого в коридоре первого этажа. Стайн, которому только чудом удалось избежать в свое время ответственности за хирургическую ошибку, с присущими ему наглостью и трусостью одновременно заявил. Майклу, что сожалеет, что его компаньоны добились не большего с “мальчиками” Майкла Пула – врачами, с которыми у Майкла была совместная практика. Стайн, видимо, считал, что Майклу должна быть вполне ясна подоплека этого заявления, но Майклу пришлось компенсировать отсутствие информации догадками. “Мальчики” самого Стайна строили новый центр здоровья в Уэстерхолме и рассчитывали, что он станет первым в округе. А для этого необходима была хорошая педиатрическая практика. Сам Майкл был одним из членов ведущей группы педиатров, и Стайн с присущей ему самоуверенностью и беспардонностью намекнул на то, что считает их группу ниже рангом и не очень хочет плестись у них в хвосте. Новое с иголочки сооружение, вроде того, которое строила группа Стайна, определенно должно было привлечь к себе половину населения Уэстерхолма, не говоря уже о том, что примерно четверть населения городка каждый год меняла врачей. Партнеры Майкла пытались обговорить эти проблемы со Стайном, пока Пул был в отъезде.
   Размышляя об этом, Майкл быстро прошел мимо жестикулирующей медсестры, в мозгу его начал созревать блестящий план решения проблемы. Он открыл дверь палаты Стаси Тэлбот.
   И попал в комнату, где лежал лысый мужчина средних лет с седыми усами и двойным подбородком. Мужчина спал, на груди его лежал раскрытый номер “Уолл-стрит Джорнэл”. Он не проснулся, не замигал испуганно в сторону Майкла, как это обычно делают актеры в фарсах, мужчина продолжал тихо спать, но у Майкла возникло вдруг ощущение, что меняется что-то внутри него самого, будто бы наступает полный штиль, который обычно предшествует торнадо. Майкл выглянул наружу и проверил номер комнаты. Конечно, это была именно та комната. Он вошел обратно и еще раз взглянул на дремлющего под наркотическими парами бизнесмена. На этот раз он даже узнал его. Мужчина был строителем-подрядчиком по фамилии Полманн, дети которого ходили в школу Джуди, а особняк с красной крышей, в котором он жил, с гаражом на пять машин находился примерно в полутора милях от дома Пулов. Майкл, пятясь, вышел из палаты Полманна.
   Он только сейчас вспомнил, да и то ненадолго, что держит в руках книжки, которые захватил для Стаси. Майкл заметил, что сестра пристально смотрит на него, продолжая беседовать с кем-то по телефону. Он понял, что случилось, как только увидел глаза девушки. Он понял это по тому, как медсестра положила трубку на рычаг. Но тем не менее подошел к посту и спросил:
   – Где она?
   – Я боялась, что вы не знаете, доктор Пул. Так оно и вышло, – сказала медсестра.
   Майкл почувствовал себя так, как должен чувствовать лифт, сорвавшийся с троса и падающий в бездонную шахту. Он падал, падал и падал.
   – Сочувствую тебе, парень, – прервал воспоминания Майкла Конор Линклейтер. – Это, должно быть, напомнило тебе о твоем мальчике.
   – Этот парень – врач, Конор, – сказал Биверс. – Он все время видит такие вещи и знает, как отстраниться от этого.
   Отстраниться... Сейчас Майкл чувствовал себя именно отстраненным, хотя и не в том смысле, который имел в виду Гарри Биверс.
   – Кстати о мужчинах, – сказал Биверс.
   За решетчатым окошком, вделанным в дверь, появилась довольно агрессивная физиономия лейтенанта Мэрфи. Он улыбнулся присутствующим через решетку, при этом губы его сжимали трубку, и открыл дверь. В твидовом пиджаке и желтовато-коричневых брюках Мэрфи напоминал профессора колледжа, интенсивно занимающегося спортом.
   – Все вы приглашены на опознание, – начал он, – и скоро мы спустимся туда, где должна происходить эта процедура. Но сначала мне хотелось бы поговорить с вами о некоторых вещах.
   Биверс поймал взгляд Пула и заговорщически покашлял в кулак Мэрфи уселся напротив друзей. Он вынул изо рта трубку и немного подержал ее над столом, как будто предлагая на всеобщее обозрение. Это была резная трубка черного дерева с серебряным мундштуком Облако серого дыма расплылось по комнате.
