Страница:
— Если вы чувствуете тяжесть в плечевом поясе и головную боль…
— Нет, — перебила Ева. — Я чувствую глубокую грусть, и никакой массаж этому не поможет.
— Лейтенант Кабуров порочащих связей не имел, родственники живут в небольшом городке на Волге, в Москве — сестра с семьей. На контакт с нею последние дни не выходил никто, телефон прослушивается. Подводные торпеды продаются с девяносто шестого. Коуп начал интересоваться наукой с девяносто восьмого. До этого американцы разобрали и изучили все, что смогли, у приобретенных торпед. В этом году американская фирма подписала договор с нашим концерном «Прогресс» о совместных разработках и финансировании. При показательном аресте Коупа и задержании профессора Дедова в номере гостиницы была обнаружена пленка и не обнаружены деньги, которые в таких случаях передачи-покупки информации обычно должны присутствовать.
— Перевод на банковскую карточку?
— Не отслежено. У профессора есть счета в двух иностранных банках, а вернее, в их московских филиалах. По поводу каждого поступления Дедов дал объяснения. На первом допросе он заявил, что должен был получить за информацию четырнадцать тысяч долларов, но объяснить отсутствие денег при передаче и отсутствие поступлений на счета не смог. В дальнейшем использовал это как еще одно доказательство своей невиновности.
— А что говорит на это Коуп?
— По первоначальным показаниям, Коуп утверждал, что помогал материально профессору Дедову в целях поддержания уровня жизни, соответствующего житейским трудностям. В дальнейшем отказался от каких-либо денежных отношений с профессором.
— Давай еще раз по задержанию.
— При проникновении в номер гостиницы агентов подразделения спецслужб велась оперативная съемка задержания. Все присутствующие в номере были обысканы, после задержания номер тщательно осмотрен, тогда о содержании пленки, находящейся у Коупа, агенты еще не знали, просто так полагается при задержании.
Когда же на пленке обнаружился материал, соответствующий последним разработкам по торпеде, номер был обыскан еще раз, уже более тщательно, но подложная пленка не была обнаружена. Кроме пленки, в номере находилась папка с документами и несколько дискет. Весь материал проанализирован, и написано заключение. Все это — рабочий материал по торпеде.
— А если еще раз с самого начала?
— Службой безопасности по подозрению в шпионской деятельности было установлено наблюдение за гражданином США…
— А если еще дальше, совсем к началу?
— Ну, если совсем, — задумался Осокин. — Заявление профессора Дедова об интересе американского гражданина к секретной информации концерна «Прогресс» в отделе внешней разведки Службы отсутствует. О нем мы узнали только тогда, когда профессор написал жалобу на бездействие органов. Жалоба эта была отправлена к вам, в отдел внутренних расследований. В ответ на жалобу отдел внешней разведки написал докладную, где подробно перечислил все действия, предпринятые им для предотвращения шпионской деятельности Коупа и поимки его с поличным.
— Но ведь Дедова приглашали на беседы, если я не ошибаюсь, его проверяли на детекторе лжи! Как же отдел внешней разведки объясняет эти свои действия?!
— Исключительно профилактическими мерами по предотвращению утечки секретной информации.
— А ты, Осокин? Как ты это объясняешь?
— А я не имею права обсуждать действия своего начальства.
— Ладно. Проехали. Что там по материалам следствия?
— Сменился третий государственный обвинитель. Адвокат Коупа протестует, американская сторона требует выдать Коупа им, так как в наших тюрьмах нет условий для содержания больных раком заключенных. В средствах массовой информации прошел слух, что Коупу грозит пожизненное с конфискацией. Я проверил источники этих своего рода угроз американцу, но чего именно хотят от него добиться, непонятно.
— Источники?
— Здесь надо заметить, что информация…
— Источники! — повысила голос Ева.
— Закрытая информация.
— Осокин, ты же знаешь, что я это все равно теперь буду узнавать, любой ценой. Но уже с другим консультантом.
— Я вам скажу не потому, что боюсь плохого рапорта или увольнения.
Просто меня удручает ваш азарт таким способом. Коупа пугают представители Министерства обороны. Видите, вы тоже разочарованы, это нам ничего не дает. Им положено пугать шпиона, который хотел похитить разработки секретного оружия.
— Но почему тогда это закрытая информация?!
— Бардак, — пожимает плечами Осокин. — Перестраховка.
— Нет, Осокин, это наша первая ниточка. Это и отсутствие денег при передаче.
— Вы что-то нащупали?
— Занозы. Первые занозы, которые не дают мне покоя. Их три. Почему не было денег, зачем пугать Коупа и исчезновение подложных пленок.
В шесть вечера Ева раздавала наушники своим ученикам в тире, направляла руки, объясняла, как целиться. Потом они — десять человек — ввалились в пончиковую, спорили о жизни и смерти. Мальчики и девочки таскали близнецов на руках. Ева показывала на пальцах и ладони характерные «натоптыши» от оружия, ребята хохотали, слово показалось им смешным, Костя Вольский старался незаметно коснуться Евы плечом, ногой под столиком, но под ее внимательным взглядом стушевался. На улице Ева сама взяла его под руку, и он полчаса молча спотыкался рядом с нею в парке, пока все остальные азартно спорили о любви. Девочек больше всего волновал вопрос, когда нужно показать свое согласие. Мальчиков — как преодолевать несогласие девочек. Наступил момент, когда ученики настоятельно потребовали от учительницы немедленно рассказать, был ли в ее жизни опыт любви-недотроги, когда — только чувства, и никаких поцелуев.
— Был, — загрустила Ева. — Мы катались на роликах…
«Да, — кивала она, вдруг потерявшись глазами в кронах деревьев, — он был очень красив. Конечно, блондин, конечно, высокий и стройный». — «Офицер?..»
— «О, еще какой!» — «И что, традиционной ориентации? — интересовались мальчики, косясь на коленки учительницы. — Тогда почему же?.. И чем кончилась эта восторженная влюбленность?»
Пока Ева, задумавшись над ответом, разглядывала возбужденные детские лица, неуемный Скворец, хохотнув, предположил:
— Неужели вы не выдержали и пристрелили его? В веселом хохоте, в распластанных крыльях испуганных шумом голубей побледневшая Ева Николаевна и прижавший к себе ее руку Костя Вольский грустны и одиноки, как брошенные на произвол судьбы загаданные впопыхах желания.
