Страница:
Он закричал от острой боли в колене и тяжело упал на бок. Ударившись о гардероб, он повалился на пол, делая отчаянное усилие, чтобы поднять меч и отбить кинжал. Но в это мгновенье клинок замер на полпути к цели — в комнату с шумом ворвался Брахт.
Керниец был обнажен, и длинные волосы его были спутаны. В руке он держал меч. Увидев беспомощного Каландрилла на полу и фигуру в черном прямо над ним, он издал воинственный клич и бросился на убийцу. Кинжал поднялся, парируя его удар, но керниец с такой силой обрушился на незнакомца, что черной фигуре пришлось отступить. Меч ударился о кинжал и извлек целый сноп искр. Убийца, маневрируя, отступал. Брахт преследовал его — или ее, в этом Каландрилл не был уверен. Раз, и второй, и третий кинжал парировал удары Брахта. Каландрилл неуклюже поднялся на ноги. Колено его горело огнем, и что-то текло по животу. Не обращая на это внимания, он прижался спиной к двери, выставив вперед меч. Брахт сделал выпад, целясь в голову убийцы, но тот поднырнул ему под руку, пытаясь ударить его в живот. Брахт увернулся и нанес еще один удар, но и этот был парирован. Темная фигура перекатилась через кровать и бросилась к Каландриллу как раз в тот момент, когда меч Брахта разрубил простыни. Чайпаку, пронеслось у Каландрилла в мозгу. Он поднял меч, хотя и понимал, что у него нет никаких шансов против того, кто принадлежит к Братству. Взвизгнув от боли в колене, Каландрилл начал заваливаться на бок.
Время, казалось, остановилось, и смертельная схватка предстала ему теперь как бы со стороны, словно ему было наплевать на свою собственную жизнь, — уже сама мысль, что он должен умереть, успокаивала его. Он упал, и кинжал убийцы глубоко вонзился в дверь. Брахт не менее ловко, чем чайпаку, перекатился через кровать и оказался рядом с убийцей. Каландрилл видел, как Брахт замахнулся, вложив всю свою мощь в удар. Убийца развернулся с нечеловеческой быстротой, левой рукой отводя руку, в которой Брахт держал меч, и метясь пальцами правой Брахту в лицо. И тут он понял, что даже чайпаку недостаточно скор, чтобы победить кернийца.
Брахт увернулся от смертоносного удара и воткнул меч под ребра убийце. Меч проткнул его насквозь, и кончик даже вышел через спину. Дверь задребезжала от ударившегося о нее тела. Со звериным оскалом на лице Брахт выдернул клинок из тела, и теплая кровь закапала Каландриллу на голую грудь. Из-под повязок раздался приглушенный стон, и темная фигура сделала шаг вперед. Брахт нанес еще один резкий удар, и из живота убийцы брызнула кровь. Он топтался на месте, керниец ударил еще раз, и человек замычал, обмяк, колени его сложились, и когтистые руки упали вдоль тела. Он тяжело грохнулся на пол. Брахт вонзил ему меч в спину, незнакомец дернулся, босые ноги застучали в агонии по заляпанному кровью ковру. Затем он стих. Брахт вытащил меч и повернулся к Каландриллу.
— Ты ранен?
— Я… Да… Не знаю…
Он покачал головой, и время опять побежало как обычно. В дверь постучали, и чирикающий голосок матери Райми потребовал, чтобы ее впустили в комнату.
Брахт отбросил меч и поднял Каландрилла на ноги. Он застонал, попытавшись опереться на ногу с пораненным коленом. Керниец опустил его на кровать. Как сквозь сон, он сообразил, что все еще держит меч в руках. Дверь распахнулась, и на пороге появилась мать Райми в свободной зеленой ночной рубашке, переливавшейся в свете лампы, которую она держала в руках. Она увидела труп, и двух голых мужчин, и кровь, темным пятном проступившую на ковре, и завизжала. Еще два лица — мужское и женское — тут же появились в двери. Женщина тоже завизжала, а мужчина прорычал проклятье.
Брахт сказал:
— На него напали, — и ткнул пальцем в сторону Каландрилла.
Мать Райми сказала:
— Суриним, иди за ликтором. Быстро!
Брахт взял у нее лампу и поднес ее поближе к Каландриллу, изучая его запачканный кровью торс.
— Царапина. Не больше. — Керниец дотронулся до его колена. — Он ударил сюда?
Каландрилл кивнул. Брахт взглянул через плечо на хозяйку и сказал:
— Принесите повязки и холодную воду. Есть в этом проклятом богом месте хоть один лекарь?
Мать Райми тупо кивнула.
— Так пошлите за ним.
— За ней, — рассеянно поправила его женщина с серебряными волосами.
Каландрилл живо представил, как ее неожиданно разбудили и вот вдруг в комнате она видит труп и двух голых мужчин, — и он начал смеяться.
Брахт ударил его по лицу и сказал:
— Успокойся! Одежду, холодную воду и лекаря. Быстро!
Старуха вздрогнула, словно пощечину дали ей. Она кивнула перепуганной служанке и приглушенно сказала:
— Давай, Лианна.
Каландрилл перестал смеяться, и его стало трясти. Брахт закутал своего товарища в простыню, которая начала медленно темнеть. Керниец встал и, не обращая внимания на собственную наготу, поднял меч.
— Пойду оденусь, — сказал он и вышел.
Мать Райми уставилась на Каландрилла расширенными глазами, губы ее безмолвно двигались.
— На меня напали, — с трудом пояснил он: у него сильно стучали зубы. — Я спал, а когда проснулся, он уже был здесь. — Каландрилл махнул рукой в сторону трупа. — Он хотел убить меня.
Вернулась Лианна, положила перед ним одежду и поставила кувшин с водой на пол около двери. Ей явно не хотелось заходить в комнату.
— Он пытался убить меня, — повторил Каландрилл. — И он бы убил меня, если бы не Брахт.
Мать Райми кивнула, не спуская с него глаз. Она боялась шевельнуться, боялась открыть рот, боялась, что он сейчас вскочит и набросится на нее. Брахт осторожно отодвинул ее в сторону. На нем была его обычная кожаная рубашка, на поясе висел меч, черные волосы, как обычно, зачесаны назад. Он подошел к кровати и, смочив тряпку, приложил ее к колену Каландрилла.
— Подержи так, — сказал он.
Он зажег свет в комнате и сел на корточки около трупа. Каландрилл смотрел, как он переворачивает его вверх лицом. Мать Райми едва не вскрикнула, когда увидела распоротый живот.
Брахт сказал:
— Да, прикончить его было нелегко. Интересно, кто это?
Он снял с лица повязку, и Каландрилл едва не вскрикнул, увидев Мехеммеда.
— Совсем еще мальчишка, — чуть слышно прошептала мать Райми.
— И уже — убийца, — произнес Брахт.
Каландрилл спросил:
— Но почему? Он что, чайпаку?
Брахт пожал плечами.
Мать Райми сказала:
— Нельзя допускать никакого шума. По крайней мере я не хочу осложнений с чайпаку. С рассветом отправляйтесь-ка восвояси.
Брахт взглянул на Каландрилла и сказал:
— Если он сможет идти.
Каландрилл промолчал. Не отрываясь, он смотрел на Мехеммеда, и мысли его кружили в полном беспорядке.
— Почему он тянул до сих пор? — пробормотал Брахт. — Почему не сделал этого в море? А та женщина? Знала ли она его?
Каландрилл облизал губы, и страшное подозрение начало зарождаться у него в голове.
— В море его можно было легко вычислить, — попытался объяснить он. — Видимо, он дотянул до сих пор потому, что собирался бежать вместе с эк'Джеммом. Может, он не имел никакого отношения к той девушке. Может, его послали за мной, а не за… — Рука его скользнула под подушку, и он нащупал кошелек.
Брахт нахмурился и спросил:
— Твой брат? Отец?
— Возможно, — кивнул Каландрилл.
— А девушка служит Азумандиасу? Так что нам теперь предстоит иметь дело и с колдунами, и с чайпаку. — Брахт невесело ухмыльнулся. — Придется отрабатывать жалованье.
Каландрилл опять посмотрел на труп. Мехеммеду было приблизительно столько же, сколько и ему. Неужели его послал Тобиас? В коридоре послышались шаги, и в комнату в сопровождении шести солдат вошел офицер, которого они встретили на молу; Суриним с любопытством заглядывал в комнату через его плечо. Мать Райми бросила на него благодарный взгляд, словно только сейчас почувствовала себя в безопасности.
— Кто его убил? — ликтор кивнул в сторону трупа.
— Я, — ответил Брахт.
— Он пытался убить меня, — вставил Каландрилл.
Офицер внимательно посмотрел на них без малейшего выражения на смуглом лице, затем слегка дотронулся до Мехеммеда ногой.
— Чайпаку, — задумчиво сказал он. — Чем это вы заинтересовали Братство?
Каландрилл беспомощно пожал плечами. Брахт сказал:
— Наши враги — это враги господина Варента. Возможно, это именно они наняли его.
Ликтор кивнул.
— Рахамман эк'Джемм сказал, что вы прибыли с какой-то тайной миссией по поручению этого господина из Альдарина. Вы хотите принести свои торговые войны на землю Кандахара?
— Мы не искали осложнений, — сказал Брахт. — На Каландрилла напали во сне.
— Однако у меня на руках труп, — сказал ликтор. — И даже если он чайпаку, все же остаются вопросы, на которые необходимо получить ответы. Лучше вам пройти со мной.
— Он ранен, — быстро сказал Брахт, бросив взгляд на Каландрилла, — и не может идти.
Каландрилл в подтверждение застонал. Ликтор взглянул на мать Райми, и та сказала:
— Я послала Лианну за целительницей.
— Подождем, — решил ликтор. — Если Сулеймана скажет, что он не может идти, оставим его здесь.
— А Брахт? — спросил Каландрилл.
— Он поживет у меня, — сказал ликтор. — До тех пор, пока мы не разберемся в этом деле.
— В каком деле? — сердито спросил Брахт. — Убийца-чайпаку намеревался прикончить человека, которого я подрядился охранять… Я выполнил свой долг, только и всего.
Ликтор пожал плечами и повернулся, чтобы вытащить кинжал из деревянной двери.
— Похоже, это правда, но у меня тоже есть обязанности. Мой долг вынуждает меня задержать тебя до тех пор, пока подеста не проведет расследование. До тех пор ты — мой гость. — Он коротко усмехнулся. — Сэкономишь варр или два на постели и постое.
— У нас есть дела, — запротестовал Каландрилл.
— Если ты не можешь ходить, то путешествовать и подавно, — логично заявил ликтор. — Подеста появится недели через три, и тогда он, возможно, отпустит вас на все четыре стороны. Но до тех пор…
Он выразительно пожал плечами. Каландрилл и Брахт переглянулись, керниец холодно улыбался.
— Все идет к тому, что нам придется обождать, — сказал он, указывая головой в сторону бдительных солдат.
Каландрилл кивнул, про себя ругая на чем свет стоит Тобиаса, или Азумандиаса, или того, кто нанял чайпаку. Он и не предполагал, что их местоположение так быстро откроется. Перспектива томительного ожидания подесты в Мхерут'йи выводила его из себя; если Мехеммед отыскал его несмотря на все предосторожности, принятые Варентом, то и любой другой член Братства это сможет сделать. Или та загадочная женщина.
Солдаты расступились, впуская в комнату женщину с решительным выражением на лице и с большим кожаным чемоданом в руке. Откинув повязку с пышных каштановых волос, она взглянула на ликтора.
— Что ж, Филомен, насколько я вижу, один больше не нуждается в моей помощи. Так к кому меня позвали в этот ранний час?
Ликтор кивнул в сторону Каландрилла.
— Вот к тому, Сулеймана. Говорят, у него что-то с коленкой.
Женщина кивнула и сбросила с плеч накидку, под которой оказался простой коричневый халат. Сев на кровать подле Каландрилла, она разгладила подол. Быстро взглянув на его ногу, Сулеймана сказала:
— Это может быть больно.
Она начала ощупывать ее, и Каландрилл зажмурился. Взяв его за лодыжку, женщина стала поворачивать ее туда и сюда, и он застонал.
— Нога не сломана, — заявила Сулеймана. Затем коротко улыбнулась: — Ты бы заорал, если бы она была сломана; коленка — штука тонкая.
— Он может идти? — спросил ликтор.
— Бураш, нет! — покачала она головой. — По крайней мере день или два, а потом он еще долго будет прихрамывать. Я наложу ему компресс, но в ближайшие пару дней ему лучше оставаться в постели. А там посмотрим.
Она закатала рукава, приложила правую ладонь к ране на животе юноши и прикрыла глаза, что-то бормоча. Кожа у Каландрилла при этом слегка горела, затем она отняла руку, и боль прошла.
— Яда нет, — заметила Сулеймана как бы между прочим и наложила на колено обе руки.
Она опять закрыла глаза, и на лице ее появилось выражение полной сосредоточенности. Он начал постанывать по мере того, как ее воздействие становилось все сильнее, а затем вздохнул, когда боль вдруг отступила. Она снял руки с колена, открыла чемоданчик, покопалась в нем и вытащила банку с едкой мазью, которой стала смазывать больное место. Поначалу мазь жгла, но потом жжение перешло в приятную теплоту, и целительница завязала ему колено.
— Выпей, — приказала она, протягивая ему фиал с бесцветной жидкостью. — У тебя есть деньги? — Он кивнул и выпил. Жидкость была горькой. Сулеймана сказала: — Хорошо, ты должен мне два варра. И за каждый последующий визит — по одному. Ну, а теперь дай я перевяжу этот порез. — Она смазала рану другой мазью и наложила повязку вокруг талии. — Смой кровь, — посоветовала она, — и поспи. Оставайся в кровати, пока я не разрешу тебе ходить. Райми будет приносить тебе пищу.
Мать Райми кивнула, соглашаясь с приказанием.
— Спасибо, — сказал Каландрилл.
Целительница опять улыбнулась и покачала головой.
— Деньги — это все, что мне от тебя нужно. — Она закрыла чемоданчик и встала. — Ну что же, если во мне больше нет необходимости… пойду досыпать.
— Хорошо, — сказал ликтор, вставая, когда она проходила мимо него. — Ты останешься здесь, — он посмотрел на Каландрилла, — а твой приятель отправится со мной.
Его люди сомкнулись вокруг Брахта, как бы подкрепляя слова командира. Мать Райми спросила:
— А как насчет… этого? — она нервно ткнула пальцем в труп.
— Двое, отнесите его, — приказал ликтор.
Каландрилл смотрел на солдат, без церемоний выволакивавших тело из комнаты. Мать Райми в ужасе уставилась на окончательно испорченный ковер.
— Ты, — сказал ликтор, обращаясь к Брахту, — пойдешь со мной. И оставь меч здесь.
Керниец сверкнул глазами, и на какое-то мгновенье Каландрилл испугался, что он не подчинится. Но Брахт расстегнул пояс и с раздражением бросил его на пол. Каландрилл облегченно вздохнул. Ликтор поманил Брахта пальцем. Солдаты угрожающе наклонили пики вперед. Брахт посмотрел на Каландрилла.
— Навести меня, когда сможешь ходить.
Каландрилл кивнул, поняв намек.
Последующие два дня тянулись очень медленно. Стоило Каландриллу попытаться встать, как боль пронзала его колено; в конце концов он был вынужден согласиться с диагнозом Сулейманы и, хотя это было крайне неприятно, последовал ее совету и два дня пролежал в постели.
После того как все разошлись, недовольная Лианна, не глядя ему в глаза и односложно отвечая на все его расспросы, стала оттирать запятнанный ковер. Мать Райми приносила ему пищу, Суриним был всегда рядом с ней с крепкой дубинкой в руках; они тоже были не очень разговорчивы. У Каландрилла сложилось впечатление, что ему позволили здесь остаться только потому, что целительница высказалась против его переноса в другое место, и он весь день то клял свою неподвижность, то беспокоился, как бы покушение не повторилось. У него было предостаточно времени, чтобы подумать, и мысли его кружили, как собака за своим хвостом.
Кто послал чайпаку? Тобиас?
Или Азумандиас?
Если Азумандиас, то зачем было посылать судно вдогонку за «Морским плясуном»? Неужели Азумандиас просто хотел подстраховаться, отправляя одновременно и женщину, и чайпаку?
Или все же убийцу нанял Тобиас?
Или отец?
Билаф вряд ли опустится до такого, но вот Тобиас… Да, брат не колеблясь пошлет кого угодно, чтобы уничтожить малейшую угрозу его праву наследования. Но это значит, что Тобиас знает, что он был в Альдарине. Как мог он узнать это так быстро? А может, у чайпаку есть какие-то свои способы передачи информации? Почтовые голуби или колдовство. Он копался в памяти, но так и не вспомнил ни одного упоминания о том, что Братство использует колдовство.
Он лежал на кровати, глядя сквозь раскрытое окно на маленький дворик гостиницы, чувствуя иссушающий жар гахина и думая все об одном и том же. Может, Мехеммед просто узнал, что его разыскивают убийцы, и решил воспользоваться этим? Если это так, то выходит, его лицо известно всем чайпаку. От этой мысли кровь застыла у него в жилах: опасность путешествия возрастает во много-много крат. На сей раз его спасли колдовство и Брахт, в следующий — керниец может оказаться не столь быстрым. Как бы то ни было, до тех пор пока Брахт в тюрьме, на его помощь рассчитывать не приходится. Каландрилл положил меч у ног, на чем свет стоит ругая свое ранение. Даже будучи в полном порядке, он не смог достойно ответить убийце. А теперь, когда он и ходить-то не может, у него нет никаких шансов.
Первую ночь он почти не спал, проведя ее настороже, в обнимку с мечом. Сулеймана, войдя утром, застала его с мечом в руке.
— Я не чайпаку, — заявила целительница. — Если бы мне надо было тебя убить, вместо снадобья я бы дала тебе яд. Филомен недалекий, он вполне поверил бы, если б я сказала, что клинок, ранивший тебя, был отравлен.
Он кивнул, откладывая в сторону меч. Сулеймана села на кровать и открыла чемоданчик.
— Почему они охотятся за тобой?
Она сняла повязку и внимательно осмотрела колено.
— У меня секретная миссия, — ответил он неопределенно. — Кое-какие торговые дела.
Она хмыкнула, скептически глядя на него.
— Торговые центры Кандахара — это Гхомбаларь и Вишат'йи, а «Морской плясун» отправился в Гхомбаларь еще вчера.
Каландрилл пожал плечами, наблюдая за тем, как она ощупывает его колено. Боли он почти не чувствовал.
— Мы отправляемся в глубь страны.
Сулеймана наложила ему новую повязку.
— Там одни лишь фермы. Если только вы не едете в Нхур-Джабаль.
— Именно туда мы и едем.
Ему не хотелось об этом распространяться, но дальнейшие отговорки могли пробудить подозрение.
— А теперь я посмотрю живот.
Он наклонился, чтобы дать ей возможность развязать повязку. Рана уже заживала, кожа срасталась и розовела.
— Чуть-чуть бы пониже… — усмехнулась она, и Каландрилл покраснел. — Но тебе повезло. Просто царапина. Через пару дней все заживет, и ты вспомнишь о ней, только когда будешь рассказывать об этом детям.
Она наложила мазь и опять перебинтовала рану.
— А коленка?
— С коленкой дело хуже, — коротко сказала она. — Я попрошу Суринима вырезать тебе палку, и завтра можешь потихонечку начинать ходить. Но недолго! Как только почувствуешь боль, немедленно в кровать. Если ты сейчас слишком натрудишь ногу, то останешься хромым на всю жизнь. Тебе страшно повезло, что она не переломилась.
— Сколько я еще не смогу путешествовать? — спросил он.
— Ну вы, лиссеанцы, — покачала она головой. — У вас только дела на уме.
— Сколько? — настаивал он.
— Ходить без чужой помощи ты сможешь в лучшем случае через неделю. А может, тебе понадобятся и все три, чтобы полностью поправиться.
Видя его удрученное лицо, Сулеймана пожала плечами и сложила снадобья в чемодан.
— Твой товарищ все равно будет все это время на попечении Филомена. Подеста совершает объезд, а он торопиться не любит. Да к тому же он захочет поговорить и с тобой.
— Три недели, — пробормотал Каландрилл.
Сулеймана кивнула.
— А в Мхерут'йи можно купить лошадей? — спросил он. — У меня есть деньги.
— У старика Дахаммана имеются лошади на продажу, — сказала она. — Но верховая езда тебе тоже противопоказана. Да и Филомен не позволит тебе уехать.
— А он что, единственная власть в Мхерут'йи? Выше никого нет?
Целительница рассмеялась.
— Нет. Филомен — наш ликтор, а на большее, чем ликтор, мы не тянем. Надо было вам оставаться на «Морском плясуне» и с ним отправляться в Гхомбаларь, если уж вы так спешите.
— Но мы не остались.
— Вот именно. И теперь вам придется торчать здесь до тех пор, пока подеста не отпустит вас.
— А он отпустит?
Она поджала губы, затем кивнула.
— Тот, кого убил твой товарищ, — чайпаку, а убить чайпаку — не преступление. Да-да, подеста отпустит вас, как только утрясет все формальности. Но до тех пор Филомен будет держать вас у себя. Временами им вдруг овладевает желание продемонстрировать свою власть.
— Может, он передумает? — спросил Каландрилл и замолчал, не будучи уверен в том, как она его поймет и не донесет ли ликтору. — Деньги не заставят его передумать?
— Нет. Филомен не очень-то умен, но он честен. Даже и не пытайся подкупить его.
Он кивнул. Сулеймана улыбнулась и встала.
— Не гони лошадей. Три недели — это не так уж много.
Целая вечность, подумал он. Чайпаку этого будет достаточно, и то судно тоже уже доберется до Мхерут'йи. Однако вслух сказал:
— Делать нечего.
— Именно, — подтвердила она. — Ты должен мне три варра.
Он передал ей деньги.
— Спасибо. Приходи ко мне через пару дней. И не слишком усердствуй.
Каландрилл кивнул, и Сулеймана вышла, оставив его в одиночестве.
Три недели! Столько ждать невозможно — слишком долго. Надо попробовать, и, когда он сможет ходить, надо будет купить лошадей и освободить Брахта. Он лежал на спине и обдумывал, как это лучше сделать. Скорее всего, кернийца держат в том форте на молу. При помощи колдовства Варента он проникнет туда незамеченным… отыщет Брахта… достанет ключ… Где его содержат? В камере? Талисман делает невидимым только одного. Он покачал головой, пытаясь быть хладнокровным. Он добьется своего! Другого выхода у него нет, от этого зависит судьба мира. Как только он начнет ковылять, отправится в форт и что-нибудь придумает.
Чуть повеселев, он стал дожидаться ужина.
На следующее утро Суриним принес ему палку. Видимо, Сулеймана успокоила слугу, поскольку сегодня при нем не было дубинки, и он смущенно улыбнулся, ставя палку к кровати Каландрилла. Как только Суриним ушел, Каландрилл тут же оделся и неуклюже выбрался из постели. В коленке глухо пульсировала кровь, но все же, хоть и прихрамывая, он смог сделать несколько шагов, тяжело опираясь на палку. Он прошел по коридору до парадного входа в гостиницу. Мать Райми наблюдала за его упражнениями из-за занавесок, и он улыбнулся ей, но она тут же спряталась. Каландрилл заковылял по улице.
Солнце ярко светило с неба, словно выскобленного беспощадным гахином до холодного, серебристо-голубого цвета. Лежа в кровати, он и представить себе не мог, насколько силен этот ветер, и вот теперь чувствовал на себе его горячее тяжелое дыхание и понял, почему его называют дьявольским ветром. Гахин обжигал горло, колол лицо песчинками так, что приходилось щуриться, плеваться и отворачивать голову. Он начал быстро потеть; его длинные волосы облепили шею, а кошелек раздражал, постоянно хлопая по груди. Улица была пустынна; Мхерут'йи словно вымер. Пыль кружила на его узких сонных улочках, а люди прятались от нудного ветра по домам. Он вытер губы и решил все-таки побродить по городу.
Осмотр не занял много времени. Даже несмотря на то, что ему приходилось часто останавливаться, чтобы дать передохнуть ноге, которая так и грозила переломиться под его весом, ему удалось основательно познакомиться с городом еще до наступления темноты. Он нашел конюшни, о которых ему говорила Сулеймана, заплатил за двух лошадей и договорился с Дахамманом, что заберет их, когда подеста отпустит Брахта. Он поужинал в грязной харчевне и, ковыляя, отправился к морю, с сожалением обнаружив, что и на берегу гахин не смягчается. В гавани стояло несколько рыболовецких лодок. Облокотившись о стену склада, Каландрилл внимательно осмотрел серый остов форта. Это было самое высокое здание в Мхерут'йи — двухэтажное, каменное, с плоской крышей, оно возвышалось над гаванью; первый этаж был испещрен амбразурами, второй — тоже. В него можно было войти только через одну-единственную дверь, около которой лениво стояли часовые, не обратившие на Каландрилла никакого внимания. Где же они держат Брахта? Он не рискнул войти в форт, отложив это на потом, и заковылял назад в гостиницу, чтобы успеть к ужину.
На следующее утро Каландрилл проснулся рано и опять пошел бродить по городу, запоминая улочки и пытаясь отыскать самый короткий для побега путь. Местные жители имели привычку спать после полуденной трапезы, и тогда по большей части улицы были пустынны. Несмотря на советы Сулейманы, он решил побег не откладывать — времени у них было в обрез, чтобы успеть скрыться от Азумандиаса и чайпаку. Только бы ему освободить Брахта и ускакать из города задолго до того, как Филомен обнаружит, что они бежали!.. Вещи кернийца уже давно были у него в комнате, оставалось только освободить товарища.
В назначенный день он отправился к Сулеймане. Целительница осмотрела коленку и заявила, что дела пошли на поправку. Рана на животе почти полностью затянулась, от нее осталась только узкая красная полоска.
— Тренируй коленку, — посоветовала она, — но не переусердствуй. Тебе больше незачем ко мне приходить, сам можешь смазывать. Мажь каждые два дня и меняй повязку, и к тому времени, когда вернется подеста, ты уже будешь почти здоров.
Он с улыбкой поблагодарил Сулейману, подумав про себя, что не будет ждать так долго, и оплатил ее услуги. Затем, едва сдерживая все нарастающее возбуждение, он вернулся в гостиницу. Это были самые жаркие часы дня, и жители Мхерут'йи прятались за закрытыми ставнями, улицы были пустынны в ожидании, когда гахин ослабнет и жара спадет. Каландрилл пообедал и заявил, что собирается последовать местному обычаю и поспать после обеда, и попросил его не беспокоить. Заперев за собой дверь, он собрал их пожитки в один узелок и отсчитал деньги, которые был должен матери Райми. Свой меч он повесил на пояс, а меч Брахта перебросил через плечо. Затем произнес заклинание Варента и почувствовал уже знакомое покалывание на коже и запах миндаля. Он был настолько не подготовлен к колдовству, что ему было трудно поверить в то, что он стал невидимкой. Он направился к двери и вдруг заметил, что больше не хромает, и даже остановился от удивления. Боль в коленке прошла. Он чувствовал себя совершенно здоровым и с ухмылкой отбросил палку на кровать — ощущение было такое, словно слабый огонек, тлевший в красном камне, излечил его раны и придал ему новые силы. Все еще улыбаясь, он прошел по коридору и бесшумно выскользнул на пустынную улицу.
Керниец был обнажен, и длинные волосы его были спутаны. В руке он держал меч. Увидев беспомощного Каландрилла на полу и фигуру в черном прямо над ним, он издал воинственный клич и бросился на убийцу. Кинжал поднялся, парируя его удар, но керниец с такой силой обрушился на незнакомца, что черной фигуре пришлось отступить. Меч ударился о кинжал и извлек целый сноп искр. Убийца, маневрируя, отступал. Брахт преследовал его — или ее, в этом Каландрилл не был уверен. Раз, и второй, и третий кинжал парировал удары Брахта. Каландрилл неуклюже поднялся на ноги. Колено его горело огнем, и что-то текло по животу. Не обращая на это внимания, он прижался спиной к двери, выставив вперед меч. Брахт сделал выпад, целясь в голову убийцы, но тот поднырнул ему под руку, пытаясь ударить его в живот. Брахт увернулся и нанес еще один удар, но и этот был парирован. Темная фигура перекатилась через кровать и бросилась к Каландриллу как раз в тот момент, когда меч Брахта разрубил простыни. Чайпаку, пронеслось у Каландрилла в мозгу. Он поднял меч, хотя и понимал, что у него нет никаких шансов против того, кто принадлежит к Братству. Взвизгнув от боли в колене, Каландрилл начал заваливаться на бок.
Время, казалось, остановилось, и смертельная схватка предстала ему теперь как бы со стороны, словно ему было наплевать на свою собственную жизнь, — уже сама мысль, что он должен умереть, успокаивала его. Он упал, и кинжал убийцы глубоко вонзился в дверь. Брахт не менее ловко, чем чайпаку, перекатился через кровать и оказался рядом с убийцей. Каландрилл видел, как Брахт замахнулся, вложив всю свою мощь в удар. Убийца развернулся с нечеловеческой быстротой, левой рукой отводя руку, в которой Брахт держал меч, и метясь пальцами правой Брахту в лицо. И тут он понял, что даже чайпаку недостаточно скор, чтобы победить кернийца.
Брахт увернулся от смертоносного удара и воткнул меч под ребра убийце. Меч проткнул его насквозь, и кончик даже вышел через спину. Дверь задребезжала от ударившегося о нее тела. Со звериным оскалом на лице Брахт выдернул клинок из тела, и теплая кровь закапала Каландриллу на голую грудь. Из-под повязок раздался приглушенный стон, и темная фигура сделала шаг вперед. Брахт нанес еще один резкий удар, и из живота убийцы брызнула кровь. Он топтался на месте, керниец ударил еще раз, и человек замычал, обмяк, колени его сложились, и когтистые руки упали вдоль тела. Он тяжело грохнулся на пол. Брахт вонзил ему меч в спину, незнакомец дернулся, босые ноги застучали в агонии по заляпанному кровью ковру. Затем он стих. Брахт вытащил меч и повернулся к Каландриллу.
— Ты ранен?
— Я… Да… Не знаю…
Он покачал головой, и время опять побежало как обычно. В дверь постучали, и чирикающий голосок матери Райми потребовал, чтобы ее впустили в комнату.
Брахт отбросил меч и поднял Каландрилла на ноги. Он застонал, попытавшись опереться на ногу с пораненным коленом. Керниец опустил его на кровать. Как сквозь сон, он сообразил, что все еще держит меч в руках. Дверь распахнулась, и на пороге появилась мать Райми в свободной зеленой ночной рубашке, переливавшейся в свете лампы, которую она держала в руках. Она увидела труп, и двух голых мужчин, и кровь, темным пятном проступившую на ковре, и завизжала. Еще два лица — мужское и женское — тут же появились в двери. Женщина тоже завизжала, а мужчина прорычал проклятье.
Брахт сказал:
— На него напали, — и ткнул пальцем в сторону Каландрилла.
Мать Райми сказала:
— Суриним, иди за ликтором. Быстро!
Брахт взял у нее лампу и поднес ее поближе к Каландриллу, изучая его запачканный кровью торс.
— Царапина. Не больше. — Керниец дотронулся до его колена. — Он ударил сюда?
Каландрилл кивнул. Брахт взглянул через плечо на хозяйку и сказал:
— Принесите повязки и холодную воду. Есть в этом проклятом богом месте хоть один лекарь?
Мать Райми тупо кивнула.
— Так пошлите за ним.
— За ней, — рассеянно поправила его женщина с серебряными волосами.
Каландрилл живо представил, как ее неожиданно разбудили и вот вдруг в комнате она видит труп и двух голых мужчин, — и он начал смеяться.
Брахт ударил его по лицу и сказал:
— Успокойся! Одежду, холодную воду и лекаря. Быстро!
Старуха вздрогнула, словно пощечину дали ей. Она кивнула перепуганной служанке и приглушенно сказала:
— Давай, Лианна.
Каландрилл перестал смеяться, и его стало трясти. Брахт закутал своего товарища в простыню, которая начала медленно темнеть. Керниец встал и, не обращая внимания на собственную наготу, поднял меч.
— Пойду оденусь, — сказал он и вышел.
Мать Райми уставилась на Каландрилла расширенными глазами, губы ее безмолвно двигались.
— На меня напали, — с трудом пояснил он: у него сильно стучали зубы. — Я спал, а когда проснулся, он уже был здесь. — Каландрилл махнул рукой в сторону трупа. — Он хотел убить меня.
Вернулась Лианна, положила перед ним одежду и поставила кувшин с водой на пол около двери. Ей явно не хотелось заходить в комнату.
— Он пытался убить меня, — повторил Каландрилл. — И он бы убил меня, если бы не Брахт.
Мать Райми кивнула, не спуская с него глаз. Она боялась шевельнуться, боялась открыть рот, боялась, что он сейчас вскочит и набросится на нее. Брахт осторожно отодвинул ее в сторону. На нем была его обычная кожаная рубашка, на поясе висел меч, черные волосы, как обычно, зачесаны назад. Он подошел к кровати и, смочив тряпку, приложил ее к колену Каландрилла.
— Подержи так, — сказал он.
Он зажег свет в комнате и сел на корточки около трупа. Каландрилл смотрел, как он переворачивает его вверх лицом. Мать Райми едва не вскрикнула, когда увидела распоротый живот.
Брахт сказал:
— Да, прикончить его было нелегко. Интересно, кто это?
Он снял с лица повязку, и Каландрилл едва не вскрикнул, увидев Мехеммеда.
— Совсем еще мальчишка, — чуть слышно прошептала мать Райми.
— И уже — убийца, — произнес Брахт.
Каландрилл спросил:
— Но почему? Он что, чайпаку?
Брахт пожал плечами.
Мать Райми сказала:
— Нельзя допускать никакого шума. По крайней мере я не хочу осложнений с чайпаку. С рассветом отправляйтесь-ка восвояси.
Брахт взглянул на Каландрилла и сказал:
— Если он сможет идти.
Каландрилл промолчал. Не отрываясь, он смотрел на Мехеммеда, и мысли его кружили в полном беспорядке.
— Почему он тянул до сих пор? — пробормотал Брахт. — Почему не сделал этого в море? А та женщина? Знала ли она его?
Каландрилл облизал губы, и страшное подозрение начало зарождаться у него в голове.
— В море его можно было легко вычислить, — попытался объяснить он. — Видимо, он дотянул до сих пор потому, что собирался бежать вместе с эк'Джеммом. Может, он не имел никакого отношения к той девушке. Может, его послали за мной, а не за… — Рука его скользнула под подушку, и он нащупал кошелек.
Брахт нахмурился и спросил:
— Твой брат? Отец?
— Возможно, — кивнул Каландрилл.
— А девушка служит Азумандиасу? Так что нам теперь предстоит иметь дело и с колдунами, и с чайпаку. — Брахт невесело ухмыльнулся. — Придется отрабатывать жалованье.
Каландрилл опять посмотрел на труп. Мехеммеду было приблизительно столько же, сколько и ему. Неужели его послал Тобиас? В коридоре послышались шаги, и в комнату в сопровождении шести солдат вошел офицер, которого они встретили на молу; Суриним с любопытством заглядывал в комнату через его плечо. Мать Райми бросила на него благодарный взгляд, словно только сейчас почувствовала себя в безопасности.
— Кто его убил? — ликтор кивнул в сторону трупа.
— Я, — ответил Брахт.
— Он пытался убить меня, — вставил Каландрилл.
Офицер внимательно посмотрел на них без малейшего выражения на смуглом лице, затем слегка дотронулся до Мехеммеда ногой.
— Чайпаку, — задумчиво сказал он. — Чем это вы заинтересовали Братство?
Каландрилл беспомощно пожал плечами. Брахт сказал:
— Наши враги — это враги господина Варента. Возможно, это именно они наняли его.
Ликтор кивнул.
— Рахамман эк'Джемм сказал, что вы прибыли с какой-то тайной миссией по поручению этого господина из Альдарина. Вы хотите принести свои торговые войны на землю Кандахара?
— Мы не искали осложнений, — сказал Брахт. — На Каландрилла напали во сне.
— Однако у меня на руках труп, — сказал ликтор. — И даже если он чайпаку, все же остаются вопросы, на которые необходимо получить ответы. Лучше вам пройти со мной.
— Он ранен, — быстро сказал Брахт, бросив взгляд на Каландрилла, — и не может идти.
Каландрилл в подтверждение застонал. Ликтор взглянул на мать Райми, и та сказала:
— Я послала Лианну за целительницей.
— Подождем, — решил ликтор. — Если Сулеймана скажет, что он не может идти, оставим его здесь.
— А Брахт? — спросил Каландрилл.
— Он поживет у меня, — сказал ликтор. — До тех пор, пока мы не разберемся в этом деле.
— В каком деле? — сердито спросил Брахт. — Убийца-чайпаку намеревался прикончить человека, которого я подрядился охранять… Я выполнил свой долг, только и всего.
Ликтор пожал плечами и повернулся, чтобы вытащить кинжал из деревянной двери.
— Похоже, это правда, но у меня тоже есть обязанности. Мой долг вынуждает меня задержать тебя до тех пор, пока подеста не проведет расследование. До тех пор ты — мой гость. — Он коротко усмехнулся. — Сэкономишь варр или два на постели и постое.
— У нас есть дела, — запротестовал Каландрилл.
— Если ты не можешь ходить, то путешествовать и подавно, — логично заявил ликтор. — Подеста появится недели через три, и тогда он, возможно, отпустит вас на все четыре стороны. Но до тех пор…
Он выразительно пожал плечами. Каландрилл и Брахт переглянулись, керниец холодно улыбался.
— Все идет к тому, что нам придется обождать, — сказал он, указывая головой в сторону бдительных солдат.
Каландрилл кивнул, про себя ругая на чем свет стоит Тобиаса, или Азумандиаса, или того, кто нанял чайпаку. Он и не предполагал, что их местоположение так быстро откроется. Перспектива томительного ожидания подесты в Мхерут'йи выводила его из себя; если Мехеммед отыскал его несмотря на все предосторожности, принятые Варентом, то и любой другой член Братства это сможет сделать. Или та загадочная женщина.
Солдаты расступились, впуская в комнату женщину с решительным выражением на лице и с большим кожаным чемоданом в руке. Откинув повязку с пышных каштановых волос, она взглянула на ликтора.
— Что ж, Филомен, насколько я вижу, один больше не нуждается в моей помощи. Так к кому меня позвали в этот ранний час?
Ликтор кивнул в сторону Каландрилла.
— Вот к тому, Сулеймана. Говорят, у него что-то с коленкой.
Женщина кивнула и сбросила с плеч накидку, под которой оказался простой коричневый халат. Сев на кровать подле Каландрилла, она разгладила подол. Быстро взглянув на его ногу, Сулеймана сказала:
— Это может быть больно.
Она начала ощупывать ее, и Каландрилл зажмурился. Взяв его за лодыжку, женщина стала поворачивать ее туда и сюда, и он застонал.
— Нога не сломана, — заявила Сулеймана. Затем коротко улыбнулась: — Ты бы заорал, если бы она была сломана; коленка — штука тонкая.
— Он может идти? — спросил ликтор.
— Бураш, нет! — покачала она головой. — По крайней мере день или два, а потом он еще долго будет прихрамывать. Я наложу ему компресс, но в ближайшие пару дней ему лучше оставаться в постели. А там посмотрим.
Она закатала рукава, приложила правую ладонь к ране на животе юноши и прикрыла глаза, что-то бормоча. Кожа у Каландрилла при этом слегка горела, затем она отняла руку, и боль прошла.
— Яда нет, — заметила Сулеймана как бы между прочим и наложила на колено обе руки.
Она опять закрыла глаза, и на лице ее появилось выражение полной сосредоточенности. Он начал постанывать по мере того, как ее воздействие становилось все сильнее, а затем вздохнул, когда боль вдруг отступила. Она снял руки с колена, открыла чемоданчик, покопалась в нем и вытащила банку с едкой мазью, которой стала смазывать больное место. Поначалу мазь жгла, но потом жжение перешло в приятную теплоту, и целительница завязала ему колено.
— Выпей, — приказала она, протягивая ему фиал с бесцветной жидкостью. — У тебя есть деньги? — Он кивнул и выпил. Жидкость была горькой. Сулеймана сказала: — Хорошо, ты должен мне два варра. И за каждый последующий визит — по одному. Ну, а теперь дай я перевяжу этот порез. — Она смазала рану другой мазью и наложила повязку вокруг талии. — Смой кровь, — посоветовала она, — и поспи. Оставайся в кровати, пока я не разрешу тебе ходить. Райми будет приносить тебе пищу.
Мать Райми кивнула, соглашаясь с приказанием.
— Спасибо, — сказал Каландрилл.
Целительница опять улыбнулась и покачала головой.
— Деньги — это все, что мне от тебя нужно. — Она закрыла чемоданчик и встала. — Ну что же, если во мне больше нет необходимости… пойду досыпать.
— Хорошо, — сказал ликтор, вставая, когда она проходила мимо него. — Ты останешься здесь, — он посмотрел на Каландрилла, — а твой приятель отправится со мной.
Его люди сомкнулись вокруг Брахта, как бы подкрепляя слова командира. Мать Райми спросила:
— А как насчет… этого? — она нервно ткнула пальцем в труп.
— Двое, отнесите его, — приказал ликтор.
Каландрилл смотрел на солдат, без церемоний выволакивавших тело из комнаты. Мать Райми в ужасе уставилась на окончательно испорченный ковер.
— Ты, — сказал ликтор, обращаясь к Брахту, — пойдешь со мной. И оставь меч здесь.
Керниец сверкнул глазами, и на какое-то мгновенье Каландрилл испугался, что он не подчинится. Но Брахт расстегнул пояс и с раздражением бросил его на пол. Каландрилл облегченно вздохнул. Ликтор поманил Брахта пальцем. Солдаты угрожающе наклонили пики вперед. Брахт посмотрел на Каландрилла.
— Навести меня, когда сможешь ходить.
Каландрилл кивнул, поняв намек.
Последующие два дня тянулись очень медленно. Стоило Каландриллу попытаться встать, как боль пронзала его колено; в конце концов он был вынужден согласиться с диагнозом Сулейманы и, хотя это было крайне неприятно, последовал ее совету и два дня пролежал в постели.
После того как все разошлись, недовольная Лианна, не глядя ему в глаза и односложно отвечая на все его расспросы, стала оттирать запятнанный ковер. Мать Райми приносила ему пищу, Суриним был всегда рядом с ней с крепкой дубинкой в руках; они тоже были не очень разговорчивы. У Каландрилла сложилось впечатление, что ему позволили здесь остаться только потому, что целительница высказалась против его переноса в другое место, и он весь день то клял свою неподвижность, то беспокоился, как бы покушение не повторилось. У него было предостаточно времени, чтобы подумать, и мысли его кружили, как собака за своим хвостом.
Кто послал чайпаку? Тобиас?
Или Азумандиас?
Если Азумандиас, то зачем было посылать судно вдогонку за «Морским плясуном»? Неужели Азумандиас просто хотел подстраховаться, отправляя одновременно и женщину, и чайпаку?
Или все же убийцу нанял Тобиас?
Или отец?
Билаф вряд ли опустится до такого, но вот Тобиас… Да, брат не колеблясь пошлет кого угодно, чтобы уничтожить малейшую угрозу его праву наследования. Но это значит, что Тобиас знает, что он был в Альдарине. Как мог он узнать это так быстро? А может, у чайпаку есть какие-то свои способы передачи информации? Почтовые голуби или колдовство. Он копался в памяти, но так и не вспомнил ни одного упоминания о том, что Братство использует колдовство.
Он лежал на кровати, глядя сквозь раскрытое окно на маленький дворик гостиницы, чувствуя иссушающий жар гахина и думая все об одном и том же. Может, Мехеммед просто узнал, что его разыскивают убийцы, и решил воспользоваться этим? Если это так, то выходит, его лицо известно всем чайпаку. От этой мысли кровь застыла у него в жилах: опасность путешествия возрастает во много-много крат. На сей раз его спасли колдовство и Брахт, в следующий — керниец может оказаться не столь быстрым. Как бы то ни было, до тех пор пока Брахт в тюрьме, на его помощь рассчитывать не приходится. Каландрилл положил меч у ног, на чем свет стоит ругая свое ранение. Даже будучи в полном порядке, он не смог достойно ответить убийце. А теперь, когда он и ходить-то не может, у него нет никаких шансов.
Первую ночь он почти не спал, проведя ее настороже, в обнимку с мечом. Сулеймана, войдя утром, застала его с мечом в руке.
— Я не чайпаку, — заявила целительница. — Если бы мне надо было тебя убить, вместо снадобья я бы дала тебе яд. Филомен недалекий, он вполне поверил бы, если б я сказала, что клинок, ранивший тебя, был отравлен.
Он кивнул, откладывая в сторону меч. Сулеймана села на кровать и открыла чемоданчик.
— Почему они охотятся за тобой?
Она сняла повязку и внимательно осмотрела колено.
— У меня секретная миссия, — ответил он неопределенно. — Кое-какие торговые дела.
Она хмыкнула, скептически глядя на него.
— Торговые центры Кандахара — это Гхомбаларь и Вишат'йи, а «Морской плясун» отправился в Гхомбаларь еще вчера.
Каландрилл пожал плечами, наблюдая за тем, как она ощупывает его колено. Боли он почти не чувствовал.
— Мы отправляемся в глубь страны.
Сулеймана наложила ему новую повязку.
— Там одни лишь фермы. Если только вы не едете в Нхур-Джабаль.
— Именно туда мы и едем.
Ему не хотелось об этом распространяться, но дальнейшие отговорки могли пробудить подозрение.
— А теперь я посмотрю живот.
Он наклонился, чтобы дать ей возможность развязать повязку. Рана уже заживала, кожа срасталась и розовела.
— Чуть-чуть бы пониже… — усмехнулась она, и Каландрилл покраснел. — Но тебе повезло. Просто царапина. Через пару дней все заживет, и ты вспомнишь о ней, только когда будешь рассказывать об этом детям.
Она наложила мазь и опять перебинтовала рану.
— А коленка?
— С коленкой дело хуже, — коротко сказала она. — Я попрошу Суринима вырезать тебе палку, и завтра можешь потихонечку начинать ходить. Но недолго! Как только почувствуешь боль, немедленно в кровать. Если ты сейчас слишком натрудишь ногу, то останешься хромым на всю жизнь. Тебе страшно повезло, что она не переломилась.
— Сколько я еще не смогу путешествовать? — спросил он.
— Ну вы, лиссеанцы, — покачала она головой. — У вас только дела на уме.
— Сколько? — настаивал он.
— Ходить без чужой помощи ты сможешь в лучшем случае через неделю. А может, тебе понадобятся и все три, чтобы полностью поправиться.
Видя его удрученное лицо, Сулеймана пожала плечами и сложила снадобья в чемодан.
— Твой товарищ все равно будет все это время на попечении Филомена. Подеста совершает объезд, а он торопиться не любит. Да к тому же он захочет поговорить и с тобой.
— Три недели, — пробормотал Каландрилл.
Сулеймана кивнула.
— А в Мхерут'йи можно купить лошадей? — спросил он. — У меня есть деньги.
— У старика Дахаммана имеются лошади на продажу, — сказала она. — Но верховая езда тебе тоже противопоказана. Да и Филомен не позволит тебе уехать.
— А он что, единственная власть в Мхерут'йи? Выше никого нет?
Целительница рассмеялась.
— Нет. Филомен — наш ликтор, а на большее, чем ликтор, мы не тянем. Надо было вам оставаться на «Морском плясуне» и с ним отправляться в Гхомбаларь, если уж вы так спешите.
— Но мы не остались.
— Вот именно. И теперь вам придется торчать здесь до тех пор, пока подеста не отпустит вас.
— А он отпустит?
Она поджала губы, затем кивнула.
— Тот, кого убил твой товарищ, — чайпаку, а убить чайпаку — не преступление. Да-да, подеста отпустит вас, как только утрясет все формальности. Но до тех пор Филомен будет держать вас у себя. Временами им вдруг овладевает желание продемонстрировать свою власть.
— Может, он передумает? — спросил Каландрилл и замолчал, не будучи уверен в том, как она его поймет и не донесет ли ликтору. — Деньги не заставят его передумать?
— Нет. Филомен не очень-то умен, но он честен. Даже и не пытайся подкупить его.
Он кивнул. Сулеймана улыбнулась и встала.
— Не гони лошадей. Три недели — это не так уж много.
Целая вечность, подумал он. Чайпаку этого будет достаточно, и то судно тоже уже доберется до Мхерут'йи. Однако вслух сказал:
— Делать нечего.
— Именно, — подтвердила она. — Ты должен мне три варра.
Он передал ей деньги.
— Спасибо. Приходи ко мне через пару дней. И не слишком усердствуй.
Каландрилл кивнул, и Сулеймана вышла, оставив его в одиночестве.
Три недели! Столько ждать невозможно — слишком долго. Надо попробовать, и, когда он сможет ходить, надо будет купить лошадей и освободить Брахта. Он лежал на спине и обдумывал, как это лучше сделать. Скорее всего, кернийца держат в том форте на молу. При помощи колдовства Варента он проникнет туда незамеченным… отыщет Брахта… достанет ключ… Где его содержат? В камере? Талисман делает невидимым только одного. Он покачал головой, пытаясь быть хладнокровным. Он добьется своего! Другого выхода у него нет, от этого зависит судьба мира. Как только он начнет ковылять, отправится в форт и что-нибудь придумает.
Чуть повеселев, он стал дожидаться ужина.
На следующее утро Суриним принес ему палку. Видимо, Сулеймана успокоила слугу, поскольку сегодня при нем не было дубинки, и он смущенно улыбнулся, ставя палку к кровати Каландрилла. Как только Суриним ушел, Каландрилл тут же оделся и неуклюже выбрался из постели. В коленке глухо пульсировала кровь, но все же, хоть и прихрамывая, он смог сделать несколько шагов, тяжело опираясь на палку. Он прошел по коридору до парадного входа в гостиницу. Мать Райми наблюдала за его упражнениями из-за занавесок, и он улыбнулся ей, но она тут же спряталась. Каландрилл заковылял по улице.
Солнце ярко светило с неба, словно выскобленного беспощадным гахином до холодного, серебристо-голубого цвета. Лежа в кровати, он и представить себе не мог, насколько силен этот ветер, и вот теперь чувствовал на себе его горячее тяжелое дыхание и понял, почему его называют дьявольским ветром. Гахин обжигал горло, колол лицо песчинками так, что приходилось щуриться, плеваться и отворачивать голову. Он начал быстро потеть; его длинные волосы облепили шею, а кошелек раздражал, постоянно хлопая по груди. Улица была пустынна; Мхерут'йи словно вымер. Пыль кружила на его узких сонных улочках, а люди прятались от нудного ветра по домам. Он вытер губы и решил все-таки побродить по городу.
Осмотр не занял много времени. Даже несмотря на то, что ему приходилось часто останавливаться, чтобы дать передохнуть ноге, которая так и грозила переломиться под его весом, ему удалось основательно познакомиться с городом еще до наступления темноты. Он нашел конюшни, о которых ему говорила Сулеймана, заплатил за двух лошадей и договорился с Дахамманом, что заберет их, когда подеста отпустит Брахта. Он поужинал в грязной харчевне и, ковыляя, отправился к морю, с сожалением обнаружив, что и на берегу гахин не смягчается. В гавани стояло несколько рыболовецких лодок. Облокотившись о стену склада, Каландрилл внимательно осмотрел серый остов форта. Это было самое высокое здание в Мхерут'йи — двухэтажное, каменное, с плоской крышей, оно возвышалось над гаванью; первый этаж был испещрен амбразурами, второй — тоже. В него можно было войти только через одну-единственную дверь, около которой лениво стояли часовые, не обратившие на Каландрилла никакого внимания. Где же они держат Брахта? Он не рискнул войти в форт, отложив это на потом, и заковылял назад в гостиницу, чтобы успеть к ужину.
На следующее утро Каландрилл проснулся рано и опять пошел бродить по городу, запоминая улочки и пытаясь отыскать самый короткий для побега путь. Местные жители имели привычку спать после полуденной трапезы, и тогда по большей части улицы были пустынны. Несмотря на советы Сулейманы, он решил побег не откладывать — времени у них было в обрез, чтобы успеть скрыться от Азумандиаса и чайпаку. Только бы ему освободить Брахта и ускакать из города задолго до того, как Филомен обнаружит, что они бежали!.. Вещи кернийца уже давно были у него в комнате, оставалось только освободить товарища.
В назначенный день он отправился к Сулеймане. Целительница осмотрела коленку и заявила, что дела пошли на поправку. Рана на животе почти полностью затянулась, от нее осталась только узкая красная полоска.
— Тренируй коленку, — посоветовала она, — но не переусердствуй. Тебе больше незачем ко мне приходить, сам можешь смазывать. Мажь каждые два дня и меняй повязку, и к тому времени, когда вернется подеста, ты уже будешь почти здоров.
Он с улыбкой поблагодарил Сулейману, подумав про себя, что не будет ждать так долго, и оплатил ее услуги. Затем, едва сдерживая все нарастающее возбуждение, он вернулся в гостиницу. Это были самые жаркие часы дня, и жители Мхерут'йи прятались за закрытыми ставнями, улицы были пустынны в ожидании, когда гахин ослабнет и жара спадет. Каландрилл пообедал и заявил, что собирается последовать местному обычаю и поспать после обеда, и попросил его не беспокоить. Заперев за собой дверь, он собрал их пожитки в один узелок и отсчитал деньги, которые был должен матери Райми. Свой меч он повесил на пояс, а меч Брахта перебросил через плечо. Затем произнес заклинание Варента и почувствовал уже знакомое покалывание на коже и запах миндаля. Он был настолько не подготовлен к колдовству, что ему было трудно поверить в то, что он стал невидимкой. Он направился к двери и вдруг заметил, что больше не хромает, и даже остановился от удивления. Боль в коленке прошла. Он чувствовал себя совершенно здоровым и с ухмылкой отбросил палку на кровать — ощущение было такое, словно слабый огонек, тлевший в красном камне, излечил его раны и придал ему новые силы. Все еще улыбаясь, он прошел по коридору и бесшумно выскользнул на пустынную улицу.