Страница:
— Это же ты была на бензоколонке! — вдруг радостно объявил он. — А я подумал, что с женщинами стало? Чуть что не так — выдергивают оружие! — громко обратился он к удивленному юрисконсульту.
— Вы знакомы? — оживился скучавший Кнур.
— Нет, — отвела глаза от Марата Ева.
— Нет-нет, — убедительно покачал головой Марат. — Я просто видел ее ночью, случайно, понимаете, я ехал на мотоцикле…
— Постарайтесь не отвлекаться и просто отвечать на вопросы, — тихо и значительно проговорил Лепестков. — Если вам не нравится состав этой комиссии, вы можете подать прошение…
— Она мне очень нравится, — серьезно кивнул Марат и добавил услужливо:
— В смысле, и комиссия нравится, и лично майор Курганова. Как вас зовут? — вдруг резко подался он к Еве. — Что вы делаете сегодня вечером?
Полковник Кнур медленно оглядел всех присутствующих и спросил, проходил ли допрашиваемый медицинское обследование.
— Иду в театр с лейтенантом Осокиным, — послушно ответила Ева.
Майор Лепестков полистал бумаги и заметил, что последний раз Марат Устинов был на обследовании три месяца назад.
— Я здоров, — повысил голос Марат Устинов. — Мне просто женщина очень нравится, у вас что, так не бывает? — Он заговорщицки подмигнул полковнику Кнуру.
— Если хотите изобразить психические отклонения, то должны знать, — назидательно заметил Кошмар, — что лучше всего и нагляднее сразу перейти к буйному припадку.
— Это, если я сейчас накинусь на нее, то?..
— Не советую, — перебил Лепестков. — Ева Николаевна начала свое продвижение по службе, именно провоцируя сексуальные нападения у недостаточно справедливо осужденных, с ее точки зрения, правонарушителей.
Стреляет она метко, как и полагается профессиональному снайперу, кроме этого, обучена приемам боевых искусств, а ее хладнокровию позавидовал бы любой мужчина.
— И что? — подался теперь к Лепесткову Марат.
— Всегда — точно между глаз. Ева не выдержала восторженного взгляда Марата и опустила глаза, удивляясь сама себе.
— Не рекомендую, — сказала она тихо, — пользоваться советами юриста Лепесткова. Этот так называемый страж закона исхитрился приписать мне четыре года назад убийство секретного агента военной разведки, совершенное по телефону и с расстояния более четырех километров.
— Не буду! — горячо заверил ее Марат. — Не буду пользоваться его советами. Вас зовут Ева? Красиво.
— Или вы будете отвечать на наши вопросы, или допрос придется отложить, и что-то мне подсказывает, что в другой раз меня на него не пригласят. — Ева внимательно посмотрела на застывшего с идиотской улыбкой на лице Марата.
— И черт с ним, встретимся вечером и поболтаем с глазу на глаз!
— Допрос закончен в… — начала говорить Ева.
— Ладно, — откинулся на спинку стула Марат. — Спрашивайте. А если я буду послушным и хорошим?
— Вам могут задержание сменить на подписку о невыезде за пределы города, и вы еще отработаете несколько спектаклей до окончания расследования, — разъяснил Кошмар.
Ева смотрела на сидящего напротив мужчину, отдавая должное его искренности. Он, конечно, валял дурака, но валял от души, с чувством и мерой.
Не преступая границ, не вызывая злобного раздражения, просто забавлялся, как человек, совершенно ни в чем не виноватый. В последующие двадцать минут Марат Устинов с патриотической решительностью во взгляде и категорической твердостью в голосе доходчиво рассказал о полученном им задании. Через неделю после задержания американца Коупа, по приказу отдела военной разведки, он зачислился в штат Театра оперы и балета осветителем. Трудился без выходных — старался не пропустить ни одного спектакля. Его пост наблюдения, естественно, был в осветительской будке. Старший лейтенант Устинов должен был отслеживать все возможные контакты людей от Коупа. Американец уже на первых допросах описал отличительную атрибутику в одежде курьеров. Устинов был в курсе, что в театр на определенный спектакль всегда направляется группа из внешней разведки Службы с теми же самыми отличительными признаками в одежде, поэтому первое время фотографировал всех мужчин и женщин в строгом черно-белом прикиде с любым красным пятном на шее — будь то платок, жабо или галстук. Первый контакт разведчиков и предполагаемого курьера Устинов заснял в подробностях и передал снимки начальству. К убийству курьера не имеет никакого отношения. К мертвому блондину в туалете не подходил, одежду не обыскивал, золотую зажигалку или пленку из нее не находил, и это могут подтвердить дальнейшие распоряжения агенту Устинову от военной разведки. После пропажи пленки ему было приказано осмотреть в театре все возможные помещения, где пленку могли запрятать, и разработать план обнаружения похитителя пленки.
После длительной разработки возможных перемещений служащих театра во время спектакля разведчик Устинов пришел к выводу, что это могли проделать четыре человека. О чем у его начальства есть докладная. Ему лично было приказано сделать разработку по служащей костюмерного цеха Булочкиной Надежде, и эту разработку он с треском провалил, оказавшись в глупейшем положении — сам подвез Булочкину к издательству газеты, в которую она и передала злополучную пленку.
Присутствующие тут же поинтересовались, откуда у Устинова такая уверенность, что пленку передала именно Булочкина. Выслушав сбивчивый рассказ про смену кедов на кроссовки, про количество заколок на голове у девушки, про маршрут на мотоцикле и уход от слежки Службы — серого фургона, мужчины загрустили, а Ева развеселилась.
— Oна прятала пленку в театре, это уже ясно. Я лично провел несанкционированный обыск у нее в квартире. Ничего. Вчера обыскал рабочий шкафчик и ощупал тридцать шесть из шестисот пятидесяти театральных костюмов. — Марат не сводил глаз с Евы.
Ева уговаривала себя относиться к допрашиваемому беспристрастно.
Спокойным, безразличным голосом она спросила:
— По-вашему, это Булочкина убила курьера от Коупа?
— Ну что вы, — улыбнулся Марат во весь рот. — Надежда — авантюристка, но не убийца. Я думаю, она просто нашла пленки.
— Невинная авантюристка, позарившаяся на золото, вдруг, почему-то с огромными предосторожностями, способными обмануть даже такого профессионала, как вы, вынимает из зажигалки пленку и отвозит ее в редакцию газеты. Странно как-то получается, вам не кажется? — вкрадчивым голосом поинтересовался Кошмар.