Приглушенные сигналы мобильного телефона. Четверо учеников и очнувшаяся Ева копаются в сумках и карманах, смотрят друг на друга и опять хохочут.
— Это мне, — отходит Ева в сторону. — Январь, чего забыл?
— Хотел спросить, — неуверенно бормочет Январь. — Что там Далила поделывает? Вспоминает меня?
— Нет, и это для тебя более чем позитивно. Она не анализирует, не делает выводов, значит, еще помнит и переживает.
— Ева Николаевна, устройте нам встречу.
— Это как?
— К примеру, я могу прийти сегодня вечером в гости, а вы ей об этом не говорите. Главное, когда позвоню, чтобы к двери подошли вы. А то ведь не откроет…
— А если она будет не одна?
— Справлюсь.
— Даже с аспирантом МГУ?
— Да запросто. Я не бесплатно. У меня для вас информация.
— А почему ты думаешь, что информация именно для меня?
— А Зоя Львовна спрятала один файл, как только мы вернулись в аналитический центр.
— Это меня не касается, — категорично заявляет Ева. — Приходи бесплатно.
— Теперь уже не могу. Даже если это вас не касается, это может касаться той темы, которую сегодня обсуждали. О юношеской гениальности.
— Январь, ты что, хочешь выдать мне информацию по телефону? — перешла на шепот Ева.
— А что тут такого? Эта информация шла у нас открыто. Пока Зоя Львовна Федан не поругалась с вами сегодня, она ее не прятала. Сведения о контактах наших и зарубежных хакеров. В этом файле коды и имена из архивов Пентагона и нашей СБ. Взломщиков, банковских воров — поздравьте, я там по списку четвертый — и так называемые сомнительные контакты. Вот именно сомнительные контакты Зоя Львовна и стиранула в секретность. Ну, Гор вам известен, Лис занимается контрабандой программ, Умник покупает-продает ноу-хау в науке и оборонке, Тугодум тоже известен — еще тот провокатор, раз в год обязательно вытащит что-нибудь громкое на свет. Кстати, это внук нашего бывшего президента.
Удивлены? Я уже ничему не удивляюсь. Кто там еще?
Фа-ля — по музыке…
— Стой. Подожди, — перебила Ева. — Дай подумать. — Она прошлась туда-сюда возле скамейки, по которой прыгали близнецы. — Все. Подумала. Повтори имена.
— Гор, Лис, Умник…
— Последнее — по буквам.
— Три дубль вэ, точка, Утоли Мою Нежность Ивушка Кудрявая, точка, ру.
— Спасибо. Это береза кудрявая, а ивушка — плакучая.
— Ладно. Я могу прийти вечером?
— Можешь. Более того, обещаю, что после десяти буду подбегать к двери на каждый звонок лично.
— Это значит — угадал? Ваша тема?
— Не столько угадал, сколько угодил. Спасибо, Январь. Ребята, мне пора!
— Я провожу, — сделал шаг вперед Костя Вольский.
— Нет, Костя, мне надо забросить детей домой, потом еще работа. Извини, в другой раз.
— Мне нужно поговорить.
— Позвони вечером, поговорим. Костя делает шаг назад. Смотрит вслед уходящим одноклассникам.
— Ева Николаевна! — кричит он в спину Еве, которую тащат за руки близнецы. — А вы его правда пристрелили?
— Костя, прекрати истерику, — поворачивается Ева, и близнецы в перекрестье рук смеются и тащат ее в легкую полупрозрачную дымку осени — все, что осталось от сожженных листьев.
К восьми вечера Ева и Осокин, подключившись к главной базе данных Службы, вытащили по Умнику все, что могли.
— Ну вот, — возбужденно заявил Осокин, — вы читали мою первую докладную по этому делу? Я подозревал, что у профессора и Коупа был посредник! А мне не верили. Не такой старик человек, чтобы просто продаться.
— Он не просто продался. Ответ Коупа на послание Умника номер шесть.
Нашему профессору, если бы он обнародовал формулу стратегического топлива, могла грозить Нобелевская.
— Так это если бы можно было обосновать необходимость применения этого топлива в мирных целях! Подсчитать выгоду для всего человечества, потом внедрить…
— Осокин, успокойся. Попробуем подвести итог. Что мы обнаружили? Что некто Умник вел переговоры о ракете «Штурм» с фирмой Эдварда Коупа с девяносто девятого года. Как этот Умник договаривался с профессором Дедовым, если договаривался, мы не знаем. Можно ведь предположить, что и не договаривался вовсе. Просто передал американцу данные, кто, где и насколько продвинулся в исследованиях в области подводных торпед. А Коуп сам вышел на Дедова, после чего был подписан договор о сотрудничестве с концерном «Прогресс».
— Ева Николаевна, как вы вышли на Умника?
— Это просто, — отвела глаза Ева. — Я вспомнила, что последние два года американцы ведут почти легальную слежку по всем интернетовским контактам. У них своя база данных, зарегистрировано почти три сотни подозрительных адресатов.
Это сделано было после Югославии, когда студенты вскрыли коды Пентагона и слегка поиграли в войну, отдавая приказы командному составу войск НАТО. А уж о наших системах слежки в Интернете я тебе говорить не буду, сам знаешь, как обстоит дело. В аналитическом отделе Службы есть несколько досье на потенциальных будущих специалистов-электронщиков, если, конечно, этих юных гениев удастся завербовать при поступлении в вуз или подловить на серьезном правонарушении. Так просто они на службу государству не пойдут. Про некоторых известно почти все, некоторые — анонимы, пока не отслежены. Корреспонденцию свою они кодируют, знаешь, при высоком умственном потенциале код может быть смешным — пишут русский текст английскими буквами и слова — в зеркальном отображении.
— Это как? — задумался Осокин. — Это, к примеру, vbkfz vjz, то есть еще в зеркальном будет: zjv zfkbv? — набросал он на клавиатуре.
— Приблизительно так, «милый мой» Осокин. Осокин краснеет.
— Не отвлекайся, — улыбается Ева. — Итак, если исходить из того, что Умник первым вышел на Коупа, то этот Умник должен был знать, что именно Коупа интересует.
— Это могли знать близкие коллеги профессора, потому что, вот, папка номер четыре… В приглашении на Всемирную конференцию девяносто четвертого в числе приглашающих — мистер Коуп, тогда еще офицер военно-морских служб США. А вот официальное приглашение на заседание Всемирной ассоциации «Ученые — за мир», март девяносто восьмого. Коуп уже подписался как атташе по межнациональным вопросам. Они знакомы давно, они могли обсуждать эту тему, а потом профессор делился результатами обсуждений!
