Страница:
Но стража у крыльца оставалась безмолвна и неподвижна. Высшие доверяли друг другу безусловно.
«Зачем тогда стража, если она не сторожит? – с отчаянно бьющимся сердцем подумал Энкино и догадался. – Затем же, зачем и воины, которые ни с кем не воюют. Это опора власти, тут слишком много рабов…»
От свежего воздуха у него закружилась голова. Энкино посмотрел вверх. Темное зимнее небо было бездонным. Во мраке горели созвездия. Энкино знал их названия по книгам и умел определять путь, хотя до сих пор никогда не пробовал сам, работает ли это в настоящем путешествии. «Плохо, что я так ослабел взаперти», – думал Энкино.
Под ногами – смешанная со снегом грязь. Это рабы, ходящие через площадь, совсем затоптали снег. Энкино плотнее закутался в длинную хламиду.
Площадь надо было пересечь наискосок. Посреди площади Энкино увидел что-то, что принял сначала за памятник. Приблизившись, он разглядел очертания – это был высокий столб и прикованный цепями человек. Он стоял, опустив низко голову: цепи крепко держали его, и не дали бы упасть, даже будь он уже мертв. Энкино закусил губу: они с Лодией проходили место казни. Но человек у столба был жив. Он вдруг сильно повел плечами, зазвенел цепями, поднял голову, услышав шаги.
Лодия еще утром видела осужденного, она даже не замедлила шаг. А Энкино не мог оторвать взгляда от этого человека. Волосы прикованного были в снегу, он дрожал от холода, в упор глядя на двоих в одежде служителей. Вблизи Энкино видел, как глубоко в тело человека врезались цепи, на которые он налег всей тяжестью. Короткая светлая борода, упавшие на лицо влажные пряди… Энкино узнал его, и больше всего потрясли глаза: помутившиеся и вместе с тем лихорадочно блестевшие, переставшие быть знакомыми.
– Идем! – нетерпеливо окликнула Лодия. – Он приговорен к смерти.
Энкино обернулся к ней:
– Это Берест!..
Он однажды уговаривал Лодию узнать что-нибудь о его спутниках: Хассеме, Иллесии и других. Лодия обещала, но все, что она могла рассказать Энкино, – о двух боях на ристалище, из-за которых в городе заговорили о Бересте.
Энкино быстро подошел к столбу.
– Берест… это я… – тихо произнес он.
Берест не узнавал Энкино. Тот, путаясь в хламиде служителя и в дорожной сумке, которую еще в замке сунула ему в руки Лодия, вытащил флягу с вином.
– Идем! – снова окликнула Лодия.
Энкино потряс Береста за плечи:
– Пей, это вино. Ты согреешься…
Он поднес флягу к его губам, другой рукой поддерживая Бересту голову… Лодия гневно сказала, приглушив голос:
– Раб приговорен к смерти, зачем ты мешаешь ему умереть?! – она отняла у Энкино флягу и потянула его за рукав. – Перестань делать глупости!
– Почему ты в этой одежде? – вдруг прохрипел Берест, узнав его.
Энкино безмолвно отшатнулся и пошел с Лодией, оглядываясь на ходу. Гневно недоумевающий вопрос Береста полоснул по самому сердцу. «Да ведь это все бессмысленно! – подумал он. – Я все равно заблужусь в лесу, а если выберусь к морю, то у меня ведь нет корабля!» Ему хотелось сказать Лодии, что с побегом – это глупая затея, и сбросить с себя дурацкую хламиду служителя.
Лодия торопила его. Энкино прибавил шагу. Они миновали запертые на ночь бараки рабов и вышли из города.
– Теперь уходи. Уходи к себе, – сказала Лодия, останавливаясь так внезапно, словно боялась переступить какую-то невидимую для Энкино черту.
– А там нет ничего моего, – признался Энкино, указав рукой в темноту.
– Как ты найдешь дорогу? – с участием спросила Лодия.
Ей не верилось, что они больше не увидятся.
Энкино пожал плечами, поглядел на созвездия – он знал их названия.
– По звездам…
В доме у Радко ярко горели светильники. В проеме узкого и высокого окна было видно, как падает снег. Радко вместе с Нейвином, сидя на низких стульях у камина, пили вино.
Смотритель ристалища назначил новый отрядный бой. Рабов для этого боя не выбирали по жребию. Нейвин велел вывести на ристалище тех, кто вместе с Берестом одержал верх в прошлой схватке. Это были пятеро выживших, жребий добавил к ним только пятерых недостающих. Нейвин хотел проверить, в самом ли деле «рабский бой» позволяет невольникам из казарм противостоять высшим? И вот…
– Рабы опять взяли верх, – говорил, глядя в огонь, Радко. – Из них только трое погибло, а наши воины опять легли все.
Тонкие губы Нейвина презрительно и гневно скривились.
– Стая сменила вожака – теперь им стал Снодрек. Превосходство высших поколеблено… А мне так и не дали сразиться с Берестом! Я говорил: его нельзя ставить к столбу! Теперь он ушел непобежденным, а должен был умереть в бою от руки высшего!
– Ты прав, прославленный Нейвин, – подтвердил Радко. – Получилось, что мы не смогли убить его на ристалище – и заморозили у столба, – он недовольно нахмурился.
– Пока он еще был жив, – вспомнил Нейвин, – я требовал его отковать, вернуть ему его женщину и заставить драться. Я ходил к самому наставнику Мирту и просил передать мою жалобу Князю. Князь должен знать, что права высших нарушены. Право высших – побеждать, не так ли?
– Я был бы рад увидеть, как этот раб умрет от твоего или от моего меча, прославленный Нейвин, – поддержал Радко.
Нейвин одним глотком осушил свой кубок с вином.
– Но он умер не от меча, а от холода. Его сняли с цепи мертвым на другое утро.
Ночью у столба Берест думал: может, и к добру, если Ирица опять вернется в свой лес, а летом оживет вместе с травой ирицей? Насобирает дикой конопли, спрядет и соткет себе простое длинное платье, но украсит себя бусами из ягод, венком из лесных цветов и древесной корой. Она не будет ничьей женой, но будет смотреться в ручьи, танцевать на лесных полянах, зимой заберется в большое дупло, чтобы там спать. Зачарованная королевна из Королевства Белок, за которой не явится из-за моря богатырь, чтобы увезти в дальние края. Безмолвная лесовица, она, увидев человека, отступит на шаг в заросли и сольется с лесом. Она забудет, что ее зовут Ирица. Забудет и северянина, который дал ей имя. Не вспомнит даже тогда, когда в лесу увидит высокое дерево, которое у людей называется берест: лесные создания не знают, как называются деревья у людей.
А вдруг это не так? Хоть, правда, и без сватовства, и без нужных обрядов, но все равно Ирица по любви и без обмана – жена человека. Берест вочеловечил ее. Что, если его волшебная жена стала смертной, как и он сам? Верно ли, что она вернется в свой лес и возродится во время летнего солнцеворота?
