Уэллс Энгус. Запретная Магия

   — Если придется, — кивнул он.
   Из Кешам-Ваджа до них доносились звуки победы; на мгновенье им показалось, что о них просто забыли. Полная луна выкатила на небо и теперь выглядывала из-за облаков; пошел мелкий дождь, быстро затушивший тлеющие костры. Какое бы заклятье Аномиус ни наложил на дверь коровника, оно не спасало пленников от моросящего дождя — скрючившись, они мокли под дырявой крышей. Ужин им принес грязный ухмыляющийся солдат; Аномиус снял с двери заклятье ровно настолько, чтобы солдат просунул им через дверь пищу. Каландрилл ожидал, что колдун поговорит с ними, но Аномиус ограничился беглым взглядом, как и в предыдущий раз, и ушел. В лунном свете он казался осунувшимся. В покрасневших, словно застоявшаяся вода, глазах колдуна нельзя было прочесть его намерений. Пленники ели молча, прислушиваясь к пьяным крикам победителей и надеясь только на то, что Аномиус не передумает. О Сафомане эк'Хеннеме не было ни слуху ни духу — единственный ободряющий признак. Они собрались спать, положив рядом с собой мечи и остальные пожитки, в любой момент готовые к побегу.
   При появлении Аномиуса Брахт проснулся первым и долго расталкивал Каландрилла, которому снились огненные монстры и говорящие деревья. Когда он открыл еще затуманенные сном глаза, то в проеме двери увидел маленькую фигурку колдуна. Каландрилл инстинктивно взглянул на камень — блеска не было, и он понял, что заклятье снято.
   Аномиус приложил палец к полным губам и жестом приказал им встать.
   — Сафоман празднует победу, — прошептал колдун, — большинство его людей пьяны. Самый подходящий момент для побега. Но сначала…
   Он сделал жест рукой и что-то пробормотал, ткнув пальцем в сторону Брахта. Керниец с проклятьем отпрыгнул и замотал головой с заблестевшими глазами. Аномиус дружелюбно ухмыльнулся. Камень вспыхнул.
   — Небольшое заклятье, мой друг. Нам предстоит долгая порога, нам троим, и мне бы не хотелось, чтобы ты забыл о своем обещании.
   — Чтоб тебя! — прорычал Брахт. — Что ты со мной сделал?
   — Небольшое заклятье, — пояснил Аномиус. — То же я проделал бы и с Каландриллом, да камень не дает.
   — Что ты со мной сделал? — сердито повторил Брахт, сжимая руку на рукоятке меча.
   — Если ты попытаешься поднять это или какое-либо другое оружие на меня, ты сделаешь то же и против Каландрилла. Только попробуй убить меня, и твой товарищ тоже умрет.
   Керниец яростно блестел глазами. Каландрилл спросил:
   — А как же я? Что будет, если я подниму на тебя руку?
   Аномиус внимательно посмотрел на него, продолжая улыбаться, и покачал головой.
   — Твое воспитание… оно отличается от того, что распространено в Куан-на'Форе, Каландрилл ден Каринф. Ты не похож на человека, который перережет мне горло во сне или ткнет мне клинком в спину.
   — Ты оскорбляешь меня, — прорычал Брахт.
   — Я просто-напросто предпринимаю необходимые меры предосторожности, — ровным голосом ответил Аномиус. — В конце-то концов, разве ты не предал Варента ден Тарля? Я нужен вам, чтобы бежать от Сафомана, а что потом? Какие гарантии — кроме слова, которое ты, кстати сказать, наверняка давал и своему предыдущему нанимателю, — что ты не предашь меня таким же образом?
   Этот довод, принимая во внимание, что не так давно они обсуждали возможность убийства, был неоспорим.
   Каландриллу ничего не шло на ум. Брахт поджал губы с угрожающим блеском в глазах.
