Стрешинский М.. Генерал Симоняк

   Час сорок минут гремела артиллерия. На вражеской стороне разорвалось двести двадцать тысяч снарядов. Еще не умолкли залпы катюш, еще на неприятельском переднем крае вздымались столбы земли и дыма, а наша пехота по сигналу ракет поднялась из траншей.
   Симоняк, поворачивая перископ, всюду отчетливо видел людей, бегущих по заснеженному полю.
   - Пошла гвардия!
   Головные цепи уже перемахнули через первую неприятельскую траншею.
   - Быстрей! Быстрей! - торопил Симоняк солдат, как будто они могли услышать его в яростно бушевавшем шквале металла и огня.
   Быстрей! Быстрей! Выигранные минуты - это спасенные человеческие жизни, это верный боевой успех.
   2
   Майор Зверев за ночь измучился от ожидания. К четырем часам утра роты заняли выносные траншеи, продолбленные в мерзлой земле. Восемьсот - тысяча метров отделяли ранее нашу первую линию от немецкой, а сейчас между ними сто двести метров.
   Комбат с беспокойством прислушивался к тому, что происходило по ту сторону ничейной земли. Порой доносился кашель неприятельского часового, слышались громко произнесенные фразы, и Зверев жалел, что плохо знает немецкий язык.
   Под утро в батальон заглянул заместитель командира полка по политической части майор Константин Сергеевич Донковский.
   Зашли в крохотную землянку, где помещался штаб комбата, - его ячейка управления: радист, телефонисты, посыльные. Поговорили несколько минут. Донковский уже успел побывать во всех ротах и был доволен, - задачу люди знают, коммунисты и комсомольцы готовы показать пример в бою. Он сказал:
   - В батальоне остается агитатор полка.
   - Старший лейтенант Лях?
   - Он самый.
   - Смелый офицер!
   - Какие к нам претензии, комбат? - Зверев пожал плечами, как бы говоря: всё, что полагалось, от полка получил.
   - Тогда прощевай. Загляну к Малашенкову. - И замполит ушел, словно растаял в темноте.
   Когда грянул артиллерийский гром, у Зверева радостно забилось сердце. Теперь можно было выпрямиться во весь рост, громко, полным голосом говорить, отдавать команды.
   За пять минут до установленного для начала атаки срока командир батальона приказал приготовиться к броску. Он знал, как важно выиграть первую минуту вслед за переносом артиллерийского огня в глубину вражеской обороны. Противник еще не пришел в себя, прижат к земле и, конечно, не способен на то сопротивление, которое оказал бы позже. Нет, эту драгоценную минуту нельзя упускать.
   - Вперед! - зычно крикнул Зверев.
   - Вперед! - повторили команду ротные.
   - Вперед! - подхватил комсорг роты молодой коммунист Кризогренцев. Крепкий, сильный, он легко перемахнул через обледенелый бруствер. За ним выскочили разведчики Антонов и Курбашев. Первая гвардейская цепь рванулась в атаку.
   Год назад бойцы батальона одним рывком, не переводя дыхания, не замедляя стремительного бега, пронеслись через Неву и лихо взобрались на отвесные кручи левого берега. И теперь нужна была не меньшая быстрота. Стрелковые цепи мчались по изрытому полю, перескакивали траншеи.
   Немцы так и не успели подорвать плотину и затопить глубокий противотанковый ров, находившийся метрах в четырехстах от их первой траншеи. Они еще не опамятовались от огневого шквала, а гвардейцы уже перемахнули на другую сторону рва.
   С уцелевшими в траншеях гитлеровцами расправлялись специально выделенные группы автоматчиков, а стрелковые взводы, не останавливаясь, шли вперед. Три километра напрямую до Виттолова. Чтобы не снижать темпа наступления, гвардейские цепи сменяли одна другую. Едва первая цепь достигла третьей траншеи, как ее нагнала вторая цепь, опередила и повела наступление свежими силами.
