И оба смеются.
   — Хорошо, что у тебя «Последняя фантазия-VII» в двух версиях. И быстрая, и медленная, — говорит Энн. — Гонки и разведение чокобо отнимают уйму времени. Я проторчала в Золотом блюдце целую неделю.
   — Вы о чем это? — недоумевает Эмили.
   — Чокобо — волшебные птицы, напоминают страусов, на них можно ездить по Карте мира, — объясняет Энн. — А Золотое блюдце — что-то вроде Лас-Вегаса: игра в игре — даже несколько игр. Можно зайти туда развлечься, а можно набрать очки для покупки полезных предметов. В Золотом блюдце устраивают бега чокобо. На бегах можно делать ставки и жокеем поработать.
   — Я совсем запуталась, — признается Эмили. — В игре можно что-то покупать?
   — Ну да, — отвечает Пол. — Я прикупил виллу в Коста-дель— Соль.
   — А цель игры какова? — интересуется Джейми.
   — Играть надо за героя по имени Облако, — объясняет Пол. — «Мир» состоит из мегаполиса Мидгара и поселений на разных материках. Миром правит коррумпированная организация Шинра, тянет из планеты всю магическую энергию мако. Члены организации ставят жестокие эксперименты, пользуются магией, чтобы творить зло и все такое. Обычная завязка японских игр. Облако — воин, нанятый группой подпольщиков-революционеров «Лавина». Облако помогает взорвать мако-реактор, становится революционером — точнее, «Лавина» примыкает к нему — и отправляется в крестовый поход против Сефирота, олицетворения зла в игре.
   — По ходу игры надо собирать разные предметы и магию, — подхватывает Энн. — Это сложнее, чем в «Марио», там подзаряжаешься энергией от грибов и цветов, и даже чем в «Расхитительнице гробниц», где хватает нескольких «медипаков» в рюкзаке. В «ПФ-VII» количество предметов не ограничено, оружию и доспехам можно присваивать разные виды магии. Можно насылать злые чары врагам, добрые чары — себе, призывать на помощь богов и богинь, магически увеличивать свою силу. Кроме того, в каждом бою выигрываешь деньги и очки. На деньги в поселениях можно покупать разные предметы — класс, потому что магазины есть повсюду, и везде побочные сюжеты, и так далее...
   — Чем закончилось состязание с друзьями? — спрашивает Тия у Пола.
   — Дело в том, — начинает он, — что от игры полное ощущение, будто в другом мире находишься. Мои друзья Ник и Тони вместе снимали квартиру. Они увлеклись и стали состязаться между собой. Но допустили одну ошибку: решили сражаться в реальном времени. Вместо того чтобы сравнивать карты памяти, они просто сидели и давили на кнопки. А это опасная затея. Два дня и три ночи они не отходили от приставок. Каждый считал себя Облаком. Они любили одну и ту же героиню. Но в игру заложена идея раскола добра и зла — не только в мире, но и в каждом человеке. Даже у положительных персонажей есть слабости, которые надо преодолевать, а злодеи не всегда корыстны. В общем, главный герой Облако тесно связан с главным злодеем Сефиротом. В каком-то смысле эти двое — половинки единого целого, наглядная диалектика. Изменит и в итоге спасет мир только слияние стремления Сефирота к злу и стремления Облака к добру. Но в игре есть эпизоды, когда Облако теряется и практически подчинен Сефиротом. Добравшись до такого эпизода, Тони почти свихнулся. Игра длилась сорок восемь часов, он потерял счет времени, у него путались мысли. Во всех руководствах к играм рекомендуется каждый час устраивать перерывы, хотя бы отворачиваться от экрана на пару минут. Но Тони не отрывался ни на секунду.
   — А Ник? — спрашивает Эмили.
   — Ник тоже, хотя он не так спятил, как Тони.
   — О чем это ты? — удивляется Тия. — Почему Тони спятил?
