Страница:
Прежде чем Майкл погасил свет, он успел, обливаясь потом, пронести “Мертвую зону” через военную базу во много раз большую, чем Кэмп Крэнделл. Вокруг лагеря, обтянутого по периметру колючей проволокой, стояли покрытые деревьями холмы. Теперь там все было выжжено так, что местами деревья напоминали скорее палки, торчащие из золы. Майкл прошел мимо целого ряда пустых палаток и только тогда осознал, что кругом царит тишина – он был в лагере один. Все покинули лагерь, а он отстал от своих. Перед штабом красовался пустой флагшток. Он прошел мимо пустого здания, ощущая запах гари. И тут Майкл вдруг понял, что это не сон. Он действительно был во Вьетнаме. Это остальная часть его жизни – сон. Ведь во сне Пул никогда раньше не чувствовал запахов. Да и сны его были в основном не цветными. Он увидел старую вьетнамскую женщину. Она стояла рядом с ямой, в которой горели облитые керосином экскременты, и безучастно смотрела на Майкла. Из ямы поднимался черный дым, застилавший небо. Пул был в полном отчаянии.
“Погодите-ка, – вдруг осенило его. – Если все именно так, то сейчас должен быть тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, не больше”. Он открыл “Мертвую зону” и забегал глазами по первой странице в поисках информации о годе издания. Сердце в груди его, казалось, взорвалось, лопнуло, как воздушный шарик. Право на издание куплено в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Он никогда не покидал Вьетнам. Все это было лишь сном длиной в девятнадцать лет.
“Погодите-ка, – вдруг осенило его. – Если все именно так, то сейчас должен быть тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, не больше”. Он открыл “Мертвую зону” и забегал глазами по первой странице в поисках информации о годе издания. Сердце в груди его, казалось, взорвалось, лопнуло, как воздушный шарик. Право на издание куплено в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Он никогда не покидал Вьетнам. Все это было лишь сном длиной в девятнадцать лет.
5
Обжора Биверс у Мемориала
1
Пул проснулся с воспоминаниями о дыме, шуме, артиллерийском огне и людях в форме, бегущих в сторону горящей деревни. Усилием воли он заставил себя тут же забыть о кошмаре. Майкл подумал, что ему надо зайти в магазин “Уолденбукс” на Уэстерхолм и купить книжку для Стаси Тэлбот, своей двенадцатилетней пациентки, которую он должен был вскоре навестить в больнице Святого Варфоломея. Потом он вспомнил, что находится в Вашингтоне. В голове окончательно прояснилось, и следующее, что пришло ему в голову, была мысль, что надо выяснить, жив ли еще вообще Тим Андерхилл. Он даже представил себя стоящим посреди аккуратного кладбищенского дворика рядом с могильной плитой Андерхилла, на которую смотрит одновременно с грустью и облегчением.
Или Андерхилл все-таки сошел с ума и продолжает жить войной, которая давно закончилась?
Конора не было на кровати. Майкл подполз к дальнему ее краю и увидел друга спящим на полу. Пул втащил его обратно на кровать, а сам отправился в ванную принять душ.
Когда Майкл вышел из ванной, Конор уже сидел на одном из стульев, обхватив голову обеими руками и тихо постанывая.
– Сколько сейчас времени? – спросил он.
– Около половины одиннадцатого. – Достав из дорожной сумки носки и нижнее белье, Майкл начал одеваться.
– Я – покойник, – стонал Конор. – Давно уже так не напивался. – Он посмотрел на Пула сквозь растопыренные пальцы. – А как я вообще сюда добрался?
– Я немного помог тебе.
– Спасибо, парень. Пора начинать новую жизнь, черт возьми. Последнее время я многовато пил, старел, опускался, о-ох... – Конор выпрямился и оглядел комнату глазами человека, слабо понимающего, где он находится. – А где мои вещи?
– В комнате Тино, – сказал Майкл, застегивая рубашку.
– Ничего не помню. Но, наверное, действительно оставил у него все свое барахло. Мне так хочется, чтобы он все-таки поехал с нами. Наш Пумо-Пума. Он обязательно должен согласиться. Эй, Мики, можно мне принять душ, прежде чем я отправлюсь наверх?
– О, Боже, а я-то как раз вымыл там все к приходу горничной, – пошутил Майкл.
Конор неуверенно прошелся по комнате. Майкл подумал про себя, что так, должно быть, ходят больные, оправляющиеся после инсульта. Дойдя до ванной и взявшись за ручку двери, Конор неожиданно закашлялся. Волосы на голове его напоминали торчащие во все стороны рыжие иголки. – Я вчера бредил или Обжора действительно обещал одолжить мне пару штук зеленых?
Пул кивнул.
– Он действительно собирается это сделать?
Пул опять кивнул.
– Никогда не мог понять, что у этого парня на уме, – пробормотал Линклейтер, захлопывая за собой дверь ванной. Засунув ноги в мокасины, Пул подошел к телефону и набрал номер Джуди. Она не отвечала, автоответчик тоже не был подключен. Майкл повесил трубку.
Через несколько минут позвонил Биверс, чтобы сообщить им с Котором, что он заказал на всех завтрак у себя в номере, и если Майкл хочет, чтобы ему досталось больше одной порции “Кровавой Мэри”, то лучше ему поторопиться.
– Больше одной порции? – переспросил Майкл.
– Думаю, ты вряд ли занимался этой ночью тем же, чем я, – сказал Гарри. – Прелестная леди, одна из тех, о которых я говорил тебе вчера, ушла всего пару часов назад, так что я не успел пока протрезветь. Майкл... постарайся убедить Пумо, что на свете есть веши куда более важные, чем его ресторан, хорошо? – Он положил трубку, прежде чем Майкл успел что-нибудь ответить.
Или Андерхилл все-таки сошел с ума и продолжает жить войной, которая давно закончилась?
Конора не было на кровати. Майкл подполз к дальнему ее краю и увидел друга спящим на полу. Пул втащил его обратно на кровать, а сам отправился в ванную принять душ.
Когда Майкл вышел из ванной, Конор уже сидел на одном из стульев, обхватив голову обеими руками и тихо постанывая.