   – Нам, в общем-то, не представилась возможность поговорить друг с другом в Милберне, хотя меня уже тогда интересовали некоторые вещи, несмотря на то, что загадка смерти вашего товарища казалась нам тогда практически разрешенной. – Мэрфи пристально взглянул по очереди на каждого из присутствующих. – Я был рад этому обстоятельству. Думаю, этот факт не укрылся от вас. Но этот случай с самого начала не был обычным, типичным убийством, если вообще бывают обычные убийства. Но с тех пор в ходе следствия произошли кое-какие изменения.
   Мэрфи поглядел на тяжелую трубку, которую держал в руке, а Биверс произнес в наступившей тишине:
   – Не хотите ли вы сказать, что человек, который сидит у вас, сделал фальшивое признание?
   – В вашем голосе звучит надежда, – заметил Мэрфи. – Почему вы не хотите, чтобы мы поймали того парня?
   – Вам показалось. Я, естественно, хочу, чтобы убийца был пойман.
   Мэрфи молча изучал его несколько секунд.
   – В этих делах всегда много информации, которая не становится достоянием публики. И не должна становиться, если мы не хотим, чтобы мешали следствию. Чтобы не вмешивались. Я хочу обсудить с вами часть подобной информации, касающейся этого дела, прежде чем мы отправимся на опознание, и попрошу вас, мисс Ла, если вам что-то известно, также поделиться с нами.
   Мэгги кивнула.
   – Мисс Ла уже очень помогла нам.
   – Спасибо, – мягко произнесла Мэгги.
   – Все вы, джентльмены, познакомились с мистером Пумо, когда были бойцами одного взвода во Вьетнаме, не так ли? А вы, мистер Биверс, были лейтенантом этого взвода?
   – Правильно, – рот Гарри расплылся в улыбке, что не мешало ему продолжать пялиться на Мэгги.
   – Известно ли вам, сколько членов вашего отряда, не считая вас самих, остались в живых?
   Биверс скривил губы и покачал головой.
   – Доктор Пул?
   – Я не знаю. Но уцелели очень немногие.
   – Неужели вы действительно не знаете? – спросил Мэрфи. Пул покачал головой. – Ни один из вас?
   – Думаю, мы все будем благодарны за то, что вы посчитаете возможным нам сообщить, – сказал Биверс. – Но боюсь, мне не вполне удалось проследить за ходом ваших мыслей.
   Мэрфи выразительно поднял брови. Он засунул трубку в рот и затянулся. Табак вспыхнул ярко-красным пламенем и детектив выпустил изо рта еще одно облачко дыма.
   – Как бы то ни было, вам наверняка знакомо прозвище “Коко”? Биверс хмуро поглядел на Мэгги.
   – Мисс Ла поделилась с нами кое-какой информацией. Вы считаете, что она поступила неправильно? Биверс закашлялся.
   – Конечно же нет.
   – Я рад, что вы такого мнения. – Губы Мэрфи искривились в улыбке. – Похоже, кроме вас остались в живых всего четыре бойца вашего взвода, которые принимали участие в событиях в Я-Тук. Рядовой первого класса Мэнли живет в Аризоне...
   – Мэнли жив? – воскликнул Конор. – Черт побери! Пул тоже был удивлен. Как и Конор, он в последний раз видел Мэнли, когда того несли на носилках в вертолет. Он остался без ноги и потерял море крови, и Майкл считал, что он не выживет.
   – Мистер Мэнли – инвалид, – продолжал Мэрфи. – Но он владеет фирмой по установке систем безопасности в Таксоне.
   – Системы безопасности? – переспросил Конор. Мэрфи кивнул. – Черт побери!
   – А кто еще? – спросил Пул.
   – Джордж Барредж работает в Лос-Анджелесе консультантом по фармации.
   – Спэнки! – в один голос воскликнули Майкл и Конор.
   Барреджа тоже унесли на носилках с поля боя, и поскольку о нем больше не было никаких вестей, его тоже посчитали мертвым.
   – Оба передают вам привет, – продолжал Мэрфи. – Они хорошо помнят мистера Пумо и весьма сожалеют о том, что с ним случилось
   – Конечно, – сказал Биверс. – Вы ведь служили, лейтенант? Были во Вьетнаме?