— Мой прокол, — согласился Марат. — Если рассмотреть это с психологической точки зрения, то такой поступок может означать и некий бунт. Вы не считали, сколько раз ваши люди ее раздевали и щупали за последний месяц? Тут любой взбунтуется.
— Вы сказали про четверых подозреваемых. Кто еще трое? — поинтересовался Кнур.
Марат с показной учтивостью доложил, что все его наработки по этому делу находятся у начальника разведки, которому и решать, кому и когда их показывать.
— Отказываетесь сотрудничать, — вздохнул Кнур.
— При чем здесь сотрудничество? Разве меня не подозревают в двух убийствах? — честно удивился Устинов. — Я так понимаю сложившуюся ситуацию. Вы все уверены, что военная разведка что-то напутала с подложными пленками и захотела их изъять из дела, когда профессор Дедов отказался от своих первоначальных показаний. Для этого в театр был направлен я, могучий и ужасный, и стал мочить всех, кто рискнул нацепить на себя красный галстук с серпом и молотом, и отбирать у них подложные пленки. Сами видите, такая версия рассыпается после публикации в газете документов по торпеде.
— А что могла напутать разведка? — заинтересовалась Ева.
— Я не специалист, — напрягся Марат.
— А все-таки. Зачем было уничтожать все оставшиеся пленки, как только Кушель позвонил и потребовал их передачи в Службу безопасности?
— Это не в моей компетенции.
— Кушель открыл вам дверь, потому что вы сказали, что привезли ему пакет?
— Ничего не знаю. Никто не открывал мне дверь, — пожал плечами Марат.
— Правильно. Дверь была открыта, да? — Ева подалась вперед, поймав взглядом потемневшие глаза Марата. — Молчите? А зря. Есть свидетель.
— Это вы бросьте, Ева Николаевна, — напрягся Марат. — Вы начинали в полиции? Как это называлось тогда — Министерство внутренних дел? Или были следователем прокуратуры?
Кнур собрался было что-то сказать, но Ева толкнула его под столом коленом. Кнур громко выдул воздух и закрыл рот.
— А что, это важно? — спросила она у Марата.
— Да нет, просто чувствуется крепкая хватка полицейского допроса.
Свидетели, дверь открыта — смешно.
— Не смешно. Я нашла отпечаток вашего указательного пальца в квартире, где были убиты трое агентов службы и один мирный житель.
— Мирный житель, — усмехнулся Марат. — Разговариваете, как будто только с войны. А я вам почти верю.
— Ну как же. Вы принесли в квартиру Кушеля бутылку коньяку во внутреннем кармане куртки. А у подъезда наступили в собачью неожиданность, что и обнаружили только в квартире. Вы посетили туалет. Оторвали полосу туалетной бумаги. Ваш указательный палец прикоснулся к держателю.
Марат, застыв зрачками на лице женщины напротив, напряженно думал и почти перестал дышать.
— Вы вытерли край ботинка, выбросили бумагу в унитаз и смыли ее, ударив по рычагу ребром ладони. Вы видели, как эти люди умирали?
— Не отвечайте, — предложил очнувшийся Лепестков.
— Нет, — ответил Марат. — Я не видел.
— Мне надо позвонить. — Лепестков встал с заготовленным телефоном.
— Сидеть, — тихо приказал Кнур, и Лепестков, потоптавшись, неуверенно сел на место.
— Поймите, Устинов, — расслабилась Ева и обхватила себя руками за плечи, — вы здесь находитесь потому, что ваше начальство вас сдало. Это значит, не просто указало имя своего человека в театре. Военные рассказали нам то, что вы, возможно, можете и не знать. Вы называете человека, от которого получили приказ отвезти в квартиру Кушеля выданную вам бутылку коньяка. Я проголосую за ваш домашний арест вместо задержания.
— Я протестую, — лениво пробормотал Лепестков. — Не было договоренности, что полковник Кнур будет посвящен в подробности. Министр…
— Лепестков, — перебил его Кнур, — я посажу человека, отдавшего такой приказ, чего бы тебе ни пообещал министр обороны.
— Да я совершенно не горю желанием узнать, почему мне было приказано отвезти эту бутылку по определенному адресу, — вступил в разговор Марат и спросил, глядя на Еву:
— Вы что, никогда не убивали по приказу? Не выезжали со снайперской винтовкой по звонку?
— Сынок, — подался к Марату Кошмар, — Ева Николаевна хотела тебе кое-что разъяснить. Тут дело получилось грязное, сам посуди. Когда профессор Дедов слег с инфарктом, твое начальство решило взять игру в свои руки, но забыло предупредить об этом Службу безопасности. Ты, конечно, просто исполнитель. И она, — кивнул Кошмар на Еву, — бывает просто исполнителем. Но только до тех пор, пока есть смысл в этой исполнительности, и называется этот смысл государственными интересами. Все другие смыслы — дерьмо.
— И я по уши в этом дерьме, так? — усмехнулся Марат.
— Назови имя.
— Не имеете права пользоваться нажимом, — сопротивлялся Лепестков. — Что вы хотите доказать? Меркантильный интерес? Это же смешно. Дальше ошибки в исполнении пленок дело не пойдет.
— Если все так, как вы говорите, то я невиновен. — Марат подвинул к себе листок бумаги и взял ручку.
— Тебе решать.
— Ладно. Для лучшего уяснения. — Марат не стал писать, но ручку не отложил, вертел в пальцах. — Некто из моего руководства после ареста Коупа не ограничился просто помощью отделу разведки Службы и слишком глубоко копнул. Вел ли этот человек свою игру, доказать будет трудно, а вот сделать меня козлом отпущения легко и просто. Что вы называете настоящими пленками? И что тогда отображено на той, которую обнаружили у убитого блондина, а, Ева Николаевна?
Есть еще один маленький вопросик: кто убил ваших агентов?
— Ева Николаевна, — тихо приказал Кошмар, — выключите магнитофон.
Лепестков вздохнул с облегчением.
— И не прикидывайтесь простым исполнителем. — Кошмар подвинул к Марату прозрачную папку. — Ваша разработка?
Марат посмотрел одним взглядом, вздохнул.
— Да уж, сдали меня по полной.
