Страница:
— Думаю, за мертвого, — Марго улыбается.
— То есть этого человека должны убить на днях? Когда?
— Тебе видней! — хихикает Марго, потом резко сникает и тусклым голосом произносит:
— Уходи. Я устала.
Ева уходит. Марго в проеме входной двери зябко обхватывает себя за плечи.
— Ты мне нравишься, — вдруг говорит она, и Ева останавливается на ступеньках.
Из квартиры мимо Марго выбирается лысая болонка и, цокая когтями, неуклюже спускается вниз, смешно подбрасывая розовый зад. Она останавливается на ступеньке перед Евой, становится на задние лапы, а передними начинает скрести по ноге.
— Не-е-ет! — стонет Ева и беспомощно смотрит на Марго. — Только не это!
— Да ладно тебе, может, это обычная собака пробралась ко мне в квартиру за душой своей хозяйки.
— Забери ее немедленно! — кричит Ева.
— Они сами приходят и сами уходят, — заявляет Марго и хлопает дверью.
Ева смотрит на собаку. Болонка начинает мелко трястись. На ее странной морде топорщатся остатки усов, легкий пушок на лбу, висячие уши облысели меньше всего. Почему-то она виновато отводит голову и прячет глаза. Смотреть на это невыносимо.
— Ты и на собаку-то не похожа! — Ева осторожно берет болонку двумя руками под живот и поднимает, разглядывая. — Что я скажу детям? Они хотели мохнатого ласкового спаниеля, а я принесу вот это? Ты больше всего похожа на беременную гусеницу! Ладно. Полезай. Попробую сдать тебя в питомник. — Ева прижимает к себе собачонку одной рукой, а другой расстегивает «молнию» куртки.
Болонка дернулась, стараясь лизнуть ее в лицо, и вдруг слегка обмочилась.
Отставив руку с собакой подальше, Ева дождалась, когда с нее перестало капать, и грустно заметила:
— По крайней мере, теперь я вижу, что ты точно не кафар.
35. Учительница
— То есть этого человека должны убить на днях? Когда?
— Тебе видней! — хихикает Марго, потом резко сникает и тусклым голосом произносит:
— Уходи. Я устала.
Ева уходит. Марго в проеме входной двери зябко обхватывает себя за плечи.
— Ты мне нравишься, — вдруг говорит она, и Ева останавливается на ступеньках.
Из квартиры мимо Марго выбирается лысая болонка и, цокая когтями, неуклюже спускается вниз, смешно подбрасывая розовый зад. Она останавливается на ступеньке перед Евой, становится на задние лапы, а передними начинает скрести по ноге.
— Не-е-ет! — стонет Ева и беспомощно смотрит на Марго. — Только не это!
— Да ладно тебе, может, это обычная собака пробралась ко мне в квартиру за душой своей хозяйки.
— Забери ее немедленно! — кричит Ева.
— Они сами приходят и сами уходят, — заявляет Марго и хлопает дверью.
Ева смотрит на собаку. Болонка начинает мелко трястись. На ее странной морде топорщатся остатки усов, легкий пушок на лбу, висячие уши облысели меньше всего. Почему-то она виновато отводит голову и прячет глаза. Смотреть на это невыносимо.
— Ты и на собаку-то не похожа! — Ева осторожно берет болонку двумя руками под живот и поднимает, разглядывая. — Что я скажу детям? Они хотели мохнатого ласкового спаниеля, а я принесу вот это? Ты больше всего похожа на беременную гусеницу! Ладно. Полезай. Попробую сдать тебя в питомник. — Ева прижимает к себе собачонку одной рукой, а другой расстегивает «молнию» куртки.
Болонка дернулась, стараясь лизнуть ее в лицо, и вдруг слегка обмочилась.
Отставив руку с собакой подальше, Ева дождалась, когда с нее перестало капать, и грустно заметила:
— По крайней мере, теперь я вижу, что ты точно не кафар.
35. Учительница
В метро болонка начала активно копошиться и копошилась минуты три. Ева не рискнула ее доставать для полного обозрения, просто прижала к себе сквозь куртку рукой. Болонка затихла и больше не мешала ей дремать. У дома Милены Ева выпустила болонку на газон, предлагая размяться, но собачонка испуганно жалась к ногам все время, пока Ева говорила по телефону. Осокина удалось найти только после третьего звонка на мобильный. Его не было ни в Службе, ни дома.
— Выясни, кого могут разыскивать власти Канады по Интерполу. Но сначала запиши и проверь информацию на имя — Милена Москвина, тридцатого или тридцать первого года рождения, в архиве были расхождения на этот счет. Если выйдешь на закрытую информацию, обратись к Зое Федан — аналитический отдел информационного центра. Скажи, чтобы она помогла с поисками, если хочет, чтобы я выполнила свое обещание.
— Ева Николаевна, — замялся Осокин. — Мне приказано с вами больше не работать. Я отозван и послезавтра уезжаю в срочную командировку. И еще схлопотал выговор за непотребное поведение, — вздохнул он.
— До послезавтра уйма времени. Осокин, сделай то, что я прошу.
— Но, Ева Николаевна…
— Если боишься светиться на рабочем месте, езжай ко мне в квартиру, Далила уже должна вернуться, включай мой компьютер и делай, что я сказала.
Времени — в обрез.
— Да я и не уходил, вот, только что встал, — виновато бормочет Осокин.
— Принял душ. Вот, позвонил, на свою голову, на работу. А мне — отзыв и выговор.
— Отлично. Иди в мою комнату и приступай. Я позвоню через полчаса.
— Ева Николаевна, вас ищет полковник Кошмар, он просил, если вы проявитесь, чтобы не отключали свой мобильник.
— Через полчаса.
Раздвигая ногами валяющиеся на полу обрывки писем, старых газет, ломкие засушенные цветы, давно утратившие даже намек на свой живой облик, Ева прошлась по разоренной комнате Милены. Дверь в квартиру ей открыл странный мужичонка, явно нуждающийся в срочном лечении, на которое Ева по его просьбе выдала две десятки и пообещала десять минут постеречь квартиру, а то он потерял ключи.
Куда делась Милена, он не знал. Делать было нечего, если уж где и проводить обыск, так это удобнее всего в разоренной комнате, потому что можно действовать неаккуратно и потом за собой не убирать. Сняв куртку и выпустив на свободу лысую болонку, Ева принялась за дело с угла у окна. Некоторые конверты хрустели в ее руках и рассыпались, многие письма в них были на французском, от поздравительных открыток с розовощекими рождественскими младенцами или парафиновыми розами скоро стало подташнивать. Заболела голова. Ева даже обрадовалась шаркающим шагам в коридоре.
