Страница:
– Такие одинаковые, – сказала Мэгги.
– Вот именно. Это очень важно. С мальчиками, знаете ли, ничего не добьешься с первого раза. Можно делать все что угодно, но они сопротивляются. – Лицо ее помрачнело. –Ничто в этой жизни не происходит так, как надеешься. Даже у христиан. Ведь вы христианка, а, малышка?
Мэгги моргнула и сказала, что да, конечно.
– Эти мужчины тоже считают себя христианами, но они лишь притворяются, а меня не проведешь. Я почуяла от них запах пива. А настоящий христианин не пьет пиво. Мой Карл ни разу не брал в рот ни капли спиртного. И Мэнни тоже. По крайней мере, пока он не уехал из дома в армию. – Она взглянула на Пула так, точно он нес персональную ответственность за все ошибки ее сына. – И никогда не путался с дурными женщинами. Мы вбили это в него. Он был хорошим мальчиком, настолько хорошим, насколько мы смогли его сделать. И учитывая, откуда и как он появился. – Еще один угрюмый взгляд на Пула, как будто он знал и об этом тоже. – Мы заставили этого парня работать, и он работал, пока не оказался в армии. Школа есть школа, сказали мы, но работа – это твоя жизнь. Труд мясника благословлен Господом, но учение придумал человек, так же, как и чтение всех книг, кроме одной.
– Он рос счастливым ребенком? – спросил Пул.
– Дьявол печется о счастье, – сказала миссис Денглер, и лицо ее как бы потухло. – Вы думаете Карл заботился о таких вещах? Или я? Эти вопросы всегда задают другие. А теперь скажите мне кое-что, доктор Пул, и я надеюсь, что вы скажете мне правду. Наш мальчик пил спиртное во время службы? И опускался ли он до того, чтобы путаться с грязными женщинами? По вашему ответу я пойму, что за мужчина из него получился, а также, что из себя представляете вы сами. Плохой мрамор плохо обжаривается. Плохой мрамор в огне рассыпается на кусочки. И его мать тоже была плохой. Скажите мне, ответьте на мой вопрос или можете покинуть мой дом. Я впустила вас в дом, хотя вы не судья и не полицейский. И мое мнение ничуть не хуже вашего, если не намного лучше.
– Конечно, – сказал Майкл. – Нет, я не помню, чтобы ваш сын когда-нибудь выпивал. И он остался... как вы бы это назвали, целомудренным.
– Да, да. Это я знаю точно. Мэнни остался целомудренным. Тем, что я называю целомудренным, – добавила она, кинув на Пула ледяной взгляд.
Пулу стало интересно, как это она могла знать об этом до того, как он сказал ей, а если она знала, то зачем понадобилось спрашивать.
– Мы хотели бы рассказать вам кое-что о вашем сыне, – сказал Майкл, чувствуя, что слова его звучат как-то неуклюже.
– Говорите, – сказала Хельга и опять воспользовалась своей таинственной внутренней силой, чтобы изменить и собственное лицо, и атмосферу в комнате. Казалось, она беззвучно вздохнула, после чего и ее грузное тело, и воздух в комнате стали казаться тяжелее. В воздухе как бы висело ожидание. – Вы хотите рассказать – рассказывайте.
– Мы оторвали вас от работы, миссис Денглер? – спросила Мэгги. На лице Хельги засияла довольная улыбка.
– Я выключила плиту. Это может подождать, раз вы здесь. Знаете, что я думаю? Мы воспитывали Мэнни больше, чем делают большинство родителей. И некоторым наплевать на то, что мы делали. И не надо верить тому, что говорят. Маффин-стрит – особый замкнутый мир, как и любая другая улица. А теперь говорите.
– Миссис Денглер, – начал Андерхилл. – Ваш сын был потрясающим человеком. Он был настоящим героем под огнем, и больше того, он умел сочувствовать и был очень изобретателен...
– Ваши мысли текут не в том направлении, – прервала Тима миссис Денглер. – Вы хотите сказать, что он придумывал разные вещи? А разве это не часть общей беды? Если бы он не изобретал эти вещи, разве попал бы под суд?
– Я не стану отрицать, он попал под трибунал, – сказал Тим. – Но не думаю, что вы можете обвинять его в этом.
– Воображение надо обуздывать. Вы ведь говорите о воображении. Этому надо положить конец. Это единственное, что я знаю. И Карл это тоже знал. До самого последнего своего дня. – Она повернулась, почти что разнервничавшись, чтобы еще раз взглянуть на виноградные гроздья, состоящие из шариков, каждый с одинаковым огоньком внутри. – Что ж, продолжайте. Вы ведь этого хотите. Вы специально приехали сюда, чтобы рассказать.
Майкл рассказал о Долине Дракона, и истории, которые доставили удовольствие Джорджу Спитални, сначала никак не затронули Хельгу Денглер, а потом, казалось, повергли в ужас. Ее бледное лицо сделалось ярко-розовым, и она кинула на Пула взгляд, в котором сверкал уже отнюдь не ужас, а самая настоящая злость.
“Пожалуй, хватит рассказов и историй”, – подумал он.
– Поведение Мэнни было из ряда вон выходящим, и он передразнивал своего офицера. Поведение не должно быть из ряда вон выходящим, и офицеров надо уважать.
– Вся ситуация была из ряда вон выходящей, – вмешался Андерхилл.
– Так всегда говорят, когда ищут себе оправданий. Где бы ни был этот мальчик, он должен был вести себя так, как на Маффин-стрит. Гордыня – грех. Мы бы наказали его за это.
Несмотря на то, что между ними сидела Мэгги Ла, Пул чувствовал, как грустно Тиму Андерхиллу и как вскипает постепенно его злость.
– Миссис Денглер, – сказала Мэгги. – Вы только что сказали, что Мэнни был хорошим мальчиком, особенно если вспомнить, откуда он взялся.
Старуха подняла голову, как животное, принюхивающееся к ветру. За круглыми очками засияло нескрываемое удовольствие.
– А маленькие девочки умеют слушать, не правда ли? – сказала она.
– Вы ведь не имели в виду Маффин-стрит, правда?
– Мэнни был не с Маффин-стрит, вот так.
Мэгги ждала, что скажет дальше миссис Денглер, а Пул интересовался про себя, какое же место будет сейчас названо. Марс? Россия? Небеса?
– Мэнни родом из грязи, – сказала наконец миссис Денглер. – Мы взяли этого мальчишку из грязи и мы дали ему дом. Мы дали ему свое имя. Мы дали ему нашу религию. Мы кормили и одевали его. Неужели мы мало постарались? Вы думаете, плохие люди стали бы делать это все для брошенного в грязь ребенка?