«Вот и умираю», – понимал Берест, чувствуя, что только цепи еще удерживают его на ногах. Предки Береста верили, что после смерти человека ждет долгий путь. Старики говорили: через дремучий лес, через огненную реку. По дороге человек обретет много новых сил и умений, если, конечно, ему хватит храбрости и ума, но еще больше – если он привык быть честным и добрым. Ведь там, на том пути, все по справедливости… Куда придешь этой дорогой, Берест не знал. Что спрашивать, оттуда ведь никто не возвращался! И то уже диво, что старики слыхали про саму дорогу. С нее ведь тоже никто назад не пришел.
«Вот и мне теперь…» – неясно думалось Бересту. Было ему не так страшно. Увидим, что за дорога. Еще поборемся. Но неужто и Ирица окажется на этом пути? Одна? Кто ее защитит? Она растеряется, испугается одна: ведь земнородные не рождены для такого посмертного путешествия, они так привязаны к своим полянам и рекам, к этому миру… «Ирица! – мысленно окликал Берест. – Ирица! Смотри, не уходи без меня. Ведь недолго осталось ждать… Я муж твой, жди меня, Ирица!»
– Он исчез из запертой комнаты, – опустив голову, произнес наставник Мирт. – Я не знаю, как ему это удалось.
Князь Тьмы принимал наставника у себя. Он велел, чтобы вместе с Миртом пришла ученица Лодия.
Девушка впервые видела сердце замка, покой Князя. В покое не было окон, не было света. Ни стола, ни скамьи, ни сундука, ни кровати. Таинственная пустота. Наставник Мирт пришел с переносным фонарем в руке. Без этого он не различил бы в темноте комнаты своего господина.
– Стража не видела, как этот раб выходил из замка, – продолжал наставник. – Мимо них прошли только двое служителей, которые, видимо, задержались в библиотеке.
Тонкая улыбка скользила по губам Князя Тьмы.
– Одним из этих двоих, досточтимый наставник, был беглый раб.
Мирт быстро вскинул голову:
– Но откуда он мог взять плащ служителя, господин? И кто тогда был второй?!
– А ты как думаешь, Мирт?
Наставник был сокрушен.
– Господин, я не знаю, что думать. Тот, второй, тоже не мог быть служителем, потому что иначе он не позволил бы рабу бежать.
Князь Тьмы покачал головой.
– Второй была служительница Лодия. Ведь правда, девочка? – добавил он спокойно.
– Да.
Лодии показалось, что у нее камень упал с души. Ей непривычно было скрывать то, что она сделала. Высший должен жить и умирать со спокойной совестью, ответив за все и не прячась. Мирт остановил на ней скорбный взгляд:
– Ты?!
– Твоя ученица пала, – подтвердил Князь. – Еще более горько тебе будет узнать, что она пала по душевной слабости. Она полюбила раба и ради него предала и наставника, и господина.
Лодия вспыхнула.
– Это не так, господин!
Ей было обидно. Ей хотелось сказать, что на прощанье они с Энкино не коснулись даже руки друг друга. При чем тут любовь? Она думала днями и ночами, стараясь понять, кто прав. Пускай она ошиблась, но она пришла к своему решению после трудной борьбы.
– Твоя ученица молода, – не обращая внимания, продолжал Князь. – Раб, к которому ты послал ее, хорош собой и тоже молод. Вот причина ее падения.
«Неправда! – думала Лодия, чувствуя, что краска еще сильнее заливает ей лицо. – Это все неправда. Я бы помогла ему бежать, даже если бы он был стар и безобразен!»
– Что он тебе говорил? – Князь посмотрел на Лодию.
– Он говорил, что мы живем на жалком клочке земли, наши строения убоги, и в его мире все наши мыслители не были бы великими людьми, а только одними из многих! – выпалила Лодия.
Ей хотелось доказать: речь шла не о любви, а об истине и заблуждении.
– Нет, девочка, не о мире… что он говорил о тебе? – возразил ей Князь Тьмы. – В падшем мире, от которого я оберегаю вас, действительно есть много такого, чего вы не знаете. Есть там и искусство обольщать женщин, и ложь… Он говорил о твоей красоте?
– Какое ему до этого дело! – искренне вырвалось у Лодии.
Но тут же она вспомнила о том, как в один холодный осенний вечер стояла перед зеркалом и сравнивала цвет своих волос с цветом печеных каштанов.
– Я пошлю воинов в погоню, и они легко найдут этого беглого, – спокойно продолжал Князь. – Он никогда не выйдет из круга, которым я очертил мои владения. Но если бы даже он добрался в конце концов до своего падшего мира, то навсегда затерялся бы среди подобных ему. Он мог бы обрести свет истинного познания, но не пожелал, и ты поддержала его в этом. Мне жаль и тебя: ты столкнулась с соблазном и не устояла. И ничего не приобрела. Даже любви, в конце концов…
Лодия снова горячо возразила:
– Я ничего не ждала от него. Я первая предложила ему бежать.
Князь развел руками:
– Ты обезумела от своего увлечения.
Он говорил, и его холодные, презрительные фразы отзывались болью в сердце Лодии. Князь усмехнулся.
– После месяца очищения и одиночества ты сможешь продолжить свою работу. Наставник Мирт! Ты, надеюсь, понимаешь, что эта девушка не может быть допущена к высшим ступеням посвящения. Пусть лечит рабов в бараках… Ступайте оба.
Лодия вышла вслед за наставником, стараясь держаться прямо. Придя к себе, она долго сидела на волчьей шкуре перед камином.
К покою Лодии, как и у всех целителей замка, примыкал маленький придел, ниша без окон, в которую вела низкая дверь и лестница из трех ступеней. Там в тиглях и котелках Лодия составляла мази и варила отвары. Встав с пола, Лодия сняла с себя синюю хламиду и в одном сером платье пошла к своим тиглям и склянкам. В приделе Лодия зажгла огонь, долила воды в котелок, тщательно вымеряя количество. Достав из шкафчика маленькие весы, Лодия потянулась к небольшим, плотно закрытым глиняным сосудам на полках, где хранились истолченные в порошок и высушенные травы. Опасно ошибиться в весе хоть ненамного. И руки не должны дрожать… Тщательно отмеряя ложечкой и высыпая на весы небольшие кучки порошков из разных сосудов, Лодия сосредоточенно следила за колебаниями чашек весов. Ссыпав порошки в кипящую воду, Лодия установила перед собой песочные часы и принялась помешивать деревянной лопаткой.
Когда песочные часы были перевернуты трижды, Лодия сняла котелок с огня и вылила отвар в небольшой кубок.
Кубок и свеча стояли теперь на низком столике у камина. Лодия дождалась, пока отвар остыл, и медленно выпила теплое, чуть горьковатое снадобье. Целительница знала, что яд подействует через считанные мгновения. Поставив кубок на место, она снова села на волчью шкуру на полу. Лодию вдруг охватил жар, мертвой хваткой сдавило горло.