— Надежда! — крикнула Милена. — Вылезай из моей комнаты, пойдем пить чай, я тебе чтой-то расскажу! Ева пошла на кухню.
— Это я, — сказала она, прислонившись к притолоке у двери.
— А я пришла с собрания жильцов нашего подъезда. Представляете, в жизни не была на таких мероприятиях, а тут вдруг подумала… Сахару нет, — объявила она, осмотрев свой шкафчик. — Ненормальный алкоголик. Мне всегда казалось, что алкоголики не любят сладкое, а этот кладет по четыре ложки в чашку! Да, что я говорила?
— Вы вдруг подумали.
— Да! Я подумала, почему бы не повеселиться и не объявить членам нашего жилищного кооператива о своей скорой кончине и полном отсутствии родственников.
— Зачем? — опешила Ева.
— Я же говорю, чтобы повеселиться! Сначала, понятно, они меня уверяли, что я буду жить еще долго, приглашали в ЖЭК на кружок вязания, а потом, как я и ожидала, разговор сам собой перешел в нужное русло. У меня ведь комната — тридцать три метра, окна эркером! И стали они сначала потихоньку, стесняясь, потом громче и яростней доказывать свои права на мою жилплощадь нашему председателю домкома.
— Повеселились? — улыбнулась Ева.
— Отменно. Собственно, мне и надо было всего ничего — доказать самой себе, что народ не меняется. Вот я пришла в жизнь, уйду из нее, а жизнь ничего и не заметит.
— Почему же вы думаете, что скоро умрете?
— Милочка, это банально. Для того, кто понимает, — банально. От меня ушел мой ангел-хранитель, это раз. Приходила смерть собственной персоной, это два!
— А, ну да, — кивнула Ева. — От вас ушла душа, и тут же пришла Марго.
— Ангел, душа, какая разница. Как хорошо, что вы зашли! — вдруг воскликнула Милена, потом подозрительно прищурилась на что-то у ног Евы, нащупала на шее очки на веревочке и нацепила их. — Вы только подумайте, — покачала она головой, — до чего в нашем доме крысы стали странные! Если народ не станет бороться за экологию, мутации среди низших форм победят высшие формы!
— Это не крыса, — Ева, не глядя, ногой задвинула назад болонку. — Это собака редкой породы. Она со мной.
— А-а-а, неуверенно кивнула Милена. — О чем я говорила?
— Как хорошо, что я зашла.
— Ну конечно! Я с утра звоню вам по телефону с карточки, а мне противно так объявляют, что вы… Постойте, как же это? Что вы находитесь вне пределов!
Представляете?
— Вне пределов досягаемости. Я пришла и слушаю вас очень внимательно.
— Чай заварился. Вам разбавлять кипятком?
— Нет.
— Отлично. Я тоже привыкла, знаете, пить только из заварочного. Так вот. Я хотела вас попросить, поскольку вы в КГБ на хорошем счету, устройте мне, пожалуйста, естественную кончину.
— Как это? — Ева не устояла на ногах и села на табуретку.
— Согласитесь, что естественная кончина для человека моего возраста вещь достаточно простая. Нет, если бы я лежала в постели, писала под себя и доводила собес требованиями места в доме инвалидов, то, конечно, быстрое отравление или меткий выстрел пошел бы всем только на пользу. Но я ведь никому не причиняю беспокойства, а последние дни вообще получаю от жизни массу удовольствий и развлечений!
— Я ничего не понимаю, — развела руками Ева. — Почему вы думаете, что вас должны убить?
— А зачем же вы тогда пришли? — хитро прищурилась Милена над чашкой.
— Я?.. Милена, вы узнали в театре человека и теперь считаете, что вашей жизни угрожает опасность? Кто это был? Назовите, пожалуйста, имя, я вас очень прошу!
— Я же вам сто раз сказала, что это был Бобер! — досадливо поморщилась Милена.
— Почему он должен вас убить?
— Я его узнала, он меня узнал, странно, что вы задаете такие вопросы, это же банально. Он вел дело моего мужа, изощренно пытал его и меня приглашал на допросы пару раз. Я, правда, сразу потеряла сознание, как только он показал свои поделки из человеческой кожи. Допроса не получилось. Потом он стал у вас в КГБ большим человеком, то ли секретным агентом, то ли начальником какой-то нелегальной бригады, стал ездить по заграницам. Денег всегда имел много.
— Он… — задумалась Ева, — показал вам звезду, голубка или…
— Серп с молотом, такой, знаете, уже высушенный. — Милена показала пальцами приблизительный размер, соединив указательные и большие пальцы друг с другом. — Странный цвет имеет человеческая кожа после обработки и сушки.
— Вы знаете, как его сейчас зовут? — напряглась Ева.
— Нет. Не интересовалась, хотя могла. Лет двадцать назад он совал мне в лицо иностранный паспорт и билеты на самолет в Канаду.
— В Канаду, — стонет Ева, потом резко хлопает ладонью по столу:
— Вы можете поехать со мной в театр?
— Нет, конечно.
— Почему?
— У меня много дел. Сейчас ко мне придут несколько очень уважаемых граждан подписать договор об уходе за мной и об обеспечении моего захоронения после смерти. А вы хотите, чтобы я поехала в театр и еще раз, глядя в глаза, подтвердила агенту КГБ, что у меня прекрасная память?!
— Это какой-то бред, честное слово! — не выдержала Ева, вскочила и закрыла дверь кухни перед соседом. — Извините, оставьте нас одних! — прокричала она сквозь прозрачное стекло. — Какие уважаемые граждане? Что это вы устраиваете?
— Аукцион.
— Милена, перестаньте сходить с ума, я вас очень прошу, покажите мне этого человека, и вас никто после этого не тронет, умирайте себе на здоровье естественной смертью!
— После этого, конечно, никто не тронет, а вот перед этим меня сто раз пристрелят! И я не схожу с ума, а стараюсь помочь Надежде, потому как ей и так сейчас не сладко. А вы не прыгайте, пейте чай. Как с вами трудно беседовать, ей-богу, вы какая-то нервная, или спешите куда?
На Еву посмотрели прищуренные глаза, умело обведенные черным, под аккуратно выщипанными и накрашенными бровями.
— Ладно, — сдалась Ева. — Я села. Я никуда не спешу. Давайте по порядку. Вы устраиваете аукцион.
— Да. Кто мне больше покажется человеком надежным и честным, тому я и напишу дарственную на комнату с условием прав владения после моей смерти.
