Суренова Юлиана. Книга 3_Город богов

   – Да, Ты скрывал правду от нас…
   – Я поступил так, как был должен, – его глаза были спокойны, голос звучал твердо и решительно.
   – Конечно, мы понимаем и не настаиваем на том, чтобы Ты шел против своих обычаев…-начал было Евсей, но тот жестко остановил его резким взмахом руки:
   – Дослушай меня, торговец!
   Караванщик, пораженный, умолк. Он прежде не видел господина таким – решительным, властным, даже жестким. "Нам никогда не следует забывать о том, что мы говорим с богом, – думал он, – добрым, справедливым, мудрым, но богом, грозным в своем гневе… Да будет Он милосерден к нам. Да не будет суждено нам ни разу испытать на себе Его ярость…" -Если бы обстоятельства не вынудили меня, я продолжал бы скрывать ее и дальше. И не важно, что сейчас в этом мире магия признается за благо…
   – Наше готовившееся восстание в Эшгаре против Хранителя…
   – Легенда о Маре лишь…
   Караванщики заговорили в один голос, при этом каждый думая о своем, но холодный взгляд собеседника заставил их умолкнуть.
   – Дело во мне, – мрачно проговорил колдун. – Моя сила не принадлежит этому краю, чужая, как и я сам. Мне следовало стать совсем другим, если я хотел жить в мире с этой землей и всем, существующим на ней. Но я не смог изменить себя. И я не знаю, к чему это все приведет.
   – Впереди нас ждет беда?
   – Опасность – да, испытание – да, но не беда, – тот еще сильнее помрачнел.
   – Почему же тогда…
   Пристальный взгляд заставил караванщика замолчать, так и не задав вопроса.
   "Я скажу, когда сам узнаю ответ", – порывом ветра пронеслись у Атена в голове слова.
   – Во всяком случае, – хмуро глянув на караванщиков, продолжал маг вслух, – я согласен с тем, что вам не следует никому говорить о том, кем вы меня считаете.
   – Но если кто-то проговорится… – они доверили бы своим друзьям-караванщикам собственные жизни, но ведь были еще и рабы, готовые на все ради того, чтобы остаться в городе…
   – Что ж, будет хоть какой-то прок от вашего стремления обожествить меня, – Шамаш качнул головой. – Скажите, что таково мое желание. Я же позабочусь обо всем остальном.
   – Конечно! – никому и в голову не придет хотя бы подумать о том, чтобы пойти против воли бога Солнца. …Красный диск дневного светила уже скатился к земле, окрасив все вокруг в закатные тона, когда на горизонте показались мерцающие очертания города.
   Священный холм возносился высоко в небо и исходившие с его вершины потоки магического пламени словно прозрачный купол покрывали землю – и лежавший на склонах город, и окружавший его словно оградой лес, за которым скрывались невидимые глазу, но, несомненно, имевшиеся поля и луга.
   – Шамаш, пойдем! – Девочка вынырнула из-за спины отца, но, словно не замечая его, сразу бросилась к нему, схватила его за руку, потащила его за собой, ничего не объясняя.
   – Мати! – хозяин каравана сурово взглянул на нее, но дочка в ответ лишь наморщила носик, показывая, что на этот раз она настоит на своем и никакие уговоры тут не помогут. – Ладно, – вынужден был согласиться Атен. Вздохнув, он виновато взглянул на бога солнца, словно говоря: "Ну что с ней поделаешь? Ты уж прости…" Тот улыбнулся в ответ. Его глаза залучились теплом.
   – Девочка ведет себя с Ним как к старшим братом, – проводив их взглядом, проговорил Атен.
   – Со стороны кажется, что и Он привязан к ней как к сестре…
   – Ты ведь знаешь, кто Его сестры, – Атен взглянул на помощника с укором. Старшая из сестер бога солнца, повелительница мира смерти госпожа Кигаль – слишком грозна и сурова, младшая, богиня плотских наслаждений Инанна – ветрена и вздорна…
   – Мати говорила, что ей всегда хотелось иметь старшего брата. Может быть, и Ему нужна была маленькая сестренка…
   – Смертная?
