Уэлч Джейн. Певец из Кастагвардии (Онд - 2)

   - Отличный клинок, Мамлюк. Металл редкий. Это, конечно, подарок мне? Я верно понял?
   Послышалось неуверенное мычание. Наконец хриплый голос Мамлюка отозвался:
   - В общем-то нет, сир; я хотел отдать его...
   - Ну, конечно, ты собирался выслужиться перед своим господином, недобрым тоном закончил его собеседник. - Ладно, ты все понял? Ловите медведей. Их нужно много. Всех, которые есть.
   Голос говорил по-бельбидийски; в нем была особая резкая нотка, от которой Каспара бросило в дрожь. Юноша хорошо знал своих земляков, но такого выговора распознать не мог. Он был какой-то безликий, не простонародный и не как у образованного.
   - Я обсудил наши планы с твоим обожаемым господином, - продолжал тот, и вот, собственно, до чего мы договорились.
   - Но потребуется много людей, - заспорил Мамлюк. - Чем мне платить охотникам? Разве мы доставили недостаточно медведей, чтобы получить свои денежки?
   Каспар в жизни бы не подумал, что Мамлюк может говорить так неуверенно.
   - Ты что, желаешь со мной поспорить? - угрожающе выговорил бельбидиец, и в горле его что-то заклокотало.
   Волосы у Каспара на голове зашевелились.
   - Как вы мне только что напомнили, я служу своему господину и подчиняюсь только его приказам, - пробормотал Мамлюк.
   Его собеседник грубо расхохотался.
   - Милый мой, не стоит волноваться. Вот печать твоего господина. Можешь убедиться. - Послышался легко узнаваемый хруст разворачиваемого пергамента. - Ему нужны медведи и ничего более, все медведи этих гор. Бельбидийские баронства слишком медленно раскачиваются на восстание против Торра-Альты, видно, надеются, что бедам вот-вот придет конец. Если мы отвезем наших мишек в Квертос, все тамошние бароны поднимутся на Торра-Альту, чтобы раздавить ее и конфисковать земли в пользу короны. Мало кто из них продолжит любить торра-альтанских демонопоклонников, когда обнаружит Бранвульфовых медведей у себя в виноградниках!
   Каспар знал, что тот совершенно прав. Жители равнин немедля возопят, что торра-альтанские колдуны насылают на них новые напасти. Бедные медведи устроят там немалый разор, пока их всех не перебьют. Тогда вся Южная Бельбидия восстанет на Торра-Альту...
   Каспар хотел было выбраться из лагеря и затаиться до времени, пока хозяин шатра уснет, - но тут воздух разорвал оглушительный крик. Он исходил от медвежьих клеток. Все вокруг повскакивали на ноги, хватая из костров горящие головни, от которых сыпались искры.
   Медведи вырвались на волю и теперь громили охотничий лагерь. Люди, вопя, разбегались в разные стороны. Поверх их криков звучал не то звериный, не то человечий торжествующий рев. Урсула! Вместе с остальными Каспар бросился наутек от медведей, размахивавших ланами направо и налево. Урсула была среди них и вела свою страшную армию прямо на восьмиконечный шатер.
   - Рабыня! - заорал Мамлюк, выскакивая наружу. - Я тебя прикончу за это, хоть ты и много мне стоила!
   Он взмахнул копьем и метнул его в девушку, но Урсула увернулась. Она издала оглушительный низкий рев, как будто в ней самой проснулась медвежья душа. Медведи сомкнулись вокруг девушки. Но даже в такую минуту Каспар почувствовал спиной что-то столь ужасное, что не смог не обернуться на шатер.
   К Мамлюку на помощь бросилось несколько человек; его уродливое узкоглазое лицо искажала дикая злоба. Он заревел на Урсулу, похожий на монстра из-за пляшущих алых языков огня; но не это зрелище заставило Каспара похолодеть от страха. Высокий человек в красном плаще, с лицом, скрытым маской волка, откинул полог шатра и шагнул наружу. Несмотря на огромный рост, он был почти невидим в облаке туманной мути, окружавшем его с головы до ног.
