Васина Нина. Шпион, которого я убила

   — Из кисти, принадлежащей вышедшему из употребления занавесу, Булочкина Надежда достала предмет, размером… который при ближайшем рассмотрении, — строго проговорил молодой человек, осторожно взял пленку двумя пальцами и поместил ее в полиэтиленовый пакет, — очень напоминает капсулу с пленкой.
   Ева пришла в костюмерную, когда Надеждой «…из разреза воротникового шва мужского костюма для спектакля „Ромео и Джульетта“ была извлечена зажигалка, по внешнему виду изготовленная из металла, напоминающего золото».
   Вторая зажигалка, «идентичная найденной, была извлечена Булочкиной из кармана джинсов и присоединена как вещественное доказательство к первой».
   Михаил Петрович поставил свою подпись два раза. Леон — три. Ему пришлось лично расписаться в подтверждение, что «им был обнаружен распоротый рукав того же мужского костюма — число, время — после посещения Булочкиной костюмерного цеха, и рукав этот был зашит им безо всякого умысла скрыть противоправные действия Булочкиной Н., а исключительно в силу аккуратности и старательности мастера Таврова Л. Л.».
   — Можно нам с Михал Петровичем посмотреть спектакль? — спросила шепотом Надежда. — Я никогда еще не смотрела спектакль из зала, как обычный зритель.
   — И я, — вздохнул помреж.
   Спектакль к этому времени уже шел шесть минут. Ева занервничала.
   — Пост номер пять передает, — доложил незнакомый голос в динамик. — В котельную спустился осветитель Устинов.
   Ева бросилась к шкафчикам.
   — Галстук ищете? — Мастер Тавров в рабочем фартуке с огромными карманами, в широченных штанах и мягких тапочках смотрел поверх очков укоризненно. — Ваши уже искали. Спросите у них или еще раз открыть замки?
   Ева развернулась и, пробираясь между стойками, выбежала из костюмерной.
   Она бежала темными переходами, вверху грохотала музыка. Минут через пять запаниковала, оказавшись среди высоких конструкций из досок.
   — Я повернула из нижнего перехода в левый коридор, — сказала она в микрофон на блузке.
   — Вернитесь в переход, пройдите первый поворот налево, поверните во второй. Спуститесь на один ярус, потом сразу направо. В подвале идите на свет у пожарного щитка.
   От пожарного щитка до котельной — длинный прямой проход. В конце прохода на куче ветоши лежит небольшой скорченный мужичонка. Над ним задумчиво стоит осветитель Марат.
   — Пришла? — не удивился он. — Это хорошо, а то мне уже пора в будку.
   Обрати внимание на запах.
   — Я вас по запаху и нашла. Глубокий запой. — Ева присела и перевалила истопника за плечо на спину.
   — И по всем показателям — давний. Если хочешь обыскать, так он чистый.
   Оружия не найдено. Ева снизу взглянула на Марата.
   — Если мы перешли от глубокой симпатии к профессиональной подозрительности, можешь обыскать меня. Кое-что на нем действительно есть. Тебе понравится.
   Кое-что — это был красный галстук на шее истопника. В расстегнутом вороте телогрейки, под заросшим щетиной подбородком он светился позолоченным серпом и молотом. Ева расстегнула телогрейку и обнаружила, что галстук был надет на голую и не очень чистую шею и концом своим прятался под старую майку.
   — Двух человек в котельную, — сказала она в микрофон. — Так, говоришь, давний запой? — повернулась Ева к Марату.
   — Я его в таком же состоянии видел, когда только нашел галстук в шкафчике. Обрати внимание на бутылку.
   — Пустая бутылка из-под виски, — проговорила Ева, тронув носком ботинка квадратную бутылку. — Еще две из-под водки и пять… шесть пивных. На шею истопника надет красный галстук с символикой. Свободно, без затяжки.
   — Я тебе доверял, — покачал головой Марат. — А ты ходишь со связью?
   — Что, сразу перешел от глубокой симпатии к профессиональной подозрительности? Расслабься. Я надела это в театре. — Ева посмотрела на часы.
   — Уже не успею пробраться на свое место в партер. Веди к себе, осветитель!
   — Тогда — бегом?
   — Еще как бегом!

30. Балерина

   Укоризненно нахмурившая брови дежурная по партеру левой стороны, узнав помрежа и Надежду, засуетилась, заботливо провела их к шестому ряду — с краю оказалось свободное кресло, из которого она выставила откидное сиденье, и предложила не проходить в центр ряда, а просидеть первый акт у прохода, раз уж они опоздали.
   Устроившийся в кресле помреж тут же внимательно оглядел сцену.
   — Декорация у правой кулисы смещена, — прошептал он, наклонившись к Надежде.
   — А вы сидите на том самом месте.
   — Да? На каком?
   — Убитый блондин в туалете, — коротко отрапортовала Надежда.
   — Ничего не понимаю.
   — Именно на этом месте сидел шпион, перед тем как его убили.
   — Надежда, — строго прошептал помреж, — отключитесь хоть на один вечер.
   Вам что, недостаточно того, что вы натворили?
   — При таком освещении сцена кажется маленькой, — примерно отвлеклась Надежда.
   — А вот с освещением что-то не то. Я вижу тень у будки суфлера.
   Надежда посмотрела вверх. В осветительскую Марата.
   — Почему дежурный по сцене не позвонит осветителю? — кипятился помреж.
   — Вот же, тень слева! Тень двигает рукой, видишь! — Он приподнялся, на него зашипели сзади. — Надежда! Иди за кулисы и позвони осветителю! На полу сцены отпечатывается тень из суфлерской!
   — Мы просто зрители, — ухватила Надежда помрежа под локоть. Она еще раз взглянула вверх. Ей показалось, что в осветительской заметно какое-то движение.
   Исчезла тень у суфлерской раковины. — Отстранитесь. — Она примерно стала разглядывать действие и декорации.
   — Да-да, — чуть прижал локтем к себе ее руку помреж. — Ты права.
   — Что это? — вдруг напряглась Надежда. — Видите, веревка свисает!
   — Конечно, свисает, а я что говорю! Эта веревка, наверное, выпала из декорации! Ну полный бардак! По ней Квазимодо должен спуститься на сцену!
   — Почему она свисает?! — Надежду затрясло.
   — Не нервничай. Сейчас они сами заметят и закрепят ему еще одну веревку.
   — Она не должна свисать! — стуча зубами, Надежда так вцепилась в руку помрежа, что он тоже взволновался. — Какой Квазимодо?
   В большой полевой бинокль Ева рассматривает на перекладинах сложной деревянной конструкции сгорбленную фигурку человечка со всклокоченными волосами. Человечек делает знаки кому-то за кулисами. Наконец он успокоился, ухватил поудобней двумя руками толстую веревку и застыл, присев, в ожидании прыжка.
   — Лишняя тень, — заметил рядом с Евой раздетый по пояс Марат. — Какая-то веревка свисает сверху. Квазимодо потерял?
   — Он сейчас прыгнет. А зрители его так не видят?
   — Нет.
   — Высоко ему прыгать, — шепчет Ева.
   — Это Лесков из циркового училища. Приходит к нам только на «Собор».
   Лучший Квазимодо в городе. Отличный мужик, хоть и метр сорок восемь. Силища…
   Резко выбросив короткие ноги вперед, Квазимодо прыгнул, в прыжке спускаясь по веревке вниз, а у самой сцены сгруппировался и кубарем перекатился почти до суфлерской будки.
   — Перестарался, — шепнул Марат, склонившись к лампе.
   По-обезьяньи передвигаясь, касаясь пола расслабленными кистями рук, Квазимодо скачками вернулся на середину сцены. Провел рукой по лицу и посмотрел вверх. Потом на свою руку. Набычившись, он посмотрел через плечо на зрителей.
   — Что-то случилось, — взволновался помреж. Только он и Надежда — два человека в зале — поняли, что это не запланированный взгляд. Актер что-то сказал суфлеру, спрятав за вздернутым плечом низ лица.
   — Пойдемте отсюда, — стучала зубами Надежда.
   И в этот момент сверху на сцену что-то упало со страшным глухим звуком.
   Застыла в оцепенении балетная группа. Свалился едва успевший отскочить в сторону Квазимодо. Эсмеральда схватилась за щеки и завизжала, но ее никто не услышал, потому что несколько скрипок разом завизжали еще громче и невыносимей.
   Зал замер. И с полминуты зрители были уверены, что это необычный ход сюжета, что странные звуки из оркестровой ямы — запланированы. Постепенно затихая, оркестр доживал эти мгновения виолончелью.
   Дирижер первый достал из нагрудного кармана платок и закрыл нос.
   Повскакивали в передних рядах особенно нервные женщины, закрывая лица руками.
   За кулисой мелькнуло на миг бледное до синевы лицо дежурного режиссера сцены. Он беззвучно кричал одно слово, и помреж в шестом ряду с краю повторил его в гипнотическом оцепенении: «Занавес!»
   — Опаньки! — обрадовался Марат, выдернул успокаивающий фильтр из ближайшей лампы и направил яркий пучок света на середину сцены.
   Задние ряды партера ничего не понимали и вставали с мест с глухим ропотом. То, что свалилось сверху, лучше всего разглядел бельэтаж и ложи.
   Именно в ложе раздался первый пронзительный, нестерпимый в своей банальности женский визг.
   — Это же… — дрожа губами, беспомощно встал помреж, вырвав свою руку у Надежды. — Это же труп какой-то! — В его тихом шепоте отразился весь ужас происходящего на родной поруганной сцене.
   Тело крупного темноволосого мужчины в одних семейных трусах и носках, уже начинающее разлагаться, лежало с неестественно вывернутыми конечностями и источало сильный неприятный запах. Конвульсивно дернувшись, пополз с шипением тяжелый занавес.
   В десятом ряду партера проснулся задремавший было в полумраке зритель и удивленно уставился на свою соседку.
   — Это черт знает что! — с соседнего кресла вскочила совершенно невероятная блондинка.
   Мужчина с удивлением заметил, что некоторые зрители рядом тоже повскакивали и обмениваются междометиями, из которых трудно понять, что происходит.
   — Антракт? А почему не зажигают свет? — поинтересовался он, наблюдая, как блондинка, откинув свое сиденье, усаживается на пол.
   — Я же чувствовала, я чувствовала! — бормотала она, опуская голову и закрывая свои желтые прямые волосы руками, как это делают в самолетах, когда стюардессы уговаривают пассажиров не волноваться и просто выполнять указания. — Это не антракт! — повернула Далила голову, и ее сосед на мгновение поразился выражению лица — не страх, а подлинное, неистовое бешенство!
   — Боже, как вы красивы! — прошептал он.
   — Это не антракт! Это труп свалился на сцену! Садитесь на пол. Закройте голову руками!
   — Зачем? — спросил он, но послушно поднял сиденье и стал устраиваться рядом с ней на полу.
   — Сейчас начнут стрелять.
   — Послушайте, может, я попал не туда? Я шел в Театр оперы и балета…
   — Я тоже! — прошипела блондинка. — Я ведь уже все знала заранее, как только она решила нацепить бронежилет! Нужно было просто остаться дома и напиться!
   Перескочив через них, по опустевшим сиденьям пробежал кто-то длинноногий и пахнущий дорогими духами. Постепенно накаляясь, зажигалась люстра. Из-за занавеса вышел бледный молодой человек и в микрофон уговаривал всех сохранять спокойствие. От его уговоров в зале началась настоящая паника.
   Мужчина снял пиджак и накрыл им свою голову и голову сердитой блондинки.
   — Женя, коммерсант, — представился он под пиджаком.
   — Далила, психолог. Уже стреляют?
   — Вы не волнуйтесь. Вас никто не тронет. У меня есть пистолет, — успокоил Женя-коммерсант и, пыхтя, вытащил из кармана пиджака большой пистолет.
   Далила так была занята собственным раздражением и злостью, что не сразу среагировала.
   Женя пальнул вверх, не глядя, просто высунул руку с оружием из-под пиджака и нажал на курок.
   — Заряжен, — удовлетворенно кивнул он. Что-то полыхнуло, вверху зашипело, и погас свет. Раздался ужасающий металлический скрежет. Под Громкие крики на опустевшие центральные ряды партера, осыпая красный бархат кресел блестящими стекляшками, со страшным звоном рухнула люстра.
   Зажглось боковое пожарное освещение. Зрители бросились к выходам, толкаясь и падая.
   — Вот и люстра упала, — спокойно констатировал оцепеневший в крайнем кресле шестого ряда помреж. — А меня уверяли, что это невозможно…
   — Михал Петрович, миленький, простите, это я!.. Это из-за меня, простите, — тянула помрежа за руку плачущая Надежда. — Бежим, Михал Петрович, бежим!
   — Ну при чем здесь вы? — тихо и устало спросил помреж и застыл, не в силах вздохнуть.
   Далила высунула руку из-под пиджака и сняла со своей головы граненую подвеску размером со спелую сливу.
   — Вы попали в люстру, — произнесла она бесцветным голосом. — Люстра упала.
   — Ну что вы, я и стрелять-то толком не умею, так, для самообороны, — успокоил ее Женя и осторожно выглянул, обнаружив, что они сидят под россыпью хрусталя. — Хотя вы, кажется, правы. Она упала совсем рядом. Какая же вы удивительная! Как вы могли все это предугадать?
   — Я? — выдавила Далила с трудом.
   — Вы сразу залезли под кресло, закрыли голову и мне сказали делать то же. Вы спасли мне жизнь, я ваш должник!
   После сообщения о выстреле и рухнувшей люстре полковник Кошмар выехал в театр, приказав перед этим перекрыть там все выходы, ограничить доступ посторонних к телу на сцене, и объявил срочный вызов следственной бригаде и отряду специального назначения.
   Надежда, заливаясь слезами, пробралась из оркестровой ямы за кулисы сцены. Там она в ужасе застыла, обнаружив свою соседку Милену у деревянной клетки с козой. Пахло нашатырем, на сцене два молодых человека с рациями отгоняли от тела особенно любопытных из балетной группы и обслуги.
   — Надежда, как ты это объяснишь? — невозмутимая Милена ткнула пальцем в клетку. — Это что, натуральный козел?
   — А-а-а?.. Нет, это не козел, это коза. Вернее, козочка. Это козочка для спектакля, она мирная.
   — Ты хочешь сказать, — задумалась Милена, — что вы используете в балете козу?
   — Козочку, — Надежда отошла подальше за кулису в темноту. — Козочку для Эсмеральды.
   — Скажи пожалуйста! — восхитилась Милена. — Но ведь ей плохо здесь, в клетке!
   — Милена, почему вы тут? Вы как прошли на сцену?
   — Я пришла посмотреть на труп.
   — По-посмотре-рели? — стала заикаться Надежда.
   — Да. Это не он. Слишком молодой. А как эта клетка открывается?
   — Не о-он?
   — Конечно, было бы грандиозно, если бы это он рухнул сверху мертвый на сцену! Ну да ладно, я подожду еще. А животное нельзя оставлять здесь, у него будет стресс. Он сытый?
   — Это не он, это она, коза!
   — Не кричи. Помоги открыть клетку.
   Надежда, плохо соображая, что делает, нащупывает и открывает задвижку.
   Милена ловко ухватывает конец веревки.
   — Иди сюда, бедная моя.
   Коза упирается и не хочет выходить.
   — До чего довели животное! Иди же, я дам тебе печенье.
   — Милена, вам лучше из партера выйти в вестибюль. Извините, я должна…
   У меня дела, я не могу вас проводить.
   — Не беспокойся о нас, пожалуйста, — заявляет Милена, выдергивает изо рта козы конец своего боа и доверительно сообщает:
   — Я давно не была в театре!
   Мне очень нравится. Пойдем, милая, — она тянет к себе веревку, — посмотрим на хрусталь.
   Леон пил кефир из пакета, когда в костюмерную смерчем влетела Надежда и, подвывая, забралась под раскроечный стол. Он отставил пакет, вытер рот, подошел к столу и заглянул под него.
   — Что ты еще учудила?
   Надежда так сильно затрясла головой, что заколки на ее хвостах застучали друг о друга висюльками.
   — Что у тебя в руке? — кивнул Леон.
   Медленно раскрыв ладонь, Надежда с удивлением уставилась на свои поломанные очки с черными круглыми стеклами.
   — Мне все-таки кажется, что это ты устроила переполох наверху. Вылезай.
   Надежда встала на четвереньки, выползла и вскарабкалась с ногами на стол.
   — Рассказывай. — На сцену упал труп, — еле слышно, шепотом.
   — Актер?
   — Не-е-ет. Он упал сверху. Из подкупольных креплений. Я его плохо привязала, наверное…
   — Когда ты его плохо привязала? Надежда задумывается, шевелит губами, глядя в потолок, потом называет число.
   — Где взяла?
   — Тут валялся, — кивнула Надежда в сторону стоек с костюмами.
   — Зачем прятала?
   — Он сначала был живой. Я хотела помочь, а потом он умер.
   — Он умер при тебе? — спрашивает Леон. От его спокойных, лаконичных вопросов девушка понемногу успокаивается.
   — Да. Выплюнул изо рта зажигалку и умер.
   — Что-нибудь сказал?
   — Нет. Леон, спрячь меня, пожалуйста! Леон задумался.
   — А что это был за грохот? — спросил он, протягивая Надежде платок.
   — А, люстра упала.
   — Наша главная люстра? — не верит Леон. — В партере?
   — Ну да. Сначала упал труп. Наверное, веревку для Квазимодо закрепили к основной конструкции, она задела тюк с телом. Потом кто-то выстрелил, и — шарах! Люстра упала.
   — Ну, знаешь!.. — качает головой Леон.
   — Спрячешь?
   — Пошли.

31. Учительница

   — Минуточку внимания! С вами работает следственная бригада Службы безопасности! Большая просьба равномерно рассредоточиться по фойе, не толпиться, собрать рядом с собой знакомых или близких людей, которые в случае отсутствия у вас документов помогут удостоверить личность. Если есть пострадавшие в результате падения люстры, оставайтесь на своих местах, по мере досмотра вам будет оказана первая помощь.
   После слова «досмотр» кое-где послышались истерические женские вскрики, но в основном народ вел себя организованно.
   Шесть женщин — группа психоаналитиков — и восемь мужчин — оперативных работников рассредоточились среди зрителей и работников театра, собранных в фойе. Женщины выбирали из толпы проблемных и способных на провокационный всплеск истерики клиентов. Мужчины искали возможных правонарушителей или лиц, находящихся в розыске. Через шесть-восемь минут двадцать три выбранных ими человека направились к гардеробу, остальные зрители должны были пройти к выходу сквозь четыре поста с наружным осмотром. Возбужденные театралы перестали возмущаться прерванным спектаклем и требовать возврата денег и с интересом наблюдали, как у этих четырех импровизированных постов на доставленных из кафе столиках устанавливают чемоданчики с компьютерами и прочей техникой.
   Несколько рабочих сцены затаскивали в фойе стулья и табуретки для особо пожилого контингента, по залу прошли две женщины в белых халатах с успокоительными средствами и нашатырем, в основном же публика, успокоившись, воспринимала происходящее как интересный боевик.
   — Прошу простить заранее, — винился любезный молодой человек с кобурой под расстегнутым пиджаком и идентификационной карточкой-прищепкой на лацкане, — но мы вынуждены будем прибегнуть к моментальному экспресс-анализу отпечатков пальцев некоторых граждан. Прошу не воспринимать это как личную угрозу вашей свободе, а исключительно как вынужденную меру перестраховки с нашей стороны!
   Зрителей у постов тихим, вкрадчивым голосом спрашивали, имеют ли они при себе оружие, и если имеют, просили медленно достать его и положить на стол.
   После этого работники Службы такими же ласковыми и тихими голосами интересовались наличием документа, удостоверяющего личность зрителя. Документ осматривался, сравнивалась фотография в нем с тем, что зритель имел в данный момент на месте лица. Третий от гардероба пост отличался крайней любознательностью проверяющего младшего офицера. Он, помимо необходимых вопросов, еще интересовался, «с какой целью зритель посетил данное помещение», и просил назвать имена исполнителей главных партий. Три зрителя, безуспешно пытающиеся объяснить, зачем они вообще пришли в театр и запутавшиеся с фамилиями главных исполнителей (один сильно возбудился и громко заорал: «Да на хрен мне их знать?!»), были препровождены офицером в гардероб, к тем двадцати трем проблемным, которых изолировали в пустом отсеке и охраняли.
   У каждого поста, таким образом, образовались небольшие очереди из особо спешивших — человек по пять, остальные зрители разбрелись по фойе. Женщины вытащили пудреницы, мужчины — телефоны, кто-то уже просил, чтобы открыли буфет, а кто-то срочно хотел в туалет.
   Через полчаса в коробке от трех килограммов сдобного печенья лежали восемь пистолетов, два ножа, два кастета, четыре газовых баллончика, все это — в полиэтиленовых пакетах, и бумажки с именами владельцев внутри. Коробка заполнялась от всех постов, и один из проверяющих, оценив на взгляд, сколько зрителей прошло и сколько еще осталось, послал своего подопечного в открывшийся буфет за второй коробкой.
   Некоторые зрители без документов сгрудились у постов, внимательно наблюдая за деятельностью работников Службы и обсуждая процедуру, которая им предстояла. Оказывается, пачкать черной краской пальцы было совсем не обязательно. Кисти рук обследуемых помещали в пластиковую колбу. В колбе вздувалась белая пыль, после чего нужно было упереться обеими руками в подложенный на столе лист бумаги. Этот лист вводился в небольшой прибор, работник смотрел на экран компьютера и по результатам того, что видел, либо уничтожал эту бумажку разрезателем бумаги, либо доставал, нумеровал и передавал зрителя охранникам. Такой зритель оказывался с теми самыми, проблемными, в отдельном отсеке гардероба. Полоски бумаги из разрезателя сначала лежали четырьмя примерными кучками у столов, потом как-то распространились по залу, цепляясь за длинные юбки женщин и брюки мужчин унылым и зловещим подобием праздничного серпантина.
   Зрители, конечно, не знали, что сорок человек в это время прочесывают все подсобные помещения театра, осматривают купол над сценой, откуда свалилось мертвое тело, и место крепления упавшей люстры, чтобы исключить возможный террористический акт.
   Через двадцать две минуты поисков Еве Николаевне доложили, что работница костюмерного цеха Булочкина Надежда не найдена. Окно с нарушенным креплением решетки осмотрено. По запыленному подоконнику можно предположить, что по нему в минувшие сутки никто не лазил.
