Страница:
Арианна достала из верхнего ряда букву «А». Она была зеленого цвета, с повторяющимся узором из кружков и звездочек, выписанных позолотой. Арианна смотрела на букву, спрашивая себя, что заставило Рейна сделать такую странную покупку. Если он решил заранее приготовить подарок будущему ребенку, то слишком поспешил: тому еще расти и расти, пока дойдет дело до алфавита. Кукла или игрушечный меч были бы куда более кстати, чем буквы, пусть даже очень яркие и красивые. Если же он купил их для нее, то это и вовсе не имело смысла, потому что он прекрасно знал, что она умеет читать.
Хруст камыша под сапогами заставил ее рывком повернуться к двери. Как всегда, Рейн остановился на пороге, не торопясь входить. Буква «А» по-прежнему была зажата в руке Арианны, и его взгляд перекочевал с ее лица на руку, потом вернулся. Глаза у него были более непроницаемы, чем каменная стена, более безжизненны, чем промерзший насквозь неглубокий пруд.
Именно этот невыразительный, безжизненный взгляд сказал ей, в чем дело.
— Ты не умеешь читать...
— Я отправился в крестовый поход сразу после того, как перестал лопатить конский навоз на конюшне отца, — сказал Рейн с горькой усмешкой. — У меня не было времени учиться читать.
Он прошел через всю комнату к столу, отобрал у Адрианны букву и вернул в коробку. Он был все еще горячим от солнца, он пахнул пылью и кожей... и, о Боже, как ей было больно за него!
Она услышала эхо слов, не так давно брошенных ею же самой в лицо Рейну: «Что за печальное зрелище представляет собой рыцарь, не умеющий ни читать, ни писать!» Потом она вспомнила свое детство, когда по вечерам она стояла, прижимаясь плечом к плечу матери, и нараспев читала псалтырь, поначалу спотыкаясь на каждом слове, потом все более бегло. Она вспомнила, как сидела в кругу братьев с навощенными дощечками на коленях. Стило, зажатое в кулаке, подрагивало от напряжения, пока она выводила буквы под строгим взглядом капеллана. Подобные воспоминания сохранились, конечно, и у законного наследника графа Честера.
Но не у его бастарда.
— Я могла бы научить тебя! — вырвалось у Арианны, а в следующую секунду она готова была откусить себе язык.
Рейн поспешно отвернулся, но не настолько быстро, чтобы она не сумела уловить отразившиеся на его лице чувства. По тому, как сжались в неуступчивую линию его губы, как сузились глаза, она поняла, какую мучительную битву ведут в нем самолюбие и страстное желание научиться читать.
Она приготовилась услышать резкую отповедь в ответ на свое необдуманное предложение.
— Я бы с удовольствием... — сказал Рейн, поворачиваясь. Лицо его снова было скрыто непроницаемой маской, но голос... на этот раз он не сумел сделать его безжизненно-ровным. В нем прозвучала неуверенность, словно теперь уже она, Арианна, могла жестоко высмеять его. Она опустила взгляд на руки, стараясь незаметно смигнуть навернувшиеся слезы (Бог знает, почему, глаза у нее в последнее время были на мокром месте по любому поводу).
Рейн доверил ей свою гордость. Он вложил ее ей в руки, как дар. Из всех подарков, которые он сделал ей в этот день, этот был поистине бесценным.
— Капеллан, который был нашим учителем, стегал нас прутом по пальцам за каждую ошибку, — сказала она первое, что пришло в голову, чтобы заполнить возникшую паузу.
В коробке было четыре полных набора букв алфавита. Когда Арианна высыпала содержимое коробки на стол с излишней поспешностью, они раскатились с громким стуком, едва не попадав на пол.
— Для начала я назову каждую букву, — пролепетала она, сгребая их в кучу.
Горячие пальцы дотронулись до шеи, заставив ее вздрогнуть. Рейн расстегнул заколку, придержи-вающую шапочку поверх прически, и щелчком столкнул ее на стол. Она приземлилась на груду букв совершенно беззвучно.
— Для начала тебе надо держаться более естественно, — сказал он негромко и хрипловато. — Все это красиво, но придает тебе слишком строгий и неприступный вид.
Он погрузил пальцы обеих рук в ее прическу, разрушив сложное сооружение. Прядь за прядью волосы начали соскальзывать Арианне на плечи, укрывая его руки до локтей. Лучи, струящиеся в распахнутое окно, заставили их искриться, как искрится под солнцем лед.
— Так-то лучше, а то я буду бояться, что получу прутом по пальцам за первую же ошибку.
Рейн улыбнулся, и Арианна не удержалась от едва слышного стона удовольствия. Он собрал ее волосы, закинув их за спину, и убрал руки. Раскладывая буквы по алфавиту, она старалась делать вид, что ничего особенного не произошло, но пальцы ее дрожали. Он стоял совсем рядом, очень близко — так, что плечи их прижимались друг к другу, — и внимательно слушал, как она называет буквы.
Когда настала очередь буквы «R», он жестом остановил Арианну, поднял букву и долго смотрел на нее. Она была черного цвета, с узором из золотых звездочек. На лице Рейна было то же самое выражение печали и удовольствия одновременно, как и утром, когда он держал апельсин.
— Одна девушка... — Он умолк и, когда Арианна уже решила, что ничего больше не услышит, добавил: — Как-то раз она показала мне, как пишется мое имя.
Внезапная ревность больно кольнула Арианну. Она сказала себе, что должна радоваться за него, потому что жил на свете хоть один человек, которому Рейн был настолько небезразличен, что он научил его писать имя... вот только этот «он» был женского рода, и это меняло дело. Рейн не назвал имени девушки, но Арианна и без того знала — это была Сибил, его утраченная любовь. Знать это было больно. Пусть это было эгоистично, но ей хотелось, чтобы происходящее касалось только ее и Рейна, чтобы это был интимный момент и третьих лишних в нем не было. Однако он разделил нечто похожее с другой женщиной. Больше того, в тот момент он любил эту женщину.
Она мягко игобрала у Рейна букву «R», вернула на положенное место и продолжала называть буквы, поясняя их соответствующими звуками и словами, в которых оии использой вались. Когда с этим было покончено, она решила на примере показать, как буквы образуют слова. Книги, как правило, писались на латинском языке, по-латыни шла и переписка, но Арианна выбрала для примера французское слово, одно иэ немногих, которые знала.
— Помнишь эту букву? Это «В». Сейчас я сложу из букв слово, которое начинается с «В».
Она бросила быстрый взгляд на лицо мужа и убедилась, что он внимательно следит за ее губами.