Через мгновение на волчьей шкуре осталось лежать лишь мертвое тело. Огонь очага бросал причудливые блики на мраморно-бледное лицо бывшей служительницы и на ее волосы цвета печеных каштанов.
Раб долго тряс его за плечо. Берест проснулся и обнаружил себя под крышей, в постели. Он ничего не помнил, кроме ночной стужи и смутных снов. Он позабыл, как вчера на рассвете двое служителей привели кузнеца с переносным горном, который отковал его от столба. У Береста подогнулись колени, служители подхватили его под руки…
Раб поставил на стол лохань для умывания.
– Вставай, одевайся, ешь. За тобой придут, – поторопил он.
– Погоди, отец (раб был старик). Кто придет? Скоро меня – к жене?..
Умываясь, Берест увидел на своей коже следы точно от ожогов – везде, где в тело врезалась оледеневшая ночью цепь. Голос Береста звучал хрипло, кружилась голова, но страшная ночь больше никак его не подкосила. «Зимы здесь не такие, чтобы северянина заморозить!» – подумал Берест.
Старый раб не ответил ни слова и вышел. На столе он оставил полкувшина вина, краюху хлеба и миску похлебки. Берест еще не разобрал, голоден или нет. Он думал об Ирице: почему же его не ведут к ней? Берест скрипнул зубами, сел за стол и принялся за еду. Нечего думать… Нужны силы. Ему вернут Ирицу. Пусть только вернут. Он никому больше ее не отдаст.
Берест поел и стал ждать, сильно хмурясь и глядя исподлобья на дверь. Наконец за ним пришли двое служителей. Это были те самые, что снимали его с цепей, но Берест их не узнал. Зато они внимательно смотрели на него: на раба, которого Князь Тьмы велел объявить мертвым. Князь сказал им: «Он все равно что мертв. Не стоит никому говорить, что он был еще жив, когда его отковали».
Береста вывели из покоя. У него часто билось сердце. Он чувствовал, что скоро увидит Ирицу.
Служители впустили Береста в маленький светлый покой и заперли за ним дверь. Ирица лежала на кровати в одежде, и даже в волосах ее запуталось несколько сухих листков. Как будто ее перенесли сюда из сада, и никто больше не касался ее. Берест быстро шагнул к Ирице, так неуклюже, что споткнулся и упал перед кроватью на колени. Ирица была неподвижна.
Берест приподнял ее, поддерживая так, чтобы ее голова прислонилась к его груди. У него сбилось дыхание. Берест моргнул, чтобы из глаз вылились слезы и не мешали смотреть.
– Ирица… я здесь…
Берест крепко прижал ее к себе и прижался щекой к ее лбу. Ощутил холод… Его самого как огнем обожгло: «Нет, не отпущу, нет!» Что он мог? Он ведь не был лекарем… Другое дело – она. Берест вспомнил, как Ирица исцеляла его раны прикосновением рук и своей лесной магией.
– Ирица… – охрипшим голосом повторил Берест. – Ты слышишь, как я тебя зову? Именем… именем, которое я тебе дал! Как мне помочь тебе, как мне тебя исцелить? Ведь у меня нет твоего дара! Ты сама держись за мою руку, возьми мою силу, ладно? – одной рукой Берест сильно сжал узкую ладонь лесовицы. – Ты же знаешь, как. А за меня не бойся: я выдержу.
Бересту чудилось, что он уловил еле различимый отклик ее души. Он ощутил, что Ирице холодно, пусто, и самое ее последнее чувство перед смертью – ей жаль его.
Его начало трясти как от озноба.
– Возьми мою силу, всю! – крикнул Берест в холодную пустоту.
Ирица не слышала его голоса в своем ледяном зимнем сне. Правда, к ней будто бы пробился в какой-то миг этот зов, но сейчас же снова отдалился. Но ладонью лесовица почувствовала его тепло, как растение весной ощущает, что в нем пробуждается сок. Слезы полились из-под закрытых век Ирицы.
Берест заметил дорожки слез на ее щеках. Он понял, что она оживает. А лесовица уже чувствовала, что Берест здесь, рядом, ощутила его горе и одиночество, уже слышала его голос, и, стремясь к нему, просыпалась. Берест шепотом повторял ее имя. Ирица открыла глаза. Он глубоко вздохнул, поддерживая ее, пока она плакала, спрятав лицо у него на груди.
Ирица совсем согрелась. Она с удивлением чувствовала, что жизненная сила передается ей не от дремлющих долгой зимой деревьев, а от Береста.
– Ты умеешь исцелять, как мы? – спросила Ирица с удивлением и спохватилась. – Не надо больше. Это твоя жизнь. Не трать ее.
– Ничего мне не сделается, – горячо заверил Берест.
Но Ирица чувствовала, что ему самому стало холодно.
– Ты научился, – Ирица медленно провела ладонью по его волосам.
– Я сам не знаю, что я сделал, – признался Берест.
Он все стоял на коленях возле ее постели. Ирица отстранилась от мужа, всматриваясь в его изможденное лицо и темно-серые, измученные, живые глаза. Лесовица снова погладила его по спутанным волосам, и Берест положил голову на край кровати. Неожиданно Ирица поняла, что он уснул. Она наклонилась, прислушиваясь к его сну. Бересту все еще было холодно. Ирица встала, сама еще не твердо держась на ногах, укрыла его одеялом с кровати, села рядом и обняла. Берест глубоко вздохнул во сне и удобнее прислонился к ней. Она улыбнулась. Ирица знала, что в своем сне Берест сейчас не услышит ни ее слов, ни мыслей, но ей так хотелось с ним говорить.
– Берест, милый мой… все хорошо…
А сама тревожно думала: «Что будет теперь с нами, что будет с ним?»
Вечером к ним явился Князь Тьмы. Берест уже знал от Ирицы, что это какой-то очень могущественный чародей, который называет себя владыкой Подземья. «Если так, дело плохо», – мелькнуло у Береста. Лесовица вся сжалась, стоило вошедшему приблизиться. Сам Берест пока не чувствовал ничего необычного. Лицо чародея было прекрасно и вместе с тем невыразительно, потому что не имело ни одного отпечатка, которые на лица людей накладывают испытания и время.
Князь попросту сел у стола.
– Что же мне с тобой делать, человек? – спросил он Береста.
Тот стоял посреди покоя, хмуро поглядывая на чародея.
– Зачем отковал меня от столба? – спросил Берест.
Князь испытующе глядел на него. Раньше он не придавал значения мужу лесовицы. Он считал чудом, что лесовица стала женой Береста. Но Князь искал разгадку в ней самой, считая, что ее муж – человек – всего только обстоятельство ее странного вочеловечения. Что могут смертные, чего они стоят? Силы людей ничтожны, век краток. Им не тягаться ни с демонами Подземья, ни с небожителями Небесного Престола.
