Страница:
Обоим было что вспомнить, и оба радовались встрече. Но дружба дружбой, а служба службой. Несколько дней комбриг водил командующего по обширному хозяйству.
Это, была необычная бригада - десятитысячное войско! В ее состав входили не стрелковые батальоны, а усиленные полки. В каждой полковой батарее шестнадцать орудийных стволов, вдвое больше, чем полагалось по штату. Артиллерийский полк, отдельные дивизионы - артиллерийский и зенитный, танковый батальон... Были в бригаде батальоны саперный и связи, артиллерийские мастерские, госпиталь, полевой хлебозавод. В небольшой типографии, занимавшей отдельный домик на окраине города, набиралась и печаталась многотиражная газета Защитник Родины. Со всем Симоняк знакомил командующего.
Бригада занимала оборону на большой территории; на южных островах Хесте, Куэн, Германсе, Экен, вдоль сухопутной границы от Лаппвика до Коферхара, на северных островах Бинорен, Престэн, Кадермуен, Хорсен и по северному побережью полуострова. Остальные пункты военно-морской базы обороняли моряки и пограничники.
Попов и Симоняк объехали казарменные городки, побывали на стрельбище, учебных полях. На торпедном катере обошли почти все острова. В благоустройстве жилья и строгом распорядке жизни бойцов, в продуманных сигналах подъема по тревоге - буквально во всем командующий узнавал руку рачительного, требовательного и заботливого хозяина-комбрига.
Дольше всего задержались на Петровской просеке. Пешком пересекли трехкилометровый перешеек. Приграничный район представлял собой серьезную преграду для противника. Подступы к переднему краю прикрывала полоса гранитных надолб, несколько рядов проволочных заграждений... Строились всё новые артиллерийские и пулеметные капониры, отрывались траншеи полного профиля для стрелков.
- Я вполне удовлетворен тем, что тут сделано, - сказал Попов. - Дзоты удачно расположены, хорошо продумано взаимодействие между ними, они создадут плотную завесу огня. А это прежде всего и определит устойчивость обороны.
Командующий рекомендовал без проволочек завершить работы на сухопутной границе, не медля строить укрепления в глубине полуострова. Прикинули, сколько на это потребуется времени. При напряжении всех сил основные работы можно закончить в полтора-два месяца, а сооружение дзотов - к зиме.
Вечером; в клубе собрали штабных и полковых командиров, политработников.
- Спрос с вас особый, - говорил командующий. - Вы находитесь на самом передовом форпосте обороны Ленинграда. Если начнется война, а в воздухе как никогда пахнет грозой, вам придется нелегко. Нужно быть постоянно готовым к трудной борьбе.
Кивнув в сторону сидевшего за столом полковника Симоняка, он добавил:
- С вашим командиром я уже подробно обо всем договорился. Давно его знаю. Уверен, что он сделает всё как следует. А вы по-настоящему ему помогайте.
Перед тем как вернуться в Ленинград, Попов заехал к Симонякам. Городок еще спал, но его уже ждали. Стол был накрыт по-праздничному. Весело прошел ранний завтрак. Вспомнили Москву, вечера в комнатках командирского общежития академии, вылазки за город, встречу праздников попеременно то в одной, то в другой семье...
Симоняки проводили Попова на вокзал, тепло распрощались с ним. Никто из них не подозревал, что эта встреча Маркиана Михайлович с Александрой Емельяновной будет последней, что приходит конец спокойным, мирным дням.
Жизнь бригады по-прежнему шла в напряженном труде. Симоняк целые дни пропадал на строительстве оборонительных рубежей. Приехавшему из Ленинграда начальнику управления инженерных войск командир бригады с горечью говорил:
- Укрепрайон, Борис Владимирович, я получу через годика два, не раньше. Верно?
- Пожалуй, так, - соглашался подполковник Бычевский. - Раньше работы на основных объектах не закончить. Зато какие доты!
- На доты надейся, а сам не плошай, - усмехнулся Симоняк. - Ждать два года мы не можем. Настроим дерево-каменных огневых точек и в глубине полуострова, отроем противотанковый ров от залива до залива, проволочные изгороди поставим на побережье... Тогда станет нам спокойнее.
- Правильно, - заметил Бычевский. - И я бы так поступил.
- Раз правильно - план свой полностью реализуем.
И Симоняк всё настойчивее торопил командиров полков и батальонов.
...За финской стороной неусыпно наблюдали зоркие глаза разведчиков.
В десятых числах июня артиллерийский разведчик Порфирий Аргунов прибежал с наблюдательного пункта к командиру батареи Давиденко.
- Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?
- Случилось что?
- Сто двадцать стволов орудий прямой наводки направлены в нашу сторону, прерывающимся от волнения голосом доложил разведчик.
- Не путаешь? Сам видел?
- Собственными глазами, товарищ старший лейтенант. Точно подсчитал.
Давиденко бегом пустился к наблюдательному пункту. Аргунов едва за ним поспевал.
По деревянным ступенькам старший лейтенант быстро взобрался на верхушку дерева, где была устроена площадка, прильнул к окуляру стереотрубы. Крупным планом он видел хорошо знакомую картину: редкий, пронизанный солнцем лес, горбатую скалу, господствовавшую над окружающей местностью. Но как ни всматривался, не видел вражьих пушек на открытых позициях.
- Где же орудия, Аргунов?
- Разведчик сам подошел к стереотрубе.
- Неужели успели убрать?
Давиденко уже спокойнее стал наблюдать за финской стороной. Его внимание привлекли тени деревьев со светлыми просветами между ними. Их, по-видимому, и принял Аргунов за орудийные стволы. Сейчас эти пушки смотрели уже не в нашу сторону, а сместились влево..
- Ну и разведчик, - чертыхнулся Давиденко. - Какой переполох поднял!
Ошибка разведчика была очевидна, но старший лейтенант не спешил уходить с наблюдательного пункта. На горбатой скале по ту сторону границы он заметил необычное оживление. Среди людей, одетых в финскую форму, были военные в незнакомых зеленых мундирах. Они ходили по скале, рассматривали в бинокли нашу сторону.
Странные гости, - подумал Давиденко. - Зачем их сюда принесло?
Приказав солдату-разведчику тщательно наблюдать, Давиденко быстро спустился вниз.
Донесение о том, что происходит на границе, полетело из батареи в полк, из полка - в штаб бригады, и через некоторое время начальник разведки майор Трусов докладывал комбригу.
- Незнакомые гости? - переспросил Симоняк. - Но это, пожалуй, не гости, а хозяева: немцы. До поры до времени прятались, теперь вылезли наружу.