   Двинулся вперед и комбат. Он побежал по открытому полю, перепрыгивая через глубокие ямы и дымящиеся воронки. Остановку сделал за третьей траншеей, в небольшом овражке, откуда хорошо видел Виттоловскую высоту. По ней еще била наша артиллерия.
   Разведчики Антонов и Курбашев вели пленных. Семь немецких солдат шли гуськом по узенькой стежке.
   - Что с ними делать, товарищ гвардии майор? - спросил Антонов.
   - В тыл. Где захватили?
   - В землянке. Подбираемся к ней, видим двух немцев. Хенде хох! - кричу им, а они за автоматы. Опередили мы их. Вскочили в землянку, гранаты держим наготове. Так семерых и взяли.
   - Молодцы! - сказал Зверев. - Ведите в полк, там ждут языков.
   Комбат передвинул свой командный пункт еще ближе к ротным цепям.
   У подножия высоты, занесенной снегом, укрылся дот.
   - Видишь? - указал Зверев лежавшему рядом с ним командиру артдивизиона.
   Капитан-артиллерист передал по рации команду на огневые позиции. Несколько минут снаряды долбили бетонную огневую точку. Тем временем к ней подбиралась штурмовая группа. Когда артиллеристы сделали последний залп, гвардейцы блокировали дот.
   - Усилить натиск! - торопил комбат ротных.
   Гвардейцы просачивались в Виттолово. Звонко трещали автоматные и пулеметные очереди, громыхали гранатные взрывы. И справа, уже над высотой, заалел кумачовый стяг. Поднял его агитатор полка Лях. Он заменил тяжело раненного командира направляющей роты.
   Зверев посмотрел на часы. Двенадцать. За шестьдесят минут батальон прошел три страшных километра и оседлал высоту. Комбат верил в успех и всё же не ожидал его так быстро.
   А к Виттолову подходил батальон Малашенкова. Развивая наступление, он двигался на Большое Карлино. Радист соединил Зверева с командиром полка. Кожевников поздравил его с первой победой.
   - Командир корпуса, - сообщил он, - награждает тебя именными часами.
   Комдив Щеглов делал на карте всё новые и новые пометки - полки с каждым часом глубже вгрызались в оборону врага. Имеются трофеи и пленные, докладывали командиры полков.
   Уже немало этих пленных, присмиревших и обмякших, провели в сторону Ленинграда. Не так они держались осенью сорок первого года. Теперь у них и вид другой, и тон пониже. Как только заговоришь с ними, торопятся произнести заученную фразу: Я не стрелял по Ленинграду.
   Разберутся - кто стрелял... Комдиву некогда возиться с пленными. Несколько оправившись от первого удара, противник усиливал сопротивление.
   Особенно беспокоили Щеглова фланги. Когда он водил лыжный полк по вражеским тылам, у него всё кругом было обнажено, отовсюду можно было ждать удара. И работая в оперативном отделе, он порой подшучивал над командирами дивизий или полков, которых страшат, останавливают открытые фланги, незащищенные стыки... Теперь же, оказавшись на их месте, Щеглов озабоченно следил, как продвигаются соседи справа и слева. Они наступали медленнее 63-й дивизии.
   Разведчики доносили: со стороны Пушкина к Большому Виттолову подтягивается колонна бронемашин. У деревушки Мендухари замечены тигры и фердинанды. Рискованно пробиваться вперед, подставляя врагу обнаженные бока.
   Щеглов высказал свои опасения Симоняку. Комкор, сощурив раскосые глаза, спросил:
   - Отказываетесь помогать правому соседу?
   - Почему? Я этого не говорил.
   - Противник того и ждет, когда мы остановимся, ослабим нажим. Нельзя давать ему отдышаться. К рассвету Афанасьев должен быть в Мендухари. А о флангах не думайте. Путилову трудней приходится, контратаки отбивает. Прикроем вас. Кстати, я перебираюсь отсюда...
   Генерал назвал свой новый наблюдательный пункт - правее Пулкова, в расположении 64-й дивизии.