   — Сейчас не время обсуждать это, — заявил Аномиус. — Мы поскачем вместе, и о себе я позабочусь сам. Или вы соглашаетесь с этим, или остаетесь здесь. Думаю, что, когда Сафоман протрезвеет, он вспомнит о вас; если вы предпочитаете дожидаться его суда… — Он пожал плечами. — Если же нет, то надо поторапливаться. Я приготовил лошадей и предпочел бы оказаться подальше от Кешам-Ваджа к тому времени, когда мой повелитель прознает о моем отбытии. Так что вы выбираете?
   Каландрилл взглянул на Брахта, тот только пожал плечами.
   — Поехали.
   — Тогда пошли, — сказал Аномиус, жестом приказывая им следовать за ним.
   Костры, более не поддерживаемые колдовством Аномиуса и прибитые дождем, едва тлели. Небо над плато было покрыто густыми тучами, выигравшими битву у луны, лишь узкий пучок света прорывался с неба на землю и освещал шатер Сафомана. Все остальное тонуло в темноте. Те немногие бандиты, что не праздновали победу в городе вместе со всеми, прятались от дождя по шатрам, и трое беглецов добрались до лошадей незамеченными. Лошади Брахта и Каландрилла заржали, учуяв хозяев. Они привязали поклажу к седлам, но прежде, чем вскочить на лошадей, керниец внимательно осмотрел животных. Аномиус старательно взобрался на сивого мерина и вывел их из лагеря.
   Они ехали шагом, стараясь не привлекать внимания, мимо пустых шатров, мимо дымящихся костров — ни дать ни взять цепочка конных часовых, неторопливо объезжающих лагерь. Союзниками их были мелкий дождь и темень, да еще победа, опьянившая бандитов; шорох дождя приглушал неторопливый перестук копыт по мокрой земле; немногочисленные часовые лагеря коротали время за «элем и вином, принесенными их заботливыми товарищами. Они обогнули шатры, и Кешам-Вадж остался за спиной; по полям, заброшенным с приходом взбунтовавшейся армии — хутора опустели, а живность была съедена армией эк'Хеннема, — они все дальше уходили от города. Когда он превратился в едва различимое, смутное пятно, они повернули к дороге и ускорили бег.
   — Сколько у нас времени, прежде чем нас хватятся? — покричал Брахт сквозь шум дождя и стук копыт.
   Аномиус, державшийся рядом с ним, вытер лицо рукой и сказал:
   — До утра, скорее всего. А если повезет, то и до полудня, а то и дольше.
   — К тому времени мы уже выберемся с этого плато?
   Колдун кивнул:
   — Если будем скакать всю ночь. И если прорвемся через сторожевые посты.
   — Посты? — Брахт повернул гнедого к мерину колдуна. — Какие такие посты?
   — Сафоман поставил человек двадцать на западной оконечности плато, — пояснил колдун. — На случай нападения.
   — Да проклянет тебя Ахрд! — выругался Брахт. — Ты ничего о них не говорил.
   — Можем ли мы рассчитывать на твое колдовство? — спросил Каландрилл.
   — Пока это невозможно, — Аномиус покачал головой. — Сегодня я сотворил огненных демонов, а это требует усилий. А потом пришлось бороться с магией противника. Мне надо восстановить силы. До тех пор я ничего особенного сотворить не смогу.
   — Но ведь ты же наложил на меня заклятье? Или ты все врешь? — спросил Брахт.
   — Нет, это не ложь, — возразил Аномиус. — Заклятье — это просто. Но побороть пару дюжин солдат или проскочить мимо них незамеченным — это сейчас выше моих сил.
   — А другого пути нет?
   Колдун опять покачал головой, и Каландрилл понял, что их надежды на избавление не оправдались. Аномиус сказал:
   — Другого пути отсюда нет. Только эта дорога. Хотя… Может…
   Он на мгновенье выпустил луку седла и махнул рукой сторону своего мешка.
   — У меня тут есть лук. Ночью… они не ожидают нападения с этой стороны.
   — Ты не будешь возражать против того, чтобы мы разделались с твоими товарищами?
