Уэллс Энгус. Запретная Магия

   — Лучше морем до Мхазомуля или Гхомбаларя, а затем уж по реке и в глубинку.
   — У нас дела… деликатного свойства. Мы не хотим следовать обычными торговыми путями.
   Глаза у хозяина сузились.
   — Вы не похожи на купцов.
   — Мы прибыли для обсуждения некоторых коммерческих контрактов. Меня зовут Каландрилл. А его, — он указал на своего товарища, — Брахт.
   — Вы из Лиссе?
   — Я — да. А мой товарищ — из Куан-на'Фора.
   — Он говорит на нашем языке?
   — Нет, — Каландрилл покачал головой, — но он понимает энвах.
   Мужчина кивнул и слегка повернул голову.
   — Денфат, слазь на крышу.
   Тот из юношей, что был помоложе, исчез внутри дома. Через несколько мгновений он появился на крыше и стал медленно продвигаться по ее периметру, внимательно вглядываясь в окрестности.
   — Ничего не вижу, — крикнул он.
   — Спешивайтесь. — Мужчина махнул рукой в сторону колодца. — Надо напоить лошадей. Давайте. Меня зовут Октофан.
   — Спасибо, Октофан, — улыбнулся Каландрилл.
   Фермер кивнул и, обойдя путников, направился к воротам. Он закрыл их и опустил засов. Денфат и второй юноша не сводили глаз с Брахта и Каландрилла. Рыжий пес с раскрытой пастью тоже смотрел на них, готовый наброситься по первому слову хозяина или при первом резком движении.
   — Ты осторожен, — сказал Брахт, выливая ведро воды в корыто около колодца.
   Октофан молча пожал плечами, дожидаясь, когда лошади напьются, и провел их к длинному низкому амбару. Рыжий пес ходил за ним по пятам. Оба сына также последовали за отцом. Октофан указал на стойла.
   — Ставьте лошадей там. Берите сено.
   Он отступил, пропуская Каландрилла и Брахта. Расседлав лошадей, они протерли их и набросали им сена в ясли. Он терпеливо ждал и, когда они закончили, сказал:
   — Сзади дома — умывальник. Ужин скоро будет.
   Они умылись под неусыпным взором сыновей Октофана, затем он поманил их на крыльцо и препроводил в дом. Здесь было прохладно; пол был вымощен тем же камнем, что и стены; из горшков на плите, около которой хлопотала седовласая женщина в поношенном синем халате, поднимался запах мяса и овощей. Она повернулась и посмотрела на вошедших, как и Октофан, без всякого выражения на лице. Каландрилл поклонился; Брахт кивнул.
   — За моим столом не должно быть мечей, — сказала женщина.
   — Моя жена, Пилар, — представил ее Октофан и кивнул на крючки около двери. — Вешайте их там. Это мои сыновья, Денфат и Иедомус.
   Юноши, наклонившись, вошли в комнату и положили луки на стол около стены. Брахт и Каландрилл сняли пояса и повесили мечи на крючки.
   — Садитесь. Иедомус, неси пиво.
   Они уселись за длинный стол, стоявший в центре комнаты. Октофан сел во главе, сыновья — по обеим сторонам от него, и наполнил пивом глиняные кружки. Каландрилл и Брахт выпили с благодарностью.
   — Они едут из Мхерут'йи, — сообщил Октофан жене, когда она ставила перед ними теплый еще хлеб. — Из Лиссе, по каким-то там делам.
   — А они не?.. — вопросительно подняла брови Пилар.
   — Они обещали заплатить.
   Женщина кивнула, словно этим было все сказано. Каландрилл вытащил монету.
   — Одного варра достаточно? Мы бы хотели купить у вас провизии в дорогу.
   Октофан начал резать хлеб.
   — Три варра будет вполне достаточно, — сказал он.
   Каландрилл бросил на стол монеты. Октофан взял их, внимательно осмотрел и опустил в карман. Пилар сняла с печи горшок с жарким и стала раскладывать его по тарелкам. У Каландрилла потекли слюнки. В желудке у него заурчало, и он улыбнулся с извиняющимся видом.
