Уэйс Маргарет. Назад в Лабиринт

   Самах. Который много веков провел в анабиозе на Челестре.
   Самах. Виновник разделения миров. Самах. Тот, кто загнал патринов в Лабиринт.
   В этот момент Ксар почти верил в существование этой высшей силы, о которой постоянно упоминал Эпло. И он почти был готов благодарить ее за то, что она привела Самаха к нему в руки.

Глава 2. АБАРРАХ

   Самах, самая желанная добыча. Самах, сартан, который придумал план разделения мира. Сартан, который внушил эту идею своему народу. Сартан, который забрал взамен их жизнь и жизнь многих тысяч других невинных. Сартан, который заточил патринов в дьявольской тюрьме Лабиринта.
   “И, — мысленно сказал себе Ксар, вновь обратив взгляд к книге, — сартан, которому несомненно известно, где находятся Седьмые Врата! И не только это. Но скорее всего он откажется назвать мне место и рассказать что-либо о них. — Ксар потер руки. — Это будет безмерное наслаждение — заставить Самаха говорить!”
   В каменном дворце Абарраха есть подземные тюрьмы. Эпло сообщал Ксару об их существовании. Эпло сам чуть не умер в одной из таких темниц Абарраха.
   Ксар поспешил по крысиным ходам коридоров вниз, к подземной тюрьме — “катакомбы” называли их иносказательно во времена правления сартан.
   Для чего использовали эти катакомбы те, древние сартаны? Как тюрьмы для мятежников из меншей? Или, возможно, сартаны даже пытались поселить мен-шей здесь, внизу, вдали от губительной атмосферы пещер на поверхности. Атмосферы, медленно отравлявшей все живое, что привезли с собой сартаны. Согласно сообщениям Эпло, здесь, внизу, кроме тюремных камер, были и другие помещения. Залы, достаточно просторные, чтобы разместить в них большое число людей. Сартанские руны, начертанные на полу, указывали путь тем, кто знал секреты их волшебства.
   Вдоль стен, укрепленные на кронштейнах, горели факелы. В их свете тут и там виднелись очертания этих сартанских магических знаков. Ксар произнес слово по-сартански и увидел, как знаки слабо замерцали, возвращаясь к жизни, потом, на мгновение вспыхнув, угасли, когда их магия рассеялась и иссякла.
   Ксар усмехнулся. Это была игра, которой он развлекался всякий раз, проходя по дворцу; игра, которая никогда ему не надоедала. Он видел в этих знаках символическое значение. Так же, как их волшебная сила, власть сартан на короткое время вспыхнула, а затем угасла. Рассеялась и иссякла. Так же умрет и Самах. Ксар опять потер руки в предвкушении забавы.
   Сейчас катакомбы были пусты. В дни, предшествующие созданию чудовищных лазаров, катакомбы использовали для размещения в них мертвецов — мертвецов обоих видов: и тех, кто уже был оживлен, и тех, кто ждал оживления. Здесь тела умерших хранились в течение необходимых трех дней, прежде чем их возвращали к жизни. Здесь также оставляли некоторых мертвецов, которые уже подверглись оживлению, но слишком досаждали живым. Среди них была и мать самого Клейтуса.
   Однако сейчас камеры были пусты. Все умершие были освобождены. Некоторых превратили в лазаров. Другие, умершие слишком давно и потому непригодные для того, чтобы стать лазарами — такие, как королева-мать, — были отпущены бесцельно бродить по залам. Когда прибыли патрины, таких мертвецов собрали и составили из них войско. И теперь они ожидали сигнала к бою.
   Катакомбы были самым жутким местом в этом жутком мире.
   Ксар не любил спускаться туда и не делал этого с тех пор, как впервые заглянул в них сразу после прибытия на Абаррах. Воздух здесь был тяжелым, сырым и промозглым. Зловонный запах тления все еще не исчез. Казалось, он ощущался даже на вкус. Факелы зловеще потрескивали и дымили.