   – Я был слишком молод для Вьетнама, – ответил Мэрфи. – И мистер Мэнли, и мистер Барредж прекрасно помнят все эпизоды вашего военного прошлого, связанные с именем Коко.
   – Я думаю! – произнес Биверс.
   – Рядового первого класса Виктора Спитални тоже можно считать живым, – продолжал Мэрфи. – О нем не поступало никаких сведений с тех пор, как он исчез в Бангкоке в шестьдесят девятом году, но, учитывая обстоятельства его исчезновения, не думаю, чтобы ему неожиданно пришло в голову убивать журналистов или своих однополчан. А вы?
   – Не знаю. А что вы имеете в виду, говоря о журналистах?
   – Тот, кто называет себя Коко, убивает американских и иностранных журналистов, которые писали о зверствах в Я-Тук. И он делает это весьма и весьма тщательно. – Мэрфи скользнул туманным взглядом по Биверсу и точно так же поглядел на Майкла. – Человек этот убил по крайней мере восемь человек. Есть вероятность, что девять.
   – А кто девятый? – спросил Биверс.
   – Бизнесмен по фамилии Ирвин, в аэропорту несколько недель назад. Мы как раз собрали воедино всю информацию, поступившую с разных концов света. Трудно заставить сотрудничать два отделения полиции, даже если они находятся дверь в дверь друг с другом, так что мы можем гордиться проделанной работой. Мы хорошо подготовились и мы возьмем этого парня. Но чтобы это произошло, нам необходима ваша полная и безоговорочная поддержка. А у меня такое чувство, что я не вполне могу на нее рассчитывать.
   Прежде чем кто-либо успел возразить, Мэрфи вынул из кармана пиджака конверт, открыл его и вынул оттуда три игральных карты, каждая из которых была в маленьком полиэтиленовом мешочке.
   – Пожалуйста, посмотрите вот на это.
   С помощью карандаша Мэрфи раздвинул карты, лежащие на столе. Сердце Майкла Пула учащенно забилось, едва он взглянул на карты. На всех трех был изображен слон. “Символ чести”, – гласила надпись под эмблемой. Майкл не видел полковых карт с тех пор, как покинул Вьетнам. Слон выглядел еще более сердитым, чем запомнил его Пул.
   – Где вы нашли это? – спросил Конор Линклейтер.
   Мэрфи перевернул обе карты мастью вверх. Надписи, выполненные так же, как и тогда: “КОКО” – три раза. Перед Биверсом лежала восьмерка треф, перед Конором – двойка червей, перед самим Пулом – шестерка пик. Сердце Пула готово было выпрыгнуть из груди, особенно когда он увидел свое имя, едва заметно написанное карандашом наверху карты, лежащей перед ним.
   – Она из этих карт была во рту мистера Пумо, – сказал Мэрфи. – С его именем.
   Пул увидел, что на остальных картах написаны имена Биверса и Линклейтера.
   Опознание было только предлогом, чтобы собрать их четверых для допроса. Они были здесь не для того, чтобы опознать убийцу, а чтобы Мэрфи мог запугать их и они сказали ему больше, чем рассчитывали.
   Биверс и Конор заговорили практически одновременно:
   – Где вы это взяли?
   – Вы, должно быть, подобрались к нему довольно близко?
   Мэрфи кивнул.
   – Мы узнали, где он жил, через одного из наших осведомителей. К сожалению, нам не удалось схватить его – он как-то узнал и исчез буквально за несколько минут для нашего появления. Еще ни разу не было, чтобы мы подходили к преступнику так близко и в результате упускали его.
   С помощью карандаша Мэрфи сдвинул карты обратно в конверт.
   – Выжил еще один человек из вашего взвода, – сказал он.
   Пул не сразу вспомнил, о ком может идти речь.
   – Все вы помните Тимоти Андерхилла, – продолжал лейтенант.
   – Конечно, – подтвердил Конор. Остальные кивнули.
   – Что вы можете рассказать мне о нем? – спросил Мэрфи. Несколько секунд в комнате царило молчание.
   – Я что-то не могу вас понять, – прервал его Мэрфи. Пул вдруг почему-то вспомнил, как Джуди говорила с ним о Бобе Бансе. Когда пытаешься отрицать очевидное, ложь всегда сразу бросается в глаза.