   — Вы не взяли с собой продуктов?
   Октофан перемешивал ложкой жаркое. Каландрилл тут же последовал за ним — он был слишком голоден, чтобы соблюдать приличия. Он не стал придумывать, как доходчиво объяснить, почему они не взяли с собой продуктов. Его выручил Брахт.
   — На нас напали, — сказал он, и в общем был недалек от истины, — мы все потеряли.
   Фермер и его жена переглянулись. Октофан сказал:
   — Дорога от Мхерут'йи до Кешам-Ваджа кишмя кишит бандитами.
   Брахт кивнул. Пилар сказала низким сердитым голосом:
   — Сафоман.
   — Сафоман — это их главарь? — спросил Брахт.
   — Угу, — промычал Октофан. — Сафоман эк'Хеннем, чтоб его Бураш разобрал.
   — Поэтому вы так осторожны?
   Брахт показал на луки Денфата и Иедомуса; Октофан кивнул.
   — Сафоман эк'Хеннем в прошлом благородный человек, а теперь бандит. А разве ликтор Мхерут'йи не предупреждал вас?
   Брахт покачал головой.
   — Нам показалось, что ликтор… не очень к нам благоволит.
   — Филомен, — с презрением произнесла Пилар. — Он ничем не лучше Ценофуса. Они должны охранять дороги и защищать простых людей вроде нас, а чем занимаются? Сидят себе в своих фортах и почти не вылезают оттуда, разве что для сбора податей для тирана. И когда они за этим приезжают, то готовы пустить нас по миру. И никогда не платят.
   Она коротко улыбнулась Каландриллу.
   — Ценофус — ликтор? — как бы между прочим спросил Брахт.
   — Ликтор Кешам-Ваджа, — пояснил Октофан. — Он утверждает, что наша земля находится под юрисдикцией Филомена. Но только не тогда, когда приходит время налогов.
   — А этот самый Сафоман — местный бандит? — пробормотал керниец.
   — Это сын Мандрадуса эк'Хеннема, — объяснил Октофан. — Мандрадус был властителем Файна, но потом занял не, ту сторону в Войне колдунов. Он пал в битве на Каменном поле, и тиран конфисковал все его земли и другие владения. Сафоман поклялся отомстить за отца и объявил себя законным хозяином Файна. Он утверждает, что вправе взимать с путников поборы. И с пастухов тоже, Бураш его побери!
   — Ликтор и Сафоман оба требуют с нас оброк, — горько добавила Пилар.
   — А тиран что, ничего не предпринимает против бандитов? — спросил Каландрилл.
   Октофан глянул на жену и горько рассмеялся.
   — Тиран преспокойненько отсиживается в своем дворце, а Нхур-Джабаль далеко от Файна. И пока ему платят налоги, он оставляет все на усмотрение своих ликторов.
   — А ни у Ценофуса, ни у Филомена нет особой склонности к битвам, так? — тихо спросил Брахт.
   Октофан неожиданно с подозрением посмотрел на него.
   — Похоже, вы не слышали про Войну колдунов?
   — Я из Куан-на'Фора, — пояснил Брахт. — Я был в Лиссе и мало что знаю о Кандахаре.
   — Тиран Иодридус объявил колдовство вне закона, — объяснил Каландрилл. — Кроме тех колдунов, которым он сам дает разрешение; на остальных были наложены серьезные ограничения — дворяне Кандахара получили предписание сдать своих придворных волшебников, и они восстали. Это событие вошло в историю как Война колдунов.
   Брахт задумчиво кивнул.
   — А у этого Сафомана есть колдун? — спросил он.
   — Маг, которого зовут Аномиус, — сказал Октофан. — Ни Ценофус, ни Филомен не рискуют идти против него. Вам повезло, что вы с ним не встретились, когда головорезы Сафомана набросились на вас.
   — Да уж, — пробормотал керниец.
   — А логово Сафомана где-то здесь рядом? — поинтересовался Каландрилл.
   — На севере, — объяснил Октофан. — Хотя он раскинул сети далеко за Файн.