Обстановка становилась тревожной. Вскоре Симоняк беседовал с Кабановым, тот рассказал о приезде из Хельсинки советского посла.
- Семью с Ханко забирает.
- Почему? - спрашиваем его.
- В Хельсинки, - отвечает, - под дипломатическим покровительством ей будет спокойнее.
- Есть что-нибудь новое?.
- Немцы, - говорит, - высаживают войска в Финляндии. Война, видимо, не за горами.
Обдумав всё это, комбриг решил вывести несколько батальонов на передний край, занять построенные дзоты, установить в них орудия и пулеметы, завезти два - три боекомплекта снарядов.
Решение Симоняка даже в штабе бригады показалось рискованным. Не вызовет ли этот шаг дипломатических осложнений? Еще придется, чего доброго, расплачиваться за самостийность. Симоняк выслушал эти доводы и твердо повторил:
- Войска выводить в. боевые порядки. И делать всё скрытно.
На рассвете 22 июня 1941 года Германия начала войну против Советского Союза.
Финляндия, правда, еще говорила о своем нейтралитете.
- Какой, к черту, нейтралитет! - вырвалось у. Симоняка. - Они пока не стреляют, но ужами ползают возле наших границ, ведут воздушную разведку. Хотят врасплох захватить.
В эти дни комбриг действовал с необыкновенной энергией. У него не было свободной минуты. Не удалось даже выкроить времени, чтобы проводить на корабль семью, которая вместе с семьями других командиров эвакуировалась в Таллин. Теплоход уходил в тринадцать часов. А в это время комбриг ставил задачи командирам полков и специальных частей.
Около полуночи в блиндаж командира бригады протиснулся бритоголовый гигант майор Кожевников из штаба строительства укрепленного района. Выпрямившись, он уперся головой в бревенчатый потолок.
- Садитесь, майор, - предложил Симоняк, - не то, гляди, еще головой брешь пробьете.
Майор спокойно уселся.
- Повыше-то блиндажи строить не мешает, товарищ полковник.
- Может быть, - проговорил неопределенно комбриг. - У вас-то в укрепрайоне по части строительства больший опыт. Если б надеялись на вас...
- Да я там без года неделю...
- Знаю, - сказал комбриг. - Знаю и то, что во время зимних боев на Карельском вы были начальником штаба полка. Теперь снова придется воевать. Ваши люди не сдрейфят?
- Не должны, - раздумчиво пробасил Кожевников, - народ рабочий, в основном ленинградский.
- Формируйте из них полк. Вас назначаю командиром.
Комбриг поставил новому полку задачу - быть готовым к борьбе с воздушным десантом противника, строить противодесантную оборону, ставить на местах, удобных для приземления с воздуха, колья с проволокой, малозаметные препятствия, расположить в укрытиях зенитные пулеметы...
Симоняк подвел Кожевникова к карте, показал район на побережье:
- А вот здесь совершенствуйте наземную оборону; ройте противотанковый ров, ставьте надолбы, противотанковые огневые точки. Действуйте!
Кожевникова в кабинете комбрига сменили Афанасьев и Захаров - слушатели Военно-инженерной академии. На Ханко они проходили преддипломную практику.
- Вот телеграмма, - заговорил Симоняк, - предлагают вам выехать в Москву, оформлять дипломную работу, но мне думается, вам нет смысла ехать. Тут, на Ханко, будет такая дипломная работа, что никакая другая с ней не сравнится... Согласны?
- Мы остаемся, товарищ полковник, - сказал, посмотрев на друга, Захаров.
Афанасьев согласно кивнул головой.
- Вот и хорошо, - одобрил комбриг. - Помогите майору Кожевникову формировать из строителей полк. Вас, товарищ Афанасьев, назначаю командиром батальона, а Захарова начальником штаба.
Блиндаж затем заполнила группа артиллеристов. Командир артиллерийского полка майор Иван Осипович Морозов доложил о боевой готовности дивизионов. Комбриг потребовал:
- Все орудия укрыть, для каждого строить дзот.
- Есть вопрос, товарищ полковник, - сказал майор Морозов. - У нас нет дальнобойной артиллерии. Как же бороться с вражескими батареями? Может, выдвигать огневые позиции вперед?
- Идея правильная, хоть и кажется рискованной, - после минутного раздумья сказал Симоняк. - А чтоб меньше было риска, стройте дзоты покрепче. Но помните: на что раньше уходил месяц, сейчас нельзя тратить больше недели.
Рано утром командир бригады ехал к Петровской просеке.
Солнце поднималось, окрасив в багровый цвет морские просторы. Вдали виднелись туманные силуэты сторожевых судов. На побережье в лесу всё дышало теплом и покоем. Как будто и не было войны.
К штабу второго батальона вела узкая тропка. Шагая по ней, Симоняк столкнулся с майором Путиловым. Взглянув на его усталое лицо, на запыленные сапоги, командир бригады понял, что начальник штаба 335-го полка провел не один ночной час на переднем крае.
- Как там?
- Пока не стреляют, но и ведут себя не так, как прежде.
- А что?
- Очень много наблюдателей у них. Подходят к самому противотанковому рву. И вот еще: начали разбирать железнодорожную линию на Выборг. О молоке вам докладывали?
- Да. Как дело было?
- Вчера мы направили, как обычно, солдат к шлагбауму за бидонами с молоком и сметаной. Вернулись они с пустыми руками. Я сам решил сходить. Из пограничной будки выскочили два стражника. В чем дело? - спрашиваю. - Где молоко? - Ничего, - говорят, - вам не будет больше. И нахально смеются. На этом дипломатические переговоры закончились.
- Вряд ли придется возобновлять их, - сухо произнес Симоняк.
Он отпустил Путилова, а сам со связным направился дальше. В штабе батальона ни Сукача, ни Меньшова не оказалось. Они, как доложил дежурный, находились на Петровской просеке.
Всех тянуло туда, к переднему краю, где лишь небольшая полоса земли отделяла наши позиции от финских.
Ночь напролет ползал по Петровской просеке командир саперного взвода Анатолий Репня. Для саперов горячие дни начались много раньше. Еще в апреле сорокового года, едва первый эшелон высадился на Ханко, Репня и его товарищи москвич Анатолий Думчев, татарин Фасах Кашапов, украинец Михайло Лономаренко облазили с миноискателем буквально весь перешеек и южные острова. Их осторожные пальцы даже в темноте на ощущу распутывали переплетения тонких, как волос, проволочек и вынимали взрыватели из мин. Этому искусству саперы научились в боях на Карельском перешейке. А в последние дни они под покровом белесой весенней ночи ставили минные поля, малозаметные препятствия перед нашим передним краем. Приходилось работать лежа на земле метрах в двадцати от финнов.