   — Он вдруг поверил, что Ник — это Сефирот. Когда по сюжету требуется войти в Северные пещеры и в последний раз встретиться с Сефиротом, Тони вдруг бросил джойстик и вломился в спальню Ника. Ник воспринял поступок друга как шутку и встретил Тони словами: «Северные пещеры! Оставь надежду всяк сюда входящий». Тони, наверное, понял это буквально. У обоих были декоративные самурайские мечи. Тони решил, что лучшего оружия не найти. И он ринулся в спальню, принимая ее за Северные пещеры, чтобы пронзить Сефирота мечом. Нику пришлось защищаться. Оба взмахнули мечами одновременно. Через неделю полиция нашла два обезглавленных трупа. К тому времени Тони и Ника уже хватились, а трупы начали смердеть.
   Несколько секунд все молчат.
   — Это правда? — выговаривает Тия.
   — Конечно, нет, — отвечает Пол. — У меня нет друзей. А игра изумительная.

Глава 7

   Энн будит негромкая брань Джейми. Энн зевает и поворачивается. Теперь она лежит лицом к Полу, а тот — лицом к Тие. Все шестеро похожи на гостей, сраженных усталостью посреди конги. Энн приподнимается на локте. Яркий солнечный свет падает на кучки пепла на ковре, обувь и носки. Ночь была холодной, а утро выдалось теплым. Все понемногу ворочаются. Похоже, Джейми всех разбудил.
   — Который час? — сонно спрашивает Тия.
   — Десять, — отвечает Джейми. Кто-то зевает, кто-то потягивается.
   — Я видела такой странный сон, — дремотным голосом начинает Энн. — Я катилась на лыжах вниз по склону, и...
   Пол смеется. Эмили сонно хихикает.
   — Очень смешно, Энн. Этот анекдот все знают, — перебивает Тия.
   — А я нет, — возражает Брин. Эмили вздыхает.
   — Да знаешь ты! Помнишь, два парня и девушка приезжают в отель и почему-то — отель переполнен или еще что — им приходится лечь втроем в одну постель. И конечно, девушку укладывают посередине, между парнями. Утром первый парень говорит, что видел потрясающий сон: его член дрочила красотка. Второй отвечает: «Надо же, какое совпадение! И мне приснился точно такой же сон». На это девушка отвечает: «Все мужчины одинаковы. А вот я видела невинный сон — будто качусь на лыжах по чудесному заснеженному склону горы!» Вот и все. Анекдоты я рассказываю хреново.
   Подумав с минуту, Брин смеется.
   — Дошло! — говорит он. Энн нравится Брин.
   — Что это с тобой? — спрашивает Эмили у Джейми. Как и полагается ботану, тот опять корпит над своими списками. Он напоминает Энн древний компьютер, мучительно, медленно генерит данные, потому что больше ни на что не способен. Энн заглядывает Джейми через плечо. Он правит вчерашний список.
   — Ты что делаешь? — спрашивает она.
   — Пытаюсь разобраться.
   — Зачем?
   — Мы ведь еще здесь.
   Спустя полчаса на кухне собираются все, кроме Тии. Она холодной водой стирает одеяла в ванной наверху. Энн недоумевает: Тия под этим одеялом проспала всего одну ночь. Наверное, у Тии навязчивый невроз — Энн как-то об этом читала.
   Пробуждение оказалось делом неспешным, почти ленивым. Одни жаловались, что от жесткого пола ноет спина, другие радовались тишине и покою. Почему-то Энн вспомнила квартиру в Ислингтоне, своих родителей. Сейчас оба наверняка на работе, обливаются потом в душном Лондоне, может, изменяют друг другу, пытаются обслужить нескончаемых клиентов и не растолстеть от непрерывных бизнес-ланчей. Всю неделю работают, видятся урывками. Домработница приходит по будням через день. Обычные для «болтливого класса» разговоры об искусстве, политике, литературе, ресторанах, садоводстве и о том, какую пьесу посмотреть в субботу. К вечеру у них накапливается шесть газет, утром в воскресенье мать относит их на переработку. Днем в воскресенье она играет в теннис, а отец — в гольф. Весь Лондон не знает покоя, и эти двое тоже. Люди бегут на работу, спешат развлекаться или торопятся куда глаза глядят, заразившись чужой спешкой. А здесь, на острове, так тихо и спокойно, никто никуда не спешит, да и спешить некуда.