   — Будем надеяться, что нам с ним не придется встретиться, — сказал Каландрилл и, вдруг вспомнив, добавил: — Ещё раз.
   — Мало кто уходит живым от Сафомана, независимо от того, помогает ему Аномиус или нет, — мрачно сказал Октофан. — Во второй раз вам вряд ли удастся уйти.
   — А он что, может быть на дороге? — поинтересовался Брахт.
   Октофан пожал плечами, отодвигая пустую тарелку. Пилар встала и собрала посуду.
   — Кто знает, где сейчас Сафоман? Может, вы встретитесь с ним, а может, и нет. Молитесь Бурашу, чтобы не встретили.
   Он встал и принес трубку и кисет с наркотическим табаком. Денфат и Иедомус вышли, прихватив луки. Октофан предложил Каландриллу трубку, но тот покачал головой; Брахт тоже отказался.
   — А почему тиран не пошлет своих собственных колдунов на помощь ликторам? — спросил керниец.
   Октофан сделал затяжку и, прежде чем выпустить голубой сладкий дым, задержал его на мгновение в легких, а потом выдохнул и произнес:
   — Большинство сбежало сразу после эдиктов Иодридуса, а тех, кто остался, он предпочитает держать при себе. Некоторые опекают самые большие города, но ему понадобилась бы целая армия колдунов, чтобы выковырять Сафомана из Файна. Пока ликторы исправно собирают налоги, его это, видимо, устраивает.
   — И потому простые люди, как мы, страдают, — заметила Пилар от стола, где вытирала посуду. — Ценофус собирает налоги; Сафоман собирает то, что нужно ему. Спасибо уже и на том, что он оставляет нам достаточно, чтобы прожить. Только-только.
   — Разве это справедливо? — с горечью воскликнул Октофан. — Фермеры всегда страдают.
   — В Лиссе дело обстоит не так, — заметил Каландрилл.
   — Вы живете в городах, обнесенных стеной.
   Это прозвучало как упрек, и Каландрилл не нашелся что сказать — он просто пожал плечами. Октофан размяк, глубоко затягиваясь, он наполнял комнату дымом. Пилар помыла посуду и, взяв стул, села рядом с ним, набив себе трубку тоже. Брахт налил пива. Каландрилл зевнул — приятное чувство сытости переполняло его, начинало клонить ко сну. Через некоторое время дверь открылась, и в комнату вошли Денфат и Иедомус. Они положили луки и потянулись к отцовскому табаку. Луна посеребрила двор. Рыжий пес развалился на крыльце, хрюкали свиньи. Где-то промычала корова; всхрапнул бык. Наконец Октофан отложил трубку и поднялся, держась нетвердо на ногах.
   — Можете лечь в амбаре. Утром соберу вам продукты в дорогу.
   — Спасибо. — Каландрилл был рад, что можно пойти спать — сейчас ему хотелось только этого. Он кивнул в сторону стола: — Спасибо за прекрасное угощение, добрая женщина.
   Пилар томно улыбнулась, но не проронила ни слова. Брахт протянул ему пояс с мечом, и Октофан, взяв лампу, открыл дверь. Рыжий пес пошевелился и что-то проурчал, но хозяин жестом приказал ему замолчать и повел их через двор в амбар. Он впустил их и оставил посреди сладкого запаха сена и лошадей. Сквозь узкие окна под самой крышей в амбар проникал лунный свет, освещавший груду сена в дальнем конце амбара. Они расстелили одеяла и улеглись, наслаждаясь мягким сеном. После жесткой земли, на которой им приходилось отдыхать раньше, оно казалось Каландриллу пухом. Он закрыл глаза, но полушепот Брахта не дал ему заснуть.
   — Так что к чайпаку и Азумандиасу теперь добавляются еще бандит и колдун-перебежчик.
   — Спасибо и на том, что колдовство запрещено в Кандахаре, — ответил он. — Это должно быть тебе по душе.
   — В таком случае припрячь-ка подальше красный камень, — усмехнулся Брахт. — А то еще к этому списку добавится и тиран.