Надеюсь, бог даст, хватит интуиции и жизненного опыта выбрать хорошего человека, который выполнит все свои обещания по моим похоронам.
— Ладно, допустим, — Ева уже еле ворочала языком. Хотелось пить, но она видела, как Милена провела пальцем внутри чашки, проверяя ее на чистоту или что-то выковыривая, перед тем как налить туда чай. — При чем здесь Надежда?
— Надежда как раз должна оказаться ни при чем. Ей бы с похоронами своего заврежа разобраться на этой неделе. А представьте, приходит она с кладбища, а тут еще я валяюсь натурально трупом в коридоре?! За что ей такое?
Она, конечно, вывернется наизнанку и похоронит, и помянет, как следует, да вот хватит ли ей силенок добиваться места на кладбище рядом с моим мужем? Раньше это было просто кладбище, а теперь закрытое для захоронений место. Вот в чем вопрос. А место рядом с мужем — это непременная часть исполнения договора дарственной.
— Вы все предусмотрели. — Ева уговорила себя встать, вылила чай из чашки, вымыла ее и налила отлично пахнущую коричневую жидкость. Выпила первый глоток, откинулась на табуретке, нащупав спиной стену, и закрыла глаза.
— Поедете со мной в театр?
— Ни за что. Это бессмысленно. Я не выхожу из подъезда.
— Это ерунда, — пробормотала Ева, засыпая. — Это не поможет. У вас окна кухни и комнаты выходят на одну сторону? — вдруг встрепенулась она и подошла к окну. Седьмой этаж. Окно кухни голое, без занавесок.
— Да, а что? — заинтересовалась Милена. Ева осмотрела улицу внизу. У дома с этой стороны небольшой сквер, потом дорога, потом пятиэтажные дома, за ними — две башни по шестнадцать этажей. Между ними, вероятно, есть еще один сквер. До башен — не меньше километра.
— Выполните, пожалуйста, мою просьбу. Я сейчас уйду, а когда позвоню вам по телефону, сдерните шторы со своих окон.
— Вы с ума сошли. И так комната как после Мамаева побоища! Мои гобеленовые шторы? Мой итальянский тюль?!
— Милена, — стонет Ева.
— Хотя, что там шторы… А зачем это?
— Я постараюсь вам помочь, если успею.
— С похоронами?
— Нет. С естественной смертью.
— Спасибо, милочка. Если вы уже уходите, заберите, пожалуйста, это.
Лысая болонка под курткой замирает с облегчением и греет Еву сквозь тонкий свитер.
— Осокин, что ты узнал?
— По Москвиной — ничего. Задерживалась несколько раз за связи с диссидентами, за запрещенную литературу и нецензурные высказывания в общественном месте в адрес властей. За границей не была, в коммунистической партии не состояла, имеет родственников за границей во Франции и Италии, девичья фамилия — Конюхова, внучка князя Конюхова, члена Государственной думы, расстрелянного в девятнадцатом году.
— Надеюсь, ты посмотрел материал по мужу?
— Посмотрел, и не понадобилось залезать в секреты. Москвин — председатель финансовой комиссии ГУБП и так далее, еще шесть букв. Арестован в сорок девятом, свидетельство о смерти жена получила только в пятьдесят четвертом.
— Ну?! — нетерпеливо кричит Ева. — Имя!
— Имя человека, который занимался делом Москвина, — спокойно, не спеша, продолжает Осокин, — Бобров Вэ Пэ, младший офицер отдела расследований Комитета госбезопасности. Сведения о нем обрываются в пятьдесят четвертом году в связи с переводом Боброва Вэ Пэ на секретную работу международного отдела. Я думаю, этот Бобров сменил имя, и не раз, по всем показателям он стал нелегальным разведчиком. Нелегалы — это люди, выполняющие особо деликатные поручения…
— Я знаю, — перебила Ева. — Давай по Канаде.
— Информация о выполнении заданий нелегалов закрыта. Я пошел другим путем и просмотрел материал в отделе по международным претензиям. Вас может заинтересовать один факт. Двенадцать лет назад канадское правительство предъявило Союзу ноту после гибели семьи из четырех человек в городке Каркажу и объявило в розыск гражданина Канады Миланса, который, как указано в ноте протеста, является агентом советской разведки и, убивая семью в Каркажу, выполнял задание этой самой разведки.
— Семья?
— Глава семейства проходил у них по программе защиты свидетелей и поселился в Каркажу за восемь лет до гибели. Таким образом, к моменту своей смерти он уже имел статус гражданина Канады. Его фотографии даже после смерти не всплыли в прессе, а вот фотографии жены и детей дали мне возможность предположить, что это была семья доцента Института среднего машиностроения, попросившего во время пребывания на международной конференции убежища в США.
Свои соображения на этот счет я вам скинул в файл «Канада».
— Сотри, — тут же среагировала Ева. — Я узнала все, что хотела. Спасибо тебе.
— Это, конечно, пожалуйста, но звонил полковник Кошмар и просил передать, что, если вы не проявитесь в течение ближайшего получаса, он объявит вас в розыск. Так что или звоните, или выкидывайте мобильник, если он у вас с настроенным на обнаружение сигналом, и меняйте машину. В вашей комнате я оставил адресок. Проявите свой сыскной талант и постарайтесь его найти. Там можно отсидеться, если припечет, дня три. Далила просит сказать вам одно слово.
— Нет, я спешу.
— Только одно — сюрприз.
— Ладно. Она знает, что я ненавижу сюрпризы.
— Это маленький, пушистый и ужасно симпатичный сюрприз! — сообщает в трубку Далила. — Он еще плохо ходит, но уже может сам пить молоко!
— Нет, только не это, — шепчет Ева, закрывает глаза и повышает голос:
— Ты притащила в квартиру котенка?!
— Это не я притащила, а дети взяли в зоопарке. И не котенка, а…
Угадай!
— Я тебя очень прошу, у меня трудный день, я еле стою на ногах! Только не надо говорить, что это детеныш бегемота или африканского льва!
— Это всего лишь щенок, в зоопарке ощенилась приблудная собака, они всем предлагали.
— У меня тоже для вас сюрприз, — мстительно заявляет Ева. — Угадай, что это — толстое, розовое такое, в складочку, с остатками шерсти на лбу и ушах?
— Ты меня пугаешь!
У дверей кабинета Кошмара Ева задержалась, вытаскивая из куртки болонку. Она огляделась, прикидывая, куда пристроить это недоразумение, потом положила куртку на стуле в коридоре, а болонку засунула внутрь, максимально прикрыв ее. Потоптавшись некоторое время, собачонка улеглась и затихла, выставив наружу круглый розовый нос и настороженно следя за Евой темными глазами.