   Эмили стряпает завтрак, обжаривает шкворчащий бекон, сосиски, яйца, грибы, хлеб и помидоры. Джей-ми, Пол и Брин сидят за столом. Джейми все возится со своим дурацким списком. Брин курит. Пол пытается собрать из мобильников рацию. По крайней мере, так кажется Энн. Не исключено, конечно, что Пол разбирает телефоны забавы ради.
   — А вдруг это месть? — вдруг спрашивает Эмили.
   — Ты о чем? — говорит Джейми.
   — О том, что мы здесь, глупый. Может, кто-то хочет нас проучить?
   — Эврика... — бормочет Пол, роняя резиновую клавиатуру под ноги.
   Теорию мести Энн уже обдумала и отвергла. Джейми оживляется.
   — Мы должны составить списки, иначе так ничего и не узнаем.
   Эмили открывает заднюю дверь. В кухне становится чуть свежее.
   — Думаешь, все мы в школе изводили одного и того же заморыша? — усмехается Пол.
   — И убили его в честь создания нашей банды, — прибавляет Энн.
   — Хмурым зимним днем в лесу, — подхватывает Пол.
   — И холодный ветер унес отголоски жестокого детского смеха... — хихикает Энн.
   — И вот теперь, в годовщину его смерти, кто-то затеял вечеринку...
   — Какие же вы оба циники, — говорит Джейми.
   — Да нет, — возражает Энн. — Мы просто так. Брин щелчком выбрасывает окурок в открытую дверь.
   — Мы бы помнили, если б в школе травили одного и того же одноклассника.
   — А может, мы все забыли, — высказывается Джейми.
   — Ну ладно, — сдается Брин. — Кто-нибудь учился в школе в Саутэнде?
   Все качают головами.
   — Значит, месть вроде отпадает? Тия входит в кухню и садится.
   — Ну, что тут у вас? — спрашивает она.
   — Будем составлять списки, — сообщает Эмили.
   — А-а, — говорит Тия. — Я думала, мы их и так составляем.
   — Да, а теперь в списках будет прошлое, — поясняет Эмили.
   — Она считает, кто-то нам решил отомстить, — добавляет Энн.
   Джейми отсчитывает шесть чистых листов бумаги.
   — Вот, — объявляет он. — Пусть каждый напишет дату и место рождения, девичью фамилию матери, адреса школ, города, где жил, имена и приметы братьев и сестер, имена и приметы партнеров и бывших партнеров...
   — Это еще зачем? — спрашивает Тия.
   — Чтобы узнать, что нас всех объединяет, — поясняет Пол.
   — Может, мы все трахались с одним и тем же человеком, — говорит Эмили. — А мы и не знаем.
   — Ясно, — кивает Тия.
   — Нет, это вряд ли. Я никогда ни с кем не трахалась, — замечает Энн.
   — Ну так сделай с этим что-нибудь, — советует Тия.
   — По-моему, она правду говорит, — вмешивается Пол.
   — А если это на каникулах случилось? — Тия пропускает слова Пола мимо ушей. — Вдруг все мы отшили одного и того же пляжного красавчика?
   — Отпад, — говорит Эмили.
   — А как насчет работы? — добавляет Брин. — Может, мы все горбатились на одного босса.
   — Вариантов тьма, — заключает Джейми.
   Энн соображает, не слишком ли сложна задача. Она перебирает в уме гипотезы: очень может быть, что однажды вечером они заглянули в один и тот же клуб и не помогли человеку, которому стало дурно. Или случайно увидели то, чего не должны были видеть, или купили помеченный товар. Или же просто оказались в неподходящем месте в неудачное время — на собеседовании в понедельник 6 сентября 1999 года. Так или иначе, если уж применять научные методы и искать реальную связь, следовало бы загнать биографии в базу данных и потом искать совсем уж изощренно. Мысленно Энн начинает писать программу для такой базы данных, а затем погружается в приятные грезы — как ее программу используют для международного шпионажа и еще, может, в детективных расследованиях. К своему листу Энн так и не притронулась.
