Страница:
– Пол! Я не могу… – Вслед за словами послышался резко оборвавшийся крик боли.
Пол встал, испуганный до дрожи, зажал золотой предмет в кулаке и стал яростно пробиваться сквозь крошащиеся заросли. Всего через несколько шагов перед ним возникла огромная – в пять раз выше него – дверь. Пол прикоснулся к ней, и она распахнулась внутрь.
За ней оказалось огромное помещение размером с ангар, с потолочными балками из цельных бревен и стенами из неотесанных камней. Медленно вращались гигантские колеса; вверх-вниз двигались рычаги. Шестерни размером с двухэтажный автобус вращали еще более крупные шестерни, которые нельзя было разглядеть целиком – их зубчатые ободья протискивались сквозь высоченные щели, прорубленные в стенах. Пахло маслом, молниями и ржавчиной. Шум, низкий и равномерный рокот, сотрясавший массивные стены и напоминающий непрерывное и медленное уничтожение, разбавлялся монотонным буханьем чего-то массивного, и был песней невообразимого вечного голода машинерии, способной пожрать даже фундаменты Времени и Пространства.
Гэлли стоял на единственном свободном пятачке в центре помещения. А рядом – две фигуры. Одна тощая, другая поразительно толстая.
Пол шагнул вперед, в глазах у него потемнело от отчаяния. Гэлли вырывался, но парочка удерживала его без особых усилий. Тощий был сделан из блестящего металла, нечеловеческие руки оканчивались крюками, безглазая голова напоминала поршень. Его компаньон был настолько жирен, что его туго натянувшаяся кожа стала почти прозрачной и светилась собственным желтовато-серым светом, как застарелый синяк.
Толстый, продемонстрировав неровные ряды клыков, растянул рот в ухмылке. Кончики его губ утонули в пухлых щеках.
– Ты к нам вернулся! Столько от нас убегал – и сам вернулся! – Толстый засмеялся, щеки заколыхались. – Ты только представь, Никелированный. Как он, наверное, по нам скучал! Жаль, что Старика здесь нет, какое удовольствие пропускает.
– Джонас обязан был вернуться, – произнес металлический. В его прямоугольном рту открывалась и закрывалась внутренняя дверка. – И еще ему должно быть стыдно за те хлопоты, что он, паршивец, нам доставил. Ему следует просить нас о прощении. Умолять нас.
– Отпустите мальчика. – Пол прежде не видел эту парочку, но в то же время знал их и ненавидел столь же яростно, как и медленно убивший мать рак. – Вам нужен я.
– О, теперь нам нужен не только ты, – ответил металлический. – Верно, Маслошар?
Толстяк покачал головой:
– Сперва отдай то, что у тебя в руке. В обмен на мальчика.
Пол ощутил, как острые края арфы покалывают пальцы. Но почему они решили торговаться – здесь, где они вольны поступать как угодно?
– Не делай этого! – крикнул Гэлли. – Они не могут… – Маслошар стиснул ему руку пальцами-сосисками, и мальчик стал извиваться и вопить, корчась, словно упал на электрифицированные рельсы метро.
– Отдай это нам, – повторил Маслошар. – И тогда, быть может, Старик смилостивится. Ведь когда-то у тебя все было хорошо, Пол Джонас. Может стать хорошо и сейчас.
Полу было невыносимо смотреть на раскрытый рот Гэлли и его наполненные мукой глаза.
– Где женщина? В клетке была женщина.
Никелированный обратил к Маслошару свою почти безликую физиономию и через несколько молчаливых секунд снова повернулся к Полу:
– Пропала. Улетела – но недалеко и ненадолго. Ты хочешь с ней увидеться? Это можно устроить.
Пол покачал головой. Он знал, что этим существам доверять нельзя.
– Отпустите мальчика.
– Нет. Пока не отдашь то, что у тебя в руке.
Гэлли снова задергался в руках Маслошара. Пол, не в силах больше видеть его мучения, протянул им на ладони арфу. Оба лица, металлическое и восковое, жадно уставились на нее.
Помещение дрогнуло. На мгновение Пол решил было, что массивная машинерия стала ломаться. Затем, когда пошатнулись даже стены, его охватил внезапный и еще более сильный страх.
«Старик?..»
Но Никелированный и Маслошар тоже смотрели, разинув рты, как вокруг них скользят друг относительно друга плоскости геометрических форм. Пол все еще стоял с вытянутой рукой, и Никелированный внезапно сделал в его сторону невозможно длинный шаг, нацелив на арфу поблескивающий коготь. Упавший на пол Гэлли успел обхватить его ноги, и существо, пошатнувшись, грохнулось, заскрежетав металлом по камню.
Помещение, Пол и все вокруг снова содрогнулось, потом развалилось и свернулось внутрь себя.
Его изумленный мозг еще осознавал внезапный перенос из помещения с гигантскими механизмами в этот безупречный стасис, и тут мир резко ожил. Замелькали цвета. Твердое стало воздухом, а воздух – водой, проглотившей Пола с мощным холодным всхлипом.
Он заметался. Легкие у него были полны воздуха, но уже начали болеть. Его окружала влажная, ледяная и вязкая чернота, в которой не ощущалось ни верха, ни низа. Он заметил тусклое желтое сияние, похожее на солнечный свет, и двинулся на него, извиваясь угрем. На мгновение его окружил свет, затем он снова очутился во мраке, но на сей раз холод оказался убийственным. Он опять увидел свет – прохладную голубизну – и стал пробираться к нему. Поднимаясь, он видел тонкие вершины темных деревьев и серое облачное небо. Затем его рука на что-то наткнулась. Он бил ногами, задрав лицо к свету, царапал пальцами, но между ним и воздухом находилось что-то твердое, делавшее его пленником ледяной воды.
Лед! Он ударил по нему кулаками, но не сделал даже трещинки. Легкие уже были наполнены раскаленными углями, а голова – расплывчатыми тенями.
Сейчас он утонет. Неизвестно где. И никогда не узнает почему.
«Знание умрет вместе со мной. Знание о граале». Бессмысленная мысль сверкающей рыбкой проплыла в глубинах угасающего сознания.
Вода высасывала тепло из тела. Он не ощущал ног. Пол прижался лицом ко льду, моля о воздушном кармане, но крошечный вздох лишь добавил влажного холода. Дальше бороться бессмысленно. Он открыл рот, намереваясь заполнить легкие водой, которая положит конец мучениям, но в последний момент сделал паузу, пытаясь рассмотреть нечто темное, заслонившее от него небо, и тут лед, облака и небо обрушились на него, отшвырнули и выдавили воздух из напрягшегося тела. Он непроизвольно ахнул, и в легкие хлынула вода.