   Но сегодня Ксар не замечал вкуса смерти. Если и замечал, он казался ему сладостным. Выйдя из подземного хода в отсек, где находились камеры, он заметил в полумраке две фигуры, поджидавшие его. В одной из них Ксар угадал молодую женщину, с которой только что беседовал. Ее звали Мейрит. Он послал ее вперед, чтобы подготовить все к его прибытию. Хотя хорошо разглядеть что-либо в этом угрюмом сумраке было невозможно, он узнал ее по слабо светящимся в темноте голубым знакам — ее магическая сила охраняла ее жизнь в этом мире оживших мертвецов. Другую фигуру Ксар узнал по тому, что знаки на его коже не светились, но его единственный глаз горел красным огнем.
   — Мой повелитель, — Мейрит с глубокой почтительностью склонила голову.
   — Мой повелитель, — змеедракон в человеческом обличье тоже поклонился, но его единственный красный глаз (второго он лишился) ни на мгновение не выпускал Ксара из вида.
   Ксару это не понравилось. Ему всегда не нравилось, как этот красный глаз вперивался в него, словно выжидал момент, когда Повелитель утратит-!”бдительность, чтобы вонзиться в него, как лезвие меча. Ксару не нравился и затаенный смех, мерещившийся ему в этом единственном красном глазу. Нет, взгляд змеедракона был всегда почтительным, даже подобострастным. Смеха и в помине не было, когда Ксар смотрел в этот глаз в упор. Но у него всегда было ощущение, что глаз насмешливо вспыхивает, чуть только он отводит взгляд.
   Ксар ни за что бы не показал красному глазу, что это беспокоит его, приводит в смущение. Повелитель даже пошел на то, чтобы сделать Санг-дракса (так звали змеедракона менши) своим личным помощником. Таким образом, Ксар сам мог не спускать глаз с Санг-дракса.
   — Все готово к твоему приходу, Повелитель Ксар, — Санг-дракс говорил с величайшей почтительностью. — Пленники по твоему приказу помещены в отдельные камеры.
   Ксар окинул взглядом ряд камер. Трудно было что-то рассмотреть в тусклом свете факелов. Казалось, они задыхаются в этом губительном воздухе. Силой патринской магии можно было бы осветить это отвратительное место так же ярко, как бывает днем в солнечном мире Приана, но патрины по своему горькому опыту знали, что не следует тратить волшебную силу на такую роскошь. Кроме того, выйдя из таившего опасности Лабиринта, большинство патринов чувствовали себя увереннее под покровом темноты.
   Ксар был недоволен.
   — Где стража, которую я приказал поставить? — он взглянул на Мейрит. — Эти сартаны полны коварства. Возможно, они способны вырваться из оков наших заклинаний.
   Женщина посмотрела на Санг-дракса. В ее взгляде не было дружелюбия. Змеедракон ей явно не нравился и не внушал доверия.
   — Я хотела поставить стражу, но вот он помешал мне. Ксар бросил гневный взгляд на Санг-дракса. Змеедракон в обличье патрина виновато улыбнулся и развел руками. Тыльные стороны его ладоней украшали патринские руны. С виду они были точь-в-точь такими же, как татуировка на руках Ксара и Мейрит. Но знаки на коже Санг-дракса не светились. Когда кто-то из патринов пытался прочесть их, оказывалось, что руны не имеют ни малейшего смысла. Санг-дракс не был патрином.
   А вот кем он был, Ксар точно не знал. Санг-дракс называл себя драконом, утверждал, что он явился из мира Челестра, заявлял, что он и ему подобные преданы Ксару и живут только для того, чтобы служить ему и продолжать его дело. Эпло называл этих существ змеедраконами и уверял, что они склонны к предательству и доверять им не следует.