...Симоняк нашел саперов в небольшом овражке. Они отдыхали после напряженной ночи. Лежали на зеленой траве, подставив почернелые, измазанные лица утренним лучам солнца.
- Это что здесь за курортники?
Репня мигом вскочил.
- Курорт у нас ночью был, товарищ полковник. Настоящий. С грязевыми ваннами.
Симоняку нравился Репня, живой, находчивый, бойкий на слово. Видимо, от отца, участника гражданской войны, унаследовал он и бесстрашие, и верность революционному долгу. Воинскую службу Репня любил всей душой, а саперное дело ставил выше всяких других. Стараясь обосновать это, он приводил множество исторических примеров, начиная с обороны Сиракуз.
- Почему, товарищ полковник, римляне не смогли захватить этот городок? Им помешал Архимед. Он ведь жил в Сиракузах, по его чертежам горожане и построили укрепления, катапульты, камнеметы, разные ловушки. Ткнулись римляне и получили по зубам Пришлось уходить не солоно хлебавши.
- Всё это так, - засмеялся Симоняк. - Не прав ты в одном: другие военные профессии недооцениваешь. Ладно, поймешь со временем, а про Сиракузы не забывай, ханковский Архимед...
Сейчас, пошутив с лейтенантом насчет курорта, Симоняк спросил:
- Весь участок заминировали?
- Так точно, товарищ полковник.
- О Сиракузах-то помнишь? И нам надо сделать так, чтобы всюду, куда бы ни ступил противник, его смерть ждала.
- Наделаем сюрпризов. У нас архимедов много.
Комбриг пожал руку саперу и двинулся дальше.
В окопах переднего края лежали бойцы в маскировочных халатах, неотрывно наблюдали за той стороной. Остальные солдаты размещались несколько поодаль - в укрытиях. Десять дней назад они пришли сюда по боевой тревоге. На границе еще было тихо, но все ждали - вот-вот начнется.
Всем хотелось узнать от командира бригады - можно ли верить нейтралитету, о котором говорят финны, как вести себя, если вдруг двинутся к нашим позициям?
- А вы как сами думаете? - спросил Симоняк. - Мы же их в гости не приглашаем...
- Полезут - будем бить, - донесся до комбрига голос снайпера Сокура.
- И покрепче! - одобрил комбриг. - Чтоб неповадно было нос свой совать куда не следует.
Один из бойцов заметил, что противотанковый ров впереди наших позиций плохо просматривается, противник может к нему подойти незамеченным.
Комбриг похвалил бойца.
- Да это же старый знакомый. Рядовой Бондарь?
- Так точно!
- Парень ты, видать, глазастый. Думаешь о деле. А та ночная тревога, когда без портянок на мороз выскочил, видно, на пользу пошла.
Начальнику штаба батальона комбриг приказал на ночь выдвигать секреты для наблюдения за рвом.
В штаб бригады Симоняк вернулся около полудня. Кетлеров доложил, что звонил генерал Кабанов. Интересовался, как дела.
Симоняк тотчас соединился с командующим базой.
- Что делать, Сергей Иванович? - спрашивал он. - Совсем наглеют нейтралы. Открыто лазают по просеке, фотографируют наш передний край.
- Что делать? - переспросил Кабанов. - Не мешало бы с них спесь сбить, да сам знаешь: не ведено.
- А как там у вас?
- Пока тихо.
Разговор не внес особой ясности. Странно получалось: нет мира и нет войны.
8
Двадцать шестого июня финский президент Рюти, ободренный быстрым продвижением немецкой армии, объявил, что и Финляндия начинает священный поход на Восток.
В тот же день на базу из штаба Балтийского флота пришла лаконичная телеграмма: Действуйте по обстановке.
Вот всё и прояснилось, - подумал Симоняк.
Пока в блиндаже собирались офицеры штаба, он услышал приглушенные расстоянием разрывы. Финны открыли огонь.
- Ну, теперь и мы молчать не будем, - произнес он вслух. - Передать в части: огонь по вражеским наблюдательным пунктам и артиллерийским позициям!
Забушевал шквал огня. Стреляли дивизионные пушки, минометы. В нараставший гул канонады врывались рокочущие басы тяжелых морских орудий. Это стреляли гангутские моряки с южной оконечности полуострова, с островов и кораблей.
Так продолжалось целый день. И в последующие дни обе стороны вели беспокоящий огонь.
- Язык нужен, - говорил комбриг начальнику разведки Трусову. - Что они там замышляют?
- Готовим поиск, товарищ полковник.
События, однако, развернулись так, что поиск не потребовался.
Тридцатого июня поздно вечером командир взвода Иван Емельянов отрядил шестерых бойцов в секрет. Осторожно, по-пластунски они пробрались к проволочным заграждениям, заняли небольшие, искусно замаскированные окопчики.
Бойцы располагались попарно. Телефонный провод связывал каждый секрет с командиром взвода.
Не первую ночь проводили бойцы в своих крохотных убежищах, прикрытых сверху бревнами. Они знали чуть ли не каждый бугорок вокруг, но снова и снова разглядывали местность из смотровой щели: не произошло ли на их участках каких-либо изменений?
Ничто не вызывало подозрения. Ночь выдалась на редкость тихая, спокойная. Опустилась незаметно на землю и всё словно усыпила: и порхавших весь вечер над просекой бабочек, и говорливых птиц, и даже кустики иван-чая.
Около полуночи, обзвонив секреты, взводный вышел из дзота со своим неизменным спутником связным Брижатым. Он легко выпрыгнул из траншеи, направился по тропке к заливу проверить, всё ли там спокойно. И вдруг одновременно справа и слева взметнулись багровые столбы. Взрывная волна бросила Емельянова наземь, над ним со свистом проносились осколки. Рядом с командиром упал и связной, его винтовку отбросило в сторону, и трудно было понять - жив он или мертв.
А командира роты Хорькова ураганный обстрел застал в лесу. Он бегом помчался на свой командный пункт:
- Со взводами есть связь?
- Была.
- Как была? Вызывай Емельянова.
Телефонист бешено закрутил ручку аппарата, дул в трубку, вызывал:
- Гроза! Гроза!
Никто не отзывался. Со вторым взводом соединиться удалось - лейтенант Опанасенко оказался на месте.
- Что у вас?
- Молотит, как в кузне. Люди все в укрытии.
В это время Симоняк связывался с полками. Обстрел не ослабевал. Сотни снарядов рвались на узкой, затянутой горьким дымом горловине перешейка.