– Вы усыновили его?
Андерхилл откинулся на спинку кушетки и в упор уставился на Хельгу Денглер.
– Мы усыновили бедного брошенного ребенка и мы дали ему новую жизнь. А вы думали, у его матери могли быть волосы такого цвета? Неужели вы так глупы? И Карл тоже был блондином, пока не поседел. Карл был ангелом Господним с его белокурыми волосами и вьющейся бородой. Сейчас я покажу вам.
Она почти что вскочила на ноги, вновь сверкнула на друзей своими рентгеновскими глазами и вышла из комнаты. Все это напоминало некую гротескную пародию на вечер, проведенный у Спитални.
– Он когда-нибудь говорил тебе что-нибудь о том, что его усыновили? – спросил Майкл у Андерхилла. Андерхилл покачал головой.
– Мануэль Ороско Денглер, – медленно произнесла Мэгги. – Вы должны были догадаться, что здесь что-то не так.
– Мы никогда не называли его этим именем, – сказал Майкл. Миссис Денглер открыла дверь, из-за которой тут же повеяло запахом сырости. В руках старуха сжимала альбом с фотографиями, сделанный из картона, раскрашенного под кожу. Углы и стыки альбома обтрепались, обнажая слои прессованной бумаги. Она подошла к кушетке, сгорая от нетерпения.
– Сейчас вы увидите моего Карла, – провозгласила она, открывая альбом на одной из первых страниц и поворачивая его к друзьям.
Фотография занимала почти всю страницу. Она была такого качества, что вполне можно было решить, что снимок сделан лет сто назад. В объектив улыбался высокий мужчина с белокурыми волосами, зачесанными за уши, и вьющейся бородой. Он был худ, но широкоплеч и носил черный костюм, который висел на нем, как мешок. Вид у Карла Денглера был очень нервный, напряженный. Природа религии этого человека ясно видна была на фотографии. Если глаза его жены смотрели сквозь вас в другой мир, не замечая ничего, что стояло между ней и этим миром, то глаза Карла глядели прямо в преисподнюю и как бы приговаривали вас оказаться там же.
– Карл был посланцем Бога, – сказала Хельга. – Это ясно видно по его лицу. Он был избранным. Мой Карл не был лентяем. Это вы тоже видите. И он не был мягким.Он никогда не пренебрегал своими обязанностями, даже когда эти обязанности требовали от него, чтобы он стоял на углу улицы при температуре ниже нуля. Слово Божие не станет ждать хорошей погоды, и Слову Божиему нужен преданный человек, чтобы нести его людям, и таким был мой Карл. Поэтому нам нужна была помощь. Ведь мы понимали, что в один прекрасный день Карл состарится. Но мы и подумать не могли, что с нами случится.
Она тяжело задышала, глаза за круглыми стеклами очков как бы увеличились, и у Майкла опять возникло чувство, что тело миссис Денглер начинает обретать какую-то необычную тяжеловесность, как бы впитывает в себя весь воздух в комнате, а вместе с ним все, что когда-либо было на свете правильного и хорошего, оставляя их навечно во тьме.
– Кто были его родители? – донесся до Майкла как будто издалека голос Андерхилла. Миссис Денглер поняла вопрос неправильно.
– Чудесные люди, – ответила она. – А у кого еще мог быть такой сын? Сильные люди. Отец Карла тоже был мясником, и Карл учил Мэнни ремеслу, чтобы он мог работать на нас, пока мы работали на самого Господа. Так что мы подняли его из грязи и дали ему вечную жизнь. Он должен был работать на нас я обеспечить нашу старость.
– Я понимаю, – Андерхилл чуть нагнулся вперед, чтобы встретиться глазами с Майклом. – Но нам также хотелось бы узнать кое-что о родителях вашего сына.
Миссис Денглер захлопнула альбом с фотографиями и положила его на колени. Повеяло опять запахом плесени, которым, видимо, был пропитан картон.
– У него не было родителей, – сказала Хельга, сверкая глазами, в которых по-прежнему отражалось довольство собой. – Он родился не как все нормальные люди, не как Карл и я. Мэнни был рожден вне брака. Его мать, Росита, торговала своим телом. Одна из этихженщин. Она родила младенца в больнице Маунт-Синаи и бросила его там. Просто ушла – и все. А у ребенка была вирусная инфекция, и он чуть не умер. Многие умерли, а он? Мы с мужем молились за него, и только поэтому мальчик выжил. Росита Ороско умерла через несколько недель. Ее избили до смерти. Думаете, это сделал отец ребенка? Мэнни был испанцем только со стороны матери, по крайней мере, так все время думали мы с Карлом. Так что вы понимаете, что я имею в виду. У Мэнни не было ни матери, ни отца.
– Отец Мэнни был одним из клиентов матери? – спросил Андерхилл.
– Мы не думали об этом.
– Но вы только что сказали, что не думаете, чтобы его отец был испанцем... латиноамериканцем.
– Что ж, – Хельга Денглер поменяла позу и одновременно выражение лица. – Должно же в нем было быть хоть что-то хорошее, чтобы уравновесить его грехи.
– А как получилось, что вы его усыновили?
– Карл услышал о бедном мальчике.
– Каким образом? Вы обращались в агентства, ведающие усыновлением?
– Конечно, нет. Я думаю, к нему пришла та женщина. Росита Ороско. Работа моего мужа приводила к нам многих низких, опустившихся, несчастных людей, умолявших о спасении их душ.
– Вы видели Роситу Ороско на проповедях вашего мужа? Теперь Хельга уперлась ногами в пол и в упор смотрела на мужа. Казалось, что она дышит кожей. Некоторое время все молчали.
– Я не хотел обидеть вас, – произнес наконец Андерхилл.
– К нам на проповеди ходили белые люди, – сказала Хельга ровным, спокойным, монотонным голосом. – Иногда к нам приходили католики. Но это все были порядочные, люди. Поляки. Но они тоже могут быть не хуже других.
– Я понимаю, – сказала Андерхилл. – Значит, вы никогда не видели мать Мэнни на ваших службах?
– У Мэнни не было матери, – сказала она тем же ровным, хорошо поставленным голосом. – У него не было ни отца, ни матери.
Андерхилл спросил, арестовала ли полиция человека, который избил до смерти Роситу Ороско.
Миссис Денглер очень медленно покачала головой, как ребенок, который клянется не выдавать секрет.
– Никого не интересовало, кто это сделал. При том, кем была эта женщина. Тот, кто это сделал, предстанет перед Господом. Ибо только он – наш верховный судия.