– Сколько сейчас времени? – спросил он.
– Около половины одиннадцатого. – Достав из дорожной сумки носки и нижнее белье, Майкл начал одеваться.
– Я – покойник, – стонал Конор. – Давно уже так не напивался. – Он посмотрел на Пула сквозь растопыренные пальцы. – А как я вообще сюда добрался?
– Я немного помог тебе.
– Спасибо, парень. Пора начинать новую жизнь, черт возьми. Последнее время я многовато пил, старел, опускался, о-ох... – Конор выпрямился и оглядел комнату глазами человека, слабо понимающего, где он находится. – А где мои вещи?
– В комнате Тино, – сказал Майкл, застегивая рубашку.
– Ничего не помню. Но, наверное, действительно оставил у него все свое барахло. Мне так хочется, чтобы он все-таки поехал с нами. Наш Пумо-Пума. Он обязательно должен согласиться. Эй, Мики, можно мне принять душ, прежде чем я отправлюсь наверх?
– О, Боже, а я-то как раз вымыл там все к приходу горничной, – пошутил Майкл.
Конор неуверенно прошелся по комнате. Майкл подумал про себя, что так, должно быть, ходят больные, оправляющиеся после инсульта. Дойдя до ванной и взявшись за ручку двери, Конор неожиданно закашлялся. Волосы на голове его напоминали торчащие во все стороны рыжие иголки. – Я вчера бредил или Обжора действительно обещал одолжить мне пару штук зеленых?
Пул кивнул.
– Он действительно собирается это сделать?
Пул опять кивнул.
– Никогда не мог понять, что у этого парня на уме, – пробормотал Линклейтер, захлопывая за собой дверь ванной. Засунув ноги в мокасины, Пул подошел к телефону и набрал номер Джуди. Она не отвечала, автоответчик тоже не был подключен. Майкл повесил трубку.
Через несколько минут позвонил Биверс, чтобы сообщить им с Котором, что он заказал на всех завтрак у себя в номере, и если Майкл хочет, чтобы ему досталось больше одной порции “Кровавой Мэри”, то лучше ему поторопиться.
– Больше одной порции? – переспросил Майкл.
– Думаю, ты вряд ли занимался этой ночью тем же, чем я, – сказал Гарри. – Прелестная леди, одна из тех, о которых я говорил тебе вчера, ушла всего пару часов назад, так что я не успел пока протрезветь. Майкл... постарайся убедить Пумо, что на свете есть веши куда более важные, чем его ресторан, хорошо? – Он положил трубку, прежде чем Майкл успел что-нибудь ответить.
2
В номере Биверса была не только гостиная с раздвижными дверьми, которые открывались на балкон, но и столовая, где Майкл, Пумо и Гарри сидели теперь за круглым столом, уставленным тарелками с едой, корзинками с булочками, блюдами с тостами, колбасой, беконом и яйцами по-бенедиктински. Конор сидел на диване в гостиной, скрючившись над чашкой черного кофе, стоящей перед ним на столике.
– Я поем чего-нибудь попозже, – заявил он.
– Давай, давай, набирайся сил перед дорогой, – сказал Биверс, ковыряя вилкой яичный желток. Черные волосы Гарри блестели, глаза сияли. Белая рубашка была только что из упаковки, бабочка выглядела безукоризненно. На спинке стула Гарри висел строгий темно-синий пиджак в широкую белую полоску. В общем, выглядел он так, будто ему надлежало предстать не перед Мемориалом погибшим во Вьетнаме, а по меньшей мере перед Верховным судом.
– Ты по-прежнему настроен серьезно? – спросил Пумо.
– А ты? Тино, ты необходим нам. Как мы можем отправиться без тебя?
– Вам придется попробовать. Но ведь все это прожекты, не правда ли?
– Только не для меня, – ответил Гарри. – А как ты, Конор? Тоже решил, что я дурачусь?
Сидящие за столом посмотрели в сторону Линклейтера. Он выпрямился, неожиданно ощутив себя объектом всеобщего внимания.
– Нет, раз ты решил оплатить мне дорогу, – ответил он. – Значит, не дурачишься.
Теперь Биверс вопросительно взглянул на Майкла, которого немного раздражало полунасмешливое выражение его глаз. – А ты, друг наш Майкл?
– А разве ты вообще способен дурачиться, Гарри? – ответил тот вопросом на вопрос, не желая поддерживать заданный Биверсом тон беседы.
Но Гарри продолжал смотреть на него в упор, ожидая услышать нечто большее, вернее, точно зная, что он это услышит.
– Кажется, я согласен попробовать, Гарри, – произнес наконец Майкл, ловя на себе косой взгляд Тино Пумо.
– Я поем чего-нибудь попозже, – заявил он.
– Давай, давай, набирайся сил перед дорогой, – сказал Биверс, ковыряя вилкой яичный желток. Черные волосы Гарри блестели, глаза сияли. Белая рубашка была только что из упаковки, бабочка выглядела безукоризненно. На спинке стула Гарри висел строгий темно-синий пиджак в широкую белую полоску. В общем, выглядел он так, будто ему надлежало предстать не перед Мемориалом погибшим во Вьетнаме, а по меньшей мере перед Верховным судом.
– Ты по-прежнему настроен серьезно? – спросил Пумо.
– А ты? Тино, ты необходим нам. Как мы можем отправиться без тебя?
– Вам придется попробовать. Но ведь все это прожекты, не правда ли?
– Только не для меня, – ответил Гарри. – А как ты, Конор? Тоже решил, что я дурачусь?
Сидящие за столом посмотрели в сторону Линклейтера. Он выпрямился, неожиданно ощутив себя объектом всеобщего внимания.
– Нет, раз ты решил оплатить мне дорогу, – ответил он. – Значит, не дурачишься.
Теперь Биверс вопросительно взглянул на Майкла, которого немного раздражало полунасмешливое выражение его глаз. – А ты, друг наш Майкл?
– А разве ты вообще способен дурачиться, Гарри? – ответил тот вопросом на вопрос, не желая поддерживать заданный Биверсом тон беседы.