Командир полка Никаноров сообщал об ожесточенном обстреле позиций второго батальона и некоторых южных островов.
Не оставляли неприятельские батареи в покое и 270-й полк. Соколов доложил, что под сильным огневым воздействием находятся третий батальон и самые отдаленные северные острова.
Комбриг соединился с Кабановым.
- На ловца и зверь бежит, - сказал командующий базой. - Мощный налет, говоришь? Только что мне донесли: у финского побережья замечено скопление катеров, видимо, десант собираются высаживать. Надо быть ко всему готовыми.
- Понятно, товарищ генерал.
По приказу командира бригады гаубичный полк вступил в огневой бой с вражескими батареями. На южное побережье были выброшены противодесантные группы из рабочих-строителей, несколько дней назад сменивших спецовки на солдатские гимнастерки. Все люди бригады, готовые к смертельной схватке, заняли свои боевые посты.
9
Взводный Иван Емельянов распластавшись лежал на земле. Вместе с Брижатым он неведомо как оказался в неглубокой воронке. Метрах в десяти находился надежный дзот, но выбраться из воронки было немыслимо.
Внезапно огневые вихри перестали плясать перед глазами. Емельянов поднялся на ноги и услышал треск пулеметов и автоматов. Идут в атаку, - определил он.
Емельянов метнулся к дзоту. Здесь всё было как прежде. У пулемета стоял наводчик Герус.
Емельянов выскочил в траншею. Тут его окликнул сержант Бондарец:
- Товарищ лейтенант, финны прут!
Вглядевшись в белесую муть, взводный увидел черные силуэты, похожие на те, что рисуют на мишенях. Их становилось всё больше.
- Огонь!
Заговорили винтовки и пулеметы. Финнов было во много раз больше, чем бойцов во взводе Емельянова. Немало вражеских солдат уже полегло, но натиск их не ослабевал, враги приближались к дзоту.
- Беги к Козлову, - приказал Емельянов связному, - пусть ударит картечью.
Орудие заговорило через несколько минут. Картечь заставила финнов повернуть левее, в овражек, по дну которого бежал ручей. Вдоль него двигалось еще несколько десятков солдат. Им, вероятно, представлялось, что они незамеченными проскочат в глубину обороны...
И вдруг, когда головные стали подниматься по склону, их опрокинули яростные разрывы снарядов. Стрелял прямой наводкой сержант Николай Шишкин. Его умело замаскированный дзот был нацелен на овраг. Финны не смогли пройти и тут.
Как только борьба за овраг завершилась, Емельянов направил сержанта Бондарца к проволочному забору - его тревожила судьба Сокура и Андриенко. Бойцов двух других секретов он уже видел: они отошли и теперь рядом с товарищами вели бой.
Но где же первый секрет? Неужели погибли друзья-комсомольцы?
Нет, они были живы. Сокур и Андриенко долго лежали в своем неглубоком окопе. На его козырек сыпался град осколков, камни и земля.
Заваливало смотровую щель, и друзья очищали ее, невесело вглядываясь в огненную пургу, которая срезала деревья, рвала проволочную изгородь, разбивала каменные надолбы...
Сокур инстинктивно хватался за телефонную трубку и с досадой бросал ее. Связь оборвалась.
Неприятельская артиллерия проложила проходы в проволочных заграждениях и перенесла огонь куда-то вглубь, и в это время Сокур и Андриенко услышали громкие выкрики, автоматные выстрелы... Мимо их окопа пробежало несколько вражеских солдат. Затем подошла еще группа. Один из солдат сел, заслонив спиной смотровую щель.
- Уберем? - шепотом спросил Андриенко.
Сокур выстрелил в упор, финн свалился и своим телом закрыл щель. Стало совсем темно в окопе.
Сокур, а за ним и Андриенко выползли из убежища. Оба жадно вдыхали свежий воздух.
По-прежнему совсем близко рвались снаряды. Но это стреляла наша артиллерия.
Неожиданно возле самого окопа выросло несколько фигур. Первым заметил их Андриенко и, в то же мгновение выхватив чеку, бросил гранату. Следом полетела и лимонка Сокура.
- С этими, пожалуй, больше возиться не надо, - сказал Сокур.
Друзья залегли у своего окопа, Сокур ловил на мушку выраставшие на фоне посветлевшего неба черные силуэты, спокойно нажимал на спусковой крючок.
- Кто-то бежит с нашей стороны. Должно, из взвода, - объявил обладавший острым слухом Андриенко.
Сокур повернул голову и увидел группу людей, которые бежали, видимо, не разбирая дороги... Друзья скорее почувствовали, чем поняли, - это не свои. Подпустили поближе. Ну да, бежали финские солдаты. И бойцы почти одновременно открыли огонь.
Несколько минут было тихо. А затем снова появилось трое финнов.
- Возьмем живыми, - решил Петро Сокур.
Финские солдаты, услышав повелительное руки вверх, в растерянности остановились. Сокур наставил на них автомат, Андриенко отобрал оружие и показал рукой на окоп:
- Сюда лезьте!
Опять перед секретом замаячило несколько фигур;
- Видишь? Брать больше некуда... - сказал Сокур.
- Полоснем их.
И полоснули бы, не раздайся громкий окрик:
- Сокур!.. Андриенко!.. Где вы?
Комсомольцы узнали голос отделенного и поднялись в полный рост.
- А мы вас чуть в покойники не записали, - обрадовался Бондарец, увидев бойцов. - Это ваша работа?
Сержант показал на трупы, которые лежали вокруг окопа.
- Ну, пошли! Поработали вы тут на славу.
- Подожди, сержант, трофеи надо захватить.
Андриенко нагнулся к лазу в окоп, крикнул:
- Выходи!
Пленные по движению его руки поняли, что от них требуется, и один за другим полезли наверх.
- Вот теперь можно идти, - сказал, построив пленных, Сокур.
...К именинникам первого боя Симоняк приехал на следующий день. Стояло раннее утро. Дремотную тишину изредка нарушали редкие артиллерийские выстрелы.
Шел Симоняк по хорошо знакомой тропке и почти на каждом шагу видел следы недавнего боя: то глубокую воронку, то обезглавленное дерево, то обгорелые куски бревен.
У входа на ротный командный пункт Симоняк встретил политрука Сергея Кузьмина. Он вертел в руках трофейный финский автомат.
- Осваиваешь?
Кузьмин повернул голову и, увидев комбрига, выпрямился:
- Так точно! Немудреная штука. Тут у нас порядком таких.
- Раздайте их по отделениям. Не помешают... Где командир роты?