— Пункт первый. С коллегами. — Ева открывает на экране список ученых и лаборантов, работающих над ракетой с Дедовым.
— Пункт второй, с домашними!
— Ну, с домашними, по идее, он не должен быть говорить о закрытом проекте.
— А о том, что может получить премию, если проект удастся, мог! — не успокаивается Осокин. — А уж о том, что ему светит Нобелевская, если этот проект можно будет использовать на благо, так сказать, развития всей науки?
— А вариант, что Дедов и есть Умник, рассматривать не будем? — задумывается Ева.
— Этот вариант, — сникает Осокин, — конечно, самый рациональный. Но как-то не очень верится. Зачем профессору вести такие беседы по Интернету?
— А как? По телефону?
— Тоже верно. Хотя в девяносто девятом они могли просто поговорить об этом за чашкой чая. Знаете, зять профессора часто бывал за границей. Я с ним беседовал, странный тип. На первый взгляд слишком неуверенный, чтобы устроить такие перспективы своему тестю, а там кто знает…
— Ладно, не будем зацикливаться. Я смотрела почту и ничего не поняла.
Блондин опознан?
— И да, и нет, — вздыхает Осокин. — У этого человека три года назад на суставном хряще правой руки была сделана очень сложная операция, установлен пластиковый имплантат. Подняли на ноги почти всех известных хирургов. Все открестились и в один голос заявили — не наш клиент. Вчера выяснили: такие операции делает один хирург в швейцарской клинике. Сегодня пришли данные. В клинике этот человек был зарегистрирован как Йохан Лайске, немец, проживающий в Латвии. Но такого человека, естественно…
— Не существует, — закончила Ева. — Человек от Коупа? Военный разведчик? Осокин, что ты спишь, давай версии!
— Я не сплю. Застрелен именно там, где и обнаружен, — на унитазе в мужском туалете. Документов при нем не было, вообще ничего не было! Носовой платок, конфетка какая-то, зажигалка и аэрозоль в рот.
— Как ты сказал? Только что!
— Аэрозоль в рот. Освежитель воздуха.
— Нет. Про конфетку!
— Ириска или барбариска…
— Карамель «Театральная»?
— Точно.
— Будем звонить, — засуетилась Ева.
— Будем. А куда?
— Ты узнай у фактурщиков, не находили ли они при осмотре одежды отравленных в квартире Кушеля сосательных конфеток, а я позвоню в отдел внешней разведки. Узнаю у этих конспираторов, были ли предусмотрены в их пароле наряду с коммунистическими галстуками slue и леденцы. Осокин, мы вязнем в этом деле, как в болоте. За столько дней первое совпадение, и то, ты только подумай, — сосательные конфеты!
— А может, это не совпадение, может, агенты купили их в буфете театра, там такие дают на сдачу. И мне давали.
— Агенты не могли взять их в буфете. По условиям контакта, встречи должны были происходить только в антрактах, то есть им предписано было категорически находиться в зрительном зале либо в фойе. А во время спектакля буфеты не работают.
— Работает один буфет внизу, для персонала. Я как-то пил там кофе вместе с уже одетыми для спектакля актерами. Запоминающееся зрелище — вымазанный черным Отелло с курящей Дездемоной за столиком.
В одежде отравленных агентов Службы и гражданского лица — соседа Кушеля «никаких кондитерских изделий не обнаружено».
Второе сообщение рассмешило обоих: «Условные атрибуты опознавания лица, идущего на контакт, не предусматривали употребления сторонами в момент контакта леденцов, карамелей, шоколадных конфет, печенья, вафель и любых других продуктов питания, но не исключали их до запрета употребления». Прочитав это, Осокин схватился за голову и тихонько завыл. Ева позволила себе слегка улыбнуться.
— Что, — толкнула она подвывающего Осокина плечом, — не привык еще к особенностям производственного сленга?
— Январь говорил про чрезмерное употребление молока. Он связал это с повышением умственного потенциала у мужчин. Я считаю, все наоборот. Народ тупеет, и это мягко сказано.
— Осокин, главное, чтобы ты сберег свой живой ум и интуицию и с годами службы не исключил их до «запрета употребления».
— Не знаю, как там дальше пойдут дела, а пока что я умный и наблюдательный. Давайте посмотрим папочку номер семь. Первый обыск гражданки Булочкиной Н., работницы костюмерного цеха. Второй обыск. Вот перечень предметов, обнаруженных у этой самой гражданки Булочкиной. Обратите внимание на номер шесть: «конфета сосательного назначения». Это Кушель так поиздевался. У него резинка для волос записана как «предмет, предназначенный для удержания волос в состоянии хвостовой стоячести», подождите, есть еще перл: «на теле обыскиваемой находятся два кольцеобразных, предположительно серебряных украшения, закрепленных в нетрадиционных местах».
— И что это было? — смеется Ева.
— Серьга в носу и на языке. Почему не реагируете на «конфету сосательного назначения»?
— Ты же сам сказал: дают на сдачу в буфете.
— А вот и нет. Булочкина Н. получила эту конфету, вот, сейчас зачитаю, это после третьего обыска. Кушель писал веселей, чем этот… Нашел: «Проверяя содержимое предмета, на внешний вид напоминающего конфету в фабричной упаковке, мною этот предмет был развернут и осмотрен. Сосательная конфета „Театральная“, которую Булочкина, с ее слов, получила в подарок от коллеги — осветителя Устинова М.». Ну?! — радостно посмотрел на Еву Осокин.
— Смешно, — вздыхает Ева. — Слушай, а почему они так дотошно все описывали?
— Приказ был. Искали ведь зажигалку или пленку из нее. Пленка в кассете, кстати, это цилиндр, размером чуть больше карамели, так что волнение наших с вами коллег при обнаружении конфетки обосновано. Вы слышали? Получила от коллеги!
— Осокин, по-твоему, этот осветитель убил двоих агентов разведки, а чтобы им было не так обидно, угостил перед этим конфетой?
— То есть оснований для задержания осветителя Устинова недостаточно? — удивился Осокин. — Вчера, кстати, он опять провел с гражданкой Булочкиной больше двух часов. Катал ее на мотоцикле. Ушел от слежки в районе Дома печати.