— Лежать! — оглянувшись, погрозила Ева пальцем. — Молчать. Я скоро приду.
Постояла, справляясь с головокружением и зевотой, и стукнула в дверь.
— Майор Курганова по вашему приказанию…
— Вы что, с ума сошли?! — заорал от окна Кошмар, а поскольку Ева никогда не слышала, чтобы он кричал, она от неожиданности дернулась и сбилась.
— Сядьте, — уже спокойно приказал Кошмар. — Вы ужасно выглядите.
— Не может быть, — Ева с трудом раскрыла слипающиеся ресницы.
— Я выгляжу еще хуже, — продолжил Кошмар, — потому что вы выставили меня перед начальством полным дураком.
— Ну, не совсем полным…
— Молчать!..
— Лежать, — пробормотала Ева и легла на стулья рядом. Сквозь пелену дремоты она слышала, как позвякивает посуда.
— Откройте рот, — вдруг произнес Кошмар совсем рядом. Из-под ресниц Ева увидела его озабоченное лицо и большую таблетку у своего носа. — Откройте рот и не сопротивляйтесь. Мне нужно срочно с вами поговорить, это важно, вы должны меня выслушать и при этом мыслить и действовать адекватно.
— Наркотики не употребляю.
— Иногда можно. Но хочу предупредить, — заметил Кошмар, когда Ева с трудом встала и пошла запить таблетку к столу, — я знаю, как это действует на здорового мужчину после хорошей потасовки и недели запоя в публичном доме. А как это действует на истощенную недосыпанием женщину…
— Странное у вас представление о здоровом мужчине.
— Начинайте, — приказал полковник.
— С чего? — Ева налила второй стакан минералки.
— С того, что вы не сказали в кабинете директора Службы.
— Я не сказала про мои подозрения насчет внука Дедова. Я не сказала, что нелегала Бобра, работающего в театре, узнала одна старая женщина. Я не сказала, что эта женщина живет вместе с Булочкиной в одной квартире. Это просто потому, — потянулась Ева, обнаружив, что предметы вокруг начинают приобретать четкие очертания, — что я вообще в кабинете директора не переходила к угрозам, вы заметили?
— Как это — не переходили к угрозам? — сразу завелся Кошмар. — А ваше прошение об отставке?
— Ладно, не злитесь. Вы же сами не захотели говорить со мной накануне.
Вы меня обругали за то, что я сую свой нос куда не следует, выпендриваюсь, и вообще…
— Я не говорил, что вы выпендриваетесь! Я не употребляю таких слов.
Если вам стало лучше, начните с внука профессора.
— С Костей Вольским все гораздо сложнее, чем я думала. Есть подозрения, что он был, как бы это сказать, инициатором получения Дедовым пленок с усовершенствованными данными по торпеде. Мальчик вышел на контакт первым, потому как представить, что Коуп предложил это Дедову, а тот сразу же рассказал все внуку, сложно. Проще представить, что Дедов случайно оговорился об интересе американца к разработкам лаборатории, и после этого по Интернету Коуп получил несколько интересных предложений от анонима провести совместные разработки и обменяться информацией исключительно в научных целях. Постепенно этот диалог перешел в постоянный обмен мнениями, и аноним сам подсказал, как именно выйти на контакт с профессором. Таким образом, Костя мог отслеживать время встреч, потом, вероятно, он убедил деда в целесообразности подобного обмена последними достижениями в исследованиях.
— Как именно убедил?
— Немного зная Костю, могу предположить, что разговор он завел на тему:
«Ученые всех стран, объединяйтесь!» А закончил лозунгом «Перекуем мечи на орала», то есть почему бы не использовать научные достижения в области развития военной техники в мирных целях и для этого не воспользоваться материалами исследований американцев, раз уж у них и финансирование лучше, и условия работы приближены к идеальным.
— Это внук отдал вам зажигалку?
— Нет, — Ева задумалась, потом решилась. — Я забирала его пьяного из отделения полиции, среди изъятых вещей была и зажигалка.
— Ладно, Ева Николаевна, я уже знаю, как только вы начинаете изучать взглядом что-то на полу, вы лукавите! И в кабинете директора лукавили! Внук не просто отнял у деда зажигалку, борясь с его пристрастием к курению, да?
— Я могу только предполагать. Я предполагаю, что не просто. Но как только начинаю думать, что этот мальчик… этот подросток, который еще не сформировался физически, запросто просчитал все ходы спецслужб при задержании деда и поэтому стащил зажигалку… мне становится страшно за державу.
— Что он просчитал? Арест?
— Он мог предвидеть задержание, потому что материал, принесенный Коупом в гостиницу, скорей всего был не первый. Коуп уже передал Дедову некоторые разработки. Профессор занервничал. Вероятно, эти разработки достаточно опережали наши, а может быть, он сообразил, что стал участником грязной игры по крупным финансированиям оборонки с той и другой стороны, так или иначе, профессор занервничал и написал заявления в ФСБ. Костя понял, что дед пытается выйти из игры самым честным, с его точки зрения, способом. Он мог забрать у деда зажигалку, чтобы запутать в дальнейшем расследование, что, кстати, ему достаточно удалось. У Дедова в момент задержания не оказалось ни зажигалки, ни денег. Костя не предвидел, к каким последствиям все это приведет, просто слепо оберегал деда от неприятностей, в которые сам же его и втянул.
— У вас есть доказательства?
— У аналитиков информационного центра есть. Добейтесь, чтобы Зоя Федан предоставила вам отчет. Она уже больше года занимается контактами в Интернете и знает Костю как Умника.
— Какого же рода доказательства она может предоставить?
— Деньги. Немного зная Костю, я уверена, что он своего не упустил. У него наверняка есть счет в каком-нибудь благонадежном банке. Заодно узнайте, каким образом получает свои деньги еще один умелец, его имя в сети — Гор.
Кошмар прошелся по кабинету, иногда поглядывая на Еву быстрыми удивленными взглядами.
— Старуха, которая узнала нелегала, — это дама с козой?
— Так точно.
— Почему же вы не сказали о ней в кабинете директора?
— Потому что не хотела неприятностей.
— Вас ждут неприятности из-за знакомства с нею? — удивился Кошмар.
— Нет, это Службу ждут неприятности, если вы захотите ее ликвидировать.
— Ева Николаевна, вы сколько уже работаете в этой самой Службе? Откуда такая наивность, вот чего я не могу понять! Да почему вы решили, что наша — ваша! — организация тут же решит убрать опознавшую?!