   – Мы искали Андерхилла в Сингапуре, – начал Майкл, но осекся, так как Гарри Биверс под столом изо всех сил наступил ему на ногу.
   – Это была увеселительная поездка, – сказал Гарри. – Мы отправились в эту интереснейшую часть света, чтобы развеяться, и думали, что, может быть, сможем обнаружить его там. Но все, что удалось найти, это следы его пребывания в нескольких местах, людей, которые знали Тима, и все в таком роде. В трех странах мы мотались туда-сюда, но так и не обнаружили Андерхилла.
   – Как много хлопот, чтобы отыскать старого армейского приятеля! – сказал Мэрфи.
   – Это точно, – отозвался Биверс, осторожно поглядывая на Мэгги. – У нас было потрясающее путешествие.
   – И ничего?
   – Этот человек исчез. А вы думаете, что Коко – Тим Андерхилл?
   – Это одна из возможностей, которые мы рассматриваем. – Лейтенант улыбнулся Биверсу так же фальшиво, как тот перед этим улыбался ему. – Это, конечно же, не могут быть Уилсон Мэнли или Спэнки Барредж. Или один из вас.
   Последняя фраза вызвала к жизни массу вопросов, но Гарри задал только тот, который первым пришел ему в голову:
   – А кто же тогда тот парень, который сошел с ума на Таймс-сквер?
   Мэрфи довольно резко отодвинулся от стола.
   – Пойдемте и выясним это.


2


   Мэрфи шел к лестнице рядом с Майклом Пулом.
   – Наш друг так и не называет своего настоящего имени. Утверждает, что забыл. Вернее, он утверждает, что родился в возрасте восемнадцати лет в Нью-Йорке. – Мэрфи закашлялся. – В задней комнате бара под названием “Наковальня”. – Лейтенант бросил на Майкла почти что человечный взгляд. – Он нарисовал нам довольно подробный план апартаментов Пумо. Но потом замкнулся и только продолжал повторять, что на него возложена миссия очистить этот мир от грязи.
   Мэрфи провел их мимо офиса на первом этаже к двери, ведущее на другую лестницу, по которой они спустились на несколько пролетов вниз. Сквозь треск пишущих машинок, доносившихся из-за дверей, которые они проходили, Майкл слышал, как Биверс мягко, но очень настойчиво втолковывает что-то Мэгги Ла.
   – Вот мы и пришли, – объявил Мэрфи, впуская всех в комнату, слегка напоминавшую театр, так как здесь тоже были ряды откидывающихся кресел, платформа, напоминающая сцену, и яркое верхнее освещение. Мэрфи усадил их на второй ряд, а сам прошел и включил огни над подиумом. Он взял микрофон, внимательно изучил шнур и включил его. – Мы уже здесь, – сказал Мэрфи в микрофон. – Давайте ширму и можете вводить парня.
   Он нажал на какую-то кнопку на подиуме, и на сцену, будто бы сама собой выкатилась ширма, на которой были видны цифры, отмечавшие человеческий рост.
   – Готово, – сказал Мэрфи. – Каждый встает перед своей отметкой. Как только они выйдут на сцену, я попрошу каждого по очереди сделать шаг вперед, сказать о себе несколько слов и встать обратно.
   С левой стороны сцены появились пятеро мужчин и весьма неуверенно двинулись к своим отметкам, которые, насколько понял Майкл, были нарисованы на полу сцены. На первый взгляд третий по росту человек с темными волосами вполне мог оказаться Виктором Спитални. На одном из мужчин был серый деловой костюм, на другом – клетчатый спортивный пиджак, на третьем – джинсы и полотняная куртка. Человек в клетчатом пиджаке чем-то напоминал Виктора Спитални, но глаза его были посажены гораздо шире, а подбородок был куда массивнее. Он выглядел усталым и безразличным. Четвертым был тяжеловесный блондин с веселым циничным лицом ирландца. Пятый, в просторном костюме цвета хаки и ковбойских сапогах, недавно обрил голову наголо, а потом отпустил небольшой ежик, через который все еще просвечивал череп. Он единственный улыбался людям, пришедшим посмотреть на всех пятерых.
   Мэрфи голосом безо всякого выражения выкрикивал номера муж чин.
   – Меня зовут Бил, я работаю барменом в Верхнем Истсайде.