Он ощутил, как его что-то коснулось, но ощущение было необычно отстраненным, словно его тело вытянулось на невероятную длину, а касаются какой-то очень отдаленной его части. Может, его… он не мог вспомнить слово, но увидел вместо него госпитальную палату, почувствовал запах спирта, резкую слабую боль, напоминающую укус насекомого…
«Анестезировали». Но зачем?.. Неужели он…
Река. Он попытался сесть, но не смог. Деликатные прикосновения, столь мягкие и отдаленные, не прекращались. Он снова вгляделся в занавес и наконец догадался, что смотрит на огонь. Казалось, его голова соединена с телом всего несколькими нервами: он ощущал что-то под собой, мог сказать, что это грубая и неудобная поверхность, но почти не чувствовал онемевшего тела, и неудобство это можно было считать условным. Он попробовал заговорить, но выдавил лишь несколько слабых звуков.
Словно вызванное заклинанием, в поле зрения перпендикулярно линии взгляда появилось лицо – бородатое, с кустистыми бровями. Карие глаза, глубоко утопленные в глазницы, были круглыми, как у совы.
– Ты замерз, – произнесло лицо низким спокойным голосом. – Почти насмерть. Мы тебя согреем. – Лицо отодвинулось.
Пол собрал все мысли, какие смог. Он снова выжил, во всяком случае, пока. Он помнил свое имя и все, что к нему вернулось в зале со знаменем на стене. Но то, где он был, до сих пор ускользало из сознания, а место, где он очутился сейчас, стало новой загадкой.
Он попытался сесть и не смог, зато ухитрился перекатиться на бок. К телу начали возвращаться ощущения, покалывание в ногах быстро усиливалось – его попеременно сотрясали дрожь и болезненные спазмы. Зато теперь он сумел заглянуть за полотнище огня, хотя и не сразу опознал то, что открылось его глазам.
Тот, кто с ним говорил, и еще пять-шесть таких же бородатых круглоглазых мужчин сидели полукругом возле костра. Над ними нависала каменная крыша, но сидели они не в пещере, так что каменный потолок был, скорее всего, нависающим козырьком скалы. Снаружи виднелся мир почти безупречной белизны, мир глубокого снега, тянущегося до далекой зазубренной линии гор. У подножия холма, примерно в полумиле от них, вилась серая лента замерзшей реки, на которой чернела полынья, откуда его вытащили.
Он посмотрел вниз. Тот, кто говорил, теперь срезал мокрую одежду Пола листовидным куском черного камня. У мужчины было мощное тело, широкие ладони и плоские пальцы. Всю его одежду составляли шкурки различных животных, скрепленные веревочками из сухожилий.
«Неандертальцы. Пещерные люди, а здесь каменный век или нечто вроде того. Какой-то дурацкий музей – только я в нем живу. Пятьдесят тысяч лет от всего, что мне знакомо». Его пронзила тоска. Да, он был жив, но каким-то образом потерял свою жизнь – настоящую жизнь – и обречен неизвестно ради чего бесконечно бродить по жуткому лабиринту псевдомиров. В глазах набухли слезы, скатились по щекам. Даже дрожь и боль пробуждающихся нервов стихли, пересиленные ошеломляющим ощущением абсолютной утраты.
«Гэлли пропал. Ваала пропала. Моя семья, мой мир – все пропало».
Он перевернулся лицом вниз, прикрыл лицо ладонью, прячась от взгляда бородатого мужчины, и зарыдал.
К тому времени, когда каменный нож избавил его от последнего лоскута рубашки, Пол уже мог сидеть. Он подполз чуть ближе к огню. Кто-то из спасителей протянул ему мохнатую шкуру, воняющую жиром и дымом, Пол с благодарностью взял ее и закутался. Крупная дрожь постепенно сменилась слабым, но непрерывным ознобом.
Мужчина с ножом поднял все еще заледеневшую одежду Пола и со странной встревоженной заботливостью отложил кучку лоскутов в сторону. Когда он это проделывал, что-то с щелчком ударилось о камень и, поблескивая, покатилось. Пол пригляделся, поднял вещицу и повертел в пальцах, любуясь искорками огня, отражающимися в золотых гранях.
– Мы увидели тебя в воде, – сказал мужчина с ножом. – Мы думали, что ты животное, но Птицелов понял, что ты не животное. Мы вытащили тебя из воды.
Пол крепко сжал в кулаке золотую арфу. Она потеплела, и тут послышался нежный голос, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
«Если ты это нашел, значит, спасся». Пол огляделся, боясь, что его спасители испугаются, но они продолжали разглядывать его с прежним слегка тревожным участием. Через секунду он понял, что они не слышат голоса, и тот звучит только для него. «Знай же, что ты пленник. Ты не в том мире, в котором родился. Все вокруг тебя ненастоящее, и все же окружающие тебя предметы могут тебя ранить или убить. Ты свободен, но тебя станут преследовать, а я могу тебе помочь только в твоих снах. Ты должен ускользать от погони, пока не отыщешь других, которых я посылаю. Они станут искать тебя на реке. Они узнают тебя, если ты скажешь, что с тобой говорила золотая арфа».
Голос смолк. Когда Пол разжал кулак, золотая вещица исчезла.
– Ты не речной дух? – спросил мужчина с ножом. – Птицелов думает, что ты утопленник, вернувшийся из страны мертвых.
– Страны мертвых? – Пол уронил голову на грудь, ощутив, как наваливается на него утомление – тяжелое, точно нависающий над головой каменный свод. Внезапно он хрипло рассмеялся – мужчины попятились, что-то бормоча и перешептываясь. Перед глазами все расплылось из-за слез. – Страны мертвых. Похоже, так оно и есть.
СЕТЕПЕРЕДАЧА/СПОРТ: ТМФ делает олимпийский «жест доброй воли».
(Изображение: олимпийский/ТМФ флаг развевается над Афинеумом в Бухаресте.)
ГОЛОС: Для разрешения своего спора с Международным олимпийским комитетом и правительством Валахской республики «Телеморфикс, инк.» сделала так называемый «жест доброй воли». Взамен названия «Олимпийские игры „Телеморфикса“ в Бухаресте», на котором первоначально настаивала корпорация, они будут официально называться «Олимпийские игры в Бухаресте, спонсируемые „Телеморфиксом“».
(Изображение: Настасья Сиссенсен, вице-президент «Телеморфикса» по связям с общественностью.)
СИССЕНСЕН: Мы уважаем олимпийские традиции мирного компромисса и считаем, что держим в руках большую оливковую ветвь. Однако МОК должен помнить, что ничего не дается бесплатно. Во всяком случае, мы о таком не слышали.