Теперь Князь подозревал другое:
– Я хочу понять, как тебе это удалось – вочеловечить лесовицу и овладеть ее магией? Ты знал, что она умирает, но никто не мог тебе этого сказать. Ты сумел ее исцелить… Что ты еще умеешь, слабый человеческий маг? – Князь Тьмы по-прежнему мерил Береста испытующим взглядом.
– Что тебе надо от лесовицы, Князь?
– Хорошо, я отвечу, – в раздумье произнес Князь Тьмы. – Ты наделил ее своей сущностью: она научилась говорить по-человечески, стала твоей женой… Наверное, если вам удастся уйти отсюда живыми, то и дети у вас будут. Обладающие свободой выбора, как люди, и одновременно – магией земнородных… – Князь Тьмы оперся подбородком на свою руку, казалось, размышляя вслух. – Это новая раса, которой не задумывал Вседержитель. Даже ты сам через свой брак с лесовицей получил новые способности…
Берест внимательно слушал. Ирица видела его лицо сбоку: резко очерченная, нахмуренная бровь, плотно сжатые губы, подбородок, густо заросший светлой бородкой. Но она знала, кто из этих двоих на самом деле сильнее, и сердце ее сжималось при мысли о Бересте.
– Ну? Что ты молчишь? – спросил Князь Тьмы.
– Слушаю, – проговорил Берест.
– А хочешь, бери свою жену и уходи, – неожиданно предложил Князь. – Научи меня, как ты заставил земнородную изменить сущность – и отправляйся к себе на родину или куда там тебя тянет? Ведь мы можем понять друг друга. Тебе нужна именно эта лесовица, а мне – власть над земнородными вообще. Я не трону твою жену. Дай мне ключ к твоей власти.
Лесовица быстро и тревожно посмотрела на Береста. Что будет с лесными сестрами и братьями, если Князь Тьмы возьмет над ними власть?
Берест повел плечом.
– А может, я сам не знаю, в чем тут диковина. Я это не нарочно сделал. Как же я тебя научу?
Князь Тьмы встал и подошел ближе к нему. Они были одного роста и столкнулись взглядами.
– Я разберусь, – тихо сказал Князь Тьмы. – Только позволь мне увидеть все это твоими глазами. Открой для меня свою душу, позволь войти в мир внутри тебя.
– Что ж ты меня просишь, сильный чародей из Подземья? – произнес Берест. – А сам не можешь, без спросу?
Князь Тьмы ответил:
– Мое могущество здесь ни при чем. Ты – человек, и обладаешь свободной волей. Если ты станешь сопротивляться мне, то я разрушу твой мир. Это бы ничего, – Князь Тьмы усмехнулся холодно и зловеще. – Но я боюсь не успеть разгадать твою загадку.
Берест опустил голову.
– Стало быть, у меня есть мир, созданный мной самим? Я могу открыть тебе ворота в него, ты найдешь то, что тебе нужно, и уберешься?
– Все верно.
– А как знать, что ты ничего больше с собой не прихватишь?
Князь Тьмы вдруг засмеялся открыто и весело.
– А что у тебя есть еще, что нужно было бы мне? Вы, смертные букашки, так часто мните о себе невесть что.
– Как насчет подумать? – шевельнул бровью Берест.
– Завтра утром я приду за ответом, – согласился Князь. – Не боишься за себя – пожалей жену.
Не дождавшись, что скажет Берест, он вышел. Берест остался молча стоять посреди покоя, склонив голову и сжав правую руку в кулак.
Ирица не сводила с него глаз. Предложение Князя Тьмы казалось ей страшным, невозможным. Неужели Берест, ее Берест, откроет ему путь в свой мир? Ирица подошла и положила руки ему на плечи:
– Ты не должен впускать его в свою душу! Берест, поверь мне! Не вздумай этого делать. Он убьет тебя, поверь, он все равно тебя убьет, даже если получит то, что ему нужно.
«Мы и так у него в руках оба», – подумал Берест.
– Ирица, есть у меня тут одна задумка… – он нахмурился еще сильнее. – Помнишь, ты… хм… стащила на хуторе нож, чтобы вырезать наконечник стрелы, который засел у меня в ране? Ты спряталась в саду, отвела глаза хозяйке и даже ее собаке… Ты бы могла сделать то же самое сейчас?
Ирица серьезно посмотрела ему в лицо.
– Нет. Я не смогу ни убежать, ни спрятаться. Князь Тьмы сильнее меня, он меня найдет.
– А если бы его не было, Ирица?
Лесовица отвечала:
– То мы бы спрятались в саду. Я бы сделала так, чтобы нас никто не заметил… отвела глаза, как ты сказал, – подтвердила она. – Только он здесь. Везде, повсюду. Я везде чувствую его власть.
– Власть… – повторил за ней Берест и, отстранившись, прошелся по комнате. – А если бы его власть на время ослабела?..
– Что ты задумал?
Берест остановился.
– Ирица…
Она с тревогой вслушалась: в его голосе ей чудилась затаенная боль.
– Я тебя завел сюда и я тебя выведу. Ты делай, как я говорю, ладно?
Ирица вздохнула и доверчиво положила голову ему на грудь.
– В чем же мне тебя слушаться – скажи? – отозвалась она.
Лесовице так хотелось во всем положиться на Береста, но ее беспокоило что-то, что она не могла объяснить. Ей казалось, что он сейчас надолго прощается с ней.
– Как ты ослабишь его власть? – Ирица подняла голову. – Тебе с ним не справиться, и нам вдвоем – тоже…
– Это мне тут с ним не справиться, – помолчав, обронил Берест. – А я впущу его в свой мир, в свою душу… Вот там посмотрим, кто кого одолеет! – заговорил он горячо. – Там все по-моему, а не по его! Разве я себе не хозяин? Откроюсь ему. Пусть заходит. А назад ему вырваться не дам. Не так скоро он меня осилит, будет меня помнить… – Берест свел брови. – И ты, Ирица, когда почувствуешь, что его сила ослабла, сейчас же возьми у него ключ, открой дверь и беги в сад. Спрячься, отведи глаза страже. Они тебя поищут – и не найдут. А ночью ты выйдешь из города. Ирица, милая… я, как стоял прикованный у столба, видел: ночами тут по улицам никто не ходит, выбраться тебе будет нетрудно. А за городом лес, там тебе и подавно никто не страшен.
У Ирицы сжалось сердце. Она привыкла слушаться Береста. Он увел ее из лесу жить к людям, и поэтому часто решал за двоих. Но сейчас Ирица ни за что не хотела сделать так, как говорит муж.
– Берест, ты не понимаешь, кто он! Он владыка Подземья. Он говорит, что после смерти держит души людей в тюрьме. За обман он убьет тебя, и тогда ты будешь в его руках. Берест, я не хочу… Я ни за что тебе не позволю!
– Что же, нам двоим пропадать? Ты лесная птица моя, ты лети на волю, – Берест, наклонившись, шепотом говорил это ей.