Но Гарри продолжал смотреть на него в упор, ожидая услышать нечто большее, вернее, точно зная, что он это услышит.
– Кажется, я согласен попробовать, Гарри, – произнес наконец Майкл, ловя на себе косой взгляд Тино Пумо.
3
– Не согласитесь ли удовлетворить мое любопытство? – Гарри Биверс наклонился с заднего сиденья к водителю такси. – Какое впечатление мы на вас производим? Я хочу сказать, мы четверо, как компания?
– Вы это серьезно? – удивился шофер. – Этот парень серьезно? – спросил он Пула, сидящего рядом с ним на переднем сиденье. Тот кивнул.
– Ну же, давайте, отвечайте, – настаивал Биверс. – Мне любопытно.
Водитель взглянул на Гарри в зеркало, затем опять на дорогу, а после этого – на Пумо и Линклейтера. Водитель был небритым мужчиной лет пятидесяти с небольшим опухшим лицом. При малейшем его движении до сидевшего рядом Майкла доносился запах пота, пропитавшего давно не стиранную рубашку, и чего-то еще, больше всего напоминавшего запах перегоревших электрических проводов.
– По-моему, вы, парни, совсем не подходите друг к другу. Ну никак. – Водитель подозрительно покосился на Пула. – Эй, если вы из “Скрытой камеры” или что-нибудь в этом роде, то лучше выметайтесь из машины.
– Что ты хочешь сказать, почему мы не подходим друг другу? – спросил Биверс. – Мы – одна команда.
– Я говорю, как мне кажется. – Шофер опять взглянул в зеркало. – Вы похожи на преуспевающего адвоката, может, на лоббиста или кого-нибудь еще из тех, кто начинает карьеру, урвав кусочек от общего пирога. Парень рядом с вами выглядит, как старый сводник, а тот, что рядом с ним, похож на работягу после запоя. Парень около меня, наверное, преподает в высшей школе или что-нибудь в этом роде.
– Надо же, сводник, – обиженно протянул Тино Пумо.
– Уж так мне кажется, – сказал шофер. – Сами же спросили.
– А я действительно работяга после запоя, – подтвердил Конор. – А ты, Тино, если как следует задуматься, старый сводник и есть.
– Я угадал, да? – обрадовался водитель. – А что я выиграю? Ведь вы, парни, из “Колеса фортуны”, правда?
– Вы это серьезно? – поинтересовался Биверс.
– Я первый спросил.
– Но я хотел бы знать... – снова начал Биверс. Конор попросил его заткнуться.
Водитель самодовольно ухмылялся весь остаток пути до Конститьюшн-авеню.
– Тут уже близко, – сказал вдруг Биверс. – Остановите.
– А я думал, вам надо к Мемориалу.
– Я сказал, остановите.
Таксист резко свернул к обочине и нажал на тормоз.
– А можете вы устроить, чтобы я увидел Ванну Уайт? – спросил таксист, глядя в зеркало.
– Уж будь уверен, – пообещал Биверс, выскакивая из машины. – Тино, расплатись с ним. – Он держал дверь, пока Пумо с Линклейтером выходили из машины, затем захлопнул ее.
– Надеюсь, ты не дал этому придурку на чай? – спросил он Тино. Тот пожал плечами.
– В таком случае, ты тоже придурок. – Биверс повернулся и направился в сторону Мемориала.
Пул догнал его и потел рядом.
– А что я такого сказал? – почти прорычал Биверс. – Просто этот парень хам, вот и все. Надо было вообще дать ему по зубам.
– Успокойся, Гарри.
– Ты ведь слышал, что он мне сказал, разве нет?
– Пумо он вообще назвал старым сводником.
– Тино – сводник. Он сводит наши желудки с восточной кухней.
– Пошли помедленнее, иначе мы оторвемся от остальных.
Гарри обернулся и посмотрел на Пумо и Линклейтера, которые шагали футах в тридцати позади них. Конор поймал его взгляд и улыбнулся.
– Ты никогда не уставал нянчиться с этими двумя? – спросил Гарри Майкла. – Так ты дал или не дал ему на чай? – крикнул он Пумо.
– Совсем чуть-чуть, – с непроницаемым лицом произнес Тино.
– Таксист, который вез меня вчера, захотел узнать, что испытываешь, убивая людей, – сказал Майкл.
– “Что чувствуешь, убивая людей”, – передразнил Биверс невидимого обидчика, – Ненавижу этот вопрос. Если им так интересно, пусть сами убьют кого-нибудь и узнают. – Но настроение лейтенанта явно улучшалось. Их наконец догнали Пумо и Линклейтер. – Что ж, главное, что мы – одна команда и понимаем это.
– Мы – свирепые убийцы, – сказал Пумо.
– А кто такая, черт возьми. Ванна Уайт? – спросил Конор.
В ответ Тино весело рассмеялся.
– Если задуматься, все мы – лишь кучка неудачников, потерявших почти все еще там, – прошептал Гарри Биверс на ухо Пулу.
Тот ничего не ответил: он наблюдал за двумя мужчинами, направлявшимися к Мемориалу. Один из них, лет шестидесяти пяти, тощий, как бамбуковая палка, опирался на металлические костыли и перебрасывал вперед ноги, которые выглядели, как протезы. Его спутник ехал на деревянной инвалидной коляске, и ему приходилось приподниматься каждый раз, когда требовалось крутить колеса. И эти люди спокойно разговаривали и смеялись как ни в чем не бывало, приближаясь к Мемориалу.
– Ты нашел здесь вчера имя Коттона? – спросил Пумо Майкла, прерывая его мысли. Пул покачал головой:
– Давайте найдем сегодня.
– Давайте, черт побери, найдем всех, – сказал Конор Линклейтер. – А зачем же еще мы здесь?
– Вы это серьезно? – удивился шофер. – Этот парень серьезно? – спросил он Пула, сидящего рядом с ним на переднем сиденье. Тот кивнул.
– Ну же, давайте, отвечайте, – настаивал Биверс. – Мне любопытно.