— Если найдешь хоть какие-нибудь сведения, привязывающие Устинова к военной разведке, я смогу с ним побеседовать. Задержание исключено. А если он военный разведчик? Мы катаемся за Булочкиной в сером фургоне, а он на мотоцикле.
— Ладно, он — военный разведчик. Что нам это дает?
— Это значит, что военные тоже с ног сбились — ищут пленки, ими же заготовленные, и вот это — самое интересное. Они уничтожили все оставшиеся подложные заготовки и пасут Булочкину с той же целью, что и мы. Цель — пропавшие пленки.
— А если эта женщина просто позарилась на дорогую зажигалку? Нашла ее, давно продала и — ни сном ни духом про какие-то там шпионские игры?
— Две зажигалки, Осокин. Ее обыскивают везде, где она только попадется под руку. И наблюдение установлено почти сразу после убийства в театре блондина. Хотя ты можешь быть прав. Продать любую золотую вещь сейчас можно даже в переходе метро за две минуты. Если эти пленки не всплывут, дело будет вечным висяком. И мне кажется, что военная разведка делает все, чтобы пленки не всплыли.
В десять вечера — минута в минуту — Ева впустила в дом Января. Далила разбила несколько тарелок о его голову, а потом опрокинула торшер и снесла крутым бедром вазу в углу коридора с засушенными зонтичными, когда убегала от раздевающегося в пылу погони Января. Ева с детьми закрылись в детской, и Кеша максимально доступно для детей дошкольного возраста объяснил необходимость подобного проявления мужских инстинктов для продолжения человеческого рода на Земле вообще и для успокоения нервов Далилы в частности. «А что касается присутствия некоторого насилия в сексуальных играх взрослых, — назидательно вещал он, расхаживая перед открывшими рот близнецами и остолбеневшей Евой, — то в данном случае совет вашей мамы Евы, который она подарила Январю — быть более настойчивым в выражениях чувств, был не совсем удачен. Поскольку мы, мужчины, сначала освобождаемся от нахлынувших инстинктов и только потом позволяем себе расслабиться до какого-то выражения чувств».
— Да где ты этого набрался? — очнулась Ева.
— Мировая литература свидетельствует, что никакой опыт развития человечества не искоренит в людях примитивных инстинктов размножения!
В одиннадцать позвонил Костя Вольский. Он спросил, почему такая женщина, как Ева Николаевна, живет в России и работает на безопасность страны воров и дебилов.
— Какая — такая? — завелась с пол-оборота Ева.
— Тебя даже придумать невозможно, сколько ни думай, такую — не придумаешь, — перешел на «ты» Костя. — Какой длины имеешь ноги? — Он икнул в трубку.
— Не измеряла. Ты что, пьян? Ты один дома?
— Я тебя моделирую на экране. У меня загвоздка с ногами. С длиной.
Скажи, пожалуйста, какой у тебя рост?
— Метр семьдесят девять, и это не предел — я еще расту!
— При таком росте в условиях идеальных пропорций длина ноги должна быть не меньше девяноста пяти и не больше ста четырех сантиметров. Знаешь, как нужно измерять? Сейчас я тебе объясню… Нужно сесть на пол, расставить ноги в стороны и приложить один конец линейки к…
— Костя, ложись спать.
— Нет, сначала я докажу, что ты непропорционально сложена. Тут вот у меня по журналу видно, что объем груди…
Ева отключила телефон.
В полдвенадцатого полусонный Сережа сходил в туалет, потом забрел к работающей за компьютером Еве. Она посадила его на колени.
— Они все еще размножаются, — доложил Сережа. — А сколько детей родится? Не слишком много?
— Детей много не бывает, — прижала его к себе Ева, укачивая.
Она забыла про отключенный телефон, после полуночи ушла спать к детям, и колокольчик электронной почты звенел и звенел в пустой комнате с половины шестого до семи часов. Поэтому Ева Николаевна узнала о напечатанных в газете документах только в полвосьмого утра. Статья называлась: «Наука — в нокауте, оборонка — в ауте, а все мы — по уши в Коупе» и содержала хорошо отпечатанные снимки. Военная разведка к десяти часам напряженных переговоров признала их теми самыми, ею же заготовленными на подложных пленках, которые «были утеряны агентами разведки Службы в ходе операции по задержанию Коупа» (цитата из докладной записки руководству Службы). Особенно огорчил военных комментарий ученого, приведенный в статье, из которого следовало, что научные данные в этих документах «достаточно убоги, чтобы представлять какую-нибудь ценность для иностранной разведки, хотя бы в силу того, что это устаревшая информация, которую можно при желании получить в научных журналах и вестниках вооруженных сил» (цитата из газетного комментария). Общая же направленность статьи носила, по мнению военных, провокационный и антигосударственный характер, поскольку журналист, ее подготовивший, в самых въедливых выражениях намекал, что Россия дошла в своей государственной тайне до полного абсурда: «…у нас в стране теперь засекречиваются не достижения науки и техники, а ее отставание и провалы в исследованиях» (цитата из статьи).
— Я пытаюсь с тобой связаться с пяти утра, — укоризненно заметил полковник Кошмар. — Военные почти сдали нам своего человека в театре.
Сдавали военные Марата Устинова так. Сначала начальник военной разведки провел за закрытыми дверями срочное совещание с представителями Министерства обороны, на которое начальника отдела внутренних расследований Кошмара не пустили. Потом он провел в запертом кабинете совещание один на один с начальником отдела внутренних расследований Службы полковником Кошмаром, на которое не пустили начальника отдела внешней разведки полковника Кнура. Потом начальник отдела внешней разведки полковник Кнур был вызван на ковер к директору Службы безопасности, а начальник отдела внутренних расследований Кошмар на партию в бильярд с замминистра. К вечеру этого напряженного дня все так перепуталось, что ни один адъютант не мог точно ответить, где находится его начальник, а секретарь замминистра по ошибке даже заказал на бильярд шесть бутылок французского белого вместо грузинского полусухого урожая восемьдесят седьмого года.
Виновник этого переполоха благополучно «отсветил» в театре «Евгения Онегина», в антракте спустился на сцену и с удивлением увидел, что ее после «дуэли» Онегина с Ленским подметают четверо уборщиц. Три из них сновали достаточно активно. Одна — это, конечно, была Надежда — сгребала в совок дуэльный «снег» с такой медлительностью и вниманием к каждой крошечной бумажке, как будто решила пересчитать «снежинки».