   Каспар был убежден, что его-то они и искали. Инстинктивно отступил на несколько шагов, желая затеряться в тени. В этом человеке было что-то непередаваемо страшное - не только из-за волчьей головы, скрывавшей лицо. Вокруг него распространялся леденящий страх. Самое ужасное в нем было за маской; Каспар не видел этого, но чувствовал всем существом.
   Урсула закричала громким, вибрирующим голосом:
   - Овиссийцы! Отойдите с дороги, и медведи не тронут вас! Вы что, не видите, как вас используют кеолотианские негодяи?
   Пастухи дрогнули, отступая.
   Мамлюк, потрясая огромным копьем, приказал им атаковать. Несколько человек двинулось вперед с горящими головнями в руках, но большинство не тронулось с места.
   Неожиданно послышался еще один громкий голос.
   - Братья пастухи, она права!
   Это был Нейт, выскочивший из темноты и ставший меж сородичами и Урсулой.
   - Эти люди нас предали; они не собирались убивать волков! Волки нужны им живыми. Им нужно все, что восстановило бы нас против Торра-Аль...
   Последнее слово не успело сорваться с его губ: в грудь юноши ударило копье, проламывая ребра. Нелепо взмахнув руками, он какое-то время еще стоял, почти с удивлением глядя на торчащее из груди древко, будто удивлялся собственной смертности. Из раны хлынула кровь, пятная одежду.
   - Но это же Нейт! Я его знаю! - выкрикнул кто-то из охотников.
   Нейт тяжело рухнул на колени, кровь клокотала у него в горле. Стояла полная тишина. Он с трудом перевел взгляд на Урсулу и прохрипел:
   - Бойся... господина волков.
   Дрожащая рука его указала на Мамлюка. Урсула схватила его за руку, качая головой, словно не желая верить, что это конец. Нейт качнулся, прижался щекой к ее ноге и, не мигая, уставился на Мамлюка. Наконец взгляд его погас, и юноша упал вниз лицом.
   Каспар смотрел, замерев от ужаса. Бедный Нейт! Кем бы ни был Мамлюк, насчет господина волков Нейт ошибся. Каспар знал это наверняка.
   На лбу его выступил холодный пот. Рука юноши стискивала лук, но он не имел понятия, что же делать, как помочь. Каспар уже был на волосок от того, чтобы просто броситься вперед, но тут на плечо ему легла тяжелая рука.
   Это был Перрен, скинувший меховой плащ и уже некоторое время стоявший в темноте, притворяясь камнем. Горовик оттащил Каспара назад.
   - Мужчина умер, женщина сошла с ума. Ты ничего не добьешься, только собственной смерти. У тебя есть более важная цель.
   - Но они... я нужен им, - отчаянно выговорил Каспар. Хватка каменной руки Перрена стала еще крепче, так что юноша не мог вырваться.
   - Шатер, Спар, - медленно сказал горовик. - Обыщи шатер. Ты не можешь разобраться с врагом, но сейчас есть возможность поискать Некронд. Это важнее всего. Взрослые были правы, сказав, что человеку нельзя доверять такое дело.
   Каспар закусил губу и тихо двинулся к шатру.
   Внутри юноша огляделся, и сердце его отчаянно запрыгало. Здесь стоял сильный звериный запах - хотя это было неудивительно: кругом валялось множество шкур, еще сырых и заляпанных кровью. Постель тоже состояла из груды шкур посреди шатра. Никакой мебели не наблюдалось, так что обыскать шатер было не так уж сложно - просто перекопать шкуры. Каспар так спешил, что едва не проглядел круг. Круг был нацарапан на земле вокруг постели несомненно, с магической целью. По периметру его окружали рунные знаки. Каспар тревожно смотрел на них, ничего не понимая.