Водитель взглянул на Гарри в зеркало, затем опять на дорогу, а после этого – на Пумо и Линклейтера. Водитель был небритым мужчиной лет пятидесяти с небольшим опухшим лицом. При малейшем его движении до сидевшего рядом Майкла доносился запах пота, пропитавшего давно не стиранную рубашку, и чего-то еще, больше всего напоминавшего запах перегоревших электрических проводов.
– По-моему, вы, парни, совсем не подходите друг к другу. Ну никак. – Водитель подозрительно покосился на Пула. – Эй, если вы из “Скрытой камеры” или что-нибудь в этом роде, то лучше выметайтесь из машины.
– Что ты хочешь сказать, почему мы не подходим друг другу? – спросил Биверс. – Мы – одна команда.
– Я говорю, как мне кажется. – Шофер опять взглянул в зеркало. – Вы похожи на преуспевающего адвоката, может, на лоббиста или кого-нибудь еще из тех, кто начинает карьеру, урвав кусочек от общего пирога. Парень рядом с вами выглядит, как старый сводник, а тот, что рядом с ним, похож на работягу после запоя. Парень около меня, наверное, преподает в высшей школе или что-нибудь в этом роде.
– Надо же, сводник, – обиженно протянул Тино Пумо.
– Уж так мне кажется, – сказал шофер. – Сами же спросили.
– А я действительно работяга после запоя, – подтвердил Конор. – А ты, Тино, если как следует задуматься, старый сводник и есть.
– Я угадал, да? – обрадовался водитель. – А что я выиграю? Ведь вы, парни, из “Колеса фортуны”, правда?
– Вы это серьезно? – поинтересовался Биверс.
– Я первый спросил.
– Но я хотел бы знать... – снова начал Биверс. Конор попросил его заткнуться.
Водитель самодовольно ухмылялся весь остаток пути до Конститьюшн-авеню.
– Тут уже близко, – сказал вдруг Биверс. – Остановите.
– А я думал, вам надо к Мемориалу.
– Я сказал, остановите.
Таксист резко свернул к обочине и нажал на тормоз.
– А можете вы устроить, чтобы я увидел Ванну Уайт? – спросил таксист, глядя в зеркало.
– Уж будь уверен, – пообещал Биверс, выскакивая из машины. – Тино, расплатись с ним. – Он держал дверь, пока Пумо с Линклейтером выходили из машины, затем захлопнул ее.
– Надеюсь, ты не дал этому придурку на чай? – спросил он Тино. Тот пожал плечами.
– В таком случае, ты тоже придурок. – Биверс повернулся и направился в сторону Мемориала.
Пул догнал его и потел рядом.
– А что я такого сказал? – почти прорычал Биверс. – Просто этот парень хам, вот и все. Надо было вообще дать ему по зубам.
– Успокойся, Гарри.
– Ты ведь слышал, что он мне сказал, разве нет?
– Пумо он вообще назвал старым сводником.
– Тино – сводник. Он сводит наши желудки с восточной кухней.
– Пошли помедленнее, иначе мы оторвемся от остальных.
Гарри обернулся и посмотрел на Пумо и Линклейтера, которые шагали футах в тридцати позади них. Конор поймал его взгляд и улыбнулся.
– Ты никогда не уставал нянчиться с этими двумя? – спросил Гарри Майкла. – Так ты дал или не дал ему на чай? – крикнул он Пумо.
– Совсем чуть-чуть, – с непроницаемым лицом произнес Тино.
– Таксист, который вез меня вчера, захотел узнать, что испытываешь, убивая людей, – сказал Майкл.
– “Что чувствуешь, убивая людей”, – передразнил Биверс невидимого обидчика, – Ненавижу этот вопрос. Если им так интересно, пусть сами убьют кого-нибудь и узнают. – Но настроение лейтенанта явно улучшалось. Их наконец догнали Пумо и Линклейтер. – Что ж, главное, что мы – одна команда и понимаем это.
– Мы – свирепые убийцы, – сказал Пумо.
– А кто такая, черт возьми. Ванна Уайт? – спросил Конор.
В ответ Тино весело рассмеялся.
* * *
Когда друзья подошли наконец к Мемориалу, они были уже не компанией из четырех человек, а частью толпы. Мужчины и женщины, идущие через лужайку к Мемориалу, вполне могли быть теми же самыми, с которыми стоял вчера рядом Майкл Пул, – опять ветераны в разношерстной форме самых разных подразделений, люди постарше в фуражках, женщины одного с Майклом возраста, державшие за руки полусонных детишек. Синий в белую полоску пиджак Гарри Биверса придавал ему вид запутавшегося вконец гида туристической группы.– Если задуматься, все мы – лишь кучка неудачников, потерявших почти все еще там, – прошептал Гарри Биверс на ухо Пулу.
Тот ничего не ответил: он наблюдал за двумя мужчинами, направлявшимися к Мемориалу. Один из них, лет шестидесяти пяти, тощий, как бамбуковая палка, опирался на металлические костыли и перебрасывал вперед ноги, которые выглядели, как протезы. Его спутник ехал на деревянной инвалидной коляске, и ему приходилось приподниматься каждый раз, когда требовалось крутить колеса. И эти люди спокойно разговаривали и смеялись как ни в чем не бывало, приближаясь к Мемориалу.
– Ты нашел здесь вчера имя Коттона? – спросил Пумо Майкла, прерывая его мысли. Пул покачал головой:
– Давайте найдем сегодня.
– Давайте, черт побери, найдем всех, – сказал Конор Линклейтер. – А зачем же еще мы здесь?
4
Пумо записал все интересовавшие их имена и где они находятся на обороте карточки “Американ Экспресс”: “Денглер – четырнадцатая западная, строка пятьдесят два (это Майкл помнил). Коттон – тринадцатая западная, строка семьдесят три. Тротман – тринадцатая западная, строка восемнадцать. Питерс – четырнадцатая западная, строка тридцать восемь. И еще Хьюбск, Ханнапин, Рект, а также Барредж, Вашингтон, Тиано, Роули и Томас Чэмберс – жертвы Я-Тук с их стороны. Жертвы снайпера Элвиса – Лоури, Монтегна, Блевинс”. И еще многие. Вся задняя сторона карточки была исписана мелким, убористым почерком Тино Пумо.