   Каландрилл смотрел на блестящее от дождя лицо колдуна, горько сетуя на судьбу, пославшую им такого нежеланного союзника.
   — Ведь я получу колдовскую книгу, — бесстрастно ответил Аномиус. — Если ради этого должна погибнуть горстка бандитов, почему бы и нет?
   — А что будет, когда об этом узнает Сафоман?
   — По крайней мере у нас будет день, — ответил колдун и злорадно ухмыльнулся. — А когда он все-таки нас хватится, то, скорее всего, подумает, что вы увели меня силой.
   — И пошлет за нами погоню, — резко закончил за него керниец. — Если к тому времени мы еще будем живы…
   — Именно, — согласился Аномиус. — Но к тому времени мы выберемся с плато, а там уже есть где прятаться. Да и силы мои к тому времени восстановятся. Так что подумайте лучше о тех, что ждут нас впереди.
   — Ты слишком высокого мнения о моих фехтовальных способностях, — промычал Брахт.
   — Ничего, разберемся, — успокоил его Аномиус. — Уж между собой-то мы разберемся.
   Брахт неслышно выругался. Каландрилл, ехавший слева от колдуна, взглянул на кернийца. Лицо Брахта было суровым и неподвижным, словно вопрос о нападении на двадцать человек уже был решен и теперь он думал только о том, как это осуществить и как быстрее выбраться с плато.
   Тон в их скачке задавал Брахт; Аномиус неуклюже трясся на сивом мерине, как тюк темной, набухшей от дождя одежды; теперь, когда решение было принято, он молчал. Каландрилл задумался над его словами: «Мне надо восстановить силы. До тех пор я ничего особенного сотворить не смогу». А если воспользоваться этим, чтобы вырваться из его лап? Может, пока он не в силах, пока он способен только на небольшое заклятье, им удастся сбежать? Возможно. Но пока их основной заботой были часовые. Двадцать человек, сказал Аномиус. Вряд ли Брахт справится с двадцатью одним луком, скорее всего, дело дойдет до рукопашной. И тут он вдруг подумал, что еще не убил ни одного человека. Да и сможет ли?
   Когда ночь переросла в рассвет, он понял, что сможет.
 
   Позади лежал темный Кешам-Вадж; впереди простиралось ровное плато, единственным укрытием на котором были изредка встречавшиеся корявые от сильного ветра деревца; граница плато терялась за светлеющим серым горизонтом — там день встречался с ночью. Дождь перестал, воздух стал прохладен и свеж, приятно пахло влажной травой. Аномиус придержал мула и поднял руку.
   — Мы приближаемся к спуску. Люди Сафомана могут услышать топот.
   Брахт натянул поводья и соскочил с коня, Каландрилл последовал его примеру.
   — Давай сюда лук.
   Неловко перебросив ногу через спину животного, Аномиус со стоном соскользнул на землю. Из тюка, привязанного к седлу лошади, он вытащил лук. Это был лук вроде тех, что они видели у Денфата и Иедомуса, но в то же время он отличался от них, им можно было пользоваться сидя верхом на лошади. Брахт взял лук и согнул его на колене, натягивая тетиву. Аномиус передал ему колчан с двенадцатью стрелами, и керниец внимательно осмотрел каждую. Оставшись доволен осмотром, он повернулся к колдуну.
   — Где они?
   — Конец плато отмечен столбом, — сказал Аномиус. — Наподобие тех, где вы нашли Аррхимана и Лафиля. Сразу за столбом дорога идет круто вниз через овраг. Прямо перед ним есть углубление на расстоянии полувыстрела из лука. Они там.
   — В доспехах?
   — Да, — кивнул Аномиус. — Но этот лук может пробить их.
   — Не думаю, — пробормотал Брахт. — Однако это их может отвлечь по крайней мере. Ты можешь применить против них хоть какое-нибудь колдовство?
   — Кое-что, — сказал колдун. — Но не больше чем самое простое заклятье. К тому же, чтобы наложить его, мне надо близко подойти к человеку, причем он должен быть один.