   Знание рун - сложная наука, и хотя Каспар слегка разбирался в ее азах, этих редких рун он не распознал. Однако весь он дрожал при взгляде на них: знаки явственно были начертаны для чего-то недоброго.
   Он перекопал шатер по второму разу - но Яйца здесь не было. Каспар выскочил наружу, к Перрену, и развел руками, показывая, что ничего не нашел. После чего снова отвлекся на Урсулу.
   Мамлюк стоял напротив нее, сжимая копье. Медведи закрывали девушку собой. Каспар увидел, что Мамлюк вонзил копье в живот мертвому Нейту, яростно ворочая древком. Сын барона содрогнулся, едва сдерживая слезы: хотя овиссиец и предал его однажды, но уже успел раскаяться, и Каспар глубоко скорбел, что ничем не смог ему помочь.
   Для Урсулы это стало последней каплей. Медведи взревели и двинулись по ее приказу вперед, овиссийцы отшатнулись. Каспар думал, что девушке и ее медведям удастся прорваться, но тут через весь лагерь пронесся леденящий душу вопль. Сначала юноша не видел ничего, но потом различил будто бы очертания огромного волка. Это был сгусток тьмы, не имевший четкой формы, клочок черноты, темнее, чем сама ночь. С новым ужасным криком черная тень бросилась вперед, пролетела по воздуху как отравленная стрела и ударила в медведей.
   Ближайший к Урсуле зверь осел на землю, корчась и дрожа. Черная пена побежала у него из пасти, густая слюна закапала на траву. Он взревел, царапая лапами морду так, что едва не вырвал себе глаз. Но судороги медведя прекратились так же внезапно, как и начались, он поднялся на четыре лапы и бросился на Урсулу. Девушка побелела как полотно.
   ГЛАВА 19
   Май отдернула ладонь, будто обжегшись. Закусив губу и потирая пальцы правой руки, она долго смотрела на серебряный ларчик, прежде чем снова тронуть Яйцо.
   Воздух опять затрепетал от присутствия множества духов. Теплое влажное дыхание коснулось затылка девушки; замелькали тени костлявых существ с рогами, длинными мордами, кривыми выступающими зубами; все это толпилось вокруг Май, наседало на нее, терзало ее разум.
   - Уйдите прочь! - отчаянно выдохнула она, взмахнув руками, как бы желая оттолкнуть их.
   Духи подчинились ее приказу - но неохотно, с глухой злобой и без малейшего почтения. Май думала, что будет чувствовать себя королевой или хотя бы вызывать уважение как жрица, - но ничего подобного. Сейчас она казалась себе ненавидимой всеми рабовладелицей.
   - Я... Простите меня.
   Голос ее сильно дрожал, руки беспомощно упали вдоль туловища. Но Май не почувствовала в ответ никакого смягчения - только ненасытную ненависть. Это чувство напоминало родовую вражду, переходящую из поколения в поколение, текущую в крови, хотя никто уже давно не помнит ее истоков, принимая ненависть как часть своего существа. Вскоре смутные образы нахлынули с новой силой; их напор был столь силен, что воздух, казалось, потрескивал.
   Пугающая близость страшных созданий наконец побудила Май действовать, преодолев нерешительность. Хотя это были всего лишь призраки, девушка увидела, как они тянутся к Некронду, отчаянно желая вернуться в мир. Она схватила Яйцо из-под самых их лап, боясь, что они могут отнять свое сокровище.
   Некронд под ее руками запульсировал энергией. Волна силы прокатилась через тело Май, сведя мышцы судорогой. Она решительно сжала руку, убеждая себя, что овальное Яйцо идеально ложится ей в ладонь. Боль медленно уходила, оставляя после себя неожиданное чувство уязвимости и открытости. Она думала ощутить себя громовержцем с шаровой молнией в руке - а вместо этого дрожала от страха. Злоба духов показалась взрывом темноты, отталкивающим руку прочь от Яйца. Но Май только сильнее стиснула пальцы, чувствуя множество выжидающих разумов у себя в ладони. Вот они затаили дыхание в надежде... И выдохнули с горьким разочарованием.