— Ну вот, прикидываетесь мальчиком на побегушках, а, оказывается, вы кое-что смыслите в оборонительных системах. Кто отдал вам приказ провести анализ противоторпедных систем? Это тот же человек? Вот вам ответ на первый вопрос — зачем. С его точки зрения, если ракету нельзя воспроизвести, можно указать на отдельные слабые места для успешного ее уничтожения. В этой газете, — Кошмар постучал пальцем по злосчастным газетным снимкам, — как раз эти места и опубликованы. Вам не показалось странным, что после вашего общего обзора и анализа вы вдруг были направлены на ту самую исполнительскую работу, которой только что тут нас всех упрекали? Этот человек использовал для своей задумки только одного офицера — вас. Или вы называете имя, или как главный и единственный исполнитель идете под суд за убийство агентов Службы и за попытку использовать разработку разведки Службы в личных целях.
— Можно просьбу? — сдался Марат.
— Но только одну! — ерничает Кнур.
— Я хочу видеть материалы на так называемой подлинной пленке, — Марат быстрым решительным почерком пишет на бумаге имя и бросает ручку.
— Обойдешься, сынок, — устало вздыхает Кошмар, подвигая к себе лист бумаги.
Ева разводит руками, вынимает из магнитофона пленку и демонстративно бросает ее в урну.
— Какое оружие имеете в своем распоряжении? — спрашивает она Марата.
— Служебное. И это не малокалиберный австрийский пистолет.
Все присутствующие удивлены таким ответом.
— Господа офицеры, я думал, что вы в курсе, — объясняет Марат свою осведомленность. — Вчерашний бильярд с министром обороны был актом примирения и обменом информацией.
— Сам невзначай вывернешь карманы, — встал Кнур, — или подождешь полчасика, пока я принесу оформленные бумаги по задержанию тебя под стражу?
Марат послушно выворачивает карманы брюк, снимает куртку и выгребает из нее все на стол.
Ева подвигает к себе ручкой сосательную конфету.
— Вы как хотите, Ева Николаевна, — вздыхает Кнур, — но я не играю в бильярд, поэтому возьму этого исполнительного осветителя под стражу.
— Не надо. Это будет глупо, — замечает Марат. — Дайте хотя бы пару дней. Мне осталось ощупать еще шестьсот двадцать костюмов.
— Я пошел за постановлением. — Кнур направился к двери. — Сутки мы его подержим, а потом сдадим военным, они все равно не отстанут. А мне и суток хватит.
— Подождите. В рабочем шкафчике истопника висит галстук вашего пропавшего агента, — решился Марат.
— Подумаешь, — Ева встала и прошлась, сделав Кнуру знак, — в мусорном баке лежали его ботинки, а вся одежда — кучей под стойками с костюмами. Ты угощал пропавшего офицера конфеткой?
— Нет. Не угощал. Когда я потерял его из вида, я сразу пошел в костюмерную.
— Ну вот, почему в костюмерную?! Почему же не в мужской туалет? — повысила голос Ева.
— В фойе дежурили ваши. В зале его не было. Мне приказано было отработать версию по Булочкиной, где ее еще отрабатывать, как не на ее рабочем месте? И я угадал. Только опоздал. Ваш человек умирал под стойкой с костюмами.
Кнур вернулся на свое место и сел с тяжелым вздохом.
— Пулевое ранение в области шеи. Выходного отверстия не было. Я раздел его за полминуты. Осмотрел тщательно всю одежду. Я искал зажигалку. Ее не было.
Он еще дышал, когда я побежал звонить. Потом забежал в медпункт и забрал аптечку скорой помощи. А когда вернулся в костюмерную, его уже не было. Я не поверил, обшарил все ползком под стойками, думал, он отполз. Одежда была, а его не было. Думать было некогда, меня могли хватиться на рабочем месте. Я еще раз позвонил к себе в отдел, сказал о пропаже раненого, вернулся в осветительскую.
Решил осмотреть более тщательно все помещения внизу после спектакля. Но это сделать не удалось, потому что после спектакля в костюмерной оказались Надежда Булочкина и помощник режиссера по сцене. Поскольку шума никто не поднял, я решил, что вашего агента обнаружили напарники и тихо вывезли из театра. В три утра мне было приказано проникнуть в театр и провести тщательный обыск всех помещений, поскольку поступили официальные сведения об исчезновении вашего агента и назначенном на утро обыске помещений театра агентами Службы. С трех часов пятнадцати минут до пяти тридцати я и еще восемь человек обшарили в ускоренном темпе все предполагаемые места в подсобных помещениях театра, где могло поместиться тело крупного мужчины. Без десяти шесть приехали искать ваши люди.
— Есть какие-нибудь соображения, где тело? — поинтересовалась после долгой паузы Ева.
— Были, — кивнул Марат. — Но после осмотра опорного пространства под сценой и котельной версий у меня нет. Котел на угле в этом году еще не растапливали. Работает только газовый. Под сценой ничего подозрительного не обнаружено. Во время обыска мои ребята нашли другой выход из театра — старый пожарный. Об этом выходе ваши сотрудники не знают и не ставили там слежку. Есть еще легко открывающееся окошко в одном из подвальных помещений, но в него крупному человеку не пролезть. Я не розыскник. Я исполнитель. Вам видней, кому выгодно было убрать вашего агента.
— Выгодней всего это было человеку, который должен был отобрать зажигалку с пленкой. То есть на данный момент вам, — ткнул пальцем в Марата Кнур.
— Я не убивал. И я не находил пленку.
— А можно мне побеседовать со старшим лейтенантом наедине? — спросила Ева. Мужчины выходили неохотно.
— Кофе хочешь? — спросила Ева, когда они остались одни.
— Подойди.
Ева подошла к сидящему на стуле Марату — Ближе. Хорошо, — сказал он, когда они соприкоснулись коленками. — Ты почему в Службе?
— Больше ничего не умею. А ты почему в военной разведке?
— Больше ничего не умею, — улыбнулся ей Марат. — Проблемный я. Ты тоже?
Ева кивнула.
— Хочу посмотреть близко в глаза, — потянул ее за руку к себе Марат.
— Ты с этим осторожней, — шепотом предупредила Ева, наклоняясь.
— Я уже попался. Что теперь осторожничать. Где взяла такие синие?
Подожди, не дергайся. — Марат взял ее за другую руку и с силой сжал запястья. — А можно — прямо здесь, на полу?
— То-то полковники повеселятся! — Ева кивнула в угол комнаты, Марат не отвел зрачки от ее глаз, но понял, что она имела в виду видеокамеру.
— Сколько тебе лет? — спросил Марат одними губами.
— Я старше тебя, — улыбнулась Ева.
— А как ты будешь уходить из Службы, майор Курганова? Или надеешься выслужиться до персональной пенсии?