   – Если боги не находят нужного на небесах, Они спускаются на землю.
   – Что бы там ни было, Мати должна проявлять должное уважение к богу… как бы Он ни относился к ней… – его скулы напряглись. От ожидания еще одного трудного разговора с дочерью ему стало не по себе.
   Девочка становилась все более ранимой, готовая расплакаться из-за того, что на самом-то деле было незначительным пустяком, не дотягивавшем в глазах отца даже до того, чтобы именоваться обидой.
   – Хочешь, я поговорю с ней? – заглянув в глаза брата и прочтя в них нараставшее душевное напряжение, предложил Евсей.
   – Да, – сразу же согласился Атен. Это было бы избавлением от стольких забот…! – Странно. Откуда во мне это неотступное стремление заглядывать в будущее, беспокоиться о том, что только предстоит? – он словно думал вслух, слушал слова, надеясь, что так он сможет лучше понять их и найти ответ на вопрос, на который не надеялся получить ответ ни от кого, за исключением самого себя. Меня ведь воспитывали в законах города. "Живи сегодняшнем днем и оставь завтрашний богам"…
   – Мы уже давно не горожане. В караване же все иначе, – Евсей глядел на брата с сочувствием. Он понимал, что ему самому, благодаря юному возрасту, было куда легче отказаться от оставленного позади и принять новое… Несмотря на всю боль потерь… Другим этот шаг дался куда мучительнее – Разве? "Живи одним переходом, не задумываясь над тем, первый он, десятый или последний" – я что-то не вижу особой разницы… – оторвавшись от созерцания снега у себя под ногами, караванщик поднял голову, огляделся. – Ничего городок, не маленький, – продолжал он. Атен стремился не просто поскорее положить конец этому разговору, но сделать так, чтобы он забылся, оставшись далеко позади, за пологом других образов и слов. – Хотя и переживает не лучшие времена.
   Евсей скользнул взглядом по оазису, приближавшемуся с каждым мигом, каждым шагом:
   – Судя по высоте холма, в былые времена он был больше. И лес… Пустыня уже поглотила часть его, да и то, что осталось… Деревья выглядят хилыми и болезненными, так, словно им не хватает тепла…
   – Ты прав, – он расстегнул полушубок, но снимать не стал. – В прошлом городе все было по-другому.
   Помощник лишь пожал плечами: – Что тут сравнивать? Там был сильный, умудренный опытом Хранитель, к тому же, уверенный в будущем, имея внука-наследника силы…
   Здешний же хозяин, во всяком случае, судя по первому взгляду, куда слабее. Хотя, возможно, все дело лишь в том, что он еще слишком молод, или, наоборот, уже очень стар… Брат, у нас могут быть проблемы с торговлей… – "И не только с ней", – говорил его взгляд, в то время как уста молчали, не спешили произнести слова, возвращавшие назад, к недавнему разговору, словно осознавая, что, обретя продолжение, он причинит боль душе и внесет раздражение в дух.
   – Да уж, – хозяин каравана нахмурился. Ему было достаточно и первого опасения, чтобы ощутить, как напряглись нервы. – Вряд ли при таком раскладе у них амбары ломятся от избытка припасов… А, значит, если они и согласятся что-то нам продать, так втридорога, – он болезненно поморщился – человеку его судьбы всегда приятнее иметь дело с богатыми городами, а не нищим поселением, с трудом перебивавшимся на худых лепешках.
   Атен, возможно, лучше, чем кто-либо другой понимал, что первое впечатление может быть обманчивым, однако он также хорошо знал, сколь важно для караванщика как можно раньше определить, что ждет его впереди. Чтобы не переплатить и, в то же время, не проторговаться, когда и то, и другое способно стать одним из шагов к гибели каравана.