   — Значит, придется прорываться. — Брахт нахмурился. — Каландрилл, твое дело разогнать лошадей. Они, видимо, у самого пикета. Подберись к ним поближе и напугай их так, чтобы они разбежались в разные стороны. Потом возвращайся сюда. А ты, колдун, будешь дожидаться нас здесь с лошадьми наготове. Как только Каландрилл вернется, вы тут же помчитесь вперед.
   — А ты? — спросил Каландрилл.
   — Я постараюсь запугать их и буду ждать вас у края оврага. Неситесь во весь опор. Аномиус, используй все свое колдовство, на которое ты еще способен.
   Колдун кивнул. Каландрилл спросил:
   — А если ты… задержишься?
   Брахт ухмыльнулся и пожал плечами.
   — Это — мое дело, — сказал он. — После того как ты разгонишь лошадей, все, что вам надо сделать, — это мчаться во весь опор. Если дела пойдут худо, я найду вас внизу. Если нет… поезжайте без меня. — Брахт резко взмахнул рукой, не давая Каландриллу возразить. Повернувшись к Аномиусу, он сказал: — Жди здесь, колдун. Постарайся, чтобы не было слышно лошадей.
   Он поманил Каландрилла и вставил стрелу в тетиву. Каландрилл выхватил меч. Во рту у него пересохло, под ложечкой сосало, от возбуждения он покраснел. Брахт улыбнулся и пошел вниз по дороге.
   Чуть впереди слышался шум просыпающегося лагеря: всхрапывание привязанных лошадей и грубые голоса часовых; затем показался смутный огонек костра; и вдруг прямо перед ними вырос каменный столб. Брахт поднял руку, указывая на край плато.
   — Лошади там. Попробуй воспользоваться заговором Варента, делай что хочешь, но испугай их так, чтобы они разбежались. Я зайду с тыла.
   Каландрилл молча кивнул. Брахт положил ему руку на плечо и посмотрел прямо в глаза.
   — Они нас не пропустят, ты это понимаешь? — Он говорил шепотом, быстро. — Скорее всего, они держатся группой. Когда я выстрелю, они разбегутся, но кто-то бросится к лошадям. Убей их. Ибо те, что останутся в живых, будут преследовать нас или помчатся сообщать о происшедшем Сафоману.
   Каландрилл коротко кивнул, не доверяя своему голосу.
   — Дай мне время подобраться к ним поближе, — сказал Брахт. — Отвязывай лошадей, когда упадет первый.
   Он быстро пересек дорогу и скрылся в подлеске. Каландрилл пробормотал слова, которым его научил Варент, и почувствовал легкое пощипывание на коже; запах миндаля смешался со свежим утренним воздухом. Он начал пробираться сквозь серебрящийся от дождя кустарник, крепко сжимая меч и внимательно прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Запели птицы, приветствуя рассвет, солнце озарило восточный небосклон красным золотом, и в его блеске колеблющийся серый свет начал таять. И тут у обочины дороги перед ним предстал огромный темный камень. Здесь дорога спускалась вниз с плато. У подножия камня горел костер, кто-то только что подбросил в него хворосту; сонные часовые поднимались, стряхивая воду с подстилок. Один обогнул камень, стал мочиться, потом громко с облегчением вздохнул. Еще двое возились около костра, а те, кто только что сменился, придвигались поближе к костру. На некотором расстоянии он увидел привязанных лошадей, тихим ржанием приветствовавших восход. Каландрилл стал осторожно подбираться к животным.
   Неожиданно он услышал свист стрелы и резкий выдох человека у камня, мгновенно согнувшегося вперед со стрелой меж лопаток. Ударившись о камень, он упал в кусты с поднятой, как в мольбе или упреке, рукой. Часовой, стоявший у костра, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произошло за камнем. Каландрилл видел его как на ладони — пухлый коротышка с седеющей черной бородой и нагрудником, украшенным изображением морского конька. Бандит нахмурился, встал, сделал несколько шагов вперед и, пораженный, уставился на мертвого товарища. Глаза у него расширились, он открыл рот, чтобы предупредить об опасности остальных, но тут из груди у него неожиданно вырвалась стрела. Он спиной повалился на костер, подняв тучу искр, и его товарищи с криками выхватили из ножен мечи. Каландрилл выскочил из кустов и бросился прямиком к лошадям.