   Эмили подает зажаренный завтрак.
   — Как ты умудряешься не толстеть от такой пищи? — удивляется Тия.
   — А я ее не ем, — объясняет Эмили. — Только готовлю.
   Завтрак проходит в тишине, все что-то пишут. Вскоре просят еще лист, потом еще. Энн размышляет, почему Джейми не дорожит запасами бумаги. Почти опустошив тарелку, Энн выходит из кухни. Ее раздражает запах жареного и бесит навязанная задача. Энн не любит, когда от нее чего-то требуют. Она направляется в библиотеку.
   — Куда она? — спрашивает Джейми.
   — Какая разница? — отзывается Тия. Библиотека умиротворяет, потому Энн туда и идет. В библиотеки никто не ходит — уж точно не крутые и не такие, кто хочет кого-нибудь подцепить. Всеобщий заговор крутизны Энн ловко использует. Стоит всех убедить, будто нечто вовсе не круто — и наслаждайся в одиночестве. Там, где крутые не бывают, можно уединиться и поплакать.
   Энн сама не понимает, почему плачет. Наверное, по привычке — она вечно льет слезы, выходя из комнаты, где полно народу. Кто знает — может, ей просто не нравится, что ее насильно держат на этом острове. Но, когда она пытается перечислить, чего ей по-настоящему недостает, вспоминается какая-то ерунда: «Дома и на чужбине», вишневый шампунь, резинки для волос с собачками и крошечными бубенчиками, всякие вещи. Немного не хватает вечерних прогулок по Лондону и мыслей. А может, она от природы плакса. Товарищи по несчастью ей даже не противны. Все довольно приятные — кроме Тии, но и она ничего, если постарается.
   В библиотеке четыре экземпляра «Бури». Все на английском. Энн вытирает глаза. Пока остальные на кухне с увлечением играют в экзамен, она пытается разузнать, кто их сюда привез, или, по крайней мере, кто хозяин дома. Он говорит по-английски и, скорее всего, закончил университет — конечно, если не существует иной демографической группы, которой свойственно хранить дома по четыре экземпляра «Бури». Эти «Бури» составляют весь раздел «Литература». Остальные разделы — «Философия», «Религия», «Психология», «Экология», «Политика» и «Утопии». Раздел утопий, оказывается, обширный — не только теоретические труды, но и невразумительные научно-фантастические романы.
   Энн гадает, кто и зачем собрал эту библиотеку. Если коллекция складывается постепенно, в ней больше пыли и старья. Энн заглядывает в тома с классикой — в основном, современные переиздания. Еще есть несколько книг о возобновляемых источниках энергии. На одной обложке Энн с удивлением видит непонятную конструкцию с вертушкой наверху — совсем как та, что стоит возле дома. Энн просматривает аннотацию на пыльной суперобложке: это и вправду ветряк для системы электропитания.
   В кухне Джейми обрабатывает поступающие на листках данные. Энн садится к столу.
   — А твои записи где? — спрашивает Джейми.
   — У меня их нет.
   — Почему? — спрашивает Эмили.
   — Лишняя возня, — отвечает Энн и начинает готовить себе клубничный коктейль.
   Джейми вздымает.
   — Общее у Пола и Тии — Бристоль, — сообщает он. — Пол родился в Бристоле, а Тия училась там в университете. Но если верить остальным, больше никто к Бристолю отношения не имеет.
   — Я был в Бристоле, — сообщает Брин.
   — Почему же не написал? — спрашивает Джейми.
   — Забыл, — отвечает Брин. — Мы там всего один день пробыли. Мне тогда было лет пять.
   — А я никогда не бывала в Бристоле, — говорит Энн.
   — Так не пойдет, — решает Тия. — Человеческий фактор все путает.
   — У троих из нас есть сестры по имени Сара, — продолжает Джейми.