Друзья стояли на каменных плитах дорожки, глядя на имена, навечно впечатанные в черный гранит. Конор поплакал немножко перед именем Денглера, Пумо присоединился к нему около надписи: “ПИТЕРС НОРМАН ЧАРЛЬЗ”, вспомнив их бессменного полкового врача.
– Черт побери, – бормотал Конор, – Доку бы сидеть сейчас на тракторе и волноваться, будет ли дождь. – Четыре поколения семьи Питерса обрабатывали землю на одной и той же ферме в Канзасе. И Питерс любил сообщать всем, что хотя он временно и исполняет обязанности их врача и патологоанатома, по ночам он слышит запах полей Канзаса (“Это запах Спитални, а не Канзаса”, – пошутил тогда Коттон). Теперь поле Питерса обрабатывали его братья, а то, что осталось от Питерса Нормана Чарльза после того, как вертолет, на борту которого он вводил плазму Ректу Герберту Уилсону, врезался в землю и сгорел, покоилось на сельском кладбище.
– Наверняка ворчал бы, что правительство плохо заботится о нем и других фермерах, – предположил Биверс.
Майкл Пул опять увидел огромный флаг с золотыми кистями, который уже видел вчера. Высокий лохматый молодой человек держал это знамя, пристегнутое к широкому поясу. Рядом с ним, почти не видная за большим блестящим венком, стояла белая табличка, на которой красными буквами было написано: “Нет любви сильнее”. Майкл вспомнил, что читал в газете об этом парне, бывшем морском пехотинце, который стоял на одном месте непрерывно в течение двух суток.
– Видели в газетах статью об этом парне? – спросил Пумо. – Он держит этот флаг в честь военнопленных и пропавших без вести.
– Как будто это оживит их, – сказал Биверс.
– Думаю, что дело не в этом, – произнес Майкл Пул. И тут, как и вчера, Пулу опять показалось, что черная громада Мемориала как бы надвигается на него, как бы делает шаг вперед. Весь мир расплылся перед глазами. Однажды Пулу пришлось простоять несколько часов по пояс в воде, подняв свой М-16 и мачете, так что руки постепенно начали ныть, затем болеть, потом чуть ли не отваливаться. Рядом с ним в точно таком же положении, пытаясь защитить от воды свою амуницию, стоял Роули Томас Чэмберс. Вокруг них носились рои москитов, облепляя лица, забиваясь в нос, так что каждые несколько секунд приходилось выдувать их оттуда. Пул устал тогда настолько, что, если бы Роули предложил подержать оружие за него, заснул бы где стоял. Ноги облепляли пиявки, которыми кишела вода.
– О, Боже, – произнес Пул, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Он вытер глаза и посмотрел на остальных. Конор тоже плакал, а обычно неподвижное лицо Тино Пумо выражало на сей раз охватившие его чувства.
Гарри Биверс смотрел на Майкла. Лицо его было абсолютно непроницаемо.
– Это так действует на тебя? – спросил он Пула.
– Конечно, – ответил тот, чувствуя, что его начинает раздражать бесчувственность Биверса. – А ты от этого застрахован, да?
– Вряд ли, Майкл, – покачал головой Гарри. – Просто привык держать в себе свои чувства. Так меня воспитывали. Но сейчас я думаю о том, что к нашему списку надо добавить еще несколько имен. Маккенна, Мартинсоны. Дантон и Гюберт. Помнишь?
У Майкла не было ни малейшего желания описывать Биверсу, что он переживает по этому поводу. Он тоже знал по меньшей мере одно имя, которое следовало бы тоже написать на этой стене.
Биверс продолжал смотреть на Майкла.
– ...только имен сюда внесено недостаточно, – доносился откуда-то издалека голос Биверса.
В ноздри Пула забились сотни умирающих москитов, умирающие пиявки все сильнее впивались в усталые, умирающие мышцы ног Пула. Он понимал, что это неизбежно: вновь и вновь будут возвращаться они на Дальний Восток, повторяя самих себя в девятнадцать лет – испуганных, невежественных, дурашливых юнцов.
Друзья стояли на каменных плитах дорожки, глядя на имена, навечно впечатанные в черный гранит. Конор поплакал немножко перед именем Денглера, Пумо присоединился к нему около надписи: “ПИТЕРС НОРМАН ЧАРЛЬЗ”, вспомнив их бессменного полкового врача.
– Черт побери, – бормотал Конор, – Доку бы сидеть сейчас на тракторе и волноваться, будет ли дождь. – Четыре поколения семьи Питерса обрабатывали землю на одной и той же ферме в Канзасе. И Питерс любил сообщать всем, что хотя он временно и исполняет обязанности их врача и патологоанатома, по ночам он слышит запах полей Канзаса (“Это запах Спитални, а не Канзаса”, – пошутил тогда Коттон). Теперь поле Питерса обрабатывали его братья, а то, что осталось от Питерса Нормана Чарльза после того, как вертолет, на борту которого он вводил плазму Ректу Герберту Уилсону, врезался в землю и сгорел, покоилось на сельском кладбище.
– Наверняка ворчал бы, что правительство плохо заботится о нем и других фермерах, – предположил Биверс.
Майкл Пул опять увидел огромный флаг с золотыми кистями, который уже видел вчера. Высокий лохматый молодой человек держал это знамя, пристегнутое к широкому поясу. Рядом с ним, почти не видная за большим блестящим венком, стояла белая табличка, на которой красными буквами было написано: “Нет любви сильнее”. Майкл вспомнил, что читал в газете об этом парне, бывшем морском пехотинце, который стоял на одном месте непрерывно в течение двух суток.
– Видели в газетах статью об этом парне? – спросил Пумо. – Он держит этот флаг в честь военнопленных и пропавших без вести.
– Как будто это оживит их, – сказал Биверс.