   Ксар не видел реальных причин сомневаться в драконе, или змеедраконе, или как там его. Служа Ксару, Санг-дракс проявлял благоразумие и преданность. Однако Повелителю не нравился этот немигающий красный глаз и насмешка, которой сейчас в нем не было, но которая почти наверняка появится, лишь только Ксар отвернется.
   — Почему ты отменил мой приказ? — сурово спросил Ксар.
   — Сколько патринов потребовалось бы для охраны великого Самаха, Повелитель Ксар? — спросил в ответ Санг-дракс. — Четыре? Восемь? Разве хватило бы даже этого числа? Ведь это сартан, разделивший мир!
   — И поэтому ты не поставил ни одного. Логично! — усмехнулся Ксар.
   Санг-дракс улыбнулся, показывая, что оценил юмор, но через мгновение снова стал серьезным.
   — Сейчас он бессилен. Даже человеческий ребенок смог бы стеречь его.
   — Он ранен? — забеспокоился Ксар.
   — Нет, мой повелитель. Он намок.
   — Намок!
   — Морская вода Челестры, мой Повелитель. Она сводит на нет магию вашего типа, — последние два слова он произнес немного медленнее.
   — Как это получилось, что Самах вымок в морской воде, прежде чем войти в Врата Смерти?
   — Даже не могу себе представить, Повелитель Нексуса. Но это оказалось весьма кстати.
   — Гм-м! Но ведь он высохнет. И тогда без стражей не обойтись.
   — Напрасные хлопоты, мой Повелитель. У тебя не так уж много людей, и у них масса неотложных дел. Подготовка к твоему путешествию на Приан…
   — А что, я разве собираюсь на Приан?
   — Санг-дракс немного смутился.
   — Я полагал, таковы намерения моего Повелителя. Когда мы обсуждали этот вопрос, ты сказал…
   — Я сказал, что подумаю о путешествии на Приан, — Ксар пристально посмотрел на змеедракона. — Ты как будто очень заинтересован в том, чтобы я отправился именно туда. Хотелось бы знать, какие у тебя на то причины?
   — Мой Повелитель сам говорил, что титаны с Приана могли бы превосходно усилить его войско. И, кроме того, вполне возможно, что ты найдешь Седьмые Врата именно…
   — Седьмые Врата? Откуда ты узнал про Седьмые Врата?
   Теперь Санг-дракс смутился окончательно.
   — Дело в том, что… Клейтус сказал мне, что ты ищешь их, Повелитель.
   — Так и сказал?
   — Да, Повелитель. Только что.
   — А что ты знаешь про Седьмые Врата?
   — Ничего, Повелитель. Уверяю тебя…
   — Тогда почему вы обсуждали эту тему?
   — Это лазар заговорил о них. Я только…
   — Довольно! — Ксар редко приходил в такой гнев. Может быть, он здесь единственный, кто не знает о Седьмых Вратах? Ну, ладно же, скоро он положит этому конец. — Довольно, — повторил Ксар, искоса бросив взгляд на Мейрит. — Мы поговорим об этом позже, Санг-дракс. После того, как разберемся с Самахом. Я надеюсь получить от него ответ на многие свои вопросы. А что касается стражи…
   — Позволь мне помочь тебе, Повелитель. Я воспользуюсь своей собственной магической силой, чтобы стеречь пленников. И ничего больше не потребуется.
   — Ты хочешь сказать, что твоя магическая сила выше нашей? Выше магии патринов? — Ксар задал этот вопрос мягким тоном. Тот, кто знал его, сразу понял бы, что этот тон таит в себе угрозу.
   Мейрит его знала. Она на всякий случай отодвинулась от Санг-дракса.
   — Дело не в том, чья магия сильнее, мой Повелитель, — почтительно возразил Санг-дракс. — Но будем смотреть правде в глаза. Сартаны научились бороться с магией патринов, так же, как ты, Мой Повелитель, научился бороться с их магией. А нашу магию сартане преодолевать еще не научились. И как ты помнишь, Повелитель, мы разбили их на Челестре.
   — С большим трудом.