   Гвардейцы шли вперед, но стрелковый корпус, наступавший справа от них, в течение всего дня не мог добиться сколько-нибудь серьезного успеха. Это затрудняло действия 64-й гвардейской дивизии. Симоняку, естественно, хотелось выяснить положение дел на месте. В дивизию он попал к вечеру. Высунувшись из траншеи и показывая на истерзанную, изрытую вдоль и поперек ложбину, Романцов сообщил:
   - Два наших полка там дерутся. Заняты Верхнее Койрово и Венерязи.
   Никаких поселков комкор, конечно, не увидел. Были они когда-то, да остались лишь на картах, а развалины сравнял с землей артиллерийский огонь, припорошил глубокий снег.
   Симоняк внимательно выслушал доклад комдива. Стремительной была здесь атака гвардейцев, гибким - маневр на поле боя.
   - Жаль, что танки не удалось переправить через ров, - заметил комкор. - У Щеглова они славно поработали. У соседа, Иван Данилович, как сейчас дела?
   - А-а, мы на три километра врубились, а они, - Романцов досадливо махнул рукой, - топчутся почти на исходных.
   - Твой успех, думаю, им поможет. Давай-ка, Иван Данилович, обмозгуем, как действовать дальше.
   Симоняк долго беседовал с Романцовым. Обнаженный правый фланг придется прикрыть одной - двумя ротами автоматчиков, артиллерийским огнем, пулеметы туда выдвинуть. А основные силы пехоты и танков нужно использовать для наращивания удара.
   - У тебя, Иван Данилович, целый полк в резерве. Его и следует ввести в бой через боевые порядки шестьдесят третьей дивизии. Шерстнев продвинулся глубже. С его стороны сподручнее атаковать Гонгози. Смотри-ка...
   Они оба наклонились над картой.
   - Сделаю, Николай Павлович, - сказал Романцов. - Сейчас же примусь. Щеглову в тот день не пришлось долго разговаривать с командиром корпуса, но то, что ему сказал Симоняк, заставляло действовать еще энергичнее. Щеглов приказал оперативной группе собираться в дорогу.
   - Солдаты вон куда ушли, а мы тут расселись, как в буржуазном парламенте, - усмехнулся он. - Так и связь с боевыми порядками потеряем.
   - Куда же? - осведомился начальник политотдела дивизии Дьяченко.
   - Вперед, Константин Иванович. На Вороньей горе флаг поднимать.
   Комдив, конечно, шутил, но лицо, веселое, возбужденное, дышало таким задором, что всем - и Дьяченко, и начарту Буданову, и начальнику оперативного отделения Гепнеру - подумалось: а ведь и в самом деле не столь уже далеко до Вороньей горы и Красного Села.
   Узенькая тропинка, проложенная по снежной целине связными и посыльными, привела Щеглова и шедших вместе с ним штабных офицеров к бывшему вражескому переднему краю.
   - Хорошо поработали артиллеристы, - заметил Щеглов, обращаясь к Буданову.
   - Надо было ожидать...
   Неприятельские траншеи завалило землей, перемешанной со снегом, камнями, бревнами. Молчали развороченные дзоты. И всюду валялись трупы в шинелях мышиного цвета. Многие офицеры и солдаты 170-й немецкой пехотной дивизии так и не ушли отсюда.
   В противотанковом рву саперы взрывали отвесные стены, укладывали бревенчатые мостки. В горловину прорыва втягивались тяжелые танки, артиллерийские батареи. С любопытством оглядываясь по сторонам, шагали подразделения из резерва. Юркий вездеход тащил походную кухню.
   Громче и отчетливей становились винтовочные выстрелы, чаще громыхали разрывы снарядов и мин.
   Прямо в поле, на поваленном снарядом дереве сидел немолодой солдат в ватнике. Голова его была обвязана бинтом, сквозь который проступали пятна крови.
   - Где ранило? - спросил комдив.
   - У этой, как ее...
   - У Мендухари?
   - Вот-вот... Сначала пулей в руку. А после мина разорвалась. Ротный Михайличенко отправил на ППМ. Такой бой идет, а я отвоевался.