С ясностью галлюцинации перед глазами Пула предстала комната пыток в Садах Тигрового Бальзама, покореженные получеловеческие существа, стоящие на коленях перед грозным судьей.
– Итак они не нашли его.
– Я не припомню, чтобы кого-то арестовали.
– И ваш муж не проявил никакого интереса к этому делу?
– Конечно, нет. Мы и так сделали для мальчика все, что могли.
Она закрыла глаза. Мысли Пула потекли в другом направлении.
– А когда умер ваш муж, миссис Денглер?
Глаза женщины опять сверкнули в его сторону.
– Мой муж умер в тысяча девятьсот шестидесятом году.
– Ив том же году вы закрыли и церковь, и мясную лавку? Лицо миссис Денглер вновь как бы засветилось изнутри.
– Незадолго до этого, – сказала она. – Мэнни был слишком мал, чтобы быть мясником.
“Понимали ли вы? – подумал Пул. – Понимали ли вы, каким подарком был для вас этот мальчик, независимо от того, откуда он взялся?”
– У Мэнни не было друзей, – сказала миссис Денглер, как бы прочтя мысли Майкла. Пул не сразу понял, что именно звучит в голосе Хельги, и лишь когда она произнесла следующую фразу, Майкл осознал, что это была гордость. – Мальчик всегда был слишком занят, он помогал Карлу. Мы старались, чтобы он все время был занят. Детей надо приучать выполнять их обязанности. Да. Приучать выполнять обязанности. Потому что только так они научатся жить. Когда Карл был мальчиком, у него тоже не было друзей. Я держала Мэнни подальше от других мальчишек, и мы растили его так, как считали правильным. А когда он вел себя плохо, мы делали то, чему учит Писание. – Хельга подняла глаза и посмотрела прямо на Мэгги. – Нам надо было выбить из этого мальчишки его мать. Да. Вы понимаете, мы могли изменить ему имя. Дать ему хорошее немецкое имя. Но ему необходимо было знать, что он наполовину Мануэль Ороско, даже если вторая половина его фамилии Денглер. А Мануэля Ороско надо было приручить и посадить на цепь. Что бы и кто бы ни говорил. Мы делали это из любви к нему и потому что должны были делать. Я сейчас покажу вам, какие результаты это дало. Посмотрите.
Хельга начала листать альбом с фотографиями. Пулу очень хотелось бы просмотреть весь альбом. С того места, где он сидел, Майкл сумел разглядеть какие-то костры и знамена, но не людей.
– Да, – сказала миссис Денглер. – Здесь. Посмотрите, и вы поймете. Мальчик, выполняющий мужскую работу.
Она показала им газетную вырезку, покрытую листом прозрачной бумаги, как вся мебель миссис Денглер была покрыта пластиковыми чехлами.
“Милуоки Джорнал”, двадцатое сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года”, – было надписано чернилами наверху страницы.
Под фотографией была надпись: “Мальчик-мясник: Маленький восьмилетний Мэнни Денглер помогает отцу в лавке на Маффин-стрит. Сам разделывает оленью тушу. Это наверняка из области рекордов!”
Между двумя надписями была фотография черноволосого мальчугана, позирующего в огромном испачканном кровью переднике, который был велик ему настолько, что Мэнни был обернут им дважды, как в обертку для колбасы. В его крохотной ручке красовался пассивный разделочный топор. Этот топор ему наверняка велел взять фотограф, потому что он был велик не только для восьмилетнего ребенка, но и для туши, лежащей перед ним. Это было обезглавленное тело оленя, с которого была содрана шкура, и оно было порублено на аккуратные, ровные куски. У мальчика было лицо Денглера, на котором отразились одновременно удовольствие и сомнение.
– Он мог быть хорошим, – сказала мать мальчика. – И вот доказательство. Самый маленький мальчик в штате Висконсин, который в состоянии самостоятельно разделать оленью тушу.
Лицо миссис Денглер исказила гримаса, которая позволила Майклу предположить, что ее посетили воспоминания о каком-то горе. Сам он чувствовал себя так, будто проглотил огонь.
– Если бы они дали ему остаться дома, а не забрали, чтобы он воевал там с вами против... – Ледяной взгляд в сторону Мэгги. – Если бы не это, он мог бы сейчас работать в лавке, а я имела бы старость, которую заслужила. Вместо вот этого. Этого нищенского существования. Правительство украло его. Разве они не знали, для чего мы взяли его к себе?
Теперь все они был объектом ее злобы. В лицо миссис Денглер опять бросилась кровь, сделав его пунцово-розовым.
– После того, что они сказали, – произнесла миссис Денглер почти что про себя. – После того, что они сказали, это они убили его.
– А что они сказали? – спросил Пул.
В глазах миссис Денглер был лед, так что возникало желание поежиться, когда она смотрела на вас.
Пул поднялся на ноги и вдруг понял, что у него дрожат колени. К тому же огонь, который он проглотил, до сих пор еще жег ему внутренности.
Прежде чем Майкл собрался заговорить, Андерхилл спросил, не могут ли они осмотреть комнату мальчика.
Старуха поднялась.
– Они украли его, – сказала она, все еще глядя на Мэгги. – Все врали о нас.
– Армия лгала, когда забирали Мэнни? – переспросил Майкл. В ответ на него бросили совершенно убийственный и презрительный взгляд.
– Это была не армия, – сказала Хельга.
– Так как насчет комнаты? – опять спросил Андерхилл миссис Денглер, вокруг которой, казалось, парило теперь белое морозное облако.
– Конечно, – сказала она. – Вы посмотрите комнату. Никому Другому я бы не позволила. Идите сюда.
Хельга повернулась и вышла из комнаты. Пул представил себе, как, заслышав ее шаги, разбегаются по своим норам крысы и прячутся по углам пауки.
– Поднимемся наверх, – сказала миссис Денглер, направляясь по коридору к лестнице. Запах плесени и гнилого дерева был здесь особенно ощутим. Каждая ступенька лестницы скрипела, рядом с каждым гвоздем, которым был прибит линолеум, виднелось пятно ржавчины.
– У него была своя комната, у него было все самое лучшее, – повторяла старуха. – Прямо рядом с нами. Мы могли бы поселить его в подвале. Мы могли бы поселить его в помещении за мясной лавкой, но место ребенка – рядом с его родителями. Это уж я точно знаю: место ребенка – рядом с его родителями. Понимаете? Яблоко от яблони недалеко падает. А так Карл мог все время следить за мальчиком. Здорового ребенка необходимо наказывать так же часто, как и хвалить.