   — Но это было до того, как открылись Врата Смерти, мой Повелитель. Сейчас наша магия значительно сильнее. И этих двух захватил в плен я, — вкрадчиво добавил Санг-дракс.
   Ксар посмотрел на Мейрит, и она кивком подтвердила сказанное змеедраконом.
   — Да, — произнесла она. — Он привел их к нам, когда мы стояли на страже у ворот Некрополиса.
   Повелитель Нексуса размышлял. Несмотря на заверения Санг-дракса, Ксару не понравилось тщеславие, прозвучавшее в словах змеедракона. Ксару также было неприятно признать, что эта тварь права. Самах. Великий Самах. Кто из патринов мог бы стать его надежным стражем? Только сам Ксар.
   Судя по всему, Санг-дракс намеревался продолжать спор, но Ксар оборвал змеедракона нетерпеливым взмахом руки.
   — Есть только один надежный способ помешать побегу Самаха — убить его.
   — Но тебе, конечно же, нужно получить от него информацию, мой Повелитель, — запротестовал змеедракон.
   — Разумеется. И я получу ее — от его трупа! — испытывая приятное удовлетворение, ответил Ксар.
   — Ах! — воскликнул Санг-дракс и склонил голову. — Ты овладел искусством некромантии. Мое восхищение не знает предела, Повелитель Нексуса.
   Змеедракон бочком придвинулся ближе, его красный глаз мерцал в тусклом свете факелов.
   — Самах умрет, как ты и приказал. Но к чему спешить? Ему следует испытать хотя бы часть тех мучений, которые пришлось вынести твоему народу.
   — Да! — Ксар судорожно вздохнул. — Да, он узнает, что такое страдания. Я лично…
   — Позвольте заняться этим мне, Повелитель, — взмолился Санг-дракс. — У меня к таким делам особый талант. Вы сами увидите. И останетесь довольны. А если нет, займете мое место, только и всего.
   — Прекрасно, — Ксара это начинало забавлять — змеедракон чуть ли не задыхался от нетерпения. — Однако сначала я хочу поговорить с ним наедине, — добавил он, увидев, что Санг-дракс собрался идти вместе с ним, — а ты подождешь меня здесь. Мейрит проводит меня к нему.
   — Как вам будет угодно, мой Повелитель, — склонил голову Санг-дракс. И, выпрямившись, тоном искренней озабоченности добавил: — Будьте осторожны, мой Повелитель. Смотрите, чтобы морская вода не попала на вас…
   Ксар недовольно нахмурился, отвел взгляд, потом быстро обернулся, и ему показалось, что красный драконий глаз светится насмешкой.
   Повелитель Нексуса промолчал. Повернувшись на каблуках, он величаво прошествовал вдоль ряда пустых камер. Рядом с ним шла Мейрит. Магические знаки на руках обоих патринов слабо светились сине-красным светом — так они реагировали на губительную для всего живого атмосферу Абарраха.
   — Ты не доверяешь ему, дочь моя^{note 3}, не так ли? — спросил Ксар свою спутницу.
   — Могу ли я доверять или не доверять тому, кого мой Повелитель одарил своей милостью? — серьезно ответила Мейрит. — Если мой Повелитель доверяет этому существу, я должна доверять мнению моего Повелителя.
   Ксар кивнул, довольный ее ответом.
   — Полагаю, прежде ты была одной из Бегущих^{note 4}?
   — Да, мой Повелитель.
   Замедлив шаг, Ксар положил свою узловатую кисть на гладкую, покрытую татуировкой руку молодой женщины.
   — Я тоже был Бегущим. И никто из нас не смог бы выжить в Лабиринте, если бы мы полагались на что-то или кого-то, кроме самих себя. Не так ли, дочь моя?
   — Да, мой Повелитель, — казалось, она произнесла это с облегчением.
   — Ты не должна спускать глаз с этого одноглазого змея.