– Думаю, что дело не в этом, – произнес Майкл Пул. И тут, как и вчера, Пулу опять показалось, что черная громада Мемориала как бы надвигается на него, как бы делает шаг вперед. Весь мир расплылся перед глазами. Однажды Пулу пришлось простоять несколько часов по пояс в воде, подняв свой М-16 и мачете, так что руки постепенно начали ныть, затем болеть, потом чуть ли не отваливаться. Рядом с ним в точно таком же положении, пытаясь защитить от воды свою амуницию, стоял Роули Томас Чэмберс. Вокруг них носились рои москитов, облепляя лица, забиваясь в нос, так что каждые несколько секунд приходилось выдувать их оттуда. Пул устал тогда настолько, что, если бы Роули предложил подержать оружие за него, заснул бы где стоял. Ноги облепляли пиявки, которыми кишела вода.
– О, Боже, – произнес Пул, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Он вытер глаза и посмотрел на остальных. Конор тоже плакал, а обычно неподвижное лицо Тино Пумо выражало на сей раз охватившие его чувства.
Гарри Биверс смотрел на Майкла. Лицо его было абсолютно непроницаемо.
– Это так действует на тебя? – спросил он Пула.
– Конечно, – ответил тот, чувствуя, что его начинает раздражать бесчувственность Биверса. – А ты от этого застрахован, да?
– Вряд ли, Майкл, – покачал головой Гарри. – Просто привык держать в себе свои чувства. Так меня воспитывали. Но сейчас я думаю о том, что к нашему списку надо добавить еще несколько имен. Маккенна, Мартинсоны. Дантон и Гюберт. Помнишь?
У Майкла не было ни малейшего желания описывать Биверсу, что он переживает по этому поводу. Он тоже знал по меньшей мере одно имя, которое следовало бы тоже написать на этой стене.
Биверс продолжал смотреть на Майкла.
* * *
– Ты ведь понимаешь, что все мы разбогатеем на этом деле, правда? – Из каких-то своих побуждений, совершенно непонятных Пулу, Гарри ткнул его в грудь указательным пальцем, который при ближайшем рассмотрении оказался наманикюренным, затем повернулся к Тино и Конору и начал что-то говорить им про Мемориал. Майкл все еще ощущал болезненное прикосновение его указательного пальца.– ...только имен сюда внесено недостаточно, – доносился откуда-то издалека голос Биверса.
В ноздри Пула забились сотни умирающих москитов, умирающие пиявки все сильнее впивались в усталые, умирающие мышцы ног Пула. Он понимал, что это неизбежно: вновь и вновь будут возвращаться они на Дальний Восток, повторяя самих себя в девятнадцать лет – испуганных, невежественных, дурашливых юнцов.
Часть вторая
Приготовления к отъезду
6
Биверс отдыхает
1
– Мэгги никогда не вернется сюда, – сказал Джимми Ла в ответ на вопрос Гарри Биверса, продолжая наливать вермут в бокал поверх кусочков льда и какой-то жидкости покрепче, которой он плеснул туда перед этим. – С нее хватит.
– Хватит этой жизни или хватит Тино? – спросил Гарри. Джимми постелил на стойку бара чистую салфетку с надписью “Сайгон” красными буквами поверх силуэта рикши, поставил на нее выпивку Биверса и едва заметным движением руки убрал старую, промокшую и истрепавшуюся салфетку.
– Тино – слишком обыкновенный для Мэгги, – сказал он, подмигнул Гарри и отступил на несколько шагов назад. Гарри оказался лицом к лицу со злобными демонами с кошачьими бакенбардами, наклеенными на зеркало за спиной Джимми, которых до этого не было видно. Эти несимпатичные лица показались Гарри Биверсу на удивление знакомыми. Он знал, что видел такие же искаженные злобой лица где-то в Первом корпусе, но никак не мог вспомнить где.
Было четыре часа, и Гарри зашел в бар, чтобы убить время до того момента, когда ему предстояло звонить своей бывшей жене. Джимми Ла занялся смешиванием какого-то слабенького коктейля для единственного, кроме Гарри, посетителя – гомика с огромным желтым чубом и накрашенными розовыми тенями веками.
Гарри крутанулся на стуле и посмотрел в сторону столовой ресторана Пумо. Она была обставлена бамбуковыми стульями и бамбуковыми столиками со стеклянными крышками. Над головой медленно вращались вентиляторы с лопастями, напоминавшими полированные коричневые весла. Белые стены были расписаны пальмовыми листьями и зелеными ветками, создавая ощущение, что Сидней Грин-стрит вот-вот войдет целиком в двери ресторана. За перегородкой в дальнем углу зала два вьетнамца в белых передниках резали овощи. За их спинами на плите готовились какие-то блюда. Еще дальше колыхалась полупрозрачная штора.
Гарри слегка наклонился, чтобы лучше видеть, и вздрогнул, как бывало каждый раз, когда он видел Винха, шеф-повара Пумо. Винх был родом из Ан-Лат, одной из деревушек, через которые прошли в свое время части Первого корпуса. Ан-Лат находилась всего в нескольких милях от Я-Тук.
Маленькая, улыбающаяся вьетнамская девочка пыталась проскользнуть через занавеску внутрь ресторана. Она почти добралась до перегородки, когда Винх все-таки схватил ее за плечо. Личико ребенка разочарованно вытянулось, дверь в кухню захлопнулась, и оттуда донеслись сердитые крики Винха по-вьетнамски.
С четкостью слуховой галлюцинации Гарри услышал за правым плечом голос М.О.Денглера, сопровождаемый отдаленными криками и орудийными залпами. Бледные лица демонов мерцали в полутьме бара. Гарри вспомнил, гце он видел их, – это были лица маленьких черноволосых женщин, бросавшихся на него с кулаками и выкрикивавших ему в лицо: “Ты – десятый, ты – десятый”.
Гарри охватило вдруг такое чувство, будто он погрузился в первозданный хаос. Он ощутил ужас, вдруг представив себе, что не существует на самом деле, как существуют другие люди вокруг него – те, кто проще относится к жизни.
Откуда-то издалека Биверс услышал собственный голос, спрашивающий, что делает в кухне ребенок.
Джимми Ла подошел поближе:
– Это Хелен, младшая дочурка Винха, – пояснил он. – Они вместе толкутся иногда на кухне. А Хелен, наверное, хотела поискать Мэгги. Они давние подружки.