   — Угу, — промычал Каландрилл, глубже закапываясь в сено.
 
   Он не сразу понял, отчего проснулся. Сначала показалось, что в глаза ему светит вставшее солнце, а затем он решил, что кто-то держит лампу прямо у него перед глазами. Как бы то ни было, сквозь закрытые веки Каландрилл совсем рядом с собой видел красный огонь, который жег ему грудь. Он пошевелился, пытаясь улечься поудобнее, чтобы продолжить сон. Не может быть, чтобы уже рассвело. Неужели Октофан пришел будить их? Он замычал и открыл глаза — в темно-синей вельветовой предутренней тишине горел красный огонь. Не прямо перед глазами, а где-то ниже. На груди! Там, где красный камень. Каландрилл вздрогнул и, переворачиваясь на одеяле, правой рукой стал нащупывать рукоятку меча, думая только об одном — это чайпаку!
   Еще не до конца проснувшись, он уже был на ногах, держа меч на изготовку, а колени чуть согнутыми, как учил Брахт. Перед ним был проход в амбар, спящие лошади в стойлах, освещенный лунным светом двор за амбаром, луна, готовая вот-вот скрыться. Он резко повернулся, едва не упав, и увидел лежащего кернийца, на какое-то мгновенье Каландрилл похолодел, решив, что его товарища убили во сне, но тут же чуть не рассмеялся от облегчения, услышав легкое посапывание Брахта. Он посмотрел вокруг, внимательно вглядываясь в темноту, но ничего не заметил — все в порядке, ничто не предвещает беды. Ни одетых в черное людей, готовых напасть на них, ни солдат ликтора. Всхрапнула лошадь, заухал филин.
   Стараясь успокоиться, Каландрилл дотронулся левой рукой до камня. Он показался ему теплым, и когда он вытащил его из-за пазухи, то увидел внутри яростный блеск. Он выпустил камень, вспомнив предупреждение Варента о том, что камень распознает колдовство и сам разогревается, а огонек внутри разгорается. Если такое случится, можно быть уверенным, что где-то рядом — колдун.
   Каландрилл втянул воздух носом, но учуял лишь запах лошадей и сена — ни намека на миндаль. Он сделал шаг в сторону, к Брахту, и без особого почтения пнул его ногой. Брахт вздохнул, дыханье его участилось. Он резко скатился с одеяла; в клинке меча, который керниец мгновенно выхватил из ножен, сверкнул лунный свет, и в следующую секунду Брахт уже стоял на ногах. Он осмотрелся, заметил широко раскрытые глаза Каландрилла и вопросительно нахмурился.
   — Волшебство, — медленно и тихо произнес Каландрилл. — Где-то здесь волшебство.
   Он опять дотронулся до камня, и Брахт кивнул, заметив огонь.
   — Где? Я ничего не вижу. Каландрилл покачал головой.
   — Не знаю. Но камень…
   — Ага.
   Брахт перебрался с сена на твердый пол между стойлами и быстро огляделся.
   — Ахрд, вон там, что это?
   Голос у него был хриплый. Каландрилл посмотрел туда, куда мечом показал Брахт, и вздрогнул. В самом дальнем от двери углу амбара, куда не проникал лунный свет, освещавший весь амбар, между полом и потолком что-то светилось. Это было похоже на колдовской огонь, вроде того, что Каландрилл видел на верхушках мачт перед штормом, — серебристый, как полированный клинок, но не переливающийся, а твердый, немигающий. Полуптица-получеловек. По мере того как его глаза привыкали к темноте, он все четче различал форму существа. Оно сидело, скрючившись, в углу сеновала. Птичьи когти крепко держались за стойку; тело скрывалось за согнутыми коленями. Оно сидело, наклонившись вперед, словно придавленное тяжестью головы луковичной формы. Бесплотные крылья были сложены за спиной вокруг странного черепа, который, казалось, состоял только из глаз — огромных, круглых, непроницаемых. Носа не было, но под огромными глазницами виднелась узкая полоска рта, а по обеим сторонам головы — огромные, как опахала, уши.