- Отдыхает. Всю ночь с саперами лазал. Проволочные заграждения поправляли, новые мины ставили.
Это, была необычная бригада - десятитысячное войско! В ее состав входили не стрелковые батальоны, а усиленные полки. В каждой полковой батарее шестнадцать орудийных стволов, вдвое больше, чем полагалось по штату. Артиллерийский полк, отдельные дивизионы - артиллерийский и зенитный, танковый батальон... Были в бригаде батальоны саперный и связи, артиллерийские мастерские, госпиталь, полевой хлебозавод. В небольшой типографии, занимавшей отдельный домик на окраине города, набиралась и печаталась многотиражная газета Защитник Родины. Со всем Симоняк знакомил командующего.
Бригада занимала оборону на большой территории; на южных островах Хесте, Куэн, Германсе, Экен, вдоль сухопутной границы от Лаппвика до Коферхара, на северных островах Бинорен, Престэн, Кадермуен, Хорсен и по северному побережью полуострова. Остальные пункты военно-морской базы обороняли моряки и пограничники.
Попов и Симоняк объехали казарменные городки, побывали на стрельбище, учебных полях. На торпедном катере обошли почти все острова. В благоустройстве жилья и строгом распорядке жизни бойцов, в продуманных сигналах подъема по тревоге - буквально во всем командующий узнавал руку рачительного, требовательного и заботливого хозяина-комбрига.
Дольше всего задержались на Петровской просеке. Пешком пересекли трехкилометровый перешеек. Приграничный район представлял собой серьезную преграду для противника. Подступы к переднему краю прикрывала полоса гранитных надолб, несколько рядов проволочных заграждений... Строились всё новые артиллерийские и пулеметные капониры, отрывались траншеи полного профиля для стрелков.
- Я вполне удовлетворен тем, что тут сделано, - сказал Попов. - Дзоты удачно расположены, хорошо продумано взаимодействие между ними, они создадут плотную завесу огня. А это прежде всего и определит устойчивость обороны.
Командующий рекомендовал без проволочек завершить работы на сухопутной границе, не медля строить укрепления в глубине полуострова. Прикинули, сколько на это потребуется времени. При напряжении всех сил основные работы можно закончить в полтора-два месяца, а сооружение дзотов - к зиме.
Вечером; в клубе собрали штабных и полковых командиров, политработников.
- Спрос с вас особый, - говорил командующий. - Вы находитесь на самом передовом форпосте обороны Ленинграда. Если начнется война, а в воздухе как никогда пахнет грозой, вам придется нелегко. Нужно быть постоянно готовым к трудной борьбе.
Кивнув в сторону сидевшего за столом полковника Симоняка, он добавил:
- С вашим командиром я уже подробно обо всем договорился. Давно его знаю. Уверен, что он сделает всё как следует. А вы по-настоящему ему помогайте.
Перед тем как вернуться в Ленинград, Попов заехал к Симонякам. Городок еще спал, но его уже ждали. Стол был накрыт по-праздничному. Весело прошел ранний завтрак. Вспомнили Москву, вечера в комнатках командирского общежития академии, вылазки за город, встречу праздников попеременно то в одной, то в другой семье...
Симоняки проводили Попова на вокзал, тепло распрощались с ним. Никто из них не подозревал, что эта встреча Маркиана Михайлович с Александрой Емельяновной будет последней, что приходит конец спокойным, мирным дням.
Жизнь бригады по-прежнему шла в напряженном труде. Симоняк целые дни пропадал на строительстве оборонительных рубежей. Приехавшему из Ленинграда начальнику управления инженерных войск командир бригады с горечью говорил:
- Укрепрайон, Борис Владимирович, я получу через годика два, не раньше. Верно?
- Пожалуй, так, - соглашался подполковник Бычевский. - Раньше работы на основных объектах не закончить. Зато какие доты!
- На доты надейся, а сам не плошай, - усмехнулся Симоняк. - Ждать два года мы не можем. Настроим дерево-каменных огневых точек и в глубине полуострова, отроем противотанковый ров от залива до залива, проволочные изгороди поставим на побережье... Тогда станет нам спокойнее.
- Правильно, - заметил Бычевский. - И я бы так поступил.
- Раз правильно - план свой полностью реализуем.
И Симоняк всё настойчивее торопил командиров полков и батальонов.
...За финской стороной неусыпно наблюдали зоркие глаза разведчиков.
В десятых числах июня артиллерийский разведчик Порфирий Аргунов прибежал с наблюдательного пункта к командиру батареи Давиденко.
- Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?
- Случилось что?
- Сто двадцать стволов орудий прямой наводки направлены в нашу сторону, прерывающимся от волнения голосом доложил разведчик.
- Не путаешь? Сам видел?
- Собственными глазами, товарищ старший лейтенант. Точно подсчитал.
Давиденко бегом пустился к наблюдательному пункту. Аргунов едва за ним поспевал.
По деревянным ступенькам старший лейтенант быстро взобрался на верхушку дерева, где была устроена площадка, прильнул к окуляру стереотрубы. Крупным планом он видел хорошо знакомую картину: редкий, пронизанный солнцем лес, горбатую скалу, господствовавшую над окружающей местностью. Но как ни всматривался, не видел вражьих пушек на открытых позициях.
- Где же орудия, Аргунов?
- Разведчик сам подошел к стереотрубе.
- Неужели успели убрать?
Давиденко уже спокойнее стал наблюдать за финской стороной. Его внимание привлекли тени деревьев со светлыми просветами между ними. Их, по-видимому, и принял Аргунов за орудийные стволы. Сейчас эти пушки смотрели уже не в нашу сторону, а сместились влево..
- Ну и разведчик, - чертыхнулся Давиденко. - Какой переполох поднял!
Ошибка разведчика была очевидна, но старший лейтенант не спешил уходить с наблюдательного пункта. На горбатой скале по ту сторону границы он заметил необычное оживление. Среди людей, одетых в финскую форму, были военные в незнакомых зеленых мундирах. Они ходили по скале, рассматривали в бинокли нашу сторону.
Странные гости, - подумал Давиденко. - Зачем их сюда принесло?
Приказав солдату-разведчику тщательно наблюдать, Давиденко быстро спустился вниз.
Донесение о том, что происходит на границе, полетело из батареи в полк, из полка - в штаб бригады, и через некоторое время начальник разведки майор Трусов докладывал комбригу.
- Незнакомые гости? - переспросил Симоняк. - Но это, пожалуй, не гости, а хозяева: немцы. До поры до времени прятались, теперь вылезли наружу.
Обстановка становилась тревожной. Вскоре Симоняк беседовал с Кабановым, тот рассказал о приезде из Хельсинки советского посла.