   — Будет исполнено, мой Повелитель. Заметив, что Ксар нетерпеливо оглядывается вокруг, Мейрит добавила:
   — Камера Самаха там, внизу, мой Повелитель. Второй пленник помещен в противоположном конце тюремного отсека. Я полагаю, это разумно — держать их подальше друг от друга, хотя второй выглядит вполне безобидно.
   — Да, я забыл, что их двое. Так кто этот второй пленник? Может быть, он телохранитель Самаха? Или его сын?
   — Едва ли, мой Повелитель. — Мейрит, улыбнувшись, покачала головой. — Я даже не убеждена, что он сартан. А если и сартан, то душевнобольной. Странный какой-то, — задумчиво добавила она. — Но если бы он был патрином, я бы решила, что у него лабиринтная болезнь.
   — Возможно, прикидывается. Если бы он и впрямь был сумасшедшим, в чем я очень сомневаюсь, сартаны ни за что не позволили бы ему показываться на людях. Это повредило бы их репутации полубогов. Как он себя называет?
   — Чудное имя — Зифнеб.
   — Зифнеб? — Ксар задумался. — Я когда-то слышал его раньше… Бейн говорил… Да, в связи с… — Но тут Ксар покосился на Мейрит и замолчал.
   — Я слушаю, мой Повелитель.
   — Так, ничего важного, дочь моя. Я говорил сам с собой. А, я вижу, мы почти у цели.
   — Вот камера Самаха, мой Повелитель. Мейрит окинула сидевшего внутри узника холодным, бесстрастным взглядом.
   — Я возвращаюсь стеречь второго пленника.
   — Полагаю, он прекрасно обойдется без тебя, — мягко возразил Ксар. — Почему бы тебе не составить компанию нашему змееподобному другу? — Он кивнул через плечо в сторону входа в тюремный отсек, где стоял, наблюдая за ними, Санг-дракс. — Я хочу, чтобы никто не мешал мне говорить с этим сартаном.
   — Понимаю, мой Повелитель.
   Мейрит кивнула и пошла обратно по длинному темному коридору меж двух рядов пустых зарешеченных камер.
   Ксар дождался, пока она дойдет до конца коридора, и заговорил со змеедраконом. Когда красный глаз переместился с Ксара на Мейрит, Повелитель Нексуса приблизился к камере и заглянул внутрь.
   Самах, глава высшего сартанского органа управления, так называемого Совета Семи, был по годам много старше Ксара. Однако благодаря своему волшебному сну, который, как предполагалось, должен был продлиться только десятилетие, но неожиданно затянулся на века, Самах выглядел средних лет мужчиной в расцвете сил.
   Сильный, высокий, когда-то он обладал красивым властным лицом с точеными чертами. Но сейчас его лицо осунулось, стало бледным, землистым, щеки обвисли, под глазами появились мешки. Лицо, которое должно было бы выражать мудрость и проницательность, сейчас выглядело морщинистым, изможденным. Самах безучастно сидел на холодной каменной скамье, опустив голову и ссутулив плечи в унынии и отчаянии. С его одежды, с лица и рук стекала вода.
   Ксар схватился руками за прутья решетки, приник к ней, чтобы лучше видеть. Повелитель Нексуса улыбнулся.
   — Ну что, Самах, — тихо сказал он, — тебе известно, какая участь тебя ждет, не так ли? Нет ничего хуже страха, страха ожидания. Даже когда приходит сама боль — а смерть твоя, сартан, будет мучительной, можешь не сомневаться — это не тяжелее страха.
   Ксар сильнее стиснул прутья. Кожа с синими знаками, вытатуированными на тыльных сторонах его старческих ладоней, туго натянулась. Узловатые суставы пальцев так побелели, что казались голыми костями. Он с трудом переводил дыхание, некоторое время не мог даже говорить. Ксар сам не ожидал такого приступа ярости при виде своего врага, но внезапно все эти годы — годы борьбы и страданий, годы страха — вернулись к нему.