Глава 37
Пол встал, испуганный до дрожи, зажал золотой предмет в кулаке и стал яростно пробиваться сквозь крошащиеся заросли. Всего через несколько шагов перед ним возникла огромная – в пять раз выше него – дверь. Пол прикоснулся к ней, и она распахнулась внутрь.
За ней оказалось огромное помещение размером с ангар, с потолочными балками из цельных бревен и стенами из неотесанных камней. Медленно вращались гигантские колеса; вверх-вниз двигались рычаги. Шестерни размером с двухэтажный автобус вращали еще более крупные шестерни, которые нельзя было разглядеть целиком – их зубчатые ободья протискивались сквозь высоченные щели, прорубленные в стенах. Пахло маслом, молниями и ржавчиной. Шум, низкий и равномерный рокот, сотрясавший массивные стены и напоминающий непрерывное и медленное уничтожение, разбавлялся монотонным буханьем чего-то массивного, и был песней невообразимого вечного голода машинерии, способной пожрать даже фундаменты Времени и Пространства.
Гэлли стоял на единственном свободном пятачке в центре помещения. А рядом – две фигуры. Одна тощая, другая поразительно толстая.
Пол шагнул вперед, в глазах у него потемнело от отчаяния. Гэлли вырывался, но парочка удерживала его без особых усилий. Тощий был сделан из блестящего металла, нечеловеческие руки оканчивались крюками, безглазая голова напоминала поршень. Его компаньон был настолько жирен, что его туго натянувшаяся кожа стала почти прозрачной и светилась собственным желтовато-серым светом, как застарелый синяк.
Толстый, продемонстрировав неровные ряды клыков, растянул рот в ухмылке. Кончики его губ утонули в пухлых щеках.
– Ты к нам вернулся! Столько от нас убегал – и сам вернулся! – Толстый засмеялся, щеки заколыхались. – Ты только представь, Никелированный. Как он, наверное, по нам скучал! Жаль, что Старика здесь нет, какое удовольствие пропускает.
– Джонас обязан был вернуться, – произнес металлический. В его прямоугольном рту открывалась и закрывалась внутренняя дверка. – И еще ему должно быть стыдно за те хлопоты, что он, паршивец, нам доставил. Ему следует просить нас о прощении. Умолять нас.
– Отпустите мальчика. – Пол прежде не видел эту парочку, но в то же время знал их и ненавидел столь же яростно, как и медленно убивший мать рак. – Вам нужен я.
– О, теперь нам нужен не только ты, – ответил металлический. – Верно, Маслошар?
Толстяк покачал головой:
– Сперва отдай то, что у тебя в руке. В обмен на мальчика.
Пол ощутил, как острые края арфы покалывают пальцы. Но почему они решили торговаться – здесь, где они вольны поступать как угодно?
– Не делай этого! – крикнул Гэлли. – Они не могут… – Маслошар стиснул ему руку пальцами-сосисками, и мальчик стал извиваться и вопить, корчась, словно упал на электрифицированные рельсы метро.
– Отдай это нам, – повторил Маслошар. – И тогда, быть может, Старик смилостивится. Ведь когда-то у тебя все было хорошо, Пол Джонас. Может стать хорошо и сейчас.
Полу было невыносимо смотреть на раскрытый рот Гэлли и его наполненные мукой глаза.
– Где женщина? В клетке была женщина.
Никелированный обратил к Маслошару свою почти безликую физиономию и через несколько молчаливых секунд снова повернулся к Полу:
– Пропала. Улетела – но недалеко и ненадолго. Ты хочешь с ней увидеться? Это можно устроить.
Пол покачал головой. Он знал, что этим существам доверять нельзя.
– Отпустите мальчика.
– Нет. Пока не отдашь то, что у тебя в руке.
Гэлли снова задергался в руках Маслошара. Пол, не в силах больше видеть его мучения, протянул им на ладони арфу. Оба лица, металлическое и восковое, жадно уставились на нее.
Помещение дрогнуло. На мгновение Пол решил было, что массивная машинерия стала ломаться. Затем, когда пошатнулись даже стены, его охватил внезапный и еще более сильный страх.
«Старик?..»
Но Никелированный и Маслошар тоже смотрели, разинув рты, как вокруг них скользят друг относительно друга плоскости геометрических форм. Пол все еще стоял с вытянутой рукой, и Никелированный внезапно сделал в его сторону невозможно длинный шаг, нацелив на арфу поблескивающий коготь. Упавший на пол Гэлли успел обхватить его ноги, и существо, пошатнувшись, грохнулось, заскрежетав металлом по камню.
Помещение, Пол и все вокруг снова содрогнулось, потом развалилось и свернулось внутрь себя.
* * *
Он снова застыл в воздухе над небом, а Великий канал и красная пустыня вновь изогнулись над его головой, но теперь там, где прежде находился Гэлли, никого и ничего не было. Раньше Гэлли касался его вытянутых пальцев, теперь они были сжаты в кулак.Его изумленный мозг еще осознавал внезапный перенос из помещения с гигантскими механизмами в этот безупречный стасис, и тут мир резко ожил. Замелькали цвета. Твердое стало воздухом, а воздух – водой, проглотившей Пола с мощным холодным всхлипом.
Он заметался. Легкие у него были полны воздуха, но уже начали болеть. Его окружала влажная, ледяная и вязкая чернота, в которой не ощущалось ни верха, ни низа. Он заметил тусклое желтое сияние, похожее на солнечный свет, и двинулся на него, извиваясь угрем. На мгновение его окружил свет, затем он снова очутился во мраке, но на сей раз холод оказался убийственным. Он опять увидел свет – прохладную голубизну – и стал пробираться к нему. Поднимаясь, он видел тонкие вершины темных деревьев и серое облачное небо. Затем его рука на что-то наткнулась. Он бил ногами, задрав лицо к свету, царапал пальцами, но между ним и воздухом находилось что-то твердое, делавшее его пленником ледяной воды.
Лед! Он ударил по нему кулаками, но не сделал даже трещинки. Легкие уже были наполнены раскаленными углями, а голова – расплывчатыми тенями.
Сейчас он утонет. Неизвестно где. И никогда не узнает почему.
«Знание умрет вместе со мной. Знание о граале». Бессмысленная мысль сверкающей рыбкой проплыла в глубинах угасающего сознания.
Вода высасывала тепло из тела. Он не ощущал ног. Пол прижался лицом ко льду, моля о воздушном кармане, но крошечный вздох лишь добавил влажного холода. Дальше бороться бессмысленно. Он открыл рот, намереваясь заполнить легкие водой, которая положит конец мучениям, но в последний момент сделал паузу, пытаясь рассмотреть нечто темное, заслонившее от него небо, и тут лед, облака и небо обрушились на него, отшвырнули и выдавили воздух из напрягшегося тела. Он непроизвольно ахнул, и в легкие хлынула вода.
* * *
Занавес колыхался желто-оранжевым полотном. Пол попытался рассмотреть его получше, но не смог. Как бы напряженно он ни вглядывался, полотно оставалось мягким и словно бесплотным. Он закрыл глаза, дал им секунду отдохнуть и попробовал снова.Он ощутил, как его что-то коснулось, но ощущение было необычно отстраненным, словно его тело вытянулось на невероятную длину, а касаются какой-то очень отдаленной его части. Может, его… он не мог вспомнить слово, но увидел вместо него госпитальную палату, почувствовал запах спирта, резкую слабую боль, напоминающую укус насекомого…
«Анестезировали». Но зачем?.. Неужели он…
Река. Он попытался сесть, но не смог. Деликатные прикосновения, столь мягкие и отдаленные, не прекращались. Он снова вгляделся в занавес и наконец догадался, что смотрит на огонь. Казалось, его голова соединена с телом всего несколькими нервами: он ощущал что-то под собой, мог сказать, что это грубая и неудобная поверхность, но почти не чувствовал онемевшего тела, и неудобство это можно было считать условным. Он попробовал заговорить, но выдавил лишь несколько слабых звуков.
Словно вызванное заклинанием, в поле зрения перпендикулярно линии взгляда появилось лицо – бородатое, с кустистыми бровями. Карие глаза, глубоко утопленные в глазницы, были круглыми, как у совы.
– Ты замерз, – произнесло лицо низким спокойным голосом. – Почти насмерть. Мы тебя согреем. – Лицо отодвинулось.
Пол собрал все мысли, какие смог. Он снова выжил, во всяком случае, пока. Он помнил свое имя и все, что к нему вернулось в зале со знаменем на стене. Но то, где он был, до сих пор ускользало из сознания, а место, где он очутился сейчас, стало новой загадкой.
Он попытался сесть и не смог, зато ухитрился перекатиться на бок. К телу начали возвращаться ощущения, покалывание в ногах быстро усиливалось – его попеременно сотрясали дрожь и болезненные спазмы. Зато теперь он сумел заглянуть за полотнище огня, хотя и не сразу опознал то, что открылось его глазам.
Тот, кто с ним говорил, и еще пять-шесть таких же бородатых круглоглазых мужчин сидели полукругом возле костра. Над ними нависала каменная крыша, но сидели они не в пещере, так что каменный потолок был, скорее всего, нависающим козырьком скалы. Снаружи виднелся мир почти безупречной белизны, мир глубокого снега, тянущегося до далекой зазубренной линии гор. У подножия холма, примерно в полумиле от них, вилась серая лента замерзшей реки, на которой чернела полынья, откуда его вытащили.
Он посмотрел вниз. Тот, кто говорил, теперь срезал мокрую одежду Пола листовидным куском черного камня. У мужчины было мощное тело, широкие ладони и плоские пальцы. Всю его одежду составляли шкурки различных животных, скрепленные веревочками из сухожилий.
«Неандертальцы. Пещерные люди, а здесь каменный век или нечто вроде того. Какой-то дурацкий музей – только я в нем живу. Пятьдесят тысяч лет от всего, что мне знакомо». Его пронзила тоска. Да, он был жив, но каким-то образом потерял свою жизнь – настоящую жизнь – и обречен неизвестно ради чего бесконечно бродить по жуткому лабиринту псевдомиров. В глазах набухли слезы, скатились по щекам. Даже дрожь и боль пробуждающихся нервов стихли, пересиленные ошеломляющим ощущением абсолютной утраты.
«Гэлли пропал. Ваала пропала. Моя семья, мой мир – все пропало».
Он перевернулся лицом вниз, прикрыл лицо ладонью, прячась от взгляда бородатого мужчины, и зарыдал.
К тому времени, когда каменный нож избавил его от последнего лоскута рубашки, Пол уже мог сидеть. Он подполз чуть ближе к огню. Кто-то из спасителей протянул ему мохнатую шкуру, воняющую жиром и дымом, Пол с благодарностью взял ее и закутался. Крупная дрожь постепенно сменилась слабым, но непрерывным ознобом.
Мужчина с ножом поднял все еще заледеневшую одежду Пола и со странной встревоженной заботливостью отложил кучку лоскутов в сторону. Когда он это проделывал, что-то с щелчком ударилось о камень и, поблескивая, покатилось. Пол пригляделся, поднял вещицу и повертел в пальцах, любуясь искорками огня, отражающимися в золотых гранях.
– Мы увидели тебя в воде, – сказал мужчина с ножом. – Мы думали, что ты животное, но Птицелов понял, что ты не животное. Мы вытащили тебя из воды.
Пол крепко сжал в кулаке золотую арфу. Она потеплела, и тут послышался нежный голос, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
«Если ты это нашел, значит, спасся». Пол огляделся, боясь, что его спасители испугаются, но они продолжали разглядывать его с прежним слегка тревожным участием. Через секунду он понял, что они не слышат голоса, и тот звучит только для него. «Знай же, что ты пленник. Ты не в том мире, в котором родился. Все вокруг тебя ненастоящее, и все же окружающие тебя предметы могут тебя ранить или убить. Ты свободен, но тебя станут преследовать, а я могу тебе помочь только в твоих снах. Ты должен ускользать от погони, пока не отыщешь других, которых я посылаю. Они станут искать тебя на реке. Они узнают тебя, если ты скажешь, что с тобой говорила золотая арфа».
Голос смолк. Когда Пол разжал кулак, золотая вещица исчезла.
– Ты не речной дух? – спросил мужчина с ножом. – Птицелов думает, что ты утопленник, вернувшийся из страны мертвых.
– Страны мертвых? – Пол уронил голову на грудь, ощутив, как наваливается на него утомление – тяжелое, точно нависающий над головой каменный свод. Внезапно он хрипло рассмеялся – мужчины попятились, что-то бормоча и перешептываясь. Перед глазами все расплылось из-за слез. – Страны мертвых. Похоже, так оно и есть.
СЕТЕПЕРЕДАЧА/СПОРТ: ТМФ делает олимпийский «жест доброй воли».
(Изображение: олимпийский/ТМФ флаг развевается над Афинеумом в Бухаресте.)
ГОЛОС: Для разрешения своего спора с Международным олимпийским комитетом и правительством Валахской республики «Телеморфикс, инк.» сделала так называемый «жест доброй воли». Взамен названия «Олимпийские игры „Телеморфикса“ в Бухаресте», на котором первоначально настаивала корпорация, они будут официально называться «Олимпийские игры в Бухаресте, спонсируемые „Телеморфиксом“».
(Изображение: Настасья Сиссенсен, вице-президент «Телеморфикса» по связям с общественностью.)
СИССЕНСЕН: Мы уважаем олимпийские традиции мирного компромисса и считаем, что держим в руках большую оливковую ветвь. Однако МОК должен помнить, что ничего не дается бесплатно. Во всяком случае, мы о таком не слышали.
Глава 37
Джонни Крутильщик
Над черными водами пролива Барбакоас, точно обрезок ногтя, висела ущербная луна. Остров, обрамленный цепочкой оранжевых прожекторов, светился ярче, чем что-либо в небе. Дред улыбнулся. Перед ним было гнездо, полное драгоценных яиц, а роль хищника досталась ему. Он сожмет эти огоньки в челюстях и с хрустом погасит.
Дред вызвал в голове «Exultate Jubilate», старинное музыкальное произведение, пульсирующее электричеством и звенящее радостной трансцендентностью. Жаль, что приходится слушать уже запрограммированную музыку, но дел было слишком много, и сегодня ему, выступающему в главной роли, некогда создавать собственный саундтрек. Сойдет и Моцарт.
Он коснулся разъема дистанционной связи, по-волчьи счастливый тем, что отделался от оптоволоконного поводка. Опустил руки на колени, ясно ощущая упругий неопрен костюма и крохотные зернышки прилипших к ладоням песчинок, и закрыл глаза, чтобы видеть самое важное.
– Первый канал, доложите.
На фоне темноты появилось инфоокно с изображением водной ряби, видимой с высоты.
– Вас слышу, – отозвался командир первой группы. – Мы готовы.
– Второй канал.
… Еще одно окошко с неким расплывчатым силуэтом, в котором он с трудом опознал лодку с противобликовым покрытием, да и то лишь потому, что сам ее покупал. Перед ней на песке лежало несколько темных фигур. Одна из них слегка шевельнулась; блеснули очки ночного видения.
– Готовы, jefe.
… Гора оборудования на фоне небрежно покрашенной стены арендованной квартиры, каждый ящик покрыт раздражающе черной матовой краской. И все.
«Какого черта?..»
Пауза затянулась на несколько секунд, потом показалась бритая голова, а в черепе Дреда зарезонировал голос Челестино:
– Заканчивал окончательную настройку, jefe. Теперь я готов.
«Скорее всего бегал со страха отлить». Дред связался по параллельному каналу с помещением рядом с лабораторией. На экране появилось женское лицо – круглое, бледное и обрамленное пылающими рыжими волосами.
– Дульси, в чем дело? Он справится?
– Он идиот, но идиот компетентный, если ты меня понял. Я здесь. Можешь начинать.
Дред был рад, что привлек и ее. Услуги Дульсинеи Энвин обходились дорого, но не без причины. Она была умна, работала эффективно и смогла бы, не моргнув глазом, пересечь из конца в конец поле битвы при Ватерлоо. На краткое мгновение он задумался: какой дичью она могла бы стать? Интересная мысль.
– Четвертый канал.
Перед закрытыми глазами Дреда возник балкон наблюдательного центра, где он был всего пару часов назад. Находившийся там человек, в отличие от Челестино, ждал вызова:
– К проколу готовы.
Дред кивнул, хотя ни люди в инфоокнах, ни десяток других находившихся сейчас с ним на темном пляже, не могли видеть его лица. Он открыл глаза и, вызвав карту, наложил ее неоновую сетку на контуры реального острова Сантуарио, находящегося всего в нескольких километрах отсюда. Превосходно. Все на месте.
Акция.
Он прибавил громкости «Exultate» и на мгновение остался в карибской ночи наедине с луной, водой и серебряным сопрано.
– Четвертый – начинайте прокол.
Человек в пляжном домике набрал код и произнес в микрофон слово. По его сигналу агент Дреда в «ENT-Intravision» ввел в телекоммуникационную сеть Картахены полученную от него программу. За это простое и преступное действие он получит пятнадцать тысяч швейцарских кредитов, а впридачу к ним и оффшорный банковский счет.
Программа заработала и связалась с неприметным резидентным паразитом в домашней системе на острове Сантуарио, подсаженным туда за сорок тысяч сотрудницей прежней компании безопасности во время ее последней рабочей смены. Действуя совместно, парочка создала временную затычку в информсистеме острова. Или система, или люди-наблюдатели обязательно обнаружат ее минут через десять, но большего Дреду и не требовалось.
– Я Четвертый. Прокол завершен.
Моцарт поднимал Дреда, как на крыльях. Наслаждение накатывалось волнами холодного пламени, но он сдерживал возбуждение.
– Хорошо. Третий, начинайте качать.
– С удовольствием, jefe, – кивнул Челестино. Системщик закрыл глаза и зашевелил пальцами, создавая каналы ввода-вывода.
– Как только закончишь, сделай мне линк и открой массивы, – добавил Дред, сохраняя в голосе спокойствие. У него начала появляться иррациональная ненависть к этому напыщенному идиоту из бывших военных, а это почти так же плохо, как излишняя доверчивость.
Он снова закрыл глаза и стал следить, как дисплей отсчитывает секунды. Челестино дирижировал своим невидимым информационным оркестром, остальные инфоокна оставались статичными. Дред позволил себе несколько секунд наслаждения ситуацией. В тех очень редких случаях, когда обсуждали работу, некоторые его коллеги из очень узкого круга экспертов называли то, что они делают, «искусством». На взгляд Дреда, все это чушь собачья. Это просто работа – хотя в таких случаях, как сейчас, работа возбуждающая, удовлетворяющая и бросающая вызов его мастерству. Но ничто столь расписанное и запланированное нельзя называть искусством.
А вот охота – да, это искусство. Искусство момента, искусство шанса, искусство храбрости, ужаса и слепой отточенной остроты событий. Их даже сравнивать нельзя. С одной стороны работа, с другой – секс. Можно быть хорошим специалистом и гордиться своей работой, но невозможно сопоставить даже самую лучшую работу и охоту с ее непредсказуемостью.
В голове Дреда послышался голос Челестино:
– Станция подкачки готова и запущена, jefe. Вам нужен канал в их сеть безопасности?
– Конечно, еще как нужен! Первый, доложите.
В окошке первого канала все еще виднелась черная вода, но теперь снятая с более высокой точки.
– Мы в пятнадцати километрах и приближаемся.
– Ждите моего сигнала.
Еще секунда, и музыка начала приближаться к крещендо. На периферии зрения Дреда замигал массив крошечных окошек.
– Третий, какое из окон – передающий канал?
– Второе слева, – ответил Челестино. – Сейчас оно молчит.
Дред увеличил указанное окно и проверил его статус, но не потому, что считал, будто системщик настолько некомпетентен, а потому, что сам пребывал в неповторимом и богоподобном состоянии – ему хотелось лично управлять каждой искоркой, каждым падающим листиком. Челестино был прав, сейчас канал молчал.
– Первый, начинайте.
Тишина тянулась еще несколько секунд, затем он услышал в ухе потрескивание радиоволны. Для верности он убрал громкость на собственной линии связи с Первым, но и сейчас слышал их через канал службы безопасности на острове Сантуарио – так, как их слышат охранники.
«Помогите! Сантуарио, вы меня слышите?» Дред слышал голос фальшивого пилота с небольшой задержкой, пока система делала перевод с испанского, но он был удовлетворен – сквозь профессиональную мужественность в голосе актера отчетливо пробивалась паника. Сестрички Бейнха сделали хороший выбор. «Сантуарио, вы меня слышите? Это ХА1339 из Синсельехо. Помогите! Вы меня слышите?»
«Это Сантуарио, ХА1339. Мы вас видим на радаре. Вы слишком близко. Пожалуйста, сверните на восток и выйдите из охраняемой зоны».
Дред кивнул. Вежливо, но быстро и твердо. Новая фирма безопасности, охраняющая остров, честно отрабатывала свои деньги.
«Мы потеряли хвостовой ротор. Сантуарио, вы меня слышите? Мы потеряли хвостовой ротор. Просим разрешения на посадку».
Пауза перед ответом было очень короткой. «Посадка невозможна. Это запретная зона, установленная Авиационным актом ООН. Советую лететь в Картахену, в гражданский аэропорт или на вертолетную площадку – до нее всего пять километров».
Яростные вопли пилота прозвучали весьма убедительно. Дред не смог не рассмеяться.
«Сволочи! Я теряю высоту! Я не дотяну до Картахены! У меня четыре пассажира и два члена экипажа, и я едва удерживаю машину в воздухе».
Остров Сантуарио упорно не желал оправдывать свое название, означавшее «прибежище».
«Мне очень жаль, ХА1339, но я не могу нарушить строгий приказ. Повторяю, не могу нарушить строгий приказ. Еще раз советую лететь в Картахену. Если вы попытаетесь сесть на острове, буду вынужден обращаться с вами как с нападающими. Вы меня поняли?»
Прозвучавший в ответ голос пилота был спокойным и скорбным. Громкий шум, заглушавший иногда его слова, очень четко имитировал звук разваливающегося на части турбореактивного вертолета.
«Не смогу… проклятый ротор… не справляюсь с управлением. Мы падаем. Попробую не… разбиться на вашем драгоценном острове. Надеюсь… сгниете в аду».
Вмешался новый встревоженный голос, человек говорил по-испански. Дред проверил мигающие огоньки и убедился, что это один из параллельных каналов охранников острова.
«Визуальный контакт, сэр. Задний ротор поврежден – все, как он говорил. Идет очень низко над водой, курс хаотичный. Возможно, упадут на скалы… Господи, упали!»
Издалека донесся глухой лязг, словно кто-то ударил молотком по взятому в руку гонгу. Дред улыбнулся.
«Они упали внутри нашего периметра, сэр. Вертолет не загорелся, поэтому кто-то мог уцелеть, но подлодки через две-три минуты его разнесут».
«Проклятье! Они точно в нашей зоне, Охеда?» Командир островной службы безопасности явно не стремился оказаться в подобной ситуации.
«Вижу вертолет, сэр. Он еще висит на скалах, но при такой волне долго там не продержится».
Офицер вызвал первые картинки, переданные летающими телекамерами, и, когда увидел, что слова наблюдателя подтверждаются, снова выругался. Дред решил, что догадывается, о чем тот сейчас думает: служба безопасности работает на этом острове уже лет двадцать, пусть даже его фирма подписала контракт с владельцем совсем недавно. Двадцать лет, и за все это время – ничего чрезвычайного, если не считать местных рыбаков, дрейфующих порой к границе запретной зоны. А он, пусть и законно, только что не позволил совершить посадку терпящему аварию вертолету. Вправе ли он теперь довести законный запрет до логического конца и допустить, чтобы оставшихся в живых при аварии прикончили роботы-субмарины? И может ли он отдать подобный приказ в присутствии своих подчиненных и надеяться после этого на их уважение, если возникнет реальная угроза?
«Сукин сын!» Офицер боролся с сомнениями почти до того момента, когда менять что-либо станет поздно. «Отключите локаторы субмарин и всю морскую систему „охотник-жертва“. Япе, как можно быстрее вышли катер на поиски уцелевших. А я свяжусь с главным боссом и сообщу о наших действиях».
«Крючок, леска и поплавок». Дред вскочил.
– Вторая группа, начали! – Он махнул своей половине группы вторжения, дюжине бойцов в неопреновых костюмах, какими пользуются коммандос.
Рука Дреда еще опускалась, а они уже сталкивали на воду лодку. Он побежал к ним. Его работа только начиналась.
Лодка бесшумно пересекала пролив, аккуратно огибая дремлющие мины. Их системы поиска и уничтожения были отключены, но это вовсе не означало, что мина не взорвется при случайном контакте. Дред сидел на корме, довольный тем, что сейчас командует кто-то другой. У него задачи поважнее, чем направлять лодку.
«Где же оно?» Он закрыл глаза и выключил музыку. Канал подслушки, встроенный в систему безопасности острова, еще работал: он слышал, как командир охранников разговаривает с людьми в спасательном катере, только что вышедшем в море с дальней оконечности острова. Никто пока не обнаружил информационную заглушку, но эта проблема все равно очень скоро станет академической: через пару минут спасательный катер доберется до упавшего вертолета. И если тот не очень сильно поврежден, они быстро поймут, что машиной управляли по радио. И что их обвели вокруг пальца.
«Где?» Дред погрузился в собственные мысли, отыскивая трудноуловимый первый контакт – тот пульс, то электронное сердцебиение, которое подскажет, где надо стиснуть челюсти.
Способность к «скрутке», как Дред ее сам назвал, он обнаружил в доме своих первых приемных родителей. Вообще-то «скрутка» оказалась лишь вторым из чудес: первым стало то, что его вообще кто-то усыновил. К семи годам он уже убил троих детей примерно своего возраста. Раскрыто было лишь одно из убийств, да и его приписали трагической, но кратковременной утрате контроля над собой; другие два сочли несчастными случаями. Чушь, конечно. Дред – тогда он еще не избрал для себя столь мелодраматическое имя – несколько дней носил с собой молоток, спрятав его на поясе, и выжидал удобного момента. И то, что он столкнул обе жертвы второго нападения по железной лестнице, разбив им головы молотком, было лишь последней вспышкой гнева, а не сознательной попыткой замаскировать последствия.
Дред вызвал в голове «Exultate Jubilate», старинное музыкальное произведение, пульсирующее электричеством и звенящее радостной трансцендентностью. Жаль, что приходится слушать уже запрограммированную музыку, но дел было слишком много, и сегодня ему, выступающему в главной роли, некогда создавать собственный саундтрек. Сойдет и Моцарт.
Он коснулся разъема дистанционной связи, по-волчьи счастливый тем, что отделался от оптоволоконного поводка. Опустил руки на колени, ясно ощущая упругий неопрен костюма и крохотные зернышки прилипших к ладоням песчинок, и закрыл глаза, чтобы видеть самое важное.
– Первый канал, доложите.
На фоне темноты появилось инфоокно с изображением водной ряби, видимой с высоты.
– Вас слышу, – отозвался командир первой группы. – Мы готовы.
– Второй канал.
… Еще одно окошко с неким расплывчатым силуэтом, в котором он с трудом опознал лодку с противобликовым покрытием, да и то лишь потому, что сам ее покупал. Перед ней на песке лежало несколько темных фигур. Одна из них слегка шевельнулась; блеснули очки ночного видения.
– Готовы, jefe.
… Гора оборудования на фоне небрежно покрашенной стены арендованной квартиры, каждый ящик покрыт раздражающе черной матовой краской. И все.
«Какого черта?..»
Пауза затянулась на несколько секунд, потом показалась бритая голова, а в черепе Дреда зарезонировал голос Челестино:
– Заканчивал окончательную настройку, jefe. Теперь я готов.
«Скорее всего бегал со страха отлить». Дред связался по параллельному каналу с помещением рядом с лабораторией. На экране появилось женское лицо – круглое, бледное и обрамленное пылающими рыжими волосами.
– Дульси, в чем дело? Он справится?
– Он идиот, но идиот компетентный, если ты меня понял. Я здесь. Можешь начинать.
Дред был рад, что привлек и ее. Услуги Дульсинеи Энвин обходились дорого, но не без причины. Она была умна, работала эффективно и смогла бы, не моргнув глазом, пересечь из конца в конец поле битвы при Ватерлоо. На краткое мгновение он задумался: какой дичью она могла бы стать? Интересная мысль.
– Четвертый канал.
Перед закрытыми глазами Дреда возник балкон наблюдательного центра, где он был всего пару часов назад. Находившийся там человек, в отличие от Челестино, ждал вызова:
– К проколу готовы.
Дред кивнул, хотя ни люди в инфоокнах, ни десяток других находившихся сейчас с ним на темном пляже, не могли видеть его лица. Он открыл глаза и, вызвав карту, наложил ее неоновую сетку на контуры реального острова Сантуарио, находящегося всего в нескольких километрах отсюда. Превосходно. Все на месте.
Акция.
Он прибавил громкости «Exultate» и на мгновение остался в карибской ночи наедине с луной, водой и серебряным сопрано.
– Четвертый – начинайте прокол.
Человек в пляжном домике набрал код и произнес в микрофон слово. По его сигналу агент Дреда в «ENT-Intravision» ввел в телекоммуникационную сеть Картахены полученную от него программу. За это простое и преступное действие он получит пятнадцать тысяч швейцарских кредитов, а впридачу к ним и оффшорный банковский счет.
Программа заработала и связалась с неприметным резидентным паразитом в домашней системе на острове Сантуарио, подсаженным туда за сорок тысяч сотрудницей прежней компании безопасности во время ее последней рабочей смены. Действуя совместно, парочка создала временную затычку в информсистеме острова. Или система, или люди-наблюдатели обязательно обнаружат ее минут через десять, но большего Дреду и не требовалось.
– Я Четвертый. Прокол завершен.
Моцарт поднимал Дреда, как на крыльях. Наслаждение накатывалось волнами холодного пламени, но он сдерживал возбуждение.
– Хорошо. Третий, начинайте качать.
– С удовольствием, jefe, – кивнул Челестино. Системщик закрыл глаза и зашевелил пальцами, создавая каналы ввода-вывода.
– Как только закончишь, сделай мне линк и открой массивы, – добавил Дред, сохраняя в голосе спокойствие. У него начала появляться иррациональная ненависть к этому напыщенному идиоту из бывших военных, а это почти так же плохо, как излишняя доверчивость.
Он снова закрыл глаза и стал следить, как дисплей отсчитывает секунды. Челестино дирижировал своим невидимым информационным оркестром, остальные инфоокна оставались статичными. Дред позволил себе несколько секунд наслаждения ситуацией. В тех очень редких случаях, когда обсуждали работу, некоторые его коллеги из очень узкого круга экспертов называли то, что они делают, «искусством». На взгляд Дреда, все это чушь собачья. Это просто работа – хотя в таких случаях, как сейчас, работа возбуждающая, удовлетворяющая и бросающая вызов его мастерству. Но ничто столь расписанное и запланированное нельзя называть искусством.
А вот охота – да, это искусство. Искусство момента, искусство шанса, искусство храбрости, ужаса и слепой отточенной остроты событий. Их даже сравнивать нельзя. С одной стороны работа, с другой – секс. Можно быть хорошим специалистом и гордиться своей работой, но невозможно сопоставить даже самую лучшую работу и охоту с ее непредсказуемостью.
В голове Дреда послышался голос Челестино:
– Станция подкачки готова и запущена, jefe. Вам нужен канал в их сеть безопасности?
– Конечно, еще как нужен! Первый, доложите.
В окошке первого канала все еще виднелась черная вода, но теперь снятая с более высокой точки.
– Мы в пятнадцати километрах и приближаемся.
– Ждите моего сигнала.
Еще секунда, и музыка начала приближаться к крещендо. На периферии зрения Дреда замигал массив крошечных окошек.
– Третий, какое из окон – передающий канал?
– Второе слева, – ответил Челестино. – Сейчас оно молчит.
Дред увеличил указанное окно и проверил его статус, но не потому, что считал, будто системщик настолько некомпетентен, а потому, что сам пребывал в неповторимом и богоподобном состоянии – ему хотелось лично управлять каждой искоркой, каждым падающим листиком. Челестино был прав, сейчас канал молчал.
– Первый, начинайте.
Тишина тянулась еще несколько секунд, затем он услышал в ухе потрескивание радиоволны. Для верности он убрал громкость на собственной линии связи с Первым, но и сейчас слышал их через канал службы безопасности на острове Сантуарио – так, как их слышат охранники.
«Помогите! Сантуарио, вы меня слышите?» Дред слышал голос фальшивого пилота с небольшой задержкой, пока система делала перевод с испанского, но он был удовлетворен – сквозь профессиональную мужественность в голосе актера отчетливо пробивалась паника. Сестрички Бейнха сделали хороший выбор. «Сантуарио, вы меня слышите? Это ХА1339 из Синсельехо. Помогите! Вы меня слышите?»
«Это Сантуарио, ХА1339. Мы вас видим на радаре. Вы слишком близко. Пожалуйста, сверните на восток и выйдите из охраняемой зоны».
Дред кивнул. Вежливо, но быстро и твердо. Новая фирма безопасности, охраняющая остров, честно отрабатывала свои деньги.
«Мы потеряли хвостовой ротор. Сантуарио, вы меня слышите? Мы потеряли хвостовой ротор. Просим разрешения на посадку».
Пауза перед ответом было очень короткой. «Посадка невозможна. Это запретная зона, установленная Авиационным актом ООН. Советую лететь в Картахену, в гражданский аэропорт или на вертолетную площадку – до нее всего пять километров».
Яростные вопли пилота прозвучали весьма убедительно. Дред не смог не рассмеяться.
«Сволочи! Я теряю высоту! Я не дотяну до Картахены! У меня четыре пассажира и два члена экипажа, и я едва удерживаю машину в воздухе».
Остров Сантуарио упорно не желал оправдывать свое название, означавшее «прибежище».
«Мне очень жаль, ХА1339, но я не могу нарушить строгий приказ. Повторяю, не могу нарушить строгий приказ. Еще раз советую лететь в Картахену. Если вы попытаетесь сесть на острове, буду вынужден обращаться с вами как с нападающими. Вы меня поняли?»
Прозвучавший в ответ голос пилота был спокойным и скорбным. Громкий шум, заглушавший иногда его слова, очень четко имитировал звук разваливающегося на части турбореактивного вертолета.
«Не смогу… проклятый ротор… не справляюсь с управлением. Мы падаем. Попробую не… разбиться на вашем драгоценном острове. Надеюсь… сгниете в аду».
Вмешался новый встревоженный голос, человек говорил по-испански. Дред проверил мигающие огоньки и убедился, что это один из параллельных каналов охранников острова.
«Визуальный контакт, сэр. Задний ротор поврежден – все, как он говорил. Идет очень низко над водой, курс хаотичный. Возможно, упадут на скалы… Господи, упали!»
Издалека донесся глухой лязг, словно кто-то ударил молотком по взятому в руку гонгу. Дред улыбнулся.
«Они упали внутри нашего периметра, сэр. Вертолет не загорелся, поэтому кто-то мог уцелеть, но подлодки через две-три минуты его разнесут».
«Проклятье! Они точно в нашей зоне, Охеда?» Командир островной службы безопасности явно не стремился оказаться в подобной ситуации.
«Вижу вертолет, сэр. Он еще висит на скалах, но при такой волне долго там не продержится».
Офицер вызвал первые картинки, переданные летающими телекамерами, и, когда увидел, что слова наблюдателя подтверждаются, снова выругался. Дред решил, что догадывается, о чем тот сейчас думает: служба безопасности работает на этом острове уже лет двадцать, пусть даже его фирма подписала контракт с владельцем совсем недавно. Двадцать лет, и за все это время – ничего чрезвычайного, если не считать местных рыбаков, дрейфующих порой к границе запретной зоны. А он, пусть и законно, только что не позволил совершить посадку терпящему аварию вертолету. Вправе ли он теперь довести законный запрет до логического конца и допустить, чтобы оставшихся в живых при аварии прикончили роботы-субмарины? И может ли он отдать подобный приказ в присутствии своих подчиненных и надеяться после этого на их уважение, если возникнет реальная угроза?
«Сукин сын!» Офицер боролся с сомнениями почти до того момента, когда менять что-либо станет поздно. «Отключите локаторы субмарин и всю морскую систему „охотник-жертва“. Япе, как можно быстрее вышли катер на поиски уцелевших. А я свяжусь с главным боссом и сообщу о наших действиях».
«Крючок, леска и поплавок». Дред вскочил.
– Вторая группа, начали! – Он махнул своей половине группы вторжения, дюжине бойцов в неопреновых костюмах, какими пользуются коммандос.
Рука Дреда еще опускалась, а они уже сталкивали на воду лодку. Он побежал к ним. Его работа только начиналась.
Лодка бесшумно пересекала пролив, аккуратно огибая дремлющие мины. Их системы поиска и уничтожения были отключены, но это вовсе не означало, что мина не взорвется при случайном контакте. Дред сидел на корме, довольный тем, что сейчас командует кто-то другой. У него задачи поважнее, чем направлять лодку.
«Где же оно?» Он закрыл глаза и выключил музыку. Канал подслушки, встроенный в систему безопасности острова, еще работал: он слышал, как командир охранников разговаривает с людьми в спасательном катере, только что вышедшем в море с дальней оконечности острова. Никто пока не обнаружил информационную заглушку, но эта проблема все равно очень скоро станет академической: через пару минут спасательный катер доберется до упавшего вертолета. И если тот не очень сильно поврежден, они быстро поймут, что машиной управляли по радио. И что их обвели вокруг пальца.
«Где?» Дред погрузился в собственные мысли, отыскивая трудноуловимый первый контакт – тот пульс, то электронное сердцебиение, которое подскажет, где надо стиснуть челюсти.
Способность к «скрутке», как Дред ее сам назвал, он обнаружил в доме своих первых приемных родителей. Вообще-то «скрутка» оказалась лишь вторым из чудес: первым стало то, что его вообще кто-то усыновил. К семи годам он уже убил троих детей примерно своего возраста. Раскрыто было лишь одно из убийств, да и его приписали трагической, но кратковременной утрате контроля над собой; другие два сочли несчастными случаями. Чушь, конечно. Дред – тогда он еще не избрал для себя столь мелодраматическое имя – несколько дней носил с собой молоток, спрятав его на поясе, и выжидал удобного момента. И то, что он столкнул обе жертвы второго нападения по железной лестнице, разбив им головы молотком, было лишь последней вспышкой гнева, а не сознательной попыткой замаскировать последствия.