   Они почувствовали его присутствие и стали перебирать ногами, натягивая уздечки. Он разрубил привязь и стал размахивать мечом направо и налево, разрезая уздечки и не обращая внимания на удары копытами и на дикое ржанье перепуганных животных. Он размахивал руками, забыв, что лошади его не видят, а затем стал хлестать их мечом плашмя, разгоняя в разные стороны.
   Еще один бандит с вонзившейся в горло стрелой резко закричал, и еще один повалился со стрелой в ребрах. Трое бросились к разбегавшимся лошадям, и одному даже удалось ухватиться за перерезанную привязь. Каландрилл набросился на него с поднятым мечом и нанес удар по руке, что удерживала лошадь, а затем еще раз, и тот упал с окровавленным лицом; не давая себе времени опомниться, Каландрилл тут же набросился на оставшихся двоих — они яростно размахивали перед собой мечами, защищаясь от невидимого противника.
   Он убил их обоих, безжалостно, напрочь забыв о чести. О том, что он невидим, Каландрилл вспомнил, только когда те уже испустили последний дух у его ног. Тут ему стало не по себе, и он произнес обратное заклятье. Он бросился назад к дороге, туда, где все четче в нарождающемся свете проступала тень Аномиуса. Неожиданно перед ним вырос дородный кандиец с мечом в руке и круглым щитом с изображением дракона перед грудью. Со звериным оскалом и яростным блеском глаз под зеленым тюрбаном он взмахнул мечом, опуская его на голову Каландрилла. Каландрилл сумел отбить удар и контратаковал, но попал в щит. Он отбил еще один удар и, скользнув мечом по чашечке меча кандийца, поразил его в незащищенное плечо. Бандит попытался прикрыться щитом, но Каландрилл продолжал наседать.
   Теперь он не чувствовал угрызений совести и ни в чем не сомневался: это был честный поединок, мужчина с мужчиной, и оба видимы. В ярости он бросился вперед, думая только о том, как бы одержать победу. Он нанес удар противнику в голову, увернулся от ответного удара и сделал выпад вперед, направляя меч прямо в живот под кирасой. Кандиец отскочил, Каландрилл сделал обманное движение, заставляя его раскрыться, и нанес удар в открытую грудь. Клинок распорол защитную кожу, и он отскочил в сторону, уворачиваясь от удара в бок. Изогнувшись, Каландрилл попытался поразить противника в руку, в которой тот держал меч. Ему это удалось, и он перерубил ее и тут же вонзил клинок в бок противника. Бандит вскрикнул. Каландрилл выхватил меч и моментально нанес удар в шею. Бандит начал падать прямо на него, и Каландрилл отступил. Из раны полилась кровь. Он молча смотрел на кандийца, который уперся руками в землю, затем встал на колени, тряся головой, словно не желая верить в то, что умирает; может, когда он упал лицом вниз, он был еще жив.
   Каландрилл тут же забыл о нем и вновь бросился туда, где его дожидался колдун. Одним махом перелетев через дорогу, он схватил поводья коня Брахта и ударил чалого пятками в бока. Тот рванул с места. Каландрилл галопом послал свою лошадь по направлению к столбу, лишь смутно сознавая, что Аномиус скачет где-то рядом; Брахт, выскочив из кустов, бросился им наперерез со сверкающим мечом в руках, уложив по дороге еще двух кандийцев. Каландрилл попридержал лошадей, чтобы Брахт мог вскочить на коня на ходу, и уже в следующее мгновенье они галопом понеслись туда, где дорога ныряла резко вниз с плато.
   Несколько разбойников выросло вдруг перед ними как из-под земли, и на какие-то долгие мгновения все смешалось: кричащие люди, вздыбившиеся лошади, мечи и огонь, вырывавшийся из протянутой вперед руки Аномиуса. Наконец они выскочили из кольца врагов и, промчавшись мимо столба, бросились по дороге, круто спускавшейся с плато. Здесь надо было быть поосторожней: лошади ржали и не хотели подчиняться узде, едва удерживаясь на склоне. Мимо них свистели стрелы, пролетая совсем рядом с их головами, и они низко прижимались к лошадям до тех пор, пока дорога не повернула и они не оказались под защитой крутого откоса.
   Солнце поднялось над восточной оконечностью плато, и они поняли, что все-таки спустились во впадину; дорога здесь была вымощена камнем и бежала по дну оврага, защищенная высокими склонами. Постепенно спуск становился более пологим, и наконец дорога вывела их к широкой реке, бегущей вдоль подножия плато.
   Они опять погнали лошадей и сбавили бег, только когда за спиной у них образовалась стена из деревьев; однако запыхавшимся лошадям они позволили остановиться, лишь когда Брахт заявил, что теперь они вне досягаемости стрел.
   Лес здесь был гуще, чем на восточном склоне; деревья окружали полукругом луга, поросшие сочной травой и испещренные голубыми ручейками, сбегавшими вниз к широкой реке. Прямо перед ними лежало сердце Кандахара — густой лес, как покрывало, сшитое серебристо-голубыми нитками рек из мириад зеленых клочков материи; далеко-далеко в дымке терялась саванна, а линия Кхарм-Рханны казалась черной тесьмой, соединявшей небо и землю. Вид открывался прекрасный. Вдруг Каландрилл почувствовал угрызения совести.
   — Я никогда раньше… — он замолчал, сглатывая горечь, которую вдруг почувствовал во рту, — не убивал.
   Брахт кивнул.
   — В следующий раз будет легче.
   Каландрилл вовсе не был уверен, хочет ли он, чтобы в следующий раз это оказалось легче, — он вообще не был уверен, хочет ли, чтобы был следующий раз. Он сплюнул и покачал головой, словно отгоняя воспоминания о металле, раздирающем плоть, о крови и стонах умирающих людей; он все пытался убедить себя в том, что не имеет права уповать на то, что доберется до «Заветной книги», не пролив ни капли чужой крови, — было бы просто лицемерием полагать, что только Брахту придется пятнать руки кровью. Но ему это не помогало, сердце по-прежнему ныло от сознания того, что от его клинка погибли люди.
   — Забудь о них, — посоветовал Брахт. — Они бы о тебе даже и не вспомнили.
   — Но я не они, — возразил Каландрилл.
   — Верно. Очень даже верно, — улыбнулся Брахт, словно читая его мысли. — Уж не хочешь ли ты сказать, что рассчитывал добраться до Тезин-Дара, ни разу не вытащив из ножен меч? Зачем тогда все наши упражнения в фехтовании, если не для того, чтобы воспользоваться этим умением?
   — Я не думал, что…
   Он покачал головой. Брахт кивнул, и сказал:
   — Что тебе придется применять его против людей? Сафоман не моргнув глазом прикончил бы нас, да и эти тоже бы не поколебались. Ни секунды. Наш мир — кровавое место, и здесь человеку приходится бороться за выживание.
   Керниец говорил серьезно и мягко, и Каландрилл благодарно улыбнулся, понимая, что тот хочет успокоить его взбудораженную совесть. Он пробормотал:
   — Но ведь они нам не враги. Просто они оказались на нашем пути.
   — Да, — согласился с ним Брахт. — Но они не хотели нас пропускать. И убили бы нас или вернули назад к Сафоману, чтобы это сделал он. И тогда первым до Тезин-Дара добрался бы Азумандиас и забрал бы книгу. Ты этого хочешь?
   — Нет. Конечно, нет.
   — В таком случае у нас не было другого выхода. Разве не так?
   — Так, — опять согласился он. — Но все же от наших рук погибли люди.