— Bouche... — сказала она медленно, постаравшись сделать голос низким и горловым, как того требовало французское произношение (губы почему-то сразу пересохли, но она вовремя удержалась и не облизнула их). — «Bouche» — это «рот», ты знаешь. «Bouche» начинается с... начинается с...
Даже не видя этого, она почувствовала, как потемнели глаза Рейна. Она подняла взгляд. Да, они были темнее грозовых туч перед самым началом ливня, и они не отрывались от ее рта.
— Покажи, как пишется это слово...
Она начала выбирать буквы, но они выскальзывали и выскальзывали из влажных пальцев. В спальне было очень тихо, и это постукивание звучало оглушительно. Она сама дышала слишком громко, и так же громко дышал Рейн. Как близко он стоял! Она буквально чувствовала, как движутся у виска его губы.
— Очень хорошо, — повторил он несколько раз, пока она складывала слово, как будто это она отвечала ему урок.
— С буквы «В» начинается и слово «baiser», — продолжала Арианна.
«Целовать, — перевела она мысленно! — целовать, целовать...»
Стало еще тише. Хотя Рейн по-прежнему прижимался к ней плечом, он как будто вообще перестал дышать.
— Назови еще какое-нибудь слово, начинающееся с «В», и я сложу его для тебя, — пролепетала она, сама едва дыша.
Рейн наклонился за еще одной буквой «В», задев при этом ее грудь. Оба соска мгновенно напряглись так, что буквально окаменели. Словно ощутив это, он повернулся, не поднимая головы. Теперь их губы были почти совсем рядом. Арианна мысленно приказала ему поцеловать ее.
И он услышал ее. Поцелуй был осторожным, ласковым — и, тем не менее, опустошающим. Губы Арианны раскрылись при первом же прикосновении языка, выдавая ее готовность подчиниться всему, что произойдет. Рейн отстранился очень быстро, и все же тело ее успело стать безвольным и тяжелым, и пришлось ухватиться за край столешницы, чтобы не сползти на пол.
— Рейн... — сказала она, не слыша себя. — Рейн... Он стиснул зубы так, что по щекам заходили желваки, и отступил на пару шагов.
— Продолжим урок! — сказал он резко, почти зло.
Но это было уже не важно. Теперь Арианна знала: она ошиблась, думая, что больше не нужна ему. Он хотел ее не меньше, чем прежде, и поцелуй выдавал его желание так же, как и этот темный, тяжелый взгляд, которым он смотрел на нее, когда был голоден, когда вожделел ее. Боже милостивый, да он просто изнемогал от желания!
Арианна сделала шаг в сторону Рейна, чтобы снова оказаться рядом с ним, и наклонилась, намеренно касаясь грудью его плеча. Она почувствовала, что он дрожит. Он промолчал и не отстранился, и она улыбнулась краешком губ.
— Если вы прочтете это, милорд — сказала она с невинным видом, раскладывая выбранные буквы в ряд, — значит, вы усвоили, как составлять из букв слова.
Слово было неприличное, но она не знала других, которые означали бы то, что она хотела сказать. Это было первое слово, которое ее братья выучили на языке проклятых Богом нормандцев, и они не замедлили научить ему Арианну.
Рейн с примерным старанием начал одну за другой произносить про себя буквы. Брови его приподнялись.
— А ты, оказывается, бесстыдница, моя маленькая женушка!
— Раз уж слово сказано, почему бы нам не воплотить его?
— Я ничего такого не говорил, — возмутился Рейн, но не удержался от смеха. — Ты сказала это слово!
— Я? Я не помню, чтобы произносила его!
Рейн улыбнулся. Той самой улыбкой, открытой и прекрасной, лишенной всякой настороженности, незащищенной и мягкой. Арианна задержала дыхание, а когда позволила ему вырваться, самое сердце ее, казалось, унеслось из груди вместе с ним. Она чувствовала близость этого человека, этого мужчины — о, как она ее чувствовала и как сильно хотела его!
Без смущения или опаски она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею и пригнула голову так, чтобы дотянуться до его рта. Некоторое время Рейн отвечал на поцелуй, пощипывая губами ее губы все более жадно. Но потом он схватил ее за плечи и оттолкнул, почти отшвырнул от себя.
— Проклятие! — крикнул он, тяжело дыша. — Зачем ты это делаешь, Арианна? Если ты не перестанешь, я повалю тебя на пол и возьму прямо здесь, на этом камыше! Ты хоть понимаешь, чем кончится дело? Я убью этим ребенка или вас обоих!
Ребенок! Так вот почему Рейн не прикасался к ней все это время! Он боялся за ребенка... нет, он боялся за них обоих. Он так и сказал, вот только что!
— Ничто не мешает нам заняться любовью в постели, — заметила она, и счастливая улыбка осветила ее лицо.
— Иисусе! — воскликнул Рейн в отчаянии, отворачиваясь и хватаясь обеими руками за волосы. Когда он снова повернулся, на лице его отражалась мрачная решительность. — Хочу напомнить тебе то, что сказала мать Беатриса...
— Она сказала, что нам надо быть осторожнее. Но я не помню, чтобы речь шла о полном воздержании.
— Шла, не шла — какая разница, — отрезал он. — Я решил воздерживаться, и довольно об этом.
«Этот тип, — подумала Арианна с внезапным раздражением, — ведет себя, как баран, который не хочет заходить в овчарню, и все тут! Ну ладно! Только глупый пастух пытается силой сладить с упрямым животным, а тот, что поумнее, найдет более действенный способ».
— Что ж, милорд, можете воздерживаться, сколько вам угодно, — сказала она. — Тогда я заведу себе любовника.
Она была готова к немедленной вспышке ревности, но обманулась в ожиданиях. Рейн внимательно оглядел ее с головы до ног и поднял одну из угольно-черных бровей. Похоже, услышанное позабавило его.
— А я не намерен давать тебе разрешения на это.
— В вашем разрешении нет необходимости. У нас в Уэльсе, если муж отказывается выполнять супружеские обязанности, жена имеет полное право взять себе любовника. И наоборот, если женщина отвергает законные притязания своего супруга, он вправе завести любовницу. При таких обстоятельствах никому из них не требуется специального разрешения.
— Не знаю, как у вас в Уэльсе, а в этом замке оно точно требуется.
Арианна решила сменить тактику.
— Э-э... милорд, вам известно, что происходит с мужчинами, если они долго обходятся без женщины?
— А тебе, выходит, известно, — Рейн еще выше приподнял бровь.