— А почему это тебя интересует, старший лейтенант Устинов?
— А-а-а-а, потому что персональных пенсионеров в Службе очень мало. Ты поинтересуйся на досуге. Все больше простые исполнители, они доживают, а вот на проблемных инициаторах Служба экономит. Но памятники на кладбище ставит неплохие. У нас, у военных, еще проще. Могут запросто уложить в общую могилу, а матери прислать медаль с запиской: «Пропал без вести при исполнении особо важного задания».
Ева внимательно посмотрела в глаза мужчины. Они все еще представляли собой сложную скульптурную композицию — он сидел, крепко держа ее за запястья, она стояла, чуть наклонившись и вглядываясь в глаза сидящего.
— Пошли покатаемся? — предложил Марат, разжав ладони. — Обсудим детали.
Если ты еще не поняла, то я предлагаю тебе возможность уйти из Службы живой.
— Лихо.
— Вдвоем мы раскрутим это плохо пахнущее дело, обложимся компроматом на своих начальников, тогда будет чем пригрозить в случае их исполнительно-профессионального рвения.
— Очень торжественно звучит, только зачем так громко? — Ева стала собираться.
— Пусть слушают.
— Ладно. Покатаемся в театр. Покажешь место, где ты нашел раненого.
На улице Марат протянул Еве шлем. Ева удивилась и показала кивком головы на свою машину.
— Очень смешно, — кивнул Марат. — Это я в кабинете дурака валял, а говорить серьезно буду только в открытом пространстве. Без прослушек, без оружия под сиденьем. И там, куда сам тебя привезу. Сядешь сзади или разрешишь мне тебя обнимать?
Закинув в машину сумку, Ева подошла к мотоциклу и погладила блестящий черный панцирь.
— Очень соблазнительно порулить, конечно, но я одета неподходяще, — она посмотрела на свои коленки в колготках.
— Еще как подходяще! Садись, а я буду внимательно разглядывать рожи гаишников по дороге.
Ева огляделась и, перед тем как сесть, подняла узкую юбку повыше.
— Ну что, старший лейтенант? — Она выкрутила газ, отталкиваясь одной ногой, потом устроила удобнее на педалях туфли на высоких каблуках и опустила стекло шлема. — Документы с собой? Как бы меня не остановили за провоцирующую форму одежды.
Марат ничего не ответил, только бережно, как хрупкое чудо, обхватил женщину сзади.
24. Дочь мясника
— Вы знакомы? — оживился скучавший Кнур.
— Нет, — отвела глаза от Марата Ева.
— Нет-нет, — убедительно покачал головой Марат. — Я просто видел ее ночью, случайно, понимаете, я ехал на мотоцикле…
— Постарайтесь не отвлекаться и просто отвечать на вопросы, — тихо и значительно проговорил Лепестков. — Если вам не нравится состав этой комиссии, вы можете подать прошение…
— Она мне очень нравится, — серьезно кивнул Марат и добавил услужливо:
— В смысле, и комиссия нравится, и лично майор Курганова. Как вас зовут? — вдруг резко подался он к Еве. — Что вы делаете сегодня вечером?
Полковник Кнур медленно оглядел всех присутствующих и спросил, проходил ли допрашиваемый медицинское обследование.
— Иду в театр с лейтенантом Осокиным, — послушно ответила Ева.
Майор Лепестков полистал бумаги и заметил, что последний раз Марат Устинов был на обследовании три месяца назад.
— Я здоров, — повысил голос Марат Устинов. — Мне просто женщина очень нравится, у вас что, так не бывает? — Он заговорщицки подмигнул полковнику Кнуру.
— Если хотите изобразить психические отклонения, то должны знать, — назидательно заметил Кошмар, — что лучше всего и нагляднее сразу перейти к буйному припадку.
— Это, если я сейчас накинусь на нее, то?..
— Не советую, — перебил Лепестков. — Ева Николаевна начала свое продвижение по службе, именно провоцируя сексуальные нападения у недостаточно справедливо осужденных, с ее точки зрения, правонарушителей.
Стреляет она метко, как и полагается профессиональному снайперу, кроме этого, обучена приемам боевых искусств, а ее хладнокровию позавидовал бы любой мужчина.
— И что? — подался теперь к Лепесткову Марат.
— Всегда — точно между глаз. Ева не выдержала восторженного взгляда Марата и опустила глаза, удивляясь сама себе.
— Не рекомендую, — сказала она тихо, — пользоваться советами юриста Лепесткова. Этот так называемый страж закона исхитрился приписать мне четыре года назад убийство секретного агента военной разведки, совершенное по телефону и с расстояния более четырех километров.
— Не буду! — горячо заверил ее Марат. — Не буду пользоваться его советами. Вас зовут Ева? Красиво.
— Или вы будете отвечать на наши вопросы, или допрос придется отложить, и что-то мне подсказывает, что в другой раз меня на него не пригласят. — Ева внимательно посмотрела на застывшего с идиотской улыбкой на лице Марата.
— И черт с ним, встретимся вечером и поболтаем с глазу на глаз!
— Допрос закончен в… — начала говорить Ева.
— Ладно, — откинулся на спинку стула Марат. — Спрашивайте. А если я буду послушным и хорошим?
— Вам могут задержание сменить на подписку о невыезде за пределы города, и вы еще отработаете несколько спектаклей до окончания расследования, — разъяснил Кошмар.
Ева смотрела на сидящего напротив мужчину, отдавая должное его искренности. Он, конечно, валял дурака, но валял от души, с чувством и мерой.
Не преступая границ, не вызывая злобного раздражения, просто забавлялся, как человек, совершенно ни в чем не виноватый. В последующие двадцать минут Марат Устинов с патриотической решительностью во взгляде и категорической твердостью в голосе доходчиво рассказал о полученном им задании. Через неделю после задержания американца Коупа, по приказу отдела военной разведки, он зачислился в штат Театра оперы и балета осветителем. Трудился без выходных — старался не пропустить ни одного спектакля. Его пост наблюдения, естественно, был в осветительской будке. Старший лейтенант Устинов должен был отслеживать все возможные контакты людей от Коупа. Американец уже на первых допросах описал отличительную атрибутику в одежде курьеров. Устинов был в курсе, что в театр на определенный спектакль всегда направляется группа из внешней разведки Службы с теми же самыми отличительными признаками в одежде, поэтому первое время фотографировал всех мужчин и женщин в строгом черно-белом прикиде с любым красным пятном на шее — будь то платок, жабо или галстук. Первый контакт разведчиков и предполагаемого курьера Устинов заснял в подробностях и передал снимки начальству. К убийству курьера не имеет никакого отношения. К мертвому блондину в туалете не подходил, одежду не обыскивал, золотую зажигалку или пленку из нее не находил, и это могут подтвердить дальнейшие распоряжения агенту Устинову от военной разведки. После пропажи пленки ему было приказано осмотреть в театре все возможные помещения, где пленку могли запрятать, и разработать план обнаружения похитителя пленки.
После длительной разработки возможных перемещений служащих театра во время спектакля разведчик Устинов пришел к выводу, что это могли проделать четыре человека. О чем у его начальства есть докладная. Ему лично было приказано сделать разработку по служащей костюмерного цеха Булочкиной Надежде, и эту разработку он с треском провалил, оказавшись в глупейшем положении — сам подвез Булочкину к издательству газеты, в которую она и передала злополучную пленку.
Присутствующие тут же поинтересовались, откуда у Устинова такая уверенность, что пленку передала именно Булочкина. Выслушав сбивчивый рассказ про смену кедов на кроссовки, про количество заколок на голове у девушки, про маршрут на мотоцикле и уход от слежки Службы — серого фургона, мужчины загрустили, а Ева развеселилась.
— Oна прятала пленку в театре, это уже ясно. Я лично провел несанкционированный обыск у нее в квартире. Ничего. Вчера обыскал рабочий шкафчик и ощупал тридцать шесть из шестисот пятидесяти театральных костюмов. — Марат не сводил глаз с Евы.
Ева уговаривала себя относиться к допрашиваемому беспристрастно.
Спокойным, безразличным голосом она спросила:
— По-вашему, это Булочкина убила курьера от Коупа?
— Ну что вы, — улыбнулся Марат во весь рот. — Надежда — авантюристка, но не убийца. Я думаю, она просто нашла пленки.
— Невинная авантюристка, позарившаяся на золото, вдруг, почему-то с огромными предосторожностями, способными обмануть даже такого профессионала, как вы, вынимает из зажигалки пленку и отвозит ее в редакцию газеты. Странно как-то получается, вам не кажется? — вкрадчивым голосом поинтересовался Кошмар.
— Мой прокол, — согласился Марат. — Если рассмотреть это с психологической точки зрения, то такой поступок может означать и некий бунт. Вы не считали, сколько раз ваши люди ее раздевали и щупали за последний месяц? Тут любой взбунтуется.
— Вы сказали про четверых подозреваемых. Кто еще трое? — поинтересовался Кнур.
Марат с показной учтивостью доложил, что все его наработки по этому делу находятся у начальника разведки, которому и решать, кому и когда их показывать.
— Отказываетесь сотрудничать, — вздохнул Кнур.
— При чем здесь сотрудничество? Разве меня не подозревают в двух убийствах? — честно удивился Устинов. — Я так понимаю сложившуюся ситуацию. Вы все уверены, что военная разведка что-то напутала с подложными пленками и захотела их изъять из дела, когда профессор Дедов отказался от своих первоначальных показаний. Для этого в театр был направлен я, могучий и ужасный, и стал мочить всех, кто рискнул нацепить на себя красный галстук с серпом и молотом, и отбирать у них подложные пленки. Сами видите, такая версия рассыпается после публикации в газете документов по торпеде.
— А что могла напутать разведка? — заинтересовалась Ева.
— Я не специалист, — напрягся Марат.
— А все-таки. Зачем было уничтожать все оставшиеся пленки, как только Кушель позвонил и потребовал их передачи в Службу безопасности?
— Это не в моей компетенции.
— Кушель открыл вам дверь, потому что вы сказали, что привезли ему пакет?
— Ничего не знаю. Никто не открывал мне дверь, — пожал плечами Марат.
— Правильно. Дверь была открыта, да? — Ева подалась вперед, поймав взглядом потемневшие глаза Марата. — Молчите? А зря. Есть свидетель.
— Это вы бросьте, Ева Николаевна, — напрягся Марат. — Вы начинали в полиции? Как это называлось тогда — Министерство внутренних дел? Или были следователем прокуратуры?
Кнур собрался было что-то сказать, но Ева толкнула его под столом коленом. Кнур громко выдул воздух и закрыл рот.
— А что, это важно? — спросила она у Марата.
— Да нет, просто чувствуется крепкая хватка полицейского допроса.
Свидетели, дверь открыта — смешно.
— Не смешно. Я нашла отпечаток вашего указательного пальца в квартире, где были убиты трое агентов службы и один мирный житель.
— Мирный житель, — усмехнулся Марат. — Разговариваете, как будто только с войны. А я вам почти верю.
— Ну как же. Вы принесли в квартиру Кушеля бутылку коньяку во внутреннем кармане куртки. А у подъезда наступили в собачью неожиданность, что и обнаружили только в квартире. Вы посетили туалет. Оторвали полосу туалетной бумаги. Ваш указательный палец прикоснулся к держателю.
Марат, застыв зрачками на лице женщины напротив, напряженно думал и почти перестал дышать.
— Вы вытерли край ботинка, выбросили бумагу в унитаз и смыли ее, ударив по рычагу ребром ладони. Вы видели, как эти люди умирали?
— Не отвечайте, — предложил очнувшийся Лепестков.
— Нет, — ответил Марат. — Я не видел.
— Мне надо позвонить. — Лепестков встал с заготовленным телефоном.
— Сидеть, — тихо приказал Кнур, и Лепестков, потоптавшись, неуверенно сел на место.
— Поймите, Устинов, — расслабилась Ева и обхватила себя руками за плечи, — вы здесь находитесь потому, что ваше начальство вас сдало. Это значит, не просто указало имя своего человека в театре. Военные рассказали нам то, что вы, возможно, можете и не знать. Вы называете человека, от которого получили приказ отвезти в квартиру Кушеля выданную вам бутылку коньяка. Я проголосую за ваш домашний арест вместо задержания.
— Я протестую, — лениво пробормотал Лепестков. — Не было договоренности, что полковник Кнур будет посвящен в подробности. Министр…
— Лепестков, — перебил его Кнур, — я посажу человека, отдавшего такой приказ, чего бы тебе ни пообещал министр обороны.
— Да я совершенно не горю желанием узнать, почему мне было приказано отвезти эту бутылку по определенному адресу, — вступил в разговор Марат и спросил, глядя на Еву:
— Вы что, никогда не убивали по приказу? Не выезжали со снайперской винтовкой по звонку?
— Сынок, — подался к Марату Кошмар, — Ева Николаевна хотела тебе кое-что разъяснить. Тут дело получилось грязное, сам посуди. Когда профессор Дедов слег с инфарктом, твое начальство решило взять игру в свои руки, но забыло предупредить об этом Службу безопасности. Ты, конечно, просто исполнитель. И она, — кивнул Кошмар на Еву, — бывает просто исполнителем. Но только до тех пор, пока есть смысл в этой исполнительности, и называется этот смысл государственными интересами. Все другие смыслы — дерьмо.
— И я по уши в этом дерьме, так? — усмехнулся Марат.
— Назови имя.
— Не имеете права пользоваться нажимом, — сопротивлялся Лепестков. — Что вы хотите доказать? Меркантильный интерес? Это же смешно. Дальше ошибки в исполнении пленок дело не пойдет.
— Если все так, как вы говорите, то я невиновен. — Марат подвинул к себе листок бумаги и взял ручку.
— Тебе решать.
— Ладно. Для лучшего уяснения. — Марат не стал писать, но ручку не отложил, вертел в пальцах. — Некто из моего руководства после ареста Коупа не ограничился просто помощью отделу разведки Службы и слишком глубоко копнул. Вел ли этот человек свою игру, доказать будет трудно, а вот сделать меня козлом отпущения легко и просто. Что вы называете настоящими пленками? И что тогда отображено на той, которую обнаружили у убитого блондина, а, Ева Николаевна?
Есть еще один маленький вопросик: кто убил ваших агентов?
— Ева Николаевна, — тихо приказал Кошмар, — выключите магнитофон.
Лепестков вздохнул с облегчением.
— И не прикидывайтесь простым исполнителем. — Кошмар подвинул к Марату прозрачную папку. — Ваша разработка?
Марат посмотрел одним взглядом, вздохнул.
— Да уж, сдали меня по полной.
— Ну вот, прикидываетесь мальчиком на побегушках, а, оказывается, вы кое-что смыслите в оборонительных системах. Кто отдал вам приказ провести анализ противоторпедных систем? Это тот же человек? Вот вам ответ на первый вопрос — зачем. С его точки зрения, если ракету нельзя воспроизвести, можно указать на отдельные слабые места для успешного ее уничтожения. В этой газете, — Кошмар постучал пальцем по злосчастным газетным снимкам, — как раз эти места и опубликованы. Вам не показалось странным, что после вашего общего обзора и анализа вы вдруг были направлены на ту самую исполнительскую работу, которой только что тут нас всех упрекали? Этот человек использовал для своей задумки только одного офицера — вас. Или вы называете имя, или как главный и единственный исполнитель идете под суд за убийство агентов Службы и за попытку использовать разработку разведки Службы в личных целях.
— Можно просьбу? — сдался Марат.
— Но только одну! — ерничает Кнур.
— Я хочу видеть материалы на так называемой подлинной пленке, — Марат быстрым решительным почерком пишет на бумаге имя и бросает ручку.
— Обойдешься, сынок, — устало вздыхает Кошмар, подвигая к себе лист бумаги.
Ева разводит руками, вынимает из магнитофона пленку и демонстративно бросает ее в урну.
— Какое оружие имеете в своем распоряжении? — спрашивает она Марата.
— Служебное. И это не малокалиберный австрийский пистолет.
Все присутствующие удивлены таким ответом.
— Господа офицеры, я думал, что вы в курсе, — объясняет Марат свою осведомленность. — Вчерашний бильярд с министром обороны был актом примирения и обменом информацией.
— Сам невзначай вывернешь карманы, — встал Кнур, — или подождешь полчасика, пока я принесу оформленные бумаги по задержанию тебя под стражу?
Марат послушно выворачивает карманы брюк, снимает куртку и выгребает из нее все на стол.
Ева подвигает к себе ручкой сосательную конфету.
— Вы как хотите, Ева Николаевна, — вздыхает Кнур, — но я не играю в бильярд, поэтому возьму этого исполнительного осветителя под стражу.
— Не надо. Это будет глупо, — замечает Марат. — Дайте хотя бы пару дней. Мне осталось ощупать еще шестьсот двадцать костюмов.
— Я пошел за постановлением. — Кнур направился к двери. — Сутки мы его подержим, а потом сдадим военным, они все равно не отстанут. А мне и суток хватит.
— Подождите. В рабочем шкафчике истопника висит галстук вашего пропавшего агента, — решился Марат.
— Подумаешь, — Ева встала и прошлась, сделав Кнуру знак, — в мусорном баке лежали его ботинки, а вся одежда — кучей под стойками с костюмами. Ты угощал пропавшего офицера конфеткой?
— Нет. Не угощал. Когда я потерял его из вида, я сразу пошел в костюмерную.
— Ну вот, почему в костюмерную?! Почему же не в мужской туалет? — повысила голос Ева.
— В фойе дежурили ваши. В зале его не было. Мне приказано было отработать версию по Булочкиной, где ее еще отрабатывать, как не на ее рабочем месте? И я угадал. Только опоздал. Ваш человек умирал под стойкой с костюмами.
Кнур вернулся на свое место и сел с тяжелым вздохом.
— Пулевое ранение в области шеи. Выходного отверстия не было. Я раздел его за полминуты. Осмотрел тщательно всю одежду. Я искал зажигалку. Ее не было.
Он еще дышал, когда я побежал звонить. Потом забежал в медпункт и забрал аптечку скорой помощи. А когда вернулся в костюмерную, его уже не было. Я не поверил, обшарил все ползком под стойками, думал, он отполз. Одежда была, а его не было. Думать было некогда, меня могли хватиться на рабочем месте. Я еще раз позвонил к себе в отдел, сказал о пропаже раненого, вернулся в осветительскую.
Решил осмотреть более тщательно все помещения внизу после спектакля. Но это сделать не удалось, потому что после спектакля в костюмерной оказались Надежда Булочкина и помощник режиссера по сцене. Поскольку шума никто не поднял, я решил, что вашего агента обнаружили напарники и тихо вывезли из театра. В три утра мне было приказано проникнуть в театр и провести тщательный обыск всех помещений, поскольку поступили официальные сведения об исчезновении вашего агента и назначенном на утро обыске помещений театра агентами Службы. С трех часов пятнадцати минут до пяти тридцати я и еще восемь человек обшарили в ускоренном темпе все предполагаемые места в подсобных помещениях театра, где могло поместиться тело крупного мужчины. Без десяти шесть приехали искать ваши люди.