   — Жаль, — проговорил Ксар, задыхаясь при каждом слове, — жаль, что я не могу оставить тебе долгую, долгую жизнь, Самах. Чтобы ты жил с этим страхом, как жил с ним мой народ. Жаль, что ты не можешь жить вечно!
   Железные прутья решетки растаяли под сжимающими их пальцами Ксара. Он даже не заметил этого. Самах не поднял головы, не взглянул на своего мучителя. Он продолжал сидеть в прежней позе, только сцепил руки.
   Ксар вошел в камеру, встал перед ним.
   — Избавиться от этого страха невозможно. Ни на миг. Даже во сне — он преследует тебя. Ты бежишь, бежишь, бежишь, пока тебе не начинает казаться, что сердце твое вот-вот разорвется, и тогда ты просыпаешься и слышишь пугающий звук, разбудивший тебя, ты вскакиваешь и опять бежишь…. бежишь все время, хотя и знаешь, что тебе нет спасения. Коготь, клык, стрела, огонь, трясина или западня все равно в конце концов настигнут тебя.
   Наши младенцы впитывают страх с молоком матери. Наши младенцы не умеют плакать. С самого рождения их учат молчать — из страха. И смеяться они тоже не умеют. Потому что неизвестно, кто может их подслушать.
   Мне сказали, что у тебя есть сын. Сын, который умеет смеяться и плакать. Сын, который называет тебя отцом, сын, который улыбается так же, как его мать.
   Дрожь пробежала по телу Самаха. Повелитель не знал, какой нерв ему удалось задеть, но обрадовался своему открытию и продолжал:
   — Наши дети редко знают своих родителей — это акт милосердия по отношению к ним, один из немногих, который мы можем оказать им. Они не успевают привязаться к родителям. И им не слишком больно, когда они находят их мертвыми. Или видят, как те умирают на их глазах.
   Ксар уже задыхался от ненависти и гнева. Во всем Абаррахе не хватило бы воздуха, чтобы он мог свободно вздохнуть. Кровь бросилась ему в голову, и на мгновение Повелитель испугался, что сердце его не выдержит. Он поднял голову и издал дикий вопль, исполненный тоски и ярости. Этот крик хлестал из его рта, как кровь из раны.
   Вопль был жуткий. Он прокатился по катакомбам, усиливаясь благодаря ухищрениям акустики, и казалось, будто все умершие Абарраха подхватили его, вплетая свои внушающие ужас стенания в вопль Повелителя Нексуса.
   Мейрит ахнула, побледнела и съежилась от ужаса, прижавшись к холодной стене тюрьмы. Даже Санг-дракс остолбенел. Его красный глаз встревожено забегал, цепко вглядываясь в полумрак, как будто ища там какого-то врага. Самах содрогнулся. Этот вопль пронзил его, как копье. Он закрыл глаза.
   — Жаль, что ты мне нужен! — выдохнул Ксар. На губах у него выступила пена. — Жаль, что мне нужны сведения, которые ты прячешь в своем черном сердце. Я отправил бы тебя в Лабиринт. Я заставил бы тебя держать на руках умирающих детей, как это делал я. Я заставил бы тебя шептать им, как шептал им я: “Все будет хорошо. Скоро уже не будет страшно”. И я заставил бы тебя испытать зависть, Самах! Зависть, когда ты смотришь на это холодное, застывшее личико и знаешь, что для этого маленького существа все страшное уже позади. В то время как для тебя все еще только начинается…
   Теперь Ксар был спокоен. Он дал выход своему гневу и чувствовал сейчас только смертельную усталость, как будто несколько часов сражался с могущественным противником. Повелитель даже пошатнулся, сделав шаг, и ему пришлось прислониться к каменной стене тюремной камеры.