   Так или иначе, за всеми этими мыслями, разговорами, прикидками, они переступили золотую черту, отделявшую город от снежной пустыни, оставшейся серебристым манящим сиянием за спиной.
 

Глава 2

 
   – Фейр! – Рамир догнала старую рабыню, пошла рядом. Она немного запыхалась – теплая одежда становилась все жарче и тяжелее, мешая идти. Если бы она могла, не дожидаясь приказа, снять все эти грубые тряпки…! Ее стройное, гибкое тело рвалось на свободу, стремясь поскорее отдаться во власть теплых потоков доброго городского ветра. Но нет, разве бы она посмела хоть в чем-то, пусть даже в такой мелочи, ослушаться своих хозяев после всего, что случилось за последнее время? И девушка продолжала терпеливо ждать приказа, обливаясь потом и с завистью поглядывая на уже успевших расстаться с полушубками и шапками караванщиков.
   Она быстро оправилась от болезни и вновь была полной сил и энергии. Ее черты лучились истинно девичьей, чувственной красотой. Большие, немного раскосые глаза, окруженные бархатом длинных ресниц, чуть припухлые алые губы, мягкие плавные черты лица – все было исполнено нежности, манило сердце, радовало взгляд, казалось свежим, нетронутым и оттого еще более желанным.
   Были мгновения, когда, глядя на свою спутницу по тропе каравана, которой зрелая, повидавшая немало на своем веку женщина старалась помочь, опекая, насколько это было в ее силах, Фейр становилась завидно: она-то и в лучшие свои годы никогда не была настолько красива.
   "Этой девочке в жизни было дано не так уж много света и тепла, и, все же, она расцвела прекрасным цветком, словно сама госпожа Айя благосклонна к ней… – искренняя белая зависть в ее глазах смешивалась с грустью. – Она достойна того, чтобы жить в городе. Ее обязательно купят, не в одном, так в другом. И тогда я потеряю свою названную дочку, как лишилась родной…" – Фейр было так больно думать об этом, что всякий раз хотелось бежать прочь, скрыться где-нибудь, в самом черном углу повозки и долго рыдать над потерянным и всем, что еще только предстоит потерять.
   – Город… – Рамир мечтательно смотрела вокруг, ее голос дышал предвкушением исполнения самых несбыточных надежд… И, в то же время, к своему немалому удивлению, Фейр разглядела в ее глазах страх.
   – Что с тобой, моя дорогая? – она приобняла спутницу за плечи.
   Та не сразу ответила. Она не знала, может ли поделиться с кем-то своими опасениями. И если бы вопрос не был задан Фейр, в которой девушка всегда видела родственную душу, приемную мать, то она бы не стала продолжать. А так с ее губ сорвался полный грусти вздох: – Я боюсь, что меня купят.
   – Но почему? Ты ведь всегда так мечтала об этом!
   – Это все было… раньше. До того, как… – она не договорила, не решилась, но Фейр поняла ее и так.
   – Пока судьба не пересекла нашу дорогу с тропой бога солнца? – кто бы мог поверить, что нечто подобное возможно, и не в давние времена легенд, а в нынешней, еще недавно такой обыденной действительности? Женщина качнула головой.