   Прилив адреналина пронизал все ее вены, сердце запрыгало, губы моментально пересохли. Все мышцы напряглись в предвкушении. Май держала Яйцо на вытянутой руке, не отрывая жадного взгляда от мерцания голубых прожилок на кремовой поверхности и пересекающего их черного шрама. Она явственно чувствовала, что дело теперь только за ней, но до сих пор не знала, что требуется сделать. Времени почти не оставалось.
   Амариллис сказал, что уйдет самое долгое на час, чтобы купить лошадей для них обоих. Он оставил Май одну в кеолотианском порту Скуас-Риа, в прибрежном кабачке. Девушка устроилась в уголке и прижалась спиной к стене, покрытой толстой шкурой белого медведя. Пол устилали тюленьи кожи, в очаге ревел огонь, заглушая свист холодного ветра, бившегося о стекла и грозившего снегом.
   Вокруг были одни кеолотианцы. Опасаясь их, Май сидела, опустив голову, и молчала, пока не решила, что Амариллис успел отойти достаточно далеко от кабачка. Тогда она поднялась и тихонько выскользнула за дверь, туго запахивая меховой плащ и вздрагивая от ледяного ветра. Кое-где на северных склонах окрестных холмов виднелись ноздреватые лепешки не успевшего стаять снега. Воздух звенел от рева тюленьих детенышей.
   Портовый городок вытянулся узкой полосой низких домов, вклиниваясь в побережье. Тесные улочки, сбегавшие к самой воде, кишели народом. Почти все строения были из незнакомого Май темно-красного камня. Сразу за трактиром начинались возделанные поля, и девушке нужно было пройти совсем немного, чтобы оказаться в сельской местности.
   В мешочке Май звякнули монетки, и она сразу подумала об Амариллисе. Интересно, как скоро он заметит, что кошелек его полегчал? Этому трюку Май научилась от Пипа. Амариллис оставил кошелек лежать на столе после того, как заплатил за еду, и девушка смела его на пол будто бы случайным движением. Потом она торопливо собрала рассыпавшиеся монетки обратно, извиняясь за неловкость, - и успела прикарманить несколько штук. Нехорошо, конечно, но Май оправдывалась более высокими нуждами.
   Красноватая каменистая почва под ногами пахла чуждо и непривычно. Май видела перед собой лишь несколько деревьев, и все - погнутые и приземистые, на них ясно отразилась суровость западного ветра. Вид деревьев только увеличивал общее ощущение холода и бесприютности. Ближе всего рос дуб с нагими верхними ветвями и содранной корой, под которой виднелась светлая древесина. Невзирая на дурное предзнаменование - то, что дерево больное, Май направилась прямо к нему через поле и уселась под узловатыми ветвями, опираясь спиной о ствол. Она собиралась призвать силы Некронда.
   Сердце ее болезненно сжималось: Май понимала, что подобным деянием предает доверие Морригвэн. Она знала, что никто не должен использовать Некронд. Более того, именно за этим забрала его у Каспара. Но другого выхода не было.
   Выпрямившись, Май сказала себе, что один-единственный раз не имеет значения. Она уже решила, что призовет самое меньшее из чудовищ и менее всего опасное - по крайней мере из тех, что она знала: единорога. На выбор повлияло и то, что Май вовремя вспомнила легенду: единороги опасны для мужчин, но охотно служат девам. Единорог быстр на ногу и сможет перенести ее через всю Кеолотию к Кастагвардии, оставив позади любого коня, которого добудет Амариллис.
   Склонив голову, Май созерцала Яйцо, все еще не зная, как именно вызывать животное. Она видела единорогов на гобеленах до великой осады. Иные из них были совсем небольшими, вроде козы; но Май сейчас требовался огромный зверь с длинными, как у Огнебоя, ногами. Она закрыла глаза и сосредоточилась, вызывая в уме надобный образ.
