В комнате уютно и тепло. По стенам пляшет оранжевый, какой-то карнавальный отблеск пламени. Все шестеро исподтишка наблюдают друг за другом, чего-то высматривают в лицах. Что они видят, неизвестно. Брин и Эмили сидят рядом на диване, Энн — на полу перед ними. Тия устроилась на другом диване, рядом с Джейми, а Пол идет к двери.
   — Ты куда? — спрашивает Эмили.
   — В кухню. «Змейку» принесу.
   — И пожевать что-нибудь захвати, — просит Брин. За окнами кромешная тьма. Но сегодня, с живым огнем и электрическим светом, в доме гораздо уютнее.
   — Свет глаза режет, — замечает Брин.
   — Ну так выключи, — предлагает Эмили.
   — А не слишком темно будет? — спрашивает Джейми.
   — Зажжем свечи, — решает Эмили. — Будет красиво.
   — А как же Энн? — спохватывается Джейми. — Она читает.
   Но Энн зевает и откладывает книгу:
   — Я закончила. Свечи в самый раз.
   — Что это ты читала? — спрашивает Брин.
   — Да так, ничего, — говорит Энн. — Одну космическую утопию.
   — Я схожу за свечами, — говорит Тия.
   Пол сидит за кухонным столом и жует бутерброд с сыром.
   — Ты что тут делаешь? — спрашивает Тия.
   — Ем бутерброд с сыром. -А-а.
   — Ну, как ты? — спрашивает Пол.
   — Ты о чем?
   — Все еще боишься?
   — Само собой. А ты нет? -Нет.
   Пол откусывает огромный кусок.
   — Ты и вправду вегетарианец?
   — Да. А что?
   — Я тоже. — Тия улыбается и садится рядом.
   — Хочешь? — предлагает он. Тия берет половину бутерброда.
   — Так почему тебе не страшно? — спрашивает она.
   — Я не боюсь смерти, — объясняет он, — вот и все. Если убедить себя, что смерть — худшее, что может случиться, и привыкнуть ее не бояться, тогда не будешь бояться ничего.
   — Был один плакат. Моя бывшая соседка по квартире повесила в ванной, — говорит Тия. — Что-то насчет двух причин для беспокойства... А, вот как: «Есть только две причины для беспокойства: здоровье и болезни. Если ты здоров, беспокоиться не о чем. Если болен, беспокойся только о том, выживешь ты или умрешь. Если выживешь, беспокоиться не о чем...» Заканчивалось тем, что будешь счастлив — либо в раю, либо в аду, где пожмешь руки друзьям.
   — Слышал такое, — кивает Пол. — Все правильно. Беспокоиться не о чем.
   — А ты все время как на иголках, — возражает Тия.
   — Откуда ты знаешь?
   — По лицу видно, что у тебя уйма причин для беспокойства.
   — Ага, — улыбается он. — Самых обычных причин. Например, генетически измененные продукты.
   — Это еще почему?
   — Потому, что от них мы все вымрем. Вот почему смерти я не боюсь.
   — Зато боишься, что вымрем все мы. Бессмыслица какая-то.
   Он улыбается.
   — Я просто хотел сказать, что это неизбежность.
   — Рано или поздно все мы умрем — вот это неизбежность. И мы вовсе не обязаны этому радоваться.
   — Я и не радуюсь, — отвечает Пол. — Просто не паникую.
   — И правильно, — Тия доедает бутерброд и закуривает. — Да, совсем забыла! — спохватывается она.
   — О чем?
   — Кажется, к воде можно спуститься.
   — Но Джейми вчера обошел остров и не нашел спуска.
   — До мыса он не дошел, — объясняет Тия. — Надо перелезть через камень в одном месте, там тропа вниз. Если сумеем построить лодку или плот, можно попытаться удрать.
   Вопреки ее надеждам, Пол не особо ликует.
   — Что не так? — спрашивает Тия. Он пожимает плечами.
   — Ты не хочешь сбежать?
   — Вода, наверное, страшно холодная.
   — И ты из-за этого не желаешь спасаться?
   — Пока не знаю. А прикольно, да?
   — Нет. Пол, послушай, нельзя же торчать здесь всю жизнь!
   — Как знать.
   — А я думала, тебе нравится мастерить, — пр( «должает Тия.
   — Ну и что?
   — Мог бы построить лодку.
   — Системы навигации — мог бы. А лодки не умею.
   — Я уж думаю, — вздыхает Тия.
   — Почему тебе так не терпится бежать? — спрашивает он.
   — Почему?
   — Да, почему?
   — Странные у тебя вопросы.
   — Не понимаю, что в них странного, — говорит Пол.
   — Нас же похитили. Почему бы не попытаться сбежать?
   Он улыбается:
   — Об этом я и спрашиваю.
   — Нет, ты спрашиваешь, почему надо бежать.
   — Ну так как? Тия хмурится:
   — По-моему, это логично. Если ты в ловушке, пытаешься из нее вырваться. Естественная реакция.
   — А тебе есть куда рваться? — интересуется Пол. Тия вспоминает дом престарелых — банановое пюре, «Обратный отсчет» и диарею. Вспоминает пропахшую потом галерею игровых автоматов, пожилых туристов-внесезонников, которые целыми днями торчат возле «одноруких бандитов»: всем им светит такой же дом престарелых, только не у моря. Тия думает об аркаде, которую недавно прошла до конца, и о новой, которой хотела заняться. Вспоминает друзей, с которыми редко видится, и местный киноклуб, где не бывала уже полгода. Группу аэробики, куда сходила всего один раз, и парня, бросившего ее три месяца назад. Одинокие вечера с замороженными продуктами, которые приходится съедать сразу, поскольку морозилки нет. Любимые, хоть и не модные телепередачи — «Ночные новости», «Современность», «Полуночное ревю». Вспоминает приемную мать, умирающую от рака, и родную мать, с которой уже десять лет не разговаривает.
   — Конечно! — с вызовом отвечает она.
   Через трубу слышны голоса из гостиной. Разговор зашел об университетах.
   — Пойдем к ним? — предлагает Пол.
   — Сейчас, только соберу что-нибудь поесть.
   — Ладно, тогда я пошел.
   Наверное, салат подойдет — свежие продукты надо есть, пока не испортились. Тия режет и раскладывает на тарелке холодное мясо, варит рис. Крошит для салата все подряд, что есть в холодильнике. Выходит удачно: шпинат, латук, стручковая фасоль, оливки, немного сельдерея, редис, помидоры, огурцы и лук. Во второй салатнице она смешивает консервированный тунец, сладкую кукурузу, лук, огурцы, консервированные помидоры и рис. Потом мажет маслом остатки свежего хрустящего хлеба и ставит миски на поднос. Находит шесть тарелок и шесть вилок.
   Все это время она слушает через трубу разговор в гостиной. Беседа завязалась интересная — про учебу и образование, потом о дипломах. Похоже, у всех дипломы бакалавра первого класса с отличием. Забавно. Тия находит свечи и тащит поднос в гостиную. Остальные все болтают.
   — Улет! — восклицает Брин, увидев еду.
   — Вкуснятина! — подхватывает Эмили. — Молод-чинка, Тия!
   — Пустяки, — отмахивается Тия. — Налетайте. Повторять приглашение не требуется. Тия сама зажигает свечи и выключает свет.
   — Я тоже бакалавр. И тоже первого класса, — говорит она.
   — А специальность? — интересуется Эмили.
   — Киноискусство, — отвечает Тия. — А у вас?
   — Математика, — говорит Джейми. — Да вы уже знаете.
   — Искусство, — сообщают в один голос Эмили и Пол.
   — Английский и философия, — говорит Энн.
   — А у тебя, Брин? — спрашивает Джейми. Брин смущается.
   — Химия, — говорит он.
   Тие не верится, что это правда, что у Брина вообще есть диплом, но она молчит. Ей он о дипломе не говорил, но это еще не значит, что сейчас соврал. Ей казалось, Бриново наивысшее учебное достижение — диплом колледжа.
   — Итак, все мы бакалавры первого класса, — задумчиво подытоживает Тия. — А магистров нет?
   — Есть, — говорит Пол.
   — Ты магистр искусств?
   — Магистр наук, — поправляет он.
   — На чем специализировался?
   — На программировании, — объясняет Пол. — А что?
   Тия не отвечает, но она уловила некую тенденцию. Странно, что Джейми не заметил.
   — Больше магистров нет? — спрашивает она. Все молчат.
   — Ты считаешь, это важно? — интересуется Джейми.
   — Мы и вправду «способные молодые люди», — произносит Пол.
   — Да, — соглашается Тия. — Чего наш похититель и желал.
   — Ну и что из того? — еле выговаривает Брин, набив рот салатом с тунцом.
   — Может, нас выбрали не потому, о чем мы думали, — говорит Тия.
   — Не для того, чтобы отомстить? — уточняет Эмили.
   — Причин сколько угодно, — вмешивается Энн.
   — М-м-м... любопытно, — замечает Джейми.
   — А в доме никаких подсказок нет? — спрашивает Эмили.
   Все теряются.
   — Эти запасы еды должны что-то значить, — высказывается Энн.
   — Ага, — кивает Эмили. — Кто-то нафантазировал приключения на необитаемом острове.
   — И запасся консервированной ветчиной, — добавляет Пол.
   — Фу, — морщится Тия.
   — И мерзким лимонадом, — подхватывает Энн.
   — Могло быть и хуже, — напоминает Джейми. — Нас вообще могли оставить без еды и питья.
   — Хорошо еще, вина вдоволь, — говорит Эмили.
   — Как будто человек, который нас сюда привез, хотел, чтобы мы как следует оттянулись, — замечает Пол.
   — Ага, скажи еще, что мы выиграли романтическое путешествие! — язвит Брин.
   — Может, мы вообще в космосе, — гадает Энн.
   — Ничего плохого пока не случилось. — Эмили пропускает слова Энн мимо ушей. — По-настоящему плохого.
   — Если нас оставили в живых, это еще не значит, что нам подарили отпуск, — указывает Тия.
   — Да еще эти задачи, — соглашается Пол.
   — Какие задачи? — спрашивает Тия.
   — Электричество, дрова, все такое.
   — Верно, — кивает Эмили.
   — А может, самая сложная задача — побег, — размышляет Джейми.
   — Может, кто-то хочет выяснить, быстро ли нам это удастся, — прибавляет Пол.
   — Ну да, — очень медленно говорит Энн. — Такие кошки-мышки.
   Атмосфера в комнате неуловимо меняется. При словах «кошки-мышки» всем становится не весело, а жутко. Все равно что различить детские голоса на са-ундтреке ужастика.
   — И все-таки нужны улики, — наконец нарушает молчание Джейми.
   — Ну конечно, Скуби, — смеется Пол. Джейми насупливается.
   — Может, мы что-то очевидное не заметили? — спрашивает Эмили.
   Все задумываются.
   — Вспомнил, — объявляет Пол.
   — Что? — оживляется Джейми.
   — Мы заметили, но еще не осмотрели.
   — Что? — торопит Эмили.
   — Мансарду.
   — Она же заперта, — напоминает Тия.
   — Значит, пора отпереть, — отвечает Пол.
   — Идем, — говорит Джейми. Все встают.
   — Мы абсолютно банда Красной Руки, — смеется Эмили.

Глава 16

   При свете осматривать дом легче, но наверху лампочки тусклые.
   — Ну и грязища тут, — качает головой Брин.
   — Страшно, — шепчет Эмили. Впереди кто-то нервно хихикает.
   Гуськом они по узкой лестнице поднимаются в мансарду. Брин нарочно держится позади, и Эмили, видимо, тоже. Остальные взбудоражены и увлечены.
   Такие приключения Брина никогда не увлекали. Не то что серьезные вещи — налеты и взломы, скажем. Да, он рад бы въехать, зачем их сюда привезли — но он здесь чужой. Его не покидает ощущение, что все эти детки с пеленок играют на одной площадке, а он — ребенок из единственной в округе неполной и малоимущей семьи.
   Эмили тычет его в бок и завывает, точно призрак.
   — Что притих? — спрашивает она. — Струсил?
   — Нет, — отмахивается Брин, — не болтай. Экспедицию возглавляет Джейми. Он уже у двери мансарды.
   — Ну и как мы ее откроем? — спрашивает Тия.
   — Тротила ни у кого нет? — вмешивается Пол.
   — Кончай! — требует Тия. — Это не шутки. Что будем делать?
   — Можно выломать дверь, — предлагает Джейми. В ответ смешки.
   — Я могу открыть замок, — подает голос Брин. — У меня получается.
   — Правда? — переспрашивает Джейми.
   — Клево, — радуется Пол.
   — Валяй, — говорит Эмили.
   Поднимаясь по лестнице, Брин лихорадочно вспоминает, случалось ли ему прежде отпирать замки без ключа. Вроде нет. Но, несмотря на полное отсутствие опыта, он все-таки вызвался взломать дверь. Он что, профи? Нет. Но прикинулся опытным взломщиком потому, что в прежней компании, в Саутенде, его считали опытным. Вот и здесь он вякнул по привычке.
   Когда Брин впервые полез ковыряться в замке, дверь была не заперта. Об этом никто не знал, даже Брин. Вместе с Танком, Гилбертом и одним типом из Манчестера, Крейгом, он пытался как-то в пятницу ночью влезть к Гилберту в дом. Подергать дверную ручку никому и в голову не пришло, Гилберт всю ночь ныл, что потерял ключи, вот все и решили, что дверь заперта. Как раз накануне Брин видел по «ящику», как один парень открывал замок без ключа, да так ловко, что Брин насочинял, будто и он справится с любым замком — была бы шпилька или английская булавка. А тут как раз и подвернулся случай показать себя в деле.
   Трудно объяснить, что происходит в голове, когда вдруг кажется: ты мастер в том, чего на самом деле не умеешь. Такое случалось с Брином несколько раз — когда он возомнил себя знатоком боевых искусств (насмотрелся фильмов с Синтией Ротрок и Брюсом Ли), пробовал внутривенную наркоту («На игле») и ходил по канату (цирк по телику на Рождество). В память об этих злополучных попытках Брин заработал какой-то шрам, четыре попадания в больницу, тридцать один шов и перелом ноги.
   Беда в том, что у настоящих профи все выходит так легко и просто, что вроде достаточно им подражать с самодовольной рожей — мол, я уже делал это миллион раз, — и готово. В ту ночь у Гилберта Брин так и поступил — типа крут, как самокрут. Он хладнокровно потребовал что-нибудь типа шпильки. Купившись на его уверенность, Танк и Гилберт услужливо прочесали весь переулок. Наконец нашли проволочный ершик для трубки, Брин деловито осматривал его минуты полторы и наконец объявил: «Сойдет». Он пошуровал ершиком в замке и, кажется, услышал щелчок. Брин нажал на дверную ручку, и гребаная дверь открылась! Гилберт не знал, как его благодарить, Танк заявил, что ничего круче еще не видел. Он признался Брину, что среди его знакомых больше взломщиков нет, но у него сейчас большие планы, и ловкость Бри-на будет очень кстати.
   Как раз в этот момент Брин понял, что до замка-то и не дотронулся: раздухарился (куда там десятерым нью-йоркерам!) и не заметил, как выронил ершик. Конечно, Гилберт и Танк об этом не узнали, зато о мнимом таланте Брина уже назавтра были осведомлены все завсегдатаи местного паба. Несколько раз Брину предложили поучаствовать в кражах со взломом, считая, что если Брин без ключа отопрет замок склада, магазина или дома, то никакой это не взлом.
   Он чувствовал себя, как героиня «Румпельштильц-хена»: требуется превратить солому в золото, а подобных чудес он ни разу не совершал. И нечего ждать помощи от прикольного карлика в прикольной шляпе. Надо выкручиваться самому.
   Первые два раза он говорил, что замок не того типа, и объяснял почему, щеголяя только что выдуманными техническими терминами. Перед крупным ограблением, когда напарники любезно выяснили номер модели замка, Брин нарочно порезал руку, разбив пивную кружку, а потом сказал, что повреждено сухожилие. Всякий раз, когда ему не удавалось открыть замок, его подельники (или шайка, которой он помогал) находили другой способ проникнуть в дом — обычно разбив окно. Однако Брин убедительно расписывал конструкции неподдавшихся замков и хитроумных секреток на дверях, и его слава взломщика росла и без реальных достижений.
   Потому и сейчас он предложил свои услуги. По привычке. С той лишь разницей, что здесь никто не обдол-бан и, если Брин лажанется, все сразу врубятся: да, он лажанулся. С наркоманами еще как-нибудь выкрутишься, была бы фантазия. Но этой компании не наврешь, на техническую херню они не купятся. Все ученые умники. Была бы рядом одна Эмили — это еще полбеды. Она не такая ученая. Конечно, Брин еще охотнее остался бы один с Тией, хотя она с ним больше не разговаривает. Вот Тие он бы честно признался, что не умеет замки открывать. А может, и нет. В общем, неприятно, когда стоят над душой и пялятся. От волнения его прошибает пот, струйкой течет по шее и спине. Наконец Брин пробирается к двери.
   И первым делом пробует ручку.
   Потом встает на колени и смотрит в замочную скважину.
   — Хм... — бурчит он. — Сложный, собака...
   — Ну, что там? — Джейми тоже наклоняется к замку.
   — Шпилька есть? — спрашивает Брин.
   Уж это он знает наверняка: шпилек ни у кого не бывает. А раз нет шпильки, можно с облегчением сказать: очень жаль, но такой замок без шпильки не отопрешь.
   — Есть, — говорит Энн и вынимает из волос шпильку.
   Брин берет ее и сразу роняет.
   — Блядь! — выпаливает он. — Потерял. Все на него смотрят.
   — Без шпильки не получится, — предупреждает он.
   — Возьми еще, — Энн подает вторую шпильку.
   Только теперь Брин замечает в волосах Энн пробор-зигзаг. Пряди зачесаны в разные стороны и закреплены шпильками. Энн вынимает вторую шпильку, и пробор уже больше не зигзаг. В панике Брин видит, что у нее на голове таких зигзага два — значит, две шпильки. И еще одна в руке. Нехотя он берет шпильку, не спеша ее разглядывает и становится на колени перед дверью.
   — А у тебя получится? — спрашивает Тия.
   — Должно получиться, — отвечает он. — Если замок не слишком тугой.
   — Тугой? — переспрашивает Пол.
   — Ну да. Если не поддастся, шпилька сломается.
   — Ясно, — говорит Пол. В голосе сквозит хохот. Целых три или четыре минуты Брин шурует шпилькой в замке.
   — Поддается? — спрашивает Энн.
   — Тише. Не отвлекай его, — шикает Эмили. Наконец Брин поднимается. У него ноют колени.
   — Тут с ходу ничего не сделаешь, — сообщает он. — Может, подождете пока внизу?
   Из комнаты доносится шум. Какой-то стук.
   — Эй, кто там? — кричит Джейми. Эмили пробивает нервный смешок.
   — Ну кто там может быть, глупый?
   Брин припадает к замочной скважине, но ничего не видит. Стук прекращается.
   — Наверное, летучая мышь, — высказывается Пол. — На чердаках они бывают.
   — Уфф... — облегченно вздыхает Тия. — Может, пойдем отсюда?
   — Или птицы на крыше, — вносит свою лепту Энн. — Наверное, у них там гнездо.
   — Да какая разница! — отмахивается Тия. — Пошли вниз?
   Брин рад, что больше незачем изображать возню с замком.

Глава 17

   — «Признавайся или отдувайся»! — предлагает Эмили, когда все возвращаются в гостиную. Запас авантюризма у всех иссяк.
   — Чего? — спрашивает Брин.
   — Такая игра, когда говорят только правду? — уточняет Тия.
   — Ага, — кивает Эмили, — или задания выполняют. Эмили возбуждена. «Признавайся или отдувайся» — ее любимая игра. Она напоминает Эмили ночевки у одноклассниц, грозы, романы, каникулы с однокурсниками.
   Джейми и Брин заглянули в кладовую, и теперь в камине пылает уголь. В гостиной становится жарко. Есть вино, сигареты, бокалы, пепельницы (ладно, блюдца) — что душе угодно. Эмили опять на диване рядом с Брином, Тия и Джейми устроились на другом диване. Пол и Энн на полу: Энн греет руки перед камином, а Пол разлегся вдоль дивана Эмили, подпирая голову ладонью, и, похоже, дремлет.
   — Как в нее играют? — спрашивает Тия.
   — Никогда не пробовала? — удивляется Эмили.
   — Нет. Разве что в Израиле... Не помню.
   — Ты бывала в Израиле? — вмешивается Брин.
   — Ага, в кибуце.
   — И один мой кореш тоже.
   Все ждут продолжения, но рассказывать Брину нечего.
   — Правила такие, — нарушает молчание Эмили. — Кто-нибудь — скажем, я — начинает игру. Я выбираю, кому задать вопрос — например, Энн, и она выбирает, признаться или промолчать. Если она готова признаться, тогда я задам ей вопрос, на который она должна честно ответить. Если Энн захочет промолчать, тогда я придумываю для нее задание. Затем она выбирает человека, спрашивает его, он выбирает, признаваться или отдуваться, и так далее. Вот и все.
   — А если тот, кого ты выберешь, не захочет отвечать? — спрашивает Джейми.
   — Надо! — заявляет Эмили.
   — А если он откажется? — допытывается Тия.
   — Тогда ему придется выполнить задание, — объясняет Эмили. — Если же он выберет признаваться, а потом солжет — Пол, тебя это в первую очередь касается, — будет платить штраф.
   — Штраф? — Джейми ежится. — Весьма зловеще.
   — А как же! — откликается Эмили. — Штраф придумаем заранее. Пусть тот, кто проштрафится, обежит вокруг острова пять раз. Голышом.
   — Класс, — хихикает Энн.
   — Ты шутишь? — спрашивает Джейми. — Смотри, какая темень. Свалиться со скалы проще простого.
   — Значит, всем придется говорить правду, — улыбается Пол.
   — Все согласны? — Эмили обводит взглядом остальных.
   Кивают все, кроме Тии, которая хмурится.
   — А можно просто послушать? — спрашивает она.
   — Нет, — качает головой Эмили. — Если играть, так всем.
   — Почему это?
   — Если будешь просто слушать, узнаешь все наши секреты, а мы твои — нет. Так нечестно.
   — Не гони, — останавливает ее Брин. — Какие еще секреты?
   — Как это какие! В них вся соль игры! — восклицает Эмили.
   — А я думал, в нее ради секса играют, — замечает Пол.
   — Это в «Русского почтальона», — поправляет Эмили.
   — И в «Признавайся или отдувайся» тоже, — возражает Энн.
   — А ты откуда знаешь? — спрашивает Брин. — Ты и секса-то не нюхала.
   — И все-таки знаю, — заявляет Энн. — И играла почаще тебя.
   — Что же до сих пор ни с кем не перепихнулась?
   — Да потому что всегда признаюсь, балда, — усмехается Энн.
   — А если они тоже бессмертны? — Эмили разливает вино.
   — Ну, если никто не умирает, тогда ладно, — отзывается Джейми. — Это здорово.
   — И так и этак здорово, — вмешивается Пол. — Вот я перед смертью перекачаю свои мысли куда-нибудь — конечно, если к тому времени такая техника появится.
   — А если не появится? Или ее изобретут уже после твоей смерти? — спрашивает Эмили и смеется. — Посмотрим, как ты запоешь!
   — Ему-то что? Он уже умрет, — напоминает Энн.
   — А ты бы как поступила? — спрашивает Пол у Энн.
   — В каком случае?
   — Если бы пришлось выбирать между немедленной смертью и вечной жизнью.
   — И то и другое неплохо, — отвечает Энн.
   — Рехнулась? — спрашивает Эмили. — И то и другое — отстой. Мы же только что говорили.
   — Нет, — возражает Энн. — Отстой — то, что у нас сейчас. Даже дебил в нашем положении согласился бы или умереть сразу, или жить вечно. Поэтому я понимаю самоубийц. Если смерть неизбежна, чего ждать? Главная подлянка жизни — нам известно, что она рано или поздно закончится. Не может не закончиться, но никто не знает, когда это будет. Можно погибнуть под колесами в двенадцать лет, можно отпраздновать столетний юбилей. Неизвестно, когда тебя отсюда заберут. Вот это — отстой. Я никогда не строю планы на завтра или на послезавтра — может, завтра меня уже не будет в живых. Загорится дом, пока я сплю, вломится серийный убийца с топором — да мало ли. А может, я в двадцать с чем-то внезапно умру во сне. Гораздо веселее было бы знать, что никогда не умрешь, — не пришлось бы каждую минуту ждать конца. А так живешь — как будто смотришь единственную копию классного фильма на дрянном проекторе: сидишь и не знаешь, когда он зажует пленку и сдохнет. Будь я посмелее, покончила бы с собой, просто чтобы не маяться от неизвестности. Если точно знаешь, что не увидишь конца фильма, зачем вообще его смотреть? К чему лишние разочарования?
   Слушателей эта вспышка поражает.
   — Вечная жизнь — по кайфу, — говорит Брин.
   — Мы даже здесь могли бы жить и ни о чем не волноваться, — прибавляет Пол.
   — Ты и так не волнуешься, — напоминает Тия.
   — Пожалуй, да, — соглашается он. — Кто следующий?
   — Я, — спохватывается Эмили. — Выбираю Энн.
   — Меня?
   — Ага. Признавайся или отдувайся!
   — Признаюсь.
   — Вот и хорошо. Если бы пришлось поселиться на необитаемом острове...
   Все хором стонут.
   — Что смешного? — спрашивает Эмили. — Если бы тебе пришлось поселиться на необитаемом острове с одним-единственным человеком, кого бы ты выбрала?
   — Я уже торчу на острове с пятью людьми, — напоминает Энн.
   — А ты выбери одного, — подсказывает Джейми. Энн вздыхает:
   — Это должен быть кто-то из вас?
   — Не обязательно, — отвечает Эмили. — Любой человек. Ну, кого выбираешь?
   — Скорее всего, никого, — после недолгих размышлений говорит Энн.
   — Ты врешь, да? — говорит Эмили. Энн снова задумывается.
   — Пожалуй. Я ответила бы так раньше, пока не очутилась тут. Теперь... Я знаю, что такое жить на острове, и потому не захотела бы оставаться здесь одна. Если уж выбирать, то кого-то из вас — других друзей у меня нет. Наверное, Эмили, Пола или Джейми. Брин и Тия, без обид. Я вам не нравлюсь, потому и не навязываюсь.
   — Мне нравишься, — возражает Брин. Тие неловко, но она молчит.
   — У тебя нет друзей? — переспрашивает Джей-ми. — Кроме нас?
   — Нет, — кивает Энн. — Я предпочитаю одиночество.
   — Ну и ну, — говорит Джейми.
   — Я сама так выбрала. Мне нравится.
   — Что в нас такого особенного? — допытывается Джейми.
   — Ничего. Просто все мы очутились на одном острове.
   — Так ты выберешь кого-нибудь или нет? — напоминает Эмили.
   — Я же сказала — тебя, Пола или Джейми.
   — Надо одного, — возражает Эмили.
   — Тогда тебя, — говорит Энн.
   — Класс, — отвечает Эмили. — Спасибо.
   Она сомневается, что Энн сказала правду, но обвинить ее во лжи не решается. Теперь очередь Энн.
   — Я выбираю...
   — Давай же, — торопит Эмили.
   — Брина. Признавайся или отдувайся!
   — Уж лучше отдуваться, — отвечает Брин.
   — Уверен? — спрашивает Энн.
   — Ага.
   — Ладно. Итак...