— Потому что я покопалась в файлах о нелегалах и знаю, что даже самые престарелые из них до сих пор оберегаются с тщательностью строгой секретности.
А в этой самой секретности свидетели исключены. И еще я кое-что поняла.
Нелегалы обычно доживают до глубокой старости только в одном случае. В случае наличия у них хорошо упрятанного компромата на ту структуру, которая их породила. Чем так ценен Бобров, что он дожил до почтенного возраста?
— Не интересовался, — буркнул Кошмар. — Но вы, как всегда, весьма предусмотрительны. Если уж нелегал дожил до старости, то неприятностей от его смерти можно избежать, только если эта смерть будет зафиксирована как естественная. Поэтому прошу вас, как очень дорогого для меня человека, — не трогайте Боброва. Кстати, вы уже знаете, кто это? — невинно поинтересовался Кошмар.
— Я догадываюсь. Особенно над этим не думала, так, сопоставила некоторые высказывания Милены в театре и приблизительный возраст Бобра.
— Я тоже присмотрелся. По крайней мере четверо из обслуживающего персонала были в тапочках. Если вам интересно, правительство Канады объявило еще двенадцать лет назад награду за сведения о живом или мертвом Бобре.
— И даже задействовало в этом Интерпол, — кивнула Ева. — Надоела мне что-то не оправданная логикой жизни зависимость от множества условностей, навязанных Службой. Поэтому я не дам убить Милену только за то, что она узнала престарелого садиста. Почему вы просите не трогать Боброва? — вдруг подозрительно прищуривается она.
Полковник вздыхает.
— Он сам пойдет к ней, да? Или пошлют попрактиковаться молоденьких ликвидаторов? Полковник молчит.
— Мне пора. — Ева резко встает и спешит к двери. В коридоре внутри ее куртки никого нет. Ева удивилась себе, когда вдруг почувствовала тревогу за странную собачонку.
— Эй, как там тебя… Ты где? Собака!
Она пошла на шум в конце коридора и ворвалась в туалет как раз в тот момент, когда уборщица шваброй загнала лысую болонку в угол.
— Не смейте трогать животное, — строго приказала Ева. — Это секретный агент Службы.
— Выясни, кого могут разыскивать власти Канады по Интерполу. Но сначала запиши и проверь информацию на имя — Милена Москвина, тридцатого или тридцать первого года рождения, в архиве были расхождения на этот счет. Если выйдешь на закрытую информацию, обратись к Зое Федан — аналитический отдел информационного центра. Скажи, чтобы она помогла с поисками, если хочет, чтобы я выполнила свое обещание.
— Ева Николаевна, — замялся Осокин. — Мне приказано с вами больше не работать. Я отозван и послезавтра уезжаю в срочную командировку. И еще схлопотал выговор за непотребное поведение, — вздохнул он.
— До послезавтра уйма времени. Осокин, сделай то, что я прошу.
— Но, Ева Николаевна…
— Если боишься светиться на рабочем месте, езжай ко мне в квартиру, Далила уже должна вернуться, включай мой компьютер и делай, что я сказала.
Времени — в обрез.
— Да я и не уходил, вот, только что встал, — виновато бормочет Осокин.
— Принял душ. Вот, позвонил, на свою голову, на работу. А мне — отзыв и выговор.
— Отлично. Иди в мою комнату и приступай. Я позвоню через полчаса.
— Ева Николаевна, вас ищет полковник Кошмар, он просил, если вы проявитесь, чтобы не отключали свой мобильник.
— Через полчаса.
Раздвигая ногами валяющиеся на полу обрывки писем, старых газет, ломкие засушенные цветы, давно утратившие даже намек на свой живой облик, Ева прошлась по разоренной комнате Милены. Дверь в квартиру ей открыл странный мужичонка, явно нуждающийся в срочном лечении, на которое Ева по его просьбе выдала две десятки и пообещала десять минут постеречь квартиру, а то он потерял ключи.
Куда делась Милена, он не знал. Делать было нечего, если уж где и проводить обыск, так это удобнее всего в разоренной комнате, потому что можно действовать неаккуратно и потом за собой не убирать. Сняв куртку и выпустив на свободу лысую болонку, Ева принялась за дело с угла у окна. Некоторые конверты хрустели в ее руках и рассыпались, многие письма в них были на французском, от поздравительных открыток с розовощекими рождественскими младенцами или парафиновыми розами скоро стало подташнивать. Заболела голова. Ева даже обрадовалась шаркающим шагам в коридоре.
— Надежда! — крикнула Милена. — Вылезай из моей комнаты, пойдем пить чай, я тебе чтой-то расскажу! Ева пошла на кухню.
— Это я, — сказала она, прислонившись к притолоке у двери.
— А я пришла с собрания жильцов нашего подъезда. Представляете, в жизни не была на таких мероприятиях, а тут вдруг подумала… Сахару нет, — объявила она, осмотрев свой шкафчик. — Ненормальный алкоголик. Мне всегда казалось, что алкоголики не любят сладкое, а этот кладет по четыре ложки в чашку! Да, что я говорила?
— Вы вдруг подумали.
— Да! Я подумала, почему бы не повеселиться и не объявить членам нашего жилищного кооператива о своей скорой кончине и полном отсутствии родственников.
— Зачем? — опешила Ева.
— Я же говорю, чтобы повеселиться! Сначала, понятно, они меня уверяли, что я буду жить еще долго, приглашали в ЖЭК на кружок вязания, а потом, как я и ожидала, разговор сам собой перешел в нужное русло. У меня ведь комната — тридцать три метра, окна эркером! И стали они сначала потихоньку, стесняясь, потом громче и яростней доказывать свои права на мою жилплощадь нашему председателю домкома.
— Повеселились? — улыбнулась Ева.
— Отменно. Собственно, мне и надо было всего ничего — доказать самой себе, что народ не меняется. Вот я пришла в жизнь, уйду из нее, а жизнь ничего и не заметит.
— Почему же вы думаете, что скоро умрете?
— Милочка, это банально. Для того, кто понимает, — банально. От меня ушел мой ангел-хранитель, это раз. Приходила смерть собственной персоной, это два!
— А, ну да, — кивнула Ева. — От вас ушла душа, и тут же пришла Марго.
— Ангел, душа, какая разница. Как хорошо, что вы зашли! — вдруг воскликнула Милена, потом подозрительно прищурилась на что-то у ног Евы, нащупала на шее очки на веревочке и нацепила их. — Вы только подумайте, — покачала она головой, — до чего в нашем доме крысы стали странные! Если народ не станет бороться за экологию, мутации среди низших форм победят высшие формы!