   — Ну и что? — спрашивает Тия.
   — Просто любопытный факт. Все равно других совпадений нет.
   Джейми закуривает и откидывается на спинку стула.
   В кухне хаос. В раковине гора грязной посуды. На столе такая куча мусора, что Пол перемещается к задней двери, где продолжает свои изыскания в области электроники, явно забыв обо всем с стальном. Его голова в солнечном пятне, темные волосы блестят. Будто почувствовав взгляд Энн, он поднимает голову и мимолетно улыбается. Она смотрит в свой стакан, через соломинку выдувая розовые пузыри.
   — Я знаю, что у нас общего, — говорит Брин.
   — Что? — оживляется Эмили.
   — Мы все приехали на собеседование. Может, в этом дело.
   Энн заинтригована: никто и пальцем не шевелит, чтобы выжить на острове. Никто не помышляет о бегстве. Никто не играет в лидера. На самом деле она не чокнутая, а Джейми — не ботаник. Все не как полагается. Куража ни у кого нет.
   — От поисков генератора ты тоже намерена отлынивать? — спрашивает Тия у Энн.
   — Как и от вашей нелепой писанины... — начинает Энн.
   — Ладно, — перебивает Эмили. — Мы с Энн пойдем наверх.
   — Зачем? — спрашивает Энн.
   — Ну, поможешь мне спальни привести в порядок.
   — А я пойду искать генератор, — говорит Тия. — Кто со мной?
   — Я, — отвечает Брин. — Я иду. Заодно дров наколю для камина.
   — Нам надо поговорить, — заявляет Эмили, едва очутившись наверху. Она действует как многозадачная система: занимается делом первостепенной важности — втягивает Энн в работу — и заодно выщипывает брови. Только богу известно, где она раздобыла пинцет. С такими навыками выживания одна эта девушка могла бы стать образцовой армией Джейми.
   — Хорошо, — отвечает Энн. — О чем ты хочешь поговорить?
   У Эмили темные брови. И корни волос тоже — теперь видно, когда она зачесала волосы назад. Там, где Эмили выщипывает волоски, кожа краснеет, и Эмили бормочет что-то про гамамелис.
   — Хочешь поговорить про гамамелис? — уточняет Энн.
   — Нет, просто... Послушай, может, все-таки угомонишься?
   — Я? — удивляется Энн. — Что я такого сделала? Правая бровь уже побагровела, и Эмили принимается за левую.

Глава 8

   Джейми размышляет о Джерри Спрингере. И о Брине.
   Как вышло, что они опять вернулись к разговорам о собеседовании? Можно подумать, здесь у них собеседование. А отдел кадров где? А вопросы? О Джерри Спрингере он вспоминает потому, что Брину на этом шоу дал бы роль гостя, а не человека в критической ситуации. В отличие от Эмили, Джейми не помнит темы всех передач, зато видел шоу, которое называлось «Дорогая, я действительно мужчина». А передачу с участием Брина следовало бы назвать «Дорогая, я действительно глуп — не слушай мою дурацкую болтовню». Кроме того, Джейми сердится: никто его не попросил принести дров или поискать генератор. От злости Джейми корежит. А ведь он не злой. Даже не злопамятный.
   Пол домывает посуду.
   — Зачем ты это делаешь? — спрашивает Джейми. Пол пожимает плечами:
   — Ненавижу бардак.
   Разобранные по винтику мобильники лежат на чистом столе. Джейми рад, что у него не было мобильника. Впрочем, остальные охотно отдали свои телефоны Полу. Вытерев руки, Пол садится к столу. Как-то между делом он успел приготовить кофе и теперь ставит кружку перед Джейми.
   — Спасибо, — говорит Джейми.
   — На здоровье.
   — Что это? — Джейми указывает на кучку деталей.
   — Как что? Телефоны.
   — Я хотел спросить, что ты делаешь?
   — Уже сделал. — Пол улыбается. Он придвигает к себе клубок проводов, жидкокристаллические дисплеи и клавиатуры. — Смотри.
   Джейми смотрит. И ничего не видит.