– У Тино, должно быть, масса забот, – Гарри постепенно удалось взять себя в руки.
– Вы видели “Виллидж Войс”?
Биверс покачал головой. Только сейчас он заметил, что успел инстинктивно засунуть руки в карманы, чтобы не было видно, как они дрожат. Джимми поискал в стопке меню рядом с кассовым аппаратом и достал газету, которую протянул через стойку Гарри последней страницей вверх.
“Доска объявлений Войс” – прочитал Гарри над тремя колонками личных посланий самых разных видов и размеров. Два объявления были взяты в кружок.
Первое гласило: “Котик, чертовски по тебе соскучилась. Буду в среду у “Майкла Тодда” в десятом номере. Бродяжка”. Второе послание было написано заглавными буквами: “РЕШИЛА, ЧТО НЕ МОГУ РЕШИТЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, “МАЙКЛ ТОДД”, А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ. ЛА-ЛА”.
– Понимаете теперь, что я имею в виду? – спросил Джимми. Теперь он был занят тем, что доставал из-под стойки бокалы и складывал их в раковину.
– И оба эти объявления поместила твоя сестра? – спросил Гарри.
– Наверняка, – кивнул Джимми. – У нас вся семейка сумасшедшая.
– Мне жалко Тино.
Джимми ухмыльнулся и поднял глаза от раковины.
– А как поживает доктор? Есть какие-нибудь изменения?
– Ты же знаешь его, – ответил Гарри. – С тех пор как умер его сын, с ним стало не так уж весело общаться.
– А он тоже отправляется с вами на охоту? – спросил Джимми после паузы.
– Мне бы больше понравилось, если бы ты называл это миссией, – вместо ответа сказал Гарри. – Слушай, а Тино что, вообще не собирается показываться сегодня?
– Может, попозже, – ответил Джимми, глядя в сторону. У Пумо в ресторане жили двое вьетнамцев, он разворотил всю кухню, чтобы убить нескольких тараканов, и вел себя, как подросток, с Мэгги Ла, точнее “ЛА-ЛА”. Старый друг Обжоры Биверса превратился в еще одного... – Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить словечко, которым называл таких людей М.О.Денглер, – микса.
– Скажи ему, что я советую отправиться к “Тодду” с огромным ножом за поясом.
– Что ж, сестренку это очень позабавит. Гарри посмотрел на часы.
– Вы будете в Тайпее во время своей миссии, Гарри? – спросил Джимми, впервые за время их разговора проявляя признаки настоящей заинтересованности.
Биверс почувствовал, что его снова пробирает дрожь.
– А вы с Мэгги из Тайпея?
И тут его осенило. Кто, собственно, сказал, что Тим Андерхилл живет непременно в Сингапуре? Гарри был однажды в Тайпее в увольнении, и вполне мог себе представить, что Тим Андерхилл предпочел бы жить там, например, где-нибудь среди кварталов Чайна-таун или Додж-сити. Он понял вдруг, что высшая справедливость не дремлет, как это принято считать, что все было предопределено и продумано заранее. Бог все спланировал на свой вкус.
Гарри вновь опустился на свое сиденье, заказал еще мартини и, решив отложить скандал с бывшей женой еще минут на двадцать, стал слушать, как Джимми Ла расписывает прелести ночной жизни в столице Тайваня.
Джимми поставил перед Биверсом дымящуюся чашку кофе. Гарри засунул сложенную салфетку во внутренний карман пиджака и взглянул еще раз на злобных демонов. Перед глазами Биверса вновь встал ребенок, бросающийся на него с занесенным ножом. Сердце учащенно забилось, и Гарри испытал облегчение, лишь когда глоток горячего кофе обжег ему язык.
– Хватит этой жизни или хватит Тино? – спросил Гарри. Джимми постелил на стойку бара чистую салфетку с надписью “Сайгон” красными буквами поверх силуэта рикши, поставил на нее выпивку Биверса и едва заметным движением руки убрал старую, промокшую и истрепавшуюся салфетку.
– Тино – слишком обыкновенный для Мэгги, – сказал он, подмигнул Гарри и отступил на несколько шагов назад. Гарри оказался лицом к лицу со злобными демонами с кошачьими бакенбардами, наклеенными на зеркало за спиной Джимми, которых до этого не было видно. Эти несимпатичные лица показались Гарри Биверсу на удивление знакомыми. Он знал, что видел такие же искаженные злобой лица где-то в Первом корпусе, но никак не мог вспомнить где.
Было четыре часа, и Гарри зашел в бар, чтобы убить время до того момента, когда ему предстояло звонить своей бывшей жене. Джимми Ла занялся смешиванием какого-то слабенького коктейля для единственного, кроме Гарри, посетителя – гомика с огромным желтым чубом и накрашенными розовыми тенями веками.
Гарри крутанулся на стуле и посмотрел в сторону столовой ресторана Пумо. Она была обставлена бамбуковыми стульями и бамбуковыми столиками со стеклянными крышками. Над головой медленно вращались вентиляторы с лопастями, напоминавшими полированные коричневые весла. Белые стены были расписаны пальмовыми листьями и зелеными ветками, создавая ощущение, что Сидней Грин-стрит вот-вот войдет целиком в двери ресторана. За перегородкой в дальнем углу зала два вьетнамца в белых передниках резали овощи. За их спинами на плите готовились какие-то блюда. Еще дальше колыхалась полупрозрачная штора.
Гарри слегка наклонился, чтобы лучше видеть, и вздрогнул, как бывало каждый раз, когда он видел Винха, шеф-повара Пумо. Винх был родом из Ан-Лат, одной из деревушек, через которые прошли в свое время части Первого корпуса. Ан-Лат находилась всего в нескольких милях от Я-Тук.
Маленькая, улыбающаяся вьетнамская девочка пыталась проскользнуть через занавеску внутрь ресторана. Она почти добралась до перегородки, когда Винх все-таки схватил ее за плечо. Личико ребенка разочарованно вытянулось, дверь в кухню захлопнулась, и оттуда донеслись сердитые крики Винха по-вьетнамски.
