Вэнс Джек Холбрук. Станция Араминта

   Эгон Тамм оглядел из конца в конец стол:
   — Есть еще вопросы? Или можно считать детальное изучение деятельности Бюро В законченным?
   — Я узнала даже больше, чем хотела, — заявила леди Клайти.
   Леди Кора посмотрела на небо.
   — Похоже, что поднимается бриз и становится прохладно. Может пойдем в дом?
   Все направились в гостиную.
   — Теперь все могут найти себе занятие по вкусу, — объявила леди Кора, — Я с Эртрун пойду смотреть репродукции листьев. Очень изысканное издание, как говориться в предисловии «кажется, что каждый листик дрожит». Клайти, может присоединишься к нам? А ты, Сандж?
   Сандж с улыбкой покачала головой.
   — Спасибо, Кора, но у меня совсем не растительное настроение.
   — Ну, как хотите. Мило, ты можешь показать Сандж и Глауену тайный каменный пруд, который ты на днях обнаружил.
   — Тогда он больше уже не будет тайным, — заметил Мило, — Если хотят, то могут сходить и поискать его сами. А я пока покажу Джулиану нашу новую энциклопедию боевой техники.
   — Во имя самого драгоценного Гаеа, — выпалила леди Клайти, — это еще зачем?
   — Иногда удобней убить оппонента, чем спорить с ним, — пожал плечами Мило.
   — Мило, твой юмор переходит все границы, — поджала губы леди Кора, — это уже близко к безвкусице.
   — Принимаю твое замечание, — поклонился Мило, — и отказываюсь от всех своих заявлений. Пошли смотреть пруд.
   — Не так уж сразу после обеда, — взмолился Джулиан, — я что-то немного осоловел.
   — Делай, что тебе хочется, — сказала леди Кора, — Эртрун, так мы идем смотреть репродукции?
   Обе дамы удалились. Остальные рассеялись по комнате. Глауен раздумывал над тем, что сейчас вполне подходящее время покинуть компанию. Вейнесс почувствовала его наполовину сформировавшееся желание и легким движением пальцев и многозначительным взглядом дала понять, что не хочет, чтобы он уходил.
   Глауен, как и перед обедом, устроился на кончике диванчика. Леди Клайти пересекла комнату и уселась напротив Джулиана.
   Мило и Вейнесс суетились у буфета, сервируя рюмки с очищенным бренди и твердые темные пастилки.
   — Вот так мы и проводим долгие зимние вечера на Штроме. Надо окунать кончик пастилки в бренди, а потом, когда он станет мягким отгрызать его Сначала процесс кажется бессмысленным, но потом ты замечаешь, что не хочешь от него отрываться.
   Леди Клайти отмахнулась от предложенной тарелки:
   — У меня нет терпения для такого занятия.
   — Тогда, если не возражаете, просто выпейте бренди, — предложил Мило.
   — Спасибо, я несколько расстроена и от бренди у меня только закружится голова.
   — Может быть вы хотите полежать и немного отдохнуть? — заботливо предложил Мило.
   — Конечно нет! — отрезала леди Клайти, — Я вовсе не устала. Не буду заострять внимание на деталях, но я шокирована и удивлена тем, что услышала за обедом.
   — Если я правильно понял, — холодно улыбнулся директор Боллиндер, — то мы все должны разделить удивление леди Клайти, а возможно и принять участие в нервном расстройстве.
   — А я вот не могу понять, как вы можете быть спокойным, — заявила леди Клайти, — вы же слышали, как джентльмен, молодой офицер из бюро В описывал свою работу. Определенно вы должны бы были заметить отсутствие у него самосознания, или, может быть, это просто моральный вакуум? Меня убивают такие задатки в столь молодом человеке.
   Глауен хотел было вставить слово в свою защиту, но его голос потонул в потоке слов возмущенной директрисы.
   — И что мы узнали про Бюро В? Мы увидели безразличие к человеческому достоинству и попрание базовых прав человека. Мы услышали про ужасные деяния, сотворяемые с холодной расчетливостью. Мы столкнулись с заносчивой чванливой автономностью, которую Хранитель и не думает пресекать. Ясно, что он просто игнорирует свою ответственность, в то время как агенты Бюро В задерживают, убивают, депортируют и делают еще Бог знает что! Короче, я возмущена!
   — Ну вот, ты свое и получил, Хранитель! — Директор Боллиндер повернулся к Эгону Тамму. — И как ты ответишь на такое довольно резкое обвинение?
   — Директор Вердженс говорит горячо и со смаком! — Эгон Тамм сурово покачал головой. — Если бы ее обвинения имели под собой основу, то мне и моей работе можно было бы предъявить серьезные обвинения. К счастью, это полная белиберда. Директор Вердженс — человек достойный, но у нее очень избирательный взгляд на происходящее, она хочет видеть во всем только то, что подтверждает ее теории. Вопреки ее страхам, я очень тщательно слежу за работой Бюро В. Я могу сказать, что персонал Бюро строго соблюдает законы заповедника. Так что все очень просто.
   Джулиан Бохост оживился.
   — Но в конце концов, я бы не сказал, что все так уж просто. Законы, на которые вы ссылаетесь, давно устарели и далеко не так безупречны.
   — Вы имеете в виду Законодательство? — поинтересовался директор Боллиндер.
   — Прошу вас! — улыбнулся Джулиан, — Давайте оставим в стороне резкость, иррациональность и истерики! В конце концов, Законодательство породили не какие-то там пророки или провидцы. Оно было создано с целью влиять на определенные условия, которые нынче изменились; Законодательство ныне — окоченевший, застывший мегалит темного прошлого.
   — Метафора Джулиана, возможно, и слишком сильна, — хихикнула леди Клайти, — но он правильно уловил ситуацию. Законодательство необходимо пересмотреть и привести в соответствие с современным мышлением.
   Глауен опять попробовал заговорить, но леди Клайти еще не закончила.
   — Мы должны придти к согласию с йипи; это наша самая великая задача. Мы должны прекратить угнетение этого отсталого народца: должны прекратить изгонять их из дома и убивать. Я не вижу никакого вреда, если мы позволим им поселиться в лесной зоне Мармиона; там все равно останется достаточно пространства для диких животных.
   — Милая моя леди Клайти! — с удивлением воскликнул Мило, — А не забыли ли вы кое-что? По первоначальному голосованию Общество Натуралистов объявило Кадвол заповедником навечно и определило дозволенные человеческие поселения, которые и закреплены Законодательством. И вы не можете обойти это положение.
   — Вовсе нет! Как лидер и как член партии ЖМС я могу это сделать и я это сделаю; альтернативный курс означает только войну и кровопролитие.
   Она хотела продолжить, но Вейнесс перебила ее:
   — Глауен, ты хочешь что-то сказать? А каково твое мнение по этому вопросу?
   Глауен бросил на нее косой взгляд. В его голове шевельнулась холодная мысль. Неужели она притащила его сюда только для того, чтобы устроить забавное представление?
   — Я, в какой-то степени, сторонний наблюдатель, — натянуто сказал он, — с моей стороны будет просто нахально влезать в вашу дискуссию.
   Эгон Тамм посмотрел на Глауена, потом перевел взгляд на Вейнесс, затем снова на Глауена:
   — Я, например, не рассматриваю тебя как стороннего наблюдателя, и мне бы тоже хотелось услышать твое мнение.
   — Выскажись, Глауен! — подбодрил его директор Боллиндер, — Все остальные уже выложили все, на что способны их мозги; давай послушаем твое выступление!
   — Если ты боишься, что будешь изгнан из дома разъяренной толпой, — вкрадчиво сказала Сандж, — то почему бы тебе не раскланяться до того, как тебя уговорят выступить?
   Глауен не обратил на ее высказывание никакого внимания.
   — Я поражен той бросающейся в глаза двусмысленностью, которую вы все, похоже, просто игнорируете. Хотя, может быть, я не знаю о каких-то условностях или договоренностях, который все остальные воспринимают как должное.
   — Давай, Глауен! — воскликнул Мило, — Нас не интересуют твои ощущения; ты нас держишь во взвешенном состоянии. Давай, выкладывай свои подозрения!
   — Я старался преподнести больной вопрос с наибольшим тактом, — с достоинством ответил Глауен.
   — Наплюй ты на такт, говори самую сущность! Тебе что нужно для этого позолоченное приглашение?
   — Мы готовы услышать самое худшее, — сказал Эгон Тамм, — Я только попрошу не затрагивать честь моей жены, так как ее здесь нет и она не сможет защитить себя.
   — Я могу сбегать за ней, — предложила Вейнесс, — если именно это останавливает Глауена.
   — Не беспокойтесь, — ответил Глауен, — Мое замечание в основном касается леди Клайти. Я заметил, что она избрана в учреждение, которое напрямую организовано Обществом, учреждение, права и обязанности которого определены Законодательством. Но если леди Клайти считает Законодательство негодным, или унизительным, или просто ищет в нем неполноценности, то она автоматически должна вывести себя из рядов этого учреждения. Она не может сидеть сразу на двух стульях. Или же она защищает устав Общества в целом и в частностях, или она покидает стены учреждения. Может я что-то не так понял, но мне кажется она уже сделала свой выбор, и таким образом она такой же директор, как и я.
   В комнате повисла тишина. Рот Джулиана раскрылся настолько, что был виден розовый язык. На лице Вейнесс появилась тень. Эгон Тамм задумчиво макал пастилку в стакан с бренди. Директор Боллиндер уставился на Глауена из под насупленных бровей.
   — Если ты собираешься после этого сбежать, — хриплым шепотом сказала Сандж, — то пока берег свободен.
   — Я зашел слишком далеко? — спросил Глауен, — Но мне казалось, что этот вопрос требует разъяснения. Если я был слишком груб, то прошу извинения.
   — Ваше замечание было вполне вежливым, — сухо сказал директор Боллиндер, — И все же вы осмелились высказать в лицо леди Клайти то, на что никто из нас не удосужился даже отдаленно указать ей раньше. Вы завоевали мое уважение, молодой человек.
   — Как ты и подозревал, — осторожно начал Джулиан, — здесь существуют некоторые сложности и условности, о которых ты, как сторонний человек, не мог догадываться. Парадокс, на который ты нам указал, это всего лишь поверхность; леди Клайти избрана директором по всем правилам, а значит может уверенно чувствовать себя на своем месте, не смотря на свою прогрессивную философию.
   — Вы ставите под сомнения мои права на мою должность, — набрав воздуху, обратилась к Глауену леди Клайти, — Но я избрана на это место благодаря своему электорату, а не Законодательству. И что вы можете сказать на это?
   — Позвольте мне ответить на этот вопрос, — сказал Эгон Тамм, — Кадвол является заповедником, которым управляет Хранитель. Заповедником, а не демократическим государством. Эта власть исходит из первоначальных положений Общества Натуралистов в отношении этого заповедника. Эта власть передается Хранителю, через директоров и может быть использована только в интересах Заповедника. Таков мой взгляд на обсуждаемую ситуацию. Короче говоря, условия Законодательства не могут быть изменены несколькими недовольными обитателями.
   — Вы называете сотню тысяч йипи несколькими недовольными обитателями? — возмутилась леди Клайти.
   — Я называю йипи весьма серьезной проблемой, которую в данный момент мы с вами решить никак не способны.
   Глауен встал:
   — Я думаю, что настало время откланяться. Было очень приятно со всеми вами познакомиться, — затем повернулся к Эгону Тамму, — Пожалуйста, передайте мое почтение леди Коре, — и, теперь уж Вейнесс, — Не беспокойся, я сам найду выход.
   И все же Вейнесс проводила его до двери.
   — Спасибо за приглашение, — сказал Глауен на прощанье, — Мне было очень приятно познакомиться с твоими друзьями, и извини, если я причинил некое беспокойство.
   Глауен поклонился, повернулся и пошел по тропинке. Он чувствовал как Вейнесс сверлила глазами его спину, но она его не окликнула, а он так и не обернулся.

5

   Сирена спустилась за холмы, на небе заблестели звезды, на станцию Араминта упала ночь. Сидя у раскрытого окна, Глауен почти над головой мог видеть странные очертания звезд, под названием созвездие Пентаграммы, а далеко на юге извивался Великий Змий.
   Теперь дневные события можно было рассмотреть в отдаленной ретроспективе; Глауен чувствовал себя опустошенным и подавленным. Все было кончено: теперь уже ничего нельзя было изменить. Как бы он был рад, если бы не пошел в этот день в Речной домик! Возможно, вообще никогда бы не ходил туда.
   Но теперь уже раздумывать было абсолютно бесполезно. Любое событие произошедшее в этот день было неизбежным с самого начала. Вейнесс знала все это тоже. Более или менее тактично она пыталась ему это сказать, но он упрямый и гордый, как все Клаттуки, не захотел это услышать.
   В свете событий дня оставалась одна загадка. Зачем Вейнесс притащила его в Речной домик, где так или иначе, он обязательно должен был устроить какую-нибудь сцену? Возможно, он никогда так и не узнает ответ на этот вопрос, а, может быть, со временем его эта причина и вообще перестанет интересовать.
   От раздумий его оторвал телефонный звонок. На экране телефона светилось лицо, которое он меньше всего ожидал там увидеть.
   — Глауен? Чем занимаешься?
   — Ничем особенным. А ты?
   — Я решила, что с меня вполне достаточно общества и сейчас считается, что я лежу в кровати с головной болью.
   — Печально слышать.
   — На самом деле у меня нет никакой головной боли. Мне просто захотелось побыть одной.
   — В таком случае, тебе не больно-то и нужны мои соболезнования.
   — Но я все равно принимаю их и воспользуюсь ими как-нибудь в другой раз. Почему ты убежал от меня, как от прокаженной?
   Вопрос удивил Глауена.
   — Мне казалось, что это было самое подходящее время удалиться, — заикаясь пробормотал он.
   — Не совсем, — покачала головой Вейнесс, — Ты ушел, потому что был зол на меня. За что? Я осталась в темноте, которая кажется вечной, я уже устала от всяких загадок.
   Глауен подыскал ответ, который оставлял еще ему какие-то крохи достоинства.
   — Я больше всего был зол на себя, чем на кого-то другого, — проворчал он.
   — И все равно, я ничего не могу понять, — настаивала Вейнесс, — С чего тебе вообще сердиться на кого-то из нас?
   — Потому что я сделал то, чего совершенно не хотел! Я собирался быть учтивым и обходительным, очаровать всех своим тактом и вежливостью и уклониться от каких-либо споров. Вместо этого, я взорвался и высказал, все, что я думаю, что вызвала огромный переполох и подтвердило самые худшие предчувствия твоей матери.
   — Брось, — сказала Вейнесс, — Все не так уж и плохо, на самом деле, ничего плохого вообще не случилось. Ты бы мог натворить еще худших вещей.
   — Если бы я поставил перед собой такую цель, то в последнем можно и не сомневаться. Я бы мог напиться и заехать Джулиану в нос, а леди Клайти назвать старой балаболкой, а при выходе задержаться и помочиться в первый попавшийся горшок с цветком.
   — В таком бы случае, все бы просто подумали, что это просто веселый нрав Клаттуков. Но главный вопрос так и остался без ответа: почему ты рассердился, а может еще и продолжаешь сердиться, на меня? Объясни мне и я больше никогда такого не сделаю.
   — Я не хочу об этом говорить. Мы оба прекрасно знаем, что теперь это не имеет ни малейшего смысла.
   — Да? Почему же?
   — Ты мне ясно дала понять, что между нами не может быть никаких близких отношений. Я старался в это не верить, но теперь понял, что ты была права.
   — Так ты хочешь все случившееся повернуть таким образом?
   — Какая ерунда! Во всяком случае, до сих пор мое мнение не очень-то учитывалось. И почему это вдруг теперь мое мнение так важно для тебя?
   — К стати сказать, должна тебе сообщить, что теперь я пересмотрела свое мнение.
   У Глауена было непреодолимое желание хихикнуть, но он сдержался.
   — И когда нам будут объявлены достигнутые результаты?
   — Некоторые аспекты уже можно обнародовать.
   — А не хочешь ли ты встретиться со мной на берегу и рассказать мне о них?
   — На такое я не отважусь, — Вейнесс бросила взгляд через плечо, — Скорее всего, как только я вылезу в окно, мама или леди Клайти, а может Сандж зайдут проверить, как у меня дела.
   — Почему-то мои лучшие идеи всегда оказываются неосуществимыми.
   — Ну ладно, а теперь расскажи мне, что же тебя так рассердило.
   — Я просто несколько озадачен, — сказал Глауен, — зачем ты с самого начала пригласила меня в Речной домик?
   — Уф! — раздался облегченный слабый звук, — А разве не могло быть такого, что я просто хотела продемонстрировать тебя Джулиану и Сандж?
   — Правда?
   — Конечно! Ну, теперь все?
   — Ну… не совсем. Я не могу понять зачем ты окружаешь такой тайной свою поездку на Землю.
   — Все очень просто. Я не могу тебе этого рассказать, так как не уверена, что ты об этом никому больше не расскажешь.
   — Хмм, — задумался Глауен, — не очень-то приятный ответ.
   — Ты спросил — я ответила.
   — Не ожидал такой откровенности.
   — Это скорее просто реалистический взгляд на происходящее. Подумай сам. Допустим ты поклянешься хранить молчание обо всем, что должно храниться в тайне, включая то, что я уже знаю и причину зачем я собираюсь ехать на Землю. После некоторого обдумывания, ты решишь, что твой долг заставляет тебя нарушить тайну и поделиться своими сомнениями с отцом. По тем же самым высоким мотивам твой отец решит, что надо поделиться этим с Бодвином Вуком, а тот дальше и трудно сказать куда еще может зайти эта информация. А если она достигнет не того, кого надо, то могут произойти очень серьезные последствия. Я не хочу беспокоиться из-за того, что кому-то что-то сказала. Теперь я надеюсь, что ты все понял и больше на меня не сердишься, по крайней мере, в этом отношении.
   Глауен, какое-то время обдумывал услышанное, потом сказал:
   — Если я правильно тебя понял, то ты ввязалась или собираешься ввязаться во что-то очень важное.
   — Именно так.
   — Ты уверена, что сможешь справиться в одиночку?
   — Я ни в чем не уверена, кроме того, что я должна сделать то, что требуется, не привлекая к этому внимания. Передо мной стоит серьезная дилемма; я хотела бы иметь союзника, но это возможно только на моих условиях. В данном случае, лучим компромиссом является Мило, он поедет со мной на Землю, за что я ему очень благодарна. Ну, теперь, все стало на свои места?
   — Я все понял, теперь все стало на свои места. Но предположим, что тебя и Мило убьют: что тогда случиться с твоей информацией?
   — Об этом я уже позаботилась.
   — Думаю, тебе бы следовало посоветоваться со своим отцом.
   — Он заявит, что я слишком молода и неопытна для таких дел, — покачала она головой, — и в результате мне просто не разрешат покинуть Речной домик.
   — А ты не думаешь, что он может оказаться прав?
   — Не думаю. Я верю, что делаю все правильно… Во всяком случае, сложилась именно такая ситуация и надеюсь, что теперь, когда ты все знаешь, то чувствуешь себя лучше.
   — Я просто пока ничего еще не чувствую, что, может быть, даже и лучше.
   — Спокойной ночи, Глауен.
 
 
   На следующее утро Вейнесс снова позвонила Глауену.
   — Просто хочу ввести тебя в курс дела: директор Боллиндер и леди Клайти сегодня утром вконец разругались. В результате леди Клайти, а следом за ней и Джулиан, решили вернуться на Штрому раньше времени.
   — В самом деле! А как же намерение Джулиана исследовать Безумную гору?
   — Об этом больше не говорили. Дело отложено, если не вообще забыто.

6

   На вопрос Бодвина Вука Глауен заявил:
   — Я очень неуютно чувствую себя в отношении этого задания, касающегося Дерзких Львов. Я чувствую себя шпионом и доносчиком.
   — А почему бы и нет? — отрезал Бодвин Вук, — Это твои обязанности. Агент Бюро В никогда не должен придавать значение словам. Забудь о терминологии, просто делай дело.
   — Значит пока я должен якшаться с Дерзкими Львами. Они рычат все утомительней с каждым часом.
   — Даже Кеди?
   — Кеди очень непоследователен. Иногда он может быть даже забавным, в каком-то роде. Но дай ему лишний кувшинчик из Резерва Дерзких Львов и он может стать таким же пустым, как Клойд или Кайпер, а то и хуже!
   — Странно! Среди Вуков редко попадаются пустые люди. Позволь мне дать тебе совет: никогда нельзя недооценивать Кеди или не воспринимать его серьезно! Временами он проявляет макиавеллевскую ясность видения. Вот например, точно так же как и ты, Кеди чувствует себя очень неловко, когда приносит мне рапорты о подстрекательстве и заговорах. И тем не менее, именно он рекомендовал мне тебя для этой работы. В любой момент и где угодно можно столкнуться с хитростью и коварством.
   — Я обязательно буду иметь в виду ваши слова, — печально улыбнулся Глауен.
   — Кеди этого не понимает, но Дерзкие Львы пока скрывают свое истинное лицо. Среди них есть одна личность, которая меня особо интересует. — Бодвин Вук откинулся на спинку стула. — Похоже он очень тесно связан с Титусом Помпо, хотя он и не афиширует этот факт. Я имею в виду Намура.
   Глауен ничего на это не ответил и Бодвин Вук продолжил:
   — Намур настолько ловок и любезен, что мы подозреваем его, даже не зная в чем именно. Внимательно приглядись к нему, прислушивайся к каждому его слову, но делай это незаметно. Когда Дерзкие Львы будут встречаться в очередной раз?
   — После обеда в Милден они собираются в бухту Сарментер жарить моллюсков. Мне очень хочется пропустить это мероприятие.
   — Это почему же? Что может быть лучше пикника!
   — Все кроме меня напьются, — покачал головой Глауен, — Будет уйма тайных ритуалов Дерзких Львов: рычанье, ворчанье, мурлыканье и наказания за ошибки. Будут предложены новые песни, сочиненные Кайпером и Арлесом. Их придется запоминать и с усердием распевать. Кайпер и Джардайн допьются до блевотины. Арлес остается Арлесом. Кеди будет важничать, а Утер начнет раздражать его подшучивая и подсмеиваясь над ним.
   — И никаких девочек?
   — Да кто же из девушек пойдет куда-нибудь с Дерзкими Львами?
   — И все же, ты должен быть поблизости. Наблюдай и подводи теории.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Ну и последнее. Сегодня я разговаривал с Хранителем. Он упомянул, что ты на днях был в гостях в Речном домике.
   — Да, и боюсь, что наговорил там слишком много лишнего.
   — Эгон Тамм так не считает. Он сказал, что когда тебя попросили высказать свое мнение, то ты говорил с жаром и напрямик, но при этом оставался очень вежливым. Он сказал мне, что твои замечания оказались очень верными и ты высказал то, что он и сам бы готов был сказать, — он махнул рукой, — Ну, на сегодня все.
   Глауен поднялся, сдержанно поклонился и вышел из кабинета.
   В полдень в Милден три вагона, ведомые Кеди, Утером и Глауеном, повезли всех Дерзких Львов, если не считать Джардайна, по Приморской дороге на север по направлению к бухте Сарментер. Джардайн должен был приехать позже с бочонком вина, который он надеялся умыкнуть из кладовых Дома Лаверти.
   Однако, Джардайн задерживался. Остальные Дерзкие Львы уже собрали дрова для костра, затем пошли выкапывать из песка моллюсков, которыми так славился берег Сарментера.
   Моллюсков накопали, костер развели и только тогда, наконец-то появился Джардайн, в совершенно подавленном настроении.
   История, которую он рассказал оказалась совершенно безрадостной. Вместо бочонка великолепного Йермолино, которое он грозился достать, он привес несколько кувшинов обычного белого Тиссопа. «Я нарвался на капкан, — с горечью заявил Джардайн, — Старик Вольмер лежал в засаде и поймал меня прямо на месте. Уверен, что ему кто-то настучал; другого объяснения у меня нет! Во всяком случае, у меня теперь неприятностей выше головы; и трудно сказать, что они теперь со мной сделают. Когда они меня в конце концов отпустили, мне пришлось взять Тиссоп в „Дереве“, но это уже пошло на наш счет и нам придется за это заплатить.
   — Плачевная ситуация, — заметил Шугарт, — Вольмер не проговорился откуда у него эта информация?
   — Жди дожидайся! Этот старый козел не проговориться.
   — Все это очень подозрительно, — сказал Арлес, — такое впечатление, что где-то рядом с нами доносчик.
   На какое-то мгновение его глаза задумчиво остановились на Глауене.
   — Завтра что-нибудь придумаем, — пообещал Утер, — а сейчас у нас моллюски на огне и вино в кувшинах! Давайте повеселимся на все сто.
   — Тебе хорошо говорить, — простонал Джардайн, — Я еще не знаю, что они на меня повесят. Так просто это мне не пройдет. Еще повезло, что я здесь, а не в Карцере.
   — Ситуация действительно поганая, — согласился Клойд Диффин, — И выход из нее только один.
   Джардайн мрачно кивнул.
   — Хотел бы я добраться до той змеи, которая меня заложила. Уверяю, она бы у меня запела бы высоким голоском!
   — Я не люблю кого-то в чем-то обвинять, — важно заявил Арлес, — Но логика остается логикой, а факты — фактами. Но не следует ли напомнить, что Глауен настоящий шкурник из Бюро В?
   — Ерунда, — сказал Кеди, — я тоже из Бюро В. Я не смешиваю работу с личной жизнью, и не сомневаюсь, что Глауен делает тоже самое.
   — Говори за себя, — возразил Арлес, — Насколько вы помните, я с самого начала был против его вступления в группу, а теперь у нас начались неприятности.
   — Не мог Глауен продать меня за бочонок вина, — с сомнением заметил Джардайн, — По крайней, мере, я так не думаю.