   — Это «Новейшая змейка», — объясняет Пол.
   — «Новейшая змейка»?
   — Ну да. Знаешь «Змейку»? Компьютерная игра, на мобилах тоже есть?
   — У меня нет мобилы.
   — Но ты знаешь, что в некоторые телефоны встроены простые игрушки?
   Джейми кивает. Ему хотелось такой, но Карла не одобрила.
   — Так вот, «Змейка» — лучшая. Задача — двигать по экрану объект в виде змейки и собирать «пищу». Касаться краев экрана и задевать собственный хвост нельзя. Но чем больше «пищи» съедает змейка, тем длиннее становится, и тем труднее маневрировать.
   — А чем отличается «Новейшая змейка»? — спрашивает Джейми.
   — Можно вдвоем играть. Вот смотри.
   Он подает Джейми цифровую клавиатуру от одного из телефонов. Видимо, вместо джойпада. Клавиатура соединена с жидкокристаллическим экранчи-ком; вторая, которую держит Пол, — тоже. Пол нажимает несколько клавиш.
   — Вот так... Видишь, на экране две змейки? — спрашивает Пол. — Это твоя, а вон та — моя. Мы охотимся за «пищей» — вон точка в дальнем левом углу. Нельзя задевать собственные хвосты, края экрана и друг друга. Я считаю, игра стала гораздо лучше.
   Слышится негромкий писк — змейка Джейми умирает.
   — Что нажимать? — спрашивает он.
   За час Пол успевает набрать четырнадцать очков, Джейми — восемь.
   — Ты же говорил, что собираешь передатчик, — напоминает Джейми, яростно давя на клавишу, чтобы слопать «пищу» раньше проворной змейки Пола.
   — Да, но посмотрим, что они скажут, когда увидят вот это! — отвечает Пол.
   В конце концов батареи начинают садиться. Джейми закуривает.
   — Еще кофе? — спрашивает Пол.
   — Ага, — кивает Джейми.
   Пол находит две чистых кружки.
   — Скажи, ты тоже думаешь, что вся эта хренотень — такое особое собеседование! — спрашивает он.
   — Фигня. А ты?
   — Без понятия. Всякое бывает. Они пьют кофе.
   — Забыл: ты откуда? — спрашивает Джейми.
   — Из Бристоля. Точнее, из-под Бристоля. А ты?
   — Из Тонтона, — Джейми снова закуривает. — Ты, кажется, в университете искусство изучал?
   Пол смеется.
   — Что ты смеешься?
   — Ты такой вежливый, — объясняет Пол. — Очень мило.
   — Мило?
   — Ну да. Это не оскорбление. Не лезешь из кожи вон, не выпендриваешься, как остальные.
   Джейми не знает, комплимент ли это. Он возвращается к своему вопросу.
   — Искусство, да?
   — Ага, — кивает Пол. — А ты?
   Джейми рассказывает про математику, и Пол явно поражен не меньше Энн. Почему вся эта богема считает, что числа — это романтично? Джейми все пытается выяснить, где Пол научился из четырех телефонов собирать странные конструкции и почему предпочел «Новейшую змейку» более полезному устройству (вроде спасательной капсулы, как в «Команде А»[44]). Увы, о себе рассказывать Пол не любит. Джейми узнает только, что после учебы Пол поменял специализацию и теперь работает с компьютерами. В остальном прошлое Пола для Джейми — потемки.
   — Значит, ты гик? — улыбается Джейми.
   — Что-что? — смеется Пол.
   — А я, по классификации Энн, нерд, — объясняет Джейми и замечает, что при упоминании об Энн глаза Пола слегка меняют цвет. — Но ты — настоящий нерд, ты ведь с компами работаешь и все такое.
   — Хм... да, я к людям редко выбираюсь, — соглашается Пол, — но много играю. Значит, я отаку.
   —Кто?
   — Гик по-японски.
   — Они вообще не вылезают из дома?
   — Нет. Слово означает, что для тебя хобби — смысл жизни, и ты им постоянно занимаешься. Играл когда-нибудь в «Метал Гир Солид»?