— Нет, — перебила Ева. — Я чувствую глубокую грусть, и никакой массаж этому не поможет.
— Лейтенант Кабуров порочащих связей не имел, родственники живут в небольшом городке на Волге, в Москве — сестра с семьей. На контакт с нею последние дни не выходил никто, телефон прослушивается. Подводные торпеды продаются с девяносто шестого. Коуп начал интересоваться наукой с девяносто восьмого. До этого американцы разобрали и изучили все, что смогли, у приобретенных торпед. В этом году американская фирма подписала договор с нашим концерном «Прогресс» о совместных разработках и финансировании. При показательном аресте Коупа и задержании профессора Дедова в номере гостиницы была обнаружена пленка и не обнаружены деньги, которые в таких случаях передачи-покупки информации обычно должны присутствовать.
— Перевод на банковскую карточку?
— Не отслежено. У профессора есть счета в двух иностранных банках, а вернее, в их московских филиалах. По поводу каждого поступления Дедов дал объяснения. На первом допросе он заявил, что должен был получить за информацию четырнадцать тысяч долларов, но объяснить отсутствие денег при передаче и отсутствие поступлений на счета не смог. В дальнейшем использовал это как еще одно доказательство своей невиновности.
— А что говорит на это Коуп?
— По первоначальным показаниям, Коуп утверждал, что помогал материально профессору Дедову в целях поддержания уровня жизни, соответствующего житейским трудностям. В дальнейшем отказался от каких-либо денежных отношений с профессором.
— Давай еще раз по задержанию.
— При проникновении в номер гостиницы агентов подразделения спецслужб велась оперативная съемка задержания. Все присутствующие в номере были обысканы, после задержания номер тщательно осмотрен, тогда о содержании пленки, находящейся у Коупа, агенты еще не знали, просто так полагается при задержании.
Когда же на пленке обнаружился материал, соответствующий последним разработкам по торпеде, номер был обыскан еще раз, уже более тщательно, но подложная пленка не была обнаружена. Кроме пленки, в номере находилась папка с документами и несколько дискет. Весь материал проанализирован, и написано заключение. Все это — рабочий материал по торпеде.
— А если еще раз с самого начала?
— Службой безопасности по подозрению в шпионской деятельности было установлено наблюдение за гражданином США…
— А если еще дальше, совсем к началу?
— Ну, если совсем, — задумался Осокин. — Заявление профессора Дедова об интересе американского гражданина к секретной информации концерна «Прогресс» в отделе внешней разведки Службы отсутствует. О нем мы узнали только тогда, когда профессор написал жалобу на бездействие органов. Жалоба эта была отправлена к вам, в отдел внутренних расследований. В ответ на жалобу отдел внешней разведки написал докладную, где подробно перечислил все действия, предпринятые им для предотвращения шпионской деятельности Коупа и поимки его с поличным.
— Но ведь Дедова приглашали на беседы, если я не ошибаюсь, его проверяли на детекторе лжи! Как же отдел внешней разведки объясняет эти свои действия?!
— Исключительно профилактическими мерами по предотвращению утечки секретной информации.
— А ты, Осокин? Как ты это объясняешь?
— А я не имею права обсуждать действия своего начальства.
— Ладно. Проехали. Что там по материалам следствия?
— Сменился третий государственный обвинитель. Адвокат Коупа протестует, американская сторона требует выдать Коупа им, так как в наших тюрьмах нет условий для содержания больных раком заключенных. В средствах массовой информации прошел слух, что Коупу грозит пожизненное с конфискацией. Я проверил источники этих своего рода угроз американцу, но чего именно хотят от него добиться, непонятно.
— Источники?
— Здесь надо заметить, что информация…
— Источники! — повысила голос Ева.
— Закрытая информация.
— Осокин, ты же знаешь, что я это все равно теперь буду узнавать, любой ценой. Но уже с другим консультантом.
— Я вам скажу не потому, что боюсь плохого рапорта или увольнения.
Просто меня удручает ваш азарт таким способом. Коупа пугают представители Министерства обороны. Видите, вы тоже разочарованы, это нам ничего не дает. Им положено пугать шпиона, который хотел похитить разработки секретного оружия.
— Но почему тогда это закрытая информация?!
— Бардак, — пожимает плечами Осокин. — Перестраховка.
— Нет, Осокин, это наша первая ниточка. Это и отсутствие денег при передаче.
— Вы что-то нащупали?
— Занозы. Первые занозы, которые не дают мне покоя. Их три. Почему не было денег, зачем пугать Коупа и исчезновение подложных пленок.
В шесть вечера Ева раздавала наушники своим ученикам в тире, направляла руки, объясняла, как целиться. Потом они — десять человек — ввалились в пончиковую, спорили о жизни и смерти. Мальчики и девочки таскали близнецов на руках. Ева показывала на пальцах и ладони характерные «натоптыши» от оружия, ребята хохотали, слово показалось им смешным, Костя Вольский старался незаметно коснуться Евы плечом, ногой под столиком, но под ее внимательным взглядом стушевался. На улице Ева сама взяла его под руку, и он полчаса молча спотыкался рядом с нею в парке, пока все остальные азартно спорили о любви. Девочек больше всего волновал вопрос, когда нужно показать свое согласие. Мальчиков — как преодолевать несогласие девочек. Наступил момент, когда ученики настоятельно потребовали от учительницы немедленно рассказать, был ли в ее жизни опыт любви-недотроги, когда — только чувства, и никаких поцелуев.
— Был, — загрустила Ева. — Мы катались на роликах…
«Да, — кивала она, вдруг потерявшись глазами в кронах деревьев, — он был очень красив. Конечно, блондин, конечно, высокий и стройный». — «Офицер?..»
— «О, еще какой!» — «И что, традиционной ориентации? — интересовались мальчики, косясь на коленки учительницы. — Тогда почему же?.. И чем кончилась эта восторженная влюбленность?»
Пока Ева, задумавшись над ответом, разглядывала возбужденные детские лица, неуемный Скворец, хохотнув, предположил:
— Неужели вы не выдержали и пристрелили его? В веселом хохоте, в распластанных крыльях испуганных шумом голубей побледневшая Ева Николаевна и прижавший к себе ее руку Костя Вольский грустны и одиноки, как брошенные на произвол судьбы загаданные впопыхах желания.