Коридор второго этажа был таким низким, что друзьям пришлось пригнуться. В конце коридора виднелось маленькое окошко, покрытое пылью, за которым можно было различить засыпанные снегом телефонные провода. Миссис Денглер открыла одну из двух деревянных дверей.
– Вот комната Мэнни, – сказала она, вставая в позу музейного гида и пропуская друзей вперед.
Это было все равно как войти всем вместе в уборную. Комната была размером примерно восемь на десять футов, и здесь было гораздо темнее, чем во всем доме. Пул потянулся к выключателю и нажал на него, но свет не зажегся. Затем он увидел шнур и пустую розетку, свисающие с потолка. Окно было забито досками и напоминало деревянный ящик. На какую-то секунду у Майкла мелькнула безумная мысль, что мать Денглера собирается захлопнуть дверь и запереть их втроем в этой крошечной комнатке без окон. Тогда они действительно оказались бы как бы внутри детства Денглера. Но Хельга Денглер все также стояла в дверях, сжав губы, совершенно безразличная и к тому, что они видели, и к тому, что думали.
Если комната и изменилась со времени, когда в ней жил Денглер, то явно не сильно. Здесь была узкая кровать, покрытая солдатским одеялом. Детский стол стоял рядом с книжной полкой, на которой стояли несколько томиков. Пул приблизил к ним лицо, чтобы взглянуть на корешки и чуть не присвистнул от удивления. На верхней полке стояли “Варвар” и “Варвар-король”, оба в красных переплетах, абсолютно идентичные тем, что остались лежать в багажнике его машины.
Мэгги подошла к Майклу и тоже пробормотала что-то удивленным голосом, когда увидела книги.
– Мы не мешали ребенку читать, что ему нравится, не надо думать, что мы были против, – сказала миссис Денглер.
На полках стояло все, что интересовало Мэнни Денглера – от “Волшебных сказок” братьев Гримм и “Варвара” до книжек Роберта Хайнлайна и Айзека Азимова, “Тома Сойера” и “Геккельбери Финна”. Рядом с книгами стояла игрушечная машинка, у которой не хватало двух колес и половина краски была облуплена. Здесь также были книги про птиц, про змей, о полезных ископаемых. Несколько религиозных трактатов, карманная Библия.
– Он весь день проводил здесь, когда мы ему позволяли, – сказала старуха. – Мэнни был ленивым. Вернее, он стал бы ленивым, если бы мы это допустили.
Стены комнатушки, казалось, давили на Пула. Ему очень хотелось бы иметь возможность обнять маленького мальчика, который прятался от всего мира в эту маленькую клетку без окон, и сказать ему, что он не ленивый, что он хороший, что на нем не лежит проклятие.
– Мой сын тоже любил читать про Варвара, – сказал он.
– Ничто не заменит Писания, – ответила миссис Денглер. – Хотя нетрудно сказать, откуда это исходит. – В ответ на вопросительный взгляд Майкла старуха пояснила. – От его матери. Это она купила книжки про слона. А скорее всего, украла где-нибудь. Как будто ее младенец мог прочесть такую большую книгу. Они были вместе с ней там, в больнице, и она оставила их рядом с мальчиком, когда бросила его. Я сказала, чтобы их выбросили, что это мусор, мусор, мусор, как и то, откуда они пришли. Но Карл сказал, что нет – надо, чтобы у ребенка было что-то от его родной матери. Я так не считала, но слово Карла было законом. Такие книги противны церкви, но Карлу виднее.
Пулу стало интересно, видит ли его старуха в этот момент или перед ее глазами стоят только мраморные шарики, готовые растрескаться на сковородке, которые надо наклеить на бесконечно повторяющуюся канву узора. Потом Пул заметил, что миссис Денглер все стоит и стоит в дверях, она как бы не может переступить порог комнаты. Ей хотелось бы оказаться внутри и вытащить их всех оттуда, но ноги отказывались повиноваться, отказывались внести внутрь тело.
– ...все смотрел и смотрел на эти книги, – прервал мысли Пула голос Хельги. – Я говорила ему: “Ты ничего не найдешь там. Все это глупости. Слоны не могут помочь тебе. Это все вранье, а вранье кончается адом”. И он знал, о чем я говорю. Да, он знал.
– Я думаю, теперь нам пора идти, – сказал Андерхилл. Мэгги тоже что-то пробормотала, но Майкл не смог разобрать слов. Он все еще смотрел на Хельгу, которая вроде бы разговаривала с ним, но при этом видела перед собой картину, которую не мог видеть никто другой.
– Когда мы взяли его, он был просто маленьким грязным ребенком. Мы принесли его в наше гнездышко, мы, Божьи люди, мы дали ребенку то, что имели – свою комнату, кучу еды, все, а он все это обратил в прах. – Старуха отошла на несколько шагов, давая друзьям возможность выйти из комнаты сына, и обвела взглядом всю компанию.
– Я не удивилась Тому, что случилось с Мэнни, – сказала она. – Он умер в грязи, как и его мать, разве не так? Карл всегда был слишком добр к людям.
Друзья дошли наконец до лестницы.
– А теперь идите, – сказала миссис Денглер, пробираясь мимо них к двери.
Когда они застегивали пальто, коридор заполнился ледяным воздухом. Миссис Денглер улыбнулась им и ее белые щеки опять порозовели.
– Жаль, что не могу поговорить с вами подольше, но мне надо возвращаться к работе. Смотрите, застегнитесь как следует.
Друзья вышли наружу, на чистый морозный воздух.
– Пока, – сказала в дверях миссис Денглер. – Пока. Пока. Да. Пока.
– Мне нужно время, чтобы оправиться, – сказала девушка, и Майкл прекрасно понимал, что она имеет в виду.
– И вот так вырос Денглер, – задумчиво произнес Андерхилл, когда они ехали на север, к отелю, по замерзшим улицам.
– Родители купили его, – сказала Мэгги. – Он должен был стать их рабом. Этот бедный маленький мальчик и его книжки про слона.
– Что это она все несла? Кто эти таинственные “они”? И про какую-то ложь. Старуха так ничего и не объяснила.
– У меня такое чувство, что мне придется пожалеть об этом, – сказал Андерхилл, – но как только мы закинем Мэгги в отель, отвези меня пожалуйста в главное отделение местной библиотеки. Это должно быть где-то довольно близко к нашему отелю. Мне надо кое-что посмотреть в газетах Милуоки. Эта женщина не объяснила слишком многого.