   - Фашистов много побил?
   - Не до счету было, товарищ гвардии полковник. За троих ручаюсь - из автомата во второй траншее скосил.
   - Молодец! - похвалил Щеглов.
   - Я-то? - удивился солдат. - Таких молодцов у нас целая рота.
   Полковник взглянул на часы. Уже сорок минут оперативная группа в пути, а ведь в бою обстановка нередко меняется мгновенно. Надо торопиться.
   Багровое солнце медленно ползло по гряде высот, задело за Воронью гору и скрылось. Приближались сумерки.
   - Ночь нам поможет, - произнес Щеглов. - Скоро ли доберемся?
   - Дошли. Видите блиндажи? Тут обосновался сто девяностый полк.
   Щеглова и его спутников заметили. Им навстречу торопливо шагали Афанасьев и Евсеенков.
   - Хочу здесь на время остановиться, - сказал Щеглов командиру полка. - Не посетуешь на соседство?
   - А мы думаем вперед уходить, - усмехнулся Афанасьев. - Если и останемся, так до утра только.
   - Да, задерживаться не к чему. Как у вас? Судя по твоему комиссару, жарко?
   Евсеенков с полчаса назад вернулся из батальона Панфилова. Почерневшее лицо, горящие глаза, халат в пятнах и подпалинах - всё говорило о том, что Александр Корнеевич побывал в серьезной переделке. Но он не стал вдаваться в подробности, только заметил:
   - Парилку фашистам устроили хорошую.
   - А вы что под крышу не приглашаете?
   - Идемте, товарищ гвардии полковник. Тут целый город под землей. Выбор жилья большой.
   На дощатом полу блиндажа лежал артиллерийский целлулоидный круг с немецкими надписями, в углу была свалена груда газет и журналов. На подоконнике зеленела крохотная искусственная зеленая елочка.
   - Раскройте дверь, - резко сказал комдив. - Здесь еще задохнешься! Всю фашистскую дребедень выбросить и сжечь.
   Щеглов уселся за стол, распахнул полы бекеши.
   - Что там с Мендухари? - спросил он Афанасьева.
   - Не удалось с ходу взять. Немцы закрепиться успели. Бьют из пушек и минометов. Танки у них...
   - Завтра будет еще труднее. Командир корпуса приказал взять Мендухари ночью. Понятно?
   - Сколько еще отсиживаться будем, Тимофей? - вздохнул Виктор Иванов, жадно затягиваясь цигаркой. Его обветренное худощавое лицо на мгновение осветилось красноватым светом.
   Сосед Виктора, старательно протиравший тряпицей запотевший автомат, был более уравновешен.
   - Не ворчи, - успокаивал он товарища, - и до нас черед дойдет. Имеешь орден Славы? Будет и второй.
   Виктора и Тимофея часто принимали за братьев, - оба Ивановы, держатся рядышком. Автоматчики не спорили. Братья так братья. Не всегда и родные живут так дружно. А что один ленинградец, другой из Орехово-Зуева, так не всё ли равно!..
   Разговор друзей прервало появление посыльного из штаба. Подполковник Афанасьев срочно вызывал командира роты автоматчиков.
   Капитан Массальский возвратился около полуночи. С одного взгляда на батю, как звали автоматчики своего двадцатитрехлетнего командира, и Тимофею и Виктору стало ясно: сидению в блиндаже пришел конец.
   Капитан коротко ознакомил солдат с боевой задачей.
   - Выходи! - скомандовал он.
   Ночную темь озаряли то желтоватые, то малиновые вспышки орудийных выстрелов. Переливаясь разными цветами, играли в небе огни ракет.
   Неподалеку от Мендухари рота остановилась. Здесь ее встретили комбат Ефименко и парторг полка Сень.
   Ефименко коротко ознакомил Массальского с данными батальонных разведчиков, на местности показал немецкий дзот, сообщил о засеченных батареях.
   - Дружный вы народ, автоматчики! - напутствовал гвардейцев Сень. - Небось истосковались по настоящему делу? А тут можно показать, что такое дерзость и боевая удаль.