«Зачем тогда стража, если она не сторожит? – с отчаянно бьющимся сердцем подумал Энкино и догадался. – Затем же, зачем и воины, которые ни с кем не воюют. Это опора власти, тут слишком много рабов…»
От свежего воздуха у него закружилась голова. Энкино посмотрел вверх. Темное зимнее небо было бездонным. Во мраке горели созвездия. Энкино знал их названия по книгам и умел определять путь, хотя до сих пор никогда не пробовал сам, работает ли это в настоящем путешествии. «Плохо, что я так ослабел взаперти», – думал Энкино.
Под ногами – смешанная со снегом грязь. Это рабы, ходящие через площадь, совсем затоптали снег. Энкино плотнее закутался в длинную хламиду.
Площадь надо было пересечь наискосок. Посреди площади Энкино увидел что-то, что принял сначала за памятник. Приблизившись, он разглядел очертания – это был высокий столб и прикованный цепями человек. Он стоял, опустив низко голову: цепи крепко держали его, и не дали бы упасть, даже будь он уже мертв. Энкино закусил губу: они с Лодией проходили место казни. Но человек у столба был жив. Он вдруг сильно повел плечами, зазвенел цепями, поднял голову, услышав шаги.
Лодия еще утром видела осужденного, она даже не замедлила шаг. А Энкино не мог оторвать взгляда от этого человека. Волосы прикованного были в снегу, он дрожал от холода, в упор глядя на двоих в одежде служителей. Вблизи Энкино видел, как глубоко в тело человека врезались цепи, на которые он налег всей тяжестью. Короткая светлая борода, упавшие на лицо влажные пряди… Энкино узнал его, и больше всего потрясли глаза: помутившиеся и вместе с тем лихорадочно блестевшие, переставшие быть знакомыми.
– Идем! – нетерпеливо окликнула Лодия. – Он приговорен к смерти.
Энкино обернулся к ней:
– Это Берест!..
Он однажды уговаривал Лодию узнать что-нибудь о его спутниках: Хассеме, Иллесии и других. Лодия обещала, но все, что она могла рассказать Энкино, – о двух боях на ристалище, из-за которых в городе заговорили о Бересте.
Энкино быстро подошел к столбу.
– Берест… это я… – тихо произнес он.
Берест не узнавал Энкино. Тот, путаясь в хламиде служителя и в дорожной сумке, которую еще в замке сунула ему в руки Лодия, вытащил флягу с вином.
– Идем! – снова окликнула Лодия.
Энкино потряс Береста за плечи:
– Пей, это вино. Ты согреешься…
Он поднес флягу к его губам, другой рукой поддерживая Бересту голову… Лодия гневно сказала, приглушив голос:
– Раб приговорен к смерти, зачем ты мешаешь ему умереть?! – она отняла у Энкино флягу и потянула его за рукав. – Перестань делать глупости!
– Почему ты в этой одежде? – вдруг прохрипел Берест, узнав его.
Энкино безмолвно отшатнулся и пошел с Лодией, оглядываясь на ходу. Гневно недоумевающий вопрос Береста полоснул по самому сердцу. «Да ведь это все бессмысленно! – подумал он. – Я все равно заблужусь в лесу, а если выберусь к морю, то у меня ведь нет корабля!» Ему хотелось сказать Лодии, что с побегом – это глупая затея, и сбросить с себя дурацкую хламиду служителя.
Лодия торопила его. Энкино прибавил шагу. Они миновали запертые на ночь бараки рабов и вышли из города.
– Теперь уходи. Уходи к себе, – сказала Лодия, останавливаясь так внезапно, словно боялась переступить какую-то невидимую для Энкино черту.
– А там нет ничего моего, – признался Энкино, указав рукой в темноту.
– Как ты найдешь дорогу? – с участием спросила Лодия.
Ей не верилось, что они больше не увидятся.
Энкино пожал плечами, поглядел на созвездия – он знал их названия.
– По звездам…
В доме у Радко ярко горели светильники. В проеме узкого и высокого окна было видно, как падает снег. Радко вместе с Нейвином, сидя на низких стульях у камина, пили вино.
Смотритель ристалища назначил новый отрядный бой. Рабов для этого боя не выбирали по жребию. Нейвин велел вывести на ристалище тех, кто вместе с Берестом одержал верх в прошлой схватке. Это были пятеро выживших, жребий добавил к ним только пятерых недостающих. Нейвин хотел проверить, в самом ли деле «рабский бой» позволяет невольникам из казарм противостоять высшим? И вот…
– Рабы опять взяли верх, – говорил, глядя в огонь, Радко. – Из них только трое погибло, а наши воины опять легли все.
Тонкие губы Нейвина презрительно и гневно скривились.
– Стая сменила вожака – теперь им стал Снодрек. Превосходство высших поколеблено… А мне так и не дали сразиться с Берестом! Я говорил: его нельзя ставить к столбу! Теперь он ушел непобежденным, а должен был умереть в бою от руки высшего!
– Ты прав, прославленный Нейвин, – подтвердил Радко. – Получилось, что мы не смогли убить его на ристалище – и заморозили у столба, – он недовольно нахмурился.
– Пока он еще был жив, – вспомнил Нейвин, – я требовал его отковать, вернуть ему его женщину и заставить драться. Я ходил к самому наставнику Мирту и просил передать мою жалобу Князю. Князь должен знать, что права высших нарушены. Право высших – побеждать, не так ли?
– Я был бы рад увидеть, как этот раб умрет от твоего или от моего меча, прославленный Нейвин, – поддержал Радко.
Нейвин одним глотком осушил свой кубок с вином.
– Но он умер не от меча, а от холода. Его сняли с цепи мертвым на другое утро.
* * *
Ночью у столба Берест думал: может, и к добру, если Ирица опять вернется в свой лес, а летом оживет вместе с травой ирицей? Насобирает дикой конопли, спрядет и соткет себе простое длинное платье, но украсит себя бусами из ягод, венком из лесных цветов и древесной корой. Она не будет ничьей женой, но будет смотреться в ручьи, танцевать на лесных полянах, зимой заберется в большое дупло, чтобы там спать. Зачарованная королевна из Королевства Белок, за которой не явится из-за моря богатырь, чтобы увезти в дальние края. Безмолвная лесовица, она, увидев человека, отступит на шаг в заросли и сольется с лесом. Она забудет, что ее зовут Ирица. Забудет и северянина, который дал ей имя. Не вспомнит даже тогда, когда в лесу увидит высокое дерево, которое у людей называется берест: лесные создания не знают, как называются деревья у людей.
А вдруг это не так? Хоть, правда, и без сватовства, и без нужных обрядов, но все равно Ирица по любви и без обмана – жена человека. Берест вочеловечил ее. Что, если его волшебная жена стала смертной, как и он сам? Верно ли, что она вернется в свой лес и возродится во время летнего солнцеворота?