– Вот именно. Это очень важно. С мальчиками, знаете ли, ничего не добьешься с первого раза. Можно делать все что угодно, но они сопротивляются. – Лицо ее помрачнело. –Ничто в этой жизни не происходит так, как надеешься. Даже у христиан. Ведь вы христианка, а, малышка?
Мэгги моргнула и сказала, что да, конечно.
– Эти мужчины тоже считают себя христианами, но они лишь притворяются, а меня не проведешь. Я почуяла от них запах пива. А настоящий христианин не пьет пиво. Мой Карл ни разу не брал в рот ни капли спиртного. И Мэнни тоже. По крайней мере, пока он не уехал из дома в армию. – Она взглянула на Пула так, точно он нес персональную ответственность за все ошибки ее сына. – И никогда не путался с дурными женщинами. Мы вбили это в него. Он был хорошим мальчиком, настолько хорошим, насколько мы смогли его сделать. И учитывая, откуда и как он появился. – Еще один угрюмый взгляд на Пула, как будто он знал и об этом тоже. – Мы заставили этого парня работать, и он работал, пока не оказался в армии. Школа есть школа, сказали мы, но работа – это твоя жизнь. Труд мясника благословлен Господом, но учение придумал человек, так же, как и чтение всех книг, кроме одной.
– Он рос счастливым ребенком? – спросил Пул.
– Дьявол печется о счастье, – сказала миссис Денглер, и лицо ее как бы потухло. – Вы думаете Карл заботился о таких вещах? Или я? Эти вопросы всегда задают другие. А теперь скажите мне кое-что, доктор Пул, и я надеюсь, что вы скажете мне правду. Наш мальчик пил спиртное во время службы? И опускался ли он до того, чтобы путаться с грязными женщинами? По вашему ответу я пойму, что за мужчина из него получился, а также, что из себя представляете вы сами. Плохой мрамор плохо обжаривается. Плохой мрамор в огне рассыпается на кусочки. И его мать тоже была плохой. Скажите мне, ответьте на мой вопрос или можете покинуть мой дом. Я впустила вас в дом, хотя вы не судья и не полицейский. И мое мнение ничуть не хуже вашего, если не намного лучше.
– Конечно, – сказал Майкл. – Нет, я не помню, чтобы ваш сын когда-нибудь выпивал. И он остался... как вы бы это назвали, целомудренным.
– Да, да. Это я знаю точно. Мэнни остался целомудренным. Тем, что я называю целомудренным, – добавила она, кинув на Пула ледяной взгляд.
Пулу стало интересно, как это она могла знать об этом до того, как он сказал ей, а если она знала, то зачем понадобилось спрашивать.
– Мы хотели бы рассказать вам кое-что о вашем сыне, – сказал Майкл, чувствуя, что слова его звучат как-то неуклюже.
– Говорите, – сказала Хельга и опять воспользовалась своей таинственной внутренней силой, чтобы изменить и собственное лицо, и атмосферу в комнате. Казалось, она беззвучно вздохнула, после чего и ее грузное тело, и воздух в комнате стали казаться тяжелее. В воздухе как бы висело ожидание. – Вы хотите рассказать – рассказывайте.
– Мы оторвали вас от работы, миссис Денглер? – спросила Мэгги. На лице Хельги засияла довольная улыбка.
– Я выключила плиту. Это может подождать, раз вы здесь. Знаете, что я думаю? Мы воспитывали Мэнни больше, чем делают большинство родителей. И некоторым наплевать на то, что мы делали. И не надо верить тому, что говорят. Маффин-стрит – особый замкнутый мир, как и любая другая улица. А теперь говорите.
– Миссис Денглер, – начал Андерхилл. – Ваш сын был потрясающим человеком. Он был настоящим героем под огнем, и больше того, он умел сочувствовать и был очень изобретателен...
– Ваши мысли текут не в том направлении, – прервала Тима миссис Денглер. – Вы хотите сказать, что он придумывал разные вещи? А разве это не часть общей беды? Если бы он не изобретал эти вещи, разве попал бы под суд?
– Я не стану отрицать, он попал под трибунал, – сказал Тим. – Но не думаю, что вы можете обвинять его в этом.
– Воображение надо обуздывать. Вы ведь говорите о воображении. Этому надо положить конец. Это единственное, что я знаю. И Карл это тоже знал. До самого последнего своего дня. – Она повернулась, почти что разнервничавшись, чтобы еще раз взглянуть на виноградные гроздья, состоящие из шариков, каждый с одинаковым огоньком внутри. – Что ж, продолжайте. Вы ведь этого хотите. Вы специально приехали сюда, чтобы рассказать.
Майкл рассказал о Долине Дракона, и истории, которые доставили удовольствие Джорджу Спитални, сначала никак не затронули Хельгу Денглер, а потом, казалось, повергли в ужас. Ее бледное лицо сделалось ярко-розовым, и она кинула на Пула взгляд, в котором сверкал уже отнюдь не ужас, а самая настоящая злость.
“Пожалуй, хватит рассказов и историй”, – подумал он.
– Поведение Мэнни было из ряда вон выходящим, и он передразнивал своего офицера. Поведение не должно быть из ряда вон выходящим, и офицеров надо уважать.
– Вся ситуация была из ряда вон выходящей, – вмешался Андерхилл.
– Так всегда говорят, когда ищут себе оправданий. Где бы ни был этот мальчик, он должен был вести себя так, как на Маффин-стрит. Гордыня – грех. Мы бы наказали его за это.
Несмотря на то, что между ними сидела Мэгги Ла, Пул чувствовал, как грустно Тиму Андерхиллу и как вскипает постепенно его злость.
– Миссис Денглер, – сказала Мэгги. – Вы только что сказали, что Мэнни был хорошим мальчиком, особенно если вспомнить, откуда он взялся.
Старуха подняла голову, как животное, принюхивающееся к ветру. За круглыми очками засияло нескрываемое удовольствие.
– А маленькие девочки умеют слушать, не правда ли? – сказала она.
– Вы ведь не имели в виду Маффин-стрит, правда?
– Мэнни был не с Маффин-стрит, вот так.
Мэгги ждала, что скажет дальше миссис Денглер, а Пул интересовался про себя, какое же место будет сейчас названо. Марс? Россия? Небеса?
– Мэнни родом из грязи, – сказала наконец миссис Денглер. – Мы взяли этого мальчишку из грязи и мы дали ему дом. Мы дали ему свое имя. Мы дали ему нашу религию. Мы кормили и одевали его. Неужели мы мало постарались? Вы думаете, плохие люди стали бы делать это все для брошенного в грязь ребенка?
– Вы усыновили его?