— Это не крыса, — Ева, не глядя, ногой задвинула назад болонку. — Это собака редкой породы. Она со мной.
— А-а-а, неуверенно кивнула Милена. — О чем я говорила?
— Как хорошо, что я зашла.
— Ну конечно! Я с утра звоню вам по телефону с карточки, а мне противно так объявляют, что вы… Постойте, как же это? Что вы находитесь вне пределов!
Представляете?
— Вне пределов досягаемости. Я пришла и слушаю вас очень внимательно.
— Чай заварился. Вам разбавлять кипятком?
— Нет.
— Отлично. Я тоже привыкла, знаете, пить только из заварочного. Так вот. Я хотела вас попросить, поскольку вы в КГБ на хорошем счету, устройте мне, пожалуйста, естественную кончину.
— Как это? — Ева не устояла на ногах и села на табуретку.
— Согласитесь, что естественная кончина для человека моего возраста вещь достаточно простая. Нет, если бы я лежала в постели, писала под себя и доводила собес требованиями места в доме инвалидов, то, конечно, быстрое отравление или меткий выстрел пошел бы всем только на пользу. Но я ведь никому не причиняю беспокойства, а последние дни вообще получаю от жизни массу удовольствий и развлечений!
— Я ничего не понимаю, — развела руками Ева. — Почему вы думаете, что вас должны убить?
— А зачем же вы тогда пришли? — хитро прищурилась Милена над чашкой.
— Я?.. Милена, вы узнали в театре человека и теперь считаете, что вашей жизни угрожает опасность? Кто это был? Назовите, пожалуйста, имя, я вас очень прошу!
— Я же вам сто раз сказала, что это был Бобер! — досадливо поморщилась Милена.
— Почему он должен вас убить?
— Я его узнала, он меня узнал, странно, что вы задаете такие вопросы, это же банально. Он вел дело моего мужа, изощренно пытал его и меня приглашал на допросы пару раз. Я, правда, сразу потеряла сознание, как только он показал свои поделки из человеческой кожи. Допроса не получилось. Потом он стал у вас в КГБ большим человеком, то ли секретным агентом, то ли начальником какой-то нелегальной бригады, стал ездить по заграницам. Денег всегда имел много.
— Он… — задумалась Ева, — показал вам звезду, голубка или…
— Серп с молотом, такой, знаете, уже высушенный. — Милена показала пальцами приблизительный размер, соединив указательные и большие пальцы друг с другом. — Странный цвет имеет человеческая кожа после обработки и сушки.
— Вы знаете, как его сейчас зовут? — напряглась Ева.
— Нет. Не интересовалась, хотя могла. Лет двадцать назад он совал мне в лицо иностранный паспорт и билеты на самолет в Канаду.
— В Канаду, — стонет Ева, потом резко хлопает ладонью по столу:
— Вы можете поехать со мной в театр?
— Нет, конечно.
— Почему?
— У меня много дел. Сейчас ко мне придут несколько очень уважаемых граждан подписать договор об уходе за мной и об обеспечении моего захоронения после смерти. А вы хотите, чтобы я поехала в театр и еще раз, глядя в глаза, подтвердила агенту КГБ, что у меня прекрасная память?!
— Это какой-то бред, честное слово! — не выдержала Ева, вскочила и закрыла дверь кухни перед соседом. — Извините, оставьте нас одних! — прокричала она сквозь прозрачное стекло. — Какие уважаемые граждане? Что это вы устраиваете?
— Аукцион.
— Милена, перестаньте сходить с ума, я вас очень прошу, покажите мне этого человека, и вас никто после этого не тронет, умирайте себе на здоровье естественной смертью!
— После этого, конечно, никто не тронет, а вот перед этим меня сто раз пристрелят! И я не схожу с ума, а стараюсь помочь Надежде, потому как ей и так сейчас не сладко. А вы не прыгайте, пейте чай. Как с вами трудно беседовать, ей-богу, вы какая-то нервная, или спешите куда?
На Еву посмотрели прищуренные глаза, умело обведенные черным, под аккуратно выщипанными и накрашенными бровями.
— Ладно, — сдалась Ева. — Я села. Я никуда не спешу. Давайте по порядку. Вы устраиваете аукцион.
— Да. Кто мне больше покажется человеком надежным и честным, тому я и напишу дарственную на комнату с условием прав владения после моей смерти.
Надеюсь, бог даст, хватит интуиции и жизненного опыта выбрать хорошего человека, который выполнит все свои обещания по моим похоронам.
— Ладно, допустим, — Ева уже еле ворочала языком. Хотелось пить, но она видела, как Милена провела пальцем внутри чашки, проверяя ее на чистоту или что-то выковыривая, перед тем как налить туда чай. — При чем здесь Надежда?
— Надежда как раз должна оказаться ни при чем. Ей бы с похоронами своего заврежа разобраться на этой неделе. А представьте, приходит она с кладбища, а тут еще я валяюсь натурально трупом в коридоре?! За что ей такое?
Она, конечно, вывернется наизнанку и похоронит, и помянет, как следует, да вот хватит ли ей силенок добиваться места на кладбище рядом с моим мужем? Раньше это было просто кладбище, а теперь закрытое для захоронений место. Вот в чем вопрос. А место рядом с мужем — это непременная часть исполнения договора дарственной.
— Вы все предусмотрели. — Ева уговорила себя встать, вылила чай из чашки, вымыла ее и налила отлично пахнущую коричневую жидкость. Выпила первый глоток, откинулась на табуретке, нащупав спиной стену, и закрыла глаза.
— Поедете со мной в театр?
— Ни за что. Это бессмысленно. Я не выхожу из подъезда.
— Это ерунда, — пробормотала Ева, засыпая. — Это не поможет. У вас окна кухни и комнаты выходят на одну сторону? — вдруг встрепенулась она и подошла к окну. Седьмой этаж. Окно кухни голое, без занавесок.
— Да, а что? — заинтересовалась Милена. Ева осмотрела улицу внизу. У дома с этой стороны небольшой сквер, потом дорога, потом пятиэтажные дома, за ними — две башни по шестнадцать этажей. Между ними, вероятно, есть еще один сквер. До башен — не меньше километра.
— Выполните, пожалуйста, мою просьбу. Я сейчас уйду, а когда позвоню вам по телефону, сдерните шторы со своих окон.
— Вы с ума сошли. И так комната как после Мамаева побоища! Мои гобеленовые шторы? Мой итальянский тюль?!
— Милена, — стонет Ева.
— Хотя, что там шторы… А зачем это?
— Я постараюсь вам помочь, если успею.
— С похоронами?
— Нет. С естественной смертью.
— Спасибо, милочка. Если вы уже уходите, заберите, пожалуйста, это.
Лысая болонка под курткой замирает с облегчением и греет Еву сквозь тонкий свитер.
— Осокин, что ты узнал?
— По Москвиной — ничего. Задерживалась несколько раз за связи с диссидентами, за запрещенную литературу и нецензурные высказывания в общественном месте в адрес властей. За границей не была, в коммунистической партии не состояла, имеет родственников за границей во Франции и Италии, девичья фамилия — Конюхова, внучка князя Конюхова, члена Государственной думы, расстрелянного в девятнадцатом году.
— Надеюсь, ты посмотрел материал по мужу?
— Посмотрел, и не понадобилось залезать в секреты. Москвин — председатель финансовой комиссии ГУБП и так далее, еще шесть букв. Арестован в сорок девятом, свидетельство о смерти жена получила только в пятьдесят четвертом.
— Ну?! — нетерпеливо кричит Ева. — Имя!
— Имя человека, который занимался делом Москвина, — спокойно, не спеша, продолжает Осокин, — Бобров Вэ Пэ, младший офицер отдела расследований Комитета госбезопасности. Сведения о нем обрываются в пятьдесят четвертом году в связи с переводом Боброва Вэ Пэ на секретную работу международного отдела. Я думаю, этот Бобров сменил имя, и не раз, по всем показателям он стал нелегальным разведчиком. Нелегалы — это люди, выполняющие особо деликатные поручения…
— Я знаю, — перебила Ева. — Давай по Канаде.
— Информация о выполнении заданий нелегалов закрыта. Я пошел другим путем и просмотрел материал в отделе по международным претензиям. Вас может заинтересовать один факт. Двенадцать лет назад канадское правительство предъявило Союзу ноту после гибели семьи из четырех человек в городке Каркажу и объявило в розыск гражданина Канады Миланса, который, как указано в ноте протеста, является агентом советской разведки и, убивая семью в Каркажу, выполнял задание этой самой разведки.
— Семья?
— Глава семейства проходил у них по программе защиты свидетелей и поселился в Каркажу за восемь лет до гибели. Таким образом, к моменту своей смерти он уже имел статус гражданина Канады. Его фотографии даже после смерти не всплыли в прессе, а вот фотографии жены и детей дали мне возможность предположить, что это была семья доцента Института среднего машиностроения, попросившего во время пребывания на международной конференции убежища в США.
Свои соображения на этот счет я вам скинул в файл «Канада».
— Сотри, — тут же среагировала Ева. — Я узнала все, что хотела. Спасибо тебе.
— Это, конечно, пожалуйста, но звонил полковник Кошмар и просил передать, что, если вы не проявитесь в течение ближайшего получаса, он объявит вас в розыск. Так что или звоните, или выкидывайте мобильник, если он у вас с настроенным на обнаружение сигналом, и меняйте машину. В вашей комнате я оставил адресок. Проявите свой сыскной талант и постарайтесь его найти. Там можно отсидеться, если припечет, дня три. Далила просит сказать вам одно слово.
— Нет, я спешу.
— Только одно — сюрприз.
— Ладно. Она знает, что я ненавижу сюрпризы.
— Это маленький, пушистый и ужасно симпатичный сюрприз! — сообщает в трубку Далила. — Он еще плохо ходит, но уже может сам пить молоко!
— Нет, только не это, — шепчет Ева, закрывает глаза и повышает голос:
— Ты притащила в квартиру котенка?!
— Это не я притащила, а дети взяли в зоопарке. И не котенка, а…
Угадай!
— Я тебя очень прошу, у меня трудный день, я еле стою на ногах! Только не надо говорить, что это детеныш бегемота или африканского льва!
— Это всего лишь щенок, в зоопарке ощенилась приблудная собака, они всем предлагали.
— У меня тоже для вас сюрприз, — мстительно заявляет Ева. — Угадай, что это — толстое, розовое такое, в складочку, с остатками шерсти на лбу и ушах?
— Ты меня пугаешь!
У дверей кабинета Кошмара Ева задержалась, вытаскивая из куртки болонку. Она огляделась, прикидывая, куда пристроить это недоразумение, потом положила куртку на стуле в коридоре, а болонку засунула внутрь, максимально прикрыв ее. Потоптавшись некоторое время, собачонка улеглась и затихла, выставив наружу круглый розовый нос и настороженно следя за Евой темными глазами.
— Лежать! — оглянувшись, погрозила Ева пальцем. — Молчать. Я скоро приду.
Постояла, справляясь с головокружением и зевотой, и стукнула в дверь.
— Майор Курганова по вашему приказанию…
— Вы что, с ума сошли?! — заорал от окна Кошмар, а поскольку Ева никогда не слышала, чтобы он кричал, она от неожиданности дернулась и сбилась.
— Сядьте, — уже спокойно приказал Кошмар. — Вы ужасно выглядите.
— Не может быть, — Ева с трудом раскрыла слипающиеся ресницы.
— Я выгляжу еще хуже, — продолжил Кошмар, — потому что вы выставили меня перед начальством полным дураком.
— Ну, не совсем полным…
— Молчать!..
— Лежать, — пробормотала Ева и легла на стулья рядом. Сквозь пелену дремоты она слышала, как позвякивает посуда.
— Откройте рот, — вдруг произнес Кошмар совсем рядом. Из-под ресниц Ева увидела его озабоченное лицо и большую таблетку у своего носа. — Откройте рот и не сопротивляйтесь. Мне нужно срочно с вами поговорить, это важно, вы должны меня выслушать и при этом мыслить и действовать адекватно.
— Наркотики не употребляю.
— Иногда можно. Но хочу предупредить, — заметил Кошмар, когда Ева с трудом встала и пошла запить таблетку к столу, — я знаю, как это действует на здорового мужчину после хорошей потасовки и недели запоя в публичном доме. А как это действует на истощенную недосыпанием женщину…
— Странное у вас представление о здоровом мужчине.
— Начинайте, — приказал полковник.
— С чего? — Ева налила второй стакан минералки.
— С того, что вы не сказали в кабинете директора Службы.
— Я не сказала про мои подозрения насчет внука Дедова. Я не сказала, что нелегала Бобра, работающего в театре, узнала одна старая женщина. Я не сказала, что эта женщина живет вместе с Булочкиной в одной квартире. Это просто потому, — потянулась Ева, обнаружив, что предметы вокруг начинают приобретать четкие очертания, — что я вообще в кабинете директора не переходила к угрозам, вы заметили?