«Вот и умираю», – понимал Берест, чувствуя, что только цепи еще удерживают его на ногах. Предки Береста верили, что после смерти человека ждет долгий путь. Старики говорили: через дремучий лес, через огненную реку. По дороге человек обретет много новых сил и умений, если, конечно, ему хватит храбрости и ума, но еще больше – если он привык быть честным и добрым. Ведь там, на том пути, все по справедливости… Куда придешь этой дорогой, Берест не знал. Что спрашивать, оттуда ведь никто не возвращался! И то уже диво, что старики слыхали про саму дорогу. С нее ведь тоже никто назад не пришел.
«Вот и мне теперь…» – неясно думалось Бересту. Было ему не так страшно. Увидим, что за дорога. Еще поборемся. Но неужто и Ирица окажется на этом пути? Одна? Кто ее защитит? Она растеряется, испугается одна: ведь земнородные не рождены для такого посмертного путешествия, они так привязаны к своим полянам и рекам, к этому миру… «Ирица! – мысленно окликал Берест. – Ирица! Смотри, не уходи без меня. Ведь недолго осталось ждать… Я муж твой, жди меня, Ирица!»
– Он исчез из запертой комнаты, – опустив голову, произнес наставник Мирт. – Я не знаю, как ему это удалось.
Князь Тьмы принимал наставника у себя. Он велел, чтобы вместе с Миртом пришла ученица Лодия.
Девушка впервые видела сердце замка, покой Князя. В покое не было окон, не было света. Ни стола, ни скамьи, ни сундука, ни кровати. Таинственная пустота. Наставник Мирт пришел с переносным фонарем в руке. Без этого он не различил бы в темноте комнаты своего господина.
– Стража не видела, как этот раб выходил из замка, – продолжал наставник. – Мимо них прошли только двое служителей, которые, видимо, задержались в библиотеке.
Тонкая улыбка скользила по губам Князя Тьмы.
– Одним из этих двоих, досточтимый наставник, был беглый раб.
Мирт быстро вскинул голову:
– Но откуда он мог взять плащ служителя, господин? И кто тогда был второй?!
– А ты как думаешь, Мирт?
Наставник был сокрушен.
– Господин, я не знаю, что думать. Тот, второй, тоже не мог быть служителем, потому что иначе он не позволил бы рабу бежать.
Князь Тьмы покачал головой.
– Второй была служительница Лодия. Ведь правда, девочка? – добавил он спокойно.
– Да.
Лодии показалось, что у нее камень упал с души. Ей непривычно было скрывать то, что она сделала. Высший должен жить и умирать со спокойной совестью, ответив за все и не прячась. Мирт остановил на ней скорбный взгляд:
– Ты?!
– Твоя ученица пала, – подтвердил Князь. – Еще более горько тебе будет узнать, что она пала по душевной слабости. Она полюбила раба и ради него предала и наставника, и господина.
Лодия вспыхнула.
– Это не так, господин!
Ей было обидно. Ей хотелось сказать, что на прощанье они с Энкино не коснулись даже руки друг друга. При чем тут любовь? Она думала днями и ночами, стараясь понять, кто прав. Пускай она ошиблась, но она пришла к своему решению после трудной борьбы.
– Твоя ученица молода, – не обращая внимания, продолжал Князь. – Раб, к которому ты послал ее, хорош собой и тоже молод. Вот причина ее падения.
«Неправда! – думала Лодия, чувствуя, что краска еще сильнее заливает ей лицо. – Это все неправда. Я бы помогла ему бежать, даже если бы он был стар и безобразен!»
– Что он тебе говорил? – Князь посмотрел на Лодию.
– Он говорил, что мы живем на жалком клочке земли, наши строения убоги, и в его мире все наши мыслители не были бы великими людьми, а только одними из многих! – выпалила Лодия.
Ей хотелось доказать: речь шла не о любви, а об истине и заблуждении.
– Нет, девочка, не о мире… что он говорил о тебе? – возразил ей Князь Тьмы. – В падшем мире, от которого я оберегаю вас, действительно есть много такого, чего вы не знаете. Есть там и искусство обольщать женщин, и ложь… Он говорил о твоей красоте?
– Какое ему до этого дело! – искренне вырвалось у Лодии.
Но тут же она вспомнила о том, как в один холодный осенний вечер стояла перед зеркалом и сравнивала цвет своих волос с цветом печеных каштанов.
– Я пошлю воинов в погоню, и они легко найдут этого беглого, – спокойно продолжал Князь. – Он никогда не выйдет из круга, которым я очертил мои владения. Но если бы даже он добрался в конце концов до своего падшего мира, то навсегда затерялся бы среди подобных ему. Он мог бы обрести свет истинного познания, но не пожелал, и ты поддержала его в этом. Мне жаль и тебя: ты столкнулась с соблазном и не устояла. И ничего не приобрела. Даже любви, в конце концов…
Лодия снова горячо возразила:
– Я ничего не ждала от него. Я первая предложила ему бежать.
Князь развел руками:
– Ты обезумела от своего увлечения.
Он говорил, и его холодные, презрительные фразы отзывались болью в сердце Лодии. Князь усмехнулся.
– После месяца очищения и одиночества ты сможешь продолжить свою работу. Наставник Мирт! Ты, надеюсь, понимаешь, что эта девушка не может быть допущена к высшим ступеням посвящения. Пусть лечит рабов в бараках… Ступайте оба.
Лодия вышла вслед за наставником, стараясь держаться прямо. Придя к себе, она долго сидела на волчьей шкуре перед камином.
К покою Лодии, как и у всех целителей замка, примыкал маленький придел, ниша без окон, в которую вела низкая дверь и лестница из трех ступеней. Там в тиглях и котелках Лодия составляла мази и варила отвары. Встав с пола, Лодия сняла с себя синюю хламиду и в одном сером платье пошла к своим тиглям и склянкам. В приделе Лодия зажгла огонь, долила воды в котелок, тщательно вымеряя количество. Достав из шкафчика маленькие весы, Лодия потянулась к небольшим, плотно закрытым глиняным сосудам на полках, где хранились истолченные в порошок и высушенные травы. Опасно ошибиться в весе хоть ненамного. И руки не должны дрожать… Тщательно отмеряя ложечкой и высыпая на весы небольшие кучки порошков из разных сосудов, Лодия сосредоточенно следила за колебаниями чашек весов. Ссыпав порошки в кипящую воду, Лодия установила перед собой песочные часы и принялась помешивать деревянной лопаткой.
Когда песочные часы были перевернуты трижды, Лодия сняла котелок с огня и вылила отвар в небольшой кубок.
Кубок и свеча стояли теперь на низком столике у камина. Лодия дождалась, пока отвар остыл, и медленно выпила теплое, чуть горьковатое снадобье. Целительница знала, что яд подействует через считанные мгновения. Поставив кубок на место, она снова села на волчью шкуру на полу. Лодию вдруг охватил жар, мертвой хваткой сдавило горло.