Андерхилл откинулся на спинку кушетки и в упор уставился на Хельгу Денглер.
– Мы усыновили бедного брошенного ребенка и мы дали ему новую жизнь. А вы думали, у его матери могли быть волосы такого цвета? Неужели вы так глупы? И Карл тоже был блондином, пока не поседел. Карл был ангелом Господним с его белокурыми волосами и вьющейся бородой. Сейчас я покажу вам.
Она почти что вскочила на ноги, вновь сверкнула на друзей своими рентгеновскими глазами и вышла из комнаты. Все это напоминало некую гротескную пародию на вечер, проведенный у Спитални.
– Он когда-нибудь говорил тебе что-нибудь о том, что его усыновили? – спросил Майкл у Андерхилла. Андерхилл покачал головой.
– Мануэль Ороско Денглер, – медленно произнесла Мэгги. – Вы должны были догадаться, что здесь что-то не так.
– Мы никогда не называли его этим именем, – сказал Майкл. Миссис Денглер открыла дверь, из-за которой тут же повеяло запахом сырости. В руках старуха сжимала альбом с фотографиями, сделанный из картона, раскрашенного под кожу. Углы и стыки альбома обтрепались, обнажая слои прессованной бумаги. Она подошла к кушетке, сгорая от нетерпения.
– Сейчас вы увидите моего Карла, – провозгласила она, открывая альбом на одной из первых страниц и поворачивая его к друзьям.
Фотография занимала почти всю страницу. Она была такого качества, что вполне можно было решить, что снимок сделан лет сто назад. В объектив улыбался высокий мужчина с белокурыми волосами, зачесанными за уши, и вьющейся бородой. Он был худ, но широкоплеч и носил черный костюм, который висел на нем, как мешок. Вид у Карла Денглера был очень нервный, напряженный. Природа религии этого человека ясно видна была на фотографии. Если глаза его жены смотрели сквозь вас в другой мир, не замечая ничего, что стояло между ней и этим миром, то глаза Карла глядели прямо в преисподнюю и как бы приговаривали вас оказаться там же.
– Карл был посланцем Бога, – сказала Хельга. – Это ясно видно по его лицу. Он был избранным. Мой Карл не был лентяем. Это вы тоже видите. И он не был мягким.Он никогда не пренебрегал своими обязанностями, даже когда эти обязанности требовали от него, чтобы он стоял на углу улицы при температуре ниже нуля. Слово Божие не станет ждать хорошей погоды, и Слову Божиему нужен преданный человек, чтобы нести его людям, и таким был мой Карл. Поэтому нам нужна была помощь. Ведь мы понимали, что в один прекрасный день Карл состарится. Но мы и подумать не могли, что с нами случится.
Она тяжело задышала, глаза за круглыми стеклами очков как бы увеличились, и у Майкла опять возникло чувство, что тело миссис Денглер начинает обретать какую-то необычную тяжеловесность, как бы впитывает в себя весь воздух в комнате, а вместе с ним все, что когда-либо было на свете правильного и хорошего, оставляя их навечно во тьме.
– Кто были его родители? – донесся до Майкла как будто издалека голос Андерхилла. Миссис Денглер поняла вопрос неправильно.
– Чудесные люди, – ответила она. – А у кого еще мог быть такой сын? Сильные люди. Отец Карла тоже был мясником, и Карл учил Мэнни ремеслу, чтобы он мог работать на нас, пока мы работали на самого Господа. Так что мы подняли его из грязи и дали ему вечную жизнь. Он должен был работать на нас я обеспечить нашу старость.
– Я понимаю, – Андерхилл чуть нагнулся вперед, чтобы встретиться глазами с Майклом. – Но нам также хотелось бы узнать кое-что о родителях вашего сына.
Миссис Денглер захлопнула альбом с фотографиями и положила его на колени. Повеяло опять запахом плесени, которым, видимо, был пропитан картон.
– У него не было родителей, – сказала Хельга, сверкая глазами, в которых по-прежнему отражалось довольство собой. – Он родился не как все нормальные люди, не как Карл и я. Мэнни был рожден вне брака. Его мать, Росита, торговала своим телом. Одна из этихженщин. Она родила младенца в больнице Маунт-Синаи и бросила его там. Просто ушла – и все. А у ребенка была вирусная инфекция, и он чуть не умер. Многие умерли, а он? Мы с мужем молились за него, и только поэтому мальчик выжил. Росита Ороско умерла через несколько недель. Ее избили до смерти. Думаете, это сделал отец ребенка? Мэнни был испанцем только со стороны матери, по крайней мере, так все время думали мы с Карлом. Так что вы понимаете, что я имею в виду. У Мэнни не было ни матери, ни отца.
– Отец Мэнни был одним из клиентов матери? – спросил Андерхилл.
– Мы не думали об этом.
– Но вы только что сказали, что не думаете, чтобы его отец был испанцем... латиноамериканцем.
– Что ж, – Хельга Денглер поменяла позу и одновременно выражение лица. – Должно же в нем было быть хоть что-то хорошее, чтобы уравновесить его грехи.
– А как получилось, что вы его усыновили?
– Карл услышал о бедном мальчике.
– Каким образом? Вы обращались в агентства, ведающие усыновлением?
– Конечно, нет. Я думаю, к нему пришла та женщина. Росита Ороско. Работа моего мужа приводила к нам многих низких, опустившихся, несчастных людей, умолявших о спасении их душ.
– Вы видели Роситу Ороско на проповедях вашего мужа? Теперь Хельга уперлась ногами в пол и в упор смотрела на мужа. Казалось, что она дышит кожей. Некоторое время все молчали.
– Я не хотел обидеть вас, – произнес наконец Андерхилл.
– К нам на проповеди ходили белые люди, – сказала Хельга ровным, спокойным, монотонным голосом. – Иногда к нам приходили католики. Но это все были порядочные, люди. Поляки. Но они тоже могут быть не хуже других.
– Я понимаю, – сказала Андерхилл. – Значит, вы никогда не видели мать Мэнни на ваших службах?
– У Мэнни не было матери, – сказала она тем же ровным, хорошо поставленным голосом. – У него не было ни отца, ни матери.
Андерхилл спросил, арестовала ли полиция человека, который избил до смерти Роситу Ороско.
Миссис Денглер очень медленно покачала головой, как ребенок, который клянется не выдавать секрет.
– Никого не интересовало, кто это сделал. При том, кем была эта женщина. Тот, кто это сделал, предстанет перед Господом. Ибо только он – наш верховный судия.