— Есть какие-нибудь соображения, где тело? — поинтересовалась после долгой паузы Ева.
— Были, — кивнул Марат. — Но после осмотра опорного пространства под сценой и котельной версий у меня нет. Котел на угле в этом году еще не растапливали. Работает только газовый. Под сценой ничего подозрительного не обнаружено. Во время обыска мои ребята нашли другой выход из театра — старый пожарный. Об этом выходе ваши сотрудники не знают и не ставили там слежку. Есть еще легко открывающееся окошко в одном из подвальных помещений, но в него крупному человеку не пролезть. Я не розыскник. Я исполнитель. Вам видней, кому выгодно было убрать вашего агента.
— Выгодней всего это было человеку, который должен был отобрать зажигалку с пленкой. То есть на данный момент вам, — ткнул пальцем в Марата Кнур.
— Я не убивал. И я не находил пленку.
— А можно мне побеседовать со старшим лейтенантом наедине? — спросила Ева. Мужчины выходили неохотно.
— Кофе хочешь? — спросила Ева, когда они остались одни.
— Подойди.
Ева подошла к сидящему на стуле Марату — Ближе. Хорошо, — сказал он, когда они соприкоснулись коленками. — Ты почему в Службе?
— Больше ничего не умею. А ты почему в военной разведке?
— Больше ничего не умею, — улыбнулся ей Марат. — Проблемный я. Ты тоже?
Ева кивнула.
— Хочу посмотреть близко в глаза, — потянул ее за руку к себе Марат.
— Ты с этим осторожней, — шепотом предупредила Ева, наклоняясь.
— Я уже попался. Что теперь осторожничать. Где взяла такие синие?
Подожди, не дергайся. — Марат взял ее за другую руку и с силой сжал запястья. — А можно — прямо здесь, на полу?
— То-то полковники повеселятся! — Ева кивнула в угол комнаты, Марат не отвел зрачки от ее глаз, но понял, что она имела в виду видеокамеру.
— Сколько тебе лет? — спросил Марат одними губами.
— Я старше тебя, — улыбнулась Ева.
— А как ты будешь уходить из Службы, майор Курганова? Или надеешься выслужиться до персональной пенсии?
— А почему это тебя интересует, старший лейтенант Устинов?
— А-а-а-а, потому что персональных пенсионеров в Службе очень мало. Ты поинтересуйся на досуге. Все больше простые исполнители, они доживают, а вот на проблемных инициаторах Служба экономит. Но памятники на кладбище ставит неплохие. У нас, у военных, еще проще. Могут запросто уложить в общую могилу, а матери прислать медаль с запиской: «Пропал без вести при исполнении особо важного задания».
Ева внимательно посмотрела в глаза мужчины. Они все еще представляли собой сложную скульптурную композицию — он сидел, крепко держа ее за запястья, она стояла, чуть наклонившись и вглядываясь в глаза сидящего.
— Пошли покатаемся? — предложил Марат, разжав ладони. — Обсудим детали.
Если ты еще не поняла, то я предлагаю тебе возможность уйти из Службы живой.
— Лихо.
— Вдвоем мы раскрутим это плохо пахнущее дело, обложимся компроматом на своих начальников, тогда будет чем пригрозить в случае их исполнительно-профессионального рвения.
— Очень торжественно звучит, только зачем так громко? — Ева стала собираться.
— Пусть слушают.
— Ладно. Покатаемся в театр. Покажешь место, где ты нашел раненого.
На улице Марат протянул Еве шлем. Ева удивилась и показала кивком головы на свою машину.
— Очень смешно, — кивнул Марат. — Это я в кабинете дурака валял, а говорить серьезно буду только в открытом пространстве. Без прослушек, без оружия под сиденьем. И там, куда сам тебя привезу. Сядешь сзади или разрешишь мне тебя обнимать?
Закинув в машину сумку, Ева подошла к мотоциклу и погладила блестящий черный панцирь.
— Очень соблазнительно порулить, конечно, но я одета неподходяще, — она посмотрела на свои коленки в колготках.
— Еще как подходяще! Садись, а я буду внимательно разглядывать рожи гаишников по дороге.
Ева огляделась и, перед тем как сесть, подняла узкую юбку повыше.
— Ну что, старший лейтенант? — Она выкрутила газ, отталкиваясь одной ногой, потом устроила удобнее на педалях туфли на высоких каблуках и опустила стекло шлема. — Документы с собой? Как бы меня не остановили за провоцирующую форму одежды.
Марат ничего не ответил, только бережно, как хрупкое чудо, обхватил женщину сзади.
24. Дочь мясника
Будильник зазвенел в шесть тридцать. Маргарита, сонно пошатываясь, побрела в ванную, оттолкнув по ходу попавшегося под ноги мальчика Ио. Она открыла кран над раковиной, плеснула в лицо холодной воды и, моргая тяжелыми веками, разглядела в ванне рыжую старуху Лену в бигудях. На женщине сегодня был яркий татарский халат, мягкие тапочки и белые шерстяные носки. Брови подведены до безобразия — то есть до соединения в устрашающую линию над переносицей. На скулах цвел искусственный румянец розово-фиолетового оттенка. Женщина лежала на спине, закинув одну ногу на другую, покачивала тапочком в ритм музыке из наушников, а плейер прижимала к груди когтистыми цепкими руками.
В кухне у батареи третий день спал неразговорчивый бомж Леша, а под столом умственно отсталая девушка с облысевшей болонкой. Маргарита поставила чайник. Мальчик Ио тут же стал на изготовку, поджидая пар из носика.
— Уйди, — попросила Марго, вернувшись в ванную. Старуха подмигнула ей и закрыла глаза.
Марго терпеть не могла наступать на кафаров. Она открыла дверь кладовки и, не включая свет, задумчиво разглядывала минуты три тучного старика в углу.
— Возьми бабушку на полчаса, — попросила Марго. Старик молчал. Он не выходил из кладовки с первого дня своего появления, отказывался от игр с другими кафарами, не терпел света и молчал, как партизан на допросе.
— Ни за что не пойду в кладовку, — заявила старушка. Она уже была без бигудей. Выкрашенные хной волосы светились неестественной рыжиной с проступающим кое-где пеплом седины. Из кухни выплыли полупрозрачные фигурки лошадок, зайчиков и мышек. Долетая до Маргариты, фигурки истлевали в воздухе легким парком. Маргарита пошла выключить чайник. Мальчик Ио, устав мастерить, вдыхал в себя пар из носика, раздулся и приподнялся над полом, отчего жутко возбудилась лысая болонка. Она выбежала из-под стола и пыталась прыгать, извиваясь бесформенным телом-сосиской. Нащупав возле себя пустоту, открыла рот в немом крике девушка под столом.