   В воздухе щелкнули зубы, послышались неистовые стоны и крики многих огромных яростных тварей, желавших освобождения. Все они разом ломились в двери сознания Май так, что на глазах девушки выступили слезы. Она собрала остатки храбрости и еще крепче сжала Яйцо. Голодные чужие воли давили на ее разум. Шеи Май коснулась холодная рука, она вздрогнула и обернулась - но ничего не увидела. Перед глазами мелькнула вспышка темноты, зрение затуманилось от боли.
   Май стиснула зубы, подавляя животный крик, рвавшийся из глубины сознания. Держась изо всех сил, девушка воззвала к защите Великой Матери, визуализируя Троицу высших жриц, Ее представительниц. Через красноватую боль издалека пробился луч белого света.
   Дрожа, она молилась о том, чтобы выбросить из головы образ черномордых волков. Но как только эта мысль окончательно оформилась в голове, издалека донесся одинокий тоскливый вой. Май не знала, слышит ли она вой на самом деле, или он звучит только у нее в голове. Она тихо застонала, напряженно думая о единороге, но никак не могла сосредоточиться. Часто дыша, Май уставилась в небо и попыталась вытеснить все лишние мысли созерцанием низких серых облаков, мчавшихся над равниной, чтобы освободить в голове место для единорога.
   Теперь она понимала, как легко было Каспару призвать волков - простым страстным желанием этого не делать! Она сама только что вызвала в уме их образы своим старанием не думать о них. Май укусила кончик языка, прижала Некронд ко лбу и тут наконец увидела единорога. Он четко появился перед ее мысленным взором.
   Над головой что-то фыркнуло. Звук показался очень натуральным и естественным. Май взвилась на ноги, прижимая Яйцо к груди. Совсем рядом, под лиственным шатром, воздух подернулся туманом и начал дрожать. В середине серой дымки образовалось пятно сверкающей белизны, которое все росло и наконец приняло форму прекрасного белоснежного животного. Оно было подобно огромной лошади с длинным острым рогом на лбу. Десяти футов в холке, животное повело головой, касаясь сверкающей мордой ветвей. Потом дико заржало и ударило копытом о землю. Май в страхе отступила на шаг - но зверь не нападал на нее, напротив же, смиренно склонил голову, признавая власть новой хозяйки.
   Единорог был даже выше Огнебоя, с еще более развитыми мускулами и могучей грудью. От сверкающей шкуры отражалось солнце, заставляя Май слепо моргать. Она заглянула в темные влажные глаза зверя и с трудом сглотнула, не зная, что делать теперь. И тут ее слуха коснулся отдаленный крик. Это звал Амариллис.
   От звука его голоса у Май перехватило дыхание. Часть ее души рванулась обратно, к нему, но девушка обуздала себя. Она знала, что в ней всего-навсего говорит страх взглянуть в лицо собственному будущему. И так все всегда считали, что она не способна ничего сделать сама! Да что там Май была о себе того же мнения. Должно быть, пришло время это изменить.
   Она усилием воли отбросила страхи и шагнула навстречу единорогу. Тот не двинулся и смиренно поджидал ее. Девушка коснулась его лба дрожащими пальцами, и царственный зверь не отпрянул, но покорно позволил подвести себя к дереву. Май вскарабкалась на нижнюю ветку дуба, чтобы оттуда перелезть на спину единорогу.
   Оказавшись у зверя на спине, она испугалась высоты и скорости, с которой он прянул вперед. Вцепившись ему в гриву, она прошептала:
   - Неси меня в Кастагвардию!
   И единорог, послушный ее словам, понес девушку на восток.