С ясностью галлюцинации перед глазами Пула предстала комната пыток в Садах Тигрового Бальзама, покореженные получеловеческие существа, стоящие на коленях перед грозным судьей.
– Итак они не нашли его.
– Я не припомню, чтобы кого-то арестовали.
– И ваш муж не проявил никакого интереса к этому делу?
– Конечно, нет. Мы и так сделали для мальчика все, что могли.
Она закрыла глаза. Мысли Пула потекли в другом направлении.
– А когда умер ваш муж, миссис Денглер?
Глаза женщины опять сверкнули в его сторону.
– Мой муж умер в тысяча девятьсот шестидесятом году.
– Ив том же году вы закрыли и церковь, и мясную лавку? Лицо миссис Денглер вновь как бы засветилось изнутри.
– Незадолго до этого, – сказала она. – Мэнни был слишком мал, чтобы быть мясником.
“Понимали ли вы? – подумал Пул. – Понимали ли вы, каким подарком был для вас этот мальчик, независимо от того, откуда он взялся?”
– У Мэнни не было друзей, – сказала миссис Денглер, как бы прочтя мысли Майкла. Пул не сразу понял, что именно звучит в голосе Хельги, и лишь когда она произнесла следующую фразу, Майкл осознал, что это была гордость. – Мальчик всегда был слишком занят, он помогал Карлу. Мы старались, чтобы он все время был занят. Детей надо приучать выполнять их обязанности. Да. Приучать выполнять обязанности. Потому что только так они научатся жить. Когда Карл был мальчиком, у него тоже не было друзей. Я держала Мэнни подальше от других мальчишек, и мы растили его так, как считали правильным. А когда он вел себя плохо, мы делали то, чему учит Писание. – Хельга подняла глаза и посмотрела прямо на Мэгги. – Нам надо было выбить из этого мальчишки его мать. Да. Вы понимаете, мы могли изменить ему имя. Дать ему хорошее немецкое имя. Но ему необходимо было знать, что он наполовину Мануэль Ороско, даже если вторая половина его фамилии Денглер. А Мануэля Ороско надо было приручить и посадить на цепь. Что бы и кто бы ни говорил. Мы делали это из любви к нему и потому что должны были делать. Я сейчас покажу вам, какие результаты это дало. Посмотрите.
Хельга начала листать альбом с фотографиями. Пулу очень хотелось бы просмотреть весь альбом. С того места, где он сидел, Майкл сумел разглядеть какие-то костры и знамена, но не людей.
– Да, – сказала миссис Денглер. – Здесь. Посмотрите, и вы поймете. Мальчик, выполняющий мужскую работу.
Она показала им газетную вырезку, покрытую листом прозрачной бумаги, как вся мебель миссис Денглер была покрыта пластиковыми чехлами.
“Милуоки Джорнал”, двадцатое сентября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года”, – было надписано чернилами наверху страницы.
Под фотографией была надпись: “Мальчик-мясник: Маленький восьмилетний Мэнни Денглер помогает отцу в лавке на Маффин-стрит. Сам разделывает оленью тушу. Это наверняка из области рекордов!”
Между двумя надписями была фотография черноволосого мальчугана, позирующего в огромном испачканном кровью переднике, который был велик ему настолько, что Мэнни был обернут им дважды, как в обертку для колбасы. В его крохотной ручке красовался пассивный разделочный топор. Этот топор ему наверняка велел взять фотограф, потому что он был велик не только для восьмилетнего ребенка, но и для туши, лежащей перед ним. Это было обезглавленное тело оленя, с которого была содрана шкура, и оно было порублено на аккуратные, ровные куски. У мальчика было лицо Денглера, на котором отразились одновременно удовольствие и сомнение.
– Он мог быть хорошим, – сказала мать мальчика. – И вот доказательство. Самый маленький мальчик в штате Висконсин, который в состоянии самостоятельно разделать оленью тушу.
Лицо миссис Денглер исказила гримаса, которая позволила Майклу предположить, что ее посетили воспоминания о каком-то горе. Сам он чувствовал себя так, будто проглотил огонь.
– Если бы они дали ему остаться дома, а не забрали, чтобы он воевал там с вами против... – Ледяной взгляд в сторону Мэгги. – Если бы не это, он мог бы сейчас работать в лавке, а я имела бы старость, которую заслужила. Вместо вот этого. Этого нищенского существования. Правительство украло его. Разве они не знали, для чего мы взяли его к себе?
Теперь все они был объектом ее злобы. В лицо миссис Денглер опять бросилась кровь, сделав его пунцово-розовым.
– После того, что они сказали, – произнесла миссис Денглер почти что про себя. – После того, что они сказали, это они убили его.
– А что они сказали? – спросил Пул.
В глазах миссис Денглер был лед, так что возникало желание поежиться, когда она смотрела на вас.
Пул поднялся на ноги и вдруг понял, что у него дрожат колени. К тому же огонь, который он проглотил, до сих пор еще жег ему внутренности.
Прежде чем Майкл собрался заговорить, Андерхилл спросил, не могут ли они осмотреть комнату мальчика.
Старуха поднялась.
– Они украли его, – сказала она, все еще глядя на Мэгги. – Все врали о нас.
– Армия лгала, когда забирали Мэнни? – переспросил Майкл. В ответ на него бросили совершенно убийственный и презрительный взгляд.
– Это была не армия, – сказала Хельга.
– Так как насчет комнаты? – опять спросил Андерхилл миссис Денглер, вокруг которой, казалось, парило теперь белое морозное облако.
– Конечно, – сказала она. – Вы посмотрите комнату. Никому Другому я бы не позволила. Идите сюда.
Хельга повернулась и вышла из комнаты. Пул представил себе, как, заслышав ее шаги, разбегаются по своим норам крысы и прячутся по углам пауки.
– Поднимемся наверх, – сказала миссис Денглер, направляясь по коридору к лестнице. Запах плесени и гнилого дерева был здесь особенно ощутим. Каждая ступенька лестницы скрипела, рядом с каждым гвоздем, которым был прибит линолеум, виднелось пятно ржавчины.
– У него была своя комната, у него было все самое лучшее, – повторяла старуха. – Прямо рядом с нами. Мы могли бы поселить его в подвале. Мы могли бы поселить его в помещении за мясной лавкой, но место ребенка – рядом с его родителями. Это уж я точно знаю: место ребенка – рядом с его родителями. Понимаете? Яблоко от яблони недалеко падает. А так Карл мог все время следить за мальчиком. Здорового ребенка необходимо наказывать так же часто, как и хвалить.
