Страница:
Глядя на сияющую перед голографическими камерами физиономию Оглсби, Рено мрачно напомнил себе, что, удушив одного самодовольного болтуна на глазах у стольких свидетелей, поступит несколько опрометчиво. В конце концов, вреда от этого болвана куда меньше, чем от Макрис. На миг адмирал подумал, не попросить ли ему Оглсби просветить репортеров относительно некоторых... нестыковок, выявленных сотрудниками Рено в одобренных Макрис формулировках бюджета Агентства, но, поразмыслив, воздержался. Вместо этого он дождался, когда Оглсби сойдет с подиума, и, глядя на Хауэлла, заговорил, полностью игнорируя пресс-секретаря премьер-министра:
— Поскольку сэр Кларенс дал столь... исчерпывающий ответ на второй из заданных вами вопросов, мистер Хауэлл, я ограничусь первым. Основная причина заключалась в том, что в большинстве общепринятых моделей нашей туннельной Сети содержалась погрешность, впервые выявленная возглавляемой доктором Каром группой сотрудников университета Валасакиса около шести стандартных лет назад. Собственно говоря, эта работа и стала основной причиной, по которой именно доктору Кару доверили научное руководство проектом. Замечу, что обнаруженная им погрешность не носила фундаментального характера, однако её было достаточно, чтобы перечеркнуть все наши прогнозы относительно вероятного местонахождения нового терминала. Узел Мантикорской туннельной Сети представляет собой сферический регион пространства диаметром примерно в одну световую секунду, что дает объем примерно в четырнадцать квадрильонов кубических километров, а каждый из терминалов Сети представляет собой сферу значительно меньшую, около трех тысяч километров в диаметре. Из чего следует, что объем терминала составляет менее одной семисотмиллионной процента полного объема узла. Таким образом, очевидно, что даже крохотная погрешность в построении математической модели оказывает огромное воздействие на конечный результат. Кроме того, “след” данного терминала очень слаб по сравнению со “следами” ранее обнаруженных терминалов. В теории мы допускали такую возможность, однако обнаружение столь слабого “следа” на практике требовало совершенствования компьютерного обеспечения и чувствительности аппаратуры.
Адмирал пожал плечами.
— По сравнению с трудностями, с которыми мы столкнулись при поисках данного терминала, пресловутый поиск иголки в стоге сена не составил бы проблемы. Справедливость вынуждает меня признать, что даже при той поддержке, которую получило Агентство со стороны государства, обнаружить терминал так быстро нам удалось во многом лишь благодаря старой доброй удаче. Вы удовлетворены моим ответом, мистер Хауэлл?
Репортер кивнул и сел, а Рено повернулся к следующему, выделенному голографическим значком.
— На мой взгляд, Кларенс справился совсем неплохо, — заметил барон Высокого Хребта, поднимая чашку.
Он взял с собой в официальную резиденцию премьер-министра собственного дворецкого, и сейчас этот превосходно вымуштрованный слуга, отреагировав на безмолвную команду, мгновенно наполнил чашку из кофейника. Высокий Хребет с удовольствием пригубил ароматный напиток. Разумеется, поблагодарить слугу или хотя бы обратить внимание на его присутствие он даже не подумал.
— Пожалуй, — согласилась Элен Декруа.
Она тоже сделала глоток кофе, промокнула губы старомодной льняной салфеткой и едва заметно поморщилась.
— Конечно, Кларенс сделал все возможное, чтобы воздать должное кому следует. Особенно мне понравилось, как ловко он ввернул в ответ наш лозунг “Строим Мир”. Но этот Кар, и особенно Рено!.. — Декруа закатила глаза. — Смертельно тоскливая парочка!
— Элен, трудно ожидать проявлений политического чутья от ученых и военных бюрократов, — мягко укорил её Высокий Хребет.
— Трудно, — согласилась она. — Но я наблюдала за Рено, очень пристально наблюдала. Так вот: ему абсолютно наплевать на то, что Кларенс “украл у него славу”, и это было видно. Боюсь, у нас с ним еще возникнут проблемы.
— Какие проблемы? — Высокий Хребет нахмурился.
— Майкл, зачем прикидываться? Он директор КМААФИ, и я, хоть и недолюбливаю его, не могу не признать, что мозги у него работают прекрасно. И с арифметикой, без всяких сомнений, он уж как-нибудь сладит. И даже Мелина не в силах изменить тот факт, что Рено имеет полный доступ к собственным бухгалтерским книгам.
Высокий Хребет поставил чашку и оглянулся через плечо на дворецкого. У Декруа была опасная привычка игнорировать присутствие слуг. Премьер-министр реагировал на это особенно остро, поскольку ему и самому постоянно приходилось бороться с похожей привычкой, но у него перед глазами прошло слишком много печальных примеров. Неблагодарные и обидчивые слуги могут причинить своим хозяевам уйму неприятностей, если эти хозяева распускают язык без оглядки. Этот урок он помнил твердо и, хотя дворецкий служил ему уже почти тридцать стандартных лет, рисковать не желал.
— Ты свободен, Говард, — сказал он слуге. — Оставь нам кофейник. Когда мы закончим, я позвоню.
— Слушаюсь, милорд, — тихо проговорил Говард и мгновенно исчез.
— Итак, Элен, — сказал Высокий Хребет, внимательно глядя на собеседницу, — на что ты, собственно, намекаешь?
— На то, что он имеет доступ к финансовой документации. Я признаю, что Мелина справилась с денежными делами даже лучше, чем я ожидала, но она просто не имеет права отказать человеку, юридически являющемуся её начальником, в ознакомлении со счетами собственного Агентства. А Рено, хоть и носит звание адмирала, сделал карьеру в Астроконтроле и обладает огромным опытом общения с бюрократией. Он может быть и не профессиональный бухгалтер, но я сильно сомневаюсь, что он не сумеет разобраться в... маленьких хитростях Мелины. А поскольку Рено относится к Кларенсу, а стало быть и к нам, с очевидной неприязнью, у него появляется шанс ощутить себя рыцарем на белом коне. Не исключено, что чуткая совесть побудит его раструбить про наши дела всему белому свету.
— А мне это кажется маловероятным, — ответил, помолчав, Высокий Хребет. — Будь у него подобные намерения, он вылез бы с разоблачениями раньше. Насколько мне известно, Рено не только не выражал каких-либо подозрений, но даже не задавал публично сколько-нибудь щекотливых вопросов. И потом, если он все-таки решится выступить с обвинениями, что значит слово одно чиновника против общего мнения правительства её величества? Нет, — покачал головой премьер, — при нынешних обстоятельствах Рено для нас не опасен.
— Может быть... при нынешних обстоятельствах, — ответила Декруа. — С другой стороны, я думала не о текущем моменте. Мишель, посмотри правде в глаза: через несколько месяцев, пусть даже несколько лет, обстоятельства изменятся. Мы оба знаем, что рано или поздно правительство сменится.
— Кромарти занимал свой пост почти шестьдесят стандартных лет с тремя небольшими перерывами, — натянуто возразил Высокий Хребет.
— И все это время пользовался безоговорочной поддержкой Короны, — сухо указала Декруа. — Нам на это счастливое обстоятельство рассчитывать не приходится.
— Будь одобрение Короны непременным условием существования правительства, наш кабинет никогда не был бы сформирован, — парировал Высокий Хребет.
— Естественно, но суть не в этом, правда? При всей её несдержанности, королеве не откажешь в политической проницательности, и она права. Наши разногласия, и идейные и тактические — особенно между нами, с одной стороны, и Марицей, с другой, — слишком фундаментальны, чтобы наше сотрудничество продолжалось вечно. И это только внутренние проблемы кабинета, не говоря уж о внешних факторах, вроде этой идиотки Монтень. — Декруа поморщилась. — Не уверена, что у неё есть реальные шансы, но совершенно очевидно, с какой целью она затеяла это своё мелодраматическое отречение от титула. Но, с другой стороны, я и до того считала, что расклад не в её пользу, и не ожидала, что она выиграет выборы. И у меня нет ни малейшего желания ставить свои политические перспективы в зависимость от того, удастся ли ей задуманное.
— Неужели она и вправду способна бросить вызов Марице как лидеру партии? — спросил Высокий Хребет.
— При нынешнем раскладе, едва ли, — ответила Декруа. — Но это моя точка зрения, а мы оба знаем, что политика — процесс не статичный, а динамичный. Обстоятельства меняются, и вызов, брошенный Монтень, может ослабить позиции Марицы настолько, что этим воспользуется кто-то ещё из авторитетных лидеров партии и займет её место. Или, возможно, снова обратит Марицу в “истинную веру” либералов, убедив отказаться от коалиции с нами. Скажем прямо: я считаю это самой вероятной причиной крушения правительства, поскольку, если откровенно, она всегда чувствовала себя неуютно, сотрудничая с нами.
— Между прочим, это не я постоянно задираю её на заседаниях кабинета, — сказал Высокий Хребет подчеркнуто невозмутимым тоном.
— Верно. Но я не могу удержаться: меня тошнит от её ханжеского благочестия. Мишель, ты же сам знаешь! Когда доходит до дела, она не меньше, а может быть, и большелюбого из нас готова пойти на что угодно ради власти. Но она, конечно, делает это только из соображений “священного долга”, “заботы о человечестве”, “гуманистических ценностей” и прочего идеологического вздора.
— Пожалуй, да. — Высокий Хребет отпил кофе, по возможности прикрывая чашкой лицо до тех пор, пока не взял мимику под контроль.
Разумеется, растущая неприязнь Декруа к графине Нового Киева не была для него секретом, но то, насколько далеко зашла её враждебность, стало неприятным откровением. Тем более неприятным, что она явно служила первым признаком того самого кризиса, насчет которого Декруа его и предостерегала.
— Не стоит беспокоиться, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Я терпеть не могу эту особу и головой ручаюсь, что она платит мне тем же, но сейчас мы настолько нужны друг другу, что ни одна из нас не позволит себе лишних глупостей. Однако, — продолжила она прежде, чем он успел облегченно вздохнуть, — или мы добьемся того, ради чего и стали политическими союзниками, или Александер с королевой вышибут нас из правительства. В первом случае можно не сомневаться, что наше партнерство распадется в обстановке некоторой... враждебности. А вот в случае второго — поспешу добавить, маловероятного и куда более неприятного сценария — её величество потребует крови. Нашей крови. И, при любом повороте событий, множество ножей дожидается своего часа вонзиться кому-то в спину. Один из них наверняка у Рено.
— По-моему, ты зря так беспокоишься, — сказал, помолчав, премьер-министр. — Всегда остаются разнообразные шероховатости, но ни одна сторона не заинтересована в том, чтобы вынести их обсуждение на публику, когда сменяется правительство. В конце концов, как ты только что заметила, рано или поздно любое правительство меняется. Если новый кабинет начнет со сведения счетов с предшественниками за каждое мелкое разногласие, он неизбежно спровоцирует на то же самое своих преемников. А это никому не нужно.
— При всем моем уважении, Мишель, в данном случае речь идет далеко не о “мелких разногласиях”, — холодно сказала Декруа. — Хотя я первая готова доказывать абсолютную обоснованность наших решений, вряд ли речь пойдет о непреднамеренных ошибках или небрежной работе с документами. Нет смысла притворяться, что человек вроде Александера не сможет раздуть это сверх всякой меры и начать охоту на ведьм. И что бы он там не собирался делать как реалистичный и прагматичного политик, но королева наверняка устроит самую разгульную охоту на ведьм в истории. Собственно говоря, — Декруа усмехнулась, — я уверена, что в королевском дворце уже складывают поленницы для костров.
— Мне кажется, жалеть о чем-то уже поздно, Элен, — сказал Высокий Хребет. — Если ты считала, что мы идем на неоправданный риск, надо было сказать об этом сразу.
— Я только что объяснила, что риск, по моему мнению, был оправданным, — нарочито спокойно ответила она. — Я всего-навсего указала, что отдаю себе отчет, каковы могут быть грядущие последствия.
— И зачем было так старательно тыкать в это носом меня? — спросил барон тоном, который ему самому показался близким к раздраженному — для премьер-министра Мантикоры слишком близким к раздраженному.
— Потому, что окончательно мое мнение сформировалось, когда я наблюдала за поведением Рено по отношению к Кларенсу на пресс-конференции. Я сознавала опасность с самого начала, но постоянная сосредоточенность на сиюминутных тактических проблемах все время отодвигала глобальную обеспокоенность на второй план. К сожалению, если мы не начнем шевелиться сейчас, впоследствии нам придется от беспокойства бегать как ошпаренным.
В каком смысле?
— Пора позаботиться о том, чтобы наши спасательные шлюпки не дали течь, когда корабль пойдет ко дну. — Она дозволила себе лукавую улыбку, увидев отчаяние на лице собеседника, затем решила смилостивиться и перейти наконец к сути. — В конечном счете, Мишель, кто-нибудь непременно начнет задавать острые вопросы. Уж Елизавета об этом непременно позаботится. И мне пришло в голову, что сейчас самое время начать подготовку документов, которые послужат доказательством правдивости ответов, которые мы дадим.
— Понятно, — медленно произнес премьер-министр, глядя на собеседницу задумчиво и с уважением. — И что именно ты предлагаешь? — спросил он наконец.
— Очевидно, прежде всего следует предусмотреть, чтобы все мелкие финансовые нестыковки оказались на совести наших высокочтимых министра финансов и министра внутренних дел МакИнтоша. Какой позор! — добавила она со вздохом. — Кто бы мог подумать, что такие благородные и бескорыстные люди, радеющие о народном благе, окажутся продажными и корыстными, станут направлять бюджетные деньги на незаконные цели или использовать для покупки голосов? И как печально, что вера премьер-министра в пресловутую неподкупность либералов помешала ему вовремя понять, чем они занимаются прямо у него под носом.
— Понятно, — произнес Высокий Хребет, растягивая гласные.
Он всегда подозревал, что Элен Декруа опаснее кобры со Старой Земли, однако это безжалостное коварство потрясло даже его.
— Конечно, — невозмутимо продолжила она, — действовать нужно осторожно, и даже я не уверена, что знаю, как лучше это сделать. Грубая работа и следы, указывающие на нас, окажутся хуже полного бездействия.
— Полностью согласен.
— Хорошо. Потому что, в таком случае, я намерена посвятить в наши Планы Джорджию.
— А это необходимо?
Высокий Хребет спохватился, поняв, что обнаружил свои сомнения, но Декруа лишь улыбнулась.
— Мишель, — терпеливо сказала она, — Джорджия уже имеет доступ к архивам Северной Пустоши, а они, я уверена, дают оружие против любого, кого она захочет уничтожить. В случае конфликта она представляет для нас опасность и без дополнительной информированности, тем более, что мы уже прибегали к её помощи в делах, законность которых — взять хоть историю со сбором сведений о Харрингтон и Белой Гавани — подвергнет сомнению даже самый ярый наш сторонник. По моему глубокому убеждению, Джорджия знает достаточно, чтобы нас утопить, но не может сделать этого, не утонув вместе с нами сама. То же самое относится и к Мелине. Не считая Рено, она главный потенциальный источник возможной утечки информации о махинациях в КМААФИ, но именно она провернула тонкую операцию по удалению Марицы от грубой реальности, а потому понимает, что, если Агентство рухнет, она полетит вместе с ним.
Декруа пожала плечами.
— И у Джорджии, и у Мелины есть весьма и весьма веские основания постараться отвести подозрения как можно дальше. По правде говоря, я, пожалуй, предпочла бы поручить эту работу Мелине, но не уверена в её квалификации. А вот Джорджия не раз демонстрировала умение превосходно справляться с такого рода поручениями, так что не понадобится привлекать кого-то со стороны. Чем больше посвященных, тем выше вероятность случайной утечки, не говоря уже о том, что с нами сделает человек вроде Рено, если мы привлечем к себе излишнее внимание. Поэтому я предлагаю поручить операцию особе, глубоко заинтересованной в том, чтобы её следы, наряду с нашими, были тщательно заметены.
— Понятно, — медленно произнес Высокий Хребет в третий раз, и на его физиономии медленно расцвела улыбка.
Глава 26
— Поскольку сэр Кларенс дал столь... исчерпывающий ответ на второй из заданных вами вопросов, мистер Хауэлл, я ограничусь первым. Основная причина заключалась в том, что в большинстве общепринятых моделей нашей туннельной Сети содержалась погрешность, впервые выявленная возглавляемой доктором Каром группой сотрудников университета Валасакиса около шести стандартных лет назад. Собственно говоря, эта работа и стала основной причиной, по которой именно доктору Кару доверили научное руководство проектом. Замечу, что обнаруженная им погрешность не носила фундаментального характера, однако её было достаточно, чтобы перечеркнуть все наши прогнозы относительно вероятного местонахождения нового терминала. Узел Мантикорской туннельной Сети представляет собой сферический регион пространства диаметром примерно в одну световую секунду, что дает объем примерно в четырнадцать квадрильонов кубических километров, а каждый из терминалов Сети представляет собой сферу значительно меньшую, около трех тысяч километров в диаметре. Из чего следует, что объем терминала составляет менее одной семисотмиллионной процента полного объема узла. Таким образом, очевидно, что даже крохотная погрешность в построении математической модели оказывает огромное воздействие на конечный результат. Кроме того, “след” данного терминала очень слаб по сравнению со “следами” ранее обнаруженных терминалов. В теории мы допускали такую возможность, однако обнаружение столь слабого “следа” на практике требовало совершенствования компьютерного обеспечения и чувствительности аппаратуры.
Адмирал пожал плечами.
— По сравнению с трудностями, с которыми мы столкнулись при поисках данного терминала, пресловутый поиск иголки в стоге сена не составил бы проблемы. Справедливость вынуждает меня признать, что даже при той поддержке, которую получило Агентство со стороны государства, обнаружить терминал так быстро нам удалось во многом лишь благодаря старой доброй удаче. Вы удовлетворены моим ответом, мистер Хауэлл?
Репортер кивнул и сел, а Рено повернулся к следующему, выделенному голографическим значком.
* * *
— На мой взгляд, Кларенс справился совсем неплохо, — заметил барон Высокого Хребта, поднимая чашку.
Он взял с собой в официальную резиденцию премьер-министра собственного дворецкого, и сейчас этот превосходно вымуштрованный слуга, отреагировав на безмолвную команду, мгновенно наполнил чашку из кофейника. Высокий Хребет с удовольствием пригубил ароматный напиток. Разумеется, поблагодарить слугу или хотя бы обратить внимание на его присутствие он даже не подумал.
— Пожалуй, — согласилась Элен Декруа.
Она тоже сделала глоток кофе, промокнула губы старомодной льняной салфеткой и едва заметно поморщилась.
— Конечно, Кларенс сделал все возможное, чтобы воздать должное кому следует. Особенно мне понравилось, как ловко он ввернул в ответ наш лозунг “Строим Мир”. Но этот Кар, и особенно Рено!.. — Декруа закатила глаза. — Смертельно тоскливая парочка!
— Элен, трудно ожидать проявлений политического чутья от ученых и военных бюрократов, — мягко укорил её Высокий Хребет.
— Трудно, — согласилась она. — Но я наблюдала за Рено, очень пристально наблюдала. Так вот: ему абсолютно наплевать на то, что Кларенс “украл у него славу”, и это было видно. Боюсь, у нас с ним еще возникнут проблемы.
— Какие проблемы? — Высокий Хребет нахмурился.
— Майкл, зачем прикидываться? Он директор КМААФИ, и я, хоть и недолюбливаю его, не могу не признать, что мозги у него работают прекрасно. И с арифметикой, без всяких сомнений, он уж как-нибудь сладит. И даже Мелина не в силах изменить тот факт, что Рено имеет полный доступ к собственным бухгалтерским книгам.
Высокий Хребет поставил чашку и оглянулся через плечо на дворецкого. У Декруа была опасная привычка игнорировать присутствие слуг. Премьер-министр реагировал на это особенно остро, поскольку ему и самому постоянно приходилось бороться с похожей привычкой, но у него перед глазами прошло слишком много печальных примеров. Неблагодарные и обидчивые слуги могут причинить своим хозяевам уйму неприятностей, если эти хозяева распускают язык без оглядки. Этот урок он помнил твердо и, хотя дворецкий служил ему уже почти тридцать стандартных лет, рисковать не желал.
— Ты свободен, Говард, — сказал он слуге. — Оставь нам кофейник. Когда мы закончим, я позвоню.
— Слушаюсь, милорд, — тихо проговорил Говард и мгновенно исчез.
— Итак, Элен, — сказал Высокий Хребет, внимательно глядя на собеседницу, — на что ты, собственно, намекаешь?
— На то, что он имеет доступ к финансовой документации. Я признаю, что Мелина справилась с денежными делами даже лучше, чем я ожидала, но она просто не имеет права отказать человеку, юридически являющемуся её начальником, в ознакомлении со счетами собственного Агентства. А Рено, хоть и носит звание адмирала, сделал карьеру в Астроконтроле и обладает огромным опытом общения с бюрократией. Он может быть и не профессиональный бухгалтер, но я сильно сомневаюсь, что он не сумеет разобраться в... маленьких хитростях Мелины. А поскольку Рено относится к Кларенсу, а стало быть и к нам, с очевидной неприязнью, у него появляется шанс ощутить себя рыцарем на белом коне. Не исключено, что чуткая совесть побудит его раструбить про наши дела всему белому свету.
— А мне это кажется маловероятным, — ответил, помолчав, Высокий Хребет. — Будь у него подобные намерения, он вылез бы с разоблачениями раньше. Насколько мне известно, Рено не только не выражал каких-либо подозрений, но даже не задавал публично сколько-нибудь щекотливых вопросов. И потом, если он все-таки решится выступить с обвинениями, что значит слово одно чиновника против общего мнения правительства её величества? Нет, — покачал головой премьер, — при нынешних обстоятельствах Рено для нас не опасен.
— Может быть... при нынешних обстоятельствах, — ответила Декруа. — С другой стороны, я думала не о текущем моменте. Мишель, посмотри правде в глаза: через несколько месяцев, пусть даже несколько лет, обстоятельства изменятся. Мы оба знаем, что рано или поздно правительство сменится.
— Кромарти занимал свой пост почти шестьдесят стандартных лет с тремя небольшими перерывами, — натянуто возразил Высокий Хребет.
— И все это время пользовался безоговорочной поддержкой Короны, — сухо указала Декруа. — Нам на это счастливое обстоятельство рассчитывать не приходится.
— Будь одобрение Короны непременным условием существования правительства, наш кабинет никогда не был бы сформирован, — парировал Высокий Хребет.
— Естественно, но суть не в этом, правда? При всей её несдержанности, королеве не откажешь в политической проницательности, и она права. Наши разногласия, и идейные и тактические — особенно между нами, с одной стороны, и Марицей, с другой, — слишком фундаментальны, чтобы наше сотрудничество продолжалось вечно. И это только внутренние проблемы кабинета, не говоря уж о внешних факторах, вроде этой идиотки Монтень. — Декруа поморщилась. — Не уверена, что у неё есть реальные шансы, но совершенно очевидно, с какой целью она затеяла это своё мелодраматическое отречение от титула. Но, с другой стороны, я и до того считала, что расклад не в её пользу, и не ожидала, что она выиграет выборы. И у меня нет ни малейшего желания ставить свои политические перспективы в зависимость от того, удастся ли ей задуманное.
— Неужели она и вправду способна бросить вызов Марице как лидеру партии? — спросил Высокий Хребет.
— При нынешнем раскладе, едва ли, — ответила Декруа. — Но это моя точка зрения, а мы оба знаем, что политика — процесс не статичный, а динамичный. Обстоятельства меняются, и вызов, брошенный Монтень, может ослабить позиции Марицы настолько, что этим воспользуется кто-то ещё из авторитетных лидеров партии и займет её место. Или, возможно, снова обратит Марицу в “истинную веру” либералов, убедив отказаться от коалиции с нами. Скажем прямо: я считаю это самой вероятной причиной крушения правительства, поскольку, если откровенно, она всегда чувствовала себя неуютно, сотрудничая с нами.
— Между прочим, это не я постоянно задираю её на заседаниях кабинета, — сказал Высокий Хребет подчеркнуто невозмутимым тоном.
— Верно. Но я не могу удержаться: меня тошнит от её ханжеского благочестия. Мишель, ты же сам знаешь! Когда доходит до дела, она не меньше, а может быть, и большелюбого из нас готова пойти на что угодно ради власти. Но она, конечно, делает это только из соображений “священного долга”, “заботы о человечестве”, “гуманистических ценностей” и прочего идеологического вздора.
— Пожалуй, да. — Высокий Хребет отпил кофе, по возможности прикрывая чашкой лицо до тех пор, пока не взял мимику под контроль.
Разумеется, растущая неприязнь Декруа к графине Нового Киева не была для него секретом, но то, насколько далеко зашла её враждебность, стало неприятным откровением. Тем более неприятным, что она явно служила первым признаком того самого кризиса, насчет которого Декруа его и предостерегала.
— Не стоит беспокоиться, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Я терпеть не могу эту особу и головой ручаюсь, что она платит мне тем же, но сейчас мы настолько нужны друг другу, что ни одна из нас не позволит себе лишних глупостей. Однако, — продолжила она прежде, чем он успел облегченно вздохнуть, — или мы добьемся того, ради чего и стали политическими союзниками, или Александер с королевой вышибут нас из правительства. В первом случае можно не сомневаться, что наше партнерство распадется в обстановке некоторой... враждебности. А вот в случае второго — поспешу добавить, маловероятного и куда более неприятного сценария — её величество потребует крови. Нашей крови. И, при любом повороте событий, множество ножей дожидается своего часа вонзиться кому-то в спину. Один из них наверняка у Рено.
— По-моему, ты зря так беспокоишься, — сказал, помолчав, премьер-министр. — Всегда остаются разнообразные шероховатости, но ни одна сторона не заинтересована в том, чтобы вынести их обсуждение на публику, когда сменяется правительство. В конце концов, как ты только что заметила, рано или поздно любое правительство меняется. Если новый кабинет начнет со сведения счетов с предшественниками за каждое мелкое разногласие, он неизбежно спровоцирует на то же самое своих преемников. А это никому не нужно.
— При всем моем уважении, Мишель, в данном случае речь идет далеко не о “мелких разногласиях”, — холодно сказала Декруа. — Хотя я первая готова доказывать абсолютную обоснованность наших решений, вряд ли речь пойдет о непреднамеренных ошибках или небрежной работе с документами. Нет смысла притворяться, что человек вроде Александера не сможет раздуть это сверх всякой меры и начать охоту на ведьм. И что бы он там не собирался делать как реалистичный и прагматичного политик, но королева наверняка устроит самую разгульную охоту на ведьм в истории. Собственно говоря, — Декруа усмехнулась, — я уверена, что в королевском дворце уже складывают поленницы для костров.
— Мне кажется, жалеть о чем-то уже поздно, Элен, — сказал Высокий Хребет. — Если ты считала, что мы идем на неоправданный риск, надо было сказать об этом сразу.
— Я только что объяснила, что риск, по моему мнению, был оправданным, — нарочито спокойно ответила она. — Я всего-навсего указала, что отдаю себе отчет, каковы могут быть грядущие последствия.
— И зачем было так старательно тыкать в это носом меня? — спросил барон тоном, который ему самому показался близким к раздраженному — для премьер-министра Мантикоры слишком близким к раздраженному.
— Потому, что окончательно мое мнение сформировалось, когда я наблюдала за поведением Рено по отношению к Кларенсу на пресс-конференции. Я сознавала опасность с самого начала, но постоянная сосредоточенность на сиюминутных тактических проблемах все время отодвигала глобальную обеспокоенность на второй план. К сожалению, если мы не начнем шевелиться сейчас, впоследствии нам придется от беспокойства бегать как ошпаренным.
В каком смысле?
— Пора позаботиться о том, чтобы наши спасательные шлюпки не дали течь, когда корабль пойдет ко дну. — Она дозволила себе лукавую улыбку, увидев отчаяние на лице собеседника, затем решила смилостивиться и перейти наконец к сути. — В конечном счете, Мишель, кто-нибудь непременно начнет задавать острые вопросы. Уж Елизавета об этом непременно позаботится. И мне пришло в голову, что сейчас самое время начать подготовку документов, которые послужат доказательством правдивости ответов, которые мы дадим.
— Понятно, — медленно произнес премьер-министр, глядя на собеседницу задумчиво и с уважением. — И что именно ты предлагаешь? — спросил он наконец.
— Очевидно, прежде всего следует предусмотреть, чтобы все мелкие финансовые нестыковки оказались на совести наших высокочтимых министра финансов и министра внутренних дел МакИнтоша. Какой позор! — добавила она со вздохом. — Кто бы мог подумать, что такие благородные и бескорыстные люди, радеющие о народном благе, окажутся продажными и корыстными, станут направлять бюджетные деньги на незаконные цели или использовать для покупки голосов? И как печально, что вера премьер-министра в пресловутую неподкупность либералов помешала ему вовремя понять, чем они занимаются прямо у него под носом.
— Понятно, — произнес Высокий Хребет, растягивая гласные.
Он всегда подозревал, что Элен Декруа опаснее кобры со Старой Земли, однако это безжалостное коварство потрясло даже его.
— Конечно, — невозмутимо продолжила она, — действовать нужно осторожно, и даже я не уверена, что знаю, как лучше это сделать. Грубая работа и следы, указывающие на нас, окажутся хуже полного бездействия.
— Полностью согласен.
— Хорошо. Потому что, в таком случае, я намерена посвятить в наши Планы Джорджию.
— А это необходимо?
Высокий Хребет спохватился, поняв, что обнаружил свои сомнения, но Декруа лишь улыбнулась.
— Мишель, — терпеливо сказала она, — Джорджия уже имеет доступ к архивам Северной Пустоши, а они, я уверена, дают оружие против любого, кого она захочет уничтожить. В случае конфликта она представляет для нас опасность и без дополнительной информированности, тем более, что мы уже прибегали к её помощи в делах, законность которых — взять хоть историю со сбором сведений о Харрингтон и Белой Гавани — подвергнет сомнению даже самый ярый наш сторонник. По моему глубокому убеждению, Джорджия знает достаточно, чтобы нас утопить, но не может сделать этого, не утонув вместе с нами сама. То же самое относится и к Мелине. Не считая Рено, она главный потенциальный источник возможной утечки информации о махинациях в КМААФИ, но именно она провернула тонкую операцию по удалению Марицы от грубой реальности, а потому понимает, что, если Агентство рухнет, она полетит вместе с ним.
Декруа пожала плечами.
— И у Джорджии, и у Мелины есть весьма и весьма веские основания постараться отвести подозрения как можно дальше. По правде говоря, я, пожалуй, предпочла бы поручить эту работу Мелине, но не уверена в её квалификации. А вот Джорджия не раз демонстрировала умение превосходно справляться с такого рода поручениями, так что не понадобится привлекать кого-то со стороны. Чем больше посвященных, тем выше вероятность случайной утечки, не говоря уже о том, что с нами сделает человек вроде Рено, если мы привлечем к себе излишнее внимание. Поэтому я предлагаю поручить операцию особе, глубоко заинтересованной в том, чтобы её следы, наряду с нашими, были тщательно заметены.
— Понятно, — медленно произнес Высокий Хребет в третий раз, и на его физиономии медленно расцвела улыбка.
Глава 26
Центральное светило системы Марш, звезда спектрального класса G6, ничем особенным не выделялось. “Ничего такого, о чем стоило бы написать домой, — подумала Хонор, глядя сквозь бронепласт смотрового иллюминатора в усеянную бриллиантовой пылью темноту, — ровным счетом ничего. Всего-навсего еще одна топка, в которой, яростно полыхая и изливая свой свет в бесконечность Господней ночи, неистовствует пламя творения”.
Решительно ничего такого, из-за чего Звездному Королевству стоило бы идти на риск быть втянутым в войну.
Она хмыкнула и ощутила эхо своего пасмурного настроения со стороны Нимица, полулежавшего на насесте, вмонтированном в переборку рядом с его собственным модулем жизнеобеспечения. Разумеется, Хонор отдавала себе отчет в том, что причина уныния их обоих коренится не только в сомнительности успеха при решении нынешней задачи. На кота сильно давило одиночество, разлука с супругой. Но Нимиц и Саманта переносили разлуку и раньше, к тому же сейчас с ним была Хонор, а с Самантой — Хэмиш. Оба древесных кота понимали, что разлука является своего рода платой за их связь с людьми, и это понимание служило им определенной защитой. Боль расставания, которую эмпаты переживали намного острее, чем мыслеслепые, это не смягчало, но они, по крайней мере, точно знали, что значат друг для друга... и что они снова соединятся по окончании задания.
А вот у Хонор такого утешения не было. Она от всей души сочувствовала Нимицу и Саманте, и в этом сочувствии проскальзывала нотка вины, но где-то в глубине души она так и не могла до конца подавить постыдную зависть, почти ревность. Как бы сильно ни тосковали друг по другу кошка и кот, их разлука закончится воссоединением. А у Хонор — нет. Но даже нынешние опустошенность и одиночество были лучше той безнадежной тоски, которая терзала её до расставания с Хэмишем. Хонор твердила себе это минимум дюжину раз на дню и по большей части верила себе.
По большей части.
Она повернула голову и обвела взглядом ближайшие корабли сборного оперативного соединения. Они кружили по орбите вокруг Сайдмора. Вроде бы это был космический эквивалент якорной стоянки в безопасной гавани, но Хонор была рада узнать, что контр-адмирал Хьюит ещё до её прибытия настойчиво поддерживал состояние повышенной боевой готовности. Все парковочные орбиты были тщательно выверены с тем, чтобы исключить возможность перекрытия клиньев в случае тревоги и срочного запуска импеллеров. Кроме того, по его приказу как минимум одна из эскадр постоянно поддерживала импеллеры горячими. Дежурство эскадры несли по очереди, но повышенная готовность означала, что дежурные корабли смогут запустить клинья всего за тридцать, максимум сорок пять минут.
Хонор не только всецело одобрила эти меры предосторожности, но и распространила схему повышенной готовности, включая рассредоточение орбит, на прибывшее Тридцать четвертое оперативное соединение. Сейчас, когда она смотрела невооруженным глазом, даже такие гиганты, как “Оборотень” или флагман МакКеона супердредноут “Трубадур”, казались игрушечными моделями.
Правда, не каждый невооруженный глаз настолько же невооружен, как все остальные, подумала Хонор и, несмотря на унылое настроение, улыбнулась. Она усилила разрешающую способность искусственного левого глаза, и маячившие вдалеке поблескивающие точки приблизились и выросли в размерах, превратившись в грозные плавающие утесы из брони.
Они висели в пустоте, словно киты-убийцы в безбрежном море, темном от водорослей, расцвеченные зелеными и белыми огоньками габаритных огней, их борта были испещрены орнаментом портов и пусковых шахт ЛАКов. Десятки огромных тяжелых кораблей, нашпигованных огнем и смертью, дожидались приказа Хонор. С учетом подкреплений, доставленных ею с Мантикоры, у неё в подчинении находилось восемь полнокомплектных эскадр кораблей стены, неполная эскадра НЛАКов Элис Трумэн, а также эскорт из пяти эскадр линейных крейсеров, трех эскадр легких крейсеров и двух флотилий эсминцев... это не считая нескольких десятков легких крейсеров и эсминцев, патрулировавших от пиратов ближайшие сектора конфедерации. Адмирал Харрингтон собрала под своим командованием не менее сорока двух кораблей стены, что делало ее оперативное соединение во всем, кроме названия, полномасштабным флотом. Никогда прежде ей не доводилось командовать столь могучим соединением. Глядя через иллюминатор на эту мощь, готовую повиноваться мановению её пальца, Хонор, казалось бы, должна была ощущать уверенность и всемогущество оружия, которое призвана была пустить в ход.
Но вместо этого она вновь и вновь отмечала про себя все имевшиеся недостатки.
Хонор не в чем было упрекнуть Хьюита, поддерживавшего боеготовность до её прибытия, как не могла она и упрекнуть его за чувство облегчения, с которым он сложил с себя командование после её прибытия. Алистеру и Элис за время полета удалось повысить уровень подготовки экипажей серьезней, чем можно было надеяться, а эскадры Хьюита демонстрировали выучку, значительно превосходящую показатели Флота Метрополии — прежде всего потому, что и он сам, и его капитаны прекрасно понимали, насколько далеко расположена Силезия от какой бы то ни было помощи, если здесь начнется заварушка.
Но никакая подготовка не могла повлиять на тот факт, что из сорока двух ее кораблей стены только шесть были СД(п) класса “Медуза” и ни одного ещё более нового класса “Инвиктус”. Хуже того, одиннадцать из них являлись всего лишь дредноутами, на треть меньше по размерам и огневой мощи даже старых, доподвесочных супердредноутов. Хонор не сомневалась, что Яначек и Высокий Хребет позаботятся, чтобы о сорока двух кораблях стены узнали все репортеры, и этой же цифрой они заткнут рот любому члену парламента, вздумавшему задать вопрос о боеспособности станции “Сайдмор”. Но вряд ли хоть кто-то упомянет при этом о скромных размерах и древности некоторых из этих сорока двух кораблей. Или о том, что ей выделили всего четыре из восьми запрошенных НЛАКов. Или о том, что, по последним данным разведки, численность Андерманского Императорского Флота превысила две сотни кораблей стены.
Глубоко вздохнув, Хонор выпрямилась, расправила плечи и мысленно выбранила себя за допущенную слабость: она не вправе поддаваться унынию. В конце концов, принимая предложенную должность, она отдавала себе отчет в том, что примерно так всё и будет, хотя и не ожидала, что Яначек беззастенчиво спихнет в её соединение все ещё не пущенные на слом мантикорские дредноуты. Более того, даже если бы Первый Лорд заменил их доподвесочными супердредноутами, её сил все равно оказалось бы недостаточно, вздумай анди развернуть широкомасштабные военные действия. В известном смысле его решение собрать в одном месте весь металлолом не было лишено логики. В конце концов, если их уничтожат, для Звездного Королевства это невосполнимой утратой не станет. Не считая, конечно, погибших людей.
И снова Хонор упрекнула себя, хотя и не так сурово. Наверное, ей стоит быть менее категоричной, приписывая Яначеку низменные побуждения — не потому, что наличие у него таковых вызывало у нее хотя бы микроскопические сомнения, но потому, что даже сэр Эдвард Яначек не мог руководствоваться исключительнонизменными побуждениями. В противном случае она рисковала оставить недооцененной его способность делать гадости из-за обыкновенного идиотизма, а не по предварительному расчету.
Решительно ничего такого, из-за чего Звездному Королевству стоило бы идти на риск быть втянутым в войну.
Она хмыкнула и ощутила эхо своего пасмурного настроения со стороны Нимица, полулежавшего на насесте, вмонтированном в переборку рядом с его собственным модулем жизнеобеспечения. Разумеется, Хонор отдавала себе отчет в том, что причина уныния их обоих коренится не только в сомнительности успеха при решении нынешней задачи. На кота сильно давило одиночество, разлука с супругой. Но Нимиц и Саманта переносили разлуку и раньше, к тому же сейчас с ним была Хонор, а с Самантой — Хэмиш. Оба древесных кота понимали, что разлука является своего рода платой за их связь с людьми, и это понимание служило им определенной защитой. Боль расставания, которую эмпаты переживали намного острее, чем мыслеслепые, это не смягчало, но они, по крайней мере, точно знали, что значат друг для друга... и что они снова соединятся по окончании задания.
А вот у Хонор такого утешения не было. Она от всей души сочувствовала Нимицу и Саманте, и в этом сочувствии проскальзывала нотка вины, но где-то в глубине души она так и не могла до конца подавить постыдную зависть, почти ревность. Как бы сильно ни тосковали друг по другу кошка и кот, их разлука закончится воссоединением. А у Хонор — нет. Но даже нынешние опустошенность и одиночество были лучше той безнадежной тоски, которая терзала её до расставания с Хэмишем. Хонор твердила себе это минимум дюжину раз на дню и по большей части верила себе.
По большей части.
Она повернула голову и обвела взглядом ближайшие корабли сборного оперативного соединения. Они кружили по орбите вокруг Сайдмора. Вроде бы это был космический эквивалент якорной стоянки в безопасной гавани, но Хонор была рада узнать, что контр-адмирал Хьюит ещё до её прибытия настойчиво поддерживал состояние повышенной боевой готовности. Все парковочные орбиты были тщательно выверены с тем, чтобы исключить возможность перекрытия клиньев в случае тревоги и срочного запуска импеллеров. Кроме того, по его приказу как минимум одна из эскадр постоянно поддерживала импеллеры горячими. Дежурство эскадры несли по очереди, но повышенная готовность означала, что дежурные корабли смогут запустить клинья всего за тридцать, максимум сорок пять минут.
Хонор не только всецело одобрила эти меры предосторожности, но и распространила схему повышенной готовности, включая рассредоточение орбит, на прибывшее Тридцать четвертое оперативное соединение. Сейчас, когда она смотрела невооруженным глазом, даже такие гиганты, как “Оборотень” или флагман МакКеона супердредноут “Трубадур”, казались игрушечными моделями.
Правда, не каждый невооруженный глаз настолько же невооружен, как все остальные, подумала Хонор и, несмотря на унылое настроение, улыбнулась. Она усилила разрешающую способность искусственного левого глаза, и маячившие вдалеке поблескивающие точки приблизились и выросли в размерах, превратившись в грозные плавающие утесы из брони.
Они висели в пустоте, словно киты-убийцы в безбрежном море, темном от водорослей, расцвеченные зелеными и белыми огоньками габаритных огней, их борта были испещрены орнаментом портов и пусковых шахт ЛАКов. Десятки огромных тяжелых кораблей, нашпигованных огнем и смертью, дожидались приказа Хонор. С учетом подкреплений, доставленных ею с Мантикоры, у неё в подчинении находилось восемь полнокомплектных эскадр кораблей стены, неполная эскадра НЛАКов Элис Трумэн, а также эскорт из пяти эскадр линейных крейсеров, трех эскадр легких крейсеров и двух флотилий эсминцев... это не считая нескольких десятков легких крейсеров и эсминцев, патрулировавших от пиратов ближайшие сектора конфедерации. Адмирал Харрингтон собрала под своим командованием не менее сорока двух кораблей стены, что делало ее оперативное соединение во всем, кроме названия, полномасштабным флотом. Никогда прежде ей не доводилось командовать столь могучим соединением. Глядя через иллюминатор на эту мощь, готовую повиноваться мановению её пальца, Хонор, казалось бы, должна была ощущать уверенность и всемогущество оружия, которое призвана была пустить в ход.
Но вместо этого она вновь и вновь отмечала про себя все имевшиеся недостатки.
Хонор не в чем было упрекнуть Хьюита, поддерживавшего боеготовность до её прибытия, как не могла она и упрекнуть его за чувство облегчения, с которым он сложил с себя командование после её прибытия. Алистеру и Элис за время полета удалось повысить уровень подготовки экипажей серьезней, чем можно было надеяться, а эскадры Хьюита демонстрировали выучку, значительно превосходящую показатели Флота Метрополии — прежде всего потому, что и он сам, и его капитаны прекрасно понимали, насколько далеко расположена Силезия от какой бы то ни было помощи, если здесь начнется заварушка.
Но никакая подготовка не могла повлиять на тот факт, что из сорока двух ее кораблей стены только шесть были СД(п) класса “Медуза” и ни одного ещё более нового класса “Инвиктус”. Хуже того, одиннадцать из них являлись всего лишь дредноутами, на треть меньше по размерам и огневой мощи даже старых, доподвесочных супердредноутов. Хонор не сомневалась, что Яначек и Высокий Хребет позаботятся, чтобы о сорока двух кораблях стены узнали все репортеры, и этой же цифрой они заткнут рот любому члену парламента, вздумавшему задать вопрос о боеспособности станции “Сайдмор”. Но вряд ли хоть кто-то упомянет при этом о скромных размерах и древности некоторых из этих сорока двух кораблей. Или о том, что ей выделили всего четыре из восьми запрошенных НЛАКов. Или о том, что, по последним данным разведки, численность Андерманского Императорского Флота превысила две сотни кораблей стены.
Глубоко вздохнув, Хонор выпрямилась, расправила плечи и мысленно выбранила себя за допущенную слабость: она не вправе поддаваться унынию. В конце концов, принимая предложенную должность, она отдавала себе отчет в том, что примерно так всё и будет, хотя и не ожидала, что Яначек беззастенчиво спихнет в её соединение все ещё не пущенные на слом мантикорские дредноуты. Более того, даже если бы Первый Лорд заменил их доподвесочными супердредноутами, её сил все равно оказалось бы недостаточно, вздумай анди развернуть широкомасштабные военные действия. В известном смысле его решение собрать в одном месте весь металлолом не было лишено логики. В конце концов, если их уничтожат, для Звездного Королевства это невосполнимой утратой не станет. Не считая, конечно, погибших людей.
И снова Хонор упрекнула себя, хотя и не так сурово. Наверное, ей стоит быть менее категоричной, приписывая Яначеку низменные побуждения — не потому, что наличие у него таковых вызывало у нее хотя бы микроскопические сомнения, но потому, что даже сэр Эдвард Яначек не мог руководствоваться исключительнонизменными побуждениями. В противном случае она рисковала оставить недооцененной его способность делать гадости из-за обыкновенного идиотизма, а не по предварительному расчету.