- Семью с Ханко забирает.
- Почему? - спрашиваем его.
- В Хельсинки, - отвечает, - под дипломатическим покровительством ей будет спокойнее.
- Есть что-нибудь новое?.
- Немцы, - говорит, - высаживают войска в Финляндии. Война, видимо, не за горами.
Обдумав всё это, комбриг решил вывести несколько батальонов на передний край, занять построенные дзоты, установить в них орудия и пулеметы, завезти два - три боекомплекта снарядов.
Решение Симоняка даже в штабе бригады показалось рискованным. Не вызовет ли этот шаг дипломатических осложнений? Еще придется, чего доброго, расплачиваться за самостийность. Симоняк выслушал эти доводы и твердо повторил:
- Войска выводить в. боевые порядки. И делать всё скрытно.
На рассвете 22 июня 1941 года Германия начала войну против Советского Союза.
Финляндия, правда, еще говорила о своем нейтралитете.
- Какой, к черту, нейтралитет! - вырвалось у. Симоняка. - Они пока не стреляют, но ужами ползают возле наших границ, ведут воздушную разведку. Хотят врасплох захватить.
В эти дни комбриг действовал с необыкновенной энергией. У него не было свободной минуты. Не удалось даже выкроить времени, чтобы проводить на корабль семью, которая вместе с семьями других командиров эвакуировалась в Таллин. Теплоход уходил в тринадцать часов. А в это время комбриг ставил задачи командирам полков и специальных частей.
Около полуночи в блиндаж командира бригады протиснулся бритоголовый гигант майор Кожевников из штаба строительства укрепленного района. Выпрямившись, он уперся головой в бревенчатый потолок.
- Садитесь, майор, - предложил Симоняк, - не то, гляди, еще головой брешь пробьете.
Майор спокойно уселся.
- Повыше-то блиндажи строить не мешает, товарищ полковник.
- Может быть, - проговорил неопределенно комбриг. - У вас-то в укрепрайоне по части строительства больший опыт. Если б надеялись на вас...
- Да я там без года неделю...
- Знаю, - сказал комбриг. - Знаю и то, что во время зимних боев на Карельском вы были начальником штаба полка. Теперь снова придется воевать. Ваши люди не сдрейфят?
- Не должны, - раздумчиво пробасил Кожевников, - народ рабочий, в основном ленинградский.
- Формируйте из них полк. Вас назначаю командиром.
Комбриг поставил новому полку задачу - быть готовым к борьбе с воздушным десантом противника, строить противодесантную оборону, ставить на местах, удобных для приземления с воздуха, колья с проволокой, малозаметные препятствия, расположить в укрытиях зенитные пулеметы...
Симоняк подвел Кожевникова к карте, показал район на побережье:
- А вот здесь совершенствуйте наземную оборону; ройте противотанковый ров, ставьте надолбы, противотанковые огневые точки. Действуйте!
Кожевникова в кабинете комбрига сменили Афанасьев и Захаров - слушатели Военно-инженерной академии. На Ханко они проходили преддипломную практику.
- Вот телеграмма, - заговорил Симоняк, - предлагают вам выехать в Москву, оформлять дипломную работу, но мне думается, вам нет смысла ехать. Тут, на Ханко, будет такая дипломная работа, что никакая другая с ней не сравнится... Согласны?
- Мы остаемся, товарищ полковник, - сказал, посмотрев на друга, Захаров.
Афанасьев согласно кивнул головой.
- Вот и хорошо, - одобрил комбриг. - Помогите майору Кожевникову формировать из строителей полк. Вас, товарищ Афанасьев, назначаю командиром батальона, а Захарова начальником штаба.
Блиндаж затем заполнила группа артиллеристов. Командир артиллерийского полка майор Иван Осипович Морозов доложил о боевой готовности дивизионов. Комбриг потребовал:
- Все орудия укрыть, для каждого строить дзот.
- Есть вопрос, товарищ полковник, - сказал майор Морозов. - У нас нет дальнобойной артиллерии. Как же бороться с вражескими батареями? Может, выдвигать огневые позиции вперед?
- Идея правильная, хоть и кажется рискованной, - после минутного раздумья сказал Симоняк. - А чтоб меньше было риска, стройте дзоты покрепче. Но помните: на что раньше уходил месяц, сейчас нельзя тратить больше недели.
Рано утром командир бригады ехал к Петровской просеке.
Солнце поднималось, окрасив в багровый цвет морские просторы. Вдали виднелись туманные силуэты сторожевых судов. На побережье в лесу всё дышало теплом и покоем. Как будто и не было войны.
К штабу второго батальона вела узкая тропка. Шагая по ней, Симоняк столкнулся с майором Путиловым. Взглянув на его усталое лицо, на запыленные сапоги, командир бригады понял, что начальник штаба 335-го полка провел не один ночной час на переднем крае.
- Как там?
- Пока не стреляют, но и ведут себя не так, как прежде.
- А что?
- Очень много наблюдателей у них. Подходят к самому противотанковому рву. И вот еще: начали разбирать железнодорожную линию на Выборг. О молоке вам докладывали?
- Да. Как дело было?
- Вчера мы направили, как обычно, солдат к шлагбауму за бидонами с молоком и сметаной. Вернулись они с пустыми руками. Я сам решил сходить. Из пограничной будки выскочили два стражника. В чем дело? - спрашиваю. - Где молоко? - Ничего, - говорят, - вам не будет больше. И нахально смеются. На этом дипломатические переговоры закончились.
- Вряд ли придется возобновлять их, - сухо произнес Симоняк.
Он отпустил Путилова, а сам со связным направился дальше. В штабе батальона ни Сукача, ни Меньшова не оказалось. Они, как доложил дежурный, находились на Петровской просеке.
Всех тянуло туда, к переднему краю, где лишь небольшая полоса земли отделяла наши позиции от финских.
Ночь напролет ползал по Петровской просеке командир саперного взвода Анатолий Репня. Для саперов горячие дни начались много раньше. Еще в апреле сорокового года, едва первый эшелон высадился на Ханко, Репня и его товарищи москвич Анатолий Думчев, татарин Фасах Кашапов, украинец Михайло Лономаренко облазили с миноискателем буквально весь перешеек и южные острова. Их осторожные пальцы даже в темноте на ощущу распутывали переплетения тонких, как волос, проволочек и вынимали взрыватели из мин. Этому искусству саперы научились в боях на Карельском перешейке. А в последние дни они под покровом белесой весенней ночи ставили минные поля, малозаметные препятствия перед нашим передним краем. Приходилось работать лежа на земле метрах в двадцати от финнов.