— Как это — не переходили к угрозам? — сразу завелся Кошмар. — А ваше прошение об отставке?
— Ладно, не злитесь. Вы же сами не захотели говорить со мной накануне.
Вы меня обругали за то, что я сую свой нос куда не следует, выпендриваюсь, и вообще…
— Я не говорил, что вы выпендриваетесь! Я не употребляю таких слов.
Если вам стало лучше, начните с внука профессора.
— С Костей Вольским все гораздо сложнее, чем я думала. Есть подозрения, что он был, как бы это сказать, инициатором получения Дедовым пленок с усовершенствованными данными по торпеде. Мальчик вышел на контакт первым, потому как представить, что Коуп предложил это Дедову, а тот сразу же рассказал все внуку, сложно. Проще представить, что Дедов случайно оговорился об интересе американца к разработкам лаборатории, и после этого по Интернету Коуп получил несколько интересных предложений от анонима провести совместные разработки и обменяться информацией исключительно в научных целях. Постепенно этот диалог перешел в постоянный обмен мнениями, и аноним сам подсказал, как именно выйти на контакт с профессором. Таким образом, Костя мог отслеживать время встреч, потом, вероятно, он убедил деда в целесообразности подобного обмена последними достижениями в исследованиях.
— Как именно убедил?
— Немного зная Костю, могу предположить, что разговор он завел на тему:
«Ученые всех стран, объединяйтесь!» А закончил лозунгом «Перекуем мечи на орала», то есть почему бы не использовать научные достижения в области развития военной техники в мирных целях и для этого не воспользоваться материалами исследований американцев, раз уж у них и финансирование лучше, и условия работы приближены к идеальным.
— Это внук отдал вам зажигалку?
— Нет, — Ева задумалась, потом решилась. — Я забирала его пьяного из отделения полиции, среди изъятых вещей была и зажигалка.
— Ладно, Ева Николаевна, я уже знаю, как только вы начинаете изучать взглядом что-то на полу, вы лукавите! И в кабинете директора лукавили! Внук не просто отнял у деда зажигалку, борясь с его пристрастием к курению, да?
— Я могу только предполагать. Я предполагаю, что не просто. Но как только начинаю думать, что этот мальчик… этот подросток, который еще не сформировался физически, запросто просчитал все ходы спецслужб при задержании деда и поэтому стащил зажигалку… мне становится страшно за державу.
— Что он просчитал? Арест?
— Он мог предвидеть задержание, потому что материал, принесенный Коупом в гостиницу, скорей всего был не первый. Коуп уже передал Дедову некоторые разработки. Профессор занервничал. Вероятно, эти разработки достаточно опережали наши, а может быть, он сообразил, что стал участником грязной игры по крупным финансированиям оборонки с той и другой стороны, так или иначе, профессор занервничал и написал заявления в ФСБ. Костя понял, что дед пытается выйти из игры самым честным, с его точки зрения, способом. Он мог забрать у деда зажигалку, чтобы запутать в дальнейшем расследование, что, кстати, ему достаточно удалось. У Дедова в момент задержания не оказалось ни зажигалки, ни денег. Костя не предвидел, к каким последствиям все это приведет, просто слепо оберегал деда от неприятностей, в которые сам же его и втянул.
— У вас есть доказательства?
— У аналитиков информационного центра есть. Добейтесь, чтобы Зоя Федан предоставила вам отчет. Она уже больше года занимается контактами в Интернете и знает Костю как Умника.
— Какого же рода доказательства она может предоставить?
— Деньги. Немного зная Костю, я уверена, что он своего не упустил. У него наверняка есть счет в каком-нибудь благонадежном банке. Заодно узнайте, каким образом получает свои деньги еще один умелец, его имя в сети — Гор.
Кошмар прошелся по кабинету, иногда поглядывая на Еву быстрыми удивленными взглядами.
— Старуха, которая узнала нелегала, — это дама с козой?
— Так точно.
— Почему же вы не сказали о ней в кабинете директора?
— Потому что не хотела неприятностей.
— Вас ждут неприятности из-за знакомства с нею? — удивился Кошмар.
— Нет, это Службу ждут неприятности, если вы захотите ее ликвидировать.
— Ева Николаевна, вы сколько уже работаете в этой самой Службе? Откуда такая наивность, вот чего я не могу понять! Да почему вы решили, что наша — ваша! — организация тут же решит убрать опознавшую?!
— Потому что я покопалась в файлах о нелегалах и знаю, что даже самые престарелые из них до сих пор оберегаются с тщательностью строгой секретности.
А в этой самой секретности свидетели исключены. И еще я кое-что поняла.
Нелегалы обычно доживают до глубокой старости только в одном случае. В случае наличия у них хорошо упрятанного компромата на ту структуру, которая их породила. Чем так ценен Бобров, что он дожил до почтенного возраста?
— Не интересовался, — буркнул Кошмар. — Но вы, как всегда, весьма предусмотрительны. Если уж нелегал дожил до старости, то неприятностей от его смерти можно избежать, только если эта смерть будет зафиксирована как естественная. Поэтому прошу вас, как очень дорогого для меня человека, — не трогайте Боброва. Кстати, вы уже знаете, кто это? — невинно поинтересовался Кошмар.
— Я догадываюсь. Особенно над этим не думала, так, сопоставила некоторые высказывания Милены в театре и приблизительный возраст Бобра.
— Я тоже присмотрелся. По крайней мере четверо из обслуживающего персонала были в тапочках. Если вам интересно, правительство Канады объявило еще двенадцать лет назад награду за сведения о живом или мертвом Бобре.
— И даже задействовало в этом Интерпол, — кивнула Ева. — Надоела мне что-то не оправданная логикой жизни зависимость от множества условностей, навязанных Службой. Поэтому я не дам убить Милену только за то, что она узнала престарелого садиста. Почему вы просите не трогать Боброва? — вдруг подозрительно прищуривается она.
Полковник вздыхает.
— Он сам пойдет к ней, да? Или пошлют попрактиковаться молоденьких ликвидаторов? Полковник молчит.
— Мне пора. — Ева резко встает и спешит к двери. В коридоре внутри ее куртки никого нет. Ева удивилась себе, когда вдруг почувствовала тревогу за странную собачонку.
— Эй, как там тебя… Ты где? Собака!
Она пошла на шум в конце коридора и ворвалась в туалет как раз в тот момент, когда уборщица шваброй загнала лысую болонку в угол.
— Не смейте трогать животное, — строго приказала Ева. — Это секретный агент Службы.