   ...По лощинам и овражкам, где ползком, зарываясь в снег, где полусогнувшись, перебежками, взвод лейтенанта Капустинова пробирался в тыл к немцам. Автоматчики растворились в снежном море.
   В одном месте наткнулись на часового. Его сняли тихо, не успел даже крикнуть, - и продолжали двигаться к южной окраине деревни, где стояли вражеские батареи.
   Массальский нетерпеливо ждал условного сигнала. Сержант Николай Кривошеев с несколькими солдатами незаметно подполз к дзоту, закрывавшему путь в деревню. Без единого выстрела покончили с гарнизоном. Можно было двигаться вперед, но Капустинов всё не подавал о себе вестей.
   - Держаться друг от друга на дистанции пятнадцать - двадцать метров, предупреждал Массальский автоматчиков. - Патронов не жалеть - всё время стрелять. Пусть думают - не рота, а целый полк окружает Мендухари.
   Наконец-то он увидел вспыхнувшие за деревней три красные ракеты. Донеслись автоматные очереди. В тот же миг залился свисток: в атаку! Автоматчики рванулись к деревне.
   Всё перемешалось в ночной мгле. И с тыла и с фронта секли по немцам свинцовые ливни. Над полем разнеслось такое многоголосое и громкое ура, что, казалось, оно вырывается из сотен глоток. Парторг Сень включил радиорепродуктор с усилителем и запустил пластинку...
   Гарнизон Мендухари, днем остановивший батальон, двигавшийся при поддержке танков, сейчас не устоял против роты автоматчиков и бежал. Лишь в отдельных местах завязывались горячие схватки.
   Тимофей и Виктор Ивановы действовали в правофланговой группе. Не успели они приблизиться к строениям, как из развалин сарая застрочил пулемет. Снова пришлось залечь. Тимофей подкрался к немцам, ловко метнул гранату. Услышал стоны. Капут!
   Побежали дальше. Из каменного подвала вел огонь станковый пулемет. Опять залегай.
   - Обожди! - бросил другу Виктор и пополз к массивным бетонным трубам, лежавшим у дома. Скрылся в одной из них, но вскоре выполз обратно.
   - По этим трубам и подберемся.
   Последнее бетонное кольцо лежало метрах в тридцати от подвала.
   - Покатим, - шепнул Тимофей.
   Автоматчики, упираясь ногами в снег, начали толкать тяжелую трубу. Она сперва не поддавалась, примерзла к земле. Долго мучились, но стронули с места. Пот лил ручьем, соленые капли слепили глаза, а всё же они подкатили бетонную громадину к самой амбразуре. Швырнули вниз по гранате, и пулемет замолчал.
   В деревне еще гремели выстрелы. Тимофей и Виктор заторопились на помощь товарищам. В узкой улочке друзья разминулись. Тимофей! - окликнул друга отставший Виктор, но в ответ просвистела пуля. Боец камнем упал в снег, дал очередь и тотчас скрылся за углом дома. Позиция оказалась неудобной - автомат он держал в левой руке, но это не помешало солдату уложить еще трех гитлеровцев.
   Где же Тимофей? - беспокоился Виктор.
   Рота захватила три вражеские батареи со штабелями снарядов, много других трофеев. Подсчитывать их не стали - некогда. Командир приказал занять круговую оборону в полукилометре впереди деревни. Виктор и автоматчик Хазов отрыли в снегу несколько окопчиков, положили рядом с собой по трофейному автомату с несколькими снаряженными магазинами.
   Еще не рассвело, когда немцы предприняли контратаку. Минут десять обстреливали деревню из орудий и минометов. Массальский смеялся, - в Мендухари он не оставил ни одного человека.
   Артиллерия перенесла огонь, показались фигуры немецких солдат. Их подпустили близко и ударили неожиданно из пулеметов и автоматов.
   Иванов и Хазов, перебегая с места на место, не жалели патронов. Врагу, вероятно, казалось, что на их участке обороняется не меньше отделения наших бойцов.