...Симоняк нашел саперов в небольшом овражке. Они отдыхали после напряженной ночи. Лежали на зеленой траве, подставив почернелые, измазанные лица утренним лучам солнца.
- Это что здесь за курортники?
Репня мигом вскочил.
- Курорт у нас ночью был, товарищ полковник. Настоящий. С грязевыми ваннами.
Симоняку нравился Репня, живой, находчивый, бойкий на слово. Видимо, от отца, участника гражданской войны, унаследовал он и бесстрашие, и верность революционному долгу. Воинскую службу Репня любил всей душой, а саперное дело ставил выше всяких других. Стараясь обосновать это, он приводил множество исторических примеров, начиная с обороны Сиракуз.
- Почему, товарищ полковник, римляне не смогли захватить этот городок? Им помешал Архимед. Он ведь жил в Сиракузах, по его чертежам горожане и построили укрепления, катапульты, камнеметы, разные ловушки. Ткнулись римляне и получили по зубам Пришлось уходить не солоно хлебавши.
- Всё это так, - засмеялся Симоняк. - Не прав ты в одном: другие военные профессии недооцениваешь. Ладно, поймешь со временем, а про Сиракузы не забывай, ханковский Архимед...
Сейчас, пошутив с лейтенантом насчет курорта, Симоняк спросил:
- Весь участок заминировали?
- Так точно, товарищ полковник.
- О Сиракузах-то помнишь? И нам надо сделать так, чтобы всюду, куда бы ни ступил противник, его смерть ждала.
- Наделаем сюрпризов. У нас архимедов много.
Комбриг пожал руку саперу и двинулся дальше.
В окопах переднего края лежали бойцы в маскировочных халатах, неотрывно наблюдали за той стороной. Остальные солдаты размещались несколько поодаль - в укрытиях. Десять дней назад они пришли сюда по боевой тревоге. На границе еще было тихо, но все ждали - вот-вот начнется.
Всем хотелось узнать от командира бригады - можно ли верить нейтралитету, о котором говорят финны, как вести себя, если вдруг двинутся к нашим позициям?
- А вы как сами думаете? - спросил Симоняк. - Мы же их в гости не приглашаем...
- Полезут - будем бить, - донесся до комбрига голос снайпера Сокура.
- И покрепче! - одобрил комбриг. - Чтоб неповадно было нос свой совать куда не следует.
Один из бойцов заметил, что противотанковый ров впереди наших позиций плохо просматривается, противник может к нему подойти незамеченным.
Комбриг похвалил бойца.
- Да это же старый знакомый. Рядовой Бондарь?
- Так точно!
- Парень ты, видать, глазастый. Думаешь о деле. А та ночная тревога, когда без портянок на мороз выскочил, видно, на пользу пошла.
Начальнику штаба батальона комбриг приказал на ночь выдвигать секреты для наблюдения за рвом.
В штаб бригады Симоняк вернулся около полудня. Кетлеров доложил, что звонил генерал Кабанов. Интересовался, как дела.
Симоняк тотчас соединился с командующим базой.
- Что делать, Сергей Иванович? - спрашивал он. - Совсем наглеют нейтралы. Открыто лазают по просеке, фотографируют наш передний край.
- Что делать? - переспросил Кабанов. - Не мешало бы с них спесь сбить, да сам знаешь: не ведено.
- А как там у вас?
- Пока тихо.
Разговор не внес особой ясности. Странно получалось: нет мира и нет войны.
8
Двадцать шестого июня финский президент Рюти, ободренный быстрым продвижением немецкой армии, объявил, что и Финляндия начинает священный поход на Восток.
В тот же день на базу из штаба Балтийского флота пришла лаконичная телеграмма: Действуйте по обстановке.
Вот всё и прояснилось, - подумал Симоняк.
Пока в блиндаже собирались офицеры штаба, он услышал приглушенные расстоянием разрывы. Финны открыли огонь.
- Ну, теперь и мы молчать не будем, - произнес он вслух. - Передать в части: огонь по вражеским наблюдательным пунктам и артиллерийским позициям!
Забушевал шквал огня. Стреляли дивизионные пушки, минометы. В нараставший гул канонады врывались рокочущие басы тяжелых морских орудий. Это стреляли гангутские моряки с южной оконечности полуострова, с островов и кораблей.
Так продолжалось целый день. И в последующие дни обе стороны вели беспокоящий огонь.
- Язык нужен, - говорил комбриг начальнику разведки Трусову. - Что они там замышляют?
- Готовим поиск, товарищ полковник.
События, однако, развернулись так, что поиск не потребовался.
Тридцатого июня поздно вечером командир взвода Иван Емельянов отрядил шестерых бойцов в секрет. Осторожно, по-пластунски они пробрались к проволочным заграждениям, заняли небольшие, искусно замаскированные окопчики.
Бойцы располагались попарно. Телефонный провод связывал каждый секрет с командиром взвода.
Не первую ночь проводили бойцы в своих крохотных убежищах, прикрытых сверху бревнами. Они знали чуть ли не каждый бугорок вокруг, но снова и снова разглядывали местность из смотровой щели: не произошло ли на их участках каких-либо изменений?
Ничто не вызывало подозрения. Ночь выдалась на редкость тихая, спокойная. Опустилась незаметно на землю и всё словно усыпила: и порхавших весь вечер над просекой бабочек, и говорливых птиц, и даже кустики иван-чая.
Около полуночи, обзвонив секреты, взводный вышел из дзота со своим неизменным спутником связным Брижатым. Он легко выпрыгнул из траншеи, направился по тропке к заливу проверить, всё ли там спокойно. И вдруг одновременно справа и слева взметнулись багровые столбы. Взрывная волна бросила Емельянова наземь, над ним со свистом проносились осколки. Рядом с командиром упал и связной, его винтовку отбросило в сторону, и трудно было понять - жив он или мертв.
А командира роты Хорькова ураганный обстрел застал в лесу. Он бегом помчался на свой командный пункт:
- Со взводами есть связь?
- Была.
- Как была? Вызывай Емельянова.
Телефонист бешено закрутил ручку аппарата, дул в трубку, вызывал:
- Гроза! Гроза!
Никто не отзывался. Со вторым взводом соединиться удалось - лейтенант Опанасенко оказался на месте.
- Что у вас?
- Молотит, как в кузне. Люди все в укрытии.
В это время Симоняк связывался с полками. Обстрел не ослабевал. Сотни снарядов рвались на узкой, затянутой горьким дымом горловине перешейка.
Командир полка Никаноров сообщал об ожесточенном обстреле позиций второго батальона и некоторых южных островов.