   — Она в театре! Она спряталась! Ищите! — стонет Ева.
   Кроме Булочкиной, в подсобных помещениях потерялся полковник Кошмар, который сначала увязался за группой осмотра костюмерного цеха, потом приказал отвести его в подвал, обнаружил там невменяемого истопника и участвовал в его перемещении из котельной наверх. После чего потерялся. Из оркестровой ямы достали старушку, которая внимательно разглядывала ноты на пюпитрах, при себе держала на поводке козу и была одета так, что ее тут же причислили к штату актеров.
   Минут через десять после полного освобождения партера от зрителей Ева вспоминает про Далилу, пересчитывает ряды, на которые свалилась люстра, обнаруживает, что десятый был задет краем стеклянной махины, хватается за голову и бежит в фойе.
   В это время туда как раз вносят отключившегося истопника в красном галстуке под телогрейкой. За группой, сопровождающей пьяного на носилках, шествует гордая высокая старуха с козой на поводке. Эта процессия так сильно пугает уже смирившихся с обстоятельствами зрителей, что медсестры начинают сновать туда-сюда на громкие вскрикивания, словно ангелы с обрезанными крыльями среди бала разряженных сумасшедших. В фойе Далилы нет. Оказывается, ее сразу же выделили из толпы, как проблемную. Ева останавливается у гардеробной стойки и несколько секунд смотрит на Далилу, с безумным лицом вцепившуюся в руку незнакомого мужчины, который здесь один — обладатель наиглупейшей улыбки, размазанной по счастливой физиономии. Показав удостоверение, она проходит мимо охраны, отрывает Далилу от мужчины, обнимает ее и осматривает.
   — Ты не ранена? Что с тобой?
   — Я? — спрашивает Далила.
   — Ты взяла с собой документы?
   — Меня?
   — Почему ты в загоне?
   — В загоне? Я?
   — Нас отобрали вместе, — заявляет мужчина. — А Далила спасла мне жизнь.
   — Кто это? — спрашивает Ева.
   — Это Женя, коммерсант, — быстро отвечает Далила и берет Женю под руку.
   — Я же тебе говорила, бесполезно! — обращается она к нему. — Это Ева Курганова.
   Видишь, какая она? Она нас сразу нашла. Отдай ей пистолет.
   Женя с глупейшей улыбкой вынимает из кармана пиджака и протягивает Еве пистолет.
   — Вообще-то я хотел его выбросить. Протереть и выбросить. Но Далила…
   — он смотрит на женщину, вцепившуюся в его руку, с обожанием, потом наклоняется и нюхает ее волосы. — Она сразу сказала, что с вами этот номер не пройдет.
   — Какой номер? — ничего не понимает Ева.
   — Она сказала, что вы найдете пистолет и сразу обнаружите, что из него стреляли! Потом вы найдете пулю из него, потом вырисуете ее траекторию и обнаружите, откуда стреляли. И таким образом узнаете, с какого кресла это делали, потом по номеру кресла будете узнавать, кто на нем сидел. Минуточку, — задумался Женя. — А как по номеру кресла узнать, кто именно покупал билет?
   — Вы покупали билет? — Ева берет руку Далилы и щупает ее пульс. — Куда?
   В отсек заводят старуху с козой.
   — Я? Я покупал билет на балет! Нет, я не понял, как по билету она узнает, что это именно я стрелял? — наклоняется Женя к Далиле.
   — А разве больше никто не стрелял? — спрашивает Далила. — Что, вообще никто?
   — Это вы тут главная? — подходит старуха к Еве и подслеповато осматривает ее одежду, словно ищет что-то. — Как вас зовут, где ваша бирка?
   — Обратитесь к охраннику, — показывает Ева рукой и нюхает ствол пистолета.
   — Я уже обращалась к охраннику. Он меня послал к вам.
   — Вы стреляли из этого пистолета? — спрашивает Ева у коммерсанта Жени.