Приглушенные сигналы мобильного телефона. Четверо учеников и очнувшаяся Ева копаются в сумках и карманах, смотрят друг на друга и опять хохочут.
— Это мне, — отходит Ева в сторону. — Январь, чего забыл?
— Хотел спросить, — неуверенно бормочет Январь. — Что там Далила поделывает? Вспоминает меня?
— Нет, и это для тебя более чем позитивно. Она не анализирует, не делает выводов, значит, еще помнит и переживает.
— Ева Николаевна, устройте нам встречу.
— Это как?
— К примеру, я могу прийти сегодня вечером в гости, а вы ей об этом не говорите. Главное, когда позвоню, чтобы к двери подошли вы. А то ведь не откроет…
— А если она будет не одна?
— Справлюсь.
— Даже с аспирантом МГУ?
— Да запросто. Я не бесплатно. У меня для вас информация.
— А почему ты думаешь, что информация именно для меня?
— А Зоя Львовна спрятала один файл, как только мы вернулись в аналитический центр.
— Это меня не касается, — категорично заявляет Ева. — Приходи бесплатно.
— Теперь уже не могу. Даже если это вас не касается, это может касаться той темы, которую сегодня обсуждали. О юношеской гениальности.
— Январь, ты что, хочешь выдать мне информацию по телефону? — перешла на шепот Ева.
— А что тут такого? Эта информация шла у нас открыто. Пока Зоя Львовна Федан не поругалась с вами сегодня, она ее не прятала. Сведения о контактах наших и зарубежных хакеров. В этом файле коды и имена из архивов Пентагона и нашей СБ. Взломщиков, банковских воров — поздравьте, я там по списку четвертый — и так называемые сомнительные контакты. Вот именно сомнительные контакты Зоя Львовна и стиранула в секретность. Ну, Гор вам известен, Лис занимается контрабандой программ, Умник покупает-продает ноу-хау в науке и оборонке, Тугодум тоже известен — еще тот провокатор, раз в год обязательно вытащит что-нибудь громкое на свет. Кстати, это внук нашего бывшего президента.
Удивлены? Я уже ничему не удивляюсь. Кто там еще?
Фа-ля — по музыке…
— Стой. Подожди, — перебила Ева. — Дай подумать. — Она прошлась туда-сюда возле скамейки, по которой прыгали близнецы. — Все. Подумала. Повтори имена.
— Гор, Лис, Умник…
— Последнее — по буквам.
— Три дубль вэ, точка, Утоли Мою Нежность Ивушка Кудрявая, точка, ру.
— Спасибо. Это береза кудрявая, а ивушка — плакучая.
— Ладно. Я могу прийти вечером?
— Можешь. Более того, обещаю, что после десяти буду подбегать к двери на каждый звонок лично.
— Это значит — угадал? Ваша тема?
— Не столько угадал, сколько угодил. Спасибо, Январь. Ребята, мне пора!
— Я провожу, — сделал шаг вперед Костя Вольский.
— Нет, Костя, мне надо забросить детей домой, потом еще работа. Извини, в другой раз.
— Мне нужно поговорить.
— Позвони вечером, поговорим. Костя делает шаг назад. Смотрит вслед уходящим одноклассникам.
— Ева Николаевна! — кричит он в спину Еве, которую тащат за руки близнецы. — А вы его правда пристрелили?
— Костя, прекрати истерику, — поворачивается Ева, и близнецы в перекрестье рук смеются и тащат ее в легкую полупрозрачную дымку осени — все, что осталось от сожженных листьев.
К восьми вечера Ева и Осокин, подключившись к главной базе данных Службы, вытащили по Умнику все, что могли.
— Ну вот, — возбужденно заявил Осокин, — вы читали мою первую докладную по этому делу? Я подозревал, что у профессора и Коупа был посредник! А мне не верили. Не такой старик человек, чтобы просто продаться.
— Он не просто продался. Ответ Коупа на послание Умника номер шесть.
Нашему профессору, если бы он обнародовал формулу стратегического топлива, могла грозить Нобелевская.
— Так это если бы можно было обосновать необходимость применения этого топлива в мирных целях! Подсчитать выгоду для всего человечества, потом внедрить…
— Осокин, успокойся. Попробуем подвести итог. Что мы обнаружили? Что некто Умник вел переговоры о ракете «Штурм» с фирмой Эдварда Коупа с девяносто девятого года. Как этот Умник договаривался с профессором Дедовым, если договаривался, мы не знаем. Можно ведь предположить, что и не договаривался вовсе. Просто передал американцу данные, кто, где и насколько продвинулся в исследованиях в области подводных торпед. А Коуп сам вышел на Дедова, после чего был подписан договор о сотрудничестве с концерном «Прогресс».
— Ева Николаевна, как вы вышли на Умника?
— Это просто, — отвела глаза Ева. — Я вспомнила, что последние два года американцы ведут почти легальную слежку по всем интернетовским контактам. У них своя база данных, зарегистрировано почти три сотни подозрительных адресатов.
Это сделано было после Югославии, когда студенты вскрыли коды Пентагона и слегка поиграли в войну, отдавая приказы командному составу войск НАТО. А уж о наших системах слежки в Интернете я тебе говорить не буду, сам знаешь, как обстоит дело. В аналитическом отделе Службы есть несколько досье на потенциальных будущих специалистов-электронщиков, если, конечно, этих юных гениев удастся завербовать при поступлении в вуз или подловить на серьезном правонарушении. Так просто они на службу государству не пойдут. Про некоторых известно почти все, некоторые — анонимы, пока не отслежены. Корреспонденцию свою они кодируют, знаешь, при высоком умственном потенциале код может быть смешным — пишут русский текст английскими буквами и слова — в зеркальном отображении.
— Это как? — задумался Осокин. — Это, к примеру, vbkfz vjz, то есть еще в зеркальном будет: zjv zfkbv? — набросал он на клавиатуре.
— Приблизительно так, «милый мой» Осокин. Осокин краснеет.
— Не отвлекайся, — улыбается Ева. — Итак, если исходить из того, что Умник первым вышел на Коупа, то этот Умник должен был знать, что именно Коупа интересует.
— Это могли знать близкие коллеги профессора, потому что, вот, папка номер четыре… В приглашении на Всемирную конференцию девяносто четвертого в числе приглашающих — мистер Коуп, тогда еще офицер военно-морских служб США. А вот официальное приглашение на заседание Всемирной ассоциации «Ученые — за мир», март девяносто восьмого. Коуп уже подписался как атташе по межнациональным вопросам. Они знакомы давно, они могли обсуждать эту тему, а потом профессор делился результатами обсуждений!