С четкостью слуховой галлюцинации Гарри услышал за правым плечом голос М.О.Денглера, сопровождаемый отдаленными криками и орудийными залпами. Бледные лица демонов мерцали в полутьме бара. Гарри вспомнил, гце он видел их, – это были лица маленьких черноволосых женщин, бросавшихся на него с кулаками и выкрикивавших ему в лицо: “Ты – десятый, ты – десятый”.
Гарри охватило вдруг такое чувство, будто он погрузился в первозданный хаос. Он ощутил ужас, вдруг представив себе, что не существует на самом деле, как существуют другие люди вокруг него – те, кто проще относится к жизни.
Откуда-то издалека Биверс услышал собственный голос, спрашивающий, что делает в кухне ребенок.
Джимми Ла подошел поближе:
– Это Хелен, младшая дочурка Винха, – пояснил он. – Они вместе толкутся иногда на кухне. А Хелен, наверное, хотела поискать Мэгги. Они давние подружки.
– У Тино, должно быть, масса забот, – Гарри постепенно удалось взять себя в руки.
– Вы видели “Виллидж Войс”?
Биверс покачал головой. Только сейчас он заметил, что успел инстинктивно засунуть руки в карманы, чтобы не было видно, как они дрожат. Джимми поискал в стопке меню рядом с кассовым аппаратом и достал газету, которую протянул через стойку Гарри последней страницей вверх.
“Доска объявлений Войс” – прочитал Гарри над тремя колонками личных посланий самых разных видов и размеров. Два объявления были взяты в кружок.
Первое гласило: “Котик, чертовски по тебе соскучилась. Буду в среду у “Майкла Тодда” в десятом номере. Бродяжка”. Второе послание было написано заглавными буквами: “РЕШИЛА, ЧТО НЕ МОГУ РЕШИТЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, “МАЙКЛ ТОДД”, А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ. ЛА-ЛА”.
– Понимаете теперь, что я имею в виду? – спросил Джимми. Теперь он был занят тем, что доставал из-под стойки бокалы и складывал их в раковину.
– И оба эти объявления поместила твоя сестра? – спросил Гарри.
– Наверняка, – кивнул Джимми. – У нас вся семейка сумасшедшая.
– Мне жалко Тино.
Джимми ухмыльнулся и поднял глаза от раковины.
– А как поживает доктор? Есть какие-нибудь изменения?
– Ты же знаешь его, – ответил Гарри. – С тех пор как умер его сын, с ним стало не так уж весело общаться.
– А он тоже отправляется с вами на охоту? – спросил Джимми после паузы.
– Мне бы больше понравилось, если бы ты называл это миссией, – вместо ответа сказал Гарри. – Слушай, а Тино что, вообще не собирается показываться сегодня?
– Может, попозже, – ответил Джимми, глядя в сторону. У Пумо в ресторане жили двое вьетнамцев, он разворотил всю кухню, чтобы убить нескольких тараканов, и вел себя, как подросток, с Мэгги Ла, точнее “ЛА-ЛА”. Старый друг Обжоры Биверса превратился в еще одного... – Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить словечко, которым называл таких людей М.О.Денглер, – микса.
– Скажи ему, что я советую отправиться к “Тодду” с огромным ножом за поясом.
– Что ж, сестренку это очень позабавит. Гарри посмотрел на часы.
– Вы будете в Тайпее во время своей миссии, Гарри? – спросил Джимми, впервые за время их разговора проявляя признаки настоящей заинтересованности.
Биверс почувствовал, что его снова пробирает дрожь.
– А вы с Мэгги из Тайпея?
И тут его осенило. Кто, собственно, сказал, что Тим Андерхилл живет непременно в Сингапуре? Гарри был однажды в Тайпее в увольнении, и вполне мог себе представить, что Тим Андерхилл предпочел бы жить там, например, где-нибудь среди кварталов Чайна-таун или Додж-сити. Он понял вдруг, что высшая справедливость не дремлет, как это принято считать, что все было предопределено и продумано заранее. Бог все спланировал на свой вкус.
Гарри вновь опустился на свое сиденье, заказал еще мартини и, решив отложить скандал с бывшей женой еще минут на двадцать, стал слушать, как Джимми Ла расписывает прелести ночной жизни в столице Тайваня.
Джимми поставил перед Биверсом дымящуюся чашку кофе. Гарри засунул сложенную салфетку во внутренний карман пиджака и взглянул еще раз на злобных демонов. Перед глазами Биверса вновь встал ребенок, бросающийся на него с занесенным ножом. Сердце учащенно забилось, и Гарри испытал облегчение, лишь когда глоток горячего кофе обжег ему язык.
2
Через некоторое время Гарри стоял около платного телефона-автомата рядом с мужским туалетом, находившимся внизу, в конце узкого коридора. Он пытался разыскать свою бывшую жену в галерее Мэри Фарр, которая находилась в помещении бывшего склада в Сохо, на Спринг-стрит. Пэт Колдуэлл Биверс училась в одной школе с Мэри Фарр и, когда галерея некоторое время назад полностью пришла в упадок, стала принимать в ней участие, сделав одним из основных объектов своей неразумной благотворительности. (В самом начале увлечения Пэт искусством Гарри пришлось мужественно перенести несколько обедов с художниками, чьи произведения состояли из ржавых трубок, в беспорядке разбросанных по полу, или из поставленных в ряд алюминиевых горбылей, или из каких-то розовых, покрытых чем-то похожим на бородавки, столбиков, каждый из которых напоминал Биверсу огромный член. Он до сих пор не мог поверить, что, выставляя подобный бред, можно заработать хоть какие-то деньги).
Мария Фарр сама ответила на звонок. Это был хороший знак.
– Мария, – начал он, – как приятно снова слышать твой голос. – На самом деле ее низкий голос, произносящий слова так, как будто она ворочает булыжники, напомнил Гарри о том, как не любил он эту женщину.
Мария Фарр сама ответила на звонок. Это был хороший знак.
– Мария, – начал он, – как приятно снова слышать твой голос. – На самом деле ее низкий голос, произносящий слова так, как будто она ворочает булыжники, напомнил Гарри о том, как не любил он эту женщину.