Через мгновение на волчьей шкуре осталось лежать лишь мертвое тело. Огонь очага бросал причудливые блики на мраморно-бледное лицо бывшей служительницы и на ее волосы цвета печеных каштанов.
Раб долго тряс его за плечо. Берест проснулся и обнаружил себя под крышей, в постели. Он ничего не помнил, кроме ночной стужи и смутных снов. Он позабыл, как вчера на рассвете двое служителей привели кузнеца с переносным горном, который отковал его от столба. У Береста подогнулись колени, служители подхватили его под руки…
Раб поставил на стол лохань для умывания.
– Вставай, одевайся, ешь. За тобой придут, – поторопил он.
– Погоди, отец (раб был старик). Кто придет? Скоро меня – к жене?..
Умываясь, Берест увидел на своей коже следы точно от ожогов – везде, где в тело врезалась оледеневшая ночью цепь. Голос Береста звучал хрипло, кружилась голова, но страшная ночь больше никак его не подкосила. «Зимы здесь не такие, чтобы северянина заморозить!» – подумал Берест.
Старый раб не ответил ни слова и вышел. На столе он оставил полкувшина вина, краюху хлеба и миску похлебки. Берест еще не разобрал, голоден или нет. Он думал об Ирице: почему же его не ведут к ней? Берест скрипнул зубами, сел за стол и принялся за еду. Нечего думать… Нужны силы. Ему вернут Ирицу. Пусть только вернут. Он никому больше ее не отдаст.
Берест поел и стал ждать, сильно хмурясь и глядя исподлобья на дверь. Наконец за ним пришли двое служителей. Это были те самые, что снимали его с цепей, но Берест их не узнал. Зато они внимательно смотрели на него: на раба, которого Князь Тьмы велел объявить мертвым. Князь сказал им: «Он все равно что мертв. Не стоит никому говорить, что он был еще жив, когда его отковали».
Береста вывели из покоя. У него часто билось сердце. Он чувствовал, что скоро увидит Ирицу.
Служители впустили Береста в маленький светлый покой и заперли за ним дверь. Ирица лежала на кровати в одежде, и даже в волосах ее запуталось несколько сухих листков. Как будто ее перенесли сюда из сада, и никто больше не касался ее. Берест быстро шагнул к Ирице, так неуклюже, что споткнулся и упал перед кроватью на колени. Ирица была неподвижна.
Берест приподнял ее, поддерживая так, чтобы ее голова прислонилась к его груди. У него сбилось дыхание. Берест моргнул, чтобы из глаз вылились слезы и не мешали смотреть.
– Ирица… я здесь…
Берест крепко прижал ее к себе и прижался щекой к ее лбу. Ощутил холод… Его самого как огнем обожгло: «Нет, не отпущу, нет!» Что он мог? Он ведь не был лекарем… Другое дело – она. Берест вспомнил, как Ирица исцеляла его раны прикосновением рук и своей лесной магией.
– Ирица… – охрипшим голосом повторил Берест. – Ты слышишь, как я тебя зову? Именем… именем, которое я тебе дал! Как мне помочь тебе, как мне тебя исцелить? Ведь у меня нет твоего дара! Ты сама держись за мою руку, возьми мою силу, ладно? – одной рукой Берест сильно сжал узкую ладонь лесовицы. – Ты же знаешь, как. А за меня не бойся: я выдержу.
Бересту чудилось, что он уловил еле различимый отклик ее души. Он ощутил, что Ирице холодно, пусто, и самое ее последнее чувство перед смертью – ей жаль его.
Его начало трясти как от озноба.
– Возьми мою силу, всю! – крикнул Берест в холодную пустоту.
Ирица не слышала его голоса в своем ледяном зимнем сне. Правда, к ней будто бы пробился в какой-то миг этот зов, но сейчас же снова отдалился. Но ладонью лесовица почувствовала его тепло, как растение весной ощущает, что в нем пробуждается сок. Слезы полились из-под закрытых век Ирицы.
Берест заметил дорожки слез на ее щеках. Он понял, что она оживает. А лесовица уже чувствовала, что Берест здесь, рядом, ощутила его горе и одиночество, уже слышала его голос, и, стремясь к нему, просыпалась. Берест шепотом повторял ее имя. Ирица открыла глаза. Он глубоко вздохнул, поддерживая ее, пока она плакала, спрятав лицо у него на груди.
* * *
Ирица совсем согрелась. Она с удивлением чувствовала, что жизненная сила передается ей не от дремлющих долгой зимой деревьев, а от Береста.
– Ты умеешь исцелять, как мы? – спросила Ирица с удивлением и спохватилась. – Не надо больше. Это твоя жизнь. Не трать ее.
– Ничего мне не сделается, – горячо заверил Берест.
Но Ирица чувствовала, что ему самому стало холодно.
– Ты научился, – Ирица медленно провела ладонью по его волосам.
– Я сам не знаю, что я сделал, – признался Берест.
Он все стоял на коленях возле ее постели. Ирица отстранилась от мужа, всматриваясь в его изможденное лицо и темно-серые, измученные, живые глаза. Лесовица снова погладила его по спутанным волосам, и Берест положил голову на край кровати. Неожиданно Ирица поняла, что он уснул. Она наклонилась, прислушиваясь к его сну. Бересту все еще было холодно. Ирица встала, сама еще не твердо держась на ногах, укрыла его одеялом с кровати, села рядом и обняла. Берест глубоко вздохнул во сне и удобнее прислонился к ней. Она улыбнулась. Ирица знала, что в своем сне Берест сейчас не услышит ни ее слов, ни мыслей, но ей так хотелось с ним говорить.
– Берест, милый мой… все хорошо…
А сама тревожно думала: «Что будет теперь с нами, что будет с ним?»
Вечером к ним явился Князь Тьмы. Берест уже знал от Ирицы, что это какой-то очень могущественный чародей, который называет себя владыкой Подземья. «Если так, дело плохо», – мелькнуло у Береста. Лесовица вся сжалась, стоило вошедшему приблизиться. Сам Берест пока не чувствовал ничего необычного. Лицо чародея было прекрасно и вместе с тем невыразительно, потому что не имело ни одного отпечатка, которые на лица людей накладывают испытания и время.
Князь попросту сел у стола.
– Что же мне с тобой делать, человек? – спросил он Береста.
Тот стоял посреди покоя, хмуро поглядывая на чародея.
– Зачем отковал меня от столба? – спросил Берест.
Князь испытующе глядел на него. Раньше он не придавал значения мужу лесовицы. Он считал чудом, что лесовица стала женой Береста. Но Князь искал разгадку в ней самой, считая, что ее муж – человек – всего только обстоятельство ее странного вочеловечения. Что могут смертные, чего они стоят? Силы людей ничтожны, век краток. Им не тягаться ни с демонами Подземья, ни с небожителями Небесного Престола.
Теперь Князь подозревал другое:
– Я хочу понять, как тебе это удалось – вочеловечить лесовицу и овладеть ее магией? Ты знал, что она умирает, но никто не мог тебе этого сказать. Ты сумел ее исцелить… Что ты еще умеешь, слабый человеческий маг? – Князь Тьмы по-прежнему мерил Береста испытующим взглядом.
– Что тебе надо от лесовицы, Князь?
– Хорошо, я отвечу, – в раздумье произнес Князь Тьмы. – Ты наделил ее своей сущностью: она научилась говорить по-человечески, стала твоей женой… Наверное, если вам удастся уйти отсюда живыми, то и дети у вас будут. Обладающие свободой выбора, как люди, и одновременно – магией земнородных… – Князь Тьмы оперся подбородком на свою руку, казалось, размышляя вслух. – Это новая раса, которой не задумывал Вседержитель. Даже ты сам через свой брак с лесовицей получил новые способности…
Берест внимательно слушал. Ирица видела его лицо сбоку: резко очерченная, нахмуренная бровь, плотно сжатые губы, подбородок, густо заросший светлой бородкой. Но она знала, кто из этих двоих на самом деле сильнее, и сердце ее сжималось при мысли о Бересте.
– Ну? Что ты молчишь? – спросил Князь Тьмы.
– Слушаю, – проговорил Берест.
– А хочешь, бери свою жену и уходи, – неожиданно предложил Князь. – Научи меня, как ты заставил земнородную изменить сущность – и отправляйся к себе на родину или куда там тебя тянет? Ведь мы можем понять друг друга. Тебе нужна именно эта лесовица, а мне – власть над земнородными вообще. Я не трону твою жену. Дай мне ключ к твоей власти.
Лесовица быстро и тревожно посмотрела на Береста. Что будет с лесными сестрами и братьями, если Князь Тьмы возьмет над ними власть?
Берест повел плечом.
– А может, я сам не знаю, в чем тут диковина. Я это не нарочно сделал. Как же я тебя научу?
Князь Тьмы встал и подошел ближе к нему. Они были одного роста и столкнулись взглядами.
– Я разберусь, – тихо сказал Князь Тьмы. – Только позволь мне увидеть все это твоими глазами. Открой для меня свою душу, позволь войти в мир внутри тебя.
– Что ж ты меня просишь, сильный чародей из Подземья? – произнес Берест. – А сам не можешь, без спросу?
Князь Тьмы ответил:
– Мое могущество здесь ни при чем. Ты – человек, и обладаешь свободной волей. Если ты станешь сопротивляться мне, то я разрушу твой мир. Это бы ничего, – Князь Тьмы усмехнулся холодно и зловеще. – Но я боюсь не успеть разгадать твою загадку.
Берест опустил голову.
– Стало быть, у меня есть мир, созданный мной самим? Я могу открыть тебе ворота в него, ты найдешь то, что тебе нужно, и уберешься?
– Все верно.
– А как знать, что ты ничего больше с собой не прихватишь?
Князь Тьмы вдруг засмеялся открыто и весело.
– А что у тебя есть еще, что нужно было бы мне? Вы, смертные букашки, так часто мните о себе невесть что.
– Как насчет подумать? – шевельнул бровью Берест.
– Завтра утром я приду за ответом, – согласился Князь. – Не боишься за себя – пожалей жену.
Не дождавшись, что скажет Берест, он вышел. Берест остался молча стоять посреди покоя, склонив голову и сжав правую руку в кулак.
* * *
Ирица не сводила с него глаз. Предложение Князя Тьмы казалось ей страшным, невозможным. Неужели Берест, ее Берест, откроет ему путь в свой мир? Ирица подошла и положила руки ему на плечи:
– Ты не должен впускать его в свою душу! Берест, поверь мне! Не вздумай этого делать. Он убьет тебя, поверь, он все равно тебя убьет, даже если получит то, что ему нужно.
«Мы и так у него в руках оба», – подумал Берест.
– Ирица, есть у меня тут одна задумка… – он нахмурился еще сильнее. – Помнишь, ты… хм… стащила на хуторе нож, чтобы вырезать наконечник стрелы, который засел у меня в ране? Ты спряталась в саду, отвела глаза хозяйке и даже ее собаке… Ты бы могла сделать то же самое сейчас?
Ирица серьезно посмотрела ему в лицо.
– Нет. Я не смогу ни убежать, ни спрятаться. Князь Тьмы сильнее меня, он меня найдет.
– А если бы его не было, Ирица?
Лесовица отвечала:
– То мы бы спрятались в саду. Я бы сделала так, чтобы нас никто не заметил… отвела глаза, как ты сказал, – подтвердила она. – Только он здесь. Везде, повсюду. Я везде чувствую его власть.
– Власть… – повторил за ней Берест и, отстранившись, прошелся по комнате. – А если бы его власть на время ослабела?..
– Что ты задумал?
Берест остановился.
– Ирица…
Она с тревогой вслушалась: в его голосе ей чудилась затаенная боль.
– Я тебя завел сюда и я тебя выведу. Ты делай, как я говорю, ладно?
Ирица вздохнула и доверчиво положила голову ему на грудь.
– В чем же мне тебя слушаться – скажи? – отозвалась она.
Лесовице так хотелось во всем положиться на Береста, но ее беспокоило что-то, что она не могла объяснить. Ей казалось, что он сейчас надолго прощается с ней.
– Как ты ослабишь его власть? – Ирица подняла голову. – Тебе с ним не справиться, и нам вдвоем – тоже…
– Это мне тут с ним не справиться, – помолчав, обронил Берест. – А я впущу его в свой мир, в свою душу… Вот там посмотрим, кто кого одолеет! – заговорил он горячо. – Там все по-моему, а не по его! Разве я себе не хозяин? Откроюсь ему. Пусть заходит. А назад ему вырваться не дам. Не так скоро он меня осилит, будет меня помнить… – Берест свел брови. – И ты, Ирица, когда почувствуешь, что его сила ослабла, сейчас же возьми у него ключ, открой дверь и беги в сад. Спрячься, отведи глаза страже. Они тебя поищут – и не найдут. А ночью ты выйдешь из города. Ирица, милая… я, как стоял прикованный у столба, видел: ночами тут по улицам никто не ходит, выбраться тебе будет нетрудно. А за городом лес, там тебе и подавно никто не страшен.
У Ирицы сжалось сердце. Она привыкла слушаться Береста. Он увел ее из лесу жить к людям, и поэтому часто решал за двоих. Но сейчас Ирица ни за что не хотела сделать так, как говорит муж.
– Берест, ты не понимаешь, кто он! Он владыка Подземья. Он говорит, что после смерти держит души людей в тюрьме. За обман он убьет тебя, и тогда ты будешь в его руках. Берест, я не хочу… Я ни за что тебе не позволю!
– Что же, нам двоим пропадать? Ты лесная птица моя, ты лети на волю, – Берест, наклонившись, шепотом говорил это ей.