— Пункт первый. С коллегами. — Ева открывает на экране список ученых и лаборантов, работающих над ракетой с Дедовым.
— Пункт второй, с домашними!
— Ну, с домашними, по идее, он не должен быть говорить о закрытом проекте.
— А о том, что может получить премию, если проект удастся, мог! — не успокаивается Осокин. — А уж о том, что ему светит Нобелевская, если этот проект можно будет использовать на благо, так сказать, развития всей науки?
— А вариант, что Дедов и есть Умник, рассматривать не будем? — задумывается Ева.
— Этот вариант, — сникает Осокин, — конечно, самый рациональный. Но как-то не очень верится. Зачем профессору вести такие беседы по Интернету?
— А как? По телефону?
— Тоже верно. Хотя в девяносто девятом они могли просто поговорить об этом за чашкой чая. Знаете, зять профессора часто бывал за границей. Я с ним беседовал, странный тип. На первый взгляд слишком неуверенный, чтобы устроить такие перспективы своему тестю, а там кто знает…
— Ладно, не будем зацикливаться. Я смотрела почту и ничего не поняла.
Блондин опознан?
— И да, и нет, — вздыхает Осокин. — У этого человека три года назад на суставном хряще правой руки была сделана очень сложная операция, установлен пластиковый имплантат. Подняли на ноги почти всех известных хирургов. Все открестились и в один голос заявили — не наш клиент. Вчера выяснили: такие операции делает один хирург в швейцарской клинике. Сегодня пришли данные. В клинике этот человек был зарегистрирован как Йохан Лайске, немец, проживающий в Латвии. Но такого человека, естественно…
— Не существует, — закончила Ева. — Человек от Коупа? Военный разведчик? Осокин, что ты спишь, давай версии!
— Я не сплю. Застрелен именно там, где и обнаружен, — на унитазе в мужском туалете. Документов при нем не было, вообще ничего не было! Носовой платок, конфетка какая-то, зажигалка и аэрозоль в рот.
— Как ты сказал? Только что!
— Аэрозоль в рот. Освежитель воздуха.
— Нет. Про конфетку!
— Ириска или барбариска…
— Карамель «Театральная»?
— Точно.
— Будем звонить, — засуетилась Ева.
— Будем. А куда?
— Ты узнай у фактурщиков, не находили ли они при осмотре одежды отравленных в квартире Кушеля сосательных конфеток, а я позвоню в отдел внешней разведки. Узнаю у этих конспираторов, были ли предусмотрены в их пароле наряду с коммунистическими галстуками slue и леденцы. Осокин, мы вязнем в этом деле, как в болоте. За столько дней первое совпадение, и то, ты только подумай, — сосательные конфеты!
— А может, это не совпадение, может, агенты купили их в буфете театра, там такие дают на сдачу. И мне давали.
— Агенты не могли взять их в буфете. По условиям контакта, встречи должны были происходить только в антрактах, то есть им предписано было категорически находиться в зрительном зале либо в фойе. А во время спектакля буфеты не работают.
— Работает один буфет внизу, для персонала. Я как-то пил там кофе вместе с уже одетыми для спектакля актерами. Запоминающееся зрелище — вымазанный черным Отелло с курящей Дездемоной за столиком.
В одежде отравленных агентов Службы и гражданского лица — соседа Кушеля «никаких кондитерских изделий не обнаружено».
Второе сообщение рассмешило обоих: «Условные атрибуты опознавания лица, идущего на контакт, не предусматривали употребления сторонами в момент контакта леденцов, карамелей, шоколадных конфет, печенья, вафель и любых других продуктов питания, но не исключали их до запрета употребления». Прочитав это, Осокин схватился за голову и тихонько завыл. Ева позволила себе слегка улыбнуться.
— Что, — толкнула она подвывающего Осокина плечом, — не привык еще к особенностям производственного сленга?
— Январь говорил про чрезмерное употребление молока. Он связал это с повышением умственного потенциала у мужчин. Я считаю, все наоборот. Народ тупеет, и это мягко сказано.
— Осокин, главное, чтобы ты сберег свой живой ум и интуицию и с годами службы не исключил их до «запрета употребления».
— Не знаю, как там дальше пойдут дела, а пока что я умный и наблюдательный. Давайте посмотрим папочку номер семь. Первый обыск гражданки Булочкиной Н., работницы костюмерного цеха. Второй обыск. Вот перечень предметов, обнаруженных у этой самой гражданки Булочкиной. Обратите внимание на номер шесть: «конфета сосательного назначения». Это Кушель так поиздевался. У него резинка для волос записана как «предмет, предназначенный для удержания волос в состоянии хвостовой стоячести», подождите, есть еще перл: «на теле обыскиваемой находятся два кольцеобразных, предположительно серебряных украшения, закрепленных в нетрадиционных местах».
— И что это было? — смеется Ева.
— Серьга в носу и на языке. Почему не реагируете на «конфету сосательного назначения»?
— Ты же сам сказал: дают на сдачу в буфете.
— А вот и нет. Булочкина Н. получила эту конфету, вот, сейчас зачитаю, это после третьего обыска. Кушель писал веселей, чем этот… Нашел: «Проверяя содержимое предмета, на внешний вид напоминающего конфету в фабричной упаковке, мною этот предмет был развернут и осмотрен. Сосательная конфета „Театральная“, которую Булочкина, с ее слов, получила в подарок от коллеги — осветителя Устинова М.». Ну?! — радостно посмотрел на Еву Осокин.
— Смешно, — вздыхает Ева. — Слушай, а почему они так дотошно все описывали?
— Приказ был. Искали ведь зажигалку или пленку из нее. Пленка в кассете, кстати, это цилиндр, размером чуть больше карамели, так что волнение наших с вами коллег при обнаружении конфетки обосновано. Вы слышали? Получила от коллеги!
— Осокин, по-твоему, этот осветитель убил двоих агентов разведки, а чтобы им было не так обидно, угостил перед этим конфетой?
— То есть оснований для задержания осветителя Устинова недостаточно? — удивился Осокин. — Вчера, кстати, он опять провел с гражданкой Булочкиной больше двух часов. Катал ее на мотоцикле. Ушел от слежки в районе Дома печати.