   – Меня зовут Джордж. Я – лидер отряда бойскаутов на Вашингтон Хайте.
   – Меня зовут Франко, я – с Оушн-авеню в Бруклине.
   – Меня зовут Лайэм. Я работаю в службе безопасности.
   Когда дошла очередь до номера пять, последний мужчина сделал шаг вперед и произнес:
   – У меня нет имени, потому что у меня нет прошлого.
   – О, Боже, – воскликнула Мэгги, – я отказываюсь верить.
   Мэрфи приказал номеру пять вернуться на место, затем попросил всех покинуть сцену. Когда сцена опустела, он вопросительно взглянул на Мэгги.
   – Итак?
   – На последнем мужчине, на том, который находился посредине между двумя полами, были ботинки Тино. Я уверена в этом. И я знаю, кто это.
   – Так кто это?
   – Я хочу сказать – я, конечно, не знаю его настоящего имени, но он называл себя Дракула, носил огромный кок, до того как сбрил его. Тино снял его в прошлом году в клубе – или тот снял Тино. Он притворялся девицей. После того, как они пришли в квартиру Пумо, Дракула избил его почти до смерти и украл из квартиры множество вещей. В том числе и сапоги, что были на нем только что. Это были любимые сапоги Тино. Я думаю, они очень дорого стоят.
   – Дракула, – задумчиво повторил Мэрфи.
   – Но это не тот человек, которого я видела после убийства Тино.
   – Нет, – подтвердил Мэрфи. – Я догадывался, что это не он. Джентльмены, вы можете идти. Я благодарю вас за сотрудничество и побеседую с каждым из вас отдельно в другой раз. Пожалуйста, позвоните мне, если вспомните что-нибудь достойное внимания. Мисс Ла, пожалуйста, пройдемте со мной наверх.
   Мэгги поднялась чуть раньше троих друзей и пошла по центральному проходу к ожидавшему ее Мэрфи. Поймав взгляд Майкла, Мэгги подняла брови. Пул кивнул девушке и поднялся вслед за остальными.


3


   Посадив друзей в такси и пообещав присоединиться к ним через полчаса в квартире Гарри, Майкл вернулся обратно на Десятую улицу, чтобы подождать около полицейского участка. Погода все еще была слишком холодной, чтобы быть приятной, но Майклу нравилось стоять на улице и вдыхать морозный воздух. Солнце отбрасывало на камни мостовой лучи, напоминавшие позолоту. Майкл чувствовал себя как бы зависшем между концом и началом чего-то нового. Стаси Тэлбот была тем единственным, последним, что могло все-таки привязать его к Уэстерхолму, – все остальное, что делало городок его домом, можно было унести с собой в чемодане.
   Майкл успел убедиться, как легко было бы продолжать смотреть тепередачу, в которую превратилась в последнее время его жизнь. повседневная работа – вереница сопящих детей и их встревоженных мамаш. Джуди и ее волнения, натянутые отношения, утра, по привычке проводимые в обществе друг друга, симпатичный белый домик, прогулки к пруду с утками, “Кровавые Мэри” по воскресеньям и множество других мелочей, заставлявших уныло двигаться вперед сквозь череду дней. Дверь открылась со щелчком, напоминавшие треск сломанной кости, Майкл обернулся и выпрямился, увидев выходящую из участка Мэгги Ла. Красивые волосы девушки выглядели на солнце огромной иссиня-черной копной.
   – Хорошо, что вы дождались, – сказала она. – Я не была уверена, что вы все еще здесь. Я не могла ничего сказать вам там.
   – Я знаю.
   – Мне действительно хотелось встретиться именно с вами. Конор замечательный, но он не очень уверен, как ему следует относиться ко мне. А Гарри Биверс такой ужасный... склочник.
   – Неплохое определение Гарри Биверса.
   – Они смогут немого обойтись без вас?
   – Столько, сколько скажете.
   – Тогда они рискуют никогда не получить вас назад, – заявила Мэгги, беря Майкла под руку. – Я хочу, чтобы вы помогли мне побывать в одном месте. Вы это сделаете?
   – Я ваш, – Пул неожиданно почувствовал, что они с Мэгги – то, что осталось после Пумо, так же, как Уолтер и Томми Пумо. Они тоже были семьей, которую оставил Тино.