— Еще бы это не было мне известно! Вспомните, у меня ведь девять братьев. Это я к тому, милорд, что то же самое происходит и с женщинами. Если уж женщина узнала наслаждение, которое способен доставить ей мужчина, впредь она не может долго без него обходиться, и у нее...
— Начинаются боли в паху? — осведомился Рейн с едкой насмешкой. — И к чему же мне быть готовым? Что в один прекрасный день у тебя пена пойдет изо рта?
— По-моему, шутки здесь неуместны, милорд, — сурово заметила Арианна, очень надеясь, что сумеет и дальше притворяться серьезной. — Речь идет о важных вещах, поэтому потрудитесь вести себя соответственно. Было бы нелепо с вашей стороны ожидать, что я буду наносить вред своему здоровью, когда проблема решается так просто. Говорю вам, я заведу любовника.
— Талиазин! — рявкнул Рейн, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.
В следующую секунду дверь приоткрылась, и в щель сунулась, мотая оранжевыми прядями, голова.
— Тебе будет все слышно гораздо лучше, если ты просто войдешь и присоединишься к нам, — сказал Рейн на несколько тонов ниже.
— Как вы можете подозревать меня Бог знает в чем, милорд? — упрекнул оруженосец, при этом незаметно подмигнув Арианне. Дверь открылась шире, пропуская его. — Я просто проходил мимо, вот и все. Вы ведь знаете, как много у меня важных дел.
Рейн выслушал его, не перебивая, потом уселся на стол, опираясь ладонями о край и положив вытянутые ноги одну на другую.
— Не сомневаюсь, что, проходя мимо по какому-то из своих важных дел, ты успел кое-что расслышать. То, например, что моя жена намерена взять любовника. Даю тебе задание обеспечить ей такового до конца недели.
Рыжие брови Талиазина поднялись так высоко, что совершенно исчезли под низко нависающей челкой. Он с деловым видом повернулся к Арианне.
— Миледи, будьте любезны уточнить, какой тип мужчин вы предпочитаете? Блондинов или брюнетов? Долговязых или коротышек? Тощих или крепеньких? Мускулистых или изнеженных? Остроумных или недалеких? Красавчиков или...
— К чему ей утомлять себя раздумьями! — со скучающим видом отмахнулся Рейн. — Собери побольше народу, а уж она сама выберет, что нужно. Одно условие: чтобы каждый претендент был хорошо знаком с французскими извращениями. Леди Арианна их просто обожает!
Арианна вспыхнула, но Талиазин невозмутимо отвесил ей поклон.
— Будет исполнено, миледи.
Она проводила оруженосца взглядом и долго смотрела на закрывшуюся дверь, стараясь напустить на себя небрежный вид. Она чувствовала, что взгляд Рейна по-прежнему не оставляет ее. Пропади он пропадом, невозможный тип! Он раскусил ее уловку, он загнал ее в угол, и теперь, как бы ни обернулось дело, она будет выглядеть идиоткой! Оставалось только сохранить хорошую мину при плохой игре.
— Я рада, милорд, что вы проявили рассудительность, столь необходимую для супруга. — Тут она отважилась украдкой бросить на лицо Рейна взгляд — и совершенно напрасно: можно было и без того догадаться, что оно не более выразительно, чем надгробие на могиле бедняка. — Весьма благодарна вам за понимание и великодушие.
— Всегда рад помочь, миледи.
Арианна почувствовала, что еще секунда — и она разразится слезами. Схватив шапочку с вуалью, она нахлобучила ее на распущенные волосы. Вышло криво, но ей было все равно.
— Прошу простить меня, милорд, но придется отложить урок на более позднее время, — сказала она с достоинством. — Я припоминаю, что не отдала распоряжения по поводу... по поводу ужина.
Направляясь к двери, она прошла так близко от мужа, что почти коснулась его. Она не ожидала, но надеялась, что он ее остановит. Разумеется, он и не подумал сделать это. У самого порога она обернулась. Рейн так и оставался в ленивой, небрежной позе, и на губах его играла отвратительная самодовольная улыбка.
— После того как я воспользуюсь услугами любовника в первый раз, я непременно поделюсь с вами впечатлениями. Вы не будете против, если я сравню ваш опыт? Возможно, он познакомит меня с извращениями, о которых вы даже не слышали.
С этими словами она выплыла через дверь, а когда спускалась по лестнице, то удовлетворенно вспоминала, как быстро исчезла с губ мужа его дурацкая ухмылка.
Глава 19
Хруст камыша под сапогами заставил ее рывком повернуться к двери. Как всегда, Рейн остановился на пороге, не торопясь входить. Буква «А» по-прежнему была зажата в руке Арианны, и его взгляд перекочевал с ее лица на руку, потом вернулся. Глаза у него были более непроницаемы, чем каменная стена, более безжизненны, чем промерзший насквозь неглубокий пруд.
Именно этот невыразительный, безжизненный взгляд сказал ей, в чем дело.
— Ты не умеешь читать...
— Я отправился в крестовый поход сразу после того, как перестал лопатить конский навоз на конюшне отца, — сказал Рейн с горькой усмешкой. — У меня не было времени учиться читать.
Он прошел через всю комнату к столу, отобрал у Адрианны букву и вернул в коробку. Он был все еще горячим от солнца, он пахнул пылью и кожей... и, о Боже, как ей было больно за него!
Она услышала эхо слов, не так давно брошенных ею же самой в лицо Рейну: «Что за печальное зрелище представляет собой рыцарь, не умеющий ни читать, ни писать!» Потом она вспомнила свое детство, когда по вечерам она стояла, прижимаясь плечом к плечу матери, и нараспев читала псалтырь, поначалу спотыкаясь на каждом слове, потом все более бегло. Она вспомнила, как сидела в кругу братьев с навощенными дощечками на коленях. Стило, зажатое в кулаке, подрагивало от напряжения, пока она выводила буквы под строгим взглядом капеллана. Подобные воспоминания сохранились, конечно, и у законного наследника графа Честера.
Но не у его бастарда.
— Я могла бы научить тебя! — вырвалось у Арианны, а в следующую секунду она готова была откусить себе язык.
Рейн поспешно отвернулся, но не настолько быстро, чтобы она не сумела уловить отразившиеся на его лице чувства. По тому, как сжались в неуступчивую линию его губы, как сузились глаза, она поняла, какую мучительную битву ведут в нем самолюбие и страстное желание научиться читать.
Она приготовилась услышать резкую отповедь в ответ на свое необдуманное предложение.
— Я бы с удовольствием... — сказал Рейн, поворачиваясь. Лицо его снова было скрыто непроницаемой маской, но голос... на этот раз он не сумел сделать его безжизненно-ровным. В нем прозвучала неуверенность, словно теперь уже она, Арианна, могла жестоко высмеять его. Она опустила взгляд на руки, стараясь незаметно смигнуть навернувшиеся слезы (Бог знает, почему, глаза у нее в последнее время были на мокром месте по любому поводу).
Рейн доверил ей свою гордость. Он вложил ее ей в руки, как дар. Из всех подарков, которые он сделал ей в этот день, этот был поистине бесценным.
— Капеллан, который был нашим учителем, стегал нас прутом по пальцам за каждую ошибку, — сказала она первое, что пришло в голову, чтобы заполнить возникшую паузу.
В коробке было четыре полных набора букв алфавита. Когда Арианна высыпала содержимое коробки на стол с излишней поспешностью, они раскатились с громким стуком, едва не попадав на пол.
— Для начала я назову каждую букву, — пролепетала она, сгребая их в кучу.
Горячие пальцы дотронулись до шеи, заставив ее вздрогнуть. Рейн расстегнул заколку, придержи-вающую шапочку поверх прически, и щелчком столкнул ее на стол. Она приземлилась на груду букв совершенно беззвучно.
— Для начала тебе надо держаться более естественно, — сказал он негромко и хрипловато. — Все это красиво, но придает тебе слишком строгий и неприступный вид.
Он погрузил пальцы обеих рук в ее прическу, разрушив сложное сооружение. Прядь за прядью волосы начали соскальзывать Арианне на плечи, укрывая его руки до локтей. Лучи, струящиеся в распахнутое окно, заставили их искриться, как искрится под солнцем лед.
— Так-то лучше, а то я буду бояться, что получу прутом по пальцам за первую же ошибку.
Рейн улыбнулся, и Арианна не удержалась от едва слышного стона удовольствия. Он собрал ее волосы, закинув их за спину, и убрал руки. Раскладывая буквы по алфавиту, она старалась делать вид, что ничего особенного не произошло, но пальцы ее дрожали. Он стоял совсем рядом, очень близко — так, что плечи их прижимались друг к другу, — и внимательно слушал, как она называет буквы.
Когда настала очередь буквы «R», он жестом остановил Арианну, поднял букву и долго смотрел на нее. Она была черного цвета, с узором из золотых звездочек. На лице Рейна было то же самое выражение печали и удовольствия одновременно, как и утром, когда он держал апельсин.
— Одна девушка... — Он умолк и, когда Арианна уже решила, что ничего больше не услышит, добавил: — Как-то раз она показала мне, как пишется мое имя.
Внезапная ревность больно кольнула Арианну. Она сказала себе, что должна радоваться за него, потому что жил на свете хоть один человек, которому Рейн был настолько небезразличен, что он научил его писать имя... вот только этот «он» был женского рода, и это меняло дело. Рейн не назвал имени девушки, но Арианна и без того знала — это была Сибил, его утраченная любовь. Знать это было больно. Пусть это было эгоистично, но ей хотелось, чтобы происходящее касалось только ее и Рейна, чтобы это был интимный момент и третьих лишних в нем не было. Однако он разделил нечто похожее с другой женщиной. Больше того, в тот момент он любил эту женщину.
Она мягко игобрала у Рейна букву «R», вернула на положенное место и продолжала называть буквы, поясняя их соответствующими звуками и словами, в которых оии использой вались. Когда с этим было покончено, она решила на примере показать, как буквы образуют слова. Книги, как правило, писались на латинском языке, по-латыни шла и переписка, но Арианна выбрала для примера французское слово, одно иэ немногих, которые знала.
— Помнишь эту букву? Это «В». Сейчас я сложу из букв слово, которое начинается с «В».
Она бросила быстрый взгляд на лицо мужа и убедилась, что он внимательно следит за ее губами.
— Bouche... — сказала она медленно, постаравшись сделать голос низким и горловым, как того требовало французское произношение (губы почему-то сразу пересохли, но она вовремя удержалась и не облизнула их). — «Bouche» — это «рот», ты знаешь. «Bouche» начинается с... начинается с...
Даже не видя этого, она почувствовала, как потемнели глаза Рейна. Она подняла взгляд. Да, они были темнее грозовых туч перед самым началом ливня, и они не отрывались от ее рта.
— Покажи, как пишется это слово...
Она начала выбирать буквы, но они выскальзывали и выскальзывали из влажных пальцев. В спальне было очень тихо, и это постукивание звучало оглушительно. Она сама дышала слишком громко, и так же громко дышал Рейн. Как близко он стоял! Она буквально чувствовала, как движутся у виска его губы.
— Очень хорошо, — повторил он несколько раз, пока она складывала слово, как будто это она отвечала ему урок.
— С буквы «В» начинается и слово «baiser», — продолжала Арианна.
«Целовать, — перевела она мысленно! — целовать, целовать...»
Стало еще тише. Хотя Рейн по-прежнему прижимался к ней плечом, он как будто вообще перестал дышать.
— Назови еще какое-нибудь слово, начинающееся с «В», и я сложу его для тебя, — пролепетала она, сама едва дыша.
Рейн наклонился за еще одной буквой «В», задев при этом ее грудь. Оба соска мгновенно напряглись так, что буквально окаменели. Словно ощутив это, он повернулся, не поднимая головы. Теперь их губы были почти совсем рядом. Арианна мысленно приказала ему поцеловать ее.
И он услышал ее. Поцелуй был осторожным, ласковым — и, тем не менее, опустошающим. Губы Арианны раскрылись при первом же прикосновении языка, выдавая ее готовность подчиниться всему, что произойдет. Рейн отстранился очень быстро, и все же тело ее успело стать безвольным и тяжелым, и пришлось ухватиться за край столешницы, чтобы не сползти на пол.
— Рейн... — сказала она, не слыша себя. — Рейн... Он стиснул зубы так, что по щекам заходили желваки, и отступил на пару шагов.
— Продолжим урок! — сказал он резко, почти зло.
Но это было уже не важно. Теперь Арианна знала: она ошиблась, думая, что больше не нужна ему. Он хотел ее не меньше, чем прежде, и поцелуй выдавал его желание так же, как и этот темный, тяжелый взгляд, которым он смотрел на нее, когда был голоден, когда вожделел ее. Боже милостивый, да он просто изнемогал от желания!
Арианна сделала шаг в сторону Рейна, чтобы снова оказаться рядом с ним, и наклонилась, намеренно касаясь грудью его плеча. Она почувствовала, что он дрожит. Он промолчал и не отстранился, и она улыбнулась краешком губ.
— Если вы прочтете это, милорд — сказала она с невинным видом, раскладывая выбранные буквы в ряд, — значит, вы усвоили, как составлять из букв слова.
Слово было неприличное, но она не знала других, которые означали бы то, что она хотела сказать. Это было первое слово, которое ее братья выучили на языке проклятых Богом нормандцев, и они не замедлили научить ему Арианну.
Рейн с примерным старанием начал одну за другой произносить про себя буквы. Брови его приподнялись.
— А ты, оказывается, бесстыдница, моя маленькая женушка!
— Раз уж слово сказано, почему бы нам не воплотить его?
— Я ничего такого не говорил, — возмутился Рейн, но не удержался от смеха. — Ты сказала это слово!
— Я? Я не помню, чтобы произносила его!
Рейн улыбнулся. Той самой улыбкой, открытой и прекрасной, лишенной всякой настороженности, незащищенной и мягкой. Арианна задержала дыхание, а когда позволила ему вырваться, самое сердце ее, казалось, унеслось из груди вместе с ним. Она чувствовала близость этого человека, этого мужчины — о, как она ее чувствовала и как сильно хотела его!
Без смущения или опаски она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею и пригнула голову так, чтобы дотянуться до его рта. Некоторое время Рейн отвечал на поцелуй, пощипывая губами ее губы все более жадно. Но потом он схватил ее за плечи и оттолкнул, почти отшвырнул от себя.
— Проклятие! — крикнул он, тяжело дыша. — Зачем ты это делаешь, Арианна? Если ты не перестанешь, я повалю тебя на пол и возьму прямо здесь, на этом камыше! Ты хоть понимаешь, чем кончится дело? Я убью этим ребенка или вас обоих!
Ребенок! Так вот почему Рейн не прикасался к ней все это время! Он боялся за ребенка... нет, он боялся за них обоих. Он так и сказал, вот только что!
— Ничто не мешает нам заняться любовью в постели, — заметила она, и счастливая улыбка осветила ее лицо.
— Иисусе! — воскликнул Рейн в отчаянии, отворачиваясь и хватаясь обеими руками за волосы. Когда он снова повернулся, на лице его отражалась мрачная решительность. — Хочу напомнить тебе то, что сказала мать Беатриса...
— Она сказала, что нам надо быть осторожнее. Но я не помню, чтобы речь шла о полном воздержании.
— Шла, не шла — какая разница, — отрезал он. — Я решил воздерживаться, и довольно об этом.
«Этот тип, — подумала Арианна с внезапным раздражением, — ведет себя, как баран, который не хочет заходить в овчарню, и все тут! Ну ладно! Только глупый пастух пытается силой сладить с упрямым животным, а тот, что поумнее, найдет более действенный способ».
— Что ж, милорд, можете воздерживаться, сколько вам угодно, — сказала она. — Тогда я заведу себе любовника.
Она была готова к немедленной вспышке ревности, но обманулась в ожиданиях. Рейн внимательно оглядел ее с головы до ног и поднял одну из угольно-черных бровей. Похоже, услышанное позабавило его.
— А я не намерен давать тебе разрешения на это.
— В вашем разрешении нет необходимости. У нас в Уэльсе, если муж отказывается выполнять супружеские обязанности, жена имеет полное право взять себе любовника. И наоборот, если женщина отвергает законные притязания своего супруга, он вправе завести любовницу. При таких обстоятельствах никому из них не требуется специального разрешения.
— Не знаю, как у вас в Уэльсе, а в этом замке оно точно требуется.
Арианна решила сменить тактику.
— Э-э... милорд, вам известно, что происходит с мужчинами, если они долго обходятся без женщины?
— А тебе, выходит, известно, — Рейн еще выше приподнял бровь.
— Еще бы это не было мне известно! Вспомните, у меня ведь девять братьев. Это я к тому, милорд, что то же самое происходит и с женщинами. Если уж женщина узнала наслаждение, которое способен доставить ей мужчина, впредь она не может долго без него обходиться, и у нее...
— Начинаются боли в паху? — осведомился Рейн с едкой насмешкой. — И к чему же мне быть готовым? Что в один прекрасный день у тебя пена пойдет изо рта?
— По-моему, шутки здесь неуместны, милорд, — сурово заметила Арианна, очень надеясь, что сумеет и дальше притворяться серьезной. — Речь идет о важных вещах, поэтому потрудитесь вести себя соответственно. Было бы нелепо с вашей стороны ожидать, что я буду наносить вред своему здоровью, когда проблема решается так просто. Говорю вам, я заведу любовника.
— Талиазин! — рявкнул Рейн, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.
В следующую секунду дверь приоткрылась, и в щель сунулась, мотая оранжевыми прядями, голова.
— Тебе будет все слышно гораздо лучше, если ты просто войдешь и присоединишься к нам, — сказал Рейн на несколько тонов ниже.
— Как вы можете подозревать меня Бог знает в чем, милорд? — упрекнул оруженосец, при этом незаметно подмигнув Арианне. Дверь открылась шире, пропуская его. — Я просто проходил мимо, вот и все. Вы ведь знаете, как много у меня важных дел.
Рейн выслушал его, не перебивая, потом уселся на стол, опираясь ладонями о край и положив вытянутые ноги одну на другую.
— Не сомневаюсь, что, проходя мимо по какому-то из своих важных дел, ты успел кое-что расслышать. То, например, что моя жена намерена взять любовника. Даю тебе задание обеспечить ей такового до конца недели.
Рыжие брови Талиазина поднялись так высоко, что совершенно исчезли под низко нависающей челкой. Он с деловым видом повернулся к Арианне.
— Миледи, будьте любезны уточнить, какой тип мужчин вы предпочитаете? Блондинов или брюнетов? Долговязых или коротышек? Тощих или крепеньких? Мускулистых или изнеженных? Остроумных или недалеких? Красавчиков или...
— К чему ей утомлять себя раздумьями! — со скучающим видом отмахнулся Рейн. — Собери побольше народу, а уж она сама выберет, что нужно. Одно условие: чтобы каждый претендент был хорошо знаком с французскими извращениями. Леди Арианна их просто обожает!
Арианна вспыхнула, но Талиазин невозмутимо отвесил ей поклон.
— Будет исполнено, миледи.
Она проводила оруженосца взглядом и долго смотрела на закрывшуюся дверь, стараясь напустить на себя небрежный вид. Она чувствовала, что взгляд Рейна по-прежнему не оставляет ее. Пропади он пропадом, невозможный тип! Он раскусил ее уловку, он загнал ее в угол, и теперь, как бы ни обернулось дело, она будет выглядеть идиоткой! Оставалось только сохранить хорошую мину при плохой игре.