Маргарита глубоко и медленно вздохнула, дернула мальчика вниз, загнала болонку пинком под стол и проглотила таблетку, задержав у рта ладонь и заглядевшись в окно. Там, на балконе, покачиваясь прозрачными привидениями из второсортного фильма ужасов, обнявшись, любили друг друга двое истощенных юношей.
Приняв душ, Марго на всякий случай обошла все места возможного пребывания кафаров. В туалете на сливном бачке сидела миниатюрная блондинка с зареванными глазами. На антресолях забаррикадировался Долдон Великий. Новеньких не прибавилось. Никто не спешил умирать в ближайшие девять дней в окрестностях двух километров от Марго.
Рыжая Лена, открыв дверь кладовки, прокричала: «Я тебя все равно убью!» и, спотыкаясь, умчалась в кухню. Маргарита поморщилась. Первый раз ей попался кафар, который изводил другого кафара бесконечными угрозами. Из кладовки осторожно выглянул старик в очках, огляделся, прокричал: «Дура, я тебя любил!»
— и быстро спрятался.
Марго намазывает хлеб маслом стоя. В кухню набились все, кроме зареванной блондинки и Великого Долдона.
— Как же! Он любил! — возмущалась рыжая Лена. — Он меня изнасиловал.
Два раза.
— Три! — уточнил старик.
— Два, не преувеличивай. Один раз на допросе в кабинете. А второй — у меня в квартире. Сказал, что пришел с обыском, заставил раздеться и…
— Три! — кричит старик из-за двери. Рыжая Лена подгадывает, когда он выглянет опять, и с силой захлопывает дверь, прищемив старика.
— А теперь ты умрешь вместе со мной, урод! — шипит она той половине, которая оказалась в кухне.
— Мы пойдем с тобой, взявшись за руки, по Млечному Пути, — заявляет половина расплющенного лица.
— Заткнитесь, — тихо просит Марго. Прикрыв глаза и глубоко затянувшись сигаретой, она про себя наблюдает Лену в другой обстановке — в комнате, заставленной мебелью и цветочными горшками. Став на четвереньки, Лена выковыривает палкой из-за тумбочки застрявшую черепаху. Затаив дыхание, Марго скользит по ступенькам незнакомого подъезда, выходит в дождь и смотрит на вывеску с улицей и номером дома.
— Я была молода и глупа. — Лена приоткрывает дверь кухни и впускает старика в очках.
В кухне у батареи третий день спал неразговорчивый бомж Леша, а под столом умственно отсталая девушка с облысевшей болонкой. Маргарита поставила чайник. Мальчик Ио тут же стал на изготовку, поджидая пар из носика.
— Уйди, — попросила Марго, вернувшись в ванную. Старуха подмигнула ей и закрыла глаза.
Марго терпеть не могла наступать на кафаров. Она открыла дверь кладовки и, не включая свет, задумчиво разглядывала минуты три тучного старика в углу.
— Возьми бабушку на полчаса, — попросила Марго. Старик молчал. Он не выходил из кладовки с первого дня своего появления, отказывался от игр с другими кафарами, не терпел света и молчал, как партизан на допросе.
— Ни за что не пойду в кладовку, — заявила старушка. Она уже была без бигудей. Выкрашенные хной волосы светились неестественной рыжиной с проступающим кое-где пеплом седины. Из кухни выплыли полупрозрачные фигурки лошадок, зайчиков и мышек. Долетая до Маргариты, фигурки истлевали в воздухе легким парком. Маргарита пошла выключить чайник. Мальчик Ио, устав мастерить, вдыхал в себя пар из носика, раздулся и приподнялся над полом, отчего жутко возбудилась лысая болонка. Она выбежала из-под стола и пыталась прыгать, извиваясь бесформенным телом-сосиской. Нащупав возле себя пустоту, открыла рот в немом крике девушка под столом.
Маргарита глубоко и медленно вздохнула, дернула мальчика вниз, загнала болонку пинком под стол и проглотила таблетку, задержав у рта ладонь и заглядевшись в окно. Там, на балконе, покачиваясь прозрачными привидениями из второсортного фильма ужасов, обнявшись, любили друг друга двое истощенных юношей.
Приняв душ, Марго на всякий случай обошла все места возможного пребывания кафаров. В туалете на сливном бачке сидела миниатюрная блондинка с зареванными глазами. На антресолях забаррикадировался Долдон Великий. Новеньких не прибавилось. Никто не спешил умирать в ближайшие девять дней в окрестностях двух километров от Марго.
Рыжая Лена, открыв дверь кладовки, прокричала: «Я тебя все равно убью!» и, спотыкаясь, умчалась в кухню. Маргарита поморщилась. Первый раз ей попался кафар, который изводил другого кафара бесконечными угрозами. Из кладовки осторожно выглянул старик в очках, огляделся, прокричал: «Дура, я тебя любил!»
— и быстро спрятался.
Марго намазывает хлеб маслом стоя. В кухню набились все, кроме зареванной блондинки и Великого Долдона.
— Как же! Он любил! — возмущалась рыжая Лена. — Он меня изнасиловал.
Два раза.
— Три! — уточнил старик.
— Два, не преувеличивай. Один раз на допросе в кабинете. А второй — у меня в квартире. Сказал, что пришел с обыском, заставил раздеться и…
— Три! — кричит старик из-за двери. Рыжая Лена подгадывает, когда он выглянет опять, и с силой захлопывает дверь, прищемив старика.
— А теперь ты умрешь вместе со мной, урод! — шипит она той половине, которая оказалась в кухне.
— Мы пойдем с тобой, взявшись за руки, по Млечному Пути, — заявляет половина расплющенного лица.
— Заткнитесь, — тихо просит Марго. Прикрыв глаза и глубоко затянувшись сигаретой, она про себя наблюдает Лену в другой обстановке — в комнате, заставленной мебелью и цветочными горшками. Став на четвереньки, Лена выковыривает палкой из-за тумбочки застрявшую черепаху. Затаив дыхание, Марго скользит по ступенькам незнакомого подъезда, выходит в дождь и смотрит на вывеску с улицей и номером дома.
— Я была молода и глупа. — Лена приоткрывает дверь кухни и впускает старика в очках.