   – Это не очень далеко. Небольшой местный ресторанчик. Тино и я ходили туда. Вернее, это он ходил туда. Это было его место, а я лишь делила его с ним. И мне не хочется каждый раз чувствовать, что я вот-вот упаду прямо на тротуар, когда я прохожу мимо. Понимаете?
   – Я польщен вашим доверием, – сказал Майкл. Мэгги по-прежнему держала его под руку и старалась идти в ногу. – Существует ли еще какое-нибудь место, куда я мог бы повести вас после этого?
   Мэгги взглянула на него снизу вверх.
   – Возможно, – сказала она.
   Майкл дал девушке время собраться с мыслями и сказать то, что она хотела сказать.
   – Я хочу узнать вас поближе, – произнесла наконец девушка.
   – Я рад этому.
   – Вы всегда нравились мне больше всех – больше всех людей, с которыми Тино был там.
   – И это очень приятно слышать.
   – Он всегда бывал доволен, когда вы заходили в “Сайгон”. Тино ведь был не очень уверен в себе. И ему необходимо было знать, что когда вы приезжаете в город, его ресторан – одно из тех мест, куда вы планируете зайти. Это доказывало, что вы не забыли его.
   – Я действительно не забыл его, Мэгги, – сказал Майкл, и девушка плотнее сжала его руку.
   Они шли вниз по Шестой авеню, и солнечный свет казался здесь теплее, чем на предыдущей улице. Вокруг текла обычная цветистая уличная жизнь – студенты, домохозяйки, бизнесмены, несколько парнишек с накрашенными губами. На углу стоял сгорбленный человек в лохмотьях, ноги которого почернели и распухли и напоминали футбольные мячи. Рядом с ним мужчина примерно одного с Майклом возраста держал перед собой бумажный стаканчик с мелочью. На подбородке его был огромный шрам, в глазах – горячечный, почти сумасшедший блеск. Вьетнам. Майкл бросил в стаканчик несколько монет.
   – Теперь недалеко, – сказала Мэгги. Голос ее дрожал.
   Майкл кивнул.
   – Я живу все равно как... в пустоте. – Мэгги выбросила вперед свободную руку. – Это так тяжело. А поскольку я боюсь, все еще хуже. Я расскажу вам, когда мы зайдем внутрь.
   Через несколько минут Мэгги уже вела его вверх по ступенькам “Ля Гросерии”. Высокая темноволосая женщина в черных лосинах подвела их к столику у окна. Солнечный свет, проникая через огромные окна, играл бликами на полированных крышках столов. Майкл и Мэгги заказали салат и кофе.
   – Ненавижу бояться, – сказала Мэгги. – Но и горе само по себе – это слишком тяжело. Оно подкрадывается, когда его не ждешь. Подбирается поближе и ослепляет. – Девушка взглянула на Майкла со смешанным выражением сочувствия и понимания. – Вы говорили с Конором о своей пациентке?..
   Пул кивнул.
   – Как раз перед тем, как ехать сюда, я узнал, что девочка умерла. Майкл попытался улыбнуться и порадовался про себя, что не может видеть результатов этой попытки.
   Лицо девушки изменилось, стало спокойнее, она как будто бы погрузилась в себя.
   – В Тайпее моя мама ловила крыс специальными приспособлениями. Эти штуки не убивали крыс, а только ловили их. И мама потом поливала их кипятком. Крысы прекрасно понимали, что их ждет. Сначала они пытались бороться, прыгали на мать, но вскоре все чувства покидали их, кроме страха. Они сами становились воплощением страха.
   В облаке, где-то к востоку от Шестой авеню, открылся просвет, и солнце засияло еще ярче. Взгляд девушки был встревоженным и одновременно дерзким. Пул взглянул на нее новыми глазами. Теперь, в ярком солнечном свете, он словно впервые увидел вдруг, какие у нее маленькие круглые руки, красивая золотистая кожа, чувственный рот, которого почти не покидала ироническая полуулыбка. Майкл понял, что впечатление юности, исходящее от девушки, было обманчивым. Было бы ошибкой считать молодость Мэгги главным, что есть в этой девушке. Еще несколько минут назад его поразила совершенная красота маленькой китаянки. Теперь же он увидел в ее лице нечто такое, что делало внешнюю красоту абсолютно неважной.