— Я рада, милорд, что вы проявили рассудительность, столь необходимую для супруга. — Тут она отважилась украдкой бросить на лицо Рейна взгляд — и совершенно напрасно: можно было и без того догадаться, что оно не более выразительно, чем надгробие на могиле бедняка. — Весьма благодарна вам за понимание и великодушие.
— Всегда рад помочь, миледи.
Арианна почувствовала, что еще секунда — и она разразится слезами. Схватив шапочку с вуалью, она нахлобучила ее на распущенные волосы. Вышло криво, но ей было все равно.
— Прошу простить меня, милорд, но придется отложить урок на более позднее время, — сказала она с достоинством. — Я припоминаю, что не отдала распоряжения по поводу... по поводу ужина.
Направляясь к двери, она прошла так близко от мужа, что почти коснулась его. Она не ожидала, но надеялась, что он ее остановит. Разумеется, он и не подумал сделать это. У самого порога она обернулась. Рейн так и оставался в ленивой, небрежной позе, и на губах его играла отвратительная самодовольная улыбка.
— После того как я воспользуюсь услугами любовника в первый раз, я непременно поделюсь с вами впечатлениями. Вы не будете против, если я сравню ваш опыт? Возможно, он познакомит меня с извращениями, о которых вы даже не слышали.
С этими словами она выплыла через дверь, а когда спускалась по лестнице, то удовлетворенно вспоминала, как быстро исчезла с губ мужа его дурацкая ухмылка.
Глава 19
Густой туман скоро заглушил звуки охоты: перекличку рожков, возбужденный лай гончих собак, гулкие удары подков по земле, уже покрытой слоем палой листвы. Туман полностью скрадывал краски леса, одинаково приглушал зеленый, желтый и бурый цвета до однообразной гаммы серых тонов. Влажный воздух пахнул землей, плодородной и бесконечно древней.
Рейн перевел взгляд на лицо женщины, ехавшей бок о бок с ним. Она все время намеренно отворачивалась от него. Так случилось, что большая часть охотничьего отряда оставила их далеко позади, благодаря чему он оказался наедине с женой впервые за последние два дня. С того самого вечера в спальне, когда Арианна начала учить его читать... когда он был на волосок от того, чтобы заняться с ней любовью. Лесной олень к осени нагулял жиру, но охота была задумана не только по этой причине. Рейн надеялся также, напасть на след кабана, который раз за разом портил все крестьянские посадки под зиму. Те немногие, кому посчастливилось заметить зверя, утверждали, что шкура у него белого цвета. Ходило поверье, что белый кабан обладает магической силой, и потому только самый храбрый рыцарь может выследить и убить его.
Разумеется, Рейн приказал Арианне остаться в замке, но она заявила, что с детства мечтала увидеть сказочного белого кабана, и он не сумел отказать ей в просьбе участвовать в охоте. Не сумел... хотя и знал, что белый кабан тут ни при чем. Она поехала на охоту, чтобы мучить его. С упорством, которое бесило его и сводило с ума, маленькая женушка делала все, чтобы его соблазнить.
Арианна натянула поводья. Рейн остановился тоже, искоса разглядывая ее лицо. Мех горностая, обрамляющий капюшон алого плаща, подчеркивал белизну ее кожи, а влажный воздух придавал ей прозрачность тончайшего фарфора. Ресницы от этого казались особенно густыми и тяжелыми, как и пряди волос, завившиеся в крутые локоны вокруг высокого лба. Арианна выглядела бесплотной, воздушной, наподобие прекрасных сказочных созданий, которые лишь однажды за всю свою жизнь поднимаются из глубин лесных озер, чтобы отдаться смертному, и потом исчезают навсегда.
— Что случилось? — спросил Рейн. Она повернулась и долго молча смотрела на него. Он заметил, что зубы ее глубоко прикусили нижнюю губу.
— Мне кажется, лошадь припадает на левую переднюю ногу, — наконец ответила она. — Наверное, камешек застрял в подкове.
Рейн перекинул ногу через лошадиный круп и соскользнул на землю под звяканье подков. Руки его совершенно затерялись в тяжелых складках алого плаща, когда он помогал Арианне спешиться. Их тела ненадолго соприкоснулись, он ощутил ее жар даже сквозь плотную одежду. Несколько секунд она была очень близко, и он чувствовал, как вздымаются ее груди, видел биение синей жилочки на горле, куда более частое, чем обычно, заметил, как расширились ее ноздри, втягивая сырой, густо пахнущий землей воздух. А потом Арианна медленно высвободилась.
Туман, казалось, становился гуще с каждой минутой. Уже можно было видеть капельки влаги, клубящиеся в его пульсирующих щупальцах. Арианна протянула руку и сжала кулак, словно пытаясь поймать в него немного тумана.
— Говорят, так бывает только тогда, когда лесные феи печалятся до слез...
— И о чем же, по-твоему, они плачут сегодня?
— Кто знает... — Ее взгляд впился в его лицо, как будто что-то искал. — Может быть, они оплакивают нас с тобой.
— Рейн сунул обе руки под ремень, чтобы не позволить им неистово притянуть к себе эту эфемерную — и притом более чем земную — женщину. Гнедая лошадка нетерпеливо переступила ногами и издала короткое ржание, выдохнув облако теплого пара. Звук прозвучал глухо, смягчённый туманом, но он вспугнул пару воронов, и они снялись с ближайшей купы орешника, издавая свой особенный скрипучий крик и часто хлопая черными крыльями. Арианна содрогнулась и плотнее укуталась в подбитый мехом плащ. Рейн повернулся к лошади, неуклюже переставляя ноги. Он думал о том, что хорошее кровопускание не только очищает организм, но и остужает плотское вожделение. Именно поэтому монахи, удалившиеся от мира в аббатства и обреченные на постоянное воздержание, прибегают к этому средству раз пять-шесть в году, и факт этот общеизвестен. Рейн дал себе слово, вернувшись в замок, немедленно послать за цирюльником.
Он наклонился, поднял левую переднюю ногу лошадки и начал скрести в подкове кончиком кинжала, удаляя набившуюся и успевшую затвердеть грязь. Животное подергивало ушами и посматривало через плечо, но не пыталось высвободить ногу. Время от времени Рейн поглядывал на Арианну, которая отошла под сень громадного дуба. Она не сводила с него глаз.
Наконец он отпустил лошадиную ногу и провел по ней снизу вверх в поисках воспаленного, опухшего места. Ничего такого обнаружить не удалось, да и животное стояло, с одинаковой силой опираясь на все четыре ноги.
Рейн вытер кинжал о штаны и сунул в ножны. Приблизившись к Арианне, он заметил на щеках, прежде очень бледных, яркие пятна румянца. Ожидая, пока он подойдет, она несколько раз облизнула губы.
— Я не нашел камешек.
— Правда? — спросила она, и румянец ее стал еще ярче. — Должно быть, мне показалось.
С этими словами она отвела взгляд и стянула полы плаща под подбородком. Рука ее заметно дрожала. Там, где они остановились, лес был очень густым, почти дремучим. Дуб, береза, ясень и клен с густым подлеском перемежались настоящими чащами боярышника и шиповника, непроходимыми для лошадей. Где-то поблизости булькал ручей, но туман совершенно скрывал окружающее, и Рейн не мог бы сказать, с какой стороны доносится журчание.
— Здесь, в этом месте, сосредоточена магическая сила, — сказала Арианна, снова содрогнувшись.
— Интересно, в Уэльсе существует хоть одно место, где магической силы нет совсем?
Рейн сказал это насмешливо, но и он чувствовал нечто особенное, даже вопреки своей воле. Дуб, под необъятной кроной которого они укрылись, напоминал полуразрушенную серую башню, гулкую и пустую внутри, но все еще грозную. Его кривые шишковатые ветви были сплошь увешаны остролистом и склонялись под его тяжестью чуть ли не до земли.
Рейн ощутил на себе взгляд, повернулся и посмотрел в глаза: они с самого начала напоминали ему леса страны, которой принадлежала его жена, — темные, непроницаемые, полные загадочной, таинственной жизни. Едва слышный вздох вырвался у Арианны. Рейн стиснул зубы.
— Это так странно — смотреть на тебя сейчас... — вдруг сказала она с чем-то вроде благоговейного страха в голосе. — На фоне тумана ты выглядишь особенно могучим, высоким и смуглым. Можно легко поверить, что передо мной неистовый Гуин Ллудд, бог войны, охотник за человеческими душами. Он всегда появляется на фоне кровавого заката, верхом на коне-демоне, а сзади несется стая звездных гончих, самых быстрых созданий на всем свете...
— Я всего лишь человек, Арианна, — возразил Рейн, прослеживая кончиком пальца упрямую линию ее подбородка. — Человек смертный и притом...
За спиной у него раздался оглушительный треск, словно кто-то вроде Гуина Ллудда ломился через чащу боярышника. Рейн круто повернулся — как раз в тот момент, когда кабан выскочил из кустов и остановился как вкопанный, увидев их. Не оборачиваясь, Рейн начал нащупывать Арианну, чтобы убедиться, что она надежно прикрыта его телом. К его ужасу, она вырвалась и бросилась, обогнув его, прямо навстречу яростно пыхтящему зверю. Только оказавшись между ним и Рейном, она замерла в полной неподвижности. Какое-то время женщина и кабан смотрели друг на друга, не шевелясь, как две пчелы, прилипшие к натеку сосновой смолы. Рейн тоже не двигался. Он старался даже не дышать из страха, что это может еще сильнее разъярить зверя и заставит его броситься на Арианну, и только беспомощно косился в сторону копья, притороченного к луке седла. Как и Арианна, оно было за пределами его досягаемости. Арианна... если кабан бросится в атаку, ему ни за что не успеть вклиниться между ней и зверем!
На морде у кабана при каждом выдохе пузырилась пена. Клыки у него были просто невероятные, едва ли не более толстые, чем мужское запястье, а «зубы-убийцы» — коренные зубы — выглядели острыми как кинжалы. Жесткая шерсть стояла дыбом на круто выгнутой мощной холке, маленькие глазки горели красным огнем. И он был белым, этот кабан. Не таким белым, как клубы тумана, а белым, как давний снег, уже успевший покрыться легким налетом пыли.
Зверь нагнул здоровенную голову к самой земле и начал рыть копытами с такой силой, что целый фонтан сосновых игл и обрывков мха взлетел и приземлился далеко позади него. Снова наступила тишина, нарушаемая только звуками дыхания: двойного человеческого, панически частого, и низкого, всхрапывающего дыхания зверя.
Рейн перевел взгляд на лицо женщины, ехавшей бок о бок с ним. Она все время намеренно отворачивалась от него. Так случилось, что большая часть охотничьего отряда оставила их далеко позади, благодаря чему он оказался наедине с женой впервые за последние два дня. С того самого вечера в спальне, когда Арианна начала учить его читать... когда он был на волосок от того, чтобы заняться с ней любовью. Лесной олень к осени нагулял жиру, но охота была задумана не только по этой причине. Рейн надеялся также, напасть на след кабана, который раз за разом портил все крестьянские посадки под зиму. Те немногие, кому посчастливилось заметить зверя, утверждали, что шкура у него белого цвета. Ходило поверье, что белый кабан обладает магической силой, и потому только самый храбрый рыцарь может выследить и убить его.
Разумеется, Рейн приказал Арианне остаться в замке, но она заявила, что с детства мечтала увидеть сказочного белого кабана, и он не сумел отказать ей в просьбе участвовать в охоте. Не сумел... хотя и знал, что белый кабан тут ни при чем. Она поехала на охоту, чтобы мучить его. С упорством, которое бесило его и сводило с ума, маленькая женушка делала все, чтобы его соблазнить.
Арианна натянула поводья. Рейн остановился тоже, искоса разглядывая ее лицо. Мех горностая, обрамляющий капюшон алого плаща, подчеркивал белизну ее кожи, а влажный воздух придавал ей прозрачность тончайшего фарфора. Ресницы от этого казались особенно густыми и тяжелыми, как и пряди волос, завившиеся в крутые локоны вокруг высокого лба. Арианна выглядела бесплотной, воздушной, наподобие прекрасных сказочных созданий, которые лишь однажды за всю свою жизнь поднимаются из глубин лесных озер, чтобы отдаться смертному, и потом исчезают навсегда.
— Что случилось? — спросил Рейн. Она повернулась и долго молча смотрела на него. Он заметил, что зубы ее глубоко прикусили нижнюю губу.
— Мне кажется, лошадь припадает на левую переднюю ногу, — наконец ответила она. — Наверное, камешек застрял в подкове.
Рейн перекинул ногу через лошадиный круп и соскользнул на землю под звяканье подков. Руки его совершенно затерялись в тяжелых складках алого плаща, когда он помогал Арианне спешиться. Их тела ненадолго соприкоснулись, он ощутил ее жар даже сквозь плотную одежду. Несколько секунд она была очень близко, и он чувствовал, как вздымаются ее груди, видел биение синей жилочки на горле, куда более частое, чем обычно, заметил, как расширились ее ноздри, втягивая сырой, густо пахнущий землей воздух. А потом Арианна медленно высвободилась.
Туман, казалось, становился гуще с каждой минутой. Уже можно было видеть капельки влаги, клубящиеся в его пульсирующих щупальцах. Арианна протянула руку и сжала кулак, словно пытаясь поймать в него немного тумана.
— Говорят, так бывает только тогда, когда лесные феи печалятся до слез...
— И о чем же, по-твоему, они плачут сегодня?
— Кто знает... — Ее взгляд впился в его лицо, как будто что-то искал. — Может быть, они оплакивают нас с тобой.
— Рейн сунул обе руки под ремень, чтобы не позволить им неистово притянуть к себе эту эфемерную — и притом более чем земную — женщину. Гнедая лошадка нетерпеливо переступила ногами и издала короткое ржание, выдохнув облако теплого пара. Звук прозвучал глухо, смягчённый туманом, но он вспугнул пару воронов, и они снялись с ближайшей купы орешника, издавая свой особенный скрипучий крик и часто хлопая черными крыльями. Арианна содрогнулась и плотнее укуталась в подбитый мехом плащ. Рейн повернулся к лошади, неуклюже переставляя ноги. Он думал о том, что хорошее кровопускание не только очищает организм, но и остужает плотское вожделение. Именно поэтому монахи, удалившиеся от мира в аббатства и обреченные на постоянное воздержание, прибегают к этому средству раз пять-шесть в году, и факт этот общеизвестен. Рейн дал себе слово, вернувшись в замок, немедленно послать за цирюльником.
Он наклонился, поднял левую переднюю ногу лошадки и начал скрести в подкове кончиком кинжала, удаляя набившуюся и успевшую затвердеть грязь. Животное подергивало ушами и посматривало через плечо, но не пыталось высвободить ногу. Время от времени Рейн поглядывал на Арианну, которая отошла под сень громадного дуба. Она не сводила с него глаз.
Наконец он отпустил лошадиную ногу и провел по ней снизу вверх в поисках воспаленного, опухшего места. Ничего такого обнаружить не удалось, да и животное стояло, с одинаковой силой опираясь на все четыре ноги.
Рейн вытер кинжал о штаны и сунул в ножны. Приблизившись к Арианне, он заметил на щеках, прежде очень бледных, яркие пятна румянца. Ожидая, пока он подойдет, она несколько раз облизнула губы.
— Я не нашел камешек.
— Правда? — спросила она, и румянец ее стал еще ярче. — Должно быть, мне показалось.
С этими словами она отвела взгляд и стянула полы плаща под подбородком. Рука ее заметно дрожала. Там, где они остановились, лес был очень густым, почти дремучим. Дуб, береза, ясень и клен с густым подлеском перемежались настоящими чащами боярышника и шиповника, непроходимыми для лошадей. Где-то поблизости булькал ручей, но туман совершенно скрывал окружающее, и Рейн не мог бы сказать, с какой стороны доносится журчание.
— Здесь, в этом месте, сосредоточена магическая сила, — сказала Арианна, снова содрогнувшись.
— Интересно, в Уэльсе существует хоть одно место, где магической силы нет совсем?
Рейн сказал это насмешливо, но и он чувствовал нечто особенное, даже вопреки своей воле. Дуб, под необъятной кроной которого они укрылись, напоминал полуразрушенную серую башню, гулкую и пустую внутри, но все еще грозную. Его кривые шишковатые ветви были сплошь увешаны остролистом и склонялись под его тяжестью чуть ли не до земли.
Рейн ощутил на себе взгляд, повернулся и посмотрел в глаза: они с самого начала напоминали ему леса страны, которой принадлежала его жена, — темные, непроницаемые, полные загадочной, таинственной жизни. Едва слышный вздох вырвался у Арианны. Рейн стиснул зубы.
— Это так странно — смотреть на тебя сейчас... — вдруг сказала она с чем-то вроде благоговейного страха в голосе. — На фоне тумана ты выглядишь особенно могучим, высоким и смуглым. Можно легко поверить, что передо мной неистовый Гуин Ллудд, бог войны, охотник за человеческими душами. Он всегда появляется на фоне кровавого заката, верхом на коне-демоне, а сзади несется стая звездных гончих, самых быстрых созданий на всем свете...
— Я всего лишь человек, Арианна, — возразил Рейн, прослеживая кончиком пальца упрямую линию ее подбородка. — Человек смертный и притом...
За спиной у него раздался оглушительный треск, словно кто-то вроде Гуина Ллудда ломился через чащу боярышника. Рейн круто повернулся — как раз в тот момент, когда кабан выскочил из кустов и остановился как вкопанный, увидев их. Не оборачиваясь, Рейн начал нащупывать Арианну, чтобы убедиться, что она надежно прикрыта его телом. К его ужасу, она вырвалась и бросилась, обогнув его, прямо навстречу яростно пыхтящему зверю. Только оказавшись между ним и Рейном, она замерла в полной неподвижности. Какое-то время женщина и кабан смотрели друг на друга, не шевелясь, как две пчелы, прилипшие к натеку сосновой смолы. Рейн тоже не двигался. Он старался даже не дышать из страха, что это может еще сильнее разъярить зверя и заставит его броситься на Арианну, и только беспомощно косился в сторону копья, притороченного к луке седла. Как и Арианна, оно было за пределами его досягаемости. Арианна... если кабан бросится в атаку, ему ни за что не успеть вклиниться между ней и зверем!
На морде у кабана при каждом выдохе пузырилась пена. Клыки у него были просто невероятные, едва ли не более толстые, чем мужское запястье, а «зубы-убийцы» — коренные зубы — выглядели острыми как кинжалы. Жесткая шерсть стояла дыбом на круто выгнутой мощной холке, маленькие глазки горели красным огнем. И он был белым, этот кабан. Не таким белым, как клубы тумана, а белым, как давний снег, уже успевший покрыться легким налетом пыли.
Зверь нагнул здоровенную голову к самой земле и начал рыть копытами с такой силой, что целый фонтан сосновых игл и обрывков мха взлетел и приземлился далеко позади него. Снова наступила тишина, нарушаемая только звуками дыхания: двойного человеческого, панически частого, и низкого, всхрапывающего дыхания зверя.