   Приближалось утро. Настороженная тишина, нарушаемая редкими выстрелами, нависла над Мендухари.
   - Как будто успокоились, - глухо проговорил Виктор, расправляя занывшие плечи. Много сил отняла эта боевая ночь. Подремать бы...
   - Жив! - вдруг раздался над самым ухом голос Тимофея.
   Виктор обнял друга.
   - Куда же ты пропал? - укорял он Тимофея.
   - А ты куда? Ну ладно, разберемся, скоро нас сменят.
   Мимо автоматчиков прошагали два отделения.
   - Жми, гвардия! - крикнул однополчанам Тимофей. - Немцам тут ночью спать не давали. Носом клюют.
   - И днем не отдохнут, - донеслось в ответ. На рассвете Афанасьев перенес в Мендухари свой командный пункт.
   - Благодарю автоматчиков, гвардии капитан! - сказал он Массальскому.
   - Задачу мы выполнили, - ответил командир роты. - Давайте новую, пока народ веселый, товарищ подполковник.
   - Подержу вас пока в резерве. Отдыхайте. Теперь очередь Ефименко.
   За ночь батальон Ефименко отдохнул. Подошли танки, подтянулась артиллерия. Афанасьев приказал батальону занять Солози, еще один сильный опорный пункт противника на дороге Пушкин - Красное Село.
   - В лоб не лезть, - предупредил он комбата. - Знаешь, ведь тут у них каждый метр пристрелян.
   6
   Мощные удары с малой земли и из-под Пулкова поколебали вражескую оборону. Северный вал затрещал в разных местах. С гулом канонады на фронте смешивались раскаты взрывов в немецком тылу - партизаны громили неприятельские гарнизоны, пускали под откос поезда с техникой и живой силой.
   Фронт под Ленинградом и почти на всем северо-западе превратился для фашистов в огнедышащий вулкан. Командующий группой Север фельдмаршал фон Кюхлер нервничал, заклинал командиров частей стоять на месте, бросал в бой свежие силы, чтобы одержать наступление советских войск.
   В полосе наступления гвардейского корпуса появились новые немецкие части, подошедшие из Пушкина, Гатчины.
   - Штопают Тришкин кафтан, - определил Симоняк. - Надолго ли их хватит?
   Командарм Масленников решил использовать успех, достигнутый гвардейским корпусом, для расширения прорыва и углубления клина.
   - Нажимайте, товарищ Симоняк, - говорил он комкору. - Нам надо вырываться на оперативный простор.
   За два дня боев гвардейцы взломали первый рубеж, главной полосы обороны противника и вклинились во второй. Симоняк приказал Щеглову повернуть дивизию вправо, пробиваться к Дудергофским высотам - сердцевине всей неприятельской обороны на этом участке Ленинградского фронта.
   - Начинайте грызть Орех.
   Как купол Исаакия возвышается над Ленинградом, так и Орех - Воронья гора высится над окружающей местностью. С Вороньей немцы корректировали огонь своих батарей, стрелявших по Ленинграду.
   - Начинаем, - ответил Щеглов. - Зубы пока не притупились.
   - А уж ура-то вы умеете кричать! Пластинки пока целы?
   - Куда им деваться!
   Симоняк вдоволь посмеялся, узнав о хитрости, к которой прибегли во время штурма Мендухари. Смекалка сберегла немало людей.
   Комкор нацеливал основные силы на Красное Село.
   Это и будет удар под вздох, - думал он, вспомнив беседу с бойцами корпуса.
   Все они славно воевали и здесь, под Пулковом: правофланговые гвардейцев Тимофей Пирогов, Федор Бархатов, Алексей Баранов, Николай Олейник, Иван Железнов, Александр Панчайкин... Парторг пулеметной роты Иван Бурмистров, как и в дни прорыва блокады, с боевыми друзьями отправился в глубокий рейд по вражеским тылам. Пулеметчики оседлали перекресток дорог и, засев на высотке, подкараулили ночью колонну. В тылу у гитлеровцев поднялась паника. Около трехсот немцев перекосили пулеметчики в коротком бою.
   Да, воюем мы теперь по-другому. Не так, как у Тосны-реки. И даже не так, как на Неве, - раздумывал Симоняк, пробегая глазами очередные донесения из частей. Трусов стоял рядом, держа в руках еще какие-то бумаги.
   - Показания пленных, перехваченные радиограммы, - объяснил он.
   - Стоит смотреть?
   - В радиограммах всё больше заклинания - стоять, держать... А пленные сообщают важную новость. Немецкое командование начинает отвод войск из-под Урицка и Стрельны.
   - Понятно. Почувствовали, что клещи смыкаются. Нельзя выпускать. Передайте Романцову - пусть вместе с танкистами усилит нажим на Красное Село. А я съезжу к Путилову.
   45-я дивизия наступала на левом фланге корпуса. Участок Савелию Михайловичу достался трудный. Одним полком еще в первый день наступления Путилову пришлось прикрывать свой фланг - со стороны Александровки. Там у немцев был сильный гарнизон, предпринимавший контратаки на поселки Синда и Рехколово. Успеха противнику эти контратаки не приносили, но отвлекали силы наступающих.
   Облегчил положение гвардейцев ввод в бой 85-й дивизии. Наступая левее, она ворвалась в Александровку. Но и после этого у Путилова не всё клеилось.
   Юркий вездеходик быстро домчал комкора до штаба 45-й дивизии. Путилова на месте не оказалось.
   - Пошагал в сто двадцать девятый полк, - объяснил полковник Миленин.
   Полком этим командовал однокашник Афанасьева Николай Захаров - с прошлого лета, когда погиб под Синявином Кузнецов. Выдвигая Захарова, Симоняк как будто не ошибся. Свой первый самостоятельный бой бывший начальник оперативного отделения дивизии проводил довольно успешно.
   Перед третьей вражеской траншеей полк натолкнулся на яростное сопротивление немцев. Здесь оказался штаб вражеского пехотного батальона. Попробовали обойти слева - не вышло, режут из Рехколова... А что, если опорный пункт атаковать справа, где вырвался вперед полк Кожевникова? Захаров связался с Яковом Ивановичем.
   - Не возражаешь?
   - Чего ж, если так тебе лучше, - ответил Кожевников.
   Захаров оставил для прикрытия с фронта стрелковую роту и пулеметчиков, а основные силы направил в обход. Противник стал откатываться. Из глубины его обороны появилось шесть танков. Остановились у Ханнолова, открыли огонь. Успели сделать десятка полтора выстрелов. Артиллеристы полка Семена Кадацкого были начеку. Вспыхнул один танк, за ним второй. Залпы батарей обрушились и на огневые позиции ханноловской вражеской артиллерийской группы.
   Полк Захарова умело воспользовался артиллерийским огнем. Рванулись гвардейцы и не только заняли Ханнолово, но и продвинулись дальше еще на несколько километров.
   А 131-й полк несколько отстал от правого соседа. Немцы остановили его за Рехколовом, держали в своих руках выгодные позиции, - сидели на возвышенности.
   - Что вы топчетесь здесь? - спросил Симоняк у начштадива Миленина. - Немцы к Гатчине уйдут, а вы у Рехколова зазимуете?
   - Разве, товарищ генерал, вы не получили наших донесений? С фронта фрицы жмут и с фланга...
   - Схожу посмотрю.
   - Разрешите и мне с вами, - попросил Миленин.
   - Что у вас других дел нет? Дайте мне офицера связи, и хватит.
   Командир полка Даниленко несколько смутился, увидев входившего на командный пункт Симоняка. С генералом пришел какой-то незнакомый подполковник в сером полушубке. Уж не замена ли?
   - Здорово, Семен! - дружелюбно протянул руку Симоняк. - Что насупился, как сыч?
   - Дела в полку не веселят, товарищ генерал.
   - И нас тоже. Сходимся во мнениях. А что тебе мешает весело жить?