   — Но, к сожалению, ты нужен мне, Самах. Ты нужен мне, чтобы ответить… на один вопрос. — Ксар утер губы рукавом своей мантии, промокнул холодный пот с лица. И улыбнулся безрадостной, холодной улыбкой. — Я надеюсь, я искренне надеюсь, Самах, глава Совета Семерых, что ты не захочешь отвечать!
   Самах поднял голову. Его глаза ввалились, кожа была мертвенно-бледной. Он действительно выглядел так, будто его пронзило копье врага.
   — Я не осуждаю тебя за твою ненависть. Мы не хотели, у нас и в мыслях не было… — Он остановился, облизнул пересохшие губы. — Мы не хотели причинять никаких страданий. Мы не хотели, чтобы тюрьма обернулась смертью. Она должна была стать испытанием… Неужели ты не понимаешь?
   Самах взглянул на Ксара с искренней мольбой.
   — Испытание, только и всего. Суровое испытание. Его целью было научить вас смирению, терпению. Уменьшить вашу агрессивность…
   — Ослабить нас, — тихо сказал Ксар.
   — Да, — согласился Самах, медленно наклонив голову. — Ослабить вас.
   — Вы боялись нас.
   — Да, мы вас боялись.
   — Вы рассчитывали, что мы погибнем…
   — Нет, — покачал головой Самах.
   — Лабиринт стал воплощением этой надежды. Тайной надежды. Надежды, в которой вы не осмеливались признаться даже самим себе. Но она воплотилась в произнесенных шепотом словах заклинания, породившего Лабиринт. И именно эта ужасная тайная надежда придала силу злым чарам Лабиринта.
   Самах не ответил. Он опять сидел в той же позе, опустив голову.
   Ксар отошел от стены. Остановившись перед Самахом, Повелитель взял его рукой за подбородок, заставляя сартана поднять голову и взглянуть в его глаза.
   Самах вздрогнул. Он схватил старика за руки и попытался высвободиться. Но Ксар был силен. Могущество его магии не пострадало. Синие руны ярко вспыхивали. Хватая ртом воздух, Самах отдернул руки, как будто дотронулся до раскаленных углей.
   Сжатые в кулак тонкие пальцы Ксара нанесли резкий, болезненный удар в челюсть сартана.
   — Где находятся Седьмые Врата?
   Самах ошеломленно уставился на него, и Ксар с удовлетворением наконец заметил страх в глазах сартана.
   — Где находятся Седьмые Врата? — Он вцепился пальцами в лицо Самаха.
   — Я не знаю… о чем ты говоришь, — выдавил Самах.
   — Вот и прекрасно, — довольно проговорил Ксар. — Теперь у меня есть приятная возможность проучить тебя. И тогда ты скажешь мне.
   Самах заставил себя покачать головой.
   — Я прежде умру! — выдохнул он.
   — Да, скорее всего так и произойдет, — согласился Ксар. — И тогда ты скажешь мне. Твой труп скажет мне. Я, представь себе, постиг эту премудрость. Ту самую, ради которой ты сюда явился. Я обучу тебя и этому тоже. Хотя это уже вряд ли пойдет тебе на пользу.
   Ксар разжал пальцы, вытер руку об одежду. Ему было неприятно ощущать на своей коже морскую воду, и он уже чувствовал, как она начинает ослаблять силу его магических рун. Устало повернувшись, он вышел из камеры. Как только он прошел, железные прутья опять вернулись на прежнее место.
   — Единственно, о чем я жалею, — это что у меня нет сил проучить тебя самому. Но есть тот, кто не меньше, чем я, жаждет мести. Надеюсь, он тебе знаком. Он сыграл не последнюю роль в твоей поимке.
   Самах вскочил на ноги, схватился руками за прутья решетки.
   — Я был не прав! Мой народ был не прав! Я признаю это. И у меня нет оправданий, кроме, может быть, одного: мы тоже знаем, что это такое — жить в страхе. Теперь я это понимаю. Альфред, Ола… Ола, — Самах горестно закрыл глаза, глубоко вздохнул. — Ола была права.