Коридор второго этажа был таким низким, что друзьям пришлось пригнуться. В конце коридора виднелось маленькое окошко, покрытое пылью, за которым можно было различить засыпанные снегом телефонные провода. Миссис Денглер открыла одну из двух деревянных дверей.
– Вот комната Мэнни, – сказала она, вставая в позу музейного гида и пропуская друзей вперед.
Это было все равно как войти всем вместе в уборную. Комната была размером примерно восемь на десять футов, и здесь было гораздо темнее, чем во всем доме. Пул потянулся к выключателю и нажал на него, но свет не зажегся. Затем он увидел шнур и пустую розетку, свисающие с потолка. Окно было забито досками и напоминало деревянный ящик. На какую-то секунду у Майкла мелькнула безумная мысль, что мать Денглера собирается захлопнуть дверь и запереть их втроем в этой крошечной комнатке без окон. Тогда они действительно оказались бы как бы внутри детства Денглера. Но Хельга Денглер все также стояла в дверях, сжав губы, совершенно безразличная и к тому, что они видели, и к тому, что думали.
Если комната и изменилась со времени, когда в ней жил Денглер, то явно не сильно. Здесь была узкая кровать, покрытая солдатским одеялом. Детский стол стоял рядом с книжной полкой, на которой стояли несколько томиков. Пул приблизил к ним лицо, чтобы взглянуть на корешки и чуть не присвистнул от удивления. На верхней полке стояли “Варвар” и “Варвар-король”, оба в красных переплетах, абсолютно идентичные тем, что остались лежать в багажнике его машины.
Мэгги подошла к Майклу и тоже пробормотала что-то удивленным голосом, когда увидела книги.
– Мы не мешали ребенку читать, что ему нравится, не надо думать, что мы были против, – сказала миссис Денглер.
На полках стояло все, что интересовало Мэнни Денглера – от “Волшебных сказок” братьев Гримм и “Варвара” до книжек Роберта Хайнлайна и Айзека Азимова, “Тома Сойера” и “Геккельбери Финна”. Рядом с книгами стояла игрушечная машинка, у которой не хватало двух колес и половина краски была облуплена. Здесь также были книги про птиц, про змей, о полезных ископаемых. Несколько религиозных трактатов, карманная Библия.
– Он весь день проводил здесь, когда мы ему позволяли, – сказала старуха. – Мэнни был ленивым. Вернее, он стал бы ленивым, если бы мы это допустили.
Стены комнатушки, казалось, давили на Пула. Ему очень хотелось бы иметь возможность обнять маленького мальчика, который прятался от всего мира в эту маленькую клетку без окон, и сказать ему, что он не ленивый, что он хороший, что на нем не лежит проклятие.
– Мой сын тоже любил читать про Варвара, – сказал он.
– Ничто не заменит Писания, – ответила миссис Денглер. – Хотя нетрудно сказать, откуда это исходит. – В ответ на вопросительный взгляд Майкла старуха пояснила. – От его матери. Это она купила книжки про слона. А скорее всего, украла где-нибудь. Как будто ее младенец мог прочесть такую большую книгу. Они были вместе с ней там, в больнице, и она оставила их рядом с мальчиком, когда бросила его. Я сказала, чтобы их выбросили, что это мусор, мусор, мусор, как и то, откуда они пришли. Но Карл сказал, что нет – надо, чтобы у ребенка было что-то от его родной матери. Я так не считала, но слово Карла было законом. Такие книги противны церкви, но Карлу виднее.
Пулу стало интересно, видит ли его старуха в этот момент или перед ее глазами стоят только мраморные шарики, готовые растрескаться на сковородке, которые надо наклеить на бесконечно повторяющуюся канву узора. Потом Пул заметил, что миссис Денглер все стоит и стоит в дверях, она как бы не может переступить порог комнаты. Ей хотелось бы оказаться внутри и вытащить их всех оттуда, но ноги отказывались повиноваться, отказывались внести внутрь тело.
– ...все смотрел и смотрел на эти книги, – прервал мысли Пула голос Хельги. – Я говорила ему: “Ты ничего не найдешь там. Все это глупости. Слоны не могут помочь тебе. Это все вранье, а вранье кончается адом”. И он знал, о чем я говорю. Да, он знал.
– Я думаю, теперь нам пора идти, – сказал Андерхилл. Мэгги тоже что-то пробормотала, но Майкл не смог разобрать слов. Он все еще смотрел на Хельгу, которая вроде бы разговаривала с ним, но при этом видела перед собой картину, которую не мог видеть никто другой.
– Когда мы взяли его, он был просто маленьким грязным ребенком. Мы принесли его в наше гнездышко, мы, Божьи люди, мы дали ребенку то, что имели – свою комнату, кучу еды, все, а он все это обратил в прах. – Старуха отошла на несколько шагов, давая друзьям возможность выйти из комнаты сына, и обвела взглядом всю компанию.
– Я не удивилась Тому, что случилось с Мэнни, – сказала она. – Он умер в грязи, как и его мать, разве не так? Карл всегда был слишком добр к людям.
Друзья дошли наконец до лестницы.
– А теперь идите, – сказала миссис Денглер, пробираясь мимо них к двери.
Когда они застегивали пальто, коридор заполнился ледяным воздухом. Миссис Денглер улыбнулась им и ее белые щеки опять порозовели.
– Жаль, что не могу поговорить с вами подольше, но мне надо возвращаться к работе. Смотрите, застегнитесь как следует.
Друзья вышли наружу, на чистый морозный воздух.
– Пока, – сказала в дверях миссис Денглер. – Пока. Пока. Да. Пока.
* * *
Когда они сели наконец в машину, Мэгги сказала, что плохо себя чувствует и поедет в “Форшеймер”, ляжет в постель, а они пускай встречаются с друзьями Спитални.– Мне нужно время, чтобы оправиться, – сказала девушка, и Майкл прекрасно понимал, что она имеет в виду.
– И вот так вырос Денглер, – задумчиво произнес Андерхилл, когда они ехали на север, к отелю, по замерзшим улицам.
– Родители купили его, – сказала Мэгги. – Он должен был стать их рабом. Этот бедный маленький мальчик и его книжки про слона.
– Что это она все несла? Кто эти таинственные “они”? И про какую-то ложь. Старуха так ничего и не объяснила.
– У меня такое чувство, что мне придется пожалеть об этом, – сказал Андерхилл, – но как только мы закинем Мэгги в отель, отвези меня пожалуйста в главное отделение местной библиотеки. Это должно быть где-то довольно близко к нашему отелю. Мне надо кое-что посмотреть в газетах Милуоки. Эта женщина не объяснила слишком многого.