   Каландрилл охнул. Существо уставилось на него. Затем неожиданно и беззвучно поднялось и бросилось вниз.
   Крылья раскрылись, как серебристые паруса, угловатые и ломаные, походящие скорее на крылья летучей мыши, чем птицы; лапы поджались, как и хвост, а маленькие ручки сложились на узкой груди. Оно пролетело над ним, и он пригнулся, подняв вверх меч, как человек, отмахивающийся от большой мухи. Существо без труда увернулось от него и в следующее мгновенье спикировало на Брахта.
   Керниец со всей силы крутанул мечом, и вновь странное существо спокойно увернулось от удара. Каландриллу показалось, что из безгубого рта вырвался тонкий, почти на пределе человеческого уха, свист. Существо захлопало крыльями, понеслось к двери и вылетело в ночь. Брахт резко развернулся и бросился за ним, но оно взлетело в небо над спящим домом фермера и затерялось среди множества звезд.
   Каландрилл посмотрел на талисман — камень больше не светился.
   — Все, — сказал он дрожащим голосом.
   — Что это было? — Брахт опустил меч. — Тебе уже приходилось видеть что-нибудь подобное?
   Каландрилл отрицательно покачал головой.
   — Видеть не видел, но слышал. Их называют квывхалы, волшебные существа, которых колдуны используют в качестве шпионов.
   Рыжий пес на крыльце предупреждающе зарычал. Брахт посмотрел на небо, затем повернулся и пошел назад к амбару.
   — Боюсь, что Азумандиас все-таки выследил нас. Или тот, которого зовут Аномиус.
   — Колдун Сафомана? — нахмурился Каландрилл. — Зачем мы ему понадобились? Откуда ему знать, что мы здесь?
   — Наше путешествие ставит столько вопросов, что я не в силах ответить на них. — Брахт пожал плечами. — Возможно, колдун почувствовал наше присутствие. А может, мы ему для чего-то нужны. Может, он союзник Азумандиаса? Или Варента? Кто их разберет?
   — Ну что, бежим?
   — Не стоит, — Брахт покачал головой. — Если уж этот кто-то, кто послал к нам это существо, отыскал или отыскала нас здесь, то почему бы ему или ей не отыскать нас в другом месте? Нам необходим провиант, и Октофан обещал его. Так что, думаю, ничего страшного не произойдет, если мы дождемся утра.
   Каландрилл взглянул на небо. Сразу после исчезновения этого странного существа стал наступать рассвет.
   — Хорошо хоть оно на нас не напало, — сказал он.
   — Да уж, — согласился Брахт. — Но зачем им понадобилось следить за нами? Теперь мы постоянно под чьим-то наблюдением.
   — Может, Октофан прольет на это дело какой-то свет? — спросил Каландрилл.
   — Может, именно Октофан им про нас и рассказал, — возразил Брахт. — И если он знает, кто его послал, значит, он наш враг. Мне кажется, лучше молчать.
   Каландрилл кивнул и растянулся на соломе, не помышляя о сне. Надо быть очень осторожным со всем, что встречается на пути. Каждый кандиец для них — возможный враг. Эта мысль угнетала его. Наконец бархатная темнота переросла в туманную серость рассвета, но по-настоящему хорошо Каландрилл почувствовал себя, лишь когда солнце вспыхнуло на небе и петух громко объявил о начале нового дня.
   Вошла Пилар и, слегка кивнув, принялась собирать яйца; затем, потягиваясь и позевывая, появился и Октофан. Сзади маячили Денфат и Иедомус. Они по очереди поприветствовали путешественников, а затем отправились по своим делам. На Каландрилла и Брахта вроде больше никто не косился. Они спокойно привели себя в порядок у умывальника и приготовили лошадей к отправлению. Оба сына Октофана выехали за ворота присмотреть за скотом, а Пилар позвала их к столу, уставленному обильным завтраком; муж ее передал им провиант, которого им должно было хватить до самого Кешам-Ваджа: сухое мясо и мешок овощей, крупу, соль и немного сахара.
   — Там купите еще, — сказал он, — если, конечно, Сафоман не остановит вас по дороге. До города три или четыре дня пути быстрым ходом.