— Если найдешь хоть какие-нибудь сведения, привязывающие Устинова к военной разведке, я смогу с ним побеседовать. Задержание исключено. А если он военный разведчик? Мы катаемся за Булочкиной в сером фургоне, а он на мотоцикле.
— Ладно, он — военный разведчик. Что нам это дает?
— Это значит, что военные тоже с ног сбились — ищут пленки, ими же заготовленные, и вот это — самое интересное. Они уничтожили все оставшиеся подложные заготовки и пасут Булочкину с той же целью, что и мы. Цель — пропавшие пленки.
— А если эта женщина просто позарилась на дорогую зажигалку? Нашла ее, давно продала и — ни сном ни духом про какие-то там шпионские игры?
— Две зажигалки, Осокин. Ее обыскивают везде, где она только попадется под руку. И наблюдение установлено почти сразу после убийства в театре блондина. Хотя ты можешь быть прав. Продать любую золотую вещь сейчас можно даже в переходе метро за две минуты. Если эти пленки не всплывут, дело будет вечным висяком. И мне кажется, что военная разведка делает все, чтобы пленки не всплыли.
В десять вечера — минута в минуту — Ева впустила в дом Января. Далила разбила несколько тарелок о его голову, а потом опрокинула торшер и снесла крутым бедром вазу в углу коридора с засушенными зонтичными, когда убегала от раздевающегося в пылу погони Января. Ева с детьми закрылись в детской, и Кеша максимально доступно для детей дошкольного возраста объяснил необходимость подобного проявления мужских инстинктов для продолжения человеческого рода на Земле вообще и для успокоения нервов Далилы в частности. «А что касается присутствия некоторого насилия в сексуальных играх взрослых, — назидательно вещал он, расхаживая перед открывшими рот близнецами и остолбеневшей Евой, — то в данном случае совет вашей мамы Евы, который она подарила Январю — быть более настойчивым в выражениях чувств, был не совсем удачен. Поскольку мы, мужчины, сначала освобождаемся от нахлынувших инстинктов и только потом позволяем себе расслабиться до какого-то выражения чувств».
— Да где ты этого набрался? — очнулась Ева.
— Мировая литература свидетельствует, что никакой опыт развития человечества не искоренит в людях примитивных инстинктов размножения!
В одиннадцать позвонил Костя Вольский. Он спросил, почему такая женщина, как Ева Николаевна, живет в России и работает на безопасность страны воров и дебилов.
— Какая — такая? — завелась с пол-оборота Ева.
— Тебя даже придумать невозможно, сколько ни думай, такую — не придумаешь, — перешел на «ты» Костя. — Какой длины имеешь ноги? — Он икнул в трубку.
— Не измеряла. Ты что, пьян? Ты один дома?
— Я тебя моделирую на экране. У меня загвоздка с ногами. С длиной.
Скажи, пожалуйста, какой у тебя рост?
— Метр семьдесят девять, и это не предел — я еще расту!
— При таком росте в условиях идеальных пропорций длина ноги должна быть не меньше девяноста пяти и не больше ста четырех сантиметров. Знаешь, как нужно измерять? Сейчас я тебе объясню… Нужно сесть на пол, расставить ноги в стороны и приложить один конец линейки к…
— Костя, ложись спать.
— Нет, сначала я докажу, что ты непропорционально сложена. Тут вот у меня по журналу видно, что объем груди…
Ева отключила телефон.
В полдвенадцатого полусонный Сережа сходил в туалет, потом забрел к работающей за компьютером Еве. Она посадила его на колени.
— Они все еще размножаются, — доложил Сережа. — А сколько детей родится? Не слишком много?
— Детей много не бывает, — прижала его к себе Ева, укачивая.
Она забыла про отключенный телефон, после полуночи ушла спать к детям, и колокольчик электронной почты звенел и звенел в пустой комнате с половины шестого до семи часов. Поэтому Ева Николаевна узнала о напечатанных в газете документах только в полвосьмого утра. Статья называлась: «Наука — в нокауте, оборонка — в ауте, а все мы — по уши в Коупе» и содержала хорошо отпечатанные снимки. Военная разведка к десяти часам напряженных переговоров признала их теми самыми, ею же заготовленными на подложных пленках, которые «были утеряны агентами разведки Службы в ходе операции по задержанию Коупа» (цитата из докладной записки руководству Службы). Особенно огорчил военных комментарий ученого, приведенный в статье, из которого следовало, что научные данные в этих документах «достаточно убоги, чтобы представлять какую-нибудь ценность для иностранной разведки, хотя бы в силу того, что это устаревшая информация, которую можно при желании получить в научных журналах и вестниках вооруженных сил» (цитата из газетного комментария). Общая же направленность статьи носила, по мнению военных, провокационный и антигосударственный характер, поскольку журналист, ее подготовивший, в самых въедливых выражениях намекал, что Россия дошла в своей государственной тайне до полного абсурда: «…у нас в стране теперь засекречиваются не достижения науки и техники, а ее отставание и провалы в исследованиях» (цитата из статьи).
— Я пытаюсь с тобой связаться с пяти утра, — укоризненно заметил полковник Кошмар. — Военные почти сдали нам своего человека в театре.
Сдавали военные Марата Устинова так. Сначала начальник военной разведки провел за закрытыми дверями срочное совещание с представителями Министерства обороны, на которое начальника отдела внутренних расследований Кошмара не пустили. Потом он провел в запертом кабинете совещание один на один с начальником отдела внутренних расследований Службы полковником Кошмаром, на которое не пустили начальника отдела внешней разведки полковника Кнура. Потом начальник отдела внешней разведки полковник Кнур был вызван на ковер к директору Службы безопасности, а начальник отдела внутренних расследований Кошмар на партию в бильярд с замминистра. К вечеру этого напряженного дня все так перепуталось, что ни один адъютант не мог точно ответить, где находится его начальник, а секретарь замминистра по ошибке даже заказал на бильярд шесть бутылок французского белого вместо грузинского полусухого урожая восемьдесят седьмого года.
Виновник этого переполоха благополучно «отсветил» в театре «Евгения Онегина», в антракте спустился на сцену и с удивлением увидел, что ее после «дуэли» Онегина с Ленским подметают четверо уборщиц. Три из них сновали достаточно активно. Одна — это, конечно, была Надежда — сгребала в совок дуэльный «снег» с такой медлительностью и вниманием к каждой крошечной бумажке, как будто решила пересчитать «снежинки».