   Гуд старой женщины коснулась мечтательная улыбка. – Очень, очень немногим из смертных выпадает такая судьба… Ты должна гордится… – "Жаль только, что нас это чудо лишь слегка обдало своим дыханием, раскрывая объятья другим, идущим с нами рядом…- ее душой вновь завладела столь сильная, жгучая зависть, что, казалось, на этот раз она победит разум и сердце, топя сознание своей жертвы в алом море забвенья. – Почему? Почему мы не можем радоваться этому вместе с другими, почему нам не позволяется разделить со своими хозяевами то, что могло бы быть нашей общей судьбой…?" -Пусть я всего лишь рабыня… – ее спутница заговорила о том, что не решалась произнести в слух Фейр. Ее душе было нужно не только прочувствовать, сложить размышления в неясные очертания внутренних образов, но и произнести все, услышать, получая от внешнего мира отзвук, подобный лесному эху. – Но ведь и мне дано мечтать… – сердце вложило в эту краткую светлую фразу столько боли, что ее бы хватило на долгий поминальный плач. – И хотя этой мечте никогда не будет суждено сбыться, я не откажусь от нее за все сокровища мира… Фейр, ты думаешь о том же, что и я. Это видно по твоим глазам и… я хотела спросить… В то легендарное время, когда господин Шамаш не только правил на небесах, но и спускался на землю, чтобы странствовать по нему в окружении своих смертных спутников…
   Тогда ведь все люди были равны, правда? Ты рассказывала мне: рабство родилось в холоде снежной пустыне… Скажи, кто мы для Него: такие же создания света и тепла, как и свободные, или нечто черное, низменное, неприкосновенное, лишенное не только собственной судьбы, но и души? Какими нас видит бог?
   – Никто из смертных не ответит за небожителя, даже доподлинно зная ответ, – качнула головой женщина. – Нам дано понимать подобных нам, но не богов, отделенных от нас бесконечностью.
   – Да, я знаю… – вздохнув, признала Рамир. – Когда господин Шамаш лечил меня…
   Я осмелилась заглянуть в Его глаза… Всего лишь на миг, но я никогда не забуду того, что в них увидела. Мне показалось, что я маленькая песчинка у подножия священного холма, мгновение на ладони вечности… И все же… – в ее голосе, глазах была такая мольба, иссушавшая жажда получить хоть какой-нибудь ответ, что Фейр просто не смогла промолчать, понимая, что этим молчанием причиняет дорогой ее сердцу душе большую боль, чем та, на которую была способна вся ложь, все болезни и потери мироздания.
   – Я ни в чем не уверена, – осторожно взяв девушку за руку, начала она, – но мне кажется, мне хочется верить, что Он видит в нас людей, даже, может быть, жалеет больше, чем караванщиков, видя, как сурова была к нам жизнь… Милая, ты ведь помнишь легенды. Господин Шамаш всегда избирал себе спутников в странствиях по миру, не обращая внимания на то, кем обратила тех судьба. Великий Гамеш умер царем-основателем, героем, полубогом, хотя был рожден всего лишь бедным гончаром.
   Его отец и дед мастерили кувшины. Эта же доля была уготовлена и ему… Так бы и было, если бы он не решился, оставив все позади, отправиться на поиски иной доли, и не встретил бога Солнца…
   – Фейр, Он выбрал наш караван. Это значит, что все мы – избранные?
   – Не знаю, Рамир. Может быть. А может и нет, просто сейчас – другое время и люди не в силах путешествовать в одиночку, – она не хотела понапрасну обнадеживать девушку, пробуждать в ней ложные мечтания…- Почему ты спрашиваешь, девочка?
   – Это важно, – ее брови-стрелки сошлись на переносице. Глаза Рамир глядели на мир настороженно, и, все же, Фейр никогда раньше не видела это робкое, беззащитное существо таким решительным и твердым.
   "Откуда только вдруг взялись эти силы? – женщина смотрела на нее с удивлением. – Неужели мои старые глаза проглядели нечто такое, что почувствовало ее доверчивое сердце?" -Потому что, – тем временем продолжала та, – если мы – лишь безгласные тени наших хозяев, то единственное, что нам под силу заслужить послушанием – шанс на новое рождение. Но если мы – нечто большее…
   – Перерождение – не самое плохое, что может случиться, – Фейр качнула головой, вспоминая, что еще совсем недавно она более всего мечтала как раз об этом. – Прожить все заново, найти счастье, потерянное в этой жизни… – ей бы так хотелось вновь увидеть свою дочь, и пусть она придет в другом обличье, женщина была уверена: ее душа узнает, не позволит пройти мимо.
   – Нет, – Рамир резко качнула головой, показывая, что она думает совершенно иначе.
   – Как ты не понимаешь: кем бы мы ни родились вновь, пусть даже женами Хранителей, нам никогда снова не встретить на своем пути Его! Такое случается лишь раз в вечность!
   Фейр не нашлась, чем возразить. "Ты права, милая, – ее уста молчали, вместо них говорили глаза. – Нам несказанно повезло, и в то же время…" -Мы должны быть счастливы… – вздохнула Рамир. – Почему же мне так больно? – на ее глаза набежали слезы. – Почему мне кажется, что счастье идет всего лишь в шаге, но я никогда не смогу его догнать, прикоснуться! Никогда…
   – Мы рабы спутников повелителя небес. Это…
   – Невыносимо! Ведь рабов могут продать в любой момент! И все, чудо закончится!
   Фейр, я боюсь, очень боюсь, что меня купят!
   – Так ты поэтому спрашивала, видит ли Он в нас людей?
   – Да.
   Фейр смотрела на спутницу с сочувствием, не зная, что сказать, посоветовать…
   За то время, что минуло с прошлого города, Рамир расцвела прекрасным бутоном розы. Ее могли купить уже тогда – мимо подобной ей не просто пройти. Но торговцы, словно предчувствуя будущее, не стали торопиться, желая выручить за рабыню наивысшую цену…
   Женщина огляделась вокруг.
   – Может быть, все не так плохо, милая, – пытаясь хоть как-то утешить девушку, проговорила она. – Город не кажется богатым, а наши хозяева не станут продавать такую красавицу, как ты, за медяк.
   – Я… – да, она все это прекрасно понимала, вот только… – Мне страшно, Фейр!
   Она хотела сказать что-то еще, но тут к рабыням подошла Лина. Караванщица сурово глянула на них, затем ткуна пальцем в сторону Рамир:
   – Ты. Пойдешь к дочке хозяина каравана, поможешь ей переодеться, – и, повернувшись, караванщица поспешно ушла – ей нужно было позаботиться о собственных детях.
   Рабыня на миг замешкалась.
   – Спроси у нее! – словно по наитию, неожиданно для девушки и даже самой себя прошептала Фейр.
   Тяжелый полог был отдернут и прикреплен веревками к деревянному каркасу, подставляя чрево повозки под порывы теплого веселого ветра, стремившегося поскорее выдуть из него затхлый дух маленького замкнутого пространства.
   Девочка, одетая в толстый вязаный свитер, сидела на краю, баюкая словно маленького ребенка золотого волчонка.
   Зверек крутил головой, плаксиво поскуливая.
   – Ну что ты, что с тобой? – дочь хозяина глядела на своего питомца с отчаянием, в ее глазах уже блестели слезы. – Не хочешь в город? Боишься? Шуши, ты не заболела?
   Может быть, тебе вредно тепло? – она не заметила прихода рабыни, всецело сосредоточившись на волчонке, не обращая внимания даже на длинные пряди растрепавшихся волос, соскальзывавшие со лба, щекоча щеки и нос.
   Но, в отличие от маленькой караванщицы, волчонок сразу же почувствовал чужачку.
   Перекатившись со спины на лапки, он прижался к коленям хозяйки, взъерошил шерсть, недовольно заворчав.
   – Зачем ты пришла? – вскинув голову, Мати взглянула на рабыню, зло сверкая глазами. – Уходи!
   – Мне велели помочь тебе переодеться… – начала Рамир, но девочка перебила ее:
   – Ты что, не видишь: мне не до этого!
   – Малыш, ты не можешь так говорить с той, кто старше тебя, – укоризненно проговорил Шамаш, приближение которого ни одна из них не заметила.
   Рамир, сжавшись, словно от страха, поспешила немного отстать, пряча глаза. В этот миг ей страстно хотелось провалиться сквозь землю, скрыться куда-нибудь, лишь бы не попасться на глаза богу.
   – Могу! – упрямо возразила девочка, но тут волчонок вновь заскулил, отвлекая внимание своей хозяйки от всего остального. – Шамаш, что с ней? – Мати глядела на него с мольбой о помощи, в ее глазах был страх. – Неужели я что-то сделала не так? Я сама варила кашу, может быть…
   Нагнувшись, тот взял волчонка из рук девочки, осмотрел.
   Шуллат, прижавшись к нему, вновь заскулила.
   – Она боится города, да, не хочет в него входить? Но почему? – Мати никак не могла взять в толк. Ведь золотые волки такие смелые. И отец уверял ее: никто никогда не посмеет причинить зло посвященным Матушке Метелице.
   – Не города, – качнул головой колдун. Он стал осторожно поглаживать зверька, почесывать ему лоб, успокаивая.
   – Тепло не повредит ей? Шамаш, ты можешь призвать среди тепла холод пустыни?
   – Конечно, но это ни к чему, – проговорил он, переводя взгляд с волчонка на девочку. – Успокойся. Помни: твои чувства передаются ей. Если ты переволнуешься и заболеешь, Шуллат станет лишь хуже. Сейчас же она здорова. В ней живет только страх перед неизвестным. Не забывай: снежные волки никогда не переступали городской черты, лишь подходили к ней.
   – Она действительно хранит в себе память предков? – Мати немного успокоилась.
   Страх в ее глазах сменился любопытством.
   – Да.
   – Ты говоришь об этом так спокойно! Неужели тебя это нисколько не удивляет? Это ведь так… так необычно, замечательно!
   – Золотые волки не были бы теми, кто они есть, без этой памяти.
   – Они такие… чудесные! – девочка глядела на Шуши с восхищением и обожанием. – Я не знаю никого, кто бы сравнился с ними!
   – Есть создания, удивительно похожие на них, обладающие такой же способностью – помнить.
   – Люди? – в ее голосе звучала неуверенность.
   – Нет. Драконы.
   – Драконы… – девочка мечтательно потянулась, вспоминая… – Ой, – она вздрогнула, встретившись взглядом с шедшей рядом с повозкой рабыней. – Ты подслушивала…! – в ней вновь вспыхнула злость и, словно почувствовав перемену настроения своей хозяйки, начавшая успокаиваться Шуши вновь заскулила, заворчала, завозилась на руках у Шамаша.
   Рамир, не пришедшая еще в себя от того, что она услышала, растерянно молчала. Но стоило повелителю небес обернуться к ней, взглянуть задумчивым взглядом своих черных глубоких, как сама бездна, глаз, как рабыня вновь в страхе сжалась. "Нет, только не это! – кричала в ней душа. – Я не хотела прогневать Его! Боги, постарайтесь понять меня, объясните Ему, заклинаю Вас!" -Я же сказала, уходи! Я не хочу переодеваться! – вновь долетел до нее разозленный голосок девочки. – Папа накажет тебя за то, что ты ослушалась! И за то, что подслушивала тоже!
   – Да, хозяйка, – подобное наказание казалось ей в этот миг избавлением.
   – Ты хочешь войти в город в этом? – маг прищурившись смотрел на нахохлившуюся как воробей Мати, которая, видя смешинки в его глазах, забыла о вспышке злости.
   – А почему бы нет? – она уперла руки в бока, решив настаивать на своем, хотя и не понимала, зачем это делает…Из вредности, может быть…
   – Зажаришься, – его губ коснулась улыбка. – Не говоря уже о том, что сейчас ты выглядишь как огородное пугало. Волосы торчат во все стороны, так что глаз не видно, на щеках грязь, руки вообще черные, как у той, кто чистит очаги… Хочешь посмотреть на свое отражение в зеркале?
   – Нет! – девочка хихикнула. Она понимала, что тот специально подтрунивал над ней, помогая успокоиться, и вновь стать собой.
   – Тогда вот что: я схожу, отнесу Шуши к себе. Пусть, пока мы будем в городе, волчата побудут в моей повозке.
   – Ты наложишь заклятие?
   – Да, – кивнул он, а затем поспешил добавить: – Не на малышей, конечно, на повозку… А ты пока с помощью Рамир, – он на миг повернулся к рабыне, чтобы спросить: – Тебя ведь так зовут? – затем, услышав в ответ робкое: – Да, – вновь вернулся к разговору с девочки, продолжая незаконченную фразу: – приведешь себя в порядок. А то ты, показывая мне город, перепугаешь всех его жителей, – и, подмигнув рабыне, он ушел.
   Проводив Шамаша взглядом, девочка сдвинулась с края повозки вглубь, пробурчав:
   – Ладно, давай переодеваться… Рамир, – неохотно добавила она в конце.
   Рабыня взглянула на нее с удивлением. Караванщики очень редко называли бесправных по имени, полагая, что тем, у кого нет своей судьбы, нет и его. Что же до дочки хозяина каравана, то та не делала этого никогда, толи ненавидя рабов, толи – презирая их.
   – Да, хозяйка, – она забралась в просторную, теплую повозку, задернула полог, в то время как девочка зажгла огненную лампу.
   – Вода там, – Мати качнула головой в сторону стоявшего в углу кувшина. – Лина нагрела. Давно. Я не успела умыться, потому что должна была позаботиться о Шуши.
   Рамир была поражена! Пусть девочка смотрела на нее настороженными глазами дикого зверька, но в них больше не было ни злости, ни враждебности. Она даже снизошла до объяснений…
   – Поможешь? – Мати с интересом смотрела на рабыню, словно видя ее в первый раз.
   Может быть, так оно и было: она впервые разглядела в рабыне человека.
   – Конечно, хозяйка.
   – Мати, – поправила ее та. – Зови меня Мати… – читая граничившее с паникой удивление в глазах рабыни, такой красивой, что даже становилась завидно, девочка проговорила: – Если Шамаш называет тебя по имени, то и я буду. Но и ты меня тоже.
   Поняла?
   – Да, – Рамир пододвинула к себе таз, взяла кувшин с водой, намочила тряпицы…
   – Это ведь тебя Шамаш вылечил? – к собственному удивлению, Мати продолжала разговор, хотя ее никто не принуждал к этому.
   – Да.
   – Он рассказывал мне, – она старательно терла ладони, подставив их под тоненькую струю медленно текшей воды. – Он любит помогать.
   – Господин так добр…
   – Это не доброта, – неожиданно для нее девочка качнула головой.
   – Что же тогда? – пораженная, прошептала та, не понимая, что ее маленькая собеседница имеет ввиду.
   – Жизнь, – Мати пожала плечами. – Он считает, что должен так поступать, потому что иначе не может быть.
   – Хозяйка… Мати… Скажи… – Рамир, пользуясь неожиданной благосклонностью маленькой караванщицы и боясь, что та в любой момент может вновь, передумав, сменить милость на гнев, решилась задать свой вопрос. – Господин видит в рабах людей, или лишь безликие тени?
   – Спроси у него сама, – она поправила платье, поглядывая в большое зеркало, которое несколько дней назад смастерил для нее маг, исполняя одну из маленьких просьб-прихотей.
   – Я не осмеливаюсь… – испуганно прошептала та.
   – Спросить? Это ведь так просто… Тем более твой вопрос совсем легкий. Ты только не называй его господином, ему это не нравится.
   – Как же мне Его называть? – Рамир растерялась. Она так хотела угодить богу, и…
   "Спасибо тебе, Фейр, – повторяла она мысленно, – спасибо, что надоумила поговорить с девочкой. Ты уберегла меня от ошибки".
   – По имени.
   Рабыня мотнула головой, словно заставляя себя очнуться от забытья. Однако ей не сразу это удалось и то, что Мати произнесла в ответ на ее вопрос, прозвучало как далекое, невнятное дыхание ветра, лишенное всякого смысла. Как ей того ни хотелось, она боялась переспросить дочку хозяина каравана. Рамир лишь смотрела на нее удивленными, широко распахнутыми глазами, в которых было непонимание.