Не оставляли неприятельские батареи в покое и 270-й полк. Соколов доложил, что под сильным огневым воздействием находятся третий батальон и самые отдаленные северные острова.
Комбриг соединился с Кабановым.
- На ловца и зверь бежит, - сказал командующий базой. - Мощный налет, говоришь? Только что мне донесли: у финского побережья замечено скопление катеров, видимо, десант собираются высаживать. Надо быть ко всему готовыми.
- Понятно, товарищ генерал.
По приказу командира бригады гаубичный полк вступил в огневой бой с вражескими батареями. На южное побережье были выброшены противодесантные группы из рабочих-строителей, несколько дней назад сменивших спецовки на солдатские гимнастерки. Все люди бригады, готовые к смертельной схватке, заняли свои боевые посты.
9
Взводный Иван Емельянов распластавшись лежал на земле. Вместе с Брижатым он неведомо как оказался в неглубокой воронке. Метрах в десяти находился надежный дзот, но выбраться из воронки было немыслимо.
Внезапно огневые вихри перестали плясать перед глазами. Емельянов поднялся на ноги и услышал треск пулеметов и автоматов. Идут в атаку, - определил он.
Емельянов метнулся к дзоту. Здесь всё было как прежде. У пулемета стоял наводчик Герус.
Емельянов выскочил в траншею. Тут его окликнул сержант Бондарец:
- Товарищ лейтенант, финны прут!
Вглядевшись в белесую муть, взводный увидел черные силуэты, похожие на те, что рисуют на мишенях. Их становилось всё больше.
- Огонь!
Заговорили винтовки и пулеметы. Финнов было во много раз больше, чем бойцов во взводе Емельянова. Немало вражеских солдат уже полегло, но натиск их не ослабевал, враги приближались к дзоту.
- Беги к Козлову, - приказал Емельянов связному, - пусть ударит картечью.
Орудие заговорило через несколько минут. Картечь заставила финнов повернуть левее, в овражек, по дну которого бежал ручей. Вдоль него двигалось еще несколько десятков солдат. Им, вероятно, представлялось, что они незамеченными проскочат в глубину обороны...
И вдруг, когда головные стали подниматься по склону, их опрокинули яростные разрывы снарядов. Стрелял прямой наводкой сержант Николай Шишкин. Его умело замаскированный дзот был нацелен на овраг. Финны не смогли пройти и тут.
Как только борьба за овраг завершилась, Емельянов направил сержанта Бондарца к проволочному забору - его тревожила судьба Сокура и Андриенко. Бойцов двух других секретов он уже видел: они отошли и теперь рядом с товарищами вели бой.
Но где же первый секрет? Неужели погибли друзья-комсомольцы?
Нет, они были живы. Сокур и Андриенко долго лежали в своем неглубоком окопе. На его козырек сыпался град осколков, камни и земля.
Заваливало смотровую щель, и друзья очищали ее, невесело вглядываясь в огненную пургу, которая срезала деревья, рвала проволочную изгородь, разбивала каменные надолбы...
Сокур инстинктивно хватался за телефонную трубку и с досадой бросал ее. Связь оборвалась.
Неприятельская артиллерия проложила проходы в проволочных заграждениях и перенесла огонь куда-то вглубь, и в это время Сокур и Андриенко услышали громкие выкрики, автоматные выстрелы... Мимо их окопа пробежало несколько вражеских солдат. Затем подошла еще группа. Один из солдат сел, заслонив спиной смотровую щель.
- Уберем? - шепотом спросил Андриенко.
Сокур выстрелил в упор, финн свалился и своим телом закрыл щель. Стало совсем темно в окопе.
Сокур, а за ним и Андриенко выползли из убежища. Оба жадно вдыхали свежий воздух.
По-прежнему совсем близко рвались снаряды. Но это стреляла наша артиллерия.
Неожиданно возле самого окопа выросло несколько фигур. Первым заметил их Андриенко и, в то же мгновение выхватив чеку, бросил гранату. Следом полетела и лимонка Сокура.
- С этими, пожалуй, больше возиться не надо, - сказал Сокур.
Друзья залегли у своего окопа, Сокур ловил на мушку выраставшие на фоне посветлевшего неба черные силуэты, спокойно нажимал на спусковой крючок.
- Кто-то бежит с нашей стороны. Должно, из взвода, - объявил обладавший острым слухом Андриенко.
Сокур повернул голову и увидел группу людей, которые бежали, видимо, не разбирая дороги... Друзья скорее почувствовали, чем поняли, - это не свои. Подпустили поближе. Ну да, бежали финские солдаты. И бойцы почти одновременно открыли огонь.
Несколько минут было тихо. А затем снова появилось трое финнов.
- Возьмем живыми, - решил Петро Сокур.
Финские солдаты, услышав повелительное руки вверх, в растерянности остановились. Сокур наставил на них автомат, Андриенко отобрал оружие и показал рукой на окоп:
- Сюда лезьте!
Опять перед секретом замаячило несколько фигур;
- Видишь? Брать больше некуда... - сказал Сокур.
- Полоснем их.
И полоснули бы, не раздайся громкий окрик:
- Сокур!.. Андриенко!.. Где вы?
Комсомольцы узнали голос отделенного и поднялись в полный рост.
- А мы вас чуть в покойники не записали, - обрадовался Бондарец, увидев бойцов. - Это ваша работа?
Сержант показал на трупы, которые лежали вокруг окопа.
- Ну, пошли! Поработали вы тут на славу.
- Подожди, сержант, трофеи надо захватить.
Андриенко нагнулся к лазу в окоп, крикнул:
- Выходи!
Пленные по движению его руки поняли, что от них требуется, и один за другим полезли наверх.
- Вот теперь можно идти, - сказал, построив пленных, Сокур.
...К именинникам первого боя Симоняк приехал на следующий день. Стояло раннее утро. Дремотную тишину изредка нарушали редкие артиллерийские выстрелы.
Шел Симоняк по хорошо знакомой тропке и почти на каждом шагу видел следы недавнего боя: то глубокую воронку, то обезглавленное дерево, то обгорелые куски бревен.
У входа на ротный командный пункт Симоняк встретил политрука Сергея Кузьмина. Он вертел в руках трофейный финский автомат.
- Осваиваешь?
Кузьмин повернул голову и, увидев комбрига, выпрямился:
- Так точно! Немудреная штука. Тут у нас порядком таких.
- Раздайте их по отделениям. Не помешают... Где командир роты?
- Отдыхает. Всю ночь с саперами лазал. Проволочные заграждения поправляли, новые мины ставили.