Томас Скарлетт. Молодые, способные

   Хуже некуда. Брин точно знает, какой сценарий — вне конкуренции. Он войдет в мансарду и увидит, что труп исчез. Вообразите: мертвец воскрес, а может, он и не был мертв... Только притворялся.
   Брин — легкая добыча для паранойи. Он-то знает, что можно умереть, совершив одну-единственную ошибку. Как его отец. Брин вздыхает. Он обливается потом. И бранится вполголоса, хотя понимает, что звучит фальшиво. Он плетется нога за ногу, но лестница все равно кончается. И ему остается только войти в комнату.
   Труп на месте, в той же позе. Брин старается не смотреть на него (на случай, если труп вдруг шевельнется или подмигнет, как в «Роковом влечении»^[59]). Брин глазеет куда угодно, лишь бы не на мертвеца. Кровать в углу застелена тонким одеялом. Рядом потертый коричневый чемодан. Брина от страха парализовало. Он убеждает себя, что перед ним всего-навсего труп, мертвый человек, но этот способ не срабатывает. В отличие от детских уловок — «это же просто гроза». Хорошо бы сюда пришли остальные. Но никто не идет. Слышны только завывания ветра за окном. Ну вот, уже ветер воет. А дальше что? Живая мертвечина? Зомби?
   Комната ничего себе, только пыльная. У постели старый умывальник, на нем бритвенные принадлежности. Слева — приоткрытая дверь. В щель виден унитаз. И аккуратные штабеля коробок вдоль стен. Брин не знает, сколько неизвестный прожил здесь, но скорее всего — с тех пор, как они очутились на острове. Наверное, он их сюда и привез. Говнюк. Брин вдруг радуется тому, что этот урод мертв. Брину внезапно хочется его пнуть — он с трудом сдерживается. Минутная вспышка агрессии проходит, ему вновь страшно. Торопясь уйти, он ищет глазами паука.
   Паук как будто решил исправиться — сидит в прозрачной коробке. Брину кажется, что паук выглядит виноватым и немного испуганным. Все, хватит тут ошиваться. Брин закрывает коробку крышкой и несет вниз, надеясь, что не столкнется по дороге с Тией.
   — По-моему, паук — это его домашняя— живность была, — сообщает Брин остальным в кухне.
   Стеклянную коробку он поставил возле чайника.
   — А нам-то какое дело? — спрашивает Эмили. — При чем тут этот треханый паук?
   — Ты ходил наверх? — уточняет Джейми.
   — Мертвец на месте, — докладывает Брин — словно объявляет, что погода не переменится.
   — Ну спасибо, порадовал, — смеется Пол. — Ты в порядке, приятель?
   — А то как же, старина, — в тон ему, но с дрожью отвечает Брин. — Просто решил, что с этой паучьей херней пора кончать.
   Энн протягивает Брину чашку. Чай некрепкий, но очень сладкий. Брин выпивает его залпом. Который теперь час, он не знает. Часа два или три ночи. Интересно, им сегодня вообще светит лечь спать?
   Эмили прижимает к груди полную чашку. Трясется, как в ознобе, по стенке чашки течет мутноватая капля. Все молчат и сидят неподвижно. Джейми, Энн и Пол спокойны, хотя Брин видит, что и они потрясены. Джейми полагалось бы чертыхаться полушепотом и психовать, но он невозмутим. Эгоистке Энн не полагается поить всех чаем — а вот поди ж ты. Что полагается делать Полу, Брин не знает. Наверное, ничего — что Пол и делает. Может, у него и нет никакого шока. Должен ведь быть. Трупы в зловещих мансардах не каждый день встречаются. Вообще такого не бывает.
   — Симпатяга. — Пол разглядывает паука через стеклянную стенку.
   — Только Тие не показывайте, — предупреждает Энн. — У нее будет разрыв сердца.
   — Что Тие не показывать? — спрашивает Тия, входя в кухню. И видит паука. — О господи! — вопит она.

Глава 23

   Все голоса и звуки — и крики, и ругань, и скрежет зубовный — эхом отдаются в ушах Эмили. Труп она увидела первый раз. Все ее родные и знакомые живы. Эмили думает лишь об одном: она во владениях смерти — внезапной, загадочной и ужасной. Только что она пролила чай с молоком на колени, но ей все равно. Влага липкая и теплая, как кровь. Эмили не в силах пошевелиться. Если не двигаться — ее здесь будто и нет, а если ее здесь нет, значит, все в порядке. Каждую минуту где-то далеко гибнут люди, но это никого не волнует. Вот и Эмили теперь далеко, в таком месте, которое увидеть по телевизору еще можно, а найти на карте — вряд ли.
   Каждый вдох слишком долгий. Эмили задерживает дыхание, впервые сознавая, как дышит — вздымается грудь, воздух входит в нее, потом выходит. Как проста все-таки жизнь. А если и она умрет, как тот человек? Если она следующая? И умрет прямо сейчас? От чего тогда распсихуется Тия? Сорвется Пол или нет? Эмили не знает, на кого больше злится. Но ведь их здесь нет, верно? Просто нет, и все. Эти фигуры и голоса ничего не значат. Воздух поступает в легкие, выходит из них, слезы текут по лицу — вот ее единственная забота. Ей нравилось на острове — пока не навалилось тоскливое одиночество, и теперь она только мечтает, чтобы кто-нибудь обнял ее, приласкал, успокоил поцелуями. Но разве от них дождешься? Она среди чужих.
   Только сейчас Эмили поняла, что остров и большой мир за окном — не одно и то же. В большом мире можно вызвать «скорую». Можно кому-то позвонить, они приедут и помогут. Если пожар, можно вызвать пожарных. Если посторонние ломятся в дом — вызвать полицию. Найдя в мансарде труп, в большом мире просто вызываешь долбаную «скорую». Эмили вдруг понимает: сюда может явиться кто угодно, сделать с ними что захочет — и никому не позвонишь. Достаточно одной искры, непотушенной сигареты или свечи — пых, и готово. Дом сгорит дотла, тушить некому. И даже если сойдешь с ума, никто не поможет.

Глава 24

   Когда Полу исполнилось шесть лет, мама приготовила ему сюрприз. Подарка он не ожидал. Однажды весенним вечером, между «Психопатом Джеком» и «Грейндж-Хиллом»^[60], мама велела Полу зажмуриться и положила ему на колени что-то теплое и пушистое. Открыв глаза, он увидел щенка — черно-рыже-бурого. Маленького йоркширского терьера.
   Пол назвал щенка Пятнашкой, хотя тот и не был пятнистым. Пол не мыл Пятнашку, не выводил у него блох и глистов, а просто любил его больше всего на свете. По ночам песик спал у него в ногах, днем сидел на подоконнике и ждал, когда хозяин вернется из школы. После уроков Пятнашка и Пол отважно исследовали местную свалку или мусорные баки за магазинами. По выходным они предпринимали более рискованные вылазки на пустыри в окрестностях Бристоля — не носились по лесам, как в рекламе, а домой возвращались всегда грязные и взбудораженные, воняя отбросами и чувствуя себя супергероями.
   Японскими комиксами манга Пол увлекся, едва научившись читать. До десяти лет он даже не знал, что его отец — японец: маме вечно не хватало времени, чтобы рассказать. Сколько Пол себя помнит, манга валялись по всему дому, не чуждые и не экзотичные: они просто жили в шкафах. И уж конечно, Полу не приходило в голову спросить, откуда они взялись. А когда одноклассники обзывали его «грязнолицый», он считал, что и вправду слишком пачкается, и во время еженедельного купания (вместе с Пятнашкой) старательнее оттирал лицо.
   Когда Полу было двенадцать с половиной, Пятнашку сбила машина, набитая ухмыляющимися людьми. Неслись сломя голову, не заметили усталого песика, присевшего на дороге, и мальчика, тщетно зовущего его к себе. Пролежав неделю в ветлечебнице, Пятнашка умер, а Пол еще месяц не смывал с рук его кровь.
   После этого случая Пол и представить себе не мог, что заведет другую собаку или полюбит другого домашнего звереныша. Беда в том, что Пола животные любили, и он, естественно, отвечал им взаимностью. Пол не стал обзаводиться собакой или кошкой — он вступил во «Фронт освобождения животных», боролся за права ни в чем не повинных тварей и в центре Бристоля распространял листовки против вивисекции. С десяти лет он был вегетарианцем, с шестнадцати — активистом «зеленых». За всю жизнь он не убил ни единого животного, даже мухи.
   С девятнадцати лет Пол перенес активистское рвение в компьютерные сети. Свой первый компьютер он получил от матери в подарок через несколько месяцев после гибели Пятнашки. Пола новая игрушка сначала не радовала — он хотел, чтобы Пятнашка вернулся. Но вскоре понял, что способен отвлечься, составляя простенькие программки. Не просто отвлечься, но и поразить немногих друзей. Впрочем, Пол дружил исключительно с девочками, а они тогда возне с электроникой предпочитали походы в кино и поцелуи в щечку. Друзей-мальчишек у Пола почти не было — они относились к нему с подозрением, может, из-за грязных коленок. Когда Полу становилось по-настоящему одиноко, он оплакивал Пятнашку и писал очередную программу — просто убить время. В конце концов он привык к компьютеру и к одиночеству.
   — Убейте его! — просит Тия. — Пожалуйста, пусть его кто-нибудь убьет!
   — Да успокоишься ты или нет? — прикрикивает Энн. — Он же в коробке.
   Пола уже тянет к пауку. Пол ничего не может с собой поделать, и теперь припоминает все, что узнал о пауках в ФОЖ. Однажды им пришлось спасать целую кучу пауков. Тоже тарантулов, но не таких пестрых. Пол вспоминает, как пауки рыли норы в террариумах — им нравилось копать. Он замечает, что в коробке нет ни земли, ни корма.
   — Его надо покормить, — говорит Пол.
   — Его надо убить! — взрывается Тия.
   — Ты всегда так жестока с животными? — спрашивает Пол.
   — Конечно, нет, — отвечает Тия. — Но это не животное, а паук.
   Джейми вздыхает.
   — Может, все-таки забудем о пауке?
   — Когда его убьем, — отрезает Тия.
   — Когда она перестанет требовать, чтобы я его убил, — говорит Пол.
   — А с мертвяком что будем делать? — напоминает Брин.
   — Да, действительно! — спохватывается Джей-ми. — Это ближе к делу.
   — Если не убьете паука, — грозится Тия, — я сброшусь со скалы!
   — Да ради бога, — отзывается Джейми. — Меньше визга будет.
   Все вдруг замолкают.
   Эмили начинает выть — низко, протяжно, будто рожает.
   Тия густо краснеет. Обводит всех взглядом — может, они сделают что-то или скажут. Понимая, что ждет напрасно, отпирает заднюю дверь и с плачем убегает в темноту.
   — Смотри, что ты натворил, — упрекает Энн.
   — Ничего с ней не случится, — отмахивается Джейми.
   — Ты уверен? — спрашивает Пол.
   — Сделайте хоть что-нибу-у-удь! — воет Эмили.
   — Сейчас, — говорит Энн.
   Она выходит из дома вслед за Тией.
   — Ладно, — говорит Джейми. — А что будем делать сами знаете с чем?
   — Это я у вас хотел спросить, — говорит Пол. — Понятия не имею, что с трупами делают.
   — Ты его чем-нибудь прикрыл? — спрашивает Джейми у Брина.
   — Нет, — отвечает он. — Струхнул. Как думаете, с Тией все нормально будет?
   — Разумеется, — кивает Джейми. — Если волнуешься — сходи за ней.
   — Нет уж, спасибо, — уворачивается Брин. — По истерикам я не спец.
   — Я ничего такого не имел в виду, — уверяет Джейми. — Просто хотел, чтоб она заткнулась.
   — Ладно, лишь бы все обошлось, — говорит Брин. Брин устал.
   «Странно, что он не бросился за Тией, — думает Пол, — и что за ней последовала Энн. Впрочем, в такую ночь от каждого можно ждать чего угодно».
   — Значит, он на том же месте? — спрашивает Пол. — Тот тип наверху.
   — Да, — кивает Брин. — А что?
   — Не знаю, — говорит Джейми. — Понятия не имею, что делать.
   — В кино, — напоминает Брин, — его бы просто сбросили в море. Например.
   — Я себе представляю, — говорит Пол.
   — Это он нас сюда привез? — спрашивает Джейми.
   — Скорее всего, — кивает Пол. — На собеседовании был точно он.
   — Странно... — в эту минуту Джейми похож на мальчишку, играющего в сыщика. — Зачем?
   — Думаю, мы никогда не узнаем, — отвечает Пол.
   — Никогда не узнаем, зачем он нас сюда привез? — переспрашивает Джейми.
   — Знал только он, а он мертв, — говорит Пол.
   — Но должны же сохраниться какие-то записи, — возражает Джейми.
   — Может быть, — пожимает плечами Пол. — Как думаете, от чего он умер?
   — От инфаркта? — гадает Джейми. — Я еще никогда не видел мертвых.
   — И я тоже, — подхватывает Пол. — Но по ТВ умершие от инфаркта так же выглядят.
   — Так что нам теперь делать? — опять спрашивает Брин. — Чего зря на заднице-то сидеть?
   — Надо привести в норму Эмили, — объявляет Джейми. — Она придумает.
   — Эмили! — Брин заглядывает ей в глаза. Никакой реакции.
   — Что это с ней? — спрашивает Пол.
   — Шок, — отвечает Брин. — Я такое уже видел. Все приметы сходятся.
   — А мы почему не в шоке? — спрашивает Пол.
   — У всех по-разному проявляется, — объясняет Брин.
   — Но я ничего не чувствую, — возражает Пол. — Совсем.
   — Тебе страшно? — спрашивает Брин.
   — Вообще-то нет, — говорит Пол. — Лучше бы испугался — нормальнее было-бы.
   — Мне все кажется нереальным, — признается Джейми. — Со мной такого никогда не случалось.
   — Думаете, он и дальше прятался бы наверху? — спрашивает Брин.
   — Кто знает? — пожимает плечами Пол. — Странно это как-то.
   Джейми вышагивает из угла в угол.
   — Пора думать о побеге, — заявляет он.

Глава 25

   Энн без труда находит Тию. Та сидит у стены за углом. Здесь не так темно, из окна в коридоре падает свет.
   Энн смеется.
   — Я в детстве, когда сбегала из дома, — начинает она, садясь рядом с Тией, — ни разу не уходила дальше подъездной дорожки. Садилась где-нибудь, как ты, и ждала, когда меня найдут. Однажды родители сообразили, в чем дело, и не стали искать. Я растерялась: не знала, как еще добиться их внимания. Тогда я впервые задумалась о самоубийстве. Мне лет десять было.
   — И ты правда о нем думала? — спрашивает Тия.
   — Нет, — отвечает Энн. — Вообще-то нет. Просто наизнанку хотела вывернуться. Я хотела привлечь их внимание, решилась на самый серьезный шаг, а он не подействовал. Вот я и озадачилась.
   — Хочешь сказать, я вот этим привлекаю внимание?
   — Да, но это не каприз. Внимание тебе необходимо.
   — Не сказать, чтобы получилось.
   — Не все же боятся пауков. Никто не понимает, каково тебе.
   — А ты, видимо, понимаешь"!
   — Я до смерти боюсь ос, — говорит Энн. — И веду себя так же.
   — Но уж точно не когда в доме труп, — замечает Тия.
   — Сложно сказать, — пожимает плечами Энн. — Не знаю, как бы я себя повела, увидев возле трупа осу.
   — Ты, кажется, вообще не испугалась, — говорит Тия.
   Энн на миг задумывается.
   — Не знаю, почему, — признается она. — Может, просто привыкла абстрагироваться. Знакомые говорят, меня ничем не проймешь. Наверное, так и есть.
   — Может быть, — Тия подбирает с земли камушек и вертит его в руках. — Энн, почему ты нормально ко мне относишься?
   — Что, прости?
   — Почему ты ко мне добра? Я ведь срываю на тебе злость с тех пор, как мы здесь очутились.
   Энн пожимает плечами:
   — Если вдуматься, я сама не понимаю.
   — Все равно спасибо, — говорит Тия. — Это приятно.
   — Так ты не сбросишься со скалы? — спрашивает Энн.
   — Скорее всего, нет, — отвечает Тия. — Но ты можешь вернуться в дом и сказать, что я прыгнула в море.
   — Могу, — смеется Энн. — Но они мне поверят. Я убедительно вру.
   — Так им и надо, — говорит Тия. — Гребаные мужики.
   — Знаешь, можно понять, отчего Полу не хочется убивать паука, — дипломатично замечает Энн.
   — Хм... — отзывается Тия. — Пожалуй.
   — Вот если бы это была оса... Но животное, которое тебе нравится, невозможно убить, правда?
   Тия кивает:
   — Правда. А ради другого человека?
   — Не знаю, — говорит Энн. — Паук же тебя не тронет. Он в коробке сидит.
   — Мне без разницы. — Тия содрогается.
   — А тот человек? — напоминает Энн. — Как думаешь, от чего он умер?
   — Может, от инфаркта? — предполагает Тия. — Я видела только, как умирают от старости, — добавляет она.
   — Он все это время был наверху. Как думаешь, что он задумал?
   — Убить нас? Кто знает? Хорошо, что он умер.
   — Тебе его не жаль?
   — Если он нас похитил — нет. А тебе? Энн пожимает плечами:
   — Вообще-то нет, но я думала, я одна такая.
   — Ничего странного, — успокаивает Тия. — Мы же не были с ним знакомы.
   Энн присаживается рядом.
   — Курить будешь? — спрашивает она. — Я прихватила.
   — Спасибо, — Тия берет сигарету. — Все-таки хорошо, что ты пришла. Я жалею, что наговорила тебе гадостей.
   — Не все ли равно? — возражает Энн. — Мы бы вряд ли подружились, если бы встретились дома. И сюда вдвоем не просились, верно?
   — А может, мы бы дома поладили, — размышляет Тия.
   — Ты меня невзлюбила с первого взгляда, — смеется Энн. — Какая уж тут дружба!
   Тия тоже смеется:
   — Разумно.
   — Я привыкла, что меня недолюбливают, — говорит Энн. — Подумаешь!
   — Напрасно. Ты хорошая.
   — Ты же меня ненавидела.
   — Да, но это потому, что я тебе завидовала.
   Это уже ни в какие ворота. Нашли общий язык благодаря мертвецу и пауку.
   — Завидовала? — недоверчиво повторяет Энн. — Да брось!
   — Ты всегда ухитряешься быть в центре внимания.
   — Я? И это говорит девушка, которая только что во всеуслышание пообещала сброситься со скалы?
   Тия смеется.
   — У тебя всегда такой вид, словно ты знаешь все на свете. Ребята от тебя без ума.
   — Я бы предпочла не быть всезнайкой. А ребята обычно от меня не без ума.
   — Не может быть. Ты такая женственная и невинная.
   — Женственная и невинная? Я? Ты меня с кем-то путаешь.
   — А девственность, а эти твои мыльные оперы? В самый раз для невинной девушки.
   — Нет, все не так, — возражает Энн. — И потом, я вовсе не невинная.
   — Ты же девственница.
   — Это не одно и то же. Если уж на то пошло, ты невиннее меня. Ты никогда...
   — Не мастурбировала? — договаривает Тия и смеется. — До сегодняшнего дня — нет.
   — Что? — Энн хихикает. — Хочешь сказать, ты...
   — Дело было в разгаре, когда вы ко мне вломились.
   — Ох! — расстраивается Энн. — Прости.
   Чем раскованнее Энн, тем отчетливее понимает, как зябко под открытым небом.
   — Мерзну, — жалуется она.
   — И я тоже, — говорит Тия. — Но здесь мы в безопасности.
   — М-да... Как же быть с мертвецом?
   — Не знаю.
   — А как бы ты поступила дома?
   — Дома я не держу незнакомых мужчин в мансарде.
   — Да, но... ты понимаешь, о чем я.
   — Ну, не знаю. Вызвала бы «скорую». Позвонила приемной матери. Да мало ли!
   — Нам нужен телефон, — говорит Энн.
   — Ага. А еще — психологическая поддержка, и «скорая», и все на свете.
   Несколько минут, пока Тия докуривает, они слушают грохот прибоя.
   — Что-то мне не хочется ложиться спать в доме, — признается Энн.
   — И мне тоже, — кивает Тия. — Глупо, да?

Глава 26

   Все укладываются на рассвете, как только небо на востоке начинает голубеть. Почему-то кажется, что безопаснее лечь вместе, в гостиной, с незашторенным окном, за которым уже слышится птичий щебет. К утру декорации фильма ужасов будто исчезают сами собой. Конец опасности, смерти, вампирам, призракам и прочим кошмарам. Джейми помнит, что главный кошмар по-прежнему лежит наверху, в мансарде, и никуда не денется, но к шести часам утра ему становится как-то все равно, и он отключается.
   Эмили просыпается первой, в двенадцать, и как ни в чем не бывало готовит всем завтрак. У двери кухни Джейми слышит, как Эмили напевает какую-то старую песню «Смитc»^[61]. А он думал, эту мелодию никто уже не помнит.
   — Доброе утро, — говорит он, входя в кухню и зевая.
   — Добрый день, — поправляет она. — Бурная выдалась ночка, да? — Она подает Джейми чашку чая. — Скоро будем завтракать. Остальные встали?
   — Просыпаются, — улыбается Джейми. — Тебе полегчало, да?
   — Я в норме, — кивает Эмили. — Зря я так распсиховалась.
   — Это можно понять, — уверяет Джейми. — Мы все растерялись.
   — Из-за какого-то мертвеца? Не понимаю, зачем делать из этого трагедию.
   — Как-никак человек умер, — напоминает Джейми. Он не верит глазам: Эмили будто подменили.
   — Джейми, в мире постоянно умирают люди. Это естественно.
   — Ночью это не казалось естественным, — обижается Джейми.
   — Выше нос, — командует Эмили. — Поверь мне, мы сбежим отсюда, и все будет хорошо. Договорились?
   Джейми не уверен, что все так просто.
   — Договорились, — нехотя отвечает он.
   — Вот дерьмо! — ворчит Брин, вваливаясь в кухню. — Вся эта херня мне приснилась или как?
   — Какая? — жизнерадостно переспрашивает Эмили.
   — Не приснилась, — сообщает Джейми. — Все по правде.
   — Блядь! Бодун точно по правде, — соглашается Брин. — Аспирин есть?
   Деловитая и расторопная Эмили вручает ему стакан воды и две таблетки.
   — Живем, — радуется Брин.
   В дверях появляются остальные — заспанные^ красноглазые и помятые.
   Эмили подает завтрак и объявляет, что обед будет ровно в три.
   — Ты в порядке? — спрашивает Энн. Эмили не отвечает.
   — Похуже, чем ночью, — шепчет Пол.
   — С каждого — план бегства, — говорит Эмили. — За обедом обсудим.
   После завтрака никто не знает, чем заняться. Неловко вести себя как ни в чем не бывало, когда наверху лежит труп. С другой стороны, насчет трупа никто ничего не предлагает. Массовый паралич: идеи отсутствуют. В конце концов, Брин и Тия помогают Эмили вымыть посуду, а Энн с Полом уходят искать пищу для паука — теперь он (Пол почему-то убежден, что паук — «он») живет в шкафу в коробке. Тия уже не требует паучьей смерти, и никто об этом не заговаривает.
   Джейми сидит в кухне, напряженно думая о мансарде. Там наверняка есть разгадка тайны, объяснение, зачем их сюда привезли. Вчера ночью и сегодня утром об этом говорили мимоходом. Никто не готов смириться с мыслью, что мертвец унес тайну с собой, но идти наверх и искать улики тоже никому не хочется. Вскоре у Джейми разыгрывается воображение: он представляет себя в роли смельчака, который в одиночку обшаривает мансарду. Остальные потрясены: он не только побывал там один, но и разгадал тайну. За какую-нибудь пару секунд он превращается в Индиану Джонса, ищет потерянный ковчег. И тут же понимает: чтобы эта фантазия стала реальностью, достаточно подняться в мансарду.
   Проглотив страх (Индиана ничего не боялся), Джейми уходит из кухни и мчится вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки — на случай, если вдруг струсит на полпути. Он стоит на площадке, весь в поту. Сейчас не помешали бы стакан холодного лимонада и свежий ветер. Но приходится терпеть смрад и жужжание мух. Кошмар. Первым делом Джейми срывает с кровати простыню и накрывает труп. Потом находит в тесной уборной освежитель для воздуха и прыскает во все стороны: теперь пахнет не просто смертью, а смертью и весенними лугами.
   Джейми принимается за обыск, вообразив себя агентом ФБР: грубо перетряхивает кипы бумаг, хватает и швыряет вещи, словно его цель — создать в комнате хаос. Увлекшись, он перестает замечать длинный бесформенный ком на полу. Джейми один, но не пугается — скорее чувствует себя хозяином. Он упивается собственной важностью и не хотел бы, чтоб ему помогали — тогда триумф придется делить с помощниками. Но и действовать в одиночку не так-то просто. Бумаг море, в основном заумных научных статей, но ни одна к похищению не относится.
   Наконец через полчаса Джейми находит нечто важное: папку с заявлениями и анкетами шестерых обитателей острова. Кроме этих бумаг, в папке всего один листок.
   Это письмо, датированное августом 1999 года. Адресовано мистеру Смиту.
   Компания, занимающаяся прокатом вертолетов, уточняет у мистера Смита детали рейса — как они пишут, «последнего». На этот раз мистер Смит берет с собой «небольшой груз» и сам предоставляет контейнер с надписью «хрупко!». Кроме того, в письме сказано, что за содержимое контейнера несет ответственность сам мистер Смит и он же обязан проделать в контейнере вентиляционные отверстия. Компания подтверждает, что ей уже сообщили — груз составят опять книги («опять» — значит, сюда привозили и книги в библиотеку), продовольствие и «живность». Указано, что «последний рейс» состоится в понедельник, 6 сентября 1999 года. В тот день, когда все шестеро прибыли на остров. Джейми судорожно сглатывает. Видимо, в контейнере находились они. Черт. Ему приходится сделать краткую паузу и отдышаться. Лишь потом он обращает внимание на тревожную деталь: тот злополучный рейс вертолета назван «последним» — значит, возвращаться домой или отвозить «живность» обратно мистер Смит не планировал.
   Следовательно, этот «мистер Смит» — организатор собеседования, и он привез их сюда умышленно. Только непонятно, зачем, — ни в папке, ни в комнате нет никаких намеков. Зачем он арендовал вертолет и доставил их сюда? Почему не забронировал обратный рейс? Зато теперь ясно, что террористы-убийцы на остров не явятся.
   Джейми чуть не упускает из виду коричневый чемодан. Только перевернув вверх дном всю комнату, он решает его открыть. Лениво — подумаешь, чемодан. Сам Джейми распаковал бы свой чемодан сразу. Чемодан Джейми стоял бы пустым. Но неизвестный мертвец — не Джейми. В чемодане кое-что осталось.

Глава 27

   — Так ты пришла в себя? — спрашивает Тия у Эмили, которая сама берется мыть посуду, но вытирать не желает.