   — И похоже, что не в последний раз, — заверил его Брахт. — Нам этого не избежать. Надеюсь, твоя богиня простит тебя.
   «Но смогу ли я простить себя?»
   — Неужели тебя это не смущает? — Каландрилл испытующе посмотрел на товарища.
   — Нет, — ответил Брахт.
   — Вы что, собираетесь философствовать до тех пор, пока они нас не догонят?
   Вопрос Аномиуса вернул их к действительности.
   — Они будут преследовать нас или дождутся приказаний Сафомана? — Каландрилл вопросительно взглянул на кернийца.
   — Сколько их осталось? — спросил колдун.
   — Я убил пятерых, если не ошибаюсь, — ответил Брахт. — И ещё больше ранил.
   Каландрилл сказал:
   — Четверо.
   — В таком случае они, скорее всего, будут ждать приказаний Сафомана. — Аномиус расплылся в улыбке, стирая пот с желтого лица концами тюрбана. — Вы хорошо поработали, друзья. Но все же я предлагаю скакать дальше и как можно быстрее.
   — У нас есть день, чтобы спуститься вниз. — Брахт, ведя лошадь в поводу, подошел к краю дороги и посмотрел вперед. — К тому времени Сафоман уже сообразит что мы бежали.
   — Для начала он, пожалуй, обыщет весь Кешам-Вадж, — сказал Аномиус. — Но когда до него дойдут слухи о том, что произошло здесь, он поймет, куда мы направились. Но он не отважится преследовать нас далеко. И все же мне будет спокойнее, когда мы доберемся до леса.
   — Итак, у нас день форы, — кивнул керниец. — А если он не бросится в погоню ночью, то даже больше. Сколько народу он может послать за нами?
   Аномиус пожал плечами.
   — Ему надо держать Файн на случай, если тиран направит против него армию. Много он не пошлет.
   Брахт нервно взмахнул рукой.
   — А сколько это? Чтоб ты провалился, колдун, я хочу знать, что нас ждет!
   — Два десятка он может от себя оторвать, — ровным голосом ответил Аномиус. — А может, три.
   — Тридцать человек по наши души!
   Голос у Брахта срывался от злости. Колдун ухмыльнулся, обнажая почерневшие зубы.
   — Ты забываешь, что теперь у вас есть союзник, — сказал он, — который легко расправится и с тремя десятками людей.
   — Точно так же, как ты разделался с теми двумя там наверху? — Брахт ткнул пальцем вверх. — Что-то не припомню, чтобы ты нам сильно помог.
   — Я же говорил, что произвести на свет огненных демонов — дело нелегкое. — Аномиус словно не замечал раздражения кернийца, пребывая в благодушном настроении. — Но к рассвету я обрету прежнюю силу. Тогда позади я оставлю… защитников.
   Он произнес это со страшной в своей уверенности улыбкой. Каландрилл попытался представить, какую форму приобретут эти защитники, но предпочел ничего не спрашивать.
   — Так что, поедем? — спросил Аномиус так мягко, словно речь шла о приятной верховой прогулке. — Там внизу есть где укрыться.
   Не дожидаясь ответа, он пришпорил мерина и слегка дернулся, когда тот пошел, — куча черных лохмотьев, раскачивающаяся на спине сивого мерина.
   — Может, он и колдун, — пробормотал Брахт, — но вовсе не наездник.
   Почти весь день они добирались до реки, что видели сверху; с наступлением сумерек воды ее потемнели; ночь украдкой пробиралась в пойму, превращая впереди лежащий лес в сплошную темную отталкивающую массу. Дорога бежавшая вдоль реки, вдруг оборвалась перед строениями с освещенными окнами и разбрехавшимися при их приближении собаками. Они натянули поводья, осматривая поселение.
   — Переправа, — сказал Аномиус, — и таверна. Теперь у нас большая фора перед Сафоманом. А к рассвету силы мои восстановятся. — Малюсенький колдун раздраженно поднял руку: — Я не привык много скакать и собираюсь здесь отдохнуть.