   Джейми качает головой:
   — Нет.
   — Там есть такой персонаж Отакон. Вот он — японский гик.
   — И какое у него хобби?
   — Манга.
   — А у тебя?
   — Тоже. А еще — бывать там, где меня видеть не хотят.
   — Ты же никуда не выходишь.
   — А я через комп.
   Для Джейми все это — бессмыслица. Он догадывается только, что Пол — хакер.
   — А как тебе «Расхитительница гробниц»? — спрашивает Пол.
   — Нормально. Проще, чем я думал.
   — Думал?
   — Просто я раньше никогда не играл в видеоигры, но слышал, что это трудно.
   — Да, «Расхитительница гробниц» легкая, — подтверждает Пол. — Тебе бы «Метал Гир Солид» попробовать.
   — Почему?
   — Там сплошь тайные убийства. Наверняка в твоем вкусе.
   — Ну спасибо, — говорит Джейми. Пол смеется.
   — Ты же понял. Ты наверняка на стратегиях повернут.
   — Пожалуй, — соглашается Джейми. — А ты вроде нет.
   — Что «нет»?
   — Стратегии не любишь.
   — Да нет, почему же. Просто я не поклонник «Метал Гира», вот и все.
   — Что так?
   — Слишком американизированная. Настоящих персонажей манга нет.
   — Мне таким «Акира»[45] показался, — кивает Джейми. Пол удивляется:
   — А я думал, ты в манга и аниме не разбираешься. Видимо, соображает Джейми, он случайно ляпнул что-то к месту.
   — Не разбираюсь.
   — Но «Акиру» же ты смотрел?
   — Ну, «Тецуо» мне так понравился, что я попробовал другую японскую классику.
   — А, да. Про «Тецуо» я и забыл. Значит, «Акира» не понравился?
   Джейми качает головой:
   — Совсем.
   — Круто, — оценивает Пол. — Такое не полагается говорить, это же классика. Все равно что сказать, будто «Бегущий по лезвию бритвы»[46] — дерьмо.
   «Бегущий» Джейми тоже не нравится, но он не вдается в объяснения.
   — Не могу согласиться, — говорит Пол. — Так почему ты не любишь «Акиру»?
   — Такие рисунки не по мне, да и американская экранизация выглядит глупо.
   — Откуда ты знаешь про рисунки и экранизации?
   — Я не знаю, — отвечает Джейми. — Просто так думаю.
   — А еще какие-нибудь аниме ты смотрел? Незнакомые слова всегда сбивают Джейми с толку.
   — Что такое аниме?
   — Манга, которые движутся.
   — А манга?
   — Японские комиксы. Так смотрел?
   — Что?
   — Другие такие же вещи?
   — Нет. Мне просто нравится «Тецуо».
   Джейми умалчивает о том, как однажды искал в Интернете хентай-аниме. Что такое «хентай», он более-менее понимает. Выбор был велик: секс с монстрами, экстремальный садомазохизм, секс с машинами—и все в рисунках. Джейми понравились и манера, и экстремальность этого порно. Рисованные женщины гнулись, как резиновые, принимали самые невероятные позы, тончайшие талии поражали воображение, громадные глаза излучали невинность. И никто не мучился. В фантазиях Джейми всегда присутствовали «искусственные женщины». Онанируя впервые, он пытался думать о девчонке из школы, но не добился даже эрекции. Потом представил любимую учительницу — она тоже слишком реальная и мягкая. Повзрослев, он додумался воображать ненастоящих женщин — густо и ярко накрашенных, на шпильках, в мини-юбках. С этими красотками можно делать что угодно, имеешь право — они же нарочно все выставляют напоказ, будто на продажу, намеренно возбуждают желание ими обладать. С недавних пор Джейми интересуется имплантатами груди — не в реальной жизни, конечно, а в мире фантазий. Он считает, силиконовая грудь создана исключительно для секса. Не символ материнства и детства, не красота. С искусственной грудью можно поступать, как заблагорассудится — и с ее обладательницей тоже.