   Она не смела глядеть вниз - так стремительно проносилась под ногами земля. Пейзаж по бокам сливался в сплошные полосы. Май почувствовала что-то вроде восторга - неожиданная свобода ударила в голову как вино. Грохоча копытами, единорог мчался, получая наслаждение просто от возможности дышать и касаться ногами земли. Май пригнулась к его шее, но галоп единорога был таким мягким, что она больше не страшилась упасть.
   Они промчались мимо пастуха со стадом. Перепуганные овцы с блеянием бросились врассыпную, в спину Май полетели сердитые крики пастуха. Девушка поняла, что губы ее растянулись в улыбке. Первый раз за свою ничем не примечательную жизнь она что-то предприняла сама!
   Вскоре она уже привыкла к огромной скорости, успокоилась и смогла поразмыслить. Море и порт Скуас-Риа остались позади, слившись с линией горизонта, и девушка с нежданным чувством вины поняла, что Амариллис ее уже не догонит. Она закусила губу и крикнула единорогу скакать еще быстрее, радуясь бешеной скачке как возможности обогнать собственное горе. Теперь меня даже Огнебой не догонит, подумала она - и тут только поняла, что Каспар потерян для нее навсегда. Больше у него нет шансов ее найти. Сердце Май сжалось.
   Единорог чуть сбавил скорость, будто почуяв ее минутную слабость.
   Начался дождь. Перед Май распахнулась мрачная долина, размытая земля превратилась в грязь. Даже у единорога чавкало под копытами. Борясь со слабостью, Май сжала зубы и ударила пятками по белоснежным бокам зверя. С криком ярости он рванулся вперед с немыслимой быстротой.
   Май ехала день и ночь напролет, остановившись попить и передохнуть, только когда стало ясно, что она валится на землю от усталости. Единорог не отошел пастись, но охранял ее, спящую, стоя над ней всю ночь. Весь следующий день Май снова скакала, в голове ее слегка мутилось от скорости, но ни это, ни голод и усталость не притупляли щемящего чувства утраты. Вся прежняя жизнь осталась позади. Девушка заставляла себя думать об Амариллисе, тщетно надеясь, что это перебьет тоску по Спару.
   Дождь все не прекращался. Мелкая, но бесконечная морось висела в воздухе. Май промокла до костей, но едва замечала это от печали и страха быстрой скачки.
   Миновал третий день галопа, наступила ночь, а Май все скакала вперед, лунный свет, как иней, мерцал на серебряной спине ее скакуна. Наконец мягкий свет коснулся шпилей отдаленного города, чьи белые стены сияли ярче светильника. Так Май впервые увидела Кастабрицию, столицу Кеолотии, о которой она слышала в трактире рассказ моряка.
   Зная, что Кастагвардия лежит всего в нескольких лигах к северу, она решила остановиться на отдых. Светлые стволы осин кивали и клонились, зовя к себе, и единорог направил бег в глубину леса. Постоянный шепот неспокойных осиновых ветвей казался Май знакомым и ласковым. Вскоре она отыскала мягкую кучу листьев, в которую и зарылась, изможденная до предела.
   Девушка провалилась в сон, едва закрыла глаза, - но сон ее был тревожным. Всю ночь ее мучили кошмары. В самом далеком уголке сознания таилась горбатая тень. Май знала о ее присутствии, но никак не могла разглядеть, что это такое. Стоило ей поймать тень внутренним взором, как та тотчас же пряталась еще глубже в подсознание. Но Май знала, что зло где-то неподалеку и подбирается все ближе. Она чувствовала злобную радость этой твари, что Май наконец-то одна. Девушка пыталась убежать, но ноги ее оказались связаны, а руки были слишком слабы, чтобы развязать узлы. Тогда она уронила Некронд, и тень подхватила его с воем торжества. Черномордые волки с рваными животами и выпущенными наружу кишками вырвались из темной комнаты в разуме Май; глаза их полыхали красным огнем, они обожгли девушку взглядом и целой стаей рванулись куда-то вовне.
   Май проснулась с криком - и услышала, как фыркает над ней единорог, роя копытом землю. Дрожа, она прижала серебряный ларчик к груди. Девушка чувствовала себя как после насилия. Что-то чуждое пробралось в ее сон и поселилось там. Она поняла, что отныне должна стараться бодрствовать. Засыпать становилось опасно.
   Май встала и обхватила себя руками, стараясь остановить дрожь. Тщетно повторяла она себе, что вовсе не боится - она же, в конце концов, торра-альтанка.
   - Пойди, попей воды и поешь чего-нибудь, - приказала она единорогу.
   Тот с готовностью устремился прочь, длинный рог то и дело задевал за ветки деревьев. Девушка снова подумала, что единорог, кажется, животное открытых равнин, а не лесных чащ, как она раньше представляла. Зверь понюхал воздух и пошел к ближайшему родничку, где, склонившись, начал жадно пить. Май пожалела его, поняв, что вела себя бессердечно, заставляя скакуна мчаться с такой скоростью и не думая, каково ему от этого. За прошедший день они, должно быть, миновали много луж, родников и озер, а она даже не заметила. Серебряная шкура единорога была забрызгана грязью и испачкана потоками пота, а зоркие глаза стали мутнее, чем были поначалу.
   Все еще было темно, и девушка решилась продолжить путь мимо столицы к северу. Дорога вела вдоль канала, направленного точно в сторону Кастагвардии. По бокам дороги имелись глубокие сточные канавы, и в кои-то веки кеолотианская грязь не чавкала прямо на тракте. Единорогу было легче бежать, так что еще до рассвета он вышел на северную дорогу.
   Впереди вздымалась черная башня, глядящая на окрестную равнину. Это и была Кастагвардия. Бледное солнце сквозь облака не могло оживить цвета мрачного здания, но Май различила вдали туманную гряду горных клыков, тянувшуюся не менее чем на двести миль к северу. Не нужно было объяснять, что это и есть полые горы Каланзира.
   Май очень не хотела отправлять единорога обратно в Иномирье, но понимала, что должна так поступить. Сразу же при этой мысли девушка почувствовала его злобу и разочарование. Как Май могла отплатить ему за верную службу такой неблагодарностью? Как могла теперь послать его обратно, к бестелесной, бессмысленной жизни в Иномирье, где он никогда не коснется Великой Матери?
   Достойно ли так обмануть надежды любого существа - сначала дать почувствовать вкус свободы, в которой ему было отказано тысячи лет, а потом заточить снова? Май направила единорога с дороги направо, к быстрой реке, омывавшей подножия длинной череды холмов. Вода была неприятного зеленого цвета. Май позволила зверю постоять в реке, холодя усталые ноги, и смотрела, как жадно единорог втягивает воду, дает ей стекать по губам, наслаждаясь самим ощущением водной стихии. Она погладила единорога по мускулистой шее, чувствуя, что он все понимает, но не подает виду.
   Май глупо и беспомощно сказала ему:
   - Я просто хочу сделать все как можно правильнее. Меня учили, что за добро нужно платить добром, иначе будешь последним негодяем, но... В общем, я имею в виду, что ты хорошо мне служил, и я вовсе не хотела бы тебя отправлять обратно.
   Единорог сердито прянул ушами и фыркнул. Он не верил. Май спешилась, соскочив на берег, и приказала:
   - Ступай.
   И махнула рукой. Единорог долго смотрел на нее, а потом начал медленно отступать назад по воде. Только на другом берегу потока он вдруг развернулся и помчал прочь, серебряной стрелой летя на восток, к пустым вольным равнинам.
   Май смотрела ему вслед, довольная собой, пока ей не пришла новая мысль. Как можно было поступить так глупо? Яйцо не предназначалось для столь мягкого хранителя! Оно умело играть на человеческом сочувствии. Девушка хлопнула себя ладонью по лбу. Неужели Каспар допустил такую же ошибку? Теперь она почуяла желания единорога - пронзать овец рогом и топтать пастухов, посмевших заступить ему путь.