   — А по дороге есть еще хутора? — спросил Брахт.
   Октофан отрицательно покачал головой.
   — Близко к дороге нет. Был здесь караван-сарай, но Сафоман сжег его, а Аномиус наложил на него проклятье, и его так и не восстановили.
   Каландрилл внимательно всматривался в его лицо, но не заметил и намека на предательство в глубоко посаженных глазах фермера. Поблагодарив хозяина, они вынесли провизию к лошадям. Октофан поднял перекладину и открыл ворота.
   — Да хранит вас Бураш, — сказал он на прощанье, и путники выехали со двора и поскакали по тропинке, ведущей к дороге.
   Небо было светло-голубым, почти безоблачным. Только на северо-западе, где в дымке угадывалась горная гряда, оно было затуманено; солнце, все еще низко висевшее над горизонтом, казалось золотой монетой. Назойливый гахин уступил место приятному прохладному ветерку, шелестевшему в траве вдоль дороги; колдовство казалось теперь невозможным, словно яркий день растворил его. Птицы распевали на деревьях, разнообразивших пейзаж, а где-то в голубой выси кругами летали крупные хищники. В этой милой сельской местности вроде бы не таилось никакой опасности, хотя здесь, среди холмов, запросто могли бы спрятаться всадники. Каландрилл заметил, что Брахт не убирает руку с рукоятки меча, внимательно осматривая дорогу впереди и временами даже поворачиваясь в седле, чтобы посмотреть, что творится сзади.
   По пути им встретились только Денфат и Иедомус, которые помахали им рукой с невысокого холма, откуда они гнали скот по направлению к ферме. Скоро и они скрылись меж складок местности. За все утро, до тех пор пока они не решили остановиться и перекусить, путники никого не встретили — только скот, пасшийся то здесь, то там, да осторожных зайцев и птиц в небе. Никого, до самого вечера.
 
   Солнце опускалось к западу, отбрасывая на землю длинные тени; воздух был неподвижен, нем, и только жужжание насекомых нарушало тишину. Птицы все еще распевали у них над головами, а впереди стелилась извивающаяся дорога, словно спускаясь с голубых небес и исчезая за плато. Дорога бежала по восточному склону, пересекая небольшую рощицу, где было полно воронов. Брахт натянул поводья.
   — Пожиратели падали. — Он показал пальцем в сторону черной стаи. — Надо быть поосторожней. Лучше избегать дороги.
   Он съехал на обочину и поскакал по высокой траве параллельно плато. Каландрилл повернул за ним, поглядывая на камень, болтавшийся на груди. Пока все в порядке — ни намека на огонь колдовства, и он решил, что если впереди их и ждет опасность, то она человеческого, а не оккультного свойства. Он положил руку на эфес меча, готовый в любой момент вынуть оружие. Брахт остановился, и Каландрилл встал рядом. Керниец жестом приказал ему спешиться и передал поводья обеих лошадей.
   — Жди меня здесь, — тихо, как шелест травы на ветру, пробормотал он. — Я слажу на пригорок.
   Каландрилл нахмурился, готовый возразить, но Брахт жестом заставил его замолчать.
   — Мне платят за то, чтобы я тебя охранял. А что, если там нас поджидает Сафоман? А может, там просто дохлая корова? Ясно одно — птицы на что-то слетелись, и лучше уж я посмотрю. Жди моего знака. И если я прикажу тебе бежать, вскакивай на лошадь и мчись назад к Октофану! Понял?
   Калландрилл кивнул, и Брахт начал подниматься на небольшой пригорок. Добравшись до верха, он лег на живот и пополз дальше, извиваясь как змея. Затем замер, всматриваясь в даль. Через некоторое время он встал и поманил Каландрилла. Тот сел на лошадь и погнал ее вверх по склону держа в поводу коня Брахта. Керниец спускался ему навстречу. Но тут оба животных вдруг забеспокоились, оседая назад, прядая ушами, поводя глазами и храпя.
   — Слезай, — коротко приказал Брахт.
   Каландрилл подчинился.
   — Что там?
   Брахт, не говоря ни слова, провел его наверх и показал на впадину впереди.
   — Кровь еще свежая, и они ее чуют. Держи их крепко, а то еще вырвутся.
   Лошадь Каландрилла начала оседать на задние ноги, и Каландрилл едва сдерживал ее, весь дрожа то ли от возбуждения, то ли от напряжения.
   Вороны слетались на траву недалеко от дороги, где она ныряла в небольшой овраг. Воздух был полон их карканья, а трава терялась под их черными крыльями. Они передвигались между трупами людей, которых было около двадцати, и лошадей, которых было столько же. Птицы садились на утыканную стрелами грудь мертвецов, на окровавленные доспехи, отхватывая большие куски мяса, и так были заняты своим пиршеством, что не обратили внимания на двух человек, наблюдавших за ними с вершины холма. Мечи и копья с красным опереньем, чуть более ярким, чем разверстые внутренности людей и животных, торчали из земли как памятники. На головах трупов были багровые тюрбаны, как у людей ликтора, и такие же конические шлемы и кожаные нагрудники.
   — Что здесь произошло? — едва слышно спросил Каландрилл и поморщился, когда ветер, слегка изменив направление, донес до его ноздрей вонь разлагающихся тел.
   — Боюсь, что здесь прошел Ценофус или Сафоман, — ответил Брахт. — Думаю, все-таки они нарвались на Сафомана. — Он прошел немного вперед по вершине холма к деревьям и указал рукой: — Видишь? Тех двоих? — Он указал на двух солдат, лежавших рядом с дорогой недалеко от утыканных стрелами лошадей. — Это разведчики. Они укрывались за деревьями. Вдоль дороги сидело тридцать-сорок человек. И они напали на солдат, когда те подошли к низине.
   Каландрилл увидел примятую траву и рой мух над телами.
   Брахт сложил руки на груди.
   — Они набросились сразу с двух сторон. А в роще у них были лучники. Вон те, — он указал на три трупа на пригорке и еще на пять на некотором расстоянии от них к северу, — попытались еще было убежать. У остальных же не оставалось ни малейшего шанса.
   — Бедняг просто хладнокровно уничтожили, — прошептал Каландрилл.
   — Их офицер был очень неосмотрителен, — сказал Брахт. — Он завел всех в ловушку.
   Каландрилл с трудом оторвал взгляд от побоища и посмотрел на кернийца. На лице Брахта была холодная, неподвижная маска. Каландрилла передернуло: возможно, что Брахту уже приходилось наблюдать подобные сцены и раньше, с ним же это случилось впервые, он вдруг почувствовал приторный запах крови и услышал стук клювов по костям. Он сплюнул, потом сглотнул, пытаясь подавить тошноту, подкатившую к горлу.
   — Это произошло самое позднее вчера, — сказал Брахт.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Каландрилл, стараясь говорить ровным голосом и с трудом преодолевая накатывающую рвоту.
   — Они свеженькие. На них еще есть мясо.
   Каландрилл простонал.
   — Что будем делать?
   — Я думаю, на них напал Сафоман. По дороге мы его не встретили, значит, он или между нами и Кешам-Ваджем, или где-то там, — Брахт указал рукой на волнистый ландшафт, тонувший в тени по мере того, как солнце опускалось к горизонту. — Надо постараться избежать встречи с ним. Подожди меня здесь.
   И прежде чем Каландрилл успел возразить, керниец вскочил в седло и шагом отправился вдоль холма. Он задержался меж деревьев, и его появление вызвало переполох среди зажравшегося воронья. Брахт медленно пересек дорогу и поскакал вдоль нее. Каландрилл придерживал лошадь, она явно нервничала; да он и сам был неспокоен, ожидая в любое мгновенье возврата тех, кто не так давно сидел здесь в засаде. Хоть бы Брахт побыстрее вернулся! Он не отрываясь смотрел на фигуру в черном, которая медленно продвигалась к вершине холма; когда она исчезла, он заволновался и с облегчением вздохнул, лишь когда керниец вновь появился на вершине холма.