Стрешинский М.. Генерал Симоняк

   - А люди как после боя?
   - Настроение у всех хорошее. Крепко дрались, никто лицом в грязь не ударил.
   - Лучших представьте к награде.
   Кузьмин сразу же стал называть фамилии отличившихся: Иван Емельянов, Петро Сокур, Алексей Андриенко, Иван Исаичев...
   - А как Бондарь? - поинтересовался комбриг.
   - И он не подвел.
   Пока комбриг разговаривал с политруком, кто-то разбудил ротного, и Хорьков, лихо заломив пилотку на своей огненной шевелюре, подбежал к Симоняку.
   Зашли в блиндаж. Ротный развернул карту и подробно рассказывал, как проходил бой в ночь на 1 июля. Симоняк изредка задавал вопросы. Хорьков и Кузьмин чувствовали: доволен ротой комбриг.
   Противник наступал на ее участке усиленным батальоном, намереваясь прорвать нашу оборону, захватить Лаппвик, открыв тем самым путь крупным силам ударной группы Ханко. У самой границы стояла наготове дивизия с танками и самоходными орудиями, готовясь ринуться через брешь к городу и порту. Но брешь пробить не удалось. Шюцкоровцы полегли у противотанкового рва, повисли на проволочных изгородях.
   Заговорили об уроках первого боя. Противника отбили, но ведь не всё шло ладно. Неустойчивой оказалась телефонная связь, слабо разветвлены траншеи и ходы сообщений, уязвимы некоторые огневые точки.
   - Кое-чего мы, признаться, недоглядели, - сказал Симоняк. - Исправим. И вы тут не сидите сложа руки. Думайте, как еще сильнее укрепить оборону.
   Прощаясь, Симоняк сообщил, что командование базы и бригады объявляет благодарность всему личному составу роты.
   В лесу комбриг встретил взвод Анатолия Репни. Саперы, выбрав небольшую полянку за скалой, обтесывали здоровенные бревна.
   - Что вы тут мудрите, архимеды?
   - Новый сруб для дзота, - объяснил Репня. - Один уже поставили. Вызвал меня майор Путилов и говорит: Не мешало бы неподалеку от огневой точки четыреста восемьдесят, - это в роте Хорьковаг - соорудить еще одну. Я не приказываю. Знаю, как это трудно и опасно. Противник в пятидесяти метрах. Но точка очень нужна. Поговорили мы во взводе, и взялись. Вчера в тылу, вот тут же, заготовили сруб. Вечером перевезли. Главное было, чтоб не услышали там. Как машина подъезжает, мы пальбу начинаем из автоматов и пулеметов, заглушаем шум мотора. Попросили еще, чтобы миномет открывал огонь... От машины уже на себе бревна таскали к котловану. Установили сруб, но ведь надо бревна скреплять скобами. Финны как раз из миномета станцию Лаппвик обстреливали. Мы к выстрелам и приноровились. Под них колотили. Так провозились всю ночь. Утром докладываю начальнику штаба, он не верит. Быть, говорит, не может! А дзот-то стоит. Сейчас мы уже за новый сруб принялись.
   Комбриг похвалил:
   - Хорошо воюете своими пилами и топорами. А воевать еще ох как много придется! Начинаем только...
   - А как на других участках были бои?
   - Были. И на острова финны пробовали высадиться. Не прошли. Но у вас они наносили главный удар и потерпели главное поражение.
   Гангут в огне
   На островок Крокан обычно добирались в темноте. До финнов отсюда, как говорили солдаты, камнем добросишь. А камня на островке, кстати сказать, более чем достаточно. Весь островок - сплошная гранитная глыба. Лишь кое-где высились на нем одинокие сосны, обвивавшие корнями крутые склоны.
   На Крокан ездили редко. Подвезут на шлюпке патроны, продукты, и потом неделю там никто не показывался. Стояло на островке одно отделение из роты лейтенанта Четверикова. Еще до боев построили из камней и бревен основательное убежище. Сейчас оно верно служило бойцам, укрывало от снарядов, которые часто прилетали с неприятельского берега и с грохотом дробили скалу.
   Симоняка, когда он собрался на Крокан, командир батальона капитан Иван Пасько пробовал отговорить:
   - Не следует вам туда ехать. Противник совсем рядом, слышит даже плеск весла и сразу начинает обстрел.
   - Ладно, капитан. Ночь темная.
   Две недели назад, 3 июля, финны пытались захватить Крокан. Орудия противника открыли бешеный огонь по скале, и под его прикрытием двинулись катер и шлюпки с десантом...
   Финны были еще на воде, когда наши бойцы открыли по ним пулеметный огонь. Потопили шлюпку, затем другую. Одному взводу всё же удалось зацепиться за Крокан, он дошел до середины острова. Но там опять ударили пулеметы, полетели гранаты. Десантники бросились к берегу, а наши догоняли их, били прикладами, кололи.
   Симоняк решил навестить героев этого боя. Лодка уткнулась в песок, и тотчас возле нее возникла темная фигура в каске. Пасько, выпрыгнув на берег, что-то сказал часовому и повел гостей к центру Крокана, где находилась огневая точка.
   Симоняк вошел в блиндаж, освещенный ярким светом карбидной лампы.
   - Товарищ полковник! Гарнизон огневой точки несет охрану острова Крокан, доложил сержант Иващук.
   Комбриг быстро познакомился с гарнизоном. Люди эти жили крепкой боевой семьей: младший сержант коммунист Михаил Савчук, наводчик пулемета комсомолец Яковлев, подносчик патронов Гундарев... Хорошие, боевые ребята.
   Два часа провел Симоняк среди них, обошел ячейки наблюдателей, заглянул в узкую пещеру, где хранились патроны, взрывчатка.
   - Значит, говорите, жить тут можно?
   - Так точно, товарищ полковник, - ответил Савчук. - Знаете, сколько в наш дзот прямых попаданий было? Сорок семь. Выдержал. Значит, жить можно.
   Возвращался комбриг уже перед рассветом. Тишину порой нарушали гулкие выстрелы, малиновым огнем играли вспышки. Бои за Ханко не прекращались и в этот глухой час. Немецко-финское командование не отказалось от своих планов. Вслед за атакой на роту Хорькова враги пытались пробиться через Петровскую просеку несколько левее, где оборонялась рота лейтенанта Виктора Васильева, пробовали захватить самый северный остров Престэн. И всюду получали отпор, не овладели ни одной пядью земли. А наши бойцы, со своей стороны, не давали врагу покоя. Почти каждый день выходили на охоту снайперы. Первым открыл счет Исаичев из четвертой роты. Петро Сокур не захотел от него отставать. Он выследил неприятельского фельдфебеля и снял пулей. Затем Сокур застрелил еще двух фашистов. У Исаичева и Сокура появились последовали - Иван Турчинский, Василий Гузенко, Петр Филиппов. Со снайперской винтовкой отправлялся на передний край и Николай Бондарь, про которого прежде говорили: Бьет метко, да попадает редко. Теперь он бил хотя и редко, - финны с опаской ходили по передовой, - но если уж выстрелит, попадал наверняка.
   Перед позициями третьего батальона 270-го полка, на мыске финны построили наблюдательную вышку. С нее можно было просматривать большую часть полуострова. Едва начались боевые действия, нашим артиллеристам приказали: обезвредить вражеский наблюдательный пункт. С этим прекрасно справился взвод сорокапяток старшего сержанта Ефимова.
   По-снайперски стреляло и орудие старшего сержанта Ивана Ремезова. Его расчет по приказанию Симоняка был переброшен на остров Германсе. Командир легкой батареи старший лейтенант Борис Акимов, наблюдая с острова за финским селением Скугансог, заметил, что к одному двухэтажному домику часто подъезжают то машины, то повозки.
   - Не иначе как склад, - определил Акимов.
   Затем ему удалось обнаружить и неприятельский командный пункт, и еще один склад боеприпасов на берегу за пристанью.
   Тогда Акимов попросил перебросить на Германсе 76-миллиметровое орудие и зажигательные снаряды. Направили туда передовой расчет морозовского полка.
   Симоняку, приехавшему на Германсе, в штабе батальона рассказывали, что Акимов не оставил в Скугансоге камня на камне. И комбриг, хотя и торопился в обратный путь, не удержался от соблазна собственными глазами взглянуть на поселок.
   Старший лейтенант Акимов, уступая ему место у стереотрубы, объяснял:
   - Пристрелку вели орудиями своей батареи, а затем перешли на зажигательные снаряды, открыли огонь из ремезовской 76-миллиметровки. Вспыхнул один дом, за ним еще несколько. Дул сильный ветер, и пламя охватило поселок. Появились солдаты, начали тушить. Тогда ударили наши батареи. А Ремезов тем временем поднял на воздух склад боеприпасов..
   Комбриг пристально рассматривал в стереотрубу обугленные остовы домиков, развалины пристани, черные груды еще дымившихся бревен на том месте, где находился склад.
   - А где сейчас расчет Ремезова?
   - Вон там, за бугорком, - показал командир батареи.
   Артиллеристы завтракали у орудия, ловко действуя деревянными ложками.
   - Откуда такие ложки у вас? - удивился комбриг.
   - Творчество командира расчета, - ответил артиллерист с четырьмя треугольничками на петлицах и с красной звездочкой на рукаве, замполитрука Александр Панчайкин.
   - Что, на складе ложек не выдают?
   - Дают, товарищ полковник, - вступил в разговор Ремезов, парень невысокого роста с голубыми глазами. - Но моей выделки ложки ребятам больше нравятся. Губы не обжигают.
   - Да и размером они, гляжу, солидней, - рассмеялся Симоняк.
   Засмеялись и солдаты.
   - Хорошо постреляешь, так и аппетит приходит.
   2
   За светлые дневные часы комбриг исходил вдоль и поперек весь остров Германсе.
   В одной из огневых точек, на самой окраине острова, он наткнулся на небритого человека в командирском обмундировании. Воротник гимнастерки был засален и расстегнут.
   - Что за вид у вас? - Комбриг запнулся. - И кто вы - лейтенант или младший лейтенант?
   - Лейтенант Семичев, товарищ полковник.
   - Не знаю. На одной петлице у вас два кубика, на другой - один. Да и непохожи вы на командира.
   Семичев стоял у стола, опустив голову. И сам не заметил, как дошел до такого. Жил словно сурок в норе, редко даже выходил из дзота.
   - Не оставлю вас здесь, - твердо сказал комбриг. - Собирайтесь, лейтенант.
   Симоняк привез Семичева на полуостров. Всю дорогу лейтенант угрюмо молчал, думал: Что со мной сделает комбриг? Судить как будто не за что... Но опустился - верно. Плохой пример для солдат. А я ведь люблю свой взвод, своих людей. Ему хотелось попросить комбрига вернуть его на остров. Не решился.
   Симоняк лишь молча поглядывал на лейтенанта. Остановились у какого-то блиндажа. Открылась тяжелая дверь, из глубины донеслась музыка: кто-то играл на пианино. Семичев никак не мог понять, куда его привез комбриг. А Симоняк говорил симпатичной черноволосой девушке в белом халате:
   - Отпарить и отчистить этого красавца.
   И уже более строгим голосом, обращаясь к Семичеву, добавил:
   - Через десять дней явитесь ко мне.
   Комбриг повернулся и ушел, а Семичев остался в подземном доме отдыха. Вместе с ним тут было еще несколько человек - командиры и бойцы. Попали они сюда усталые, пропахшие пороховым дымом. Тут они помылись в подземной бане, надели халаты. Спали на свежих простынях.
   Проходило десять дней, и люди покидали подземный дом отдыха, набравшись сил, чтобы снова идти в бой.
   Суровые условия жизни на Ханко заставляли постоянно думать о том, как бы скрасить быт офицеров и солдат. Связисты построили подземный радиоузел, радиофицировали даже дзоты, куда передавались последние известия, музыка, а иной раз и лекции. Пищу доставляли в термосах прямо на передний край. В минуты затишья в дзотах выступали самодеятельные артисты - певцы, баянисты, скрипачи. Ежедневно ханковцы получали свою солдатскую газету Защитник Родины.
   День за днем рос подземный город. Всё больше укреплялась оборона Ханко. Сформированный из строителей 219-й стрелковый полк создал новую оборонительную полосу в центре полуострова, отрыл противотанковый ров. Строились новые огневые точки. У побережья появились подводные заграждения. Солдаты-умельцы вместе с саперами Чудесенко, Репни, Юшкова расставили по всему полуострову тысячи хитроумных ловушек: капканы, камнеметы, спотыкачи, сусликовые норы, секачи. Всякого, кто непрошеным подобрался бы к позициям бригады, ждало множество неожиданностей - весьма неприятных. Стоило ему задеть малозаметную проволочку, наступить на замаскированную дощечку, и немедля сработает камнемет - сверху обрушится град камней!
   ...Семичев после отдыха явился в штаб бригады. Симоняк внимательно оглядел его с ног до головы:
   - Стал хоть похож на командира. И что ж мне с вами делать, лейтенант? Перед взводом вы виноваты. Сможете снова завоевать доверие бойцов?
   - Сумею, товарищ полковник, всё сделаю для этого!
   - Поверю на сей раз, - сказал Симоняк помолчав. - Но намотайте на ус: хоть и трудно нам, а солдат всегда должен оставаться солдатом. Может быть, и год придется вот так воевать, может, два, а распускать ремня нельзя. Иначе грош тебе цена.
   Противнику не удалось потеснить гангутцев ни с суши, ни с моря, и он пытался выкурить их огнем - сжечь леса, рощи, дома, склады, лишить гарнизон продовольствия и боеприпасов.
   Лето стояло на редкость сухое, знойное, зажигательные снаряды, падая на болота, поджигали торф. Пламя ползло под землей, перекидывалось наверх, охватывало заросли сосняка, обомшелые склоны скал. Ханко и многие острова заволокли густые, багрово-черные клубы дыма...
   Всё живое покидало охваченную огнем землю. Из лесов выбегали на побережье лоси, лисицы, зайцы и бросались в воду. Улетали птицы. Но люди оставались на местах. Надевали противогазы, обливали себя водой и лезли в самое пекло, сражались с пожарами, под разрывами снарядов отстаивали пушки, патронные пункты, наблюдательные посты.
   В районе третьего батальона 270-го полка уже вторую неделю горел лес. Бойцы делали просеки, вырубали кустарник, глубокими ровиками окапывали дзоты. Но когда свежел ветер, пламя вспыхивало с новой силой, язычки огня перепархивали через просеки и канавы и пожар распространялся на новые места.
   На стыке рот Харитона Ефименко и Федора Собакина огонь подкрался к штабелю только недавно подвезенных снарядов. Бойцы на руках перетаскивали их в укрытие. Они не сразу заметили подошедшего Симоняка. С командиром бригады были полковой комиссар Романов и военком полка Журавлев.
   Симоняк окликнул Федора Собакина, командира седьмой роты:
   - Что у вас происходит?
   - В одном месте, товарищ полковник, погасишь огонь, в другом вспыхнет. Дождичек бы зарядил на день-другой!
   - Хорошо бы! - вздохнул Симоняк, смахивая холодные капли со лба. - Да не в нашей это воле. А вот в землю зарыться - зависит от нас. Поглубже... Тогда никакой огонь не будет страшен.
   Начался сильный артиллерийский налет. Взметнулись кверху черные столбы земли и дыма. Раскаленный осколок ударил Журавлева в руку.
   - Сюда, сюда, товарищ полковник. - Схватив комбрига за рукав гимнастерки, Собакин потянул его в укрытие.
   - К бойцам, лейтенант, - строго сказал Симоняк. - Немедленно выводите людей, иначе все взлетят на воздух.
   Ротный побежал. Журавлев, зажимая ладонью рану, по приказанию Романова отправился в землянку.
   А Симоняк не сдвинулся с места, пока Собакин не укрыл всех бойцов.
   Пожары еще долго пылали на ханковской земле. Но люди выстояли. Свалившиеся проволочные заборы заменяли новыми, переоборудовали поврежденные наблюдательные пункты, проложили новые линии связи, используя голый провод, а там, где его не хватало, пускали в ход колючую проволоку. Работали так, что мозоли у многих появились не только на руках, но и на плечах...
   Крупными шагами генерал Кабанов мерил свой кабинет на флагманском командном пункте и недовольно ворчал:
   - И угораздило же нас оставить Хорсен!..
   Симоняк молча сидел за столом.
   Остров Хорсен, расположенный между Ханко и финским полуостровом Подваландет, охранял стрелковый взвод. С начала войны противник, не окупившийся на снаряды и мины, осыпал ими маленький гарнизон. Держать его там казалось бессмысленным - не полезут же гуда финны, раз остров просматривается с береговых наблюдательных пунктов и насквозь простреливается. А люди нужны были в других местах, и командование военно-морской базы распорядилось: снять охрану:
   Взвод скрытно покинул Хорсен. Финны обнаружили исчезновение гарнизона, высадились на (острове, установили на нем минометные батареи и стали нещадно обстреливать соседний островок Меден, от которого теперь их отделяла неширокая полоса воды.
   Теперь осложнилось положение советских бойцов на Медене. Длина этого острова не превышала тысячи двухсот метров, а максимальная ширина - двести метров. Людям негде было укрыться. Ночами, когда огонь несколько стихал, бойцы вручную ворочали пятитонные валуны, создавая защиту для боевой техники, боеприпасов, продуктов... И всё же гарнизон нес изрядные потери.
   - Надо исправлять ошибку, - сказал Симоняк.
   - Ты прав, - после некоторого раздумья согласился генерал. - Надо действовать, пока они окончательно не укрепились на Хорсене.
   Недолго были знакомы командир бригады и командующий базой, а сдружились, сошлись характерами. У них обоих юность совпала с великим поворотом в жизни народа, и оба с первых дней революции связали с ней свою судьбу. Белые замучили отца Симоняка. А отец Кабанова, питерский рабочий-революционер, погиб в Крестах. Николай Симоняк подростком пошел на войну с белогвардейцами, Сергей Кабанов в шестнадцать лет стал стрелком полка Петросовета, враги дважды приговаривали его к расстрелу, и он чудом ускользал от смерти. Оба они шли одной дорогой, и сейчас Кабановым и Симоняком владела одна забота: отстоять Красный Гангут, передовой форпост Ленинграда.
   Десантную операцию Кабанов поручил капитану Гранину, командиру артиллерийского дивизиона. Борис Гранин прославился своими дерзкими рейдами по вражеским тылам еще на финском фронте, во время зимних боев. Едва на Ханко стало известно, что он создает десантный отряд, как моряки, саперы, железнодорожники, подводники повалили к нему валом. Вошли в его отряд и бойцы из симоняковской бригады.
   Десантники высадились одновременно на Хорсене и примыкавших к нему островах Кухгольме и Старкене. Согласованный и внезапный удар артиллерии, авиации и морского десанта достиг цели. Острова были быстро очищены от врага.
   И снова Кабанов мерил длинными ногами свой подземный кабинет. Но на этот раз не ворчал, а весело потирал руки:
   - Вот уж действительно: не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь останавливаться нам нет смысла.
   - Аппетит приходит во время еды, - догадываясь о мыслях Кабанова, заметил Симоняк.
   - Вот именно! Прихватим еще кое-что у противника. Тогда не о нашем побережье станет думать, а о собственном.
   Симоняк подошел к висевшей на стене карте и, обводя незаточенной стороной карандаша один из крупных островов, примыкавших к правому флангу нашей обороны, сказал:
   - Очень он нам досаждает. Хорошо бы его взять, Сергей Иванович.
   - О Хосте говоришь? Да, у противника там отличные наблюдательные пункты...
   - Коль вы не возражаете, мы обмозгуем в бригаде, как им лучше завладеть...
   По дороге к своему командному пункту комбриг встретил капитана Белоусова, командира авиационной эскадрильи. Среднего роста крепыш, казавшийся чуть сутуловатым, он запоминался с первого раза. Его багровое лицо на всю жизнь сохранило следы случившейся с ним трагедии. Чудом он спасся из горящего самолета. Другой на его месте после этого нашел бы для себя более спокойное дело. Но Леонид остался в авиационном строю. С двенадцати лет он, воспитанник знаменитой 51-й Перекопской дивизии, связал свою судьбу с армией. Воевал пехотинцем, затем стал артиллеристом, но свое истинное призвание нашел в авиации. На Ханко его эскадрилья просто чудеса совершала. Летчики делали по десять боевых вылетов в день, вели тяжелые воздушные бои над полуостровом, штурмовали вражеский аэродром в Турку и неприятельские корабли. Имена воздушных асов его эскадрильи Антоненко и Бринько знали на всей Балтике и на Ленинградском фронте.
   - Здорово, капитан, - приветствовал Симоняк Белоусова. - Как говорится, на ловца и зверь бежит.
   Командир бригады в нескольких словах рассказал летчику о задуманном десанте на Хосте.
   - Поразведай, что у них там на этом острове, да и на соседних.
   - К какому сроку?
   - Чего ж откладывать, хорошо бы завтра это сделать.
   - Будет исполнено, товарищ полковник, - обещал командир эскадрильи.
   Через день в штабе бригады имели довольно подробные данные о вражеской обороне на Хосте.
   Ночью 17 июля группа политрука Тарасова внезапно для противника высадилась с катеров на берег Хосте. Бойцы Григорий Малахов, Леонид Суденко, столкнувшись с шестью шюцкоровцами, не открывая огня, прикладами и ударами увесистых кулаков прикончили их. Двинулись в глубь острова. И тут уже завязались яростные схватки с неприятельскими солдатами. Ханковцы расстреливали их из автоматов, пустили в ход гранаты и, наконец, сцепились с врагом врукопашную. Через час остров был уже в руках группы политрука Тарасова. Сам политрук, раненный в схватке, продолжал руководить боем десанта и оставил Хосте лишь тогда, когда с Ханко прислали замену.
   Другие десантные группы в ту же ночь высадились еще на трех финских островах. Всюду им сопутствовал успех.
   Каждая десантная операция продумывалась в деталях и тщательно готовилась. Остров Эльмхольм, который обороняла полусотня финнов, был захвачен без единого выстрела. А на остров Гунхольм десантники наступали не в лоб, как мог ждать противник, а с тыла.
   Чтобы нагрянуть внезапно на Гунхольм, одной из групп десантников уже после высадки на вражеской территории нужно было преодолеть тридцатиметровый пролив. Шлюпок тут не было. Да ими и нельзя было бы воспользоваться - противник сразу обнаружит и расстреляет. И раздумывать долго не приходилось, пулеметные очереди уже проносились над черной водой.
   - Вперед, за мной! - скомандовал старшина 1-й статьи Рачев.
   Он прыгнул в воду, за ним двинулась группа. Десантники всё глубже погружались в воду. Она уже доходила до плеч, над водой были видны только головы и руки, поднявшие винтовки и гранаты. С вражеского берега стал бить пулемет.
   Впереди по-прежнему двигался Рачев. Еще несколько рывков, и он выбрался на мель, побежал, пригибаясь, к берегу.
   Десантники один за другим выскакивали из воды и с криками ура!, полундра! кидались в атаку.
   Рядом с моряками смело действовал взвод под командованием лейтенанта Капустина. Старшина Владимир Массальский огнем своего максима прикрывал атакующих и свинцовыми очередями догонял финнов, пытавшихся бежать.
   На Гунхольме находилось более двухсот финских пограничников. Ночной удар с тыла был для них неожиданным, они дрогнули и отошли. Целиком очистить остров ночью всё же не удалось. Десантники пробрались к перешейку, соединявшему Гунхольм с соседним островком и огнем преградили доступ на остров вражескому подкреплению. Как только рассвело, они пошли в решительную атаку. Финны удирали кто на катерах, а кто вплавь.
   Во время атаки Массальского ранило. В азарте боя он не чувствовал боли. Утихла схватка, и пулеметчика охватила страшная слабость. Казалось, и шага больше не сделать. Но узнав, что ранен командир взвода, Массальский, преодолевая боль, взвалил его на плечи и понес. До берега не добрался. Упал, потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел склонившихся над ними двух бойцов. Они принесли пресной воды. Напился, снова взвалил командира на плечи и понес дальше. Смертельно усталый, он нашел в себе силы пуститься вплавь. Добрался до медицинского пункта...
   Финны предпринимали многочисленные попытки потеснить ханковцев, отбить потерянные острова.
   Как-то на рассвете командира бригады разбудил телефонист:
   - Вас вызывают, товарищ полковник. Майор Шерстнев сообщал, что противник высаживает десант на острове Безымянном.
   - Крупный десант?
   - Пока трудно сказать.
   - Немедленно выясните. Остров оставлять нельзя.
   Безымянный обороняло одно наше отделение. В ночной темноте финны на моторке и гребных лодках подошли к острову узкому и длинному, походившему на изломанную сигару. Всего их было около роты.
   На одном конце острова находились стрелки, на противоположном - пулеметный расчет сержанта Михаила Чернышева.
   Бойцы вовремя заметили вражеские лодки, встретили их огнем. Комсомолец Чернышев, прижавшись к прикладу, посылал очередь за очередью.
   - Давай новый диск, - то и дело кричал он своему напарнику Заболоцкому. Быстро вставлял диск, и вновь палец нажимал на спусковой крючок.
   Пуля впилась в левую руку Чернышева. Вскоре его ранило и в ногу. Чернышев продолжал стрелять. Заболоцкий достал бинт, перевязал раны товарища.
   Враги окружали пулеметчиков.
   - Эй, москаль, сдавайся! В живых оставим...
   Пулеметчики отвечали им новыми очередями.
   Чернышева ранило в третий раз, но он всё злее отбивался от наседавших финнов. И не ушел бы со своей позиции, если б не кончились патроны. Только когда стало нечем стрелять, Чернышев и Заболоцкий двинулись на другой конец острова, где дрались стрелки.
   К концу июля гангутцы прочно закрепились на хорсенском архипелаге. Хорсен стал базой десантного отряда. Отсюда Гранин со своими храбрецами совершал всё новые прыжки на неприятельские острова.
   Второй десантный отряд отвоевал у противника ряд восточных островов, прилегавших к Ханко. И теперь противнику действительно всё чаще и чаще приходилось подумывать о собственном побережье.
   Двадцать седьмого июля, поздним вечером, Симоняка и Романова вызвал Кабанов.
   В подземном кабинете за длинным столом сидела группа моряков. Расскин держал в руке какую-то бумагу.
   Кабанов никогда не любил попусту терять времени. Едва